Текст книги "Опасайтесь бешеного пса"

Автор книги: Елена Милкова

Соавторы: Валерий Воскобойников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 43. Совпадения продолжаются

Дмитрий вернулся в восемь, к приходу Агнессы с Глебом. Они только что вернулись из Усть-Нарвы, и сестра не могла удержаться, чтобы не явиться с потрясающим рассказом сразу же в первый день по приезде. Геру на всякий случай оставили дома – сестра боялась всякой заразы, а Чак только что переболел.

Дмитрий успел умыться, переодеть рубашку, когда в дверь позвонили. Агния бросилась брату на шею, а Глеб стоял сзади с сумкой в руках. В сумке были подарки. Агния считала своим долгом что-нибудь привозить из каждой поездки. Впрочем, в эстонских подарках было нечто ностальгическое, напоминающее о застойных восьмидесятых, когда ездили в Таллин (еще без двух «нн») и привозили оттуда полузаморские диковинки, вроде мармелада в тюбике, который можно было выдать за настоящую пищу космонавтов. Еще были конфеты фирмы «Калев», всякие интересные мелочи, трикотаж, который потом, когда появились настоящие западные вещи, казался вовсе не таким уж сногсшибательным…

Агнесса помнила это еще лучше, потому что была старше.

– Там все так изменилось! – щебетала она. – Прямо Швеция!

– Ну не совсем, – ухмылялся Глеб, – постсоветская Швеция.

– Ну все-таки! – возражала Агнесса. – А как у них милиция, то есть полиция работает!

– Вы и это успели выяснить за четыре дня? – иронически поинтересовался Дмитрий. – Неужели была экскурсия в полицейское управление?

– Представьте себе, познакомились, – кивнул Глеб, прихлебывая чай, – благодаря собаке.

Выслушав рассказ Глеба, которого Агния все время перебивала, вставляя замечания и уточнения, Дмитрий только покачал головой.

– Да, оперативно работают. Наверное, у них каждый следователь не завален нераскрытыми делами и его не заставляют писать горы бумаг.

– У них просто нормальный подход, – возразила сестра. – Человек пропал, заявление сразу приняли, а не стали тянуть месяц, как у нас. Поэтому у них и преступности нет.

– Так уж и нет? Таких стран не бывает.

– Есть, конечно, но не то что у нас. У них бандиты на «мерседесах» не разъезжают, дворцов себе не строят, не живут у всех на виду.

– Это вообще-то происходит во всех странах, даже в Швеции, – заметил Дмитрий. – Богатство неприкосновенно. Нужно просто успеть его очень быстро сколотить.

– У нас десять тысяч долларов уже порог богатства, за которым ты неприкосновенен, – сказал Глеб.

Поболтали еще. Агнесса рассказала об экскурсии в Нарву. Наконец чета Пуришкевичей удалилась. Только тогда Штопка сказала мужу:

– Митя, сегодня Таня приходила, ветеринарная медсестра, которая, помнишь, Чаку капельницу ставила.

– Да, конечно, помню, – речь шла о чем-то серьезном, иначе, Дмитрий это знал, Штопка не стала бы ждать, пока Агния и Глеб уйдут.

– Она тоже утверждает, что Олег Глебович пропал, а в милиции не хотят брать заявление.

– Может быть, он… – начал было Дмитрий.

– Она говорит, что не может. Наверное, так многие говорят. Но, понимаешь, когда она была здесь, пришел Савва.

– Слет ветеринаров, – усмехнулся Дмитрий

– Да, просто удивительно, – кивнула Штопка, – он тоже пришел к тебе поговорить о пропаже Олега Дмитриевича. Ушли они вместе, – добавила она, – но приходили порознь

– То есть они договорились заранее, так тебе показалось?

– Нет. Похоже, они встретились случайно… вернее… – Штопка пыталась разобраться в мыслях. – Таня пришла сама, а он следом за ней.

– Они знакомы?

– Виделись однажды.

– Тогда это вообще не имеет никакого смысла!

– Вот я тебе и говорю все очень странно. И этот Савва. Он тебе не кажется… необычным?

– Замкнутый человек, – проговорил Дмитрий. – Но врач хороший.

– А тебе не кажется, что он… колдун?

