Текст книги "Опасайтесь бешеного пса"

Автор книги: Елена Милкова

Соавторы: Валерий Воскобойников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Валентина Игнатьевна не могла объяснить, почему у нее вырвались именно эти фразы. Она уже хорошо поняла, о какой дочери идет речь. И все же надеялась потянуть время, направить их по ложному следу. Лишь бы они вышли на лестницу, чтобы она закрыла на замок дверь, позвонила в школу и вызвала милицию.

Но неприятная троица на уловку не поддалась.

– Кончай базар, бабка. Нам твоя младшая писюха, как зайцу стоп-сигнал. Жить хочешь? Ответь: жить хочешь?

Старший приблизился вплотную, навис над ней и встряхнул за плечи так, что зубы у Валентины Игнатьевны лязгнули.

– Хочу, – неуверенно проговорила она.

– Во! Правильные слова, – смягчился старший. – Давай адрес, телефон своей старшей и живи спокойно. Только Гаврилу нам не крути, у нас время поджимает.

– Вы спрашиваете про старшую дочь? – Валентина Игнатьевна, как могла, изобразила удивление. – Но она со мной не живет. Разве вы не знаете?

– Ну дает, чего ей с тобой-то жить!, – загоготал один из молодых. – Она ж не эта, не курочка. Она с мужиком живет.

– Кончай! – одернул его старший и снова повернулся к Валентине Игнатьевна. – Мы вам, бабушка, ясно сказали: жить хотите, давайте скорей адрес. Неохота же вас уродовать, а придется. Все равно, что нужно, из вас вытрясем.

Валентина Игнатьевна старательно отводила глаза от бумажки с телефонным номером, лежавшей на столе. Только бы они не обратили на нее внимания! И еще она молилась про себя, чтобы Леночка не торопилась из школы домой, чтобы не коснулась ее та беда, которая вот-вот могла начаться.

Но молитвы ее были не услышаны или не поняты, потому что как раз в эту секунду в дверь и позвонили. Так звонить могла только Леночка.

– Кто это? – спросил ее старший.

– Из жилконторы должна прийти комиссия, – исхитрилась она, подумав, что, может быть, незваные гости испугаются этой самой комиссии.

– Так. Меня назовешь племянником, это – мои друзья. Поняла, бабушка? – сразу сориентировался старший. – Поднимешь ор – всех порежем!

Она согласно кивнула головой.

Старший пошел открывать дверь и по тому, как у него расслабилась напрягшаяся было спина, Валентина Игнатьевна догадалась, что пришла Леночка.

– Смотрите, кто пришел?! – прогоготал старший бандит, грубо схватил ее за руку, быстро втянул в прихожую и втолкнул в комнату.

– Младшенькая появилась! Нам адресок твоей сестренки нужен. Или телефончик. Ты-то уж их помнишь?

– Я же сказала, у нас нет ни адреса Любы, ни телефона. Домашний ее вы и так знаете, а других – нет, – Валентина Игнатьевна проговорила это намеренно твердо, чтобы Леночка поняла, что сестре угрожает опасность.

– А ты, бутончик, что скажешь? – спросил старший. Лена пожала плечами.

– То же, что и мама.

Она раскраснелась после пробежки по холоду и Валентина Игнатьевна подумала, что дочь и в самом деле похожа на распускающийся цветок. При других обстоятельствах, взглянув на нее, и залюбоваться было бы не грех.

– Утю-тю-тю, какие мы сердитые! – рассмеялся один из молодых, перехватив Леночкин возмущенный взгляд. – Целочка ведь, наверно, а?

– Ты что, какие щас целки! – проговорил второй. – Они уже с яслей трахаются.

– А мы проверим, – предложил тот, что старше.

Он подошел к Лене и галантно взялся расстегивать ее пальто.

– Пустите!

Лена дернулась, но один из молодых перехватил сзади ее руки.

– Молодые люди, моя дочь через несколько дней выходит замуж и я не потерплю!.. – проговорила Валентина Игнатьевна, как она считала, суровым голосом.

