Текст книги "Опасайтесь бешеного пса"

Автор книги: Елена Милкова

Соавторы: Валерий Воскобойников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Глава 15. Там лучше, где нас нет

Геннадия поселили в международной общаге на втором этаже двухярусной койки. Здесь в нескольких домах жили эмигранты из всех городов бывшего Союза, а заодно шриланкийские «тигры», афганцы – противники нынешнего режима, жертвы эфиопской диктатуры и разноплеменные авантюристы, каким был и он сам.

– С общаги начинают все. Наймешь маклера, он найдет пустую квартиру, – советовали опытные люди.

У него был неприкосновенный запас – десять тысяч баксов на карточке, которые он решил тронуть разве что под угрозой смерти. На полученное социальное пособие в пятьсот марок нанять маклера было невозможно. Несколько раз эмигрант из Косова, который жил с семьей в той же общаге, водил его на ночные работы в гаражи – мыть машины. Работодатель – веселый пузатый немец, приняв работу, расплачивался сразу – выдавал по двадцать марок. Эта сумма Геннадия не радовала. Он уже подумывал, не рвануть ли назад, как нежданно работа нашла его сама. Он шел в глубоком унынии по улице и вдруг услышал оклик:

– Эй! Мужик! Тебя, тебя зову!

Оглянувшись, Геннадий не увидел ни одного из прохожих, которых можно было бы принять за русских. Прохожих вообще не было рядом. Зато у бара «Русский медведь» стоял переодетый в медведя зазывала. Он Геннадия и звал, даже призывно махал ему.

– Вы меня? – нерешительно спросил Геннадий.

– Давно из Питера? – отозвался тот.

Со стороны сцена могла показаться идиотской: человек беседовал с медведем. Но мысли Геннадия были о другом.

«Достали и тут!» – вот что он подумал, ощущая, что сердце у него в прямом смысле научилось замирать. Но ответил довольно спокойно:

– С чего вы это взяли? – Геннадий старался говорить как можно беспечнее…

– Да узнал я тебя! – радостно откликнулся медведь-зазывала. – Степу Мыльникова помнишь?

– Какого еще Степу? – проговорил, по-прежнему осторожничая, Геннадий.

Года два назад рэкетир Степа Мыльников дважды пытался на него наехать, но потом его вроде бы убили в разборке.

– Так это ж я! – И медведь хлопнул его по плечу. – Значит, так. Никуда не исчезай, есть дело. В двадцать три я сменяюсь. Стрелку забиваем тут за углом. Ладушки? Вот встреча, так встреча!

Похоже, что от Степы пакости можно было не ждать. И все же Геннадий пришел на стрелку, предварительно оглядевшись. Степа стоял один Сам по себе. И уже без шкуры. Зато у припаркованного «опеля»

– Тебя вроде бы Геной звали? – спросил он, когда они сели в его машину.

– Тут у меня имя слегка другое.

– Ага. Попросил Абрам Мойшу: «Мишенька, не зови меня больше Ваней».

Они поговорили про Питер, вспомнили нескольких знакомых.

– А был слух, что тебя замочили, – не удержался Геннадий.

– Правильный слух! – обрадовался Степа. – Я этот базар сам заказывал. Значит, помнят, жалеют? – продолжал веселиться он. – А я тут – и здоровый, как пряник!

Степа предложил ему работу – быть тем самым медведем – стоять за углом у входа в бар и приглашать прохожих. Он окучивал несколько похожих мест, на которые ставил русских нелегалов. Хозяева платили ему раза в полтора меньше, чем своим, Степа забирал еще двадцать процентов, но все были довольны.

– Я тут числюсь поволжским немцем из Казахстана, мне работа разрешена, – похвастался он.

– Кем-кем? – удивился Геннадий.

– Немцы жили на Волге, слыхал? Их еще вроде бы Екатерина туда позвала. Потом в войну Сталин услал их в Казахстан. А теперь это соединение с исторической родиной. Ну, я фуфло купил у одного мудилы, шпрехен слегка подучил – и вперед!

– Халява, сэр! – прокомментировал со смехом Геннадий.

