Текст книги "Игра на Цезаря (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Я ничуть не смутилась (у меня-то кодексов нет):
– Есть одна «блоха непойманная» еще со времен Поперечки: два камушка атрактина – натуральный и стеклянный. Их Ник моему дяде Теофилу заказал для сравнения как раз накануне Дома выскочек. А я теперь хочу махнуть к дяде со своей просьбой.
– Какой? – прищурился от ветра рыцарь.
– Свести со специалистом по атрактину. Раз другого способа сравнить камни нет.
– Ну-ну, – хмыкнул Эрик. – Ты не знаешь, что это за «экземпляры» – ювелиры. Да еще либрянские. Они перед дверью клозета по сторонам глядят: как бы кто у них оттуда чего не спёр или не узнал тайну ритуала. А если еще и гном… о-о.
– Ого, – потерла я нос. – Зато, если повезет, источник информации получится бесценный. Ты – со мной?
– Угу. С тобой.
– Тогда встречаемся уже там – в ювелирной слободе. Я в Гусельницы за сумкой вернусь, – и через пару секунд показали друг другу спины во вспыхнувших в разные стороны подвалах…
В результате к родителям я вернулась ровно в три часа дня. Кукушка, выпрыгнувшая из настенных часов, открыла клюв и радостно огласила тихие пустые комнаты: «Кух-ку!»
– Я и тебя выброшу, – мстительно пообещала ей я из дверей гостиной.
«Кух-ку! Кух-ку!» – хлопнув дверцей, смылась та восвояси.
– Доча… Доча, что же ты так долго то? – а вот мама моя возникла прямо «ангелом печали».
– Что у вас тут? – вмиг застыла я.
Она всхлипнула, ухватив меня испачканной в муке рукой:
– Тише. Пошли со мной на кухню, – и уже там с разворота начала. – Я ей только ведь сказала, что, ну, что…
– Ма-ма, – опустилась я на стул. – Толком говори.
– Ну, так, я и говорю тебе, только…
– Кому?
– Так, Вареньке. А она расстроилась… отчего-то.
– Что ты ей сказала то?
– Ой, что она теперь должна себя хорошо вести.
– Варя себя плохо вела? – вот так «новость».
– Нет, – всплеснула рукой мама. – Нет. Я ей на будущее. Ну, когда ты родишь. Да просто рассуждала. Корж катала, а она рядом другой вареньем мазала. Ну и болтали, как обычно. О том, о сём.
– Ма-ма?
– О том, о сём, – ускорилась родительница. – И я Вареньке сказала, что для малышей очень важен пример. И внимание. А она спросила: «Много ли внимания им надо?». И серьезно так. Я ответила, что «много, конечно». А она задумчивая такая сделалась, а потом и вовсе встала тихо и ушла к себе. Вот и все… Агата, доча…
– Тысь моя майка.
– Доча, я ведь ей…
– Мама, ты тут не причем, – поднялась я. – Мне надо было самой с ней сразу поговорить. О нашем будущем, – и пошла к лестнице наверх.
«Поговорить о нашем будущем». И кто б еще научил? А тут такое дело щепетильное. Вот Ник бы точно смог и слова подобрал, а я… да я с ней до сих пор, как с подружкой, хоть Варя и «не ребенок», но, все ж… дитё…
– Чем ты занимаешься? Привет, – дверь за моей спиной закрылась, шерканув по пояснице шаром ручки. Я так и осталась стоять, прижавшись к ней.
Варя, подогнув под себя ноги, сидела на нашей кровати. И смотрела в окно. Нет, на меня обернулась. «Плакала», – констатировала я.
– При-ивет, – вздохнула и снова – в окно.
– А я… в Либряне была. Тебе от всех там – большой привет.
– Угу, – вновь вздохнула. – И им тоже… передай.
– Передам, – опустилась я на другой край кровати. – А еще я сегодня всю ночь читала. В библиотеке деда… И к чему я это?
– Что?
– Я говорю: книжки читала… Про своих предков. Ага… Про… – и подняла на Варю глаза. – А знаешь еще, про кого? Про медведей. Они ведь тоже, хм-м, наши предки получаются. Да. И особенно про медведиц. Они такие матери замечательные: добрые, заботливые. Но, знаешь, что? Там так интересно написано… Когда маленькие медвежата после рождения весной покидают берлогу, перед ними открывался целый незнакомый мир. И они его сначала боятся и делают много глупостей, но, медведице иногда очень крупно везет. Потому что рядом с этими шустриками оказывается другой медвежонок – старше их на год. И он их оберегает, защищает и воспитывает. А называется он «пестуном». Представляешь?
