Текст книги "Опасайтесь бешеного пса"

Автор книги: Елена Милкова

Соавторы: Валерий Воскобойников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава 60. Воспоминание о пляжах

Люба тогда проработала всего несколько месяцев, и было видно, как она старается стать хорошей хирургической сестрой. Но для этого одного старания мало – нужен опыт, чтобы сформировалась интуиция, переходящая в автоматизм. Сестра, особенно простоявшая несколько лет рядом с одним и тем же хирургом, ловит каждое его движение и предвосхищает следующее. Хирург еще только собирается произнести вслух название инструмента, а сестра уже подает нужное. Это не только экономит секунды, которые складываются в минуты, но часто спасает жизнь оперируемого. Хорошая сестра и хирург во время операции становятся единым организмом с общими мыслями и движениями.

Люба очень старалась стать такой, и когда попадала не в такт, Барханов на нее не кричал, как некоторые, срывая немыслимое напряжение на своих сестрах. К тому же Барханов когда-то воспитал себя так, чтобы оперировать без напряга. У актеров, например, есть специальные педагоги, учившие расслаблять зажатые мышцы. Тот, кто напрягается, никогда не достигнет наивысшего результата. У хирургов такие учителя стали появляться недавно, а прежде каждый справлялся с собой сам или вообще не справлялся, потому и орал матом на несчастных сестер во время операции, благо больной ничего не слышит.

В отделении общей хирургии Института скорой помощи, где работал Валентин Барханов, плановые операции, к которым врачи и сам больной подолгу готовились, почти отсутствовали. Каждый день машины доставляли сюда пациентов с такими травмами, которые требовали от хирурга фантастических способностей. Что там ежедневные бытовые ранения от ударов вилками и ножами, пули, застрявшие в мякоти бедра, грязноватая кисть руки, отпиленная циркулярной пилой, доставленная вместе с больным в прозрачном полиэтиленовом мешке, или пенис, отрезанный ревнивой женой, – все это Барханов пришивал без устали, и пришитое почти всегда оживало. Особенно отбирали силы и время полостные операции, когда приходилось, раздвинув ребра, зашивать отключенное сердце, ушивать желудки, штопать кишечники.

Люба была с ним рядом, и по выражению ее лица он чувствовал, как она переживает каждое движение его рук. Это ему, естественно, нравилось. Но не больше.

Поток операций прерывался, и все расходились по своим местам. Он – в крохотный убого обставленный кабинет, чтобы за обшарпанным письменным столом полистать новые медицинские журналы, сестры – прибрать, попить чаю и прокипятить инструменты, чтобы через полчаса склониться над новым больным.

Иногда он задерживался в операционной, перебрасывался шутками с анестезиологом и всегда замечал, как быстро, четко и аккуратно готовит инструменты Люба.

Однажды летом сотрудников больницы отправили в отпуск, чтобы за месяц перекрасить полы, стены и потолки, а также истребить всяческие стафилококки и стрептококки. Погода была жаркая, неблагоприятная для хирургии, но зато располагающая к поездкам на природу. И приятели сманили его на Щучье озеро, в лес между Комарове и Зеленогорском. Они приехали на «жигулях», поставили на песчаном мысу среди рослых прямых сосен большую оранжевую палатку, сложили туда припасы, разложили вокруг надувные матрасы и, наплававшись, расположились загорать.

Он дремал и сквозь сон временами слышал чьи-то смех и разговоры.

– Смотри, смотри, – вдруг сказал один из приятелей другому, – туда смотри! Очень хороша!

Барханов слегка приподнялся, чтобы посмотреть, кем они там так восторгаются, и увидел медсестру Любу. Она только что вышла из воды и, стоя к ним в пол-оборота, улыбаясь, махала рукой плывущей в озере девушке, как потом он узнал, родственнице.

– Это моя медсестра, – констатировал он слегка хвастливо.

– Да?! – завистливо откликнулся приятель. – Ради такой стоит жить!

