Текст книги "Своя гавань"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

5

Платье. Светло серый, жемчужного оттенка шёлк, серебряная вышивка, драгоценные камни, отделочный шнур из серебряных и золотых нитей… Галке тут же припомнилась её Сан-Хуанская авантюра, боль в рёбрах и натёртая поясница.

– Его величество желает, чтобы вы явились на приём в этом платье, мадам.

– Его величество знает, что я одеваюсь по иной моде, барон. И вообще, с каких это пор вы вдруг сделались гардеробмейстером?

– Я передал вам платье и пожелание его величества непременно видеть вас в нём, – сурово проговорил де Бретейль. – Думаю, не стоит говорить, чем может быть чреват отказ.

– Этот вопрос мы с его величеством уж как-нибудь утрясём, – Галка улыбнулась одними губами – взгляд же был холоден и колюч.

Третью неделю они гостили в Версале. И третью неделю изо дня в день повторялось одно и то же. Прогулки по парку, представления министрам, вельможам, иностранным дипломатам – шведам и посланникам мелких германских князей. Беседы на самые разные, но по-прежнему далёкие от политики темы. Правда, от выезда на охоту Галке удалось отвертеться, сославшись на недомогание. На самом деле она не хотела позориться: отношения с лошадьми у неё как-то не сложились, и она попросту не желала вывалиться из седла посреди толпы злоязычных придворных. Если поначалу пиратка вызывала у них интерес и любопытство, то теперь, когда её ежедневно приглашали на беседы с королём, появились досада и ревность. Королю понравилось стрелять дичь из подаренного ею ружья новейшей конструкции. В покоях короля портили ковры и мебель кот и кошка редкостной ванской породы – белоснежные, один глаз зелёный, другой голубой. Галка нашла штук пять таких кошек во дворце алжирского бея и преподнесла парочку его величеству в подарок. Король передал военному министру де Лувуа великолепные карты всего побережья Франции и сопредельных стран – ещё один весьма ценный подарок заморских гостей. Не говоря уже об изящных восточных вещицах из Алжира, украсивших кабинет его величества. Внимание короля к «этой разбойнице» начинало раздражать его окружение. Галка, как и большинство пиратских капитанов, была эмпатом средних способностей, и чувствовала их неприязнь всей кожей: будто выкупалась в грязной воде. И это вовсе не добавляло ей оптимизма…

…Удивление короля длилось всего несколько мгновений. Ещё никто даже не пытался игнорировать его пожелания. А эта дама вопреки всему снова явилась в мужском платье. Надо признать, на ней оно смотрится неплохо, но всё-таки приличия следует соблюдать. Если вы дама, извольте носить приличествующее даме.

– Мадам, – недовольство короля проявилось холодными нотками в его голосе. – С вашей стороны не слишком вежливо отказываться от моих подарков.

– Увы, ваше величество, я не ношу юбок и ненавижу корсеты, – улыбка Галки выглядела жёсткой, несмотря на более-менее любезный тон. – Да и не к лицу они генералу, согласитесь.

– Но это был мой подарок вам лично, мадам.

– Я ценю ваше внимание, ваше величество, но пересилить себя не могу.

– Ваша авантюра в Сан-Хуане, стало быть, стоила столь невозможной жертвы?

– Если бы я заранее знала, что это за пытка, придумала бы что-нибудь другое.

