Текст книги "Я иду к тебе"
Автор книги: Елена Озерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
7
И опять Ника шла по длинному коридору студии «Петр и Марк». На этот раз ее гонорар отличался от ожидаемого в меньшую сторону, но Ника почти не расстроилась. Бог с ними, сколько заплатили, столько заплатили, хотя лишние деньги ей бы не помешали. Но куда-то идти, что-то выяснять, с кем-то разбираться – сил не было.
Молодые люди, проходящие мимо, скользили взглядом по Никиному лицу не задерживаясь, после пережитого у нее был такой унылый вид, что интереса в представителях сильного пола она не возбуждала. Да Нике и самой тошно было смотреть на себя в зеркало: за последнюю неделю она похудела и осунулась, словно перенесла тяжелую болезнь. Глаза утратили блеск и запали, скулы заострились, румянец изчез, одежда висела как на вешалке. Неудивительно, что мужчины не обращали на нее внимания. Да и Ника на них не смотрела.
Машина комната находилась в самом конце коридора. Толкнув дверь с надписью «консультант-визажист», Ника оказалась в просторном светлом помещении со множеством зеркал.
Обычно у Маши толклась куча народу, но сегодня Нике повезло: Маша, как ни странно, была одна.
– А, заходи, заходи. – Машка изучала какую-то картинку в толстом журнале.
– Я тебе не помешаю?
– Разумеется, нет. – Маша отложила журнал. – Просто мне пришла в голову одна идея, додумаю потом.
Она встала навстречу Нике и критически оглядела ее лицо и фигуру.
– Ну, знаешь, – возмущенно сказала она, – нельзя же так с собой обходиться! Тебе сейчас можно дать сорок лет, не меньше!
– Знаю, – равнодушно сказала Ника, стягивая пальто и бросая его на кожаный диван. – Пусть.
– А не боишься, что с работы выгонят? – припугнула Маша. – Ты ведь должна людям настроение поднимать! А им, глядя на тебя такую, выть захочется.
– Пусть воют.
Ника села на диван в позе бедной родственницы – руки сложены на коленях, голова опущена – и замерла. В последние дни она могла так сидеть часами.
Маша сокрушенно посмотрела на нее. Неделю назад все неприятности, казалось бы, кончились. Ограбление благодаря Виктору было предотвращено, Кирилла задержали на месте преступления, он во всем сознался и даже указал место, где хранились похищенные у Пожарского картины. Марина тоже была арестована, но она ни в чем сознаваться не собиралась. Впрочем, этого и не требовалось – улик против нее было предостаточно. Правда, главный организатор преступления – Андрес Инфлянскас – находился в Вильнюсе, то есть за пределами России, но благодаря видеопленке можно было требовать его выдачи для суда. Словом, все было позади.
Но именно с Никой тогда что-то случилось. Пока надо было действовать, пока ситуация требовала постоянного нервного напряжения, пока они жили в каждодневном ожидании – Ника держалась прекрасно. Но как только появилась возможность расслабиться – она не выдержала. Оскорбленное достоинство обманутой женщины, причем обманутой и покинутой дважды, растоптанная любовь, которую она искренне отдала людям недостойным, неверие в свою женскую привлекательность… И когда опасность миновала, эти чувства обострились до предела. Ника впала в депрессию, и ничто не могло ее расшевелить.
Маша прекрасно ее понимала: сама пережила нечто подобное. Но именно потому, что Маша сумела такое пережить, она знала – поддаваться подобным настроениям нельзя. Депрессия сама не пройдет, будет с каждым днем углубляться, пока не оставит человеку единственный выход – уйти из жизни.
В таблетки-антидепрессанты Маша не верила – это дорога, ведущая в никуда. Может быть, помог бы хороший психоаналитик, только где его взять? И Маша решила действовать подручными средствами. Что обычно поднимает настроение женщине? Красивая прическа, искусный макияж, новые шмотки. «Что ж, – сказала себе Маша, – для начала попробуем хоть это».
Она взяла Нику за руку и решительно усадила в большое кресло перед зеркалом: – Сейчас будем делать тебе прическу.
– Зачем? – довольно равнодушно спросила Ника. – Мне не хочется.
