Текст книги "Опасайтесь бешеного пса"

Автор книги: Елена Милкова

Соавторы: Валерий Воскобойников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава 22. Человек-кокон

Тимур Кибирович Семицветов находился на излечении в Клинике военно-полевой хирургии Военно-медицинской Академии. Знаменитая клиника специализируется на огнестрельных ранениях, но ведь в Петербурге не существует лечебного заведения, занимающегося исключительно покусами. Нечасто нападают на граждан дикие звери, скорее сами граждане нападают на них.

Обычными покусами занимаются травматологические пункты, но тут случай особый, и пострадавший тоже непрост.

Пока Самарин наряжался в непременный белый халат, он увидел пожилого, но сильного чуть сутуловатого мужчину, думавшего о чем-то сосредоточенно, засунув руки в карманы огромной белой хламиды. Буквально через пару секунд Дмитрий узнал своего старого знакомого из «Добрыни». В голове всплыло и имя-отчество: Осаф Александрович. Человеческая память устроена в принципе так же, как компьютерная, – нажимаешь кнопку и получаешь файл с нужной информацией. Данный файл назывался «Дубинин».

Похоже, криминалист из «Эгиды» пожаловал сюда по тому же поводу, что и Самарин. Раз покорно стоит внизу, значит, наверх не пускают.

В этот момент Дубинин заметил Самарина, продолжавшего бороться с халатом, сшитым на подросшего пигмея.

– Молодой коллега! – улыбнулся Дубинин. – И вы сюда? Рад вас видеть в добром здравии…

– Здравствуйте, – Дмитрий пожал протянутую руку.

– До чего мы дожили! – в обычной манере начал свою речь Дубинин. – Два человека, коллеги, симпатизирующие друг другу, встречаются не за чашкой кофе или чего угодно другого, а только во время ЧП.

– Жизнь такая, – развел руками Дмитрий, – вот закончим это дело, может, и встретимся в иной обстановке.

– Вашими бы устами… – начал было Дубинин, но тут на лестнице показался медбрат. Осаф Александрович повернулся к нему:

– Ну что? Как он? Мы сможем поговорить с ним?

– Буквально две-три минуты. У него большая потеря крови, вследствие этого слабость. Хотя могло быть значительно хуже. Он мужчина крепкий, молодой. Безусловно, оклемается, возможно, даже скорее, чем можно предположить в данных обстоятельствах.

Самарин шагнул вперед.

– Вы тоже к Семицветову? – нахмурился Медбрат.

– Я из прокуратуры.

– Мой коллега, – пояснил Дубинин, – Мы можем пойти вместе, это займет меньше времени. Зачем мучить пациента дважды?

Они поднялись на третий этаж и вошли в отделение. У палаты, где лежал Семицветов, на табуретке сидел сонный охранник. Скучная работа, что ни говори. Ладно еще, магазин охранять, там хоть народ входит-выходит, а уж в больничном коридоре сидеть – тоска смертная, тем более что читать или телевизор смотреть охране не положено. Сиди и бди.

Дубинина и Самарина он пропустил, прочитав их документы от корки до корки, а пропуска – дважды, видно, соскучился парень по чтению.

– Проходите, – буркнул он, недовольный тем, что чтение закончилось.

Самарин и Дубинин вошли.

Тимур Семицветов был похож на кокон тутового шелкопряда с человеческой головой. Как только посетители вошли в палату, он открыл глаза.

– Здравствуйте, Тимур Баягирович, – приветливо сказал Дубинин и присел на стул у кровати. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – ответил Семицветов потусторонним голосом.

Дмитрий попытался представить, что должен пережить человек, на которого бросается пес-убийца. Наверное, чувство не из приятных.

– Вы могли бы ответить на несколько вопросов? – продолжал Дубинин, – Мы из прокуратуры. Вы политики понимаете, что нападение на вас и убийство Галины Николаевны вызвало большой шум. Дело взято под контроль Кремля.

Лицо, выглядывавшее из кокона, презрительно скривилось.

– Это мы обсуждать не будем, тем более что у нас две минуты, – продолжал Осаф Александрович, – скажите, пожалуйста, вы стояли у въезда во двор и видели все, что произошло?

Тимур качнул головой:

– Нет, я пошел к машине. Потом услышал крик и вернулся. Я видел, что идет борьба, не сразу понял, что это собака. Господи, – прошептал он, – как он рычал.