Приятель давно уж забыл о том дне и о купании. А Барханову его слова словно глаза открыли. На озере к Любе он не подошел, пришлось бы знакомить ее с приятелями и неизвестно, чем это знакомство кончилось бы. Зато в первый же день после отпуска он позвал ее на концерт заезжей рок-звезды. Современной музыкой он не интересовался, да и некогда ему было об этом думать, но раз уж его одарил билетами благодарный пациент, не воспользоваться ими было грешно.

После концерта они долго гуляли по городу, и Барханову было легко с ней разговаривать обо всем разу, она подхватывала каждую его фразу и благодарно смеялась в ответ на его простенькие шутки. Он проводил ее на такси домой в поселок Веселый и, прощаясь, поцеловал в подъезде.

Как раз тогда к нему пошли первые большие деньги – не столько за операции, сколько за молчание о них. А потом случилась эта мерзкая история, когда Любу вытащили из дома, затолкали, в машину и стали ему угрожать…

Тогда он и почувствовал, что девушка стала ему дороже собственной жизни. И ради нее он мог пойти на что угодно.

Глава 61. Путь туда и обратно

Дмитрий Самарин подъехал к дому на микроавтобусе «Добрыни» за полночь. Задержка произошла из-за Олега Глебовича.

– У вас есть с собой документы? – спросил Андрес, когда они, передав бывший питомник новой группе прибывших людей в форме, направились в сторону Нарвы.

– Никаких, – смущенно отвечал Олег Глебович. – Меня вызвали в соседний дом, к больной собаке, а там в подъезде скрутили, укололи какой-то гадостью, затолкали в машину, и больше я ничего не помнил. Очнулся я уже здесь. Я даже понятия не имел, что нахожусь в Эстонии…

– Тогда придется задержаться на час-полтора. Наши чиновники не лучше ваших, такие же бюрократы.

Савва было предложил продемонстрировать свои способности, пройдя через пункты проверки вместе с ветеринаром, но Андрес отнесся к такой идее отрицательно.

– Если руководство узнает об этом эксперименте, моя песня спета. Лучше потерять полтора часа, но сделать все по закону.

Час-полтора превратились в три, потом в четыре. И все же к концу рабочего дня Андрес привез документы, согласно которым Олег Глебович и консультант по нестандартным явлениям могли пересечь обе границы.

Они отъехали от Кингисеппа довольно далеко, как вдруг водитель резко затормозил и едва не уперся в мужчину, который стоял на шоссе, широко расставив руки, рядом со старым «москвичом», косо поставленным на обочину.

– Мужики, жена рожает, помогите! – закричал он так, что в микроавтобусе услышали все. – Вез в Кингисепп в больницу, и чего-то с машиной стряслось.

– Мы-то чем поможем? У нас акушера нет.

– Я бы, возможно, помог, но у меня с собой ничего нет, – начал было Олег Глебович.

– Я тоже однажды принимал роды. В Сибири, – предложил свои услуги Савва. Но тут вмешалась Мила.

– Сидите уж! Родовспомогатели. Воды у нее отошли? – спросила она у кандидата в отцы.

– Чего отошли? – не понял тот.

– Воды, я спрашиваю отошли?

– Не знаю, а сколько нужно, много воды?

– Все понятно, везти можно, – и Мила повернулась к своим коллегам. – Ребята, помогите женщине перейти к нам, нужно ее отвезти. Успеем.

Микроавтобус развернулся на шоссе и встал рядом с «москвичом». Оттуда вышла постанывающая роженица. Живот у нее был чудовищно велик.

– Чего доброго, двоих тебе принесет! – бодро пообещал Куделин парню, когда она устроилась на освобожденных местах.

– Ага, – весело согласился тот, – ультразвук когда делали, так и сказали – два сердца, два парня.

В Кингисеппе, когда они вернулись на его улицы снова, стало уже заметно темнее и более пусто. Ярко горели только огни у бара под названием «Приют убогого чухонца». Там слышна была музыка, прямо на улице танцевали несколько парней и девушек.

– Это для нищих, – объяснил парень, – у кого нет денег платить за вход. Мы с моей тоже сюда ездили. Вот, натанцевали! – похвастал он результатом своих развлечений.

