Текст книги "Своя гавань"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

9

– Сеньора, мне чертовски неприятно это слышать, – дон Антонио словно лимон съел, но что он мог поделать? – Если индейцы Юкатана подняли восстание, и если их авантюра увенчается успехом, требования тоже должны выдвигать индейцы Юкатана.

– А я, дон Антонио, сейчас представляю интересы дона Хуана Кокома, – ответила Галка. – Это являлось одним из пунктов нашего соглашения.

– То, что вы ведёте интриги против Испании, ещё можно понять. Но дон Хуан!..

– Майя – люди гордые, и с очень хорошей памятью…

Плохое настроение дона Антонио можно было понять: с Юкатана в Испанию везли тонны ценнейшего «кампешевого» дерева, не говоря уже о маисе и прочих продуктах. Чувствительный удар ниже пояса. Особенно с учётом долгов, в которые забрался Мадрид ради продолжения войны с Францией. Но у французов был Кольбер, умевший выколачивать деньги для своего короля. А в Эскуриале такого толкового министра финансов уже давненько не видывали. Плюс, расточительные привычки королевы-матери, казнокрадство знатнейших грандов в метрополии и в колониях, постоянные военные поражения. Одни убытки. Одним словом, радоваться нечему. А пиратка требует не только признания независимости Сен-Доменга, Кубы и Юкатана, не только признания за кораблями под флагами этих…земель права свободного плаванья в водах Мэйна и торговли во всех испанских гаванях. С этим ещё можно скрепя сердце смириться. Но ей нужны острова! Пусть это необитаемые клочки суши вроде Моны и Навассы, но если они зачем-то нужны пиратам, то наверняка сгодились бы и Испании. В особенности остров Мона, позволяющий контролировать пролив между Эспаньолой и Пуэрто-Рико – настоящими «воротами» Испанского моря… Дон Антонио ещё не знал, какова именно будет реакция её величества, но в то, что Мадрид с лёгкостью согласится пойти на такие уступки подлым разбойникам, верил с трудом. Так что переговоры предвидятся весьма трудные. А если требования пиратов поддержит Франция – тем более.

Дон Антонио вынул из папки лист дорогой бумаги и, обмакнув перо в чернильницу, аккуратно вывел пышную титулатуру…

«Одно из двух: или он действительно того… втрескался, или притворяется. Но как правдоподобно!»

Король, едва касаясь пальцами, нежно гладил её жёсткую ладонь.

– У меня руки моряка, а не придворной дамы, – глухо проговорила Галка. Мраморная скамейка, облюбованная ими для приватных бесед, успела изрядно под ней нагреться, а цветущий куст источал совершенно неповторимый аромат. Но она не замечала ничего. Ведь никогда ещё ей не было настолько плохо.

– И это уже никогда не сойдёт? – тихо спросил король, целуя её пальцы.

– Пока не расстанусь с флотом – нет.

– Но вы с ним не расстанетесь.

– Флот – моя жизнь, – генерал Сен-Доменга позволила себе мрачную усмешку. – И не будь под моим началом такого флота и такого оружия, вряд ли я была бы приглашена сюда.

– В этом есть доля истины, – признался его величество. – Зная вас только по вашим письмам, я рассуждал с чисто практической точки зрения. По сравнению с европейскими флотами ваш невелик, но его сила не в числе. И даже не в новых пушках. Без толкового и решительного флотоводца даже самый лучший флот – не более, чем скопление кораблей… Личное знакомство решило очень многое… Вы скоро едете?

– Да. В течение недели утрясу все дела – и в путь.

– Подарите мне эту неделю.

– А если я скажу «нет»?

– Мадам, мне горько это говорить, но если вы не исполните мою мечту, я разрушу вашу.

– Это угроза?

– Это факт, мадам.

– Принуждение к сожительству, – мрачно усмехнулась Галка. – Статья пятьдесят вторая Уголовного кодекса республики. В отличие от статьи пятьдесят первой – принуждение к браку, в том числе с корыстными целями – квалифицируется как тяжкое преступление и карается каторжными работами на срок до семи лет.