– Тебе не хочется, а мне надо попрактиковаться, – без зазрения совести солгала Маша. – У меня не складывается образ одного персонажа, а завтра мне уже надо выдать окончательный вариант. Так что я попробую на тебе.
Ника вздохнула и ничего не ответила. Похоже, ей действительно было все равно – хоть бы Маша и наголо ее обрила.
Рыжевато-каштановые волосы Ники с «Лизиных» времен уже немного отросли и сейчас почти касались плеч. Но плохое состояние хозяйки сказалось и на волосах: тусклые и безжизненные пряди висели как пакля, совершенно забыв, что совсем недавно они вились задорными колечками. Маша сначала обильно нанесла на Никины волосы мусс «Волюм-ап», а потом с помощью насадки «душ» стала феном приподнимать их у корней, добиваясь нужного объема. Эффект «мокрых волос» – самое лучшее, что она сейчас может соорудить на Никиной голове. Когда с прической было покончено, Маша отступила на шаг и критически оглядела дело рук своих:
– Ничего. По крайней мере, лучше, чем было. Не спрашиваю, нравится тебе или нет, хотя мне и не мешало бы услышать хоть самый завалящий комплимент.
Ника апатично поглядела на свое отражение.
– Нравится. Спасибо, – безжизненно сказала она и сделала попытку встать с кресла.
– Сиди, – повелительно сказала Маша. – Процесс еще не кончен. Будем делать из тебя «женщину-цветок» – в этом сезоне самый модный образ.
Ника пожала плечами:
– Делай из меня что хочешь, хоть грядку с овощами.
Покрыв лицо Ники тональным кремом золотисто-персикового цвета, близким к оттенку ее кожи, Маша подчеркнула румянами линию скул и занялась глазами.
– Образ «женщины-цветка» создают с помощью искусственных ресниц, накладываемых только на нижнее веко, – авторитетно сказала Маша, достала маленькую коробочку и открыла ее с помощью ногтя. – Кстати, на Западе накладными ресницами сейчас пользуются вовсю. Воспоминание о шестидесятых. Сейчас посмотрим, что у нас получится.
Она обвела контур глаз карандашом, прошлась по векам сначала персиковыми, потом прозрачно-золотистыми тенями, и принялась аккуратно прилаживать ресницы.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала Маша, закончив свой ювелирный труд. – Картинка в пастельных тонах. Теперь ты на человека похожа.
– Спасибо.
Ника наконец встала с кресла, опять перебралась на диван и застыла там в прежней позе. Маша огорченно посмотрела на нее. Терапия пока не действовала. К Маше пришла еще одна идея.
– Слушай, можешь подождать меня минут пятнадцать? – спросила она.
Ника кивнула:
– Конечно.
– Никуда не уходи отсюда, я быстро! – Маша выскочила за дверь и помчалась искать второго стилиста студии, Лену Березникову. Серьезных съемок не предвидится, пусть Лена заменит ее на сегодня. Потом сделала один телефонный звонок – и все, план почти сложился!
Через сорок минут Маша и Ника были в салоне «Лариса» на Смоленской. Навстречу им вышла сама хозяйка – очаровательная женщина тридцати пяти лет в строгом элегантном костюме. Лариса была не только деловой женщиной, но и женой Петра Машкова, одного из директоров киностудии «Петр и Марк», и, соответственно, Машиной постоянной клиенткой. После приветственных восклицаний Лариса похвасталась:
– Знаешь, Машенька, твоя прическа и макияж, который ты мне делала на вручение «Геры», поразили моих подруг насмерть. Можно их тебе рекомендовать при случае?
Ника посмотрела на Ларисину голову. Интересно, ей-то какую прическу Маша могла соорудить. Черные Ларисины волосы были подстрижены очень коротко, кроме челки. Но Ларисе это, как ни странно, действительно шло.
– Конечно, – светски улыбнулась Маша. – Дай мой телефон, пусть приезжают домой или на студию.
– Ты прелесть! – воскликнула Лариса. – Может быть, пойдем ко мне в кабинет, выпьем кофейку?
Маша взглянула на Нику. Та опять стояла отрешенная и безучастная ко всему происходящему.