Оставив роженицу с мужем в приемном покое, снова выехали на шоссе.

– Приключения, конечно веселят, но иногда утомительны, – проговорил Куделин. – Хорошо бы теперь без них.

Наконец их машина въехала в город, и теперь оставалось развезти всех по домам. Последним, так уж получилось был адрес Самарина.

Он вышел из микроавтобуса и сразу увидел Штопку. Рядом на поводке скакал Чак Норрис Второй. Он первым почувствовал присутствие Дмитрия и потянул жену в его сторону.

– Ну что ты со мной делаешь! – сказала Штопка, она же Елена Штопина. – Ты хотя бы о нас подумал!

– Я думаю о вас ежесекундно, – радостно проговорил он, обнимая жену.

Какое же это счастье, когда тебя кто-то вечером ждет и переживает из-за твоих поздних приходов. Даже если тебе приходится за все это услышать потом кучу упреков.

– Ты скажи, вы его спасли? Спасли доктора? – спросила она торопливо.

– Конечно. Жив, здоров и невредим. Вытащили, можно сказать, из пекла.

– Не буду я тебя ругать на улице, мы и так три часа встречаем. Чак уже еле ноги таскает, и я насквозь промерзла, – проговорила любящая жена – Чаю попью, согреюсь, тогда и ругать начну. Пошли быстрее домой.

Глава 61. Деньги от подполковника милиции

Первые большие деньги хирург Барханов получил от подполковника милиции.

Во время ночного дежурства в отделение доставили молодого мужчину с двумя огнестрельными ранениями в область груди. Рядом с каталкой, которую санитар ввез в операционную, шествовали два парня.

– В коридоре, пожалуйста, – сказал им Валентин, стараясь говорить построже. И крикнул сестре, дежурившей по отделению: – Почему пустили в уличной обуви?

– Я им говорила, а они меня… знаете, куда послали? – жалостливо начала оправдываться сестра.

– Слушай, ты, – и один из парней, от которого во все стороны просто-таки разлетались волны агрессии, приблизившись вплотную, положил руку на плечо Барханову, – мы будем сидеть, где хотим и с кем хотим. Понял? А если его зарежешь, отсюда живым не уйдешь. Хорошо понял?

– Нет, в таких условиях я оперировать не буду, – ответил Барханов.

– Будешь, – парень впечатляюще, хотя и не больно, ребром ладони ударил его по шее.

И тут неожиданно Люба, с которой он тогда только-только начал встречаться, подскочила к парню и громко, с яростью скомандовала:

– Марш отсюда! Еще нашего хирурга лапать! Ты на кого поднял руку, дурак! Да вы все на него молиться будете, когда вас, как этого, продырявят!

Как ни странно, ее слова подействовали на парня, и он снял руку.

– Ну, мы только посидим, – он показал на операционную. – Скажи своим этим, чтоб притаранили стулья.

– Тогда нужно снять обувь, – взял инициативу в свои руки Валентин, воспользовавшись ситуацией, – халаты вам принесут.

По крайней мере, благодаря Любе он не почувствовал себя униженным.

Во время операции через стеклянную дверь иногда он поглядывал на них. Они сидели на стульях, замерев, поджав ноги, и вид у них стал неожиданно домашним.

Операция была не из самых сложных. Одна пуля прошла, не задев жизненно важных органов, другая, расколов ребро, застряла в летком. С ней пришлось повозиться.

Валентин сделал последние стежки и объявил:

– Порядок.

– Теперь так, – сказал все тот же парень, – отдельная палата есть?

– Откуда у нас отдельные палаты? Что у нас – гостиница «люкс»?

– Это твои проблемы. Сделай так, чтоб была.

– Ребята, да вы что, ошалели?! – Барханов возмутился. – У меня во всех палатах лежат больные. Вон даже в коридоре двое отдыхают. Одному вчера, кстати, капельницу ставили. И ничего, не жалуется.

– Ты плохо понял. Тебе сказали, это твои проблемы.

