Текст книги "Проводница"
Автор книги: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9
Бригадир поезда Иван Ахметович в молодости преподавал в школе физкультуру. А потом решил, что на «железке» можно заработать больше. Он был сущий деспот, но любил выпить. В нем смешались крови русской матери и чеченского отца. Он был по-восточному строг со «своими женщинами», но по-русски бесшабашен. Все в бригаде его и боялись, и уважали и умели уговорить и пользовались «русской» слабинкой.
Едва тронулись в путь со станции отправления, как к Ахметычу прибежала Лиза. В ее плацкарте почти все места были парными. «Двойников» с горем пополам рассовали по соседним вагонам, доехали до Тоннельной, а там опять на посадку народ с билетами на уже занятые пассажирами места. И все билеты подлинные, оформлены в кассах, выписаны на фирменных бланках, напечатаны на компьютере.
И у Ольги тоже сели два «двойника» Причем одно купе даже не «двойников», а просто растеряш, но сразу она не сообразила их высадить, а теперь, когда поезд отмахал сто километров, делать этого уже вроде и нельзя…
В ее дежурство всегда так выпадало, что отправлялись вечером и потом до поздней ночи тормозили на полустанках, подсаживали отдыхающих. Вот и на этот раз уже в первом часу ночи на Разгульной уселась семья с двумя детьми. Четыре человека, как раз купе. Ольга и не заподозрила ничего, потому что купе было свободно. Она положила билеты в планшетку, а пассажиры быстро постелили себе, уложили детей и легли. И тут как на грех на следующей станции тоже семья, и тоже с билетами. Стали разбираться, а у тех, что раньше сели, поезд-то сутки назад ушел… 17-го в 0.40… А нынче восемнадцатое настало, после ноля-то… И Ольга зациклилась на том, что из их городка отправление вечером семнадцатого, да и проглядела в билетах неверную дату…
Стали будить «двойников», они в крик… Ну и вправду, дети спят, ночь, не высаживать же их. Сама виновата, надо было смотреть лучше. А они тоже хороши! Забыли, что числа после полуночи имеют обыкновение меняться…
Ольга стала предлагать перейти в другой вагон тем кто сел позже, но скандал от этого только разгорелся еще сильнее. И решить его теперь мог только Ахметыч. Скандальные пассажиры толкались за ее спинок напирали и норовили лично прорваться к бригадиру, но Лиза и Ольга решительно держали оборону.
Ольга злилась, потому что прекрасно понимала откуда возникают «двойники». И никакими компьютерными сбоями или ошибками оператора-кассира их не объяснить. Все гораздо проще: больше билетов – больше денег. Ведь отдыхающие не понимают, что на табличке «Билетов нет» написана святая правда, что поезд не резиновый и не может вместить всех желающих. Они слезно умоляют кассира войти в «положение», суют ему сверху щедрую компенсацию, и кассир устраивает простенький «сбой» в своем компьютере и выписывает билеты на заведомо проданные уже места. Что будет дальше, его не волнует. Ведь, как показывает практика, на перроне никто не остается, уезжают все, а как уж потом ухитряются бригадир с проводниками разместить «двойников», сколько нервов треплют друг другу обе стороны – никого не заботит.
Да Ольга и сама, когда уезжала на сибирскую стройку, получила от знакомой кассирши такой же «двойной» билет. И кассирша тогда честно предупредила:
– Ты приди пораньше, заходи в вагон первой и сразу ложись. И что бы тебе ни говорили – не уступай. У тебя такой же билет. И ты знать ничего не знаешь.
По неписаным железнодорожным правилам, кто первый занял место, тот на нем и едет, «кто первым плюнул – того и суп».
Иван Ахметович всегда имел «личные», резервные места. Как уж он ухитрялся оставлять пару купе незанятыми, не знал никто. Зато все знали, что Ахметыч непременно лично подсадит «нужных людей» на любом полустанке. Поезд их фирменный, скорый, идет до Москвы – значит, непременно какое-нибудь начальство в последний момент спохватится.