– Пугач, ты первый, – сказал старший второму и повернулся к Валентине Игнатьевне, словно они собирались исполнить самое заурядное дело. – У него хер меньше, а то я свой как вставлю, кровищи напущу. Я потому целки и не люблю ломать. Мой контингент – рожавшие. – Расстегнув пальто девушки, он двумя руками дернул за ворот блузки так, что сразу посыпались пуговицы. – О, задрожала! – отметил он обрадовано. – Люблю, когда бабы дрожат. Сейчас он тебя оттрахает, потом этот, потом, может, и я, а там, если телефон не вспомнишь, снова по кругу.

– У меня, вообще-то, трипперок, – сказал тот, который держал Леночку за руки. – Я как раз утром таблетки купил.

– Опять схватил? – удивился старший. – Тогда я второй, а ты – третий. Мне твой насморк не в лом.

– Возьмите телефон, – деревянным голосом проговорила Валентина Игнатьевна, – он лежит на столе перед вами.

– Во, смотри, сразу и вспомнила! – удивился тот, что держал Лену за руки. – Так что, стриптиз отменяется?

Старший в это время рассматривал цифры.

– Вроде бы похожие, – проговорил он. – Ну, бабка, если не тот номер, мы тебя в гробу найдем, поняла? Отпусти ее, ладно, – скомандовал он тому, что продолжал удерживать Лену. – Иди в ванну, сучара, подмойся! – сказал он, грубо вытолкнул Леночку из комнаты и взял в лапы телефонный аппарат.

Именно в лапы, потому что только сейчас Валентина Игнатьевна с омерзением обнаружила, какие у него широченные ладони и бурые волосы, словно у орангутанга, на корявых толстых пальцах.

Он набрал номер, послушал, а потом не очень уверенно положил трубку.

– Автоответчик. Что-то говорит на своем языке. По-английски, что ли. Бабка, у них там по-английски разговаривают?

– Нужно было лучше учиться в школе, – не выдержала Валентина Игнатьевна, – тогда бы и спрашивать не пришлось. Естественно, по-английски.

Хотя, насколько она знала, государственным языком Мексики был испанский.

Парни захлопнули за собой дверь, и только теперь она ощутила, как у нее подскочило давление. Но она все же добрела до ванны, убедилась, что с Леночкой все в порядке, а потом села на кухонный табурет и вместе с дочерью заплакала от пережитого унижения и беспомощности.

В этот момент в дверь позвонили опять.

* * *

Добираться в час пик на машине из Петроградского района в поселок Веселый – удовольствие небольшое. Пожалуй, у пешехода времени на преодоление этого расстояние уйдет меньше. А все оттого, что пешеходы не маются в автомобильных пробках. На этот раз перекрыли мост Александра Невского – самый молодой и самый трухлявый. Поэтому Дмитрий Самарин поехал на старую квартиру Любови Егоровны Борской, где, судя по сводке «Добрыни», по-прежнему жили ее мать и сестра, своим ходом – на метро, потом на трамвае. Он довольно быстро нашел нужный адрес. У подъезда трое парней пытались завести «с толчка» джип. Один, постарше, сидел за рулем, двое других толкали машину сзади, упираясь ногами в скользкий размокший снег, но не могли придать ей нужную скорость. Дмитрий, не дожидаясь приглашения, встал рядом с ними и «джип» наконец набрал нужную скорость, чтобы двигатель завелся.

Парни, вежливо поблагодарив, влезли в машину, а Дмитрий вошел в подъезд и поднялся на лифте к нужной квартире.

На звонок долго никто не открывал, хотя за дверью слышалось передвижение одного или нескольких людей, тихий разговор.

Наконец женский голос спросил:

– Кто здесь?

«Мать» – понял Дмитрий и громко произнес:

– Валентина Игнатьевна, откройте, пожалуйста, это из жилконторы!

Открывать явно не торопились.

– А как вы докажете, что из жилконторы? – спросил тот же голос.

– У меня удостоверение есть. Или, если хотите, я кого-нибудь из ваших соседей попрошу подтвердить.

Такой довод обычно воздействовал. Говорить сразу, что он из милиции или прокуратуры Дмитрий в таких случаях не спешил. Дверь приоткрылась. Теперь нужно было успеть поставить ногу в образовавшийся проем и после этого показывать удостоверение.

Он так и сделал.

– Я из прокуратуры.