– То есть вы сначала подумали, что на нее напал человек? – уточнил Дмитрий.

– Нет, – покачал головой Тимур. – Я думал, это зверь. Пантера. Тигр. Медведь. Страшный кто-то.

– Что ни страница, то слон, то львица, – задумчиво проговорил Осаф Александрович.

– Только когда он бросился на меня, я понял, что это пес. Я хотел убежать, не мог.

– Скажите, а людей вы не видели рядом, не обязательно во дворе? На набережной Карповки, например?

– Не было никого. Я бы заметил.

– Собака ведь туда не на метро приехала, – сказал Самарин. – И хозяин, не знаю, как его называть, находился поблизости. Кому-то ведь нужно было сказать «фас».

– В подворотне…

– Скорее всего, – кивнул Дубинин.

– Стоял и смотрел, хорошо ли его питомец справляется с заданием.

– Вы собачник, Дмитрий Евгеньевич? – спросил Дубинин.

– Вроде того.

– То-то я смотрю, вы к собакам неровно дышите.

– Обидно за пса, – сказал Самарин, – Ведь они не люди, они злыми не рождаются, их такими специально воспитывают. Чудовищно!

– Эмоции оставьте, Дима, мы расстраиваем Тимура Баягировича. Скажите, почему вы пошли к машине, а не дождались, пока Галина Николаевна войдет в подъезд?

– Сам не пойму, – сказал Тимур, – Она уже почти дошла, у самой двери была. Оглянулась и рукой мне махнула, мол, иди. Ну, я и пошел.

– Начальство велело, он пошел, – задумчиво сказал Дубинин. – Она была у самой двери?

– Конечно. Оставалось набрать код и войти.

– А если по существу, – спросил Самарин, – кого вы подозреваете? Я имею в виду не эту мразь с собакой, а заказчика.

– Так ведь… – начал Тимур, – многих, и никого конкретно…

В дверях появился медбрат. Аудиенцию пора было заканчивать.

– Ну, поправляйтесь, – сказал Самарин. – Если вспомните что-нибудь, вот телефон. Звоните.

– Обязательно.

Самарин с Дубининым вышли в больничный коридор.

– А кодовый замок там старорежимный. – заметил Самарин, – я утром зашел, осмотрел. Несложный – набираешь цифры, опускаешь колечко. Они часто заедают, и вообще с ними больше возни. Его вмиг не откроешь.

– И преступник об этом знал. Впрочем, ясно и так, – оборвал сам себя Дубинин, – что действовала преступная группа, и они все продумали до мелочей. Они знали, что жертве понадобится некоторое время, чтобы открыть дверь, пусть небольшое. Счет шел на секунды. Я уверен, они заранее все просчитали, что, впрочем, естественно. Профессионалы.

Они спустились вниз, сдали казенные халаты и вышли на улицу.

– Василий Александрович, давайте дойдем до метро, там на Витебском есть хорошая кафешка. Поболтаем немного

– С превеликим удовольствием! – кивнул Дубинин.

Они пересекли площадь перед Витебским вокзалом и вошли в уютное кафе на три столика.

– Дороговато, зато можно спокойно поговорить, – сказал Самарин. Он подошел к стойке и заказал два кофе. – Я, как вы понимаете, все о собаках думаю, – добавил он.

– Понял, вы фанатик. Ладно, валяйте.

– Произошли два убийства…

– Да, даже для нашего города это перебор, – кивнул Дубинин, пригубив кофе. – Норма одно громкое убийство в неделю, а туг два подряд. Куда катимся!

– И в обоих случаях были задействованы собаки. Дубинин посмотрел на него с подозрением.

– А при чем тут случай с Савченко? Его же просто подорвали? Старый дедовский способ.

– Я осматривал место происшествия и кое-что нашел, – ответил Дмитрий. – А потом очевидцы это подтвердили. Перед самым взрывом в ноги к Савченко бросилась маленькая рыжая собачка, одетая, заметьте, в курточку. Савченко пнул ее ногой…

– Какой милый человек! – вставил Дубинин.

– И тут раздался взрыв. Собачка тоже подорвалась. Я нашел ее фрагмент. Вернее, пес мой нашел.