Дмитрий посмотрел на Елену с улыбкой:

– Вот художники! Все время у вас что-то потустороннее на уме… Услышал, как собака кашляет, предупредил. Потом увидел, как ты бежишь по улице, не разбирая дороги, и спросил, не случилось ли что с собакой. Он ведь догадывался, что это за болезнь, и как она может протекать…

– Ладно, а как насчет Тани? Он знал, что она здесь. И сказал, что догадывается, где может быть Олег Глебович… Он считает, что его похитили.

– Хорошо, я сейчас пойду погуляю с Чаком и обо всем подумаю.

Елена немного обиделась Неприятно, когда тебя считают глупой, даже если не всерьез, даже на миг. Хотя, если подумать, действительно ее слова выглядят странно.

Дмитрий оделся и взял поводок. Чак тут же бросился к хозяину. Гулять – это всегда так здорово! Чак не знал, что живут на свете собаки, которые могут гулять, сколько угодно, и днем, и ночью, но что они, в свою очередь, отдали бы все, лишь бы оказаться на месте Чака.

Когда дверь за ними закрылась, Штопка подумала, что «слет ветеринаров» был настолько неожиданным, что она сама начала сомневаться, а точно ли все происходило именно так, как ей показалось. И только одно ее убеждало: Савва не ошибался Если бы он жил лет двести назад, его бы точно считали колдуном.

* * *

Про человека можно сказать: «знает двор, как свои пять пальцев». О собаке так выразиться можно разве что в перенос-Ном смысле, лучше бы сказать «как свой нос», еще вернее – «он знал каждый запах в своем дворе». Чак действительно знал и помнил в своем дворе все запахи до самого незначительного, например, какого-нибудь мха, растущего в темном глухом углу. Знал он и всех обитателей двора, выходивших на прогулку. Двортерьера по кличке Зим, маленького, приземистого и умного, красавца добермана, жившего этажом ниже, появившуюся совсем недавно истеричную крошку чихуахуа, которую он и за собаку бы не принял, если бы не запах. Запах был нормальный, собачий, а потому пигалицу принимали: хоть и странная, но все же собака.

Чак знал свой двор, и все-таки пытливо обнюхивал каждый кустик снова и снова. Кто здесь был последним? Не забредал ли какой-то незнакомый пес? В общем, было что узнать.

Хозяин его чувств не разделял. Он-то знал двор как свои пять пальцев и решительно ничего интересного в нем не находил. Поэтому, если было время, они шли куда-нибудь, и, только если нужно было скоро возвращаться, толклись во дворе.

Так было и сегодня. Они никуда не двинулись, а потому Чак знал: скоро домой. Внезапно ветер донес до него знакомый противный запах. Чак застыл на месте, он не ожидал учуять этот запах во дворе. Обычно он появлялся в квартире перед приходом человека с большой черной сумкой. Собственно, сумка-то и пахла, особенно когда ее открывали, а потом Чака кололи, связывали, делали с ним что-то непонятное, он засыпал тяжелым сном, и снилось ему, что его снова колют и режут. С запахом черной сумки ассоциировалась боль, хотя Чак все-таки понимал, что боль была необходима, поэтому терпел. Ведь рядом всегда были хозяева, а им он доверял безгранично: если они считают, что так нужно – значит, нужно. Но запах этот он все равно терпеть не мог. Вряд ли есть люди, кому нравится, как пахнет больница, пусть даже самая замечательная?

Неприятно знакомый запах настиг Чака во дворе. Ему не нужно было даже поворачивать голову, чтобы знать: к ним приближается человек, приносивший противную сумку. Но сейчас он без нее, поэтому запах не такой сильный. Кроме того, он помыл руки, и запах мыла перебивал впитавшийся в него запах сумки.

– Чак, ты чего насторожился? – спросил хозяин.

– Он меня учуял, Дмитрий Евгеньевич. От стены отделилась тень, которую было легко опознать по той самой шляпе.

– Здравствуйте, – сказал Дмитрий после паузы. Не хотелось показывать, что его застали врасплох.

– Я к вам приходил сегодня… – на лицо говорящего продолжала падать тень, и Дмитрий подошел к свету. Он предпочитал видеть лицо собеседника.