Мало кто назвал бы Людовика Четырнадцатого покладистым человеком. Пережив Фронду, повидав и возненавидев восставший Париж, имея наставником такого неоднозначного человека как кардинал Мазарини, он научился лишь одному: всё и вся должно жить, дышать, работать для него. Для короля Франции. Любое его желание исполнялось если не тотчас, то в течение небольшого времени. Любой придворный почитал за великое счастье угодить своему королю. Любая дама готова была услужить ему по-своему. А здесь… Здесь всесильный король великой страны наткнулся на несусветное упрямство вест-индской разбойницы, и ничего не мог с этим поделать. Если поступить с ней так, как подсказывала уязвлённая гордость монарха, то у Франции сразу начнутся большие проблемы. Пираты, понятно, вряд ли удержат Сен-Доменг, если мощнейшая держава Европы выступит против них всей своей силой. Но чего это будет стоить? Многомиллионных расходов, потери в кораблях, вооружении и живой силе. Но даже если Франция не нападёт на Сен-Доменг, то в случае насильственной смерти своего генерала Сен-Доменг вполне может напасть на французские гавани. Алжирская операция наглядно продемонстрировала всей Европе, что в подобном случае удалённость пиратской республики от её берегов не является гарантией безопасности… Впрочем, Людовик Четырнадцатый слыл ещё как человек, умевший дожидаться своего часа. И, несмотря на всё своё упрямство, эта дама ему понравилась. Не так, как мадемуазель де Лавальер – своей нежностью и неподдельной, хоть и слезливой любовью. Не так, как блистательная Атенаис де Монтеспан – своей властностью и великолепием. А именно своей необычностью и этим непроходимым упрямством. Не желает принимать королевский подарок! Не желает носить придворные платья, стоимость каждого из которых порой превышала цену небольшого поместья! Вместо прогулки с ним, королём, предпочла беседу со встреченным по чистой случайности месье де Вобаном! И он, король, вынужден был битый час дожидаться, пока эти двое наконец обсудят достоинства и недостатки форта Марселя с учётом возможностей новейшей артиллерии. Словом, тогда-то его величество и повёл себя как глупый влюблённый. Мало того, что терпеливо дожидался, пока дама изволит спровадить месье де Вобана. Он ещё ни единым словом не упрекнул её. Именно после этой прогулки и последовало распоряжение подарить ей великолепное платье. Такой прозрачный намёк! А она… она!..

– Будьте любезны, – король немного резковатым для монарха жестом пригласил пиратку присесть.

Мрамор в тени аккуратно подстриженного розового куста холодил Галке ноги даже через штаны. Это не карибский климат, здесь подобные посиделки вполне могли закончиться простудой. Но мадам генерал даже обрадовалась. Ей это так напомнило родину! Никакой удушающей влажной жары, никаких москитов… Король едва заметно приподнял бровь: чему она улыбается? Разговор-то наверняка будет неприятным.

– Мадам, нам стоит поговорить более откровенно, – произнёс он, присаживаясь рядом. Солнце, пробиваясь сквозь листву, расчертило шёлк его камзола причудливым узором, отчего тот стал похож на виденный Галкой в Алжире прекрасный ковёр. Голубое по синему, золотое по голубому.

– А шпионов месье де Ла Рейни вы отослали? – неожиданно весело поинтересовалась дама.

– Само собой, – Людовик сделал вид, будто не понял юмора. – Скажите честно, мадам: зачем вы здесь?

– Потому что вы меня пригласили, – честно ответила Галка, подумав при этом: «Скорее, потому, что твоему величеству нужно лично контролировать наши переговоры с испанцами, как контролируются мои контакты с Кольбером. А то кто знает, до чего мы добазаримся за океаном – без его высочайшего присмотра? Посол из Мадрида вот-вот прибудет…»

– Но если бы я не прислал вам приглашения – что бы вы сделали?

– Села бы на корабль и отправилась домой.

– Даже не нанеся визит вежливости?

– Ваше величество, – женщина сделалась непередаваемо серьёзной. – Вы король Франции. Я генерал Сен-Доменга. У нас с вами разные задачи. Вы хотите сделать Францию сильнейшей державой Европы? Думаю, вы этого добьётесь, и довольно скоро. А я хочу сделать Сен-Доменг лидером Вест-Индии, и я тоже этого скоро добьюсь. Если у меня будет время. Ведь пока я здесь с вами беседую, быть может, испанцы осаждают остров, ставший для меня второй родиной.

– Родина – понятие отвлечённое, мадам, – Людовик сурово сдвинул брови. – Вы ведь русская. Что для вас родина? Место, где вы увидели свет? Кусок земли, где покоятся ваши предки? Православная вера? Флаг на ваших кораблях?.. Что, мадам?

– Земля, которую я имела неосторожность полюбить.

– Слишком сентиментально.

– Зато правда.

– Всё это – земля, люди, флаги, церкви – существует для того, чтобы ими кто-то правил, – Людовик сжал пальцами золотой набалдашник трости. – Власть досталась мне по наследству. Вы достигли своей вершины силой и кровью. Но полнота власти для нас обоих одна и та же. Вы как правительница должны знать это чувство, это ни с чем не сравнимое наслаждение, когда всё вокруг служит вам.

