Текст книги "Проводница"
Автор книги: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Часть вторая
Глава 1
Позабыв о том, что она собиралась сделать, Ольга застыла посреди комнаты, уставившись в экран телевизора.
У длинного девятиэтажного дома по улице Гурьянова, 19, не было середины. Крайние, уцелевшие от взрыва подъезды казались двумя скалами. На экране среди дымящихся руин были видны спасатели, которые старались приподнять тяжелые бетонные плиты.
– Ольк, ну что застыла как истукан? Мы идем на рынок или нет? – раздраженно сказала Ксения, заглядывая в комнату.
– Смотри, – тихо сказала Ольга.
Ксения ошалело глянула в телевизор и ахнула:
– Мать честная! Где это?
– В Москве.
– Ну, совсем беспредел! – ужаснулась Ксения. – Как жить? И много людей погибло?
– Около ста. Но точно еще не знают.
– Ну конечно, – вздохнула Ксения. – Так рвануло, что и кусочков, небось, не соберешь!
– И главное, ночью, – покачала головой Ольга. – Люди же спали…
– Кошмар!
Она села на диван и стала внимательно смотреть репортаж, стараясь не пропустить ни одного слова.
В кадре плакала и рвалась к руинам пожилая женщина, у которой в разрушенном взрывом подъезде еще вчера жили дочь и внук.
Ксения тоже смахнула слезу и шмыгнула носом. Она дернула Ольгу за руку и усадила рядом с собой. Обхватила за плечи, притиснула покрепче.
– Ох, горе какое… Это ж надо… Не дай бог, – причитала она полушепотом. – Я прослушала, Оль, а что это за гексоген такой?
– Не знаю, – так же шепотом ответила Ольга. – Вещество какое-то, им взрывают.
– Это я и без тебя поняла, – отмахнулась Ксения. – Откуда он взялся? Кто подложил? В жилой-то дом… Изверги!
– Говорят, чеченские боевики, – ответила Ольга.
– Вот так ляжешь спать и не проснешься! – продолжала переживать Ксения. – Тебе, Оль, когда на Москву ехать?
– Через три дня. К Корешку в интернат смотаюсь – и в рейс.
– Ты поосторожнее там, – всхлипнула Ксения. – И вагон весь внимательно осмотри. И передачки ни у кого не бери. Мало ли что…
– Ой, перестань, мам, – скривилась Ольга.
– А что? Береженого Бог бережет.
Ольга ворочалась на кровати и никак не могла заснуть. По противоположной стене время от времени проплывали световые пятна от фар маневрового тепловоза. В раскрытое по случаю ночной духоты окно доносились запахи смазки и солидола, горьковатой гари и машинного масла. К ним примешивался одуряющий аромат цветущих прямо под окном ночных фиалок.
Железная дорога, проходящая в двух шагах от Ольгиного окна, даже ночью продолжала жить своей жизнью. С лязганьем прогромыхал по рельсам состав, пропыхтел старый паровозик, начадил, навонял, вместе с громким свистком выпустив из трубы удушливое облако. Издалека раздался по громкой связи хрипатый, искаженный динамиками голос, проскрипел что-то неразборчивое и вновь затих. Тут же ему в ответ залились лаем окрестные собаки. В общем, ночная тишина для живущих в «полосе отчуждения» была понятием относительным.
Но совсем негромкая жизнь «железки» не давала Ольге заснуть. Она уже давным-давно привыкла и к этим запахам, и к этим звукам, и без них, наверное, ей уже чего-то не хватало бы. Окажись она в тихом, спокойном месте, верно, оглохла бы от тишины. Ольге не давали покоя мысли.
Она вновь и вновь прокручивала в голове фразы ведущего из вечерних новостей о ввезенном в столицу гексогене. По телевизору продемонстрировали фотороботы подозреваемых. Ольга не могла поручиться наверняка, но один из них показался ей знакомым.
Правда, видела она его мельком, сквозь маленькую щелочку в замазанном краской окне, да еще и не с близкого расстояния… И все же, может быть, что тот парень с ястребиным носом, который выгружал на Каланчевке тяжелые сумки, оказался именно разыскиваемым типом.