– Во Франции закон – моё желание, мадам, – король по-прежнему не повышал голоса и всё так же нежно гладил её пальцы. – Если я полюбил женщину, то она будет моей, даже если она властительница далёкого острова. В противном случае её судьба и судьба её близких незавидна. Подумайте, мадам: ваша неуступчивость может стоить Сен-Доменгу будущего.

Впервые за многие годы Галка не знала, что сказать. Будь она, как прежде, пираткой без своей гавани и крыши над головой, ничто бы не удержало её от резкой отповеди. Мол, идите-ка вы, ваше величество… Но сейчас за каждым её словом стояла судьба Сен-Доменга. Заокеанская республика двух лет от роду никак не могла рассчитывать на равную с Францией роль в политике. Генералу Сен-Доменга было до чёртиков тошно и противно, ужас как не хотелось ломать себя через колено, но как теперь выкрутиться, не навредив своей стране?

– Что с вами? – король даже слегка испугался, увидев изжелта-бледное лицо женщины и её мрачнейший взгляд. – Вам дурно?

– Думаете, так легко принять решение? – сипло – горло словно удавкой перехватили – вытянула из себя Галка.

– Что же вас останавливает? Почему вы заставляете меня страдать?

«А на мои страдания ты давно болт положил?» – с ненавистью подумала Галка. Но вслух она сказала совсем другое.

– Если я скажу вам «да», я потеряю мужа, – всё ещё через силу выцедила она. – А если скажу «нет» – потеряю страну, которую люблю не меньше.

– Ваш муж никогда не узнает, я об этом позабочусь.

– И никто посторонний – тоже, – голос Галки упал до шёпота. Решение принято. Она переступила черту, из-за которой не было возврата. – Никто. То, что касается лишь нас двоих, должно оставаться между нами. В противном случае ничего не будет. В смысле – ничего хорошего.

– Обещаю, – король уже целовал её лицо, несмотря на бледность горевшее странным жаром. – Нет – клянусь! Наша тайна останется лишь нашим сокровищем… Милая моя…

– Не сейчас и не здесь, – Галка всё-таки нашла в себе силы удержать его на более-менее безопасном расстоянии. – За нами наверняка наблюдают.

– Разумная предосторожность, – король, подумав о том же, поумерил пыл. – Как же быть?.. Ах, да, сегодня малый приём. И часов в семь пополудни мы смогли бы уединиться без опасения попасться кому-нибудь на глаза… Я надеюсь, вы не скажетесь больной?

– Нет.

– Тогда сегодня вечером вы сделаете меня счастливейшим человеком, ибо я действительно люблю вас, и не желаю этого скрывать…

«Как там сказал этот шевалье де Лесаж в салоне? „Острое заморское блюдо“? Пожалуй, так. Мужчине следует немного разнообразить свой любовный рацион: сладкое быстро приедается…»

«Сдохнуть бы. Прямо сейчас, чтоб потом долго не мучиться…»

В самом деле, если она помрёт, это будет, пожалуй, наилучшим выходом из ситуации. Но… Вызов какого-нибудь бретёра на заведомо проигрышную дуэль исключался: у неё дипломатический иммунитет, и никто не рискнёт портить королю настроение из-за какой-то скандальной дамы. Устроить пищевое отравление при помощи поедания всего подряд она уже пыталась. Но после семи лет поглощения хреноватой солонины с грогом (то есть, тухлой водой, разведенной ромом) её желудок не проняло даже сочетание разнообразных солений и парного молока. А других способов избежать вечернего общения с его величеством Галка не видела.

В таких вот раздумьях она расхаживала по комнате. Джеймс пошёл обиняками вызнавать, где в данный момент находится английской посол; Жером и Хайме дрыхли после ночной пьянки с мушкетёрами (чуть флигель не разнесли, черти, пришлось рявкнуть на них как следует); Каньо как заперся с вечера в своей комнате, так и не показывается; шевалье де Граммон давно проснулся, но предпочитал валяться в постели с замусоленным романчиком в руках, одолженным у какой-то знакомой дамы. Если бы не юнги, Галка бы уже волком выла. Но оба Хосе так просили рассказать им что-нибудь о великих полководцах прошлого, что она сдалась. И сейчас истории из жизни Гая Юлия Цезаря – весьма популярного в те времена персонажа – стали для неё спасательным кругом… Мальчишки здорово посмеялись над занятным эпизодом из жизни великого римлянина, когда его взяли в плен местные пираты. За него, как водится, потребовали богатый выкуп. Но пока везли деньги, будущий император так успел надоесть джентльменам удачи чтением своих весьма посредственных стихов, что те, видать, уже рады были сами приплатить, лишь бы избавиться от этого чуда в тоге. Продолжение истории вышло очень не смешным: вскоре Цезарь здорово придавил пиратов и повелел казнить всех, кто не успел убежать…