– Собаки-преступники и собаки-детективы. Интересно, – хмыкнул Дубинин и посерьезнел. – Значит, вот как они решили к нему подступиться. Остроумно. Думали, на собаку никто не обратит внимания.

– Да, наверное, расчет был таков: пожилая женщина с собачкой на руках сидела на скамейке у детской площадки. Оттуда хорошо просматривается дом, где жил Савченко, и подъезды к нему. Еще одна характерная черта. Савченко никогда не выходил из дома в определенное время. Видимо, из соображений безопасности. Ни для кого не секрет, что начинают обычно с наблюдения за распорядком жизни жертвы. Поэтому он постоянно менял расписание. Подловить его у дома было непросто, нужно было сидеть и дожидаться. Савченко свою безопасность обеспечивал серьезно. Машина подкатывала ровно в тот момент, когда он выходил на улицу, так что ни ему, ни водителю не нужно было ждать у въезда во двор.

– Значит, у убийц была минута-полторы, – кивнул Дубинин, – пока он пройдет от крыльца до машины и сядет в нее.

– Совершенно верно. Именно в момент, когда Савченко с охраной появляется в дверях, собачка срывается с колен пожилой дамы и бросается прямо к нему.

– Остроумно, – покачал головой Дубинин. – Башковит русский народ!

– Вот и получается, – резюмировал Самарин, – что в этих убийствах общего гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Оба осуществлены с помощью специально натренированных собак.

– А маленькая собачка на что тренировалась?

– Бежать в определенном направлении. На запах, к автомобилю, не знаю, какую они задали ей цель, но что-то подобное.

– Значит, убирают кандидатов в губернаторы, да еще при помощи собак. Ваши соображения? – сказал Дубинин.

– Первое, что приходит в голову, – предвыборная гонка, – пожал плечами Дмитрий.

– Естественно. Но уж как-то слишком очевидно. В лоб. Будь я кандидатом, пожалуй, побоялся бы такими методами расправляться с соперниками.

– И тем не менее, Осаф Александрович, мне кажется, стоит повнимательнее приглядеться к остальным кандидатам. У вас ведь есть такая возможность? Посмотрите, может, что и придет в голову.

Дубинин имел доступ ко всем сведениям, в том числе к личным досье, хранившимся в анналах ФСБ.

– Разумеется, я все просмотрю, – кивнул Дубинин. – Покопаю под кандидатов. И под еще одного человека, ныне действующего губернатора. О нем вы не забыли?

– Это отчасти и в его интересах. Он лишился самых опасных противников. Теперь некого избирать, кроме него.

– Да, – согласился старый криминалист. – Скандал в городе накануне выборов уж точно ни к чему. Скажут, что при старом губернаторе творится! Нужно выбирать нового.

– А вы как считаете, Осаф Александрович? – улыбнулся Дмитрий. – За кого будете голосовать?

– Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться, – ответил криминалист, подняв вверх указательный палец.

– Быть или не быть, вот в чем вопрос, – кивнул Самарин.

– Спасибо, юноша, обрадовали. Люблю начитанных. Запишите мой новый телефон. Если назовутся «Добрыней», не смущайтесь. Это тоже мы.

Глава 23. Массовый психоз

Елена Штопина не была любительницей газет, а по телевизору смотрела только интересные фильмы, да и то редко. Ей казалось странным, как люди могут проводить время, тупо уставившись на экран, пусть даже не тупо, но уставившись. Как будто нет в жизни ничего более интересного. И уж тем более ей в голову не приходило включать «ящик» утром и смотреть новости. Поэтому она еще не знала о зверском убийстве Галины Новосельской.

Ночью Штопка спала плохо, ей казалось, что где-то рядом в темноте кашляет Чак Норрис Второй, любимый пес, залог семейного счастья.

Чак действительно покашливал Дмитрия ни свет ни заря вызвали на работу, и Штопка осталась с собакой. Ей казалось, что пес чувствует себя неважно. И прыгает не так, как обычно, и хвостом виляет без прежней энергии. Похоже, нужно ехать к ветеринару. Она вспомнила вчерашнего незнакомца – ведь он сразу заметил неладное. Но благодарности к нему она почему-то не почувствовала, уж очень странным он казался. Будь на месте Елены суеверная бабка, она бы сказала – сглазил собаку.

