Текст книги "Возвращаясь к себе"

Автор книги: Елена Катасонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Понятно. Я и забыл…

– Не знаю, как долго они его будут делать.

– Заплати – будет быстрее. Или, может быть, я говорю что-то неправильно?

– К сожалению, правильно.

– Почему «к сожалению»?

– Долго объяснять. Давай отключаться: наверное, дорого.

– У нас сейчас льготно, не волнуйся.

Когда Стив наконец отключился, Лена плюхнулась на диван и закрыла глаза, изнемогая от боли в затылке, от того, что кружится голова. Она устала смертельно – как если бы пробежалась в центр Москвы и обратно. Снова заиграл «Вальс цветов» из «Щелкунчика», но Лена, протянув руку, выключила мобильник: не могла она больше ни с кем говорить. Хорошо бы выпить какой-нибудь анальгетик, только не было сил встать с дивана.

Выручила, конечно, мама. Она вошла веселая, оживленная, как всегда после уроков.

– Э-эй, – запела в прихожей. – Есть кто дома?

Наталья Петровна заглянула в комнату. Сияли радостью ее глаза, каштановым облаком обрамляли лицо пышные волосы, тонкий сиреневый свитер подчеркивал, облегая, высокую грудь и прямые плечи.

– У тебя новый кулон, – тупо сказала Лена, не двигаясь с места.

– Леша привез из Таллина, – объяснила мама, легонько подбросив висящий на кожаном длинном шнурке золотистый янтарь. – Я очень люблю янтарь, Леша знает.

Она села рядом с дочерью, взяла ее за руку. Сияние глаз погасло, тревога проступила в них.

– Что-то случилось?

– Нет… Да… Случилось… Но ты не волнуйся: ничего плохого…

Краснея, сбиваясь, путаясь в словах, Лена все рассказала.

– Дурочка, – прижала ее к себе мама. – Что ж ты стесняешься? Открытый мир – как хорошо! Сейчас найдем в «Золотых страницах» подходящую фирму, завтра сфотографируешься и летом полетишь в Лондон. Увидишь Темзу, Биг-Бен, Тауэр, Гайд-парк. Обещай, что постоишь на мосту Ватерлоо. Ах, какой прекрасный был фильм…

Лена смотрела на мать в изумлении:

– О чем ты говоришь, мама?

– Ну был такой фильм – «Мост Ватерлоо». Очень трогательный. Помню, бегали его смотреть по сто раз.

– Ох, мамочка, ох, – задыхаясь от смеха, ткнулась матери в плечо Лена. – Какая ты у меня смешная…

– Вот еще, – притворилась сердитой мать. – Ничего смешного. Хороший фильм, не то что нынешние стрелялки.

Лена оторвалась от матери. Взглянула на нее с укоризной:

– Ты разве не понимаешь? Он ищет жену, хочет познакомить меня со своей мамой, собирается снимать другую квартиру – трехкомнатная, по их меркам, женатому человеку мала. А ты – «Мост Ватерлоо».

– Да понимаю я, понимаю, – смущенно и быстро заговорила Наталья Петровна. – Только все это так неожиданно… Скрытная ты у меня… Наверное, я растерялась, ты уж прости.

Она робко коснулась руки дочери.

– Ничего-ничего, – спохватилась Лена и обняла мать. – Обязательно постою на мосту. Он в самом деле красивый?

– В кино – очень. – Наталья Петровна провела рукой по Лениным волосам. – Поезжай, – повторила она. – Я готова всю жизнь писать тебе письма – хорошо, что у нас теперь есть компьютер, можно не зависеть от почты, – лишь бы ты была счастлива.

Они сидели обнявшись, как две подруги, думая о неожиданных поворотах судьбы, но потом пришлось все-таки встать и подойти к телефону, который звонил и звонил, время от времени делая короткие перерывы, чтобы отдышаться, набраться сил и настойчиво затрезвонить снова.