– Подарок от его величества, мадам, – слуга поставил на столик вазончик с сахарными фруктами, а также длинную коробку, обёрнутую шёлком и перевязанную ленточкой.

Галка так хорошо отвлеклась от своих переживаний, что даже вздрогнула от неожиданности. Да, в это время обычно приносили всякие подарочки от его величества. То сладости, то цветы, то шкатулку с диковинкой. Один раз принесли шпагу. Вот ту самую, с которой Галка в последнее время и ходила. Что же в этой коробке? Она неохотно потянула ленту, сняла шёлковую обёртку. Под ней оказался плоский деревянный ларчик с нехитрой защёлкой. Откинув крышку, мадам генерал присвистнула от удивления: на чёрном шёлке сиял рубинами и бриллиантами великолепный кривой кинжал явно восточной работы. Причём, не арабской, а индийской, ибо на ножнах был изображён танцующий многорукий Шива. Бесценный подарок. Галка вынула кинжал из ножен, полюбовалась на гравировку лезвия.

– Вот это ножик! – восхищённо выдохнул Хосе-Рыжий. – Наверное, стоит бешеных денег!

– Если он старинный – то да, – согласилась Галка. – Ладно, потом придумаем, что с ним делать… О, Джек! Ты вовремя! Мы тут подарочек разглядываем.

– Забавная вещица, – Джеймс, действительно только что пожаловавший в комнату, не без иронии оценил кинжал. – Такой разве что на стенку повесить – в бою от него пользы чуть. Но у меня забавные новости, Эли… Парни, погуляйте, – это уже юнгам.

– Капитан, – Хосе-Индеец скосил глаза на вазончик с «конфетами»: он, никогда до сей поры не евший такой вкуснятины, теперь навёрстывал упущенное с утроенной энергией. Его друг к сладкому был куда более равнодушен. – Можно мне?..

– Бери, какие проблемы, – кивнула Галка.

Мальчишка на радостях сгрёб сладости обеими горстями и умчался, сопровождаемый хихиканьем Хосе-Рыжего.

– Что ты узнал, Джек?

– Эли, ты будешь смеяться, – Джеймс присел рядышком. – Знаешь, кто сейчас представляет интересы Англии во Франции?

– Милый, ты меня интригуешь, – Галка невесело улыбнулась.

– Сэр Чарльз Модифорд, – дабы не интриговать жену, Джеймс сразу выложил нужные ей сведения. – Сын нашего старого знакомого, сэра Томаса Модифорда. Папашу сослали в поместье, сынка, как видишь, продвигают по дипломатической линии. Но он, к великому сожалению, больше занят делами торговыми, чем политикой, и потому нам не поможет.

– А жаль, – хмыкнула Галка. – Тогда наши дела идут не лучшим образом.

– Его можно заинтересовать, – Джеймс «на автопилоте» потянул из вазочки апельсиновую дольку в сахаре и отправил её в рот.

– Чем? Задёшево его не купить, а дорого я ему всё равно не дам. Не потому что жадная, а потому что он столько не стоит, – Галка следом за ним тоже вытащила из кучки сладостей такую же дольку – пожевать за компанию. – Модифорды мне вообще несимпатичны. Голландцев надо было зацепить, так нет их сейчас здесь. Переговоры идут то в Маастрихте, то в Нимвегене… Нет, Джек, В Европе слишком тесно, и нам тут никто не рад. Уж лучше быть первыми в Мэйне, чем сто первыми в Версале…

– Опять вы на этом тарабарском наречии болтаете, – в дверях, ведущих в соседнюю комнату, нарисовался Граммон. В весьма живописном виде, надо сказать: нечёсаный, небритый, рубашка навыпуск из штанов, одна нога затянута в высокий узкий ботфорт, другая босая.