Тревога за пса ее не покидала. Не зная, что перед визитом к ветеринару животное лучше не кормить, Штопка открыла Чаку его любимые консервы, которые он получал только по праздникам. Аппетит вроде неплохой, может, все нормальна…

Но все-таки она решительно сняла с вешалки поводок и сказала:

– Чак, гулять!

Штопка вспомнила, что на одной из соседних улиц, видела вывеску ветеринарной клиники. Нужно сходить туда. Если окажется, что пес здоров, будем считать, что просто погуляли.

Вместе с собакой они вышли из дому и пошли по двору. Елена спустила Чака с поводка, чтобы он немного побегал, и тут случилось нечто неожиданное. Какая-то пожилая женщина, стараясь не подходить к собаке близко, пронзительно закричала:

– Ах ты, гадина!

А затем замахнулась на Чака сумкой. Отраженный стенами домов крик многократно усилился, и нес струхнул не на шутку: Он бросился к хозяйке и прижался к ее ногам, что не помешало ему на всякий случай заворчать, обнажая клыки.

– Ах ты, падаль! Еще рычать на меня! – разъярилась женщина. – Развели тут пакость! Перестрелять бы их всех. Я щас милицию вызову! А ты, шалава рыжая, чего глаза пялишь!

– Вы что, сумасшедшая? – Штопка была так потрясена, что даже не успела рассердиться.

– Что?! – заорала баба. – Я щас тебе покажу, кто сумашедший! Чего псина твоя не в наморднике? Хочешь, чтобы они всех нас перекусали? Жиды проклятые! Понаехали тут!

Жиды были уж совсем не к месту. Тем более понаехавшие. Просто бабе, видно, вспомнилась молодость времен развитого социализма.

– Пойдем, Чак, – Штопка пристегнула поводок и повела испуганного пса мимо крикуньи, сообразив, что «жиды» пришли на ум дворовой скандалистке из-за цвета Штопкиных волос. С точки зрения подобных истеричек, рыжий – значит, еврей. Тем более если одет хорошо. А уж если музыкой занимается или в шахматы играет, то вообще двух мнений быть не может: махровый!

Елена совершенно не умела скандалить и всегда терялась, когда на нее начинали орать. Не было случая, чтобы ей захотелось «отбрить» или «заткнуть» кого-то, напротив – лишь бы уйти подальше, не слышать и не вспоминать.

Бабе такой поворот дела не понравился. Ей хотелось битвы, сражения, дворовой романтики.

– Ах ты, стерва! Узнаю твой адрес, найду на тебя управу! Загадили собачьим говном весь город! Ступить некуда! Мало им, теперь людей травить начали!

Штопка старалась не слушать. «Не нравится, что собаки гадят», – нашла она наконец разумное объяснение безобразной сцене. Она-то носила с собой полиэтиленовый пакетик, чтобы, словно в какой-нибудь Швеции, аккуратно убрать за собакой. Действительно, загадили город. Если бы одни собаки…

– Ладно, Чак, побегаешь в скверике, – Штопка потрепала пса по голове, но он продолжал испуганно жаться к ее ногам. – Да не обращай на нее внимания. Мало ли на свете дур.

Однако настроение было испорчено вконец. Мало того что пес кашляет, еще дуры какие-то попадаются на пути. Вообще все пошло наперекосяк. Обычно, когда они с Чаком шли по улице, прохожие обращали на него внимание и улыбались. Но сегодня почему-то все равнодушно проходили мимо, а кое-кто даже косился. Или показалось?

Кто изменился, мы или мир?

Они вошли в сквер, и Штопка по обыкновению отстегнула поводок. В тот же миг мамаша, гулявшая с ребенком, схватила свое чадо, мирно игравшее рядом, и, прижав к себе, поспешно унесла подальше, словно Штопка с Чаком были людоедами, пожирающими маленьких детей. Возможно, все это происходило только в Штопкином воображении, просто маме с ребенком пора было возвращаться домой… Кто их знает.

Тем не менее Елена решила пристегнуть Чака – о спокойной прогулке речи и быть не могло.

Провожаемые косыми взглядами прохожих, Штопка с Чаком добрались до двери с табличкой «Ветеринарная клиника». Еще вчера эти слова были выведены аккуратными буквами на белом фоне. Сегодня табличка покосилась, на ней появились слова, выведенные чем-то грязным. Слова были обычные, короткие, не имевшие прямого отношения к ветеринарии. Матерные, конечно.