Но так не хотелось в это верить! Этого просто не должно было быть. Это несправедливо! Почему именно она должна теперь мучиться угрызениями совести? Почему ей выпала судьба привезти в столицу подозрительный, таинственный груз?! И почему такие страшные последствия?! Перед глазами стояли дымящиеся руины, искаженные болью лица. В ушах звучали стоны, крики и плач…
Ольга смяла подушку, сунула под нее голову и крепко прижала к ушам, словно от этого крики и плач, звучащие внутри нее, могли стихнуть. Она вспоминала, что сказал ей на прощание Никита, как посмотрел, как стоял в окружении бородачей на станции Тоннельная… И к ее великому ужасу и смятению, все, абсолютно все доказывало то, что ее чудовищная догадка верна.
Надо найти Никиту. Надо потребовать от него объяснений. Пусть прямо скажет, что они с Пилкой везли в своем вагоне. В конце концов, они имеют право знать!
Да, прямо с утра надо спросить у Мишки Збаринова, где можно найти Никиту. Лидка-то, дубина, в такое их втянула, дескать, бизнес со старым знакомым… а сама даже адреса его не знает.
Нет… завтра не получится… Она ведь Корешку обещала приехать в интернат. Он ждет… Значит, поиски Никиты придется отложить.
Корешок, конечно, торчал у окна. Ольга прекрасно помнила, что из этого окошка рядом с изолятором хорошо видно дорогу от станции. Она сама столько простояла, прижавшись носом к пыльному окну, в ожидании матери, что каждый поворот этой дороги помнила наизусть. Сначала видна асфальтовая полоска шоссе, потом от нее отделяется тропинка, ныряет в овраг, выныривает наверх рядом с трансформаторной будкой, прячется за кустами дикой ежевики-ажины, а потом долго петляет по лужайке перед входом в интернат.
Сердце сжалось. Вот и Корешок теперь так же… А кому как не ей знать, как горько смотреть вот так целыми днями, в то время как других детей внизу в вестибюле уже пичкают домашними сладостями приехавшие родители… Правильно она сделала, что приехала. Обещания надо выполнять, хоть тресни. Особенно если они касаются Корешка.
Он увидел ее издали, замахал, запрыгал у грязного окошка, а через несколько минут (ровно столько, чтоб торопливо пересчитать ногами выщербленные ступени лестницы) выскочил из дверей интерната и помчался ей навстречу.
Она подхватила его на руки, а он поджал ноги, повис в воздухе, пока она его кружила, и счастливо повизгивал, словно щенок, внезапно обретший хозяина.
Хороша бы она была, если б отправилась разыскивать Никиту! Корешок так и проторчал бы тогда целый день, с пустой надеждой глядя на дорогу… А она и так едва сумела уговорить его пожить в интернате еще хоть полгода. Удивительно, какой он некомпанейский, как не хочет жить коммуной, как стремится под материнское крылышко. Она ведь была совсем не такой.
Нет, конечно, ей тоже хотелось домой и хотелось, чтоб приехала мать, чтоб взяла на каникулы, а не ссылалась на то, что надо деньги зарабатывать. Но чтобы вот так мучительно скучать, чтоб сохнуть от тоски буквально физически – такого Ольга за собой не помнила.
И как же жаль было отвозить Корешка после летней свободы опять под строгий контроль в ненавистный ему интернат… Он покорно дремал в рабочем поезде, привалившись к ее плечу, потом покорно плелся рядом по этой самой дороге от станции. И Ольга почувствовала, как он весь напрягся и подобрался внутренне, когда из-за поворота показалось грязно-розовое двухэтажное здание интерната.
А потом, в вестибюле, когда она торопливо целовала его на прощание, он изо всех сил крепился, хмурился, смотрел в пол, отводил глаза… Старался, чтоб не сползла по щеке предательская слезинка. Он сухо чмокнул ее в висок, отвернулся по-взрослому, пошел к двери холла, волоча следом рюкзак с тетрадками и ручками и большую спортивную сумку с одеждой. Он едва переставлял ноги, словно ему предстояло подняться не к мальчишеской спальне, а на плаху. А плечи согнулись, спина ссутулилась, словно ему было не восемь, а восемьдесят.