– Кто это такой упорный? – мимоходом удивилась Наталья Петровна. Таким упорным был, разумеется, Дима.

7

Что приятнее – путешествие или то, что ему предшествует? А может быть, «послевкусие», когда, возвернувшись, извлекаешь из глубин чемодана подарки, раздаешь шампуни, лосьоны, купальные шапочки, щедро предоставляемые туристам, фирменные пакеты с кофточками и майками, спешишь проявить слайды, смотришь их и переживаешь все вновь: вот ты у своего отеля, а вот на фоне Биг-Бена, в Виндзорском замке – темновато, правда, но это же Виндзор! – вот Темза, и ты стоишь на романтическом мосту Ватерлоо… Путешествия продлевают жизнь, мало того – проживаешь еще одну, другую, на твою не похожую. Прежде Лена об этом только читала, теперь предстояло убедиться в этом самой.

Огненно-рыжий Ален терпеливо стоял на платформе у первого вагона, как договорились, и даже если бы не описал его так точно Стив, Лена узнала бы Алена сразу – по спокойному взгляду уверенного в себе человека, добродушному отношению к окружающим, отсутствию всякой нервозности, обычно присущей пассажирам метро.

Широко улыбаясь, он шагнул Лене навстречу – высокий, крупный, с большущей сумкой через плечо.

– Вы Лена? А я Ален, друг Стива. Сядем?

Сели на длинную лавку, переждали грохот уносящегося к следующей станции поезда.

– Это вам. – Из своей огромной сумки Ален вытащил другую, поменьше, тоже на длинном ремне. – С ней можно ехать к нам, в Лондон.

– Вы надолго в Москву?

– Надолго. На целый месяц. Буду, как прежде, жить в МГУ, там же преподавать – на Ленинских – о, простите, – на Воробьевых горах. – Ален мечтательно улыбнулся. – В круглом зале всегда по субботам танцы; у вас такие красивые девушки…

Лена улыбнулась тоже.

– Может быть, показать вам Москву?

– Спасибо, не надо. Я ее хорошо помню, хотя теперь, говорят, она изменилась. Но Кремль и колокольня Иван, и собор Василия, я надеюсь, остались?

Ален расхохотался собственной шутке.

– Ну и как, нравится вам Москва? – спросила Лена, в общем-то не сомневаясь в ответе.

Но Ален ответил странно.

– Куски отдельные нравятся – Красная площадь, маленькая улица в центре – забыл, как называется.

– Наверное, Арбат, – подсказала Лена. – Она теперь пешеходная.

– О, нет машин? Здорово!

– Художники продают свои картины, поэты – стихи…

– Как у нас, на Кренбери-стрит. Скажите Стиву, чтобы сводил вас туда обязательно! Там всегда были битники, хиппи, теперь – буддисты. Много разноцветной Азии… А у вас больше всего я люблю все равно Ленгоры, общежитие МГУ. Там живо, весело, там я узнал настоящую устную речь, не как в книгах. – Ален снова расхохотался. – Я только приехал – тогда, в первый раз, – не успел еще разложить вещи, а Владимир, сосед по блоку, распахнул мою дверь – без стука! – и говорит:

– Ну что, пришелец, айда в столовку, нажремся от пуза!

Веришь ли, Helen, я испугался: учил-учил язык, а фразы не понимаю. Вынул записную книжку, достал из кармана ручку, сел к столу.

– Подожди, Владимир, сейчас все запишу. «Пришелец» – это тот, кто пришел? Но я прилетел. Значит, я «прилетчик»? «Пузо» – это живот, верно? Но почему «нажремся от пуза», а не «до пуза», скажи! «Нажремся» тоже не очень понятно, но я догадался…

Сижу, хочу записать, а Владимир вдруг как закричит:

– Расселся! А столовка через полчаса закрывается. Бежим! Объясню по дороге.

Я удивился.