Савва был таким же, как обычно. Суховатым, немногословным, с непроницаемым лицом.

– Мне жена сказала, – ответил Дмитрий и стал ждать продолжения.

– Дело в том, что пропал ветеринар. Сергеев Олег Глебович, вы его знали. Я некоторое время назад поселился у него, так получилось, и помогал ему в работе. Он очень хорошо разбирается в костных болезнях. В инфекциях – хуже. Но я не об этом. Он очень хороший врач, я уверен. – Последняя фраза прозвучала, словно вердикт главного ветеринара Вселенной. – И вот его похитили.

– Почему вы так решили? – спросил Дмитрий. – Может быть, он куда-то уехал?

– Нет, он не мог уехать. Я не могу вам объяснить, откуда все это знаю… Я вам как-нибудь расскажу, но позже.

– Чего же вы от меня хотите? – спросил Дмитрий, которому после целого дня в прокуратуре и вечера, проведенного с Агнессой, меньше всего хотелось заниматься разгадыванием шарад.

– Чтобы вы мне помогли, – ответил ветеринар.

– Вы хотите, чтобы я нашел вашего Сергеева?

– Да.

– Боюсь, вы неважно представляете себе специфику работы прокуратуры… – беспомощно начал Дмитрий. – Мы…

Он хотел сказать «людей не ищем», но промолчал, хотя по сути это было бы правдой. И преступления не раскрываем, то есть и ищем, и раскрываем, но… Очень трудно объяснить постороннему это «но».

– Не нужно искать, – так же ровно продолжал Савва, – я знаю, где он.

– Вы хотите, чтобы мы помогли его освободить? – предположил Дмитрий

– Нет, – покачал головой человек в шляпе, – я бы сам это мог сделать. Освободить одного человека легко. И второго. И третьего. Но потом появится четвертый, которому я не смогу помочь. Я к вам обратился ради этого четвертого.

Ну неужели сложно выражаться яснее! Яснее, правда, получалось более плоско. «Плоше», по Маяковскому.

– Вы хотите, чтобы я помог разгромить всю лавочку? Так? – попытался внести ясность Дмитрий.

– Да. Именно.

– И сами вы этого сделать не можете? – это уже была ирония, но человек в шляпе ее не понял или проигнорировал.

– Сам я не смогу. Их слишком много.

Он замолчал, ожидая ответа. Господи, какой ответ может дать работник российской прокуратуры в городе на Неве? Он, подневольный и крепостной, несущий барщину бумагописания? Он же не распоряжается ни собой, ни своим временем. Он не может сам задать себе задание. Или может? Вообще-то, но большому счету…

– Где расположен…

– В Эстонии, недалеко от границы.

– Но уже у них? – уточнил Самарин.

– Конечно.

– Тогда вряд ли. Здесь еще можно дать команду, не оповещая начальство, но за границей… Вряд ли. Так что, – Дмитрий не знал; что сказать этому странному человеку, – если вы можете освободить хотя бы его одного, сделайте это.

– Когда в организм проникает инфекция, она проявляется в различных местах. Начинается насморк. Мы лечим насморк и избавляемся от него. Но инфекция идет глубже и захватывает другой орган, скажем, бронхи. Начинается бронхит. Мы лечим отдельный орган, а не боремся с инфекцией, и она проникает еще глубже.

«И без вас понятно», – подумал Дмитрий и спросил:

– А если с инфекцией мы бороться не можем, то лучше и насморк не лечить, так, что ли, по-вашему?

– Нет, не так. Но вы все-таки подумайте.

Он повернулся, и Дмитрию показалось, что он сейчас растворится в воздухе.

– Погодите, – остановил он ветеринара, – что именно находится у границы с Эстонией, вы не сказали

– Собачий питомник, – в голосе Саввы прозвучало удивление, словно о питомнике говорилось с самого начала.

Чак тявкнул, Дмитрий взглянул на него. А когда снова поднял голову, Саввы рядом уже не было

«Эстония. Приграничная зона», – подумал Дмитрий и сразу вспомнил Агнессу Только что битых два часа беседовали об Эстонии. Но уж сестра-то вместе со своей конференцией точно ничего не может знать ни о каких питомниках и пропавших ветеринарных врачах Вот ведь совпадение.