Он, конечно, мог перейти в свой кабинет и вызвать оттуда наряд милиции, но уже знал, что этого не сделает.

Пришлось подчиниться: из палаты, в которой помещались три койки, среди ночи убрали ничего не понимающего больного, а туда завезли каталку с раненым. Парни бережно переложили его на койку. Один сел рядом, другой – расположился у дверей в коридоре. Так сказать, личная охрана. Потом Валентин видал уже и не такое. Но тогда, в первый раз, это было сильным впечатлением.

А скоро прибыл незнакомый подполковник милиции. Валентин спустился к нему в приемный покой. Тот показал удостоверение и спросил:

– К вам раненого привезли. Как он?

– Два пулевых ранения? Прооперирован.

– Я спрашиваю, как он себя чувствует.

Валентин решил, что подполковника интересует возможность допроса – такое иногда бывало и прежде. И злорадно подумал, о том, как пройдет его встреча с личной охраной бандита.

– Больной пока слаб, можно задать один-два вопроса, не больше. Говорить ему много нельзя.

Он поднялся вместе с подполковником на лифте. И к его удивлению парень, сидевший снаружи, не вздрогнул, не вскочил испуганно, а так и остался сидеть Виноватый вид оказался у подполковника.

– Тебе, мудила, сказали где быть, а ты? – зло спросил его парень.

– Ну ладно, ладно, не шуми. Все ведь обошлось, – стал оправдываться подполковник, покосившись на Валентина. – Вызвали меня к начальству, понимаешь. Так получилось.

Дальше Валентин слушать не стал. Понял, что так безопаснее.

Подполковник поговорил полушепотом с парнем еще несколько минут, а потом подошел к Валентину, который, сидя за сестринским столом, заполнял журнал назначений.

– Я знаю, вы врач опытный, – милиционер помялся. Видимо, еще не наработал опыта, как вести себя в подобной ситуации. – Вам положено докладывать о таких случаях в милицию. Считайте, что доложили.

– Но у меня уже сделаны записи…

– Так вы их уничтожьте. Вырвите страницу, залейте чернилами…

– Чернил у нас давно нет.

– Ну, соляной кислотой. Она обесцвечивает.

Видно, что в школе подполковник химию изучал.

– Я так не могу… Вы же первый потом меня привлечете.

– Никто вас не привлечет, – подполковник устало махнул рукой. – Кому теперь какое дело. И вот что… – он достал несколько крупных купюр. В сумме они складывались в две его месячные зарплаты. – Это вам благодарность от органов милиции. За работу и беспокойство.

Все это повторялось потом не один раз. Причем с каждым разом гонорары его увеличивались. И Валентин не удивлялся, когда за бандитов ходатайствовали милиционеры, или, наоборот, привозили офицера милиции, которого заботливо охраняла братва. Раненых наутро иногда увозили, видимо, в более комфортные условия. Иногда они долечивались в отделении. Им приносили дорогую еду, ставили в палату телевизоры.

Спустя месяца два-три после выписки того самого первого раненого, он зашел осмотреть очередного. В это время по телевизору, стоявшему на тумбочке, показывали новости. Кого-то опять расстреляли посреди улицы из автомата. И взглянув на экран, Барханов увидел крупным планом лицо своего первого раненого, о котором так заботливо спрашивал подполковник милиции. Теперь бывший раненый стал трупом.

Глава 62. Мексиканские радости

– Куда ты меня везешь? – рассмеялась Люба, когда выяснилось, что из авиапорта Акапулько им еще пилить и пилить на автобусе. – Тут нас даже КГБ не отыщет.

Они сразу поняли, что прилетели в весьма жаркое место: теперь плащ и куртка, купленные на скорую руку в Нью-Йоркском аэропорту, были сильно некстати. Окружавшая их мужская публика населения носила в основном светлые шорты.

Акапулько было единственным местом, которое Валентин помнил из географии. Его знакомый, с которым они общались три дня на конгрессе хирургов в родном Питере, жил в городе с названием Мазатлан.