На станции отправления, конечно, для таких случаев держали бронь и снимали ее только за несколько часов до отправления, а вот на мелких полустанках отродясь никакой брони не предусматривалось. А ведь районный начальник ничем не хуже городского, и он желает ехать в столицу из своего райцентра, на который скорый поезд приходит уже переполненным и утрамбованным. Куда в случае срочной надобности бегут его помощники? Конечно, к бригадиру.
А у Ахметыча припасено теплое местечко, на которое в кассе тут же чин по чину выписывают законный билет. И районный начальник благодарен бригадиру поезда, а бригадир всегда найдет возможность придать этой благодарности вещественное выражение. В одном районе получит для семьи льготные путевки в санаторий, в другом запасется овощами и фруктами, в третьем – рыбой, в четвертом – молодым вином…
И вот при нашествии «двойников» Ахметычу приходилось задействовать «свои» места, а у него от одной мысли о такой необходимости сердце кровью обливалось. Но ведь пассажиров не оставишь стоять в коридоре… Значит, весь гнев свой Ахметыч обрушит на безвинные головы проводников. Надо же на ком-то оттянуться.
И точно: увидев за Ольгиной спиной толпу возмущенных пассажиров, Ахметыч грозно засверкал глазами и гаркнул во всю силу легких:
– Куда смотришь, ворона?! Мать твою' Говорил вам: не сажать! Говорил: отмечать места?!
– Говорили, – послушно кивнула Ольга.
– А ты чем слушала? Коленками? Я нанялся тут перед вами распинаться? Все! Хватит! Буду штрафовать!
Ольга потупилась, надеясь, что Ахметыч, как обычно, покричит-покричит, да и сменит гнев на милость. Но у него взыграла «восточная» половина крови, и он закусил удила.
– А во сколько это тебе обойдется, знаешь?
– Сколько скажете…
Ольга прикинула, что по ее вине бригадир расстанется с одним из «резервных» купе. Неужели хватит совести на четыре билета ее нагреть? Хватило.
– Помножь тариф на четыре, – велел он.
– Побойся бога, Ахметыч! – воскликнула Ольга. – У них два детских. По справедливости: на три.
– Не Бога, а Аллаха, – поправил он. – По справедливости я их все как взрослые продам. – Он повернулся к Лизе: – А ты, кукла, что глазами хлопаешь? Давай тоже деньги готовь.
– А мне-то за что, Ахметыч?! – взмолилась Лиза. – Я им говорю, что вагон полный, мест нет, а они меня тюками своими в сторону сдвигают и лезут. Драться мне с ними, что ли?
Лиза была маленькой и худенькой, куда ей сладить со здоровенными агрессивными бабищами со здоровенными тяжелыми сумками. Она всегда отступала в сторонку, растерянно хлопала глазами и бежала за помощью к бригадиру.
Когда Ахметыч был в хорошем настроении или в подпитии, «русская» половина его широкой души проявляла рыцарское благородство, и он безвозмездно решал «жилищный вопрос» для Лизиных «двойников». Но сегодня она нарвалась по полной программе.
– Дерись, – зверски сверкая глазами, подтвердил он. – А не можешь драться – плати.
Ольга решила сменить тактику и взять бригадира лаской. Она кокетливо прищурилась и выставила вперед длинную загорелую ногу, неуловимым движением приподняв форменную юбку гораздо выше колена.
– Ну что ты, Ахметыч, заладил: плати да плати… – капризно протянула она. – Может, мы иначе договоримся?
– Это как иначе? – Он невольно скользнул взглядом по ее открытой коленке. – Ты меня глупостями не завлекай. Я человек женатый.
– Ой, да вы что подумали! – хихикнула Ольга и погрозила ему пальцем. – У меня и в мыслях не было ничего такого… Это мы с Лизой насчет коньячка намекаем. У Пашки в буфете отличный коньяк ест, «Юбилейный», «неразжененный».
«Разжененным» работники ресторана называли наполовину разбавленный, который «впаривали» подвыпившим посетителям, у которых «хватало ума» заказать не бутылку, а двести-триста граммов. Тогда они и получали в стеклянном графинчике «разжененное» пойло.