* * *

Совпадения продолжались. Дмитрий успел лишь снять ботинки, как зазвонил телефон. Бросив удивленный взгляд на часы (кто это так поздно?), он взял трубку.

– Дмитрий Евгеньевич, – раздался незнакомый голос, – телефон мне дала ваша сестра, Агния Самарина. Вы, возможно, слышали обо мне. Моя фамилия Синельников.

– Борис Дмитриевич? Я, конечно, слышал о вас…

– Мы с сыном только что приехали из Усть-Нарвы, и я хотел бы поговорить с вами.

– Пожалуйста.

– Только не по телефону. Завтра к вам можно будет зайти? Я знаю, где вы работаете, – предупредил вопрос Синельников.

– Конечно. В десять у нас летучка, в одиннадцать приходите, – механически говорил Дмитрий, у которого вдруг вспотели ладони, как бывало когда-то на экзаменах.

– Хорошо, я буду.

Самарин долго сжимал в руках пищавшую трубку. Значит, в Эстонии, на границе с Россией. А вовсе не в Лодейном поле и не в Колтушах. Что ж, остроумно. И не далеко, и дороги хорошие, да не укусишь. В своей стране можно тишком досмотр устроить без санкции прокурора и подослать казачка. В другом государстве это куда сложнее. Молодцы… А Синельников, видимо, что-то разнюхал, вот что значит журналист, не то что некоторые. Дмитрию повезло, что этих мыслей не могла прочесть сестра. Хотя – с чего он взял, что Синельников звонил по этому поводу. Он ведь даже не упомянул собак. И все-таки Дмитрий был уверен, что известный журналист пожалует завтра в прокуратуру с сообщением о питомнике. Масть шла к масти. Головоломка начала складываться, разрозненные кусочки начали образовывать картину. Впрочем, совсем непривлекательную, скорее страшную.

– Что-то случилось? – спросила Штопка, вытирая Чаку лапы.

– Да нет, журналист один хочет зайти завтра. Синельников.

– Тот, о котором Агнесса сегодня рассказывала? Его сын потерялся вместе с Герой, а отважные эстонские полицейские его нашли. Уже забыл? Вроде бы для склероза рановато.

– Что ты говоришь, его сын потерялся? В Эстонии?

– О, Господи! – Штопка рассмеялась. – Ты как будто проснулся. Вместе же за столом сидели.

– Да-да, я все вспомнил, – кивнул Дмитрий. Он уже знал, о чем будет говорить Борис Синельников.

* * *

– Понимаете, и маленькая собачка им тоже была нужна. Я теперь понял, для чего.

– Ну, конечно, когда взрывается машина, никто не станет обращать внимание на то, крутилась ли в это время у ног мелкая шавка. Пнут ногой, и дело с концом.

Дмитрий вспомнил показания Пронькиных. Во время убийства Савченко все так и происходило.

– Интересно, существуют ли какие-то особые методы дрессировки, чтобы собака бежала к определенной машине?

– Да уж не сложнее, чем научить ходить по цирковой арене на задних лапках. Собака – она друг человека.

– Это к делу совершенно не относится, – сказал Синельников, – но есть обоснованная теория, что не только человек создал собаку, а в каком-то смысле собака создала человека. Ведь это приручение произошло Бог знает когда. До этого человек рассматривал животное как объект охоты или никак, безразлично. То, что он смог приручить животное, поделиться с ним добычей, приласкать, погладить по голове дикого еще вчера зверя, своего злейшего врага, перевернуло всю его жизнь. Он стал способен на добро. Вот что с человеком сделала собака, понимаете?

– К делу не относится, говорите, – улыбнулся Дмитрий. – В данном случае, насколько я понимаю, превратить этих подонков в людей не смог даже целый собачий питомник.

– Да, – вздохнул Синельников, – в современном мире превращения необратимы, как правило мы не раз наблюдали, как человек превращается в сволочь, а обратных примеров что-то не видно

– Тот, кто в сволочь превратился, был уже ею с самого начала, просто не сразу проявился, – заявил Самарин.