Штопка потянула за ручку, потом заметила звонок и позвонила.

– Вам кого?

– Мне… – растерялась Штопка, – нужна ветеринарная помощь. Собака кашляет.

Дверь открылась, и они с Чаком оказались в приемной. Перед ними стояла девушка в зеленой хирургической одежде.

– Простите, я думала, это снова они, – пояснила она.

– Кто они?

– Комиссия так называемая! А вообще просто хулиганы. Лучше бы за своими детьми смотрели. Видели, как они нашу дверь разукрасили?

– Комиссия? – удивилась Штопка.

– Ну да, хотят нас выселить отсюда. Мол, разносим инфекцию. Думаю, наше помещение приглянулось кому-то. А теперь еще с этими событиями…

– Какими событиями? – спросила Штопка. – Вообще что-то странное происходит. Мы идем, и все на нас косятся. Или у меня галлюцинации?

– Так вы же с собакой! Это все из-за этого убийства. Теперь будут от собак шарахаться. Что у нас за люди! Им скажут «взять», они кидаются как ненормальные.

– Подождите, что за убийство? – спросила Штопка.

– Так Новосельскую собака загрызла,, вы разве не слышали?

– Как? Что вы говорите? Насмерть?

– Ну да, – махнула рукой медсестра. – Говорят, заказное убийство. Веселовский по телевизору панику разводит, вчера показывал какие-то жуткие снимки искусанных детей. Бывают случаи, кто спорит. Но среди людей тоже есть убийцы и преступники, мы же не требуем, чтобы всех поголовно уничтожили. В общем, ужас какой-то.

Дверь открылась, и в приемную вышел Доктор Айболит, по крайней мере, он с успехом мог бы выступать в этой роли на детском утреннике.

– Ну, что у нас? – обратился он к Чаку.

– Да вот кашляет, – сказала Штопка. – И невеселый какой-то.

Через полчаса они с Чаком вышли обратно на неприветливую улицу. Теперь в аптеку за лекарствами и одноразовыми шприцами. У Чака подозревалась аденовирусная инфекция, правда, в начальной стадии. Диагноз уточнят, когда будут готовы анализы.

– Удивительно, как рано вы заметили, – сказал на прощанье Айболит. – Обычно приходят значительно позже, когда сделать что-либо уже очень трудно. Это болезнь нешуточная. Нужно было не трех-, а сразу четырехвалентную прививку делать.

– Но Чак поправится? – насторожилась Штопка.

– Будем надеяться. Многое зависит от вас.

– Поверьте, – добавила медсестра и с любовью взглянула на врача, – Олег Глебович очень хороший доктор.

Елена поняла, что, если она хочет спасти Чака, нужно делать все, что сказал врач. Они шли по Большой Пушкарской, и Штопка вглядывалась в прохожих. Она бы не удивилась, если бы перед ней возникла странная долговязая фигура или раздался глуховатый голос: «Как собака?»

Но прохожие, если и обращали внимание на Чака, то лишь злобно косились на него или обходили стороной. Гулять не хотелось, и Елена с собакой вернулись домой. Странный незнакомец не появился. «Не смог, а может, не захотел», – подумала Штопка, а потом сказала:

– Глупая у тебя хозяйка, Чак. С чего-то взяла, что этот тип должен непременно появиться снова…

Глава 24. Человек, похожий на Скунса

Покупка творога на Кузнечном рынке была семейной обязанностью начальника подразделения «Добрыня» Андрея Кирилловича Светозарова. Два раза в неделю он ставил свой красный «Фольксваген» на Владимирской площади, не забывая включить сигнализацию, и исчезал в недрах рыночного здания минут на двадцать Творогом торговали женщины, от которых исходило ощущение аккуратности и уюта. Он с удовольствием шел вдоль ряда, пробуя с ложек и палочек творог у каждой, пока наконец интуиция не подсказывала, возле кого нужно остановиться. Ему отвешивали килограмм влажноватой массы, которая порой стоила дешевле, чем в магазине, но при этом имела отменный вкус. Женщины его уже узнавали, одни здоровались, другие перешучивались. А уж он благодаря своей натренированной памяти знал их всех в лицо. Но тайных умыслов, связанных со служебной деятельностью, он не имел – никого не подстерегал, не высматривал. Он просто отдыхал на рынке, заодно приобретая важный для семьи продукт питания.

