Текст книги "Исповедь четырех"

Автор книги: Елена Погребижская

Светлана Сурганова

Моя музыкальная карьера началась примерно в 2001 году. Это как раз совпало по времени с приходом успеха к группе «Ночные снайперы». Все уши про них прожужжали люди, которые со мной работали. «Тебе нужно, нужно это послушать. Это чуть ни не самая лучшая поэзия сегодня», – тоном знатока говорила мой администратор. Это ничуть не привлекало, потому что мне-то было известно, кто на самом деле лучший музыкант и поэт. Поэтому мне довольно долго удавалось отмахиваться. Чтобы завлечь меня окончательно, кто-то принес несколько потертых дисков. Это были пластинки со смешными названиями «Детский лепет», «Капля дегтя» и «Бочка меда». Оказывается, это были какие-то раритеты, когда-то в замшелые годы хитрым способом выпущены и в итоге большая редкость. На следующий день пришла толпа гостей. «О-па, ты „Снайперов“ что ли слушаешь? – сказали мне гости, – а мы как раз эти альбомы ищем. Дай, а?» Я не знаю даже, кто точно взял эти пластинки, но их, ясное дело, так и не вернули.

Потом ко мне хлынули разнообразные друзья «Ночных снайперов». Они оказались причудливым образом все со мной связаны, и некоторые из них пьянствовали у меня в столовой (как правило, со мной), потом я у них, некоторые ночевали и жили, а однажды приехала высокая девушка-художница. Она провела у меня несколько дней. То есть ночей, днями она разрисовывала декорации к какому-то особенному концерту «Ночных снайперов». Она приходила, надышавшаяся краской и усталая, но счастливая оттого, что была причастна к чему-то большому и важному.

Все свежайшие события из жизни группы «Ночные снайперы» немедленно обсуждались у меня дома в шумной компании общих знакомых: почему Диана надела именно белые штаны, что, кто и кому говорил на перроне поезда Москва – Санкт-Петербург, по какой причине на телеэфир поехал именно этот состав людей, а не другой и т. д. При всем этом мы так и не были знакомы ни с Дианой, ни со Светой. Из всех разговоров у меня складывалось однозначное впечатление, что главный человек в группе «Ночные снайперы» – Диана, а Света просто ей на скрипке подыгрывает. Большинство интервью, которые мне часто попадались тогда, а это был период мощной раскрутки «Снайперов», доказывали это, говорила одна Диана, а Светлана ей в лучшем случае что-то поддакивала.

Потом мы, наконец, пересеклись вживую на каком-то концерте, где группа Butch тоже выступала. Шел саундчек, Диана жизнерадостно носилась по сцене, а Света, вежливо мне кивнув, сидела какая-то потухшая. Мне сразу же объяснили на ухо, что это нормальная расстановка сил, и что, мол, было время, когда все было иначе, что Света, мол, была ого-го. В это с трудом верилось. Позже, у меня дома, кто-то из очередных общих друзей бросил: «…а Света, она же вообще больна…» «А чем?» – говорю. «Темная история, но все очень серьезно». И потом добавил неожиданно злобно: «Это ей в наказание». В общем, уточнять не хотелось. Темная так темная.

Спустя несколько лет мне нужно было найти Свету. Ее только ушли из группы «Ночные снайперы», она уже пережила период первичной пустоты от рухнувшего мира. В звукозаписывающей компании сказали «петь будет» тем же тоном, каким врачи, наверное, говорят «жить будет». Оказывается, Света уже собиралась выпускать новый альбом. На одном со мной лейбле. Вот Света-то мне и нужна. На меня надвигался мой день рождения. Это значило, что я буду по традиции отмечать его уникальным, ни на что не похожим концертом. То есть традиции такой до этого не было, но создать ее очень хотелось. Никаких мыслей насчет того, как концерт сделать уникальным и непохожим, не присутствовало. И тут меня осенило: надо зазвать разных прекрасных исполнителей и сделать с ними дуэты. Света, думаю я, не откажет. Мне тут же дали Светин телефон в Питере, и мы договорились встретиться.

На Светиной улице было тепло и светло, настроение у меня было отличное. Квартира мне понравилась. Из окна открывался вид на романтические крыши. И тут я понимаю, что на стене дома напротив на реально большой высоте кто-то вывел краской слова с расчетом, чтобы из Светиного окна как раз было видно «Я люблю тебя, Света».