Реакция женщины оказалась неожиданной.

– Что вам всем от нас нужно! – выкрикнула она с отчаянием. – Хватит с нас! Убивать пришли – убивайте! Насиловать – насилуйте! Я ничего больше не знаю. Уроды! Подлецы! Мерзавцы!

В ее крике было столько ненависти, что Дмитрий даже отшатнулся на мгновение, хотя ногу из проема все же не убрал.

По лестнице шла пожилая пара, видимо, муж с женой. Они остановились напротив двери и с любопытством стали прислушиваться к происходившему. Из двери напротив выглянул сосед и тоже встал рядом.

– Чем это вы Валентину Игнатьевну так обидели? – проговорил он укоризненно, когда женщина смолкла. – У нее, между прочим, весь наш дом учится. И ножку-то уберите от дверей. Она, если найдет возможным, сама с вами побеседует. Валентина Игнатьевна, это он вас обидел?

Слова соседа, как ни странно, подействовали на женщину.

– Не знаю, – сказала она. – Я его впервые вижу.

– А вы, собственно говоря, кто? – И сосед повернулся к Дмитрию. – Сейчас эти корочки в любом метро можно купить. – Вы уж нам представьтесь сами, чтоб и мы знали, с кем имеем честь…

– Дмитрий Евгеньевич Самарин, из районной прокуратуры, – проговорил Дмитрий.

– Ага, – понимающе проговорил сосед. – И желаете допросить Валентину Игнатьевну на предмет чего?

Он мог бы послать этого соседа подальше и вызвать истеричную мамашу повесткой. Но соседу он был благодарен за установившуюся тишину, а у мамаши нужно было получить телефон доченьки, чтобы ее же и уберечь. К тому же сосед своей спокойной уверенностью внушал Дмитрию уважение.

– Мне всего-то нужно узнать телефон старшей дочери Валентины Игнатьевны.

– Вот! – проговорила женщина горестно, но уже без крика. – Им всем нужен телефон Любы. Нет его у меня. Уже отняли ваши бандиты только что!

В конце концов Дмитрию удалось, правда, вместе с соседом войти в квартиру. И выяснить, что за координатами медсестры в это утро шла сущая охота, а он опоздал. А те три вежливых молодых парня, которым он помогал десять минут назад толкать джип, были, судя по всему, бандитами. И вместо того чтобы их задержать хотя бы на трое суток, скажем, за попытку изнасилования, он лично способствовал их быстрому исчезновению. Вместе с телефонным номером Любы, который ее мамаша вспомнить была не в силах.

– Если Люба вам позвонит, расскажите ей подробно все, что произошло, – проинструктировал Дмитрий мамашу, предварительно записав ее показания, – и попросите ее обязательно связаться со мной, – он положил на стол записку с телефоном, – или с Осафом Александровичем, это мой коллега. – На стол была положена другая записка с телефоном «Добрыни»

* * *

Дмитрий вернулся домой совершенно разбитым после разговора с Апполинарией, событий в квартире Барханова, сидения перед компьютером в «Добрыне». Затем пришлось вернуться в прокуратуру, написать рапорт начальнику об объявлении Волкова во всероссийский розыск. Потом пришла Катя с отчетом о визите к сыну Новосельской. Как и предполагал Самарин, ничего нового следствию это не дало, но осадок даже всего-навсего от рассказа был неприятным. Катя была необычно тихой и неразговорчивой.

– Так мальчика жалко, – сказала она наконец.

– Значит, нужно продолжать искать, – сказал Самарин, – иначе от нашей жалости проку мало.

– Представьте себе, чтобы у вас на глазах дикий пес разорвал бы близкого вам человека. Ой, Дмитрий Евгеньевич, простите, – она прижала ладонь к губам, поняв, что сморозила что-то не то.

Но слово – не воробей, и Дмитрий вспомнил то, о чем старался не думать никогда.

– Ладно, Катя, – махнул он рукой, – будем работать дальше.

Потом его вызвал Зотов. Долго и нудно говорил о необходимости повышать раскрываемость, будто Дмитрий считал, что ее нужно понижать.