– Надо бежать? Зачем? Я уже бегал утром… Вот, Helen, каким я был глупым…

Посмеялись, помолчали, пережидая грохот очередного поезда.

– Если что будет нужно, звоните, – встала Лена и протянула Алену руку.

– Так хочется Стиву счастья, – неожиданно сказал Ален. Голубые глаза смотрели смущенно. – Мы, ирландцы, народ упрямый, с нами трудно.

Лена смотрела непонимающе.

– Он вам разве не говорил? – совсем смутился Стив. – Ханна, его жена… нет, теперь не жена, как это я забыл… Экс-жена…

– Бывшая, – подсказала Лена.

– Ну да, ну да, – заторопился Ален. – Конечно, бывшая… Такое простое слово, а я забыл! Вот видите, нужно почаще к вам приезжать. Так вот, она ведь ирландка, и хотя я тоже ирландец, но хочется быть объективным. Ой, я совсем запутался…

– Вы хорошо говорите по-русски, – уважительно оценила его сбивчивую речь Лена. – Не по-книжному.

– Правда? – обрадовался Ален. – А будет еще лучше – после Москвы, – наивно похвастался он. – Все, я побежал, как всегда говорил Владимир, мой друг. До свидания. Баксы запрятаны, нет, упрятаны в кофточку, чтобы никто не украл. Bye!

– В какую кофточку? – крикнула вдогонку Лена, но за грохотом поездов Ален ее не услышал.

Кофточка оказалась прелестной – золотистой, из натурального шелка, в строгом английском стиле и притом неуловимо кокетливой. А когда Лена ее развернула, из кофточки выпал толстый конверт с долларами.

– Господи, куда мне столько! – всплеснула руками Лена. – А это что, косметичка?

В косметичке была, как и следует из ее названия, косметика и еще записка: «Helen! Приезжай от солидной фирмы, чтобы отель был в центре Лондона, рядом со мной. Очень жду. Стив».

Стесненно и неуверенно Лена пересчитала зеленые сотенные бумажки – «зачем так много?» – смущаясь и радуясь, примерила кофточку – «и, главное, размер угадал! Рукава только чуть-чуть длинноваты», – мазнула по губам розовой душистой помадой – «мой цвет», – вдохнула, закрыв глаза, запах тоже розовой пудры. Потом посидела у стола, уронив на колени руки, пытаясь сообразить, что же все-таки она делает? И зачем?

Но мысли разбегались в разные стороны, грохот подземки стоял в ушах, добрые глаза Алена умоляли и требовали – «Так хочется Стиву счастья», – ни с того ни с сего возникал Димка с его байдаркой и грядущим походом по неизвестной реке Воре.

Так ничего не сообразив, не поняв, не придумав, и легла Лена спать. А утром следующего дня началась беготня.

Фирму нашла, разумеется, Катя. Она же составила список – что взять с собой. Долго спорили, брать ли зонт.

– Там дожди и туманы, – опиралась на классику Лена.

– Ничего подобного! – со знанием дела возражала Катя. – «Туманный Альбион»… Скажешь тоже… Все давно изменилось. Даже синоптики ничего уже предсказать не могут. И вообще: лето есть лето.

«Будет дождь – купим зонт», – сбросил на e-mail свое просвещенное мнение Стив, и проблема, не успев возникнуть, благополучно была решена.

Сессия, долгие вечерние прогулки с Димой – меланхолично, неторопливо бродили по Переделкино или переулками старой Москвы, всячески изощряясь в психоанализе, споря и соглашаясь друг с другом, философствуя и размышляя о жизни – интересной, непредсказуемой, – разрыв с Михаилом – он все болел, жаловался на то да на это, возмущался новыми временами, сожалел о старых – «Даже поликлинику отобрали! А какой Дом творчества был у нас в Дубултах! А в Пицунде…» – и наконец канул в Лету – все было прелюдией к встрече со Стивом. Виртуальная реальность через полтора месяца должна была превратиться в реальность зримую.