Теперь он был абсолютно счастлив. Глаза распахнуты, тонкие загорелые руки накрепко сплелись вокруг Ольгиной шеи. Совсем близко стала видна замазанная зеленкой свежая ссадина на локте.
– Мам, ты надолго? Ты сегодня не уедешь? Ты же обещала… Мам, а ты меня отпросишь в посадку шашлыки делать?
Корешок обрушил на нее сразу тысячу вопросов, а Ольга только улыбалась в ответ. Потом осторожно опустила сына на землю.
– Пойдем, я тебя у директрисы отпрошу. Я мясо для шашлыков привезла. И кроссовки тебе купила, сейчас померяешь.
– А ты останешься на ночь? Останешься? – заглядывал в глаза Корешок. – Ты говорила, что костер будем вечером жечь.
Действительно, обещала, чего только она ему не наговорила, лишь бы прекратить истерику, когда перед первым сентября везла его в интернат. И как теперь сказать, что ей надо вернуться обратно, чтобы успеть до поездки разыскать Никиту? Какое Корешку дело до ее мужиков? Он считает себя единственным мужчиной в ее жизни.
Он так смотрит, он так ждет ее ответа, что губы сами собой выговаривают совсем не то, что она собиралась сказать:
– Да, Кореш. Останусь. Все в силе.
И его радостный вопль тут же огласил окрестности.
Никита был неуловим. Мишка Збаринов не знал его адреса, но примерно мог указать, в каких дворах находится Никитин дом.
Ольга обошла все дворы, в каждом расспрашивала о нем, но тщетно. Не может быть, чтоб никто из соседей не знал такого видного парня, как Никита. Может, Мишка что-то напутал?
Он назвал еще кафешку на центральном перекрестке, бильярдную около рынка, автосервис на окраине, и Ольга прилежно обошла все эти места, где мог появиться Никита.
В кафешке смазливая официанточка окинула ее цепким ревнивым взглядом и поджала губки, буркнула что-то неопределенное, а потом отрезала:
– Я вам, девушка, не справочное бюро.
«Наверное, у нее тоже что-то было с Никитой, – неприязненно подумала Ольга. – Ишь как меня всю глазами обшарила…» Честно говоря, она совсем не одобрила Никитин выбор. Девочка была юная, глуповатая, с нахальными глазами и ярко накрашенными губами. Из-за алой помады казалось, что рот у нее перепачкан кровью, как у вампира. Глаза были тоже густо обведены карандашом и в три слоя намазаны тушью. Умой такую, и у нее «лица не останется». «И ноги коротковаты», – мстительно подумала Ольга, выходя из кафешки на улицу.
В бильярдной было накурено, хоть топор вешай. Вокруг нескольких столов сгрудились мужчины. Запах пива, сигаретного дыма и пота резко шибанул в нос.
Ольгу никто не слушал – любой вопрос тонул в общем гомоне, крепком матерке и оживленных азартных возгласах. Она обошла все столы, заглядывая в лицо каждому, проталкиваясь вперед, к столам, и с трудом выбираясь обратно. Ее толкали в запале, пару раз обматерили, но Ольга упорно продолжала обход бильярдной, пока наконец не убедилась, что не могла проглядеть Никиту.
На окраину города ее любезно согласился подвезти какой-то дядечка. Он пытался заигрывать, но Ольга была так погружена в свои мрачные мысли, что дядечка скоро отстал.
Автосервис стоял на самом выезде из города, чуть в стороне, и к нему вела узкая аллейка, по чьей-то глупой прихоти обсаженная с двух сторон кипарисами. Кипарисы чахли и хирели, впитывая пары бензина и выхлопные газы, нижние веточки у них пожелтели, но, видимо, хозяин сервиса считал, что они очень украшают его заведение.
Было уже поздно, смена закончилась, и на весь автосервис были только охранник да пьяненький мастер, который пытался вставить ключ в замок зажигания, чтобы поехать домой. Ключ никак не попадал, поскольку мастер был сильно пьян и руки у него ходили ходуном. Наконец он оставил бесполезное занятие, сунул ключ в карман и вышел из машины.