– Это русский язык, дружище, – Галку даже повеселил расхристанный вид француза. – А как понимать твоё…дезабилье?

– Вот так и понимать, – Граммон фыркнул, словно кот. – Всё надоело. Мне Жером осточертел своим нытьём: «Хочу домой!» – но кое в чём он всё-таки прав. И я тоже хочу отсюда свалить. Притом, чем скорее, тем лучше.

– Оригинальный способ выражения протеста, – прыснула Галка, забывшая даже о своих переживаниях. – Но ты с ним малость опоздал. Уже решено: через неделю грузимся в кареты и отбываем в Марсель, к нашим кораблям.

– Тогда я пошёл одеваться и бриться, – шевалье тряхнул лохматой головой. – У меня ещё свидание с дамой.

«Поручик Ржевский, ваш типаж – вечен», – мысленно улыбнулась Галка. Слишком стихиен и неуправляем был этот человек для верного офицера. Она пока не могла сказать о Граммоне то же, что и об остальных своих спутниках: друг. Но при всех своих недостатках другом он мог бы быть очень хорошим. И вообще, если бы не друзья, что бы она сейчас делала? Билась бы головой об стенку, наверное…

– Эй, Хосе, ты чего? Ну, чего ты?

Голос Хосе-Рыжего, донесшийся из другой смежной комнаты, звенел от плохо скрываемого страха. «Что ещё там стряслось?» Галка и Джеймс, подозревавшие, что у мальца, объевшегося сладкого сверх всякой меры, прихватило желудок. А его друг попросту испугался. Если бы хоть один из них пожил на улице, то понял бы одну простую вещь: эта стихия выбивает из детишек все мелкие страхи…

Хосе-Индеец скорчился в кресле и ни на что не реагировал. Смуглое лицо теперь стало пергаментно-жёлтым. А на полу у кресла рассыпались выпавшие из его рук сладости… Галку словно насквозь прострелили. Яд. Отравили, да только не того, кого собирались. Она сразу же встряхнула мальчишку, послушала его сердце. Бьётся. Значит, есть маленький шанс, ведь ел он буквально только что… Два пальца в рот – и Хосе выдал съеденное прямо на драгоценный паркет.

– Каньо! – Джеймс, когда надо, умел орать погромче своей жёнушки. А сейчас он был перепуган ничуть не меньше неё. – Каньо!!!

Индеец словно из воздуха возник. Объяснения ему не потребовались.

– Ты, ты и ты! – он безапелляционно указал пальцем на влетевших на вопль Джеймса Хайме, Жерома и Граммона, на ходу надевавшего камзол. – Станьте там. – повелительный жест в сторону входных дверей. – Вы охранять, я лечить.

– Никого не впускайте, – Галка, трясясь от нервного озноба, подтвердила инициативу индейца.

– Это что же – отравили пацана? – взревел Жером. – Да я их!..

– Делай, что тебе говорят! – прикрикнула Галка. И… поперхнулась, почувствовав в животе резкую боль.

– Мы ели то же самое, Эли, – с обманчивым спокойствием проговорил Эшби.

– Ты – неси вода, – Каньо встряхнул за плечи перепуганного Хосе-Рыжего. – Много вода. Быстро!

«Очень странная у тебя милость, Господи, – думала Галка. Не в первый раз ей приходилось смотреть в лицо смерти, но чтобы костлявая хватала ледяной рукой за внутренности – это было впервые. – Ну, я-то ладно, а Джека зачем? А мальчишку? Их-то хоть пощади…»

Когда королю доложили о случившемся – а произошло это достаточно быстро, слуги к посольствам на то и приставлены – он велел немедленно усилить охрану Министерского флигеля и тут же направил к пострадавшим целую толпу докторов. Господа медикусы начали лечение с того, что чуть не передрались. Каньо это быстро надоело, и он повыгонял всех, кроме одного, показавшегося ему самым толковым. Как они там сотрудничали между собой, Галка не интересовалась. Тогда у неё не было возможности, а после – желания. Но результат всё же внушал оптимизм. Супруги Эшби съели всего по одному отравленному кусочку, в итоге отделались капитальным промыванием желудка и питьём какого-то терпкого настоя, от которого их почти мгновенно сморило. Зато Хосе пришлось лечить более радикальными средствами…

Галка проснулась, совершенно потеряв ощущение времени. Ей казалось, будто сон длился минимум несколько суток. Но прошло, оказывается, всего два часа. В комнате стоял запах чего-то пережжённого и витал тонкий желтоватый дымок. А из соседних апартаментов доносилось заунывное пение индейца. Опасаясь худшего, Галка решила подняться… и не смогла даже откинуть одеяло. Рубашка была противно мокрой от пота.