– Да пробовал я его, – отмахнулся Ахметыч Дерьмо! Его еще на заводе «разженили» или вообще в фирменные бутылки самопал растили. Сейчас же не проверишь толком, все с акцизами, все упаковано по фирме…
– У меня армянский есть, – вдруг подала голос Лиза. – Настоящий. Мне брат двоюродный из Еревана привез. Он на коньячном заводе работает А сама незаметно пихнула Ольгу кулачком.
– Да! – тут же подхватила та. – Мы пробовали Класс! А у тебя разве еще осталось?
– Еще бутылка, – с гордостью заявила Лиза.
Иван Ахметович питал к хорошему коньяку ничем не объяснимую слабость. Тем более странную, что выпив глоток, он переставал отличать дешевое поило от качественной выпивки, чем все в поезде пользовались без зазрения совести.
Он секунду поколебался, а потом решил:
– Ну ладно, тащите ваш коньяк, и квиты. Но учтите, девки! Это в последний раз! Опять не уследите – сами раскошелитесь!
И воодушевленный предстоящими «именинами сердца», он принялся спокойно и деловито размешать пассажиров по свободным местам. Отдал резервное купе, просмотрел сводки и распределил плацкартников по всему составу, а одному парню предложил ехать на третьей боковой, благо ему уже утром надо выходить.
Тот факт, что «простил» он Ольге с Лизой не меньше двух тысяч, а взамен получит бутылку рублей за двести, его ничуть не смущал. Его «русская» половина всегда предпочитала выпивку деньгам.
…В это время ресторан уже был закрыт, но повара и официантки спали тут же, в штабном вагоне. Ольга с Лизой постучали в купе к Галине. На их счастье она мирно дрыхла у себя, а не развлекалась у директора Пашки.
– Галка, выручай. Продай коньяк.
– До утра потерпеть не можете? – сонно подняла голову от подушки Галина. – Трубы горят?
– Да нам для Ахметыча…
– А… – понимающе протянула она, накинула халат и широко зевнула. – Ключи от кабака у Павла.
– Ну не нам же его будить.
– Ну да… – Галка скрылась в соседнем купе и тут же вышла обратно. – Пойдем, там Сашка дежурит. Ахметыч велел двери не запирать – народ расселяет.
Ночной сторож Сашка действительно не спал, караулил открытые двери и был ужасно недоволен.
– Шляются тут толпами, теперь еще вам приспичило, – заворчал он.
Ольга с Лизой купили в складчину бутылку «Юбилейного» и спросили Галину:
– «Арарат» есть?
У нее обычно всегда имелась тара от дорогих напитков, в которую она переливала что попроще и потом впаривала подвыпившим клиентам.
– Только «пять звездочек». Но зато крупно адрес завода и внизу вязь по-армянски, – быстро врубилась Галина.
– Давай.
– А вам зачем? – насторожилась она.
Ресторанные очень ревниво относились к тому, что проводницы приторговывают спиртным – отбирают «их хлеб».
– Ахметыч иного не желает…
Галина понимающе хмыкнула, подняла крайнее сиденье и достала из ящика бутылку с яркой этикеткой и закручивающейся крышечкой.
– Вы вернете?
– Постараемся. Но ты, если что, к Ахметычу в купе заглядывай. Он на столе оставит или на полке под окном.
Половину «Юбилейного» отлили в «армянскую» бутылку и благополучно разбавили крепким чаем. Ольга тщательно притерла пробку, предварительно аккуратно разогрев спичкой края. Выступающие бугорки спаялись, а спиральную нарезку Ольга отполировала ногтем – не подкопаешься.
Лиза придирчиво оглядела ее работу и похвалила:
– Класс!
Оставшуюся половину выпили сами, все равно надо подождать, пока бригадир разместит «двойников», да подгадать, чтоб радист Володя успел налить ему непременные сто граммов перед сном. Тогда можно и их «продукцию» нести, иначе Ахметыч сразу распробует обман.
На их счастье, Ахметыч уже принял чарку. Он сидел на полке, по-восточному скрестив ноги, и, как обычно в таких случаях, сокрушенно вздыхал:.