Но в этот раз, когда Андрей Кириллович с возвращался от рынка на площадь, он обнаружил, что на переднем пассажирском сидении его машины кто-то сидит.

Автомобиль охраняла сигнализация, считавшаяся довольно продвинутой, и посему находиться там никто не мог. Однако человек не только сидел, но самым нахальным образом почитывал газету, оставленную на сидении.

Андрей Кириллович, естественно, скандалить не стал: если незнакомец сумел так нагло устроиться в его машине, следовательно, причина у него была. Подойдя к «Фольксвагену» вплотную, он узнал наглеца.

– Привет, – сказал Андрей Кириллович, усаживаясь на водительское место.

После того как однажды этот человек спас в вагоне-ресторане покойного шефа, а заодно и службу безопасности от позорища, продемонстрировав при этом настолько высокий класс приемов рукопашного боя, какой можно было увидеть лишь в фантастическом боевике, Андрей Кириллович по поручению шефа долго и безуспешно пытался на него выйти. У шефа возник тогда полубредовый план взять его на службу, не постояв за ценой. Поиски закончились тем, что начальник службы безопасности однажды очнулся в собственной машине недалеко от Павловского парка с расквашенным затылком и запиской: «Извини, Андрей. Не ходи за мной больше». А теперь человек, которого Андрей Кириллович обозначал именем Скунс, судя по всему, нуждался во встрече.

– Привет, – как ни в чем не бывало, словно они дружески расстались три дня назад, отозвался человек, так похожий на Скунса.

Наконец Андрей Кириллович мог разглядеть его с близкого расстояния. Хотя разглядывать было особенно нечего – обыкновенная куртка, обычное лицо, короткий светлый (может быть, седой?) ежик волос.

– Дело есть, точнее, просьба.

– Говори.

– Здесь ориентиры одного человечка, – гость достал из кармана половинку листа бумаги с напечатанным на принтере коротким текстом. Остальное место занимало изображенное тем же черно-белым принтером мужское лицо.

– Ты помельче не мог подобрать шрифт? У меня после двух контузий зрение не того, – проворчал Андрей Кириллович, всматриваясь в изображение.

Этого человека он точно не встречал.

– Кого ты тут нарисовал? Президента Тумбу-Юмбу или лидера преступного мира Шепетовки?

– Профессор. Этот человек исчез в летний поддень два года назад. Хотелось бы знать подробности: сам он это сделал, или ему помогли. А если помогли, то как и когда.

– Знаешь, сколько нынче такие справочки стоят?

– Потому и прошу.

– Ладно. Как я тебя найду?

– Я объявлюсь через недельку.

Он широко улыбнулся, продемонстрировав искусственные зубы, и вышел из машины.

Андрей Кириллович посмотрел в зеркало заднего вида, как гость уходит к метро. Потом вышел из машины, проверил сигнализацию: она работала идеально.

– Специалист чёртов, – с восхищением сказал он и завел двигатель.

* * *

В конторе Мила значилась заместителем Андрея Кирилловича по информационному обеспечению, ей и доверил он листочек бумаги, переданный человеком, похожим на Скунса.

Сведения, на добычу которых он потратил бы недели две, она принесла на другой день. Полученные данные говорили о расхлябанности и безалаберности в их бывшей системе.

– Все понятно, – прокомментировал Андрей Кириллович, просмотрев полторы страницы текста – Нет человека, нет проблемы. И никаких следственных действий. Так и закрыли.

– Проблему можно возобновить, если нужно клиенту… – Эмилия не любила неясностей, хотя именно из них-то и состояла вся жизнь

– Конечно, а потом она обратным концом, да нас же и по затылку… – он даже показал, как это физически может произойти. – Ладно. Спасибо тебе, я не ждал так быстро. В общем, молодец ты, Эмилия Петровна.

После ее ухода он посидел несколько минут в легкой полудреме. Всю ночь он провел, отрабатывая довольно неприятный, но денежный заказ клиента, и теперь ему хотелось спать.

* * *

Телефон зазвонил в ту же секунду, когда по радио заиграли гимн. Это значило, что наступила полночь, и, следовательно на метро она опоздает.

Взяв трубку левой рукой, Ольга Васильевна правой стала регулировать подачу жидкого азота.