– Это место сейчас – самое халявное в Европе, – согласился Степа. – Как раз для наших, которые при карло-марксизме привыкли жить. Для немцев главное, чтобы русских до работы не допускать. Они считают, что раз из России, так только улицы мести пригоден. Они рады все дать: и социал тебе и льготы, лишь бы ты не работал и не портил то, что они сами делают. Во страна! Кому – кайф, кому – хоть назад беги. Ну я-то тут, как немец, у меня все другое…

– Так у тебя право работать есть? – спросил с завистью Геннадий.

– А то! Марок накоплю, бар открою. – И он передразнил: – Вас вуншен зи? Немен зи пляц, битте. Ну, пойдешь зазывалой в медвежьей шкуре? Я сегодня, как хрен моржовый, тут отстоял вместо подставного. Он в Мюнхен уехал, а меня не предупредил.

Так постепенно дела Геннадия стали налаживаться. Он старательно занимался на языковых курсах, мечтал найти квартиру и копил на маклера. Особенно дела устроились, когда он встретил Ксанку из Воронежа.

Веселая тридцатилетняя девка Ксанка мечтала стать женой немца. Они познакомились, когда получали очередное пособие. Геннадий числился там, естественно, как Михаил, для Ксанки он таким и остался. В Воронеже она работала, как и он когда-то, в проектном бюро. И это их сразу сблизило.

– Контора закрылась – и хоть в гроб ложись. У кого огород, тем еще ничего, – рассказывала она. – Соседка, тоже уволенная, к подруге в заведение позвала, так там с первого раза такой гад попался – требовал, чтоб я шампанское открыла и себе вставила. Исследователь хренов!

– Тут-то жить можно спокойно! – сказал Геннадий для поддержания беседы.

– Эх, Мишенька, за немца бы выйти! – мечтательно проговорила она ему, словно близкой подружке. – Я бы такой фрау заделалась! В таком бы орднунге дом содержала, какой и немкам не снится!

Жизненные соки ее распирали, что она и подтвердила на другой день. Здесь, в Германии, Геннадий был у нее не первым. Прежде к ней приходил молодой эмигрант-курд, хотевший превратить ее однокомнатную квартиру в потайной штаб местного отделения Курдской рабочей партии. Из-за этого они и разошлись.

– Я в партиях дома не участвовала, мне еще тут их не хватало, – рассказывала Ксанка. – Только грязь наносили. А вообще, Мишенька, кайфовая же у нас с тобой жизнь! Нет, ну скажи: работать нельзя, а деньги выдают! И квартиру оплачивают, и транспорт. Во, где коммунизьма-то, а, Мишенька?! В Воронеже рассказать, весь город бы сюда рванул.

Она наслаждалась легальным бездельем, писала длинные письма родственникам, несколько раз на дню убирала свою однокомнатную квартиру, и не скучала.

Вся эта идиллия чуть не сорвалась, когда ему померещилась слежка. Однажды, когда он шпацирничал взад-вперед у бара в медвежьем облике, на другой стороне улицы остановились два типичных российских быка. С толстыми шеями, короткими стрижками – будто только что свалили с какой-нибудь улицы Ивановской, чтобы настичь его здесь.

Геннадий с трудом дождался конца смены – покинуть пост раньше времени было равнозначно прощанию с работой. Быки куда-то убрались, но ему казалось, что они высматривают его из ближних окон. Сдав костюм, он рванул через черный ход на вокзал, озираясь, снял-таки в ближайшем банкомате денег с кредитки, которую всегда держал при себе, и купил билет в первый же уходящий поезд. Поезд должен был привезти его в Голландию. Что он станет делать потом – соображалось плохо. Главное, было уйти от слежки.

Геннадий быстро шел вдоль поезда. До отправления оставалось десять минут. Он вскочил в нужный вагон и двинулся по узкому коридорчику, куда выходили стеклянные двери сидячих купе. Отыскав свое место в середине вагона, он взялся за ручку, чтобы открыть дверь, и вдруг увидел, что в соседнем купе сидят те самые быки.

«Выследили! Теперь конец!» – понял он. Быки делали вид, что спокойно разговаривают друг с другом и в его сторону не смотрели.

Он быстро повернулся к ним спиной и, стараясь не бежать, с солидным выражением лица, проскользнул к выходу, соскочил на платформу и, оглядываясь, перешел на другую платформу. Там стояла электричка до Дрездена.