– Ну, уж очень вы категоричны, друг мой, – улыбнулся журналист, – хотя, пожалуй, вы правы

С минуту они сидели молча, затем Синельников спросил:

– Так что вы думаете делать относительно этого, с позволения сказать, питомника?

– Честно? – поднял на него глаза Дмитрий. – Не знаю. Я такими возможностями не располагаю. Я могу обо всем доложить начальству. Вы ведь знаете, конечно, что самые громкие собачьи дела взяты на контроль. Это значит прежде всего, что вся информация сразу будет передаваться куда следует. А туда-то ее передавать, скорее всего, и не следует. Убийства ведь эти не простые.

– В них скорлупки золотые.

– Во-во: ядра – чистый изумруд. Короче, тот или те, кто их заказывал, скорее всего сами птицы не низкого полета, и, возможно оперативную информацию получают на блюдечке с голубой каемочкой. Они нас и накроют, если поймут, что мы пронюхали что-то.

– Мрачная картина получается, – покачал головой Борис Дмитриевич. – Наверное, я все-таки просто старый дурак. Каждый день меня бьют по лбу, а я снова удивляюсь. Наверное, пора меня сдавать в Дом престарелых. Отстал от жизни.

– Не вы один, – невесело усмехнулся Самарин, – имя нам легион. Может, именно поэтому что-то у нас иногда да получается…

– Вашими бы устами да мед пить, – сказал журналист. – Лично я уже совершенно не уверен, что получается, пусть даже иногда.

– Как бы там ни было, Борис Дмитриевич, – Самарин встал, чтобы проводить гостя до двери, – это между нами, но давайте все-таки подумаем, если во всех трех громких случаях заказчик – одно лицо, «Кому это выгодно?» – как говорили древние римляне.Pro quem?

– Вы думаете все-гаки, что заказчик один? – надевая пальто, сказал Синельников, и у него на лице появилось конспиративное выражение. Честно говоря, я тоже так думаю, хотя оснований, в сущности, никаких. Но почему-то думается именно в эту сторону. Если так, то человечек перед нами хитрый. И в каждом случае причина и логика иные. Но…

– Докладывать начальству, которое доложит своему начальству и так далее – все равно что опубликовать открытое письмо, мол, хотим возвести напраслину на хорошего человека…

– А потому просим освободить нас от наших должностей по собственному желанию…

– Лучше эвтаназия, – закончил Дмитрий.

– На этой веселой ноте… – сказал Синельников, пожимая Самарину руку, – принужден вас оставить.

– Да, нота превеселая, – кивнул Самарин. – И все же давайте взвесим все «за» и «против», pro et contra, раз уж мы сегодня перешли на латынь. А я проконсультируюсь в одном месте.

Глава 44. Разговор с тетей Паней

– Вот, все решаем наши задачки, – сказал Дубинин после приветствий. – Мы сейчас с Эмилией Викторовной Савченко под микроскопом разглядываем. До его второй жены добрались. Или как лучше выразиться? Его второй половины?

– Я думаю, нужно отрабатывать не личные, а деловые связи, – сказал Самарин.

– Слышу глас не мальчика, но мужа! – воскликнул Осаф Александрович. – Честно говоря, тоже так считаю, но для очистки совести нужно бы поглядеть, что собой представляет эта Света Сиськова.

Дмитрий подошел к экрану.

– Проживает вместе с новым мужем Франсиско де лас Касас в Барселоне. – прочитал он вслух. – И с чего бы ей вдруг заказывать убийство бывшего мужа? А если зачем-то и понадобилось его убрать, можно бы обычным образом – контрольный выстрел в голову – и всего делов. Зачем ей воротить всю эту историю с собаками? Совершенно невероятно.

– Абсолютно с вами согласен, – кивнул Дубинин. – А ведь вы, наверное не с пустыми руками к нам, а, Дмитрий Евгеньевич?

– Нет, – кивнул Дмитрий.

– Давайте, Эмилия Викторовна, послушаем подрастающее поколение Выкладывайте, что там у вас.

– Моя сестра недавно вернулась из Усть-Нарвы, – начал Самарин – Кроме нее, там был известный журналист Борис Синельников с сыном.