– Нет. – Галка мотнула головой. – Не Сен-Доменг для меня, а я для Сен-Доменга. В противном случае у меня бы ничего не вышло.

– Я вас не понимаю, мадам.

– А я и не требую от вас невозможного, сир. Так же, как у нас разные задачи, так же различны наши взгляды на мир. Вы идёте своим путём, я – своим. Если мы будем помогать друг другу, нам обоим удастся избежать многих ошибок. Но позвольте нам жить своим умом. Франция от этого только выиграет.

– Разве я говорил о Франции и Сен-Доменге? – удивление короля на этот раз граничило с гневом. – Я говорил о нас с вами.

– Вот как?

– Почему вы не желаете преодолеть пропасть, разделяющую нас?

– Сир, если речь идёт не о наших странах а о нас лично, то эта пропасть существует только в вашем воображении, – сурово – и тоже почти гневно! – произнесла Галка. – Говоря откровенно, если хорошенько покопаться, то вся разница между нами будет заключаться лишь в одном: что вы мужчина, а я женщина.

С этими словами мадам генерал резко поднялась с мраморной скамьи, собираясь уйти от малоприятного разговора. Но король с неожиданным проворством вскочил и ухватил её за руку.

– Именно! – воскликнул он. – Наконец вы всё поняли, мадам!

«Блин, вот только этого мне не хватало…»

– Наконец вы поняли, что я хотел вам сказать! – повторил его величество, проявляя несвойственную ему горячность. Глаза горели, лицо покраснело, губы дрожали. – Здесь, в этом парке, нет короля Франции и генерала Сен-Доменга – есть лишь мужчина и женщина.

– О! – Галка довольно удачно изобразила холодный гнев. – Подобные вещи мне уже приходилось слышать. От пьяных матросов, которым иной раз приходилось за это носы на сторону сворачивать. Но вы, сир!..

– Как вы невыносимы, сударыня! Ваше упрямство сделало бы честь любому ослу!

– Если встречу по дороге осла, так ему и передам! До свидания!

– Вы не покинете Версаль без моего дозволения!

– Значит, я не в гостях, а под арестом?!!

На удивление Галки, король держал её руку довольно крепко. Вырваться можно, но при этом пришлось бы как минимум выбить ему большой палец из сустава. А сейчас, вне себя от ярости, он ещё и дёрнул её к себе… И кошачий концерт, который они оба устроили, мгновенно прекратился. Потому что Галка едва не врезалась его величеству лбом в челюсть, а величество обхватил её обеими руками.

– Разбойница, – Галка услышала над ухом его свистящий шёпот. – Негодяйка. Бог свидетель, как я тебя ненавижу!..

Как она выдержала этот поцелуй, одному Богу, наверное, и известно. Но когда слепящая волна ярости схлынула, Галка обнаружила, что они очень даже мило обнимаются.

«Ну, блин!..»

Её счастье, что король не смотрел ей в глаза. Потому что в данный конкретный момент генерал Сен-Доменга была стопроцентно готова его убить. Нахлынуло и тут же прошло другое желание: как следует набить навязчивому кавалеру физиономию, так, чтобы недели две не мог на людях показаться. Но Галка твёрдо знала, что ничего подобного не сделает. Это означало погубить всё, чего она добивалась все эти годы. Да и его величество всё же не дурачок Жан, которого она знатно отделала в своей каюте. От этого хоть не так сильно воняло…

– Меня удивляет ваша ненависть, – всё же Галка позволила себе едкую усмешку. – У неё довольно странные симптомы.

– Зато они искренние, – король был опытным обольстителем, но ещё ни разу дама себя так с ним не вела. И это ему странным образом нравилось.

– Приятно думать, что тебя так ненавидят, – женщина всё ещё смотрела на его величество с гневным прищуром. – Боюсь даже представить, что же за этим воспоследует.

– Сегодня в три часа барон де Бретейль проводит вас ко мне, – снова зашептал король, начиная потихоньку давать волю рукам.

– Я не приду, – твёрдо проговорила Галка.

– Вы меня не любите.

– А что вы сделали, сир, чтобы я вас полюбила? – женщина высвободилась одним незаметным, но сильным движением. – Взятое без боя быстро теряет цену.

– Хотите, чтобы я вас завоевал, мадам? – король принял эту игру.