– Лежите, мадам, вы ещё слишком слабы.

Голос был удивительно знакомым… Кое-как разодрав отяжелевшие веки и сфокусировав взгляд, Галка не без удивления обнаружила у постели его величество. Собственной персоной. «Хороша сиделка, блин. Даже присутствие мужа не смущает…»

– Что… с Хосе? – прохрипела она. – Парень жив?..

– Вас должна беспокоить собственная жизнь, мадам, а не жизнь пажа, – нахмурился король.

– Он жив? – Галка, не на шутку перепугавшись, снова сделала попытку подняться. На этот раз более успешную.

– Лежите, мадам, – его величество без особого труда вернул её в исходное лежачее положение и заботливо прикрыл одеялом. – Ваш юнга жив. Доктор уверял, что индеец вовремя промыл ему желудок. Он дал противоядие и теперь вся надежда на здоровое сердце мальчика… Мадам, тот, кто посмел покушаться на вашу жизнь, поплатится собственной, – теперь голос Людовика был жёстким м ледяным. – Месье де Ла Рейни уже начал расследование. И полагаю, долго ему искать не придётся.

– Это… из ваших…

– Да, из моего окружения. Но уверяю вас, мадам, я буду беспощаден ко всем.

Галка откинулась на подушки и закрыла глаза. Плевать на всё. Лишь бы Хосе выжил.

«Держись, братишка, не умирай. У тебя впереди ещё целая жизнь…»

10

– Вы хоть понимаете, что натворили? – голубые глаза маркизы метали молнии, хотя, во всём прочем она соблюдала приличия. Даже голос не повышала. – Вы устраиваете личную месть, прикрываясь моим именем, шевалье? Уверяю вас, это последняя ошибка в вашей никчёмной жизни.

– Мадам, – шевалье изволил нагло улыбнуться. – Боюсь, вы сами сейчас готовы совершить непростительную ошибку.

– Объяснитесь.

– Мне не хотелось бы вас огорчать, маркиза, но если вы укажете на меня, я не премину выложить на допросе, кто свёл меня с мадам Вуазен. И когда. И зачем.

Взгляду маркизы позавидовала бы и разъярённая тигрица.

– Вы хоть понимаете, кому посмели угрожать?

– Маркиза, боюсь, вы не слишком хорошо представляете своё нынешнее положение, – де Лесаж улыбнулся ещё нахальнее. – Если бы его величество любил вас по прежнему, вы могли бы быть спокойны в любом случае. Но увы, мадам Эшби потеснила вас в сердце короля. Причём, помимо собственного желания. Если вы не в курсе, он сейчас сидит у её постели. На вашем месте я бы не был так уверен…

– Боюсь, шевалье, это вы не представляете, во что ввязались, – прекрасная Атенаис подпустила в голос столько яда, что с лихвой хватило бы перетравить весь Версаль. – Я всего лишь женщина, но у меня хватило ума сделать выводы из вашего поступка… Если ваша смазливенькая сестра, которую вы уже видите новой фавориткой, сегодня же не покинет двор, меня ничто не остановит. Я добьюсь вашего молчания. Каким способом я это сделаю – не суть важно. Важен будет лишь результат, и я его получу.

Ледяная ярость маркизы весьма и весьма озадачила шевалье. Не в первый раз он, судивший по своей дуре сестре обо всех женщинах мира, напарывался на подобные пассажи. Но впервые это пахло для него дыбой и плахой. Ввязался, называется, в государственные дела, чёрт бы побрал этого иезуита, который его втянул… «Бежать, – думал он. – Только бежать. Забрать Мадлен, как можно скорее выдать её замуж за какую-нибудь провинциальную шишку и пристроиться на кормное местечко… Бежать!»