– Нужно найти Барханова, – сказал он в конце беседы. – Это происшествие у него на квартире так оставлять нельзя. Какая-то там домработница, темная женщина, хозяина нет, и неизвестно, где он. Возможно, связан с криминальными структурами… И потом, незаконная практика. Дома делать операции – это же подсудное дело. А там такой кабинетик, что любая больница позавидует. Короче, на Барханова я уже объявил всероссийский розыск.

– Погодите, Вячеслав Петрович, – Самарин был изумлен, – это вам «сверху», как вы говорите, сообщили про кабинетик и домработницу?

Обычно информация доходила до Зотова значительно медленнее. Но кроме бойцов «Добрыни», самого Самарина и Куделина, никто подробностей о событиях в квартире Барханова не знал. Интересная получается картина. Откуда начальству все это стало известно? Не от того ли самого доброго дяди, который выручал Волкова?

Ну что ж, ниточка тянется наверх. А там, глядишь, и яркий шарик на ней. Но не достанешь его. Дернешь за ниточку слишком сильно, и он улетит себе в прозрачное голубое небо…

Но снизу сейчас к этой самой ниточке привязан начальник городской прокуратуры. А он, бедолага, даже об этом и не догадывается, считает, что стоит на страже законности. Что ж, его в этом разубеждать не стоит. Но все-таки ошиблись в доблестном генерале Зотове. Слишком он честный и недалекий. Не нужно бы ему показывать, что он знает подробности. Проговорился. Спасибо, дорогие товарищи преступники в министерских креслах или где вы там заседаете!

– Я вас понял, Вячеслав Петрович.

– Вот и отлично, Самарин. Значит, действуй.

– Действую.

Значит, нужен им Барханов, ой как нужен. Прямо позарез. Нужно срочно связаться с ним, если связь через Апполинарию еще работает. Телефон, конечно, прослушивается, и они будут пытаться выяснить место пребывания Барханова. Что, кстати, почти бесполезно при телефоне со спутниковой связью и роумингом. Не определишь даже, Камчатка это или Мадагаскар.

Значит, позвонить Апполинарии можно. И впрямую спросить хирурга, почему его в прямом смысле слова «с собаками ищут»? Как только он скажет – может вздохнуть спокойно, так что ему это даже выгодно. Только тогда он, Самарин, станет персоной нон грата. Значит, разговор лучше записывать на магнитофон, имея свидетелей на параллельном аппарате. И хорошо бы еще, чтобы нельзя было вычислить, с какого телефона говорит следователь Самарин. Так, на всякий случай. Значит, звонить нужно из «Добрыни». Василию Александровичу и Эмилии Викторовне также будет интересно послушать, что скажет знаменитый хирург-виртуоз.

Поэтому вместо того чтобы ехать домой и наслаждаться отдыхом в компании любимой жены и собаки, Дмитрий второй раз за сегодняшний день отправился в агентство «Добрыня». Предупрежденные звонком Дубинин и Баркова ждали его.

– Успеха не обещаю, – сказал Дмитрий, набирая телефон квартиры Барханова, – но попытка – не пытка.

Апполинария взяла трубку сразу.

– Але?

– Апполинария Сидоровна? Вас Дима беспокоит, был я у вас. И с Валентином Петровичем разговаривал. Он меня просил позвонить. Его можно к телефону?

– Сейчас он занят, – сказала верная тетя Паня. – Перезвоните через двадцать минут. Только точно, а то он уйдет. Она повесила трубку.

– Они, разумеется, прослушивают, пусть думают, что это какой-то клиент его бывший, хочет сломанный нос подправить. Иначе ведь не соединят. Умельцев телефонных сейчас хватает.

– Поэтому говорить с ним через квартиру не следует, – предупредил Дубинин.

– Совсем меня за идиота держите, Осаф Александрович!

– В действительности нарушений у него немного, – вступила в разговор Баркова. – Статья о незаконной медицинской практике касается тех, у кого нет диплома о медицинском образовании, а они открывают лечебные центры. Я выясняла, у него лицензия была, и все комиссии и инстанции пройдены. Так что с этой стороны все в порядке. Они просто не знают, за что схватиться.

– А Зотов верит. Причем совершенно чистосердечно, корысти ему от этого никакой, – заметил Дмитрий.