Слежки за ним вроде бы не было. Хотя, кто знает, если эти быки сумели узнать, в какой поезд он взял билет и даже в какой вагон, они могли настичь его и тут.

Наконец поезд, уходящий в Голландию, тронулся. Через несколько минут отправлялась электричка, около последнею вагона которой Геннадий стоял. Киллеров на платформе видно не было, но он впрыгнул в вагон в последнюю секунду перед отходом. Здесь билеты можно было брать внутри поезда, он сидел в полупустом вагоне и со страхом ждал соотечественников Они пока не появлялись. Или его опять обманули, сев в другой вагон. С дрезденского вокзала среди ночи он позвонил Степе и объяснил ситуацию.

– Придурок ты, – сказал Степа – Это не за тобой, за мной приходили. Нужен ты им… Но я разобрался

Проболтавшись в поездах, Геннадий даже успел к нужному часу вернуться на свой пост у «Русского медведя»

Эта встряска помогла ему заново обдумать свою жизнь Новая ничего хорошего не обещала. Нужно было осваивать другие орбиты или возвращаться домой. Здешняя халява давала примерно то же, что и брежневский социализм, – жрачку без напряга, жилье и свободу ездить туда-сюда по Европе. Но не больше. Тогда же он и прочитал про убийство двух магнатов, которые его подставили с помощью собственного банка.

Глава 16. Семейные посиделки

– Что ты такой смурной? – спросила Штопка, когда аккуратно завернутые в газету и три пакета останки собачки были уложены в морозильную камеру.

– С чего веселиться-то?

– Пока вас не было, звонила Агния, они с Глебом обещали зайти. Собираются в Усть-Нарву, между прочим. Там будет какой-то съезд или конференция журналистов стран северо-западной Европы. Шведы, эстонцы, латыши. Вот и ее пригласили.

– Ну, слава Богу. Я рад за нее.

Чак внимательно наблюдал за хозяевами и внезапно совершенно отчетливо кашлянул. Настоящим собачьим кашлем.

Самарин и Штопка застыли в ужасе. Чак кашлял, и теперь это, увы, не казалось.

– Завтра же поеду к ветеринару, – сказала Штопка, – Придется лекцию пропустить, ну ничего, студенты отдохнут.

– Знаешь, за те деньги, которые тебе платят, ты можешь появляться раз в месяц, не чаще. Я вообще не понимаю, что ты там делаешь…

– Знаю, – перебила Дмитрия Штопка, – могу то же самое сказать и о тебе. Меня вообще восхищает наша страна. Сколько народу работает бесплатно или практически бесплатно! Институты, школы, больницы. Как ты думаешь, можно было бы на Западе набрать целый штат университетских преподавателей, которые все поголовно будут работать бесплатно? Я что-то сомневаюсь.

– Но лекцию можно пропустить без зазрения совести, – закончил Дмитрий. – Я правильно понял твой оправдательный монолог?

– Ну, ты и зараза, – покачала головой Штопка и снова посмотрела на собаку. – Бедный ты мой песик, что это ты вдруг закашлял? Прав был тот тип в шляпе.

– Что за тип? – насторожился Самарин, совершенно забывший, что он уже слышал об этом.

– У тебя какое-то избирательное внимание, ты не замечал? – сказала Штопка. – Ты в курсе, я же говорила, что собака кашляет.

– Говорила, – согласился Дмитрий, – но ни о каком типе в шляпе ты не упоминала. Кто это?

– Ты ревнив, как турок, – засмеялась Штопка.

– Понятия не имею, насколько ревнив турок, но ему далеко до меня!

– Я и вижу. Ну, хорошо, не буду тебя мучить.

Штопка снова рассказала о странном человеке в шляпе.

– Какой-то он не от мира сего. Колдун…

– Скорее всего, опытный ветеринар, вот и все. Обратил внимание на собаку. Ничего загадочного.

– Ну, может быть, – согласилась Штопка, оставшись, впрочем, при своем мнении.