– Да нет, может быть, потом, – решила Маша. – Давай сначала подберем что-нибудь…
– Для тебя или для подруги?
– Для подруги.
– Деловой костюм? Одежда для отдыха?
Но Маша знала Никину слабость.
– Вечернее платье, – не колеблясь заявила она.
Тут Ника словно очнулась.
– Ты что, с ума сошла, – прошептала Ника, когда Лариса удалилась отдать необходимые распоряжения. – Сколько все это стоит? У меня нет таких денег!
– Успокойся, – тоже шепотом ответила Маша. – Раз в год мне здесь положена семидесятипроцентная скидка.
– Но я не могу этим воспользоваться!
– Можешь, – спокойно сказала Маша. – Считай, что это мой подарок на твой следующий день рождения.
– Да ты что! Нет, я так не могу.
– Хорошо, – Маша была непреклонна. – Тогда сделаем иначе. Я считаю, что вечернее платье тебе сейчас необходимо в качестве лекарства.
– Но…
Однако спор пришлось прекратить – вернулась Лариса.
Через пять минут они втроем уже сидели в глубоких креслах, перед ними дефилировали хорошенькие манекенщицы, а Лариса комментировала модели:
– Шифоновое платье цвета охры с пышной юбкой и драпированным лифом, простое белое платье из натурального шелка, платье из золотистого шелка с юбкой до колен, гофрированное шифоновое платье цвета экрю…
Маша исподволь наблюдала за подругой: похоже, лекарство было выбрано верно, Ника чуть-чуть оживилась.
Свой выбор они остановили на супердорогом бирюзовом платье из натурального шелка с золотой росписью ручной работы. К нему полагался бирюзовый шарф того же оттенка, но более темного тона.
– Так, – сказала Маша, когда они с Никой, ставшей обладательницей бирюзовошелкового великолепия, сели в потрепанную Машину «Савраску». – Все складывается отлично. Едем переодеваться, а потом развлекаться. Ты была когда-нибудь в казино? Говорят, в Олимпийской деревне очень приличная публика! Поехали на всю ночь!
Ника пожала плечами:
– Вообще-то можно. Только не на всю ночь – я завтра работаю, да и ты, кажется, тоже.
– А, плевать! – Маша прибавила скорость. – Поехали! Зря я тебе, что ли, макияж делала! Да и платье надо обновить.
Но где-то на полдороге к Беговой Никино настроение стало стремительно падать. Она опять сделалась вялой и апатичной. Маша с тревогой следила за переменой: платье помогло ненадолго. Когда они доехали до Никиного дома, та уже выглядела как сонная муха и ни на что не отзывалась.
– Знаешь, – виновато улыбнулась Ника подруге, – я, наверное, никуда сегодня не пойду.
– Да ладно, – Маша вслед за Никой выбралась из машины. – Пойдем посидим, поболтаем…
Ника вздохнула:
– Извини, это невежливо, но у меня просто ни на что нет сил. Машка, я ужасно ценю твою заботу, но сейчас поезжай домой, хорошо?
– А ты?
– А я полежу в ванне, а потом лягу в постель. Почему-то спать очень хочется.
– Но…
Маша смотрела на нее в нерешительности. Ника поняла ее колебания:
– Обещаю, что ничего с собой не сделаю. Завтра заезжай ко мне, если захочешь.
– Ну смотри. – Маша, ничуть не обидевшись, села в машину и включила мотор. – Если тебе так лучше…
Ника пошла к своему подъезду. Через два шага оглянулась и махнула рукой:
– Спасибо за платье!
Дома она, как и обещала Маше, сначала полежала в ванне, а потом перебралась в постель. В голове не было ни одной мысли, Ника лежала в прострации, тупо разглядывая лепной цветок на потолке. Давным-давно стемнело, но вставать и задергивать шторы было лень.
Из забытья ее вырвал телефонный звонок. Сначала Ника долго лежала и слушала – вставать с постели и тащиться к аппарату совершенно не хотелось. Но телефон упорно надрывался. Тогда Ника все-таки пересилила себя, встала и взяла трубку. Четкий мужской голос желал поговорить с Вероникой Павловной Войтович.
– Это я, – сказала Ника, недоумевая, кто бы это мог быть. Но в догадках она терялась недолго.