– На таких, как ваш Зотов, нынешняя Россия и держится, – сказал Дубинин. – В спайке с неким «добрым дядей», который за ниточки дергает.

Время тянулось поразительно медленно. Наконец ленивые стрелки отсчитали двадцать минут, и Самарин снова набрал номер Бархановской квартиры.

– Это снова я, Апполинария Сидоровна.

– Ага, ну вот он, тута, поговорите с ним.

– Я вас слушаю, – раздался в трубке спокойный голос Барханова, звучавший спокойно и ясно, словно он сейчас сидел, удобно устроившись в кресле в своей шикарной квартире на Кирочной. Впрочем, обманываться не стоит. С Америкой слышимость обычно существенно лучшего качества, чем с Ленинградской областью.

– С вами говорит Дмитрий, – сказал Самарин, надеясь, что Барханов сообразит, кто он такой. Называть себя открыто не хотелось. – Мы договаривались с вами о встрече… Вы не могли бы перезвонить по телефону 738, – Самарин еще раз повторил номер сотового телефона, лежавшего перед ним. – Буду премного благодарен.

Телефон зазвонил практически сразу. Дмитрий нажал кнопку «ON».

– Ну ты, скот! – услышали все, кто был в кабинете, поскольку телефон был подключен одновременно к динамикам и магнитофону. – Замочить тебя – да и все, чтобы воздух не портил!

На этом связь прекратилась.

– Гневаются, – покачал головой Дубинин, – Недовольные, что их так ловко вокруг пальца обвели.

Разговор с сотового телефона на сотовый, ведущийся через спутниковую связь, можно прослушать, только если точно знать, где находятся говорящие. Благодаря роумингу установить это по номеру совершенно невозможно. Разве что констатировать: планета Земля.

Дубинин немедленно подошел к обычному телефонному аппарату и попросил установить, откуда произошел сейчас звоночек на его сотовый телефон. На всякий случай.

Снова раздался звонок на сотовый.

– Здравствуйте, Барханов.

– Здравствуйте, Валентин Петрович. С вами говорит Дмитрий Самарин, я из городской прокуратуры, но связь с вами мне обеспечивает агентство «Эгида-плюс». Может быть, слышали о таком?

– Наслышан, и премного, – голос Барханова неуловимо изменился. Он стал внимательнее.

– Так вот, не знаю, сказала ли вам ваша героическая домработница, но на вашу квартиру было совершено нападение. Троих мы взяли, но они, по-видимому, ничего не знают. Считали, что прибыли к вам выколачивать долги. Главный скрылся. Я понимаю, что вам есть чего бояться. Скажите, вы догадываетесь, кто за ними стоит и что все это значит?

Барханов промолчал, затем ответил, стараясь взвешивать каждое слово:

– Я не знаю. Вариантов много.

– На вас покушались уже дважды. В первый раз с собаками, одной из версий было то, что вы были выбраны просто «для кучи», чтобы эти нападения выглядели не просто дико, а еще в чем-то бессмысленно. Так страшнее. Но после вчерашних событий я понял, что вы, возможно, были важнее, чем Савченко и Новосельская. Подумайте, вы обладаете какой-то информацией, компроматом, вещью, наконец предметом, магическим кристаллом… Нужно заткнуть вам рот, и покрепче. Что это может быть?

– Поверьте, я сам все время думаю об этом, – ответил Барханов. – Не очень-то приятное чувство, когда на тебя охотятся…

– К какому выводу вы пришли?

– Вы уже знаете немного о моих занятиях и имеете представление о том, какие у меня бывали клиенты. Фактически каждый или каждый второй приходил с такого рода ранением или травмой, что милиции было бы интересно узнать ее происхождение. Я никогда ни о чем не спрашивал. Меньше знаешь, крепче спишь. Но бывало, что спрашивай – не спрашивай, а перед тобой такого рода факты, что догадки сами собой в голову приходят. Автоматы, которые могли бы делать операции без человеческого вмешательства, пока не изобрели, так что риск есть всегда.

– И вы не боялись…

– Я же говорю: роботов-хирургов нет. Не могут же они убирать врача после каждого обращения к нему. Врач – он как бы вне досягаемости. Знаете, говорят, братки выезжают на стрелку, берут с собой врача, и он спокойно идет безоружный, потому что его не тронет ни та, ни другая сторона. Главное – не задавать вопросов, не распространяться ни о чем. Делаешь свое дело, и все.