– Угу, – кивнула Варя, не отрываясь от окна. – Медвежонок-пестун.
– Варя, у меня к тебе вопрос. Очень важный… Ты согласна стать для нашего будущего ребенка пестуном? Нет, пестуньей? Я без тебя – никуда. Без твоей помощи. Я ведь не медведица. Мне себя легче упырихой в дупле представить, чем полноценной…
– А я вам, – развернулось ко мне дитё. – я вам… мешать не буду?
– Ты чего?! – выпучила я глаза. – Наоборот. Я ж тебе говорю: я сама…
– Я согласна.
– Что?
– Я согласна стать ему пестуньей, – выдохнула Варя. – И это… мальчик будет. Я знаю. Я тебе первой хотела сказать. Ждала.
– Объект… в ближайшей зоне, – прошептала я. – Иди ко мне, – и, распахнув руки, рванула навстречу дитю. – Объект… Ты это – серьезно?
– Угу, – уткнулась мне Варя подбородком в плечо. – И не называй его «объектом», Агата. Он – малыш. Мальчик.
– Ва-а-ря… Ва-ря, – давясь слезами, стиснула я ее.
– Девочки? Что у вас тут?.. Варенька, ты прости меня.
– Тетя Катаржина, я стану пестуньей для нашего ма-алыша.
– Варя… а ты ей еще…
– Нет, я тебя жда-ала.
– Так ска-ажи.
– Угу. Тетя Катаржина, у Агаты ма-альчик народится. Я знаю.
– О-ой… о-ой, девочки-и…
И нас на кровати стало уже трое. Сплоченно рыдающих. Каждая – о своем и все – за одно… За одного…
Странное это ощущение. После бурного плача. Полная пустота и покой. И будто ты обновился изнутри для новой своей жизни, вымыв душу ведрами слез…
В общем, к доктору Блинову я чуть не проспала, в обнимку с Варей и под благоухание снизу из плиты горячего пирога. И, наверное, мой вид навел его на какие-то мысли, потому что в итоге в довесок к моей «форе», пошел долгий список советов по режиму питания и дня. Коснулись даже родовой «прихоти к арбузам», как ценного средства от отеков и дурноты по утрам. Всё – на пользу. И до чего же мои предки мудры (даже в своих «сдвигах»). Придется соответствовать. Да… В конце, у двери я (проникшись) даже руку господину лекарю потрясла. Тот вздохнул и добавил к списку успокоительный чай…
А после ужина прихожая родителей огласилась робким кашлем:
– Папа, мама, это – Эрик! И так надо, – вылетела я к нему, жуя арбуз. – Ну?
– Агата, нам поговорить бы, – буркнул от двери тот.
– Понятно. Нас опередили – бумаг в кабинете Ника нет.
– Угу.
– Этого и следовало ожидать, – скривилась я. – А-а…
– Ксения Штоль и Горн исчезли.
– И этого – тоже.
– Она, якобы в отпуск. Он – бессрочно.
– Значит, не вернется, – и прислонилась к стене. – Рудник в горах, говоришь?
– Угу, – нахмурил Эрик лоб. – И у меня есть список ладменских рудников, принадлежащих корпорации «Грань». Только что добыл.
– Ага. Тогда завтра осторожно по этому списку? Нам ведь с тобой не привыкать?
– Да где уж там? – расплылся в улыбке Эрик. – Я даже отвыкнуть не успел.
На том и порешили…
Рассвет дня следующего мы с рыцарем встретили уже очень далеко от Куполграда. Да и от Ника, как выяснилось после обследования трех из семи рудников «Грани» на западе Рудных гор. Два из них оказались в заколоченном виде, без свежих следов на всех уровнях (физическом и силовом). А на заросшем сосняком бугре –входе третьего я тихо словила местную «неживность»… Вот люблю я поболтать с шушелями. Такие скромники и домоседы и стоит только предложить: «А давай ко, дружок, ко мне в сумку – покатаемся?». Тут же возникает широкий диапазон для разговора. Жаль лишь, что в этот раз – не на пользу, а вникать в причины склок «хозяина» предгорного бора и двух неместных «дурных» кикимор желания нет. Вот Эрик слушал рассказчика, открыв рот – для него подобные «эпосы» в новинку. И даже пару вопросов задал. Да я ему вовремя напомнила про стынущий обед, на который мы вернулись в Куполград.