– Не-е, Витек, – мотнул он головой охраннику. – Пешим пойду. Сегодня не мой день.
– Не твой, Филиппыч, – согласился охранник.
Ольга подошла ближе. Она выбрала более трезвого и обратилась к охраннику:
– Вы ведь Витя, да?
– Ну, – кивнул он.
– Мне Никита вас правильно описал… Он велел, если что срочное, у вас спросить, как его найти…
– А зачем его искать? – удивился охранник. – Здесь он. Мы на троих пили. – Он повернулся в сторону пристройки, в которой размешался туалет, и зычно крикнул: – Никита! Выходи! К тебе дама!
Ольга обрадовалась: повезло! А сердце заколотилось в ребра, словно собралось выпрыгнуть. Она даже действительно прижала ладони к груди.
– Никит! – еще раз окликнул охранник и повернулся к мастеру: – Что-то он долго. Может, перебрал?
– Да не, он парень крепкий, – икнул тот и спохватился. – А машина его где? Машины-то нету… Вон там, у бровки, «мазда» стояла, «белая ночь».
– Это как? – не поняла Ольга.
– Цвет такой, чуть сероватый.
– И что?
– И нету, – развел руками Филиппыч. – Видать, уехал уже Никита, а я и не заметил.
– И я не заметил, – пожал плечами охранник. Ольга огорченно вздохнула.
– А куда он мог поехать?
– Спать, – хором выдохнули Никитины собутыльники. – Он уже очень хороший был.
– А где он живет?
Мужчины переглянулись.
– Кажись, в Сапруновке… – неуверенно сказал Филиппыч.
– Да нет, – тут же возразил охранник. – Не в Сапруновке, а на проспекте Мира, в пятиэтажках. В Сапруновке Лешка-косой живет.
– Ну да, – почесав затылок, согласился Филиппыч. – Только в пятиэтажках не Никита, и Васька Агеев. Я у него как раз вчера был, мы калымили вместе.
Ольга махнула рукой и зашагала обратно. Видно, не судьба ей разыскать Никиту. Оставалась еще слабая надежда, что он все же придет к отправлению сам. А надежда, как известно, умирает последней…
Глава 2
Следующий взрыв прогремел, когда скорый поезд не доехал до столицы четырехсот километров. Ольга с Лидкой узнали об этом от встречающих, которые бурно обсуждали в вагоне события минувшей ночи. О взрыве только что сказали в утренних новостях.
– Где вы говорите? На Варшавке? – обеспокоенно переспрашивала женщина с тяжелым чемоданом, которая тщетно высматривала родных в толпе встречающих. – Ой, мамочки! Я же на Варшавке живу… А какой номер дома, не знаете?
– Не на Варшавке, а на Каширском шоссе… – поправил кто-то из встречающих.
– А где, в конце или в начале? – заволновалась вторая женщина. – У меня дочка как раз на Каширке… И встретить что-то не пришла… А я ж ей телеграмму дала…
Ольга быстро переоделась из формы в джинсы и футболку и спрыгнула с подножки, смешавшись с вокзальной толпой встречающих и уезжающих.
– Ты куда? – крикнула вслед Лидка. – А я как же?
Но Ольга в ответ только рукой махнула.
Она купила в кассе метро карточку для таксофона и замерла. На бумажном плакате рядом с кассой она увидела черно-белый фоторобот одного из подозреваемых. Того самого, с ястребиным носом… Под изображением были напечатаны несколько телефонов. Ольга запомнила один и огляделась в поисках телефона.
Подходящий нашелся в углу тоннеля, вдали от суеты и толкотни. Ольга повернулась спиной к людному тоннелю, загородила собой аппарат, чтоб никто не увидел, какие цифры она набирает.
– Слушаю… – ответил сухой мужской голос.
Ольга почувствовала, как в горле внезапно пересохло. Она хотела начать, но слова застряли в гортани, и вместо них вырвался только глухой хрип.
– Слушаю, говорите, – голос стал нетерпеливым.