Мадлен, кажется, не понимала, зачем её выдернули из комнаты, где они так мило сплетничали, зачем заставили собрать вещи и втолкнули в карету. Но стоило ей задать один-единственный разнесчастный вопрос, как братец наградил её пощёчиной.

– Молчи, дура! – цыкнул он на сестричку. – Я сейчас вернусь, жди… Я сказал, жди меня здесь, курица!

Его собственные сборы заняли чуть больше времени, уже хотя бы потому, что он ещё навестил комнаты парочки знакомых дам без ведома хозяек. Теперь его шкатулку отягощали не только кошелёк с золотом и документы. А пропажу эти дамы вскоре наверстают… Но когда он почти бегом направлялся к воротам, когда уже видел свою карету, путь ему преградили двое.

– Куда-то торопитесь, шевалье? – сумерки ещё не настолько сгустились, чтобы невозможно было опознать этих двоих. Шевалье де Граммон и капитан Жером. Пираты из свиты генерала Сен-Доменга, чёрт бы их побрал.

– Наверное, он торопится к этому полицмейстеру – как его там – с повинной, – гыгыкнул Жером. Ох, здоровенный детина, такому поперёк дороги лучше не становиться. – Вон какой ларчик тяжёлый тащит. Небось, грехов столько, что всю бумагу в округе извёл, записывая.

– Господа, я не понимаю, о чём вы, – де Лесаж изобразил такое искреннее недоумение и так очаровательно улыбнулся, что растрогал бы и придорожный камень. – Мне необходимо срочно отбыть в имение, и…

– Слышь, шевалье, у него ещё где-то имение есть, – заржал Жером, обращаясь по-прежнему к Граммону. – Наверное, богатенький господин.

– Может, потрясти его как следует? – Граммон поддержал игру своего коллеги-капитана. – Ящичек и впрямь тяжёлый. Не развязался бы пупок у нашего друга, пока до своего имения дотащит.

– Господа, я… Как вы можете? – до шевалье де Лесажа, кажись, дошло, что пираты собираются сделать с ним что-то очень плохое. Но если так, то… они наверняка догадались, из-за кого их генерал сейчас вынуждена валяться в постели.

– Ты, сволочь, подсыпал яд? – Граммон неожиданно быстрым движением сгрёб его за воротник. Теперь в его голосе не было и тени наигранной весёлости. Одна лишь ярость. – Это мог сделать только ты, больше некому.

– Я не…

Договорить шевалье не позволил удал под дых. Сильный удар, нанесенный с хорошим знанием дела. А затем его сбили с ног и… дальше он ничего не помнил.

– Надо было его прибить.

– Надо было, – хмыкнул Граммон. – Если бы кто-то из наших умер, я бы так и сделал. А сейчас нашему другу придётся ответить не только за отравление, но и за многое другое. И я бы предпочёл, чтобы он попал к палачу ещё живым…

– Вы уверены, что сможете выдержать путешествие до Марселя?

– Я-то – точно смогу. Вот Хосе, боюсь, придётся всю дорогу держать на руках.

– Куда вы так спешите? Юнга ещё слаб.

– Я… – Галка замялась. Но потом, чётко сформулировав мысль, подняла на короля хмурый взгляд. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь из моих близких умер из-за меня.

Солнце немилосердно кололо глаза. Галка промигалась, смахнула непрошеную слезу. Но король понял это по-своему.

– Жаль, что закон запрещает мне покидать пределы Франции, – тихо проговорил он. – Я бы поехал на ваш остров, который успел полюбить не меньше, чем вас.

– Давайте не будем об этом, – вздохнула Галка. – По-моему, Господь высказался недвусмысленно. Мы с вами капитаны разных кораблей. Кто мы такие, чтобы оспаривать его волю?

– Тогда – в добрый путь, мадам.

– Прощайте, ваше величество.

«И надеюсь, навсегда, – подумала Галка, влезая в карету. – У нас не только разные корабли. Они ещё и идут разным курсом».

Джеймс улыбнулся ей – как он это умел, одним только взглядом.

– Всё будет хорошо, Эли, – сказал он. – Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, Джек…