Вскоре пришли сестра Дмитрия Агния с мужем Глебом. Когда они появились, Штопка не могла уже в который раз не подумать о том, что все-таки они очень смешная пара – конечно, с художественной точки зрения. Агнесса – невысокая полноватая розовощекость, а Глеб, напротив, – тощая, сутулая бледность. Что, впрочем, не мешало им быть совершенно счастливыми вместе.

– Добрый вечер, – глуховатым голосом сказал Глеб.

– Митенька! Леночка! Чак, собачка моя хорошая! – Агнесса бросилась целовать всех по очереди, как всегда все преувеличивая.

Как приятно встречаться с сестрой, когда она живет отдельно! Даже когда она начала рассуждать о голубых кровях и степени благородства происхождения Самариных и Пуришкевичей (Пуришкевичем был Глеб), Дмитрий больше не ощущал того дикого раздражения, какое испытывал от этой тематики раньше, когда они с сестрой жили под одной крышей.

– Теперь, – вдохновенно продолжала Агнесса, – «Самарина» – это мой литературный псевдоним. Я же не могу подписывать статьи «Агния Пуришкевич», читатели меня знают как Самарину. И вообще такое имя годится разве что для газеты «Завтра». А в жизни я, разумеется, взяла фамилию мужа. Не понимаю женщин, которые держатся за свою. По-моему, это просто поза: мол, я хоть и замужем, но сама по себе. И вообще, это означает, что они выходят замуж без серьезных намерений.

Глеб, улыбаясь, смотрел на супругу.

«Интересно, – подумал Дмитрий, – а если бы фамилия Глеба была Пронькин? Она бы с такой же готовностью взяла фамилию мужа? Или вообще бы за Пронькина замуж не пошла? Трудновато было бы доказать, что это благородная фамилия. А впрочем, кто ее знает…» После событий прошлого года Дмитрий пересмотрел свое отношение к сестре. Он уж думал, что она никогда не выйдет замуж. Удивляло и еще одно: интересно, как она умудряется уживаться со свекровью. Сам Дмитрий был убежден, что с его сестричкой ужиться не мог бы и ангел.

– А мы с Глебом уезжаем на неделю в Усть-Нарву!

– Теперь это место называется Нарва-Йисуу, – заметил Дмитрий. – Нужно уважать права эстонского народа.

– Традиционно по-русски этот город называется Усть-Нарва! – с вызовом заметила Агнесса. – Мы же не называем Пекин Бейджином, хотя по-китайски правильно будет именно так.

– Видишь ли… – начал кипятиться Дмитрий.

Штопка и Глеб переглянулись. Обычная встреча брата с сестрой. Всякий раз все тот же сценарий. Пять минут – и они уже сцепились. Просто непонятно, как они жили вместе все эти годы.

– Как Гера? – спросила Штопка Глеба, оставив брата и сестру спорить о загадках топонимики.

– Прекрасно. Мы, кстати, хотим ее взять с собой. Мы узнавали, можно приехать с собакой, если маленькая.

– Надо же, до чего дошла демократия! Раньше мне бы и в голову не пришло даже узнавать, можно ли приехать с собакой. Хоть с большой, хоть с маленькой!

– Тлетворное влияние Запада. В Москве теперь даже в метро можно с собакой ездить.

– Поразительно! А у нас Чак покашливает. Говорят, плохой признак, завтра поведу его к ветеринару.

– Может, лучше на дом вызвать…

– А я тебе говорю совершенно о другом! – донеслось до них. Дмитрий явно превышал тон, допустимый для светской беседы. – Тогда зови Стокгольм Стекольной, а Осло Христианией!

– Не пойму, – отвечала Агния с ядовитой иронией, – ты же в Рим собираешься, а не в Рому и в Париж, а не в Пари. Вот что удивительно!

Топонимика явно не требовала человеческих жертв, и Штопка поспешила вмешаться:

– А что, мы в Париж собираемся? Митька, это было бы здорово! Остановимся у Анны Бошан!

– Да, только нужно до отпуска дожить, – сразу же пришел в себя Самарин.

– Обещали же в январе.

– Теперь неизвестно, после убийства Савченко. Наша верховная власть взяла дело под личный контроль.

– Серьезно? – спросил Глеб. – И что это значит? Я имею в виду, в чем это выражается?