– Оленька, у тебя как? Я сворачиваюсь.

– Спасибо. Буду внизу через десять минут.

Она положила трубку и начала постепенное выключение приборов. Стрелка самописца, был у них еще и такой ветеран, задрожав, вместо красивых синусоид принялась рисовать зигзаги с немыслимыми амплитудами и наконец замерла.

Осталось проверить водопроводные краны, розетки. Иногда кто-нибудь чересчур забывчивый оставлял открытым кран, подключенным к прибору, ночью напор воды увеличивался, тонкий резиновый шланг срывался со стеклянного патрубка, и в результате вода, растекшись по полу, тонкими струями падала на головы соседей снизу. Такое за годы ее работы случалось лишь дважды, но с тех пор, уходя последней, она скрупулезно выполняла все инструкции – проверяла краны и электроприборы.

Погасив свет, Ольга закрыла дверь на контрольный замок, вставив внутрь бумажный лоскуток со своей подписью. Теперь оставалось пройти по затихшему полутемному коридору до лестницы. Кое-где в лабораториях горел свет, слышались голоса и смех. Ее институт был в этом смысле особенным. Здесь в любое время суток кто-нибудь да работал – некоторые эксперименты длились по семьдесят, а то и больше часов, и поэтому даже в самые дикие дисциплинарные времена, о которых теперь помнят лишь старожилы, у них был вольный режим.

Подходя к лестнице, Ольга с удовольствием затянулась запахами, характерными тоже только для ее института – это была невероятная смесь паров сухого льда и кипящего жидкого азота, разложившегося хлорофилла, дешевых сигарет и озона, – чего тут только не было. Этот запах много лет назад они перевезли с собой из старого корпуса, он, словно верный домовой, всегда присутствовал в их институте.

Институт Ольга любила. Она проработала в нем двадцать лет – всю сознательную жизнь.

Внизу ее ждал Константин, недавно остепенившийся докторской. Они жили на соседних улицах, и он ее подвозил на своих «жигулях», когда она засиживалась в лаборатории.

Уже несколько недель подряд Ольга Васильевна сразу после школы ехала к метро «Политехническая». Там поблизости было здание Института цитологии. Она, «биолог милостью Божьей», как ее когда-то назвал сам знаменитый академик Писаржевский, участвовала в грандиозном проекте, о котором раньше можно было только мечтать.

Когда она вместе с десятком старых друзей и единомышленников, – их старость была, правда, понятием относительным, некоторым не исполнилось и тридцати, – бросилась очертя голову создавать гимназию, чтобы нести современным детям свет новейших естественно-научных знаний, даже тогда свой институт она не считала покинутым навсегда. Просто в те годы наука впала в некий анабиоз, и как она сама же сказала, если сон разума может рождать только чудовищ, ей лично стоит попробовать себя в другом направлении. Хотя бы временно. Нельзя сказать, что наука воспряла. Ученые, как дети, – хорошего им всегда мало. Дали денег на один эксперимент – немедленно оказалось, что требуется ставить десять. Это всегда так. И все же началось в их институте заметное оживление.

А потому ее бывший завлаб, который, кстати, сам шастал несколько лет по заграничным институтам, призвал ее телефонным звонком к новому делу.

– Хватит, Ольга, погуляла на стороне, теперь возвращайся в стойло. Есть идеи.

Бросать школу, которой она отдала в последние годы столько любви, энергии и страданий, Ольга, конечно, не собиралась. Это было бы хуже, чем предательство. Но работать по вечерам в лаборатории – с удовольствием. Ей и так постоянно снилось, словно она возвращается за рабочий стол, чтобы ставить эксперимент, а вокруг незнакомые лица, ее никто не знает и не верит, что она человек не посторонний.

Вообще-то все эти годы ее из института никто и не увольнял. В своей лаборатории Ольга продолжала числиться на четверти ставки и находилась как бы в бессрочном отпуске.

Заявку на грант писали в ее квартире впятером – где еще найдешь столько свободного места? Процесс занял три вечера Каждый из них в одиночку сделал бы это быстрее. Впрочем, две головы лучше одной, но пять – уже тормоз. Ольга не особенно верила, что им улыбнется удача. Однако все свершилось, и она снова начала ставить эксперименты за тем самым рабочим столом, который несколько раз снился ей.