Это меня поразило. И тоже захотелось, чтобы и мне такое написали или другое, короче, хоть что-нибудь на страшной высоте, чтобы смотреть из окна и поражаться. И еще стало понятно, что есть люди, которые Свету очень любят.

Света с той нашей встречи в клубе похудела и как-то просветлела что ли. Она мне рассказала тогда, что ей очень помог в трудную минуту Валера Тхай, помог собраться и поверить, что она снова сможет петь, пусть уже одна. Хотя почему одна? Она уже нашла замечательных ребят, группу «Север Комбо», с которыми и пишет свой первый, без Дианы, альбом. В общем, мы разговаривали и попивали коньяк. А потом Света и ее директор плавно перешли на водку. Мне этого было не потянуть. «А что, – говорю, – поесть ничего нету»? «Поесть, поесть… – задумалась Света, – как же, вот тут есть солдатский паек, мне подарили». Мы вскрыли зеленую пластмассовую коробочку, где оказалась тушенка, шоколадка и еще всякие загадочные брикетики и пакетики. Особенно меня поразила гороховая каша. Это был сушеный кирпичик в обертке, к которому прилагалась инструкция: «возьмите в рот сухую массу и запейте водой». То есть, кашей это все должно было становиться внутри у солдата или вот у меня в частности. Несмотря на всю его инопланетность, весь этот сухпаек мы с удовольствием уговорили.

«А что же мы петь-то будем?» – наконец спросила меня Света.

– «Ну, что-нибудь твое, что-нибудь мое и что-то совсем третье». «А еще, – тут пришлось глаза опустить, – сыграй, может быть, на скрипке». Мне-то уже сказали, что все это время с момента изгнания из «Снайперов» Света не брала в руки скрипку ни разу. И она согласилась. Принесла откуда-то футляр, назвала еле слышным ласковым словом коричневую лаковую скрипку. И заиграла. Мне всегда казалось, что люди, которые играют на скрипке, это совсем не то, что люди, которые играют на гитаре, и уж совсем иное, чем люди, играющие на пианино. Скрипачи – они какие-то другие. И, в общем, так оно и есть. Хотя Света сказала, что это будет только один раз, что сыграет у меня на Дне рождения и все. Потому что больно и потому что напоминает 10 лет ее жизни.

– А еще что можем исполнить? – А давай Пугачеву? – зажглась Света и тут же стала доставать с разных полочек нескончаемые диски, и все они были с Пугачевой. Над ворохом пластиночек Света предложила нам спеть песню «Этот мир». Честно говоря, хотелось исполнить довольно помпезное, но трогающее творение «Женщина, которая поет», но Света меня убедила, уж не знаю чем. До меня дошло только потом, что она действительно верит в то, что любовь помогает справиться со всем. Действительно верит.

* * *

 
…Один лишь способ есть
Нам справиться с судьбой,
Один есть только путь в мелькании дней.
Пусть тучи разогнать
Нам трудно над землей,
Но можем мы любить друг друга сильней.
«Ла-ла-ла придуман не нами, этот мир придуман не мной»,
 

– напевали мы, и мне очень нравилось, что Света не похожа на ту погасшую девушку со скрипкой, которая встретилась мне два года назад. Она выглядела как человек, который только что вступил на новую дорогу и не знает, что там будет за этими горами, но сворачивать не собирается. Света показала мне какие-то приборы, которые должны были стать прародителями новой студии, и сказала, что помогает какому-то музыканту со странным именем Юл записать его альбом. Нормально, думаю, только человек сам на ноги встал, даже, можно сказать, еще и не встал, а уже кого-то продюсирует. Света объяснила, что у Юла какой-то очень запущенный рак, что она это чуть ли не первая поняла и отправила его к врачу и что теперь должна успеть. Помочь ему записать его песни.

Мы допили коньяк и стали прощаться. В подъезде оказалась какая-то куча пивных банок. «Наверное, поклонники оставили». Тут Света рассказала, как на днях она возвращалась и застала в подъезде двух девочек – фанаток. Ближе к ночи она зачем-то опять вышла, а когда вернулась, поняла, что девочки устроились ночевать тут же в подъезде. «Ну и пустила их», – сказала Света. «К себе домой ночевать что ли?» – брови у меня поползли, поползли наверх. – «Не в подъезде же им было».

Концерт по поводу моего дня рождения прошел феерически. Свету поклонники нашей группы приветствовали прямо-таки дружным ревом, и во мне даже шевельнулась ревность. У нее только что прошел первый большой концерт с новым составом в ДК Ленсовета, и она, кажется, поняла, что все получается.