– С вами говорят из следственного управления по борьбе с хищениями. Капитан Коляев.
– Очень приятно, – это прозвучало глупо, но Ника совсем растерялась.
– Простите, Вероника Павловна, что беспокою вас в неурочное время, – голос в трубке не казался смущенным, – но мы просим вас подъехать сейчас на квартиру Павла Феликсовича Старцева.
– Что-нибудь случилось? – встревожилась Ника. – Что с дядей Павлом?
– Ничего, все в порядке. Просто небольшой следственный эксперимент.
– Так поздно?
Мужчина явно удивился:
– Простите?
Ника посмотрела на часы – было всего без пятнадцати девять.
– Я хотела сказать, – поправилась она, – что думала – следственные эксперименты проводятся днем… В рабочее время.
Капитан Коляев заверил со странным смешком:
– У нас все время рабочее. – Голос опять стал официальным: – Извините, что не можем выслать за вами машину. Но обратно обещаю доставить вас без хлопот.
Возникла пауза. Ехать Нике никуда не хотелось, но отказываться тоже было неудобно. Капитан, видно, почувствовал ее колебания:
– Виктор Васильевич Слободин лично очень просил вас приехать. Сам он позвонить не мог по уважительной причине, но на эксперимент тоже подъедет.
Ну что ж, раз Виктор просил – делать нечего…
Ника вздохнула:
– Хорошо. Через час буду на Ленинском.
Процесс одевания на этот раз не затянулся: джинсы, свитер, куртка, кроссовки… В первый раз за много дней с интересом взглянув на свое отражение в зеркале, Ника порадовалась, что сооруженная Машей прическа еще не развалилась. Она почувствовала легкое сожаление оттого, что Виктор не сможет оценить «женщину-цветок», – разумеется, перед тем как лечь, Ника отлепила накладные ресницы и смыла косметику.
Через полчаса она уже ловила машину на Ленинградском проспекте.
Домофон в подъезде у Старцева не работал. Впрочем, Нику это не удивило: домофон не работал периодически. Ключа от двери у нее не было – значит, придется ждать, пока кто-нибудь не войдет в подъезд или не выйдет. Или за ней кто-нибудь спустится из квартиры – они же знают, что Ника должна приехать!
– Что, девушка, не впускают?
К подъезду подошел какой-то парень в кожаной куртке-»косухе». Лица его Ника не разглядела – было темно. Парень вставил в замочную скважину маленький плоский ключ, что-то щелкнуло, и дверь открылась.
– Прошу!
Ника благодарно улыбнулась и вошла в темноту подъезда. Однако не успела она сделать и двух шагов, как чья-то рука зажала ей рот, а в ноздри ударил тяжелый сладковатый запах какого-то лекарства…
В голове гудели литавры. Возможно, и не литавры, но что-то очень громкое и медное. И этот нескончаемый гул, казалось, сейчас расколет голову пополам… Ника застонала и пошевелилась. Она лежала на чем-то жестком, но не холодном, скорее всего деревянном. Очертаний комнаты она разобрать не могла: перед глазами плыли нескончаемые красные круги.
Неимоверным усилием воли Ника остановила кружение и попыталась осмотреться. Она лежала в большой темной комнате на… да, на деревянном полу. Причем это были именно доски, а не паркет. Ника и не представляла, что такие полы еще где-то сохранились. Больше она ничего не могла разглядеть из-за темноты, заметила только, что мебели в комнате вообще не было.
Ника не могла сообразить, сколько времени она лежала без сознания. За окном темно – но ведь сейчас темнеет рано, когда она выехала из дома, уже стемнело. Мог быть и час ночи, и двенадцать, и два, и три…
Почему-то первым у нее возник вопрос о времени. Однако по мере того, как она приходила в себя, появлялись и другие вопросы. Где она? Кто те люди, которые ее схватили? Чего от нее хотят? Как ни странно, особого страха Ника не испытывала. Хоть бы кто-нибудь пришел, чтобы все выяснилось… Хоть бы перестала наконец болеть голова… Какой же дрянью они ее накачали, хлороформом? Похоже. И где они его достали, хлороформом сейчас редко пользуются.