Именно там и поджидала нас хорошая новость (которая еще с утра ныла зудом в плечах): дядя Теофил сообщил о назначенной встрече в Либряне. Какой же молодец!
– Доча, этот поспешник только записку оставил. А на словах просил передать, – старательно закатила мама глаза. – чтоб особо не надеялись. И чтоб ты туда шла одна… А к кому это?
– Тысь моя майка! – развернув оную, скривилась я. – Все понятно: «Сегодня в пять. Ювелирная слобода, 36. Мастер Нубрс».
– Гном, – потер Эрик лоб. – И как вообще согласился?
– О-о, у Теофила – дар убеждения, – гордо поджала родительница губки. – Особенно, если дело касается семьи. Вот помню, однажды, возвращались мы еще по юности из поездки в… – и Эрику вновь пришлось широко открывать рот.
– Я Варвару с собой возьму.
– Что? – растерянно переспросила мама. – Вареньку с собой?
– Ага. Пусть в Шалбе с Арчи и Барни покупается и черешни либрянской поест. Варвара?!
– Здорово! – скоро отозвалась та из гостиной напротив.
Я, кивнув, вернулась озадаченным взглядом в суп…
Гном. Мастер Нубрс. Ювелир-гном. Да, надежды на плодотворность встречи, как у лягушки со сверчком: он и стрекочет перед ней и прыгает, а совсем не съедобный. Так и с гномами: своей магии почти нет, а иммунитет к чужой велик. Как и упрямство, скупость, недоверие ко всем подряд и консерватизм. Да они даже штаны свои детские берегут, лишь надставляя и расставляя. И не сказать, чтоб по нужде – у гномов дар делать деньги. Просто, они им дороги, «как память». А вон та заштопанная десять раз дыра на заду напоминает о встрече с любимым родительским забором (вполне возможно, что и он еще жив, лет через сто)…
Ровно в пять часов, оставив Варю и Эрика с большим пакетом сочной местной черешни на попечение тети Жужи, я сама свечой в храмовом кандиле торчала у двери приземистого двухэтажного дома номер тридцать шесть: «О, спустись, выйди, светило. Снизойди до простых смертных, сильно тебя страждущих»… Да я бы еще и не то сказала. И даже вслух, только б…
– До-обрый вечер. Мне к господину Нубрсу. Назначено.
Служанка, распахнувшая дверь, окинула меня профессионально-прицельным взглядом (особо задержав его на моей тощей сумке через плечо) и хмуро кивнула:
– Заходьте. Он – на втором этаже у себя. Через салон по лестнице вправо.
– Спасибо, – послушно просквозила я мимо, на ходу цепляя собственным профвзглядом зеркальные шкафы по сторонам, густо заставленные… цветами? Нет, если б точно не знать, куда пришла, то так и решила бы: натуральные цветы. Однако, из минералов. В вазочках, горшках и просто стаканах с водой. Васильки, фиалки, яблоневые хрупкие ветки и даже наливные колосья из золота, но такой филигранной работы, что и не… хотя, я уже повторяюсь. Да и дошла. – Добрый вечер, господин Нубрс.
– О-ох, что ж вы так… кричите?
Тысь… моя майка. Куча мыслей пронеслась у меня в голове под ударившую в нос вонь капустного рассола: и очевидная причина согласия на эту встречу, и результат этой «причины» и даже примерное течение нашего будущего разговора – господин Нубрс и мой дядя Теофил вчера очень много и лихо пили… тысь моя майка. Ну да, слабое место любого гнома – отсутствие иммунитета к горячительным смесям всех мастей.
– Здравствуйте, – застыла я на пороге занавешенного кабинета.
Сам бородатый «страдалец», боком возлежащий в кресле, криво махнул мне из-под ворсистого пледа пятерней:
– Заходите… Анюта?
– Агата, – как можно бесшумнее опустилась я на стул против него.
– Агата, – болезненно сощурясь, повторил гном. – Агата… Уважаемый Теофил сказал: вы хотели получить у меня… консультацию?
– Совершенно верно, – кивнула я. – Как у единственного (может, проскользнет «лещ»?) высококлассного эксперта по атрактину.
– Атрактину? – позволил себе мастер удивиться.
– Да. Мне нужно сравнить два его образца. Это очень важно.