– Да ни в чем. Будут по телефону названивать, нервы трепать. Бумажек вагон писать придется. А так… Отпуск могут задержать. Только и всего. Да ты что, нашей системы не знаешь?

Глеб систему знал даже слишком хорошо.

– Значит, тебе и Савченко поручили? – Агния уже забыла и Стокгольм, и Стекольну. – Сегодня я была на пресс-конференции Новосельской и спросила ее об убийстве Савченко. Он был настоящий бандит, вы же знаете! Таких убирать нужно. Сначала нажился на пенсионерах, которые несли ему последние крохи. И, заметьте, о нем все как-то сразу забыли. Ему удалось все свалить на Бориса Бельды, а начинали-то они вместе! Теперь угодил в скандал вокруг Вашингтонского банка. Я слышала от очень знающих людей, что вот этот его фонд, как он там называется… «Отечество в опасности»… Нет, это политический блок, который его выдвинул. Тоже неплохо бы с ним разобраться. А фонд называется «Мое отечество». Так вот, компетентные люди говорят, что этот фонд – просто прачечная.

– Как это? – не поняла Штопка. Дмитрий и Глеб расхохотались.

– Ничего смешного, – недовольно заметила Агнесса. – Отмывал он денежки через него, вот и весь смех. Большие деньги через него проходили, между прочим. Так что мое мнение: угробил этого Савченко кто-то, и слава Богу, одной мразью меньше. Жалко, что не всех их перебили, а то дышать бы легче стало.

– Это твое мнение, – перебил сестру Дмитрий. – Ты мнение Новосельской изложи. Твое мы знаем.

– При чем здесь ее мнение? – Агния пожала плечами. – Что она может на пресс-конференции сказать? Она же умный человек. Сказала то, что обычно говорят в таких случаях. Что, мол, Савченко был нехороший человек, но и убивать нехорошо. Нужно все решать правовыми методами.

– Но это в принципе верно, – сказала Штопка, – ведь если мы можем убивать тех, кто нам не нравится, значит, и они тоже имеют полное право убивать нас. Мне не нравится, когда меня убивают.

Дмитрий взглянул на нее так, будто умолял: «Не продолжай!» Все слишком хорошо знали, что скрывается за этими словами.

– Все это очень красиво на словах, – заметила Агнесса. – Цивилизованное общество, правовое сознание, достойное существование. Да нет его, этого правового сознания. И такие, как Савченко, будут править бал!

– Да что там Савченко, – мрачно вставил Глеб. – Его хозяева.

– Именно! – продолжала Агния. – Он в данном случае пешка, подставное лицо. Получается, они могут поступать с нами, как угодно, потому что ИМ закон не писан, а мы должны все делать в рамках законности. Вот они и будут давить нас, как тараканов.

– С волками жить – по-волчьи выть?

– Именно!

– Но есть опасность самому превратиться в того волка. Штопка решила перевести разговор на другую тему:

– А Новосельская вообще как, понравилась? Я давно заметила, если человека видишь в реальной жизни, от него другое впечатление остается. Даже с артистами. Казалось бы, сто раз видел на экране телевизора, а потом увидел на сцене – совершенно другое дело.

– Ничего удивительного, – пожала плечами Агния. – Энергетика. Телевизор ее передать не может, а настоящий актер, когда он выходит на сцену, наполняет своей энергией зал. Большой актер – тот, у кого это получается. Шаляпин, например, был почти гипнотизер. Сейчас мы слушаем его пластинки и понять не можем – почему от него с ума сходили?

– Так ты про Новосельскую.

– Она очень мне понравилась. Умная, толковая. И главное: умеет формулировать свои мысли четко и определенно. Смотришь на нее и понимаешь: она действительно честный человек. Вот таких только и следовало бы пускать в политику. Людей с честными лицами. Кстати, я тебе не сказала самого главного. В Усть-Нарву, или как там ты ее называешь, из всего Петербурга пригласили только меня и Бориса. С семьями. Вот так. Ты и не знал, какая у тебя сестра знаменитая.

– Алю сегодня по телевизору покажут, – вставил Глеб, – в материале о пресс-конференции.

Дмитрий посмотрел на него с удивлением. Да уж, точно муж и жена – одна сатана.