Ника опять попробовала пошевелиться. Все тело болело, но не от побоев, а от долгого лежания в неудобной позе. Она потихоньку ощупала руки и ноги – целы. Да, похоже, ее никто не бил, а просто принесли сюда без особых церемоний и бросили на пол. Ника осторожно приподнялась, потом встала на колени. Ничего, ничего. Только бы добраться до окна и осмотреться. Может быть, тогда она сумеет сообразить, куда ее завезли?
Никин план удался: до окна она добралась, только тут ее ждало разочарование. Окна закрыты газетами, причем газеты были налеплены на стекла между рамами, а рамы закрыты наглухо. Днем можно было бы исследовать поподробнее, нет ли где какой дырочки. Но сейчас ночь, ничего не видно…
Вздохнув, Ника снова села на пол и прислонилась спиной к батарее. Батарея оказалась теплой – хоть в этом повезло. Ника устроилась поудобнее и попробовала подумать, но в голову лезли совершенно невозможные вещи. Почему-то вдруг вспомнилось Машкино намерение провести эту ночь в казино. Вот ирония судьбы – вместо того, чтобы в новом вечернем платье пить шампанское в роскошной обстановке, она сидит в грязной комнате в джинсах и кроссовках, сама тоже грязная, хоть и не избитая, и ждет… Чего? Кстати, очень хочется пить. Пусть не шампанского, но хоть бы воды принесли… Ника облизала пересохшие губы. Вообще, кто-нибудь собирается к ней сюда прийти, или она вечно будет сидеть тут в одиночестве?
Словно в ответ на ее мысли, за дверью послышались чьи-то шаги. В замочную скважину вставили ключ – а, так она была заперта! Ника усмехнулась: вместо того, чтобы сразу попробовать выйти через дверь, она направилась к окну. Нет, наверное, по голове ее все-таки стукнули!
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошли двое. Щелкнул выключатель – под потолком зажглась тусклая желтая лампочка. Ника, щурясь от неожиданного света, посмотрела на своих похитителей. Один из них был, очевидно, тот самый парень у подъезда. А второй… От неожиданности Ника чуть не вскрикнула. Раймонд Гедрис собственной персоной стоял в дверях, смотрел на нее и улыбался. Только улыбка его Нике совсем не понравилась…
– Ну что, здравствуй, девочка, – сказал Раймонд, дотронувшись до своей светлой аккуратной бородки. – Вот и встретились.
Ника ничего не ответила, только уселась поудобнее, в своей любимой позе – ноги к груди, голова на коленях.
– Ты что же, и разговаривать со мной не хочешь? – Раймонд говорил мягко и вкрадчиво. – Нехорошая ты девочка. А с нехорошими девочками знаешь что делают?
Он подошел к Нике почти вплотную и наклонился:
– Ну так что?
– Чего вы от меня хотите? – сказала Ника и сама удивилась, как спокойно прозвучал ее голос.
– Заговорила, вот и умница.
Раймонд говорил по-русски с тем же акцентом, что и Андрес, и Нике это было особенно неприятно.
– Так чего вы от меня хотите? Куда вы меня завезли?
Раймонд протянул руку, и его молчаливый спутник дал ему черную коробочку сотового телефона.
– Куда завезли – тебе знать не нужно. – Раймонд нажимал на кнопки, набирая номер. – Все, что от тебя требуется – сказать пару слов клиенту. И, если клиент станет сговорчивым, мы тебя сами отвезем домой. Со всеми удобствами.
Тот, кому Раймонд звонил, очевидно, ждал у телефона, потому что трубку на том конце линии сняли без задержки.
– Ну вот, – сказал Раймонд невидимому собеседнику, – звоню, как и обещал. Хочешь ее послушать?
Он сунул телефон Нике прямо в лицо и прошипел:
– Говори! Ну говори же!
– Ника! – услышала вдруг Ника голос Виктора. – Ника, скажите что-нибудь! С вами все в порядке?
– Витя… – от растерянности она даже не заметила, что в первый раз его так назвала. – Витя, где я? Чего они от меня хотят?