Ольга оглянулась, прижала трубку к губам и заслонила ее ладонью. Она не узнала свой собственный голос. Он неожиданно оказался низким, совсем мальчишеским, а потом резко сорвался на фальцет, как у подростка.
– Я по поводу фоторобота… – с трудом выдавила она. – Я его знаю.
– Говорите четче, молодой человек, – оживился ее собеседник. – Откуда знаете, как он представился, где находится в настоящее время?
– Я этого не знаю… – растерялась Ольга. – Он на Каланчевке две недели назад получил какой-то товар. Он и еще несколько с ним. Им поездом передали.
– Минуточку, спокойнее… Какой товар? Кто передал? Откуда?
– Сейчас… – Ольга постаралась успокоиться, а то мысли скакали с пятого на десятое. – Значит, товар – какой-то порошок. Сероватый такой. Передали несколько черных, с бородами, на станции Тоннельная, ночью.
– Вы знаете тех, кто передал? Узнать, описать сможете?
– Нет… – помедлив, ответила Ольга. – Темно было.
– Хорошо… – На том конце провода помедлили. – А сколько было этого порошка?
– Примерно полтонны. – прикинула Ольга. – Десять сумок килограммов по пятьдесят.
– Кто еще с ним забирал? На какой машине? – торопливо уточнил собеседник.
– Их несколько человек было…
– Остальных можете описать?
– Нет. Они очень быстро прошли… А этот остановился ненадолго. А машина у них была «Газель», синяя, номера не помню…
Ольга перевела дух и быстро повесила трубку. Еще раз судорожно огляделась и юркнула в тоннель перехода, моментально растворившись в толпе. Почему-то она боялась, что к ней сейчас обязательно подойдет милиционер, козырнет и велит следовать за ним для подробного разбирательства.
Кто-то говорил ей, что в милиции стоит определитель номера и фиксирует все звонки. Определить, из какого автомата она говорит, – раз плюнуть, а потом передать вокзальной ментуре по рации – делать нечего. А она уже все сказала, что знает. Иначе если они начнут приставать и «раскручивать», то смогут вытянуть из нее, что во всю эту историю ее впутал Никита. А подставлять его Ольга вовсе не собиралась. Он ведь не мог знать, чем это кончится. Да и сама она совсем не была уверена, что не обозналась.
Может, это все-таки не гексоген? Так не хотелось думать о собственной причастности к произошедшему ужасу…
Ольга добралась до Каланчевки, нашла укромный закуток за полуразрушенным зданием старых мастерских и достала из кармана пакетик с порошком. Посмотрела на свет, вздохнула и аккуратно высыпала на твердую, вытоптанную землю тонкой длинной струйкой.
Потом вынула спичечный коробок, чиркнула спичкой, отступила на шаг и бросила спичку на рассыпанный порошок.
Она не знала, чего хочет от своего эксперимента, просто предполагала, что взрывчатка должна от огня взорваться или загореться…
Она загорелась. Тонкая сероватая змейка на земле вспыхнула от соприкосновения с брошенной спичкой. Огонь быстро метнулся по змейке, порошок разом занялся огнем, пыхнул и погас, оставив на земле тонкую, извилистую, выжженную полоску.
Ольга нервно вытерла о штанину разом вспотевшие ладони и сплюнула горькую противную слюну. Сомнений больше не оставалось.
– Ты куда умчалась? – напустилась на нее Лидка. – Я уж не знала, что думать…
– Отстань, – глухо сказала Ольга, пошла в служебку и легла ничком на полку.
Лидка застыла в дверях и растерянно позвала:
– Оль, ты чего? Тебе плохо? Ты вроде бледная…
– Я же сказала: отцепись! – из последних сил рявкнула Ольга.
Уму непостижимо! Неужели Лидка такая дура, что сама не понимает? Неужели в ее обесцвеченной перекисью головке не возникла мысль о том, что произошло? Неужели она не может связать воедино несколько таких очевидных фактов?