– Понял. Значит, среди ваших клиентов не было таких, кого вы можете подозревать?

– Подозревать я могу всех.

– Кстати, вы, конечно, понимаете, что телефон на Кирочной прослушивается. После того как я продиктовал вам свой номер, мне сразу позвонили с угрозами.

– Мне звонят с угрозами по нескольку раз в день. По-видимому, хотят выяснить, где я нахожусь.

– Значит, вы не знаете.

– Я подумаю. Я могу с вами связаться по этому телефону?

– Да, конечно, в любое время. Если никого не будет, все запишет автоответчик.

– Договорились.

Глава 50. В студии был Михаил Осокин

Дмитрий добрался до дома совершенно без сил. Было около одиннадцати, и Штопка с Чаком сидели перед телевизором. Вечерние «Новости» вел Михаил Осокин.

– Я тебе сейчас борщ разогрею, – вскочила Штопка.

– Погоди. Так устал, что есть не могу. Посижу немного.

– Митька, ну нельзя же так надрываться, – покачала головой Штопка. – Бог с ними, с бандитами. Тебе тоже отдыхать нужно.

– Да, – согласился Дмитрий, – нужно. Разве я спорю?

– До выборов в губернаторы в Санкт-Петербурге остался месяц. Сегодня последний день регистрации кандидатов. Никто не ожидал появления новых кандидатур, однако сегодня городской Избирком зарегистрировал еще одного кандидата на пост губернатора города, представившего необходимое количество подписей. Им стал Тимур Кибирович Семицветов, который только вчера выписался из госпиталя Военно-медицинской Академии. Свою избирательную кампанию Тимур Кибирович начал, еще находясь на больничной койке. Он поклялся, что будет верен тем принципам, которые исповедовала зверски убитая недавно Галина Николаевна Новосельская.

Камера крупным планом показала знакомое Самарину лицо Тимура Семицветова, которого они с Куделиным, кажется, еще совсем недавно навещали в клинике.

– Они хотели расправиться с теми, кто хочет перемен в стране. Они выбили из наших рядов Галину Николаевну, вечная ей память. Теперь ситуация на выборах сложилась такая, что люди будут голосовать по принципу, который, увы, стал обычным для России: «за плохое против худшего». Я не хочу сказать, что способен заменить Галину Николаевну. Ее нам не сможет заменить никто. Но я могу обещать избирателям, что буду идти тем путем, которым шла она. Поэтому я призываю петербуржцев голосовать за меня.

И он улыбнулся немного виновато.

– Тимуру Семицветову удалось набрать необходимые сто тысяч подписей в свою поддержку. Беспрецедентный случай: многие сборщики подписей работали бесплатно, в то время как обычная практика, как мы знаем, иная. Сборщики получают по пять рублей за каждую из собранных подписей. Именно так в подписные листы проникают недостоверные сведения.

Сегодня городской Избирком на внеочередном заседании утвердил кандидатуру Тимура Кибировича Семицветова в качестве кандидата в губернаторы Санкт-Петербурга.

– Сумасшедший, – тихо сказал Дмитрий.

– Да уж, – покачала головой Штопка. – Слушай, а может, вы к нему охрану приставите? Дмитрий невесело усмехнулся.

– Охрана! Во-первых, это очень дорого, а во-вторых, никакая охрана не спасет, если они всерьез захотят его убрать. У Савченко была очень сильная охрана. Машину каждое утро обыскивали на предмет взрывчатки, хотя она всю ночь стояла в гараже под присмотром. Уж он был очень осторожным. А понадобилось его убрать – никаких проблем. Пустили к ногам махонькую собачку. Кажется, пекинес это был. Сволочи! – вдруг взорвался Самарин. – И пекинес погиб. Собаку жалко, она-то, бессловесная, при чем!

Он выключил телевизор.

– Ладно, что у тебя там, борщ? Пойдем поедим. Ты меня прости, что-то я совсем дерганый стал.

– Ну как борщ, Митька? – Штопка, облокотившись о край стола, смотрела, как муж ест.