– Давайте посмотрим, – сказала Штопка, чтобы погасить разногласия.

Чак не принимал участия в споре о правовом государстве. Он чувствовал себя неважно и тихо лежал на своем коврике.

Глава 17. Ну и мужик!

Даже после нескольких гостей остается куча грязной посуды.

– Ненавижу, когда мужики заняты бабским делом, – отклонила Римма предложение Саввы помочь ей с уборкой и мытьем посуды. – Тебе дали письма с фотографиями, вот и изучай.

Она собрала часть грязной посуды и унесла на кухню. А когда вернулась за новой партией, спросила:

– Ну что, нет там твоей женушки?

– Пока нет, – отозвался Савва.

– А вообще-то жена у тебя была? Ты все-таки напрягись, вспомни? Может, искать и не нужно. Будешь ты у нас молодым и неженатым.

– Я не помню, Римма Семеновна.

Рассказывать про сны, которые преследуют его время от времени, не хотелось.

– Нет, у такого красивого мужика, не может быть, чтобы не было. Ну что ты смущаешься-то! Мне бы такого Бог послал вместо этого кошкореза!

– Олег Глебович – очень хороший человек. И вы тоже – замечательная женщина, Римма Семеновна. Просто вы не подходите друг к другу.

– Да? А медики уверяют, что любой мужчина может подойти любой женщине.

Она унесла на кухню следующую партию посуды, оставив недопитую бутылку шампанского и несколько фужеров. Но через несколько минут появилась вновь.

– Слушай, а что это ты меня на «вы». Даже неприлично как-то. Я – тыкаю, а ты – все «вы» да «вы». Тебе сколько лет? – Она спросила и тут же, увидев растерянность на лице Саввы, засмеялась. – Никак не могу усвоить, что ты все забыл.

Она подошла к нему ближе и положила теплые, мягкие ладони ему на плечи.

– Ну-ка повернись. Так. Еще повернись. Савва послушно повернулся.

– Нет, ну тридцать-то лет тебе точно. Или больше. По крайней мере, не меньше. Слушай, а давай мы с тобой на брудершафт выпьем, и уж тогда точно можно не «выкать». – Она налила шампанское в фужеры.

– Я же не пью вина, Римма Семеновна! – взмолился Савва.

– Один-то раз можно?! Если женщина просит.

– Я лучше воды…

– Ну, один только раз.

– Римма Семеновна, я не могу!

– Ой, Савва, с тобой один смех! Такой мужик, и чтоб не пил! Ладно, вот я тебе воду наливаю, смотри. Но только, чтобы после брудершафта честно поцеловаться!

По ее команде они сплели руки, потом выпили: он – воду, она – шампанское.

– Теперь говори, мне «ты». Просто произнеси: «ты».

– Ты, – выговорил не сразу Савва.

– Ну, видишь, получилось! Получилось же! Все вас учить нужно. – И она захлопала в ладоши. – Чур, я тебя целую! Ладно? А ты меня обнимаешь – вот так и вот так, понял? – И она взяла его руки, одну положила на свое полуобнаженное плечо, вторую на спину. – Господи, ты что, женщин никогда не обнимал, что ли? Давай, делай это по-мужски. А я тебя буду целовать. Я жутко целоваться люблю! – Она звонко, игриво рассмеялась, потом добавила: – Целоваться положено в губы

И. обхватив Савву за шею. она крепко, как мощный пылесос, впилась в него губами.

– Ой, ну тебя, у меня даже голова закружилась, – произнесла она, оторвавшись. – У тебя кроме жены женщины были? В смысле сексуального опыта?

Савва растерянно пожал плечами.

– Ну мужик! – восхищенно проговорила Римма. – Даже этого не знает. – Слушай, Савенок, мы же взрослые люди, ну что мы, правда, как дети! На фиг эту посуду, я иду в душ и сразу ляжем, ладно? Остаться вдвоем с мужиком и не переспать с ним – это просто аморально!