– Попробуйте, – улыбнулась Галка.

– Тогда берегитесь: осада будет вестись по всем правилам.

– А я, ваше величество, славлюсь тем, что воюю без правил.

– Тогда мы будем в равном положении. Но сейчас… – король снова поймал её за руку. – Скажите откровенно – что вы испытываете ко мне сейчас?

Он ожидал любой реакции, но только не этого. Пиратка с пугающе беспечной улыбкой подошла вплотную, заглянула ему прямо в глаза.

– Сказать откровенно? – мурлыкнула она. – От всей души ненавижу.

Этот поцелуй она пережила куда легче первого, хотя бы потому, что сама его хотела. Нет, она не влюбилась вдруг в его величество. Просто теперь это была деталь игры. Опасной игры. Прихоть короля вводила Галку вовсе не рядовой фигурой на чужое поле, и там ей предстояло столкнуться со всесильной маркизой де Монтеспан. А за этой дамой не заржавеет убрать конкурентку каким-нибудь недозволенным приёмом. Кинжал, подлая подстава или яд иной раз творили истинные чёрные чудеса.

– Вы всё же не придёте? – король, несмотря ни на что, был в полнейшем восторге.

– Нет.

– Жаль. Вы настолько необыкновенны…

– А вы, сир, слишком нетерпеливы.

– Но вы подарили мне два поцелуя.

– Ни к чему не обязывающий аванс. Всё прочее ещё нужно заслужить, – сказала женщина. – А теперь, сир, с вашего позволения или без него я всё же вернусь к себе.

– Вы так торопитесь к мужу, мадам? – едко усмехнулся Людовик.

– Мы с ним столько пережили вместе…

– И вы безусловно любите его.

– Разумеется. Но, насколько я знаю, вас это обстоятельство никогда не смущало.

– Что же смущает вас, мадам?

– Политика, будь она неладна, – женщина снова высвободилась, и снова вопреки воле его величества. – Как я уже говорила, я мало похожа на царицу Савскую.

– Позвольте мне самому судить об этом, мадам.

– Не сейчас и не здесь, – жёстко сказала мадам генерал. – Спешка только всё испортит.

И твёрдым шагом направилась к аллее.

«Я близок к цели, – подумал король. – Ещё немного – и мадам Эшби станет моей. Когда у неё родится ребёнок от меня, она более не осмелится мне перечить. Угроза лишиться ребёнка – лучший стимул для послушания любой женщины»

Лиха беда начало.

6

– Цветы. Туберозы, – хмыкнул Джеймс, обозревая четыре вместительные корзины, радовавшие глаз огромными букетами и источавшими тонкий аромат. – Из королевской оранжереи. Ты дала повод подносить тебе подобные подарки, дорогая?

– Джек, – Галка, в отличие от мужа, была хмурой, словно пасмурное осеннее утро, и заговорила по-русски – как и всегда, когда хотела, чтобы их точно никто не подслушал. – Знаешь, чем я занимаюсь все эти дни? Не поверишь: ищу способ отсюда сбежать. Пока не поздно.

– Тебе никто не даст это сделать.

– Тогда или я кого-то прибью, или кто-то пристукнет меня… Ну, кого там ещё черти принесли? – зло рявкнула она, довольно нервно реагируя на робкий стук в дверь.

– Мадам, – лакей, малость напуганный таким приёмом, согнулся в почтительном поклоне, выставив вперёд серебряный поднос, на котором лежал запечатанный восковой печатью бумажный прямоугольник. – Вам послание от его величества.

Галка, мысленно выругавшись, взяла письмо и, жестом отослав слугу, сломала печать.

– О! – едко усмехнулась она, прочитав несколько строчек, обрамлённых нарисованной от руки непритязательной виньеткой. – С ума сойти: меня приглашают отметить крестины маленькой дочери маркизы де Монтеспан. Венценосный папаша всё-таки нашёл повод стравить двух змей подколодных.

– Вот теперь я имею повод опасаться за твою жизнь, – помрачнел Джеймс. – Меня, конечно же, не приглашают?

– Джек, я тебя умоляю, не подставляйся, – Галка никогда не боялась за себя, но очень хорошо знала, что такое страх за близких. И сейчас этот страх ледяной рукой стиснул ей горло. – Если с тобой хоть что-нибудь… я…

– Эли, – Эшби прижал её к себе и погладил по непослушным волосам. – Я не могу прятаться за спину любимой женщины.