– Замечательный. Прекрасный. Как и ты сама.

– Да ну тебя!

Она подала мужу запеканку из гречки с мясом.

– У тебя сегодня день русской кухни, – засмеялся Дмитрий.

– Само собой получилось. Опять сегодня Пуаро показывали, – сказала Штопка.

– А-а, – улыбнулся Дмитрий, – его бы к нам в прокуратуру. Чтобы Лейстред или кто там у него…

– Инспектор Джепп.

– Ну вот, инспектор Джепп был бы его прямым начальником и заставлял по каждому поводу писать отчеты и планы. Кроме того, он занимался бы пятью делами сразу и у него ежедневно спрашивали бы с пристрастием, почему он не продвинулся ни в одном из них.

– Я думаю, он все равно бы многие раскрывал, – заметила Штопка.

– А я думаю, – сказал Дмитрий, – что Губернатори Поппинс была бы лучшей воспитательницей детского сада, чем Марья Степановна.

– Кто такая Марья Степановна?

– Это неважно. Но Губернатори Поппинс наверняка была бы лучше. Да и Пуаро вместе с мисс Марпл – это же герои сказок. Иван Царевич и серый волк. И доктор Айболит лучше Олега Глебовича.

– А вот в этом я очень сомневаюсь. Доктор Айболит попался в руки Бармалея, и никто его не может освободить. А Олег Глебович…

– Мы запросили Эстонию о возможности проверки собачьего питомника.

– Вот-вот. Правительство запросило Африку, можно ли наведаться к Бармалею в логово? Долго ждать придется, бегемотики уже умрут от дизентерии или что там у них было.

– Хочешь, чтобы мы с отважным ветеринаром поехали туда вдвоем?

– Конечно, нет. Мне ты дороже всего. Я хотела сказать совсем не о том. Просто у Агаты Кристи всегда совершается второе убийство, которым преступник себя и выдает. Поэтому я и думаю, что если сейчас на Тимура Семицветова будет совершено покушение, это может выдать их. Нужно быть начеку.

– А мы баклуши бьем, – ответил Дмитрий.

– Я же говорю, нужно выставить вокруг него охрану, лучше даже не явную, скрытую.

– Он будет у нас как сыр в мышеловке.

– Хорошо, оставь сыр без присмотра. Мышь его все равно съест, но вы, по крайней мере, ее поймаете.

– Как ты ужасно рассуждаешь «все равно съест»! Ты считаешь, его точно убьют?

– Сам подумай, Митька, они убрали двоих кандидатов в губернаторы. Я не знаю, как там насчет Савченко, но Новосельская имела очень большие шансы на победу. Они специально сделали эти убийства такими громкими, чтобы началась паника. Веселовский по телевизору призывает чуть ли не губернаторию брать, губернатора на фонарь вешать. Понятно, что старого губернатора не переизберут после таких событий, он, мол, во всем виноват. И, думаешь, они теперь потерпят, чтобы какой-то Семицветов им дорогу перебежал? Убьют запросто.

– Оказывается, мы в прокуратуре действительно баклуши бьем, а настоящий цвет сыскной мысли находится в совершенно другом месте! – засмеялся Дмитрий.

– Ты совсем не можешь воспринимать меня серьезно, да? – обиделась Штопка, а Чак, внимательно прислушивавшийся к разговору хозяев, на всякий случай положил ей голову на колено – в качестве моральной поддержки.

– Могу, – кивнул Дмитрий. – Все, что ты сказала – наша первая версия. Что тут не увязывается? Савченко не имел шансов на победу в выборах. Абсолютно никаких! Поэтому убирать его как кандидата не имело смысла.

– Для кучи, – сказала Штопка, – чтобы началась паника.

– Согласен, – кивнул Дмитрий. – А как насчет Барханова, который к политике вообще никакого отношения не имел и баллотироваться не собирался? Тоже для кучи? Интересная получается куча.

– Нужная для того, чтобы понизить рейтинг нынешнего губернатора.

– Ты правильно рассуждаешь, что реальных жертвы не три, а четыре. Двое погибших, Барханов плюс губернатор. И выходит, что Савченко и Барханов были убиты просто для того, чтобы посеять в народе панику. Так?