– Отец мой в рот этой гадости в жизни не брал, и брат его, Джохар, и дед мой, Аман… Коран не позволяет правоверным водку пить, грех это большой. Один я, шакал неверный…
– Брось, Вань, – привычно утешал его Володя. – Зато мать твоя, Анна Ивановна, до сих пор крепко на грудь берет. А уж как песни потом поет – на всю улицу слыхать. Это еще князь Владимир сказал: «Вино пити есть веселие на Руси!» Вот жил бы ты у них там, Вань, там бы и намаз совершал, и чего там еще, а у нас – извини – положено! – И он щедро плеснул Ахметычу еще пятьдесят.
– А вот и мы! – с улыбкой возвестила Ольга и поставила бутылку на стол. – Разливай, Володя.
– Разливай, – подтвердил бригадир. – Первая колом, а вторая соколом…
Глава 10
Полдня ехали спокойно. Пассажиры попались смирные, большей частью дремали. Скандальное семейство Ахметыч, по счастью, отселил в другой вагон. После ночных треволнений Ольга расслабилась и успокоилась. Они с Лидкой даже сходили вдвоем в ресторан на длинном перегоне, съели фирменную солянку и выпили пива.
После обеда поменялись сменами, согрели титан, заварили чай, и Ольга принялась разносить его по, купе. Расставляя на столе стаканы, непременно добавляла невзначай скороговоркой:
– Икорки черной, свеженькой, не желаете? Дешево…
В двух купе согласились посмотреть. Ольга сбегала в служебку, принесла банки.
– Вы пока подумайте, а я дальше чай разнесу и потом к вам загляну, – улыбнулась она, зная по опыту, что если человек держит товар у себя больше пяти минут, он уже считает себя обязанным за него заплатить. Психологи называют это «эффектом привыкания».
На чае они с Лидкой тоже делали скромный бизнес, пользуясь тем, что проводили расчет в конце поездки, когда пассажиры уже сидели на чемоданах и им было неудобно доказывать, что за дорогу выпили два стакана чаю, а не четыре, как утверждает проводница.
В шестом купе ее внимание привлекла веселая компания: пухлый лысенький мужчина с симпатичной улыбкой травил анекдоты, а две женщины бальзаковского возраста с готовностью смеялись каждой его шутке. Четвертый пассажир спал на верхней полке.
– Чайку? – тут же включилась в общий веселый настрой Ольга. – Или чего покрепче?
– Можно и покрепче, – подмигнул своим дамам лысенький.
– Это мы мигом, – Ольга обрадовалась, что по примеру бабы Тани тоже догадалась захватить в рейс водки. – А закусить?
– А что предложите?
Лысенький игриво поглядывал на дам, и Ольга воспользовалась ситуацией.
– Для такого галантного кавалера могу и икорку раздобыть, – она подмигнула, приложила ко рту ладонь и сделала вид, что говорит только лысенькому. – Дешево…
– Несите, – решил он. – Нет, лучше я сам с вами схожу, там и рассчитаемся.
Он надел пиджак, взял в руки портфельчик и вышел вслед за Ольгой.
Обрадованная, она достала из «загашника» бутылку водки, подняла полку и вынула банку с икрой….. да так и застыла с ними в руках, потому что лысенький сунул ей прямо в лицо раскрытое удостоверение.
Он больше не улыбался. Глаза стали жесткими, в них зажегся мрачный азарт охотника.
– И сколько же у вас этого добра9! – злорадно сказал он. – Сейчас составим актик…
За его спиной откуда ни возьмись возникли еще двое. Один из них ехал в первом купе, а второй в последнем. Ловко распределились: по краям и в середине…
Ольга ошалела от неожиданности, колени мелко задрожали, а сердце гулко ухнуло вниз.
Лысенький цепко ухватил Ольгу за локоть, а его здоровенный напарник принялся вынимать из-под полки сумки с икрой.
– Неплохой улов, – хмыкнул он. – И сплошь самопал. Видал, сколько пленок?
Он открыл банку и ткнул Ольге.
– Таким дерьмом отравиться раз плюнуть. Где брала? Кто поставщик? Кто готовил? Отвечать!
Она аж присела от страха, так неожиданно громко он рявкнул.
– Н-не знаю… Я сама на рынке брала… – пролепетала она.
– Будешь врать, с поезда сниму! – пригрозил здоровяк. – Посидишь в каталажке – иначе запоешь.
– За что? – изумилась Ольга.