– Атрактин – странный камень, – прижал, закрыв глаза, ладонь ко лбу гном и… выпал из реальности. Я, сглотнув слюну, замерла, глядя на него… Он и сам для традиционного гнома – весьма «странный». Большие умные глаза, лоб – выпуклый. Что же до вечного гномьего «украшения», бороды, то она есть, но не лопатой, как обычно, а двумя темными «осиными гнездами», даже закрученными на манер двух макушек на голове. – Атрактин… – отмер мастер. – На нашем континенте он почти иссяк. Попадаются образцы на севере Бередни, но качество уже не то… Остров Зили им богат. Слышали о таком? Там атрактин особый, первоклассный. Чернильно-черного глубокого цвета. Называется «Змеиный глаз». Я с ним как-то работал… Чудесный камень, но… странный.
– А в Ладмении, господин Нубрс? – подалась я вперед.
– В Ладмении? – открыл он глаза и хлопнул ими, глядя на меня. – У нас атрактин есть лишь в одном месте. Мутно-зеленый.
– А где?
Гном посмотрел уже внимательней:
– Агата?
– Да.
– Вы – перекупщица? Покупательница? Или…
– Эти камни – загадка, и ключ к загадке еще большей, господин Нубрс.
– Вот как? – подтянул гном под бороду плед.
– Совершенно верно, – выдохнула я. – Вы их посмотрите?
Пару секунд он явно колебался, потом тоже выдохнул:
– Ну, давайте. Гляну.
Я, поддернув сумку, выудила на тусклый свечной свет дядькин платок. Гном медленно его развернул, вперив взгляд в два камня на своей широкой ладони: натуральный и стеклянный… Секунды в голове громко отсчитывали время, гном всё смотрел. Я, затаив дыхание, глядя на него, ждала. Наконец, эксперт приблизил руку к лицу, потянул над камнями мясистым носом и… неожиданно отпрянул:
– Забирайте.
– Что? – ошарашено выдала я.
Мастер, вывалившись из кресла, с силой сунул мне камни:
– Мне больше нечего сказать.
– Но…
– Агата, о-ох, я очень болен. Мне нужно… – и, набрав в грудь воздуха, протрубил. – Фаина!.. Фаи-на!
Через три секунды в кабинет на всех парусах влетела служанка, открывшая мне накануне дверь:
– Чего? Если в лавку за опохмелом, то…
– Нет! Проводи госпожу! Мне нужно отдохнуть!.. Агата?
– Хо-рошо, – открыв рот, поднялась я со стула.
Да меня так скоро даже в Бередне никто не выставлял, тысь моя майка…
– Да это бес знает, что такое! Мастер Нубрс. Похмельная истеричка. Каменный цветовод. Это надо же так среагировать? И на что? – в этом месте я, развернувшись, громко зарычала. Мой двоюродный дядя подтянул под себя ноги под столом. Эрик привычно скривился, стоя у открытого окна. От комментариев вслух оба воздержались. – У вас в Либряне все ювелиры такие?..
Хотя здесь, в мастерской дяди Теофила, не в пример гномьему дому, было светло от беленых до снежности стен и высоких потолков. А на длинных полках по всему периметру, среди многого прочего торчали, выстроенные в ряд, одиннадцать белых гипсовых ангелов. Больших, маленьких, в балахонах и кружевах, но все, как один – со сквозными дырами на месте сердца. Хотя, орган этот тоже массово заменял им обработанный желтый янтарь. Еще из янтаря были ангельские нимбы, насаженные на жесткую проволоку и кое-где рельефные концы крыл. И, может это зрелище, да еще, визг за окном купающихся в Шалбе детей, резко убавили мой пыл.
– Ты закончила, племянница?.. Нет, в Либряне такие не все, – постучал дядя Теофил пухлыми пальцами по столу. – Но, работа накладывает отпечаток.
– Ага, – оторвала я взгляд от крайнего ангела. – Еще как «накладывает».
Эрик почесал лоб:
– Так ты говоришь: он среагировал именно на запах?
– Так точно, – скривилась я. – Понюхал и ошалел.
– Да чем они пахнут то? – сунул себе под нос один из камней дядя. – Я вот ничего не чувствую.
– Аналогично, – насупилась я. – Та-ак… Что теперь делать?.. Со знаком правды к нему… – скосилась я на дядю. – Не выход. Оскандалимся только.
– Так «потрясти» – тоже не вариант, – добавил рыцарь.
Дядя Теофил облегченно выдохнул. Ему наши «методы» – не отмоешься и в Шалбе. Но, как обидно: нутром чую – знает бесов гном. Ой, как много он про наши камушки знает.