А впрочем… Может, оно и к лучшему… Лидка такое трепло, у нее ничего в тайне не удержится, все с языка соскакивает. Растреплет кому ни попадя да еще, не дай бог, хвастаться начнет. Вот, мол, какую мы страшную тайну знаем! Вот к какому делу причастны! Будет округлять глаза, таинственно вздыхать и живописать в подробностях…
И где они вскоре после ее откровений окажутся? Вообще-то, честно говоря, то, что они до сих пор живы, Ольге уже казалось странным. Нужно быть безмерно самоуверенными наглецами, чтоб не убрать ненужных свидетелей.
А может, их и хотели убрать?! Ольга похолодела от одной мысли об этом. Дрожь пробрала до костей – значит, догадка верна. Не зря же ей интуитивно захотелось спрятаться, едва она увидела в окно этого, с фоторобота… Почему один из мужчин начал проверять соседние вагоны? Искал их? Зачем? Спасибо сказать?
И ведь возможно, что они вернулись, когда отвезли товар. Какое счастье, что они с Лидкой поперлись с бабой Таней в кабак!
Или эти деятели удовлетворились тем, что никого в вагоне не оказалось, никто их не видел, а значит, никто не опознает? Хорошо бы…
– Ты что, с цепи сорвалась? – обиделась Лидка.
– Сорвалась, – буркнула Ольга.
– Ну и дура.
Ольга слышала, как Лидка в сердцах захлопнула дверь купе и ушла в проводницкую. Но долго злиться она не умела. Минут через пять дверь снова отъехала в сторону.
– Ольк, – потихоньку позвала подруга. – Тебе, может, таблетку дать? Анальгинчику? У тебя что болит, голова или живот?
– Сердце, – ответила Ольга.
Лидка растерялась:
– Ой, а от сердца у нас ничего нет… В прошлый рейс старичку последнюю валидолинку отдала… Ты полежишь, а я сбегаю у бабы Тани спрошу, а?
– Да не надо, прошло уже, – Ольга перевернулась на спину и посмотрела на Лидку.
Ее огромные глазищи смотрели абсолютно безмятежно, а на толстой, румяной физиономии проступала озабоченность исключительно Ольгиным здоровьем.
– Тогда, может, сходим куда? – обрадовалась Лидка. – Чего в вагоне тоску гонять? Вон Лиза в Олимпийский на книжный развал пошла, а Вера Васильевна в гастроном, хочет московской колбаски копченой купить… И мне тоже, Олька, так колбаски захотелось. Такой сухой, темной, с меленьким-меленьким жирком…
Лидка так вкусно живописала, какую именно колбаску она мечтает съесть, что у Ольги даже слюнки потекли.
– Ладно, – решила она. – Черт с тобой! Пойдем в гастроном.
Лидка обрадовалась, суетливо сняла рабочий халатик и надела через голову узкое платье, которое еще больше подчеркивало ее пышные формы.
– Гляди! – похвасталась она, пытаясь элегантно крутнуться в узком коридоре. – Пока ты где-то бегала, я у Виталика-барыги купила. Класс? Фирма! «Труа-сюис», он мне даже каталог показал. Настоящая Франция!
Ольга скептически оглядела подругу и хмыкнула.
– Твоя Франция вся в Турции или в Китае сшита Виталик тебе еще не то впарит. Где ты видела француженок такой комплекции?
– Не скажи, – обиделась Лидка. – Не всем же быть худосочными. Дамы нашего размера во всем мире встречаются. В этом-то вся суть! Во Франции, где все худющие, шьют на таких, как я, а у нас, где через одну носят такой бюст и попу. – шиш!
– Это тебе Виталик объяснил? – ухмыльнулась Ольга.
– Да, а что? – пожала плечами Лидка. – Эго же правда. А кстати, Виталик еще спрашивал, где тот порошок, что мы ему показывали? Выяснили мы, что это, или нет? Он очень хотел все-таки взять к другу в лабораторию… А я искала-искала – как в воду канул! Ты куда его дела?
– Как куда? – «удивилась» Ольга. – Выбросила По его же совету.
– Ой, зря… – огорчилась Лидка. – Так хоть бы вправду узнали, что это за штука…
– А зачем? – помолчав, спросила Ольга.
– Как зачем?! Ведь интересно!
Ольга нарочито зевнула и лениво протянула.
– Не забивай себе голову. Нам-то какая разница?