– За экономические преступления! Или это тебе так, тьфу?! Это, милая, столько статей, что охренеешь! Я тебе и браконьерство припаяю, и спекуляцию, и торговлю заведомо опасным для здоровья товаром, и водку продаешь без лицензии…
Третий контролер достал из сумки лист бумаги.
– Что ты время тратишь? – буркнул он. – Составляй акт на конфискацию.
– На что?! – вскинулась Ольга. – Вы что, забрать это хотите?!
– Не забрать, а конфисковать. – строго поправил лысенький.
У Ольги все внутри оборвалось. Они заберут, а ей чем с Никитой расплачиваться?
В суматохе о Лидке позабыли, слишком обрадовались «улову». А Лидка с первых же слов смекнула, в чем дело, и быстренько смылась, припустила за помощью к бригадиру.
В соседнем вагоне наткнулась на Галину. Она толкала впереди себя тележку с продуктами и привычно горланила:
– Кефир, шоколад, бутерброды, пиво…
– Поворачивай! – запыхавшись, налетела на нее всем своим необъятным телом Лидка. – У нас «контрики»!
– Зашибись! – ахнула Галина. – И что?
– Ольку шмонают!
– Нашли что? – насторожилась Галина.
– А! – отмахнулась Лидка. – Потом. По самые уши хватит!
Она с трудом протиснулась мимо Галины с тележкой и припустила дальше.
– Постой! – крикнула Галина. – Они как выглядят?
– Черт его знает! Не рассмотрела! – пожала плечами Лидка и вспомнила: – Один лысый.
– Мне что ж теперь, всех лысых правильно рассчитывать?! – хохотнула Галина. – Я так в трубу вылечу!
Ахметыч, как и положено хорошему бригадиру, пришел на выручку. За это его девчонки и любили если что, Ахметыч вступится и за своих пасть порвет. Но это был не тот случаи. Со своими, «кустовыми», он всегда мог договориться, кому денег сунуть, с кем по дружбе найти «мировую»… Проводниц, конечно, штрафовали, но не на всю катушку, а по-божески И лишь в особо «наглых» случаях Ахметыч еще сам лично назначал наказание и снимал на пару недель с поездок, откреплял от бригады.
Но все равно, даже имея такого защитника, девчонки предпочитали не влипать, умудрялись выкручиваться. Кому охота платить штраф, а потом еще «компенсировать» Ахметычу его «затраты»? А он всегда требовал благодарности за «отмазку» в виде дензнаков и приговаривал при этом:
– Делиться надо… Кто сам делится, с тем тоже делятся.
Но, увидев внушительную стопку икорных банок. Ахметыч присвистнул. Влипли девочки Да как назло контроль в паре с РУБЭПом, особо не договоришься. Это тебе не «дорожные» контролеры, которые сами рады, когда им в карман положишь, и степень их сговорчивости зависит только от размеров мзды. Эти и без того жируют, злые, самодовольные, упиваются данной им властью. Такие идут в контроль не ради взяток, а чтобы поизмываться всласть, удовлетворить свою душевную потребность во вседозволенности.
Ольгой занимался как раз такой – мордатый качок. Лысенький с иезуитской улыбочкой стоял рядом и упивался атмосферой страха и отчаяния, как упырь свежей кровью.
Ахметыч увидел, как в Ольгиных глазах зажглась надежда, и осторожно тронул лысенького за локоть.
– Послушайте, уважаемый, может, отойдем, поговорим? – заискивающе предложил он.
– Незачем мне с вами отходить, – высокомерно пресек тот его попытку. – Вы мне взятку дать хоти те?! Вам напомнить, что за это полагается?!
– Да окстись, друг! – округлил глаза Ахметыч. – Какая взятка? Я бригадир поезда. Хочу понять, что здесь происходит.
– А с вами мы еще побеседуем, – мрачно пообещал ему мордатый. – Сколько процентов берете?
Ахметыч в жизни не брал с проводниц мзду ни за безбилетников, ни за посылки, он пользовался своей системой штрафов, которую считал справедливой, и потому вопрос мордатого оскорбил его до глубины души. Лицо Ахметыча медленно начало наливаться кровью, а ручищи сами сжались в кулаки.