По мере его рассказа Осаф Александрович мрачнел. Несколько раз он хотел было перебить Дмитрия, но затем махал рукой – мол, продолжай. Когда Самарин закончил, старый криминалист заметался по кабинету, запустив пятерню в остатки волос.

– За границей, значит. Умно.

– А у нас руки коротки.

– Не то чтобы коротки, а укорочены, – кивнул Дубинин. – Трудновато убедить эстонских коллег, что мы имеем право действовать безо всяких ордеров, постановлений и тому подобного. А если попробуем только пальцем до них дотронуться – первые и будем виноваты. Разбойное нападение.

– Как будто наши мафиози там не орудуют! – заметила Эмилия Викторовна – Эти самые собачники или не знаю, как их назвать, они же купили участок или взяли в аренду, проложили дорогу, к ним всякие шишки ездят, и ничего – полиция смотрит сквозь пальцы.

– Ну знаете, если мальчик не ошибся, шишки, которые туда ездят, такого размера, что и эстонская полиция будет при встрече с ними помалкивать в тряпочку. Это с лишенными гражданства бывшими шахтерами из Кохтла-Ярве можно носом крутить, а когда является машина из окружения президента, член «семьи», то сразу язык прикусишь

– Погодите, погодите, – Осаф Александрович резко остановил свой бег по комнате, – машина из Москвы, государственный номер. Проверяли, на кого зарегистрирован?

– На администрацию президента, – развел руками Дмитрий. – Там их целый парк. Другими словами, из тех, что на подхвате. Сегодня Семен Семеныча в аэропорт подбросит, завтра жену Сидора Сидоровича отвезет на дачу.

– Для поездки в эстонский питомник использовали именно такую, ничейную машину, – покачал головой Дубинин и снова добавил. – Умно. Очень умно. Тут, знаете, действовала птица высокого полета

– Я же вам говорю, Осаф Александрович! – заметила Баркова – А вы все про месть разгневанной жены. Это несерьезно… Никакая жена не станет расправляться с мужем таким странным способом.

– А вот того, замешаны сюда или нет бывшие жены Савченко, мы не знаем. Я согласен, скорее всего нет, не замешаны. Но вовсе не потому, что за собаками приезжают те, кто может воспользоваться машиной из Кремля. Пути Господни неисповедимы. Все может быть связано самым странным образом.

– Я вот как раз думал, – заметил Дмитрий, – ну, Савченко и Новосельская – понятно. Оба политики, хотя и совершенно разные Оба баллотировались в губернаторы и были, пожалуй, самыми опасными противниками нынешнего. Но Барханов! Это совершенно меняет ситуацию. К политике он вроде отношения не имеет, или я не прав?

– Осаф Александрович, посмотрите, кстати, что у вас там на Барханова, – сказала Баркова.

* * *

Отправляясь к молодому, но уже весьма известному хирургу Валентину Петровичу Барханову, Самарин вновь и вновь прокручивал в голове информацию, полученную в «Добрыне». Сведения, которые можно было получить там, были самыми полными. Если не знают в «Добрыне» – не знают нигде.

Барханов, 1963 года рождения, закончил Первый медицинский институт. Не был женат, два года назад купил бывшую коммунальную квартиру на Кирочной улице, где жил один, если не считать домработницы. Тут все было чисто. Эта Апполинария Сидоровна Мамина, 1941 года, была прописана в деревне Детскосельского района, а потому приезжала сразу на пять дней. Она ходила по магазинам, готовила, убирала в квартире. Никаких очевидных личных отношений между ней и Бархановым не было.

Барханов вообще не имел постоянных подруг, ограничивался непродолжительными связями, обычно за границей. В Питере старался не следить В принципе его заграничные, главным образом курортные романы можно было отследить, но это Самарин пока отмел: Получалось уж слишком много.