За следующие 2 года мы виделись много раз мельком. За это время Света и ее Оркестр стали одной из самых популярных российских групп. Они ездили, не переставая, с концертами (в нашем цеху это называется «не вынимая»), а в родной стране это и есть главный показатель востребованности.

Очень отчетливо я помню ярко-солнечный день, когда мы приехали на фестиваль «Крылья-2005», чтобы встретиться со Светой. У меня должна была скоро состояться презентация «Дневника», и мы решили попросить Свету и еще нескольких музыкантов прочитать из книжки кусочки, это собирались снимать и показывать потом на экране во время презентации. Буквально за месяц или два до этого все рок-фанатское Интернет-пространство наполнилось слухами, что у Светы какая-то нехорошая история не то со связками, не то еще с чем-то, что она не то отменила, не то не назначила какие-то концерты из-за этого, что слетел большой московский концерт. Были еще какие-то заметки, что вот, мол, у Светы проблемы с горлом, но ей сделали операцию на связках, как это бывает иногда у певцов, но сейчас все хорошо. Наконец, на официальном сайте СиО появилось объявление, что Свете сделана операция и она уже выздоравливает. Текст был такой:

Певица Светлана Сурганова перенесла серьезную операцию. В середине мая она была экстренно госпитализирована в одну из питерских клиник с острой болью. После осмотра было принято решение об оперативном вмешательстве. Операция длилась несколько часов и прошла успешно.

Сейчас Светлана проходит курс реабилитации.

В связи с этим концерт «Сургановой и Оркестра», намеченный на 24 июня в CDK МАИ, переносится. Светлана Сурганова передает всем своим поклонникам привет и просит не переживать за вынужденный перенос концертов в Москве и Прибалтике.

Ближайшие концерты «Сургановой и Оркестра», скорее всего, состоятся 16 июля в Новотроицке и 23 июля – на фестивале «Крылья».

Короче говоря, ехали мы на эти «Крылья» с моим директором Олей очень встревоженные. Было жарко, мы пробирались через плотную массу зрителей, пересекли все поле тушинского аэродрома и вышли к сцене. Света как раз начинала выступление. Мы встали за кулисами между горячих железных столбов и внимательно следили за ней. Её волосы отросли и как будто выгорели на солнце. Она улыбалась и ритмично пританцовывала с гитарой, переглядывалась со своими музыкантами, и они вместе зажигательно ударяли. К концу ее сета все многотысячное поле фестиваля скандировало «Све-та! Све-та!» Мы дожидались ее за палатками после выступления. Пару раз мимо проносилась ее директор, которая куда-то отправляла парней с гитарами, прошел Валера Тхай с какими-то пакетами, и тут появилась разгоряченная Света с пивом в здоровом пластиковом стакане. Она выглядела просто шикарно, была вся какая-то легкая, это не вязалось с теми слухами никак. У нее был отличный загар человека, который отдыхал на пляже Средиземноморья, ну или Черноморья в крайнем случае.

«Ну как ты, Света»?

«Отлично, – говорит, – да, просто отлично».

«А что это за страшные сказки про связки и операции?» – мне, в общем, неудобно было спрашивать, но и не спросить нельзя было.

«Ну, – Света почему-то совсем не смутилась, – у меня была – тут она произнесла какой-то латинский термин – в общем, на животе такой краник, вот его сняли наконец, и я теперь как все остальные люди. И заодно, пока его снимали, обнаружили еще разные ненужные разности в животе и все убрали».

Света все время, пока говорила, улыбалась. «И теперь, – она махнула ладонью сверху вниз вдоль живота, – все чисто. И вообще, давайте лучше выпьем пива». «А я не пью совсем, уже год. Из-за таблеток». «А я – пью», – засмеялась Света и тряхнула волосами. – «Свет, а тебе можно разве?» «Мне теперь все можно», – и Света приподняла маечку. У нее был завидный плоский загорелый живот. Со свежим вертикальным шрамом почти по всей длине.

«А как же ты колбасишься на сцене, это же все – я хлопаю себя по животу – недавно все, вот только что было?»

«Да пошло оно все на хуй», – Света повторяет мой жест. Потом смеется и пьет пиво.

Через месяц «Сурганова и Оркестр» уехали в большой концертный тур по стране.