Раймонд быстро отобрал у нее трубку:
– Вот видишь! Я тебя не обманул. Так что решай, все зависит от тебя. – Выслушал ответ и добавил: – Обычно дают двадцать четыре часа, но я считаю, это слишком много. Завтра утром. Если до десяти не объявишься – мы с ней поступим так, как сочтем нужным.
После этого Раймонд неторопливо сложил телефон и обернулся к своему дружку, не проронившему ни слова:
– Пошли.
С порога он обернулся:
– Свет не гашу, захочешь, погасишь сама. Спокойной ночи, девочка.
Дверь захлопнулась, и Ника услышала, как ключ дважды повернулся в замочной скважине. Она снова осталась одна.
8
Первым делом Ника оглядела комнату. Здесь, похоже, собрались делать ремонт: обои со стен были ободраны и свисали неопрятными клочьями, вдоль потолка тянулась широкая трещина, окна небрежно залеплены газетой. Потом она посмотрела на часы – без пяти двенадцать. Не так уж долго она пробыла без сознания – всего около часа. Хотя голова еще гудела от той гадости, которой она надышалась, мысли потихоньку прояснялись.
Итак, ее похитили. Час от часу не легче! И с какой же, интересно, целью? Хотят получить что-то от Виктора. Что? И вдруг Нику осенило: кассета! Кассета с видеозаписью, на которой Андрес снимает слепки с ключей! Не будет кассеты – не будет и обвинения.
Внезапно Нику захлестнула волна слепой злобы. Глядя на нее, никто бы не подумал, что еще пару часов назад у нее не хватало сил добраться из ванной до кровати. Ну нет, она не допустит, чтобы этот негодяй ушел от наказания! Она не допустит, чтобы он жил и процветал где-нибудь за границей, в теплом месте! Он должен ответить за все: и за обман, и за притворство, и за то, как он обошелся с ней, и за то, как он хотел обойтись с дядей Павлом!
Ника до крови прикусила губу, стараясь не закричать, не кинуться к двери, требуя выпустить ее отсюда. Как она ни была зла, остатки здравого смысла подсказывали, что кричать бесполезно. Если бы ее крики мог кто-нибудь услышать, ей бы заткнули рот. А так она своим протестом только развлечет негодяев.
Ника снова села на пол у батареи, обдумывая создавшееся положение. Как она поняла из разговора, у нее есть время до десяти утра. Почти десять часов. Не так уж мало, но и не много, чтобы придумать, как выбраться отсюда.
Вдруг Нику словно подбросила внезапная догадка. Она бросилась осматривать окно. Интересно, какой здесь этаж? Ну хоть бы небольшая дырочка была в этой газете! Хоть бы какая-нибудь щелочка!
Нике повезло: вверху газета прилегала к стеклу неплотно, и ей удалось выглянуть наружу. При виде пейзажа за окном Ника опять чуть не вскрикнула, на этот раз от радости. Окна квартиры выходили на маленькую улицу, примыкавшую к Донскому монастырю! Значит, недалеко от квартиры Старцева, можно сказать, ее увезли в соседний дом.
Обрадованная открытием, Ника стала прикидывать, как действовать дальше. Прежде всего нужно открыть окно. Причем сделать это надо тихо, чтобы похитители там, за дверью, ничего не услышали.
Внутренние деревянные рамы были не только закрыты на задвижку, но и заколочены четырьмя большими гвоздями по всей длине. Нужно было найти инструмент, чтобы отогнуть их и вытащить. Что-то вроде пассатижей… Хотя подошла бы и простая металлическая проволока. Ника тоскливо оглядела комнату. Ничего, как назло, ничего подходящего! Она пошарила в карманах джинсов, но там ничего не было, кроме носового платка и ключей от дома на колечке с брелоком. Ника рассеянно повертела в пальцах ключи. Может быть…
Стоп! В качестве брелока на колечке вместе с ключами болтался складной маникюрный набор: пилочка для ногтей и щипчики. Щипчики были маленькие, почти игрушечные, но довольно прочные.
Ника быстро вытащила щипчики, внимательно осмотрела их и полезла на подоконник. Зацепив согнутую половинку верхнего гвоздя, она осторожно потянула ее на себя. Гвоздь, поддаваясь усилиям, неохотно распрямился. Потом Ника использовала щипчики как пассатижи, и одним гвоздем на ее пути к свободе стало меньше.