– А как же твой Михаил? – подтрунивала Катя.

– Ну его, – отмахивалась Лена, мимоходом удивляясь себе: что уж она так мучилась – там, в голом ноябрьском лесу, когда мокрый снег сыпал и сыпал с беспросветного неба, а она, вдребезги несчастная, одинокая, понуро брела к переезду и горько плакала? Что, в конце концов, это было? Самолюбие? Обида? Ревность? Теперь об этом странно и вспоминать.

Мама подсовывала Лене книжки о Лондоне, вообще – об Англии. Сколько их у нее было!

– Да, – улыбалась Наталья Петровна в ответ на восторги дочери. – По книгам только и знали. Существовал, конечно, обмен студентами, но очень дозированный. Через это густое сито я, например, проскочить не сумела.

Солидная фирма, занимавшаяся исключительно Англией, не обманула: отель действительно был в самом центре, на тихой улочке, параллельной Оксфорд-стрит, неподалеку от знаменитой площади Пиккадилли. Номер показался Лене шикарным: огромные кровати, застланные безукоризненно гладкими шелковыми покрывалами, розовая ванная с массажным душем, широкие, во всю стену окна. А Люся – с ней предстояло делить номер все десять дней – лишь пожала плечами.

– Подумаешь… Номер как номер. Ничего особенного. В Риме был лучше. И в Вашингтоне: там была даже кухня с вилками-ложками-поварешками.

Лена сочла за лучшее промолчать. Они, безусловно, принадлежали к разным социальным группам.

– Спускаемся в ресторан? – полувопросительно сказала она. – А то опоздаем к завтраку.

– О’кей, – охотно согласилась Люся. – И сразу переводим часы, чтобы не путаться. Видишь, сэкономили время на перелете: здесь все еще утро.

На длинных, стоящих буквой «п» столах туристов ожидал хилый английский завтрак: кофе, маленькие хрустящие тосты, треугольники плавленого сыра в фольге – тоже маленькие – и совсем уж крошечные коробочки с яблочным джемом. Заглотнули всю эту роскошь мгновенно.

– Все. Поехали!

Строгий, красивый, элегантный город разворачивался перед ними с высоты двухэтажного красного автобуса – такого же символа Лондона, как, например, Темза, Биг-Бен или Трафальгарская площадь.

– Посмотрите направо… Посмотрите налево…

У знаменитой площади с высокой колонной – памятник Нельсону, – конечно, остановились. Бронзовые львы бдительно охраняли покой героя, беспечная молодежь, лениво переговариваясь, праздно валялась на зеленом газоне.

Автобус кружил по городу, задерживаясь у памятников и музеев. Гид обращал внимание туристов на то и на это, приводил страшноватые факты средневековой истории, называл множество цифр – многие старательно цифры записывали, словно по возвращении предстояло сдавать экзамен.

– Какая, вы сказали, высота моста? – озабоченно спрашивала Люся, ни на минуту не расставаясь с блокнотом. – Сколько, вы говорите, метров?

Лена вместе со всеми послушно вертела головой направо-налево, вылезала из автобуса, осторожно, бочком спускаясь по узкой лесенке со второго, довольно высокого этажа, стояла, облокотившись о парапет, на набережной, вдыхая запах сверкавшей на солнце реки с легким привкусом синего дыма от катерков. Вместе со всеми она бродила по красивому особой, устрашающей красотой Тауэру, с его высокими стенами, башнями, темными портретами строгих вельможных старцев, стражами в средневековых костюмах, с алебардами в руках, огромными, ленивыми, тяжелыми от обжорства воронами – пока они в замке, городу не страшны никакие беды – рассказывал старинную легенду гид.

Постояли в толпе туристов у Букингемского дворца с памятником королеве Виктории, дождались смены караула, когда высокий и узкий Биг-Бен пробил двенадцать: породистые сытые кони, а на них всадники в плюмажах с пышными перьями, рослые гвардейцы и маленькие непальские горцы, славящиеся беззаветной храбростью. «Они даже не представляют себе, что можно в бою отступить, – объяснил их присутствие в охране гид. – Сражаются до последнего».