– Когда бы вы ко мне ни приехали, для вас всегда найдется гостевая комната в моем доме, – говорил при прощании Карлос Диего, мексиканский хирург и ровесник Барханова.

Конгресс проходил полгода назад в белые ночи. Валентин с Любой поводили его по городу, а потом устроили домашний прием, даже показали операционную.

Карлос так зазывал их в гости, словно его дом на берегу Тихого океана располагался в получасе пути от квартиры Барханова. Валентин и подумать не мог, когда, улыбаясь, благодарил за приглашение,, что когда-нибудь они этим приглашением воспользуются. Но то самое «когда-нибудь» наступило очень быстро.

Барханов успел позвонить Карлосу из Нью-Йорка и даже назвал номер рейса. Тот сильно оживился, обещал встретить, но среди встречающих они с Любой его не обнаружили.

– Может, возьмем такси? – неуверенно предложила Люба.

Пока Валентин раздумывал, к ним подошел загорелый парень в шортах, – в России тянулась зима, а тут стояла настоящее лето, – и спросил:

– Сеньор Валентинос?

– Си! Си! – обрадовался Барханов и перешел на английский. Вы меня встречаете?

– Я помощник сеньора Диего. Он просит извинения за то, что не смог встретить лично. Мне поручено отвезти вас в его дом.

А дальше начался праздник. Они сели в большой открытый автомобиль. Машина проехала по аллее среди цветущих деревьев, а потом понеслась по шоссе вдоль берега океана

– Это сказка! – сказала оттаявшая от невзгод Люба.

– Платное шоссе, здесь можно ездить только быстро, – объяснил, повернувшись к ним, помощник Карлоса.

– Ой, скажи, пусть он смотрит вперед! – испуганно проговорила Люба.

Помощник понял ее и рассмеялся.

– У нас так водят все. Разве вежливо разговаривать с собеседником, повернувшись к нему затылком? Вы из России?

– Да! – прокричал Валентин.

– Из какого города?

– Санкт-Петербург!

Название города, видимо, ничего не сказало помощнику, и он переспросил:

– Это Сибирь? Чукотка?

– Нет, это Балтийское море!

– А-а-а, – отозвался помощник. – Скандинавия. Норвегия.

Валентин решил, что будет безопаснее не вдаваться в подробности географии, потому что помощник разговаривал по-прежнему, развернувшись к ним лицом. А машина в это время неслась на бешеной скорости.

Теплый ветер упругой волной бил им в лицо. Рядом накатывались на берег другие волны – океанские. Иногда низко над водой, хищно выставив клювы и распластав огромные крылья, медленно пролетали белые птицы.

– Я таких огромных птиц никогда не видела! – сообщила Люба. – Смотри, какие красивые!

– Это альбатросы! – крикнул Барханов. Он и сам их прежде не видел, но догадался. И даже вспомнил знаменитые стихи Бодлера:

 
Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать
 

Дальше шли строки про два белоснежных крыла, которые волочились по грязной палубе, про неуклюжесть и жалкость царя воздушных стихий в условиях низменной жизни. И про несчастного поэта, чья судьба так схожа с судьбой альбатроса Валентин мог бы добавить, что и их судьбы в родной стране схожи. Эти стихи он прокричал почти в самое ухо Любе. И она, счастливо улыбнувшись, дотронулась до его руки.

– Ты так много знаешь!

Машина подкатила к белоснежному трехэтажному зданию, соединившему в себе современный и колониальный стиль: с колоннами, высокими застекленными верандами. Дом словно парил над океаном, готовясь улететь вслед за альбатросами.

– Дом сеньора Карлоса, – все так же гостеприимно улыбнулся помощник и направил машину в открывшиеся навстречу им ворота.

* * *

В этот день чаще всего они пользовались словами «красота» и «потрясающе».

Карлос – веселый, энергичный, в белом легком костюме, поместил их на третьем этаже в огромной комнате, одна стена которой полностью состояла из толстого стекла и выходила на океан. К комнате примыкала дверь, за которой было помещение, где, как говорили в России, «мыли руки». Полы в доме были мраморными.

– Так прохладнее, – объяснил Карлос.