– Но ведь должно же быть у него какое-то слабое место?
– Агата? – подвыл дядя.
– Да не про то я. Что гномы любят больше жизни?
– Пить и деньги, – хмыкнул Эрик.
– А ненавидят? – прищурилась я.
– Ненавидят? Собственную тещу и всю расу эльфов.
– Это ты из прокуратского курса или личного опыта? – уточнила я у рыцаря.
– И то и другое, – заверил он. – Может, тещу его, того? А потом он сам в знак благодарности…
– Эрик?! – взмолился мой родственник.
Рыцарь пожал плечами:
– Извините, господин Теофил. Это у меня юмор такой.
– Ага. Прокуратский, – оскалилась я. Хотя идея неплохая… Да чтоб мне. Да чтоб его! Уф-ф… Как бы опять не понесло. И вновь отвернулась к ангелам.
Дядя, глядя на меня, разумно срочно сменил тему:
– Нравятся?
– Вообще, да, – «разумно» кивнула я.
– Варе тоже понравились. Сейчас ангелы – в цене. Особенно перед Пасхой были. А эти от прежней коллекции остались, и я их потихоньку дарю. Варе тоже одного подарил. Может и вам?
– Эрик, у тебя ведь девушка – человек?
– Ну да, – сузил на меня парень глаза.
– Так бери. Ей передаришь. Ты смотри: если его на свет, – и, подхватив крайнего, высунула в окно. – то янтарное сердце и нимб «горят», как у настоящего.
– А ты откуда знаешь? – скривился он, потом прихлопнул руку ко лбу. – да-а… Спасибо, господин Теофил.
Дядя мой воодушевленно подскочил из-за стола:
– На здоровье. Янтарь – камень солнца, камень Бога. Работать с ним – одно удовольст… удовольст… – и замер напротив меня. – Хобья воронка… Агата, есть у мастера Нубрса «слабое место». Точно!
– И какое? – сделала я стойку.
– Янтарь.
– Янтарь?
– Да, но не он сам, а то, что внутри. Это – целая эпопея. И почему я раньше не вспомнил? Там дело вот в чем… может, ужин сначала? Это – надолго.
– Нет.
Дядя вздохнул:
– Тогда… У гномов ведь богов, как таковых нет.
– Хорошее вступление.
– Я предупреждал, Агата… Богов у них нет. Есть легенды о воинах, девах разных и мудрых гномьих королях. И есть одно стойкое на этом фоне поверье, что души спящих отделяются от них и летают в виде бабочек. Но, особых. Те бабочки «бохосами» называются. В переводе с накейо, «душами». И вот эти души порхают, пока тела спят, а если по какой-то причине обратно не возвращаются, то и тела умирают. К чему я все это… Представьте себе бохоса, увязшего в смоле дерева и с течением столетий заключенного в янтарь.
– Это уже не бабочка получается, а чья-то пойманная душа, – удивленно хмыкнула я.
– В том то все и дело. С точки зрения гнома именно так она и выглядит, то есть символизирует собой.
– И что мастер Нубрс? – влез Эрик. – Он в эту байку верит?
– Не то слово! – расплылся в улыбке мой дядя. – Не то слово. Лет пятнадцать назад он наемников по всему Бетану отправлял за янтарем с бохосом внутри. Сколько ему в итоге натаскали, вплоть до древних ящериц и тараканов, но бохоса – ни одного. Потом, вроде, остепенился, когда жене и теще среди этого янтаря жить стало негде, но манию свою не забыл. Да он на Дне Святого Рока с одним пришлым новый договор заключил. При мне было. А вчера весь вечер только про него и… пил.
– Неужто так трудно именно такой камень найти? – уточнила я. – А может бабочек таких и вовсе в древней природе…
– Были, – уверенно кивнул ювелир. – Я сам в книге видел. Правда, старой и рисунок перекопированный хобье число раз, но, точно, были. Они особенные. Размах узких длинных крыльев, волоски по всему туловищу и само туловище непропорционально маленькое, хм-м, на человеческое очень похоже… Были бохосы. Летали.
– Ага, – закусила я губу. – И за эту «пойманную душу» наш мастер…
– Все, что ты захочешь. Хоть свою собственную. Гномов знать надо. А этот еще и глупость имел поклясться перед всей слободой, что добудет бохоса в янтаре и выставит его в городской «Галерее чести». Так что это уже – дело гномьей чести.