– А я не могу тебя потерять.

– Не бойся, Эли. Мы ещё долгие годы будем вместе…

– Они целовались?

– Да, мадам. Я видел это собственными глазами.

– Какое бесстыдство!

– Более того: они переписываются, обмениваются подарками – пока ещё вполне невинного толка, но, полагаю, на этом они не остановятся.

– О-о-о! Что же мне делать? Я ещё не оправилась после родов, и потому действие порошка может оказаться вовсе не тем, что обычно!

– Есть и иные порошки, мадам.

– Я вас не понимаю.

– Вы правы, об этом лучше не говорить. Но Вуазен – большая мастерица, когда речь заходит о столь деликатных вещах. Доверьтесь ей, как доверялись в иных делах, и ваша соперница получит своё.

– Эй, Хайме! Куда опять Воробушка утащили, хотел бы я знать?

Хайме, с помощью рисунков на земле объяснявший юнгам, почему фрегат может быстро ходить бейдевиндом, а галеон нет, без особого удовольствия отвлёкся от своего занятия.

– Чего тебе, Жером? – спросил он.

– Где капитан? – Меченый, если судить по его роже, находился не в самом лучшем расположении духа. – Опять её таскают на эти…приёмы, чёрт их дери? Почему мы битых три недели протираем штаны в раззолоченных комнатах, а не направляемся в Сен-Доменг?

– Мне это тоже не нравится, но я молчу, – крякнул Хайме.

– А! – Жером махнул ручищей. – Ну и молчи себе дальше. А я молчать не стану! Я и к королю пойду, если надо, и всё ему выскажу! Мы, морские волки, должны тянуть слабенькое винцо и любоваться тут, понимаете ли, видами, вместо того, чтобы делом заниматься!

– А что ты подразумеваешь под словами «делом заниматься», приятель? – на шум, поднятый Жеромом, явились Граммон и Джеймс, упражнявшиеся от нечего делать в фехтовании на соседней лужайке. И шевалье де Граммон снова был отменно неучтив. – Грабить испанцев?

– Да хоть бы и испанцев грабить! – бушевал Меченый. – Мне тут скоро задницу кренговать придётся, если мы задержимся ещё на месяц-другой. А ты, штурман, – он невежливо ткнул в Джеймса пальцем, – вообще рискуешь отрастить немалые рога!

– Замолчи, – негромко, но гневно проговорил Эшби.

– Я-то могу замолчать, только это уже ничего не поменяет! Пока ты тут шпагой машешь, король уже твою жену…

Жером не договорил. От сильнейшего толчка в грудь он попросту сел наземь.

– Не смей так говорить о ней, – в голосе Джеймса, всегда таком приятном и ровном, прорезалось плохо сдерживаемое рычание. – Не смей, слышишь? А если ты ещё раз рот раскроешь, я тебя убью, и плевать, что ты мой друг.

Вбросив одним красивым движением шпагу в ножны, Эшби развернулся на каблуках и ушёл – быстрым пружинящим шагом, выдававшим крайнюю степень ярости.

– Ну и дурак ты, Меченый, – ухмыльнулся Граммон. – Хоть и умный, а всё равно дурак.

– Когда пьёшь, закусывай, – добавил от себя Хайме. – Вот первая заповедь настоящего морского волка, парни. – Эти слова он обратил вроде бы притихшим юнгам, но глазом всё равно косил на Жерома. – Выпивка, конечно, дело стоящее, но всё должно быть в меру. А то получится как… не буду говорить, с кем.

Жером вскочил и, ни слова не сказав, раскачивающейся моряцкой походочкой продефилировал к отведенному им флигелю.

…Улыбайся, дорогуша. Ты попала в такое место, где все улыбаются, даже если на деле готовы растерзать друг друга. Улыбайся им. Не то сожрут, и косточек не оставят.