– Да? Да? – встрепенулась Люся и, забыв от волнения, что она светская дама, больно толкнула Лену локтем в бок. – Сечешь? Нам бы таких в охрану, скажи?

– Особенно мне, – хмыкнула Лена.

Все вокруг фотографировались, радостные, возбужденные, а немцы в шортах, туго обтягивающих их литые зады, что-то неустанно записывали.

– Щелкни меня, – попросила Люся и протянула Лене мобильник. Лена послушно щелкнула. Чуть позже зафиксировала и себя – на фоне Биг-Бена, часы которого знаменитый фокусник не так давно тщился остановить.

– Ну и как? Остановил? – заинтересовался один из туристов.

– Кажется, на секунду, – дипломатично ответил гид.

– Ну-у-у, это недоказуемо, – разочарованно протянул турист.

Снова сели в автобус, поехали к Гайд-парку. Оттуда – к ресторанчику на Бейкер-стрит. Интересным казалось все, но странное чувство владело Леной – будто она смотрит фильм, цветной и объемный, но все-таки фильм, в нем не участвуя.

Чистое небо стояло над головой, светило по-летнему щедрое солнце, никакой дымки не было и в помине, никаким смогом даже не пахло, все мифы о «Туманном Альбионе» при встрече рассыпались в прах. Это и в самом деле был прекрасный город, стройный и горделивый, один из красивейших в мире, отчего же на душе у Лены было так смутно?

«Я просто боюсь, – подумала Лена. – Вся эта затея совершенно не для меня…» Да, приходилось признать: она боится грядущей встречи, ей неловко и тяжело, к тому же терзает старомодный вопрос: деньги, присланные Стивом, должно быть, к чему-то обязывают?

– Ты что, очумела? – возопила в ответ на ее терзания – еще там, в Москве, – возмущенная Катя. – Теперь так принято! Это же не времена твоей мамы, когда ездили на море в складчину.

К концу экскурсии запищал мобильник.

– Да?

Стив звонил уже третий раз.

– Helen, Леночка, я совсем на сегодня освободился. Встречаемся на Пиккадилли-серкус, хорошо? Ты сейчас где?

– Мы уже едем в отель.

– Попроси остановиться у Пиккадилли и выходи. Буду ждать. Целую.

* * *

Стив стоял под знаменитым памятником Эросу, на верхней ступеньке, и ждал – высокий, подтянутый, моложавый. Чистенькие старушки продавали бумажные кульки с кормом для голубей; нарядные дети бросали голубям крошки. Кружилась девчонка на роликах, за ней, подпрыгивая, выделывая замысловатые па, гонялся ее паренек.

– Helen?

Стив шагнул Лене навстречу – улыбающийся, приветливый, черноволосый и черноглазый, очень взрослый и совершенно чужой. «Что я наделала? – в отчаянии подумала Лена. – Как теперь быть?»

– Hi! Хорошо долетела? В самолете не укачало? А как тебе Лондон – при первом взгляде? Ты такая красивая! Красивее, чем на фото.

Стив обнял Лену и так и оставил руку на ее плечах. Рука была тоже чужой, давила на плечи, и трудно было идти с этой ношей.

– Вон там, на углу, ресторанчик, видишь? Итальянский… Пообедаем в нем, если не возражаешь. Любишь итальянскую кухню? Ее, кажется, все любят.

«Если не возражаешь…» Почему, спрашивается, она должна возражать? Слова, слова…

«Не смей раздражаться, – приказала себе Лена. – Это простая, нормальная вежливость. Сама заварила кашу – сама и расхлебывай. Не смей!» Она подняла виноватые глаза на Стива, постаралась ему улыбнуться. В ответ он крепче сжал ее плечи.