* * *

В гимназии, где преподавала биологию Ольга Васильевна, протекла крыша. Возможно, люди, сбрасывавшие недавно снег, делали это чересчур усердно или сама она прохудилась от времени, но в нескольких классах на верхнем этаже потолок покрылся быстро набухающими грязными пятнами, а потом началась настоящая капель. Так что пришлось подставлять ведра и организовывать специальное дежурство. Понятно, что учебный процесс сорвали. Их гимназия, которой гордилась Академия наук, о которой мечтали одаренные школьники всего города, и так перегружена – занятия шли в две смены, даже пришлось ввести нулевой урок.

Растерянного директора футболили из одной инстанции в другую. Бюджет на этот год был исчерпан, а в плане на следующий строительство нового школьного здания не предусматривалось.

– Ищите спонсора, – давали всюду бесполезный совет.

А то они сами не знали про спонсора.

Эту проблему Ольга Васильевна и обсуждала с Петром Владимировичем по дороге с уроков. Было скользко, на ее итальянских сапожках были высокие каблуки, и, чтобы не грохнуться, Ольга взяла собеседника под руку.

Ольга Васильевна педагогического образования не имела, она была биологом, ведущим специалистом в академическом НИИ. Но однажды в городе образовался коллектив энтузиастов, мечтавший внедрить в российскую школу с помощью современных методов обучения самые что ни на есть новейшие научно-естественные знания. Это был год, когда в стране осуществлялись самые на первый взгляд безумные проекты. Их проект осуществился тоже – им даже здание дали. Правда, довольно обветшалое и замызганное. И все лето они приводили его в более или менее приличный вид. Работали за поломоек, стекольщиков, электриков, штукатуров и маляров.

Муж Ольги Васильевны тогда очень на нее обиделся, Он как раз ушел из инженеров в собственный бизнес и настаивал, чтобы она, раз уж оставила свой высокоученый институт, закончила бы в темпе бухгалтерские курсы. Ему срочно был нужен бухгалтер, которому он бы мог доверять.

– Во всех частных фирмах муж – генеральный директор, жена – главный бухгалтер, – убеждал он.

Но она оставила лабораторию ради иного дела. Через год их школу стали восхвалять, а спустя несколько лет – травить. Им довольно долго удавалось отбиваться, ведь именно их школа поставляла городу основной контингент победителей всероссийских и международных олимпиад и вела совместно с академическими институтами вполне серьезные научные разработки.

Но чем дальше, тем становилось хуже. Получалось, что руководители районного и городского управления образования менялись один за другим, и каждый следующий, как будто специально, обладал все меньшим энтузиазмом по отношению к непростой школе.

– Оля, это нормальная ситуация. Давно известно, что, например, в армии в мирное время прославленных боевых генералов вытесняют бездари. Их так и называют «генералы мирного времени». Так же и с нами. Нынешней власти нужны не талантливые энтузиасты, а послушные исполнители. Это нужно понять и спокойно делать свое дело.

Они шли, беседуя, к автобусной остановке, как вдруг столкнулись с мужем Ольги.

Она сначала даже образовалась, не прилив значения его кривой ухмылке

– Гена! Познакомьтесь, это мой муж, Геннадий Алексеевич, а это – мой коллега, Петр Иванович, – представила она их друг другу.

Петя протянул руку для приветствия, но Геннадий свою демонстративно не подал. И ухмылка у него была не ироническая, а скорее нервная, даже губы дрожали.

– Значит, вот как? Значит, мне не зря говорили!.

– Геннадий! – попыталась одернуть его Ольга Васильевна. Но он ее не услышат

– Ну прямо как в анекдоте про мужа в командировке.

Мимо шли дети из их школы, кто-то оглянулся, а Геннадий, неожиданно подмигнув Петру Ивановичу, спросил:

– Ну, и как она в этом деле – ничего?

Губы его затряслись.

– Если бы вы не были мужем Ольги Васильевны, я бы влепил вам сейчас звучную пощечину, – проговорил медленно и четко Петр Иванович. – Я советую вам немедленно уйти с дороги, тем более, здесь наши ученики, а вечером как следует извиниться перед женой.

Странно, но Геннадий неожиданно послушался. Он повернулся и побрел, пошатываясь, между домами.

– Боже мой, какая гадость! – негромко проговорила Ольга, закрыв лицо руками и отвернувшись к стене дома, у которого они остановились, – Идите, Петя, я приду в себя и потом поеду.