Штопка кивнула,

– А может быть, как раз наоборот. Новосельскую убили для того, чтобы посеять панику и скинуть нынешнего губернатора. И точка. Савченко был убран по совершенно иной причине. Кстати, его убийство могло остаться нераскрытым. Если бы я не пошел осматривать место преступления с Чаком, я бы никогда не обнаружил хвост этого несчастного пекинеса. А вероятность того, что место преступления будут осматривать с собакой, по нынешним временам равна нулю. Это была случайность. Поэтому можно предположить, что именно убийство Савченко было наименее громким и, следовательно, более техническим, так сказать. С его именем ассоциируется только теневая экономика. Предпринимательство с криминальным уклоном: пирамиды, липовые банки, отмывание денег, в том числе и за рубежом. Это означает, что у него были связи с местными воротилами самых темных видов бизнеса. А они люди такие… Он был им нужен, зарабатывал через них хорошие деньги, но боялся. Савченко очень боялся. Если бы не этот фокус с собакой, неизвестно, как бы его еще можно было подорвать.

– Снайпер из чердачного окна.

– Савченко всегда носил бронежилет, тоже интересная подробность. Короче, он боялся. Поэтому, как мне кажется, он был основным из тех, в кого метили убийцы. Для раздувания паники в городе Савченко годился не очень. Ну кто знал его имя? Допустим, тысячи людей, даже десятки тысяч. И только-то. В нашем городе такие убийства происходят каждую неделю. Одним больше – одним меньше, все уже привыкли. Для скандала нужна была Новосельская, которую знают все. И любят. Это убийство уже совершенно иного рода, в одном ряду с убийством Алены Ветлугиной. Цель? Первая и основная, как мне представляется сейчас, – посеять панику. Так что скорее Новосельская «для кучи», как ты изволила выразиться. Ты понимаешь, что из этого следует?

– Не очень.

– То, что ставка в этой игре, вполне возможно, не на пост губернатора. Замешаны большие теневые деньги и их отмывание.

– Бэнк оф Нью-Йорк?

– Примерно.

– А Барханов? Он при чем?

– Барханов способен помочь нам разгадать загадку. За ним охотятся очень серьезно, и он им безусловно нужен, очень нужен. Он что-то знает, причем нечто важное, что может серьезно нарушить их планы. Но беда в том, что Барханов сам не знает, что именно это за информация. Надеюсь, он сопоставит факты и догадается. Думаю, так и будет, он очень умный человек.

– А вдруг они до него доберутся?

– Это нелегко. Он понимает, насколько серьезная опасность ему грозит, и, я уверен, принимает все необходимые меры предосторожности. На Барханова я очень надеюсь.

– С чего ты решил, что он легко выдаст своих? – спросила Штопка.

– Во-первых, не своих. Он на них зарабатывал, но они ему не свои. И знать он ничего лишнего не хотел, видимо, случайно вышло. Ему самому выгодно обо всем рассказать. Как только информация станет достоянием многих, он никому будет не нужен. И сможет спокойно жить себе на Ямайке или в Чили.

– Так далеко?

– Я бы на его месте держался подальше.

– Слушай, неужто это такие высокие структуры?

– Возможно, но не обязательно. Ирландская республиканская армия – разве высокие структуры? А скрыться от них очень трудно, если ты приговорен. Наверное, тут все же заинтересованы птицы высокого полета… – Дмитрий вспомнил рассказ Олега о машинах, виденных им у собачьего питомника под Усть-Нарвой. – Так что Барханову есть резон напрячь память и сообразить, что к чему.

– Не хотела бы я быть на его месте, – поежилась Штопка.

– Ему нужны были хорошие деньги, а что в нашей стране может заработать хирург, даже высочайшего класса? Тысячу рублей? А он зарабатывал тысячи долларов. Ни с того ни с сего никто не станет тратить на тебя сразу трех хорошо обученных дорогих собак.

– Ужас, – сказала Штопка и снова погладила Чака по голове. – Но все-таки вы бы присмотрели за этим Тимуром. Ты все правильно объяснил, что никто не станет на него покушаться, потому что он никому не нужен. Панику уже устроили, и теперь он может быть спокоен. Но все-таки он может быть в опасности.