– Я очень радостный тебя видеть, – сказал он и улыбнулся тоже – широкой рекламной улыбкой.

«Не смей! – чуть не плача, велела себе Лена. – Не придирайся к хорошему человеку. Разве он виноват, что я такая безнадежная дура?»

В ресторанчике было людно.

– Они… как это… служат рядом, – объяснил Стив.

– Служащие, – подсказала Лена.

– Да, да, employees.

Окинув взглядом стратега уютный зальчик, Стив отыскал два места – в углу, у окна, усадил Лену, на второй стул поставил свой кейс.

– Сиди, отдыхай, все-таки ты устала, – с неожиданной проницательностью заметил он. – Принесу на свой выбор, хорошо?

– Хорошо, – благодарно кивнула Лена. – А здесь что, самообслуживание?

– Какое длинное слово, – уважительно протянул Стив. – Ну да, self-service. Очень дешевле.

Он снова улыбнулся этой своей равнодушной улыбкой и зашагал на длинных ногах к стойке. «Слава богу, – утомленно подумала Лена. – Можно передохнуть». Она откинулась на спинку широкого удобного стула и стала рассматривать тех, кто сидел за столиками, ходил в поисках места, стоял терпеливо у стойки. «Как нам удивительно во всем не везет, – думала с покорной печалью. – Вот, скажем, Лондон. Мужчины – как на подбор: высокие, подтянутые, с хорошими лицами; женщины гораздо хуже: костлявые, глазки маленькие, губы тонкие, нос большой и почему-то много веснушчатых. На их фоне даже я хороша.

А что у нас? Девушки – одна другой краше, а мужики? Толстые, коренастые, ростом не вышли, плохо одеты – во всяком случае, те, кто ездит в метро. Хотя, например, Димка…»

И тут же он возник перед Леной, заглянул прямо в душу своими ни на чьи не похожими глазами. Все лето звонил и звонил, терпеливо сидел на лавочке, ожидая, когда сдаст Лена очередной экзамен и побродят они по Москве или посидят в кафе, а то и просто на той же лавочке. Увязался провожать в аэропорт, вдруг обнял, прижал к себе.

– Можно, я тебя поцелую?

И, не дожидаясь ответа, поцеловал с какой-то особенной, горькой нежностью.

– Насчет похода точно не передумаешь? – спросил с беспокойством, даже тревогой. – Смотри, Ленча, не обмани. К твоему возвращению все уже будет готово.

– Когда я тебя обманывала? – рассеянно спросила Лена и покраснела: про Лондон-то наврала. – Только имей в виду – плаваю я неважно и что такое байдарка представляю смутно.

– Это не самое главное, – засмеялся Дима. – Был бы человек легким.

Лена взглянула на него вопросительно.

– А разве я…

Дима не дал ей договорить.

– Не очень, – признал он. – Человек ты не из самых легких, но страшно хочется, чтобы ты пошла вместе с нами. Как подумаю – даже руки дрожат. Представляешь: светлые ночи, ты, я, Костя, Настена… Тишина – аж в ушах звенит… Высокая вода, палатки, костер… Ну, пока, – оборвал он себя на полуслове. – Объявили ваш рейс. Смотри там не заблудись.

Дима сжал ее руки и пошел к выходу, ни разу не оглянувшись.

– Helen!

Стив стоял перед столиком, снимая с подноса и осторожно ставя на стол тарелки, бутылочки с кока-колой, вазочки с мороженым, а Лена все думала о последних словах Димы. Что он имел в виду? Неужели о чем-то догадывался? Как-то они поспорили о роли компьютера в современной жизни и, кажется, не сошлись ни по одному пункту.

– Устала? – снова спросил Стив, и Лена очнулась.

– Много впечатлений, – виновато сказала она.

– Но это хорошо, правда? И ты, наверное, проголодалась?

– Очень!