– У-у-у, – почесал чуб Эрик. – Тогда точно.
– Дядя Теофил, у меня к вам вопрос… где у нас на территории страны залежи янтаря?
– Агата, ты чего? – раскрыл рыцарь рот.
– Погоди. Дядя Теофил?
– На дне Охранного озера, – подобрался мой родственник. – Но, там – заповедное место. По берегам среди леса – сплошные паломники в шалашах и скитах. Они именно из-за янтаря там и обитаются круглый год. Я ж говорю: «камень Бога» силы огромной. Миллионы лет назад в тех местах деревья особые росли с особой смолой. Долго. Очень долго. А потом там землетрясение произошло и в результате образовались гора Молд и это озеро под ней, а весь янтарь остался на дне… Агата?
– Да? – выдохнула я.
– Ты это серьезно? Туда? Я думал: копию навещать.
– «Копию»? Гному? – прищурилась я. – Они ж к нашей магии не чувствительны. Она для них, как дым для забитого носа. И… в общем, дядя Теофил, спасибо. У меня идея есть.
– Какая? – оторвался от подоконника Эрик.
– Родственная, – процедила я, глядя в окно…
Узкая рыбачья лодка хаотично качалась на мелкой ряби озера. В самом его центре. Отсюда теперь были отчетливо видны все пологие берега. Кое-где – со светлой песочной каймой. А местами – темными островами камыша. Луна же висела над самой горой Молд, очерчивая ее острые пики. И я точно знала – с другой ее стороны, южной, еще более острыми тянется в ночное небо одноименный каменный замок, не видимый здесь. С нашей северной «заповедной» стороны. Здесь сейчас была полноправная «охранная» ночь. С далекими бдительными огоньками костров по лесным берегам. И все-таки правильно мы сделали, что лодку сначала навещали, а потом в нее подвалами махнули. Хотя Эрик мог бы и по солиднее что-то.
– Эрик?
– Да? – с кормы тихо отозвался он.
– В общем, как договорились.
– А я?
– А ты, – склонилась я к притихшей на скамейке Варе. – Ты… мне очень нужна, – и присела перед ней. – Мне надо кое-что тебе объяснить. Потом спросить.
– Ну?
– Помнишь наше родственное заклятье?
– Стишок? Угу.
– Он мне сейчас пригодится.
– Зачем? Ты поэтому меня сюда взяла? – расширила она в темноте глаза. – Чтобы его снова вместе прочитать?
– Ага. Понимаешь, мне понадобятся твои умения и знания. Ты согласна снова на время ими поменяться?
– С чем? – выдохнула Варя.
– С моими. И тогда я обрету твое везенье. А ты… ты просто в очередной раз узнаешь на время то, что знаю я. Я понимаю, это – тяжкий груз. И хоть он в прошлый раз и спас нас всех, но…
– Хорошо, – серьезно кивнула Варя. – Только скажи: зачем тебе моя фартовость?
– «Фартовость»? Чтобы найти на дне этого большого озера единственно нужный нам камень. Если он, конечно, здесь есть.
– А-а, – открыла Варя рот.
– Агата, сколько у тебя будет на всё времени? – глухо уточнил рыцарь.
Я пожала плечами:
– Не знаю. Заклятье работает по-разному. В первый раз оно продержалось пять минут. Во второй – семнадцать. И причины мне пока не известны.
– Понятно, – кивнул он, потянувшись к пуговицам рубахи. – Я – с тобой.
– Куда это ты «со мной»? Из нас двоих лишь я – воздушник и полунечисть, а ты со своей «огненной» дыхалкой будешь мне только мешать. Карауль в лодке Варю.
– Агата, – набычился парень.
– О-о, если меня прижмет, я тебя позову. Обещаю, – выпрямилась я в полный рост. – А теперь отвернись – я купаться не планировала.
– А стих когда? – ухватилась за борта Варя.
– Потом сразу стих. Надо время экономить, – и дернула за узкий пояс платья. – Подельники?
– Угу.
– Да, Агата.
– Все будет хорошо.
– Почему? – буркнул Эрик. – Новый твой сон?
– Нет, – оскалилась я ему. – Зуд. Отвернись… Уф-ф… Варя, Варенька, дай мне свои руки и смотри мне в глаза. Все у нас будет хорошо. А тебе от меня – сюрприз.
– Какой? – пропищало дитё.
– Про Ника. Сама его узнаешь… Ну, начинаем?