Мы встречались со Светой как раз в тот период, когда у меня бушевал невроз и моя жизнь ежедневно замутнялась горстью антидепрессантов и брызгами нейролептиков. Это меня бесило как постыдная болезнь, но она все не проходила. Более того, все мои друзья, да и врачи утверждали, что эта нервная зараза тянется именно потому, что я в нее погружаюсь, болею изо всех сил, мол, я несчастная жертва. И тут я вижу перед собой человека, который трудности перенес и оставил их позади с улыбкой и без сожаления. Без любимого мной растравления ран и привлечения общественного внимания. То есть мне было неизвестно, как это прошло для нее на самом деле, что она думала, что говорила себе, чего боялась и боялась ли вообще, но мне так хотелось, чтобы и все мои кошмары пошли на хуй.

Ну и у меня появился шанс узнать, что на самом деле думала Света в самые сложные периоды. Буду писать книгу, говорю, дашь мне супероткровенное интервью, как никогда в жизни?

«Да, – сказала Света, – только давай мы все за один раз сделаем, я не смогу потом этого повторить».

Я сижу в гостинице «Мариотт» на Тверской в Светином номере. Все выгладит так, как должно выглядеть в «Мариотте». Только что юноша из службы сервиса принес белые безличные чайнички. Света в длинной юбке ходит туда-сюда возле зеркала и гладит себя по голове. Голова у нее побрита. «…И вот некоторые люди, очевидно, получают удовольствие от этого, – это новый Светин директор Наташа показывает на фигуру, дефилирующую в ванную и обратно, – от поглаживания, я имею в виду, себя по отрастающим волосам».

«А с чем связано то, что ты побрилась, – кричу я Свете, – очиститься там, карму поменять?» Я удобно устраиваюсь в кресле и попутно выкладываю из пакета тяжелую бутылку темного рома. «А то мне Маша Макарова рассказывала, что когда они всей группой с Медведями побрились наголо в Индии и волосы свои в Ганг отправили, у всех карма поменялась. Кто пить бросил, кто семью завел, ну и все такое. А ты почему?»

Света села напротив, подвернув ноги под себя. «А мне вот захотелось, это так бодрит», – довольно уклончиво улыбнулась Света.

И сказала: «Я никогда не была на приеме у психоаналитика и никогда не была на исповеди, но я попробую».

Ну и мне показалось, что начинать говорить надо сначала, с самого раннего детства.

– Неужели ты не помнишь себя раньше, чем в три года?

– Нет, – говорит Света. У меня первое воспоминание, как я сижу под столом под круглым. Мы жили в коммуналке, и, когда кто-то приходил, раздавался такой пронзительный звонок, и я бежала под стол. Они заходили и начинали со мной сюсюкаться. Вообще ненавижу с детства взрослое лицемерие, я это видела и думала: неужели, боже мой, когда я стану взрослой, я буду такой же лицемеркой. И тогда дала себе слово, что нет.

– Что ты помнишь в 4 года?

– А почему ты не спрашиваешь, что было в 3 с половиной года?

– Ну, хорошо, что было в 3,5 года?

– А в это время как раз произошло нечто очень важное. В 3,5 года первый раз я осознала, что такое смерть. Я осознала, что бабушка умрет первой, и я первый раз заплакала горючими слезами.

– А бабушка твоя ведь еще долго потом прожила…

– Да, Зоя Михайловна прожила до 84 лет. Но все эти годы, пока она жила, я готовилась внутренне к ее смерти. Я пыталась с этим примириться. Я боялась свихнуться и не суметь это достойно принять. Да, вот еще одно понятие: достойно реагировать на какие-то сложности, достойно выходить, красиво. Не показно, а просто достойно. Больше всего я с детства боялась чьих бы то ни было слез, особенно слез родных и близких.

Еще одним человеком, которого нужно непременно оберегать и о котором нужно заботиться, была для Светы мама. То есть опорой в семье из трех женщин была Света.

Папа же был существом мифическим.

Света: Ну, во-первых, потому, что его никогда не было. Сильнейшим впечатлением из детства было, шоком, когда воспитательница детского сада спросила: а кто твой папа. А я ни хрена не знаю, кто мой папа, я его в глаза не видела. И тут мне сказали обычную версию: ну, типа, летчик-испытатель, папа погиб. Где-то на задании. Он умер при отважных обстоятельствах. Через несколько лет, может быть, это были первые классы, была преподнесена вторая версия: папа оставил нас. Это приобрело негативный оттенок, он предал нашу семью, и вообще-то лучше о нем не говорить и не вспоминать. В 25 лет я узнала, что к этому семейству Сургановых мало имею отношения. Что я не родная дочь. Мама сама сказала. Был очень острый момент. И она раскрывает карты. У меня был шок.