Едва они пришли в себя после почти суток дороги, он вывел их в патио, где была кухня и выложенный изразцами небольшой бассейн, в котором плавали разноцветные рыбки. Пол в патио тоже был изразцовым.

Там Карлос познакомил их со своей семьей – взрослой дочерью и женой, необычайно юного вида, хотя, как выяснилось, ей было под сорок.

– Рафаэла, она наполовину индианка, училась в Англии в Университете, где мы с ней и познакомились.

Стол накрыли здесь же, в патио.

Еда была необыкновенно вкусной, хозяева произносили названия, объясняли, из каких трав сделаны приправы, но Валентин чувствовал, как на него после красного вина и мясной пищи все сильнее наваливается отупение, и уже с трудом заставлял себя улыбаться в ответ, что-то отвечать.

– Они же засыпают! – расхохоталась наконец Рафаэла. – Идите скорей отдыхать У вас в Европе сейчас ночь.

– В первый день после Европы я только и делаю что сплю, – понимающе сказал Карлос.

На этом они временно простились.

* * *

Он проснулся через несколько часов. Их комната была ярко освещена низким, склоняющимся к горизонту солнцем. Валентин подошел к ванной – там было пусто. Он вернулся к постели и на низком столике увидел записку: «Ищи меня в Тихом океане».

Валентин хмыкнул, надел плавки и тоже отправился к океану. Глядя на людей, несущихся по волнам на винд-серфингах, он спустился по каменным ступеням к неширокой полосе песка. В это время Люба уже выходила из воды, и он, в который раз за эти годы, подумал с пронизывающей душу нежностью о том, как любит эту ее гибкую походку, и неожиданно вспомнил слова одного пожилого профессора, сказанные полгода назад:

– Вы берегите ее. Такой девушкой можно гордиться!

«Вот я и берегу», – ответил бы он сейчас этому профессору.

– Валя, ты представляешь, я обошла усадьбу – тут все наши цветы, только в виде деревьев! Одних кактусов – семь пород! – сказала она, подбежав к нему. – Сбрасывай скорей брюки и иди в океан. Вода – совсем не такая! Боже мой, кто бы мог подумать, что я буду плавать в Тихом океане!

– Поосторожнее, тут акулы, говорят.

– Мне сказали – мурены.

– Ага, и еще барракуды, такие зубастые рыбины. А пираньи – в речках.

Волна и в самом деле была здесь совсем иная – высокая и ровная, она мерно наплывала на берег.

– В Черном море, там уж если волны, так они сразу нервные, будто идут в психическую атаку, – проговорил Валентин.

Через час, когда огромное рыжее солнце почти сравнялось с горизонтом, они немного прогулялись с Карлосом и Рафаэлей по узкой, выложенной известняковыми плитами тропе вдоль океана.

– Завтра мы рано уедем на работу, – сказал Карлос. – Я – в клинику, жена – в свою лабораторию, она нейрохирург, а вы – отдыхайте. Или, если хотите, я покажу вам свою клинику.

– С удовольствием, – обрадовался Валентин.

– Если можно, я погуляю по городу. У вас ведь есть достопримечательности? – спросила Люба.

– Мексика вся состоит из достопримечательностей. Вы их увидите на каждом шагу. Только не покупайте без нас сувениры, вас обязательно обманут. И крепче держите свой кошелек.

* * *

Ночь наступила мгновенно, а крупные звезды на черном высоком небе были чужими. Большую Медведицу он, например, так и не нашел.

Оставшись вдвоем, они исступленно любили друг друга, и потом, когда в изнеможении лежали рядом, Люба положив голову ему на плечо, прошептала:

– Спасибо тебе. За все.

С этим он и заснул.

Рано утром Карлос еле слышно постучал в их дверь. Валентин сразу вскочил, надел приготовленную с вечера Любой одежду и тихо спустился. Они быстро выпили кофе, Рафаэла выехала в маленькой юркой машине ярко-красного цвета, они вдвоем сели во вчерашний открытый белый лимузин и отправились в клинику Карлоса.