– Угу…
ГЛАВА 11
Ночной мир вспыхнул в моих глазах. Вновь, как тогда, во дворце инкуба, яркой взорвавшейся звездой и с гулом в ушах втянулся, спустя две секунды исчезнув в полной тьме. Я, вмиг ослепнув, завертелась на месте, рискуя досрочно свалиться в воду вместе с Эриком и Варей. Но еще через пять долгих секунд на самой грани тьмы проклюнулся, вдруг, тусклый синий огонек. Огонек, набирая свет, запульсировал и я, выдохнув, вернулась в мир вокруг:
– Я его… вижу.
– Где?! – снова дернулась лодка. Эрик кашлянул. – Агата, где? Может…
– Нет. Я – сама, – и, оттолкнувшись, понеслась над водой к огоньку.
Он был далеко. Очень далеко. У самой береговой южной кромки, в гуще камыша, качающегося у пологих скал. И тормознув рядом, я ухнула в воду. Пустив взрыв из пузырей, ушла туда с головой.
Это было первой моей ошибкой. Уши сразу заложило, кожа пошла мурашками, а я все шла и шла вниз на дно. Перед глазами сначала мелькнули толстые камышовые стебли, потом их корневища белыми червями зацепленные за темный слой земли, следом мимо понеслась отвесная скала в водорослях и мелких ракушках, и я, вывернувшись, затормозила. Над, дыхнувшей холодом, темнотой. Запоздало пустила туда световой шар. И в следующий миг, дернувшись в сторону, приложилась спиной об скользкие камни. Да, до дна осталось всего ничего – ярда два. И оттуда, из узкой расщелины, густо забитой серыми человеческими костями, на меня глядела сущность, сильно схожая с большим длинным сомом. Мой наглый ночной визит явно застал ее врасплох. В ответ же на запущенный свет, сущность стремительно махнула вверх мимо меня. Я, оттолкнувшись, понеслась за ней следом, по ходу воссоздавая в голове свою «клиентскую базу». Увы, аналогов местной твари в ней не нашлось. И, вынырнув из расщелины к камышам, я почти вслепую, запустила стандартно первым мысле-образом «Кто ты?»… Как раз вовремя – жесткий, как проволока, хвост, шерканув по правой ноге, ушел вбок.
Следующие семь секунд я лишь, водя руками, выжидающе висела, следя за противником, удивленно распахивающим и смыкающим пасть. Вполне уважительную, хоть и без явных клыков. «Кто ты?» – глухим эхом принеслось ко мне назад. Ритуал знакомства явно рисковал растянуться до дворцового этикета. В противовес моим возможностям, длительность одной из которых (везенье), была неизвестна и мне самой, а вторая (задержка дыхания) равнялась от силы десяти минутам. Пришлось знакомство срочно свернуть, перейдя сразу ко второй фазе: «Приказ подчинения», а секундой позже «Смерть». В последнее я вложила всю свою душу, очень красноречиво оскалившись врагу. И хоть зубов таких в моем рту не росло, тот вполне проникся и… попер в ответ в бой. Вот хам! И влупила по твари знаком парализации. «Хам», отброшенный знаком назад, напоследок вновь удивился. И с этой миной, столбом пошел вниз. К своей «уютной норке» из костей… Уф-ф… Я же развернувшись к камышам, метнулась в самую их гущу.
Последствия второй моей ошибки вмиг забили глаза, превратив и без того густую «чащу» в месиво из стеблей, корней и донного ила вокруг. Но я упорно продолжила лезть все глубже, наподобие селянки, полющей свой бурьянный огород. Разбуженные мелкие рыбы бросались от меня врассыпную, а воздушные пузыри от земли, щекоча, потоками устремлялись вверх, но я видела лишь одно впереди – мой ориентир… И едва не промахнула мимо…
Вот как выглядит янтарь в природе? Да тысь моя майка! Кто б знал! Это вам не сердце ангела или бусы из прозрачных желтых «слез». Это… обычный серый камень, шершавый, угловатый, со следами древесной коры на боках. Да его не сразу и разглядишь. Особенно в поднятой мной вокруг мути. Поэтому я на целую минуту замерла, под стук сердца неподвижно зависла, ухватившись руками за стебли камышей. Пока вновь отчетливо не увидела свой ориентир. И тогда начала рыть… Ногтей у меня не было. То есть, не совсем, а таких, как у дам. Но, и сейчас я их, кажется, содрала до единого. Выворачивая сначала землю с корнями, а потом и сам янтарь из его тысячелетних гнезд. Камни большие, маленькие, сплоченные и врассыпную. Да сколько ж их здесь под защитой не меньшей по возрасту твари? Пока не уперлась в настоящую глыбу, отделяющую от моей цели пути. Пришлось поднатужиться еще. И, выпустив изо рта стаю пузырей, я, почти вслепую, отодвинула ее край… Мама моя… Родненькая… Янтарь, приплюснутый, размером с голову младенца, вспыхнул слабым синим светом и… потух. Я, схватив его, рванула вверх…
«Рванула», было сказано с большой долей патетики, допустимой во время исполнения «подвига». До «верха» было ярда полтора. И, первым делом, втянув ртом воздух…
– Наконец-то! – подцепил меня Эрик и втащил на скамью. – Агата, хоб тебя забери! Да разве так… – и присел напротив. – Ты его все-таки…
– Ага, – прижимая камень к груди, ошалело кивнула я. – Нашла.