В Петербурге Валентин работал в Институте Скорой помощи в отделении общей хирургии, и, как следовало из его характеристики, был хирургом очень высокого класса, можно даже сказать, выдающимся. Причем специализировался он по травмам, ножевым и огнестрельным ранениям, говорили, что он вынимал пули едва ли не прямо из сердца, а затем сшивал поврежденные ткани Это, конечно, были легенды, но они свидетельствовали о том, какая слава ходила в профессиональных кругах о Барханове Чудо-хирург, волшебник, человек, умеющий делать то, чего никто не может Его даже несколько раз приглашали в Финляндию и Германию, где он показывал свое удивительное мастерство

Вот это уже было кое-что Слишком близко лежала сфера деятельности хирурга Барханова к криминальным разборкам, заказным убийствам и другим результатам активности преступного мира. Именно среди деятелей этого мира услуги Барханова находили самое широкое применение И за такие услуги, особенно если они предполагали некую конфиденциальность, можно было получить очень много Так что хватило бы и на квартиру на Кирочной, и на иностранные курорты, и на тетю Паню. И на много чего еще.

Дмитрий вошел через подворотню во двор. Судя по всему, подъезд, где жил Барханов, находился справа В дальнем углу рядом с аркой, ведущей в следующий двор, стояли мусорные бачки на колесиках, возле которых несколько дней назад развернулась трагедия

Пострадала еще пожилая женщина, с мусорным ведром в руках направлявшаяся к этим самым бачкам Самарин на минуту остановился, чтобы как следует оглядеться В этот момент во двор вышел мужчина со светлыми волосами «ежиком» Самарин заметил его угловым зрением. Человек выглядел совершенно обычным, но Дмитрию вдруг показалось, что он пронзил его взглядом, глядя внимательно и цепко Словно чем-то ледяным повеяло на Самарина.. Но мужчина повернулся и неспешно вышел на Кирочную Дмитрий почти сразу забыл о нем, хотя смутное беспокойство продолжалось еще некоторое время

Он нашел квартиру Барханова и позвонил

– Хто эта? – послышался голос из-за двери, и Дмитрий сразу понял, почему Барханов и Мамина были вне подозрений

– Апполинария Сидоровна, – сказал он, – откройте, пожалуйста Валентин Петрович дома?

Имя и отчество названные незнакомым человеком, всегда располагают к нему, подчас напрасно.

За дверью завозились. Наконец она отворилась, разумеется, удерживаемая цепочкой. В образовавшейся щели возникло лицо. Тетя Паня оказалась точно такой, какой Дмитрий себе ее представлял.

– А он вам зачем? – поинтересовалась она.

– Я звонил ему вчера, мы договорились о встрече. Я следователь. – Самарин помедлил, наблюдая, какую реакцию вызовет это сообщение у тети Пани. Реакции не было. – Вот мое удостоверение. – Дмитрий вынул книжечку и поднес ее к глазам бдительной домработницы. – У вас во дворе произошло убийство. Собаки загрызли человека, – продолжал Самарин, стараясь растопить бдительный айсберг за дверью.

– Валентина Петровича нету дома, – наконец прозвучал ответ.

– Очень жаль, – покачал головой Самарин. – Я же договаривался с ним.

– Когда это было? – спросила Апполинария Сидоровна.

– Вчера. Часов в восемь вечера.

В ответ тетя Паня только поджала губы.

– Не знаю, – наконец, сказала она, – мне он ничего не говорил, ни о чем не предупреждал. Вот так.

– Жалко… Тогда могу ли я побеседовать с вами? – неожиданно для самого себя спросил Самарин.

– Со мной? – удивилась тетя Паня. – О чем нам беседовать-то?

– Об убийстве. Может быть, вы видели или слышали что-либо важное.

– А чего я могла видеть? Я в комнате была, а там окна на улицу. Я сама-то только из телевизора узнала. А потом и Валентин Петрович сказали. Говорила я ему, не нужно бы пальто выбрасывать, хорошее еще. Я-то еще хотела для зятя взять, но ему сильно мало будет.

– Апполинария Сидоровна, может быть, все-таки пустите меня, что, так и будем разговаривать через цепочку?

В глазах тети Пани промелькнула тень сомнения. Промелькнула, но тут же исчезла. Она категорически не могла впустить постороннего на вверенную ей жилплощадь. Даже следователя из прокуратуры. Да будь перед ней сейчас сам Ельцин, она и его не пустила бы на порог.

– Может быть… – Самарин хотел сказать «посидим в кафе», но осекся, представив, как это будет выглядеть. Вряд ли пожилая женщина когда-нибудь бывала в кафе. Может, в ресторане лет тридцать назад…

– Давайте, что ли, на лавочке посидим у метро, – предложила сама домработница. – Хоть и холодновато сейчас, но я душегрейку поддену.