Операция по удалению остальных гвоздей заняла минут двадцать. После этого Ника распахнула внутренние рамы, готовясь проделать то же самое с гвоздями, заколоченными во внешние рамы. Но здесь окно запиралось на обычную задвижку. Ника распахнула окно, посмотрела вниз и все поняла.
Скорее всего гвозди в рамы были забиты не для того, чтобы Ника не могла открыть окно, а для того, чтобы рассохшиеся рамы не открывались. Похитителям и в голову не могло прийти, что окно на пятом этаже можно использовать для побега.
В первый момент Нику охватило отчаяние. Нет, на первый этаж она и не рассчитывала, но надеялась, что рядом найдется какой-нибудь балкон или пожарная лестница… Да хоть водосточная труба! Пожарная лестница действительно была, но на расстоянии пяти метров от окна, не меньше. И как до нее добраться, совершенно непонятно.
Ника высунулась еще дальше на улицу, посмотрела вниз, и на место отчаяния пришла надежда. Прямо под окном тянулся карниз. Правда, его нельзя было назвать широким, но удержаться можно. Во всяком случае, можно попробовать.
Дом был сталинской постройки, со стенами, сложенными из больших серых кирпичей. Неровные выступы вполне могли служить точкой опоры для рук.
Ника снова взглянула вниз. Пятый этаж сталинского дома располагался на уровне седьмого этажа обычной панельной башни. Высоковато…
На миг ей стало страшно – ночь, холод, узкий карниз… Однако, сказала себе Ника, если думать, что разобьешься, непременно разобьешься. И чем больше она будет здесь стоять, тем страшнее ей будет решиться. Кроме того, в любой момент в комнату могут войти.
Эта мысль заставила ее поторопиться. Ника сбросила куртку, чтобы не стеснять движений, села на подоконник и осторожно нащупала ногами поверхность карниза. Слава Богу, он не покатый, как в домах более поздней постройки. И слава Богу, что на ней кроссовки с рифленой нескользкой подошвой. Все будет хорошо. Она пройдет эти несколько шагов до лестницы, обязательно пройдет.
Пять метров – очень короткое расстояние, если отмерять его по ровной земле. И очень длинное, если эти метры пролегают по скользкому карнизу на высоте достаточной, чтобы сломать себе шею при падении. Сантиметр за сантиметром, цепляясь руками за серые камни стены, Ника продвигалась все ближе и ближе к желанной цели. Ей казалось, что ее путь от окна до лестницы продолжался три часа, на самом деле прошло не больше пятнадцати минут. Наконец ее пальцы впились в железные перекладины. Теперь самое страшное позади.
Ника слегка перевела дух, и почти тут же, не давая себе расслабиться, начала спуск. Только бы ее отсутствия не обнаружили, пока она не окажется на земле! Окна выходили во двор, а глубокой ночью двор, разумеется, был пуст. Раймонд может спуститься и поджидать ее внизу. Эта мысль словно прибавила Нике сил – лестницу она преодолела в считанные минуты, спрыгнула на асфальт и побежала в сторону Садового. Там людно, там есть милиция, наконец…
Сначала Никой владела только одна мысль: подальше, подальше от этого дома и от Раймонда. И она бежала – откуда только силы взялись! Но силы ее так же внезапно и оставили. Ника вдруг почувствовала, что страшно замерзла: без куртки, после кошмарного спуска по пожарной лестнице на ветру! От холодного железа пальцы превратились в ледышки и до сих пор не отошли. Вдобавок ко всему прочему еще и снег пошел – первый снег в этом году. Остановившись на углу Садового, Ника поняла, что до милиции она не дойдет, надо идти к крестному.
Павел Феликсович жил не так далеко, нормальным шагом минут пятнадцать. Ника попробовала собраться с силами, сделала два шага – и неожиданно для себя села прямо на мокрый тротуар. Проходившая мимо парочка остановилась.
– Девушка, вам плохо?
Парень помог Нике встать, его спутница встревоженно посмотрела ей в лицо:
– Вызвать «скорую»?
– Нет, не стоит, – Ника через силу улыбнулась. – Сейчас пройдет. Простите, у вас случайно нет жетона для телефона?