Света не собиралась разыскивать своих биологических родителей, чтобы не оскорблять и не обижать свою семью. Тем более что Света была для мамы самым близким человеком все эти долгие годы.

Света: Я ей предлагала. Я говорила, что я абсолютно не против, если у тебя появится друг, если ты с кем-то соединишь свою судьбу. У нее был один друг, ну, правда, они были только друзьями. Этот человек был ее старше, и она просто за ним ухаживала. Я это приветствовала, говорила: ты эффектная, умнейшая, с прекраснейшим чувством юмором женщина, у тебя должна быть личная жизнь… Она говорила: нет, мне это не надо. Она самодостаточная. Ну, понятно в кого я.

Я представляю себе картину: девочка с мамой в коммунальной квартире.

Света года в 3 любила «читать» газету «Правда». Когда она ее раскладывала, разворачивала в полный рост, «Правда» занимала все место в комнате от стенки до стенки. Размер совпадал. Вот и представляю, как разворачивает. Как потом приходит ее мама, и они вместе сидят на кровати.

Мама и дочка. Говорят о чем-то, что-то вместе делают. Громко поют в ванной. Звонкий детский голос выводит революционное «Шел отряд по берегу». Потом соседка по коммуналке прибегает за какой-нибудь ерундой и говорит с мамой: а почему бы тебе не отдать дочку в музыкальную школу, у нее же явные способности? И Света отправляется в музыкальную школу. Впервые видит перед собой загадочный и волшебный инструмент – скрипку. Учительница ей объясняет, что смычок надо натирать канифолью и дает ей большой такой кусочек канифоли. И Света целенаправленно начинает натирать волоски, туда-сюда без остановки, пока весь кусочек не стерся. Как сказали потом близкие ей люди: «В этом она вся, если уж начала, то доведет до самого конца».

Света рисует в воздухе очертания табурета: «Меня ставили на табурет со скрипкой. Я была очень маленькая. Как Дюймовочка. У меня была самая маленькая скрипка в мире».

Мне, кстати, тоже хотелось играть на скрипке в детстве, а отдали меня все-таки учиться на банальном пианино. А была б у меня скрипка…

Мы выпиваем еще рома и продолжаем.

Света рассказывает про свое детство, про самый обычный класс в самой обычной школе, 40 в среднем человек в классе. Милые ребята из неблагополучных семей, милые ребята из благополучных семей – все спились. В школе Света почему-то продвигалась по комсомольской линии.

Она рассказывает, а я думаю: а, интересно, сейчас какая-нибудь общественная деятельность в школе есть, ну хоть бы политинформация какая-нибудь, хотя вряд ли.

Свою карьеру общественницы Света начинала как командир звездочки (я даже не знаю, как это сейчас объяснить, ну, командир над 5-ю человеками, что-то вроде того). Потом была комсоргом класса, а потом стала главной комсомолкой в школе, секретарем комитета комсомола.

– А ты во все это верила вообще? – не удерживаюсь я.

– Ну, для меня это была скорее игра, – отвечает Света.

– Я тебе больше скажу: были идеалы. А сама комсомольская карьера меня мало воодушевляла. Просто я была влюблена. Вот была такая должность – заместитель директора по внеклассной работе. Этот человек занимался вот этой белибердой милой, всякими комсоргами. Это была одна из сильнейших влюбленностей. Мне было все равно, чем я занимаюсь, как я занимаюсь. Мне было важно присутствие этого человека рядом. Видимо, это результат депривации.

Вот ведь, думаю, медиком Света быть не перестала. А что это?

– Депривация – лишение чего-то, нехватка. Я где-то на подкорке сознательно или несознательно находила для себя людей, которые мне в какой-то степени заменяли мать или отца.

Мда, я сижу и раздумываю над Светиными словами. В голове застучала мысль, что Света сейчас безумно откровенна на самом деле, и, может быть, у меня именно поэтому не получится сделать из нее такой крупными мазками героический образ. И чего мне вдруг взбрело именно героический? Сидит рядом подвижная девушка с бритой, заметьте, головой, в толстой юбке, хлещет ром со мной, а я терзаюсь жанровыми сомнениями.

Света улыбается мне: «Я пребывала в состоянии хронической влюбленности. Начиная с 13 лет».