– Знаю я наши английские завтраки, – понимающе улыбнулся Стив. – Немного джема, кусочек сыра, два тоста и кофе. Русские едят совсем по-другому. И мы – у себя дома. А уж итальянцы с их макаронами… Смотри, как следует кушать…

По-прежнему улыбаясь, Стив накрутил на вилку длиннющие спагетти, обмакнул их в томатный соус и отправил в рот. Лена попыталась сделать то же самое, но потерпела сокрушительное фиаско: спагеттина казалась бесконечной, накручивалась на вилку неряшливо и некрасиво и, внезапно потеряв терпение, Лена прижала ее ножом и просто отрезала.

– Так ей и надо, – одобрил наблюдавший за Лениными манипуляциями Стив.

Совместная трапеза, безусловно, сближает, и к завершению обеда Лена со Стивом были если еще не друзьями, то уж добрыми знакомыми – это точно. Стив рассказывал Лене об университете, который любил и которым явно гордился, о своих студентах, интеллектуальном студенческом клубе.

– Я принес тебе нашу салфетку. Может быть, ты собираешь?

Лена салфетки не собирала, но «Luncheon club» с гербом Лондонского университета охотно взяла и сказала «спасибо».

– Какие у тебя планы на вечер? – вежливо поинтересовался Стив.

Планов не было никаких.

– Тогда я приглашаю тебя к маме на ужин, – торжественно заявил Стив. – Она нас ждет и уже приготовила яблочный пай.

– Пирог, – машинально перевела Лена.

– Не совсем пирог, – подумав, не согласился с ней Стив. – Ваш пирог много… как это… Тяжелее. Так можно сказать, если о пироге?

– Можно. Ты хорошо говоришь по-русски.

– Правда? – обрадовался Стив.

Он и в самом деле говорил хорошо – когда не волновался, – говорил, можно сказать, безупречно, но именно эта грамматическая, да и лексическая безупречность выдавали в нем иностранца, нивелировала необъяснимую прелесть родного языка Лены. Казалось, Стив сначала составляет английскую фразу, а уж потом переводит ее на русский. Впрочем, это естественно, разве нет? «Да, да, конечно, естественно, но как разговаривать с роботом?»

– Хорошо поела? Сыта?

– Да, спасибо.

– Теперь поедем, я покажу тебе настоящий Лондон, не для туристов, о’кей?

– О’кей.

– Я составил маршрут, darling. Мы будем ехать, останавливаться, осматривать город, и будем все ближе к месту, где живет моя мама. Она нас ждет в семь часов.

Отяжелевшая от итальянской кухни Лена сонно кивнула.

– Пошли. Машина за углом.

Кобальтовый симпатичный «ниссан», уткнувшись тупым носом в бордюр, терпеливо ждал своего хозяина.

– Желаешь музыку?

Стив протянул руку к приемнику.

– Нет, спасибо.

– Правильно. Нам о многом нужно поговорить.

«О чем?» – чуть не крикнула Лена. О чем говорить с этим взрослым, серьезным, чужим мужчиной с густой проседью в коротко стриженных волосах? Вот как-то видно было, что он – подтянутый, моложавый – уже очень немолодой, что ему за сорок. Лена чувствовала себя рядом с ним нерадивой, легкомысленной первокурсницей, которая дура дурой пришла на экзамен, ничего не зная, не удосужившись пролистать учебник и даже не заготовив шпаргалок.

– Завтра поедем в Виндзор, – продолжал разворачивать перед ней программу ее пребывания в Лондоне Стив. – А вечером покажу тебе мои апартаменты. Увидишь, какой я хозяин! Нажарю рыбы, достану из бара лучшие вина, выберешь по душе. Ты любишь рыбу?

– Да, – деревянно кивнула Лена. – Люблю.

Вот посмеялся бы Димка! «Что ты задумала, Ленча? – сказал бы он. – Неужели ты во всем разуверилась? Неужели ты совсем не веришь в любовь? Это же и вправду не для тебя…»