Парень порылся в карманах и протянул Нике коричневый кружочек.
– Спасибо, – она благодарно кивнула. – Все в порядке.
Но парень с девушкой проводили ее до ближайшего телефона-автомата и остановились поодаль, ожидая, не понадобится ли их помощь снова.
Телефон, как ни странно, работал. Ника набрала номер Старцева.
– Дядя Павел, это я, – сказала она. – Я на углу Садового. Приди за мной, пожалуйста. Дело в том, что я…
– Ника, родная! – вскричал Старцев. – Где ты? С тобой все в порядке?
– Да. Я у «Бригантины», в телефонной будке. – Ника почувствовала, что еще немного – и она потеряет сознание. – Пожалуйста, забери меня скорее!
– Стой на месте, мы будем через пять минут.
«За пять минут он не успеет. – Ника медленно повесила трубку. – И кто это мы?»
Это было последнее, о чем она подумала.
Когда Ника открыла глаза, дневной свет уже лился из широких окон. Она лежала в своей прежней комнате в квартире Старцева, в той самой комнате, где она прожила почти семь лет. Правда, после того, как Ника окончательно переехала к себе на Беговую, Старцев сделал перестановку, превратив ее в часть своего музея, но Никин диванчик остался на своем месте. Именно на нем она сейчас и лежала.
– Ну, слава Богу, очнулась наша девочка, – услышала Ника знакомый ворчливый голос.
Она с трудом повернула голову – почему-то очень болела шея – и увидела старушку Анну Григорьевну, домработницу приятеля Старцева академика Ненашева. Анна Григорьевна подошла к дивану и укоризненно посмотрела на Нику:
– Ну можно ли всех так пугать? Принесли ее глубокой ночью, личико белое – ни кровиночки… Павел-то Феликсович уж места себе не находил! И этот твой совсем извелся. Еле выпроводила его – уж ему звонили-звонили, а он ни в какую! «Пока, – говорит, – в себя не придет, никуда не пойду!»
– Погоди-погоди, тетя Аня, – не поняла Ника, – какой это «мой»? Кто еще здесь был?
– Ну этот, который тебя принес, – сказала старушка. – Высокий такой, черный. Ничего не скажу, хороший мужик, хоть, конечно, уже не мальчик. Но все равно с твоим красавчиком не сравнить. Тот хоть и смазлив был, да глуп. А этот деловой, сразу видно.
Ника ничего не понимала. «Тот красавчик» – наверное, Кирилл; Анна Григорьевна его всегда недолюбливала. А «высокий, черный»… Неужели Виктор? Но что он делал в квартире дяди Павла?
– Ладно, лежи, пойду тебе поесть принесу. – Анна Григорьевна направилась к двери.
– Тетя Аня, я не хочу есть, – Ника попробовала остановить ее, но бесполезно.
– Еще чего скажешь – не хочу! – возмутилась старушка. – И супу поешь, и котлету с картошкой, и чайку горяченького с лимоном!
Дверь за Анной Григорьевной закрылась. Ника вздохнула – есть совсем не хочется, но придется подчиниться.
Интересно, долго она была без сознания? Настенные часы показывали без пятнадцати три. Значит, часов двенадцать, не меньше. Наверное, ей дали снотворное.
Дверь снова отворилась, и в комнату заглянул Старцев:
– Никушка, можно к тебе?
– Дядя Павел! – обрадовалась Ника. – Конечно, входи, зачем ты спрашиваешь!
Старцев осторожно приблизился к Никиному дивану, придвинул стул и сел рядом с ней.
– Ну и напугала же ты нас! Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – улыбнулась Ника. – Крестный, а кто этот «высокий и черный», что принес меня вчера к тебе?
– Как – кто? – удивился Старцев. – Виктор Владимирович. Мы же с ним вместе вчера… Как тебе удалось выбраться?
– Нет уж, – улыбнулась Ника, – сначала ты расскажи мне, что здесь у вас было.
– Да почти нечего рассказывать. – Старцев наморщил лоб. – В одиннадцать вечера мне позвонили и сказали, что тебя похитили. Почти сразу за этим звонком появился Виктор Васильевич и все объяснил. Им нужна была кассета, доказывающая вину…