Первой Светиной симпатией был одноклассник, которому, как она говорит, благодарна по гроб жизни, потому что он «спровоцировал» ее играть на гитаре. На тот момент Света заканчивала музыкальную школу и вовсю играла на скрипке, а он, мало того что за ней ухаживал, так еще и единственный из всех играл на гитаре. И еще был отличником и шикарно знал алгебру. Алгебру! Света себе сказала: «Я никогда не выучу алгебру и вообще не узнаю, что это такое, но хотя бы на гитаре играть смогу научиться». И научилась. А потом они поехали в лагерь труда и отдыха. Была раньше такая традиция отсылать школьников пропалывать турнепс или собирать свеклу. Их класс тоже поехал в такой лагерь. А там бараки, двухэтажные кровати и все такое. И был в этом лагере отдельный барак, где проходили дискотеки. И на одном из вечеров Света была ди-джеем на пару с кем-то из ребят.

Света: Диджейский пульт и танцпол отделяла стенка с таким раздаточным окном, как в столовой. Туда можно было голову просунуть, но не пролезть. И мой воздыхатель подходит к этому окошечку и говорит: пойдем потанцуем. Он по ту сторону окна, а я по эту. Я тогда чуть в обморок от счастья не упала, боже мой, он приглашает меня танцевать. Но почему-то по какой-то несусветной глупости я постеснялась пролезть в это окошечко, дверь была закрыта. Побоялась быть неловкой, некрасивой, неизящной. Пролезть в это окошко, и бросится к нему в объятия, и протанцевать этот танец. Вместо того, что бы это проделать, я ему сухо отвечаю: нет. Что делает молодой человек в 8 классе, когда ему отвечают «нет» – он тут же берет другую девушку и закручивает с ней разные танцы-обжиманцы.

Это была моя первая такая травма. Это была моя первая женская глупость.

(Решительно ударяет ладонью.)

Надо было тупо пролезть в это окно. Как угодно, ногами вперед. Вот если бы я это сделала, я сейчас не была бы тем, кем я сейчас являюсь. А с другой стороны и хорошо, что я туда не пролезла. Была бы я сейчас женой подводника. Мы виделись как-то разок. Он такой стройный, тощий, долговязый, красивый в форме. Но нам не о чем было говорить. Все очень мило, но говорить не о чем.

Слушаю я сижу Свету и думаю: вот поедем мы на гастроли в город, где живет моя первая любовь, я позвоню, мы встретимся, а говорить с человеком, может, будет и не о чем. И куда-то волшебство девается… Наверное, туда же, куда и детство.

Мы говорили и говорили, и все получалось, что о любви. У Светы находилось множество слов и оттенков и полутонов, чтобы описать влюбленности, сменяющие одна другую. Это собственно и было, и есть суть всего, на эти оттенки и полутона и нанизывается то, что я пытаюсь приземлить и оконкретить как творческий путь сидящего передо мной человека. Причем у меня-то как раз все устроено совсем по-другому.

– А когда ты целоваться начала?

– Да я прям сызмальства начала целоваться. Ой, люблю это дело (смеется).

Света: Меня поглощало это занятие прямо в 7 лет. Я тогда не читала еще Цветаеву, но совершенно согласна с ней, что жизнь длится во время поцелуя. Надо целоваться. И я с удовольствием этим занималась. Это было так порочно и развратно. Под таким секретом от родителей, а играли тут же за углом у пожарной лестницы в бутылочку. Когда остальные дети начали трахаться, я стала совсем целомудренной. Я свое отцеловала. У меня все в поэтику пошло, в творческую сублимацию. Первый опыт… Знакомство с телом другого. Ты знакомишься с чьим-то телом, и кто-то позволяет тебя знакомиться с твоим организмом. Это интрига, это очень волновало и будоражило. Я вообще по природе своей сенсорик. Мне очень важно ощущение кожи. Самые первые тактильные познавания друг друга с детского садика начались. Я помню, что мы там на раскладушечках лежали валетиком. Кто-то гладил мою ногу, а я гладила тоже ножку кого-то ребенка. Не помню уже, какого. Это были первые желания тактильные, контактировать. Как дельфины, они трутся друг об друга, им тоже это надо.

– А что, Света, смысл жизни – это любовь?

– Да, конечно, эту мерзкую человеческую жизнь и все гадости, которые люди творят, может оправдать только любовь.

Фактически мы со Светой были как два персонажа из фильма «Брат-2». Один спрашивает другого «В чем сила, брат?» И этот другой как календарик-переливашка: то киллер, то бомж, то еще кто. И в итоге диалога с Другим Брат-2 понимает, что сила – в правде.

А из нашего разговора понятно, что сила – в любви.