Почему девять из десяти собравшихся готовы съесть меня без соуса? Мотив первый: жилплощадь. Нас, посольство, поселили в Министерском флигеле, и я грешным делом подумала, что тут все живут так роскошно. Оказывается, не все. Между прочим я познакомилась с одной немолодой, недалёкой, но очень доброй женщиной. И так же между прочим наведалась к ней в гости. Мамочки! В такой конуре и кошке было бы тесно! А ведь дама не из последних: из свиты королевы… Когда я узнала, что придворные живут в таких вот…гм…условиях, тогда мне и стало понятно, почему на нас косо смотрят. Не все же тут такие добрые и совершенно не завистливые люди, как моя новая знакомая.

А вообще-то тут считается нормой подонковский лозунг: «Наш девиз четыре слова: тонешь сам – топи другого». Друг друга поедом едят, что уж говорить о чужаках?..

Мотив второй… Как бы это помягче выразиться… Запах. Точнее, вонь. Я такой, прошу прощения, «букет» в последний раз нюхала на «Ле Арди» Граммона, и то там не так ядрёно «благоухало». Его морские волки хотя бы время от времени вынужденно моются во время ливней и штормов. Тут народ попросту месяцами не купается и неделями не меняет, пардон, нижнее бельё. А чтобы не так сильно разило, поливается духами. Представляете себе амбре? Женщины, знатные дамы и девицы, смердят ничуть не лучше мужиков! Но и это ещё не всё: тут, понимаете ли, не предусмотрено никаких общественных туалетов. Ночные горшки есть только у королевского семейства, мадам де Монтеспан и у нас, послов. Благородные господа и прекрасные дамы справляют малую и большую нужду за ближайшим углом, где приспичит. И нам приходится внимательно смотреть под ноги, не то недолго «подорваться на мине»… М-да… Когда по Версалю разнеслись слухи о том, что мы раз в три дня заставляем прислугу таскать горячую воду в наши апартаменты и с той же частотой обращаемся к прачкам, над нами начали потешаться. «Варвары», мол. Я терпела недолго. Высказалась. Откровенно и без прикрас. «Мадам, вы в каком году в последний раз мылись?» – «Фи, как вы невежливы, генерал!» – «Уж лучше быть невежей, чем свиньёй…» Дама немедленно хлопнулась в обморок, а за мной закрепилась репутация скандалистки. Надо отметить, что маркиза де Монтеспан на этом удручающем фоне выглядит очень даже пристойно. Еженедельно принимает ванну. Король вряд ли следует её примеру, но воняет от него не так мощно, как от окружения. Видимо, бельё меняет чуток почаще прочих. А после скандала… Словом, весь двор приметил, что его величество изволил в тот же вечер вымыться. А я приметила, что после этого мне стали чаще кланяться…

Мотив третий: внимание короля, будь оно неладно. То, от чего меня с души воротит, любая из этих графинь и маркиз сочла бы за невозможное счастье, и сама задрала бы юбки перед королём. Впрочем, некоторые так и делают. А король продолжает свои ухаживания: то цветы пришлёт, то какие-нибудь деликатесы (которые мы с удовольствием уплетаем всей компанией), то вот вчера догадался подарить великолепнейшую толедскую шпагу. Дошло наконец, от чего я не в состоянии отказаться: от отличного клинка. А когда я явилась на прогулку с этой шпагой на перевязи, сиял, как новый пятак… Придворные всё это прекрасно видят, и делают свои, придворные выводы. Мол, восходит новая звезда, и не грех к этой звезде заранее подольститься, дабы она могла составить протекцию и выбить из короля какие-нибудь милости для просителя… Ненавижу эти согнутые в поклоне спины, эти подобострастные улыбочки, эти заискивающие взгляды. Ненавижу, потому что знаю, какова их оборотная сторона. Эти сволочи – людьми их язык не поворачивается назвать – думая, будто мне сие приятно слышать, начинают всячески хаять королевскую фаворитку де Монтеспан. Рявкнула на одного, на второго. Остальные усвоили урок, заткнули свои вонючие (во всех смыслах) пасти. Но страх, который я стала замечать в их взглядах, ненавижу ещё больше. Стоит мне оступиться, допустить ошибку, или король даст понять, что я его больше не интересую – тут же ринутся затаптывать всей весёлой толпой. И не спасёт даже весь флот Сен-Доменга…

Будь его величество чуток поумнее, он бы никогда не принял игру по моим правилам. Но сейчас игра идёт полным ходом, и ставка в ней – по крайней мере, для меня – жизнь. Да, да, жизнь…