– Вот-вот, на лавочке у метро, – обрадовался Самарин.

– Так я сейчас.

Дверь бархановской квартиры захлопнулась.

Самарин начал медленно спускаться по лестнице. Все-таки странно: вчера Барханов назначил ему встречу, а сегодня его нет дома, и судя, по поведению домработницы, не предвидится.

Он вышел во двор и стал прохаживаться перед дверью подъезда в ожидании, когда Апполинария Сидоровна наденет душегрейку.

Наконец тетя Паня вышла – в дубленке, которая совершенно не вязалась с большим клетчатым платком и суконными ботами «прощай молодость». Ни слова не говоря, они двинулись к метро.

Погода была действительно неважная, и на скамейках, стоявших на бульваре, не было никого. Самарин поднял воротник, чтобы хоть немного укрыться от холодного ветра, и предложил спутнице присесть на скамейку напротив обменного пункта.

– Так вот, – тетя Паня начала с того места, на котором их разговор оборвался, – я бы взяла это пальто для зятя, да Бог спас. Представьте, если бы его вот так собаки разорвали, как того бедолагу. Что бы дочка моя делала с ребятами-то? Старшая, Аленка, и то на ноги еще не стала – учится. Но Господь отвел. Зять-то и повыше будет и куда здоровее. А так, конечно, жалко было выбрасывать.

– А ваш хозяин, Валентин Петрович, разрешил бы вам взять эти вещи? Он как вообще, человек нежадный?

– Жадный? Да куда там! – махнула рукой тетя Паня. – Наоборот даже, ужасно неэкономный. Целая семья могла жить на том, что он выбрасывал. Прямо сердце заходилось всякий раз. Мы-то каждую крошку считать приучены. Сами понимаете, сколько голода да холода навидались.

– Это понятно, – кивнул Самарин, – я имею в виду – для других. Если кто-то что-нибудь попросит у него. В долг, например.

– А вот я когда только устроилась к нему, просила. Говорю, дайте вперед за три месяца, потому как зятю зарплату тогда полгода кряду не платили. И он сразу дал, без разговору. На следующий месяц снова дал, я говорю, так я же не отработала еще, а он говорит, ничего, то будет вроде как подарок. Вот такой он. А вы не думайте, что это потому как зарабатывает хорошо. Я у богатых убиралась как-то в поселке Александровская. Ну и чего? Они еще будут думать, как бы дать поменьше. Богатый – он потому и богатый, что денежки хорошо держит. Но вот Валентин Петрович, они не такие, нет.

– У такого человека, наверное, друзей полон дом, – осторожно стал приближаться к интересующей его теме Самарин. – Убирать-то вам, наверное, немало приходилось. Да и приготовь на всех.

– А вот это нет, – покачала головой Апполинария, – такого не заведено, чтобы компании ходили. Нет, проходного двора Валентин Петрович не терпел. Бывало, конечно, заходил кто-то. Бывало, больного привезут посреди ночи. Чаще всего это и происходило ночью. Больницы-то закрыты, вот они к нему, – наивно объяснила тетя Паня. – Нынче скорой-то не дождешься. А бывало, операция срочная.

– Так что, он прямо на кухонном столе операции делал? – изумился Самарин, переходя на тон провинциального трагика.

– Почему это на кухонном? – возмутилась Апполинария Сидоровна. – У него комната целая под врачебный кабинет оборудована. Там все, что нужно, да не во всякой больнице такое сыщешь. – Самарин промолчал, и тетя Паня приняла это молчание за недоверие. – Да-да, Фома неверующий! Из-за границы получил все эти машины. Когда зять-то мой руку топором разрубил, халтурил по субботам-воскресеньям, ставил сруб кому-то, так его в травму отправили, а мне Аленка позвонила, внучка. Я только заикнулась Валентину Петровичу, он сразу по трубке своей позвонил куда-то, и через полчаса Гена уже был здесь. И так ему Валентин Петрович все залатал, что и шрама почти не осталось. Ну, если только очень приглядеться, видно беленькую полосочку. А после травмы, может, и вообще Генка бы без руки остался.