Рыцарь, дернув из-под меня рубаху (все-таки, готовился занырнуть), накинул мне ее на плечи и сверху обхватил руками, вливая попутно силы и тепло:
– Молодец… молодец. А теперь, валим отсюда.
И вот только тогда, из-за рыцарского плеча, я огляделась… Тысь моя майка. «Хоб меня забери». Озерные кряквы, стаей носящиеся над ночной водой, месиво из камыша с донным илом волнами вокруг лодки, а совсем рядом, вдоль берега, крики и скачущие огни факелов:
– Варя?
– Угу, – огласились мне в спину.
– Я тебя сильно напугала?
Голос «не ребенка» был не менее удивленным, чем мой собственный:
– Не-ет. Я не видела ничего. Я только… Агата, так наш Ник не в чужом мире?
Ник… Вода. Сом… Шашлык из… И меня, дернувшуюся от Эрика к краю борта, так не вовремя и так по «беременному» вывернуло наизнанку… И лишь после этого мы «свалили». Очень срочно…
– Дядя Теофил, только осторожнее!
– Племянница, ты меня оскорбляешь.
Полчаса спустя мы втроем (Варю я с устной благодарностью и клятвой о неразглашенье отправила наверх спать) вновь были в родственной мастерской. И дружно сейчас зависли над столом.
– Дядя Теофил…
– Ага-та, – процедил тот от зажатого в тисках камня. – Или смолкни или тоже спать иди.
– Ага, – в ладонь зевнула я. – Как же. Я, как только удостоверимся, махну прямиком к нашему уважаемому гному.
Эрик злорадно хмыкнул мне в левое ухо:
– Хотел бы я на это посмотреть.
– А что? – оторвалась я от камня. – Хотя…
– Угу. Может заартачиться.
Мой сосредоточенный дядя поднял на нас косые глаза (святым Авосем клянусь, он их только что к носу свел!):
– У тебя, Эрик, на лбу прописано: «рыцарь Прокурата». А особо «сметливые» там еще и номер комтурии разглядят. Так что, подождем ее тут. Хоть я и уверен: на этот раз разговор будет куда продолжительней. Смотрите.
И мы посмотрели…
– Тысь моя майка.
– Хоб меня… так это она и есть?
Сквозь тонко снятый поверхностный слой, на нас глядела нежно бежевая бабочка неземной красоты. Ну, мне она такой показалась. Две пары длинных крыльев. Нижние, поменьше – лентами опущены вниз, верхние – с перламутрово голубыми задранными уголками. Ворсовые волоски, как юбка из длинной тонкой пряжи и само маленькое туловище… действительно, сильно схожее с нашим.
– Редчайший случай, с какой точки зрения ни глянь, – выдохнул над ней дядя Теофил. – Мало того что точно, бохос, так еще и сохранилась… обычно, жертвы янтаря скрючены в нем в предсмертных потугах, а эта…она будто до сих пор летит. Полный размах.
– Полный улёт, – перехватившим голосом выдала я и поймала на себе взгляд Эрика. – Что?
– Ничего. Ты – молодец, я тебе уже сказал. Но могла б и магией себе под водой помочь.
– Ой, да все зажило уже, – отмахнулась я от него. И в правду, две глубокие борозды (на правой голени – от хвоста твари, вдоль внутренней части левой руки – от угла камня) и содранные ногти на руках давно регенерировались, оставив напоследок, в качестве «побочного эффекта» лишь сонливость. Но, спать мне еще… – Магией было нельзя – вдруг бы повредила ей янтарь? И я тогда пошла…