– А ну повтори, что ты сказал, щенок? – тихо процедил он.
– Ты мне не тычь, черножопый! – рявкнул рубоповец.
И тут Ахметыч вдруг развернулся и со всей дури вмазал ему кулаком в нос. Тут же провел апперкот левой, хук правой, а потом соединил кулаки и резко дал мордатому снизу под челюсть, так что он отлетел назад и стукнулся спиной о столик. Когда-то Иван Ахметыч неплохо боксировал и даже вел в школе секцию.
Лысенький подскочил и с неожиданной для его комплекции проворностью скрутил Ахметычу руки за спину. Тот неуловимо двинул плечом, и лысенький тоже улетел в сторону.
Третий улучил момент и треснул бригадира сзади по основанию шеи. От боли Ахметыч присел на секунду, но тут же спружинил, выпрямился, развернулся в борцовской стойке… Но поздно… Мордатый уже оправился от «удара, встал, и они втроем набросились на мятежного бригадира.
…Ахметыча сняли с поезда в Ростове-на-Дону. Ольга не могла смотреть без слез на его изуродованное, покрытое сплошным синяком, вздувшееся лицо. В правом ухе запеклась струйка крови…
Иван Ахметыч решил, что терять ему уже нечего, все равно припаяют со злости по полной программе, и неожиданно для Ольги взял все на себя. Заявил, что икру и водку лично дал проводнице Кореневой и заставил торговать ими под угрозой увольнения Злоупотребил служебным положением, а она не посмела отказаться.
Отметелили его втроем от души, несмотря на что вскоре бригадир упал и перестал сопротивляться. Втроем контролеры с рубэповцем выволокли его в тамбур, и Ольга с Лидкой из-за двери только слышали глухие стоны да лязганье железа. Потом кинули Ахметыча в служебку, заперли дверь и принялись оформлять задержание.
Ольга подписала протокол и вышла в тамбур. На полу растеклась огромная липкая лужа. Кровь…
Ольга прислонилась к окну, достала пачку и долго не могла вставить сигарету в рот – так дрожали руки.
Потом Лидка, подоткнув халат, всхлипывала и замывала лужу в тамбуре, предварительно заперев ведущую на сцепку дверь.
Ахметыч оглянулся на перроне, попытался улыбнуться расквашенными губами, Ольга рванулась было следом, но он строго нахмурился, сплюнул кровавую слюну и отвернулся.
Вели его двое – мордатый и вызванный со станции мент. Руки сковали наручниками. А следом два контролера тащили Ольгины сумки с икрой.
– Я себя чувствую последней сукой… – Ольга налила водки в фужер и залпом опрокинула в себя.
«Заловая» официантка Инга услужливо пододвинула ей тарелку азу. Галина и ночной сторож Сашка сидели рядышком, а Лидка, опрокинув стопарик, пошла на дежурство – скоро станция.
– Олька, не бери в голову, Ахметыч сам нарвался, – пытался рассудительно втолковать ей Сашка. Но у него самого в голове не укладывалось, как же это бригада будет оканчивать рейс без бригадира…
– И куда его сейчас? – спросила Галина.
Ольга пожала плечами и налила еще.
– Ему за сопротивление властям еще припаяют, – со знанием дела заявил Пашка.
– Да обидно, если б он хоть дал ему как следует… А то трое на одного. Трусы…
Ольга скрипнула зубами. Ей было стыдно. Так стыдно оттого, что из-за нее пострадал неповинный человек. Только потому, что хотел ее защитить, смягчить этих кретинов, уговорить, подмазать…
И еще ей было страшно. Непонятно, что делать теперь с долгом. Как рассчитываться с Никитой… И жутко… потому что, оказывается, можно разбить человеку рожу, пинать его втроем ногами, а потом с видом оскорбленного достоинства ему же и срок впаять.
Прав тот, у кого больше прав…
Прибежал радист Володя, и ему тоже налили. Он сказал, что связался по радио с управлением, и им велели без паники продолжать рейс без бригадира. Его обязанности временно переходили к бабе Тане.
Все молча пили, потому что не хотелось говорить банальности. И каждый думал, как объяснить произошедшее жене Ахметыча Вале… И надолго ли они все распрощались с Ахметычем…
