Текст книги "В лапах Ирбиса (СИ)"
Автор книги: Елена Ласк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 17
Почему я его не боюсь? Ведь должна. После всего, что узнала о нём, всего что услышала и увидела, было бы правильно прервать наше знакомство. Дальше не станет лучше, этот человек никогда не изменится, жестокость из него никуда не денется. Ему нравится быть таким, и меня дико ненормально тянет к Ирбису. Соображать рядом с ним адекватно не могу, постоянно забываясь. Мне не должен нравиться такой человек, я обязана взять свои эмоции под контроль, если хочу остаться самой собой, я должна сосредоточиться на том, ради чего согласилась на условия Ирбиса. Только мысли о поездке во Францию больше не кажутся радужными и безобидными. Там будет чужая страна, другой язык, незнакомые люди. По сути, я останусь наедине с ним, под полным его контролем, в зависимости от него. Там будет некуда сбежать и спрятаться от него и зверя, живущего в нём, глазами которого иногда смотрит на меня Ирбис, будто собирается сожрать. Самое ужасное, я допускаю мысли, что хочу близости с ним, и это почти безумие.
Неохотно потянулась на тумбочку к пиликнувшему телефону. Посмотрела на время – шесть утра, а я так и не сомкнула глаз. Ирбис прислал список необходимых документов для оформления загранпаспорта и дал мне сутки на их сбор. Похоже он решил подвергнуть меня бюрократическим пыткам. Торопит. То ли ему нравится командовать, то ли он боится, что я передумаю. Несомненно, эта мысль не раз прошибала мой мозг мимолётным импульсом, этой ночью особенно. Ведь с этим человеком у меня нет будущего, я прекрасно это понимаю, и осознаю последствия связи с ним. Стоит раз поддаться – не отпустит пока не наиграется, пока не утолит голод, и не переключится на другую забаву, от меня к этому моменту уже ничего не останется.
После размышлений, приняла окончательное решение. Во Францию я с ним поеду, и позволю всё, что обещала, но после оставшихся свиданий всё закончится. Ему придётся выполнить свои обещания, а я к тому времени найду способ отбить у него желание к продолжению.
Еле раскачалась, поднявшись с кровати. Не помогли ни душ, ни завтрак, ни раздражение перед перспективой провести день в очередях за справками. Как раз стоя в одной из таких, ответила на телефонный звонок от Милы.
– Привет. Слышала последние новости? – Её голос был взбудораженный и чересчур весёлый, даже для неё.
– Привет. Нет. – Никогда не была любительницей сплетен, но сейчас была рада и им, наблюдая за недовольными лицами окружающих в этом душном помещении. Ещё немного и начнутся стандартные возмущения людей, ждущих своей очереди.
– Первая – группу, в которой тебя обсуждали сначала заблокировали, а затем, похоже, удалили, и это в самый разгар обсуждения твоих отношений с Барским старшим.
– Представляю, что там понаписали.
– Не думаю. После того, как он заявил, что часы – его подарок, спесь многих поубавилась. Все, кто поливал тебя грязью по этому поводу, сдулись, кто-то трусливо удалился, а кто-то попытался всё свалить на создателя группы, по нему прошлись особенно, но по мне, недостаточно. Кстати, не могу не сказать, с ума сойти, что ты с одним из Барских. Это было неожиданно, не могла поверить, пока в группу не скинули видео, где вы вместе. Только не обижайся, но ты сделала странный выбор. Он, безусловно, обалденный, но ты всегда такая правильная, и Барский… – Мила резко замолчала, будто сболтнула лишнего.
– Мила, договаривай. – Мне казалось, что меня ничто не удивит.
– Про него ходят разные слухи. – Замялась она, не желая развивать тему.
– Про меня тоже.
– Это слухи другого рода, которые рассказывают другому, осматриваясь по сторонам, убеждаясь, что никто не услышит и не увидит, боясь последствий.
– Ты проверила, тебя сейчас никто не видит и не слышит?
– Никто.
– Тогда можешь говорить, не боясь.
Разговор казался мне слегка бредовым, и я была уверена, что Мила сейчас поведает мне байку про тайную секту или что-то в этом роде. Когда Кисса начала встречаться с Барсом я чего только не начиталась о нём и о семье Барских в целом. То, что их жизнь соприкасается с криминалом, а фамилия регулярно фигурирует в криминальных статьях я уже давно знаю, вчера сама лицезрела гуманные способы Ирбиса по устранению неугодных, и не упустила из внимания намёк на не гуманные.
– Ника, это не шутки.
– Говори уже.
– Десять лет назад его подозревали в жестоком изнасиловании трёх школьниц, которых похитили и удерживали где-то неделю. Про это писали в газетах, но его имя нигде не фигурировало, будто кто-то позаботился о том, чтобы не осталось ни единого упоминания фамилии Барский в этом деле. Последнего человека, который посмел вспомнить эту историю в разговоре со своими друзьями, Барский избил до полусмерти. Иногда он слетает с катушек и ведёт себя как отморозок. – По телу пробежал неприятный холодок, но я от него отряхнулась, не собираясь поддаваться домыслам.
– Почему подозревали именно его? – Этот вопрос показался мне логичным.
– Вроде одна из потерпевших указала на него.
– И этого оказалось мало?
– Согласна, мутная история, я сама не поверила, когда услышала, зря тебе рассказала. Просто, возможно я не права, но если у вас всё так серьёзно, как все говорят, о подобном лучше знать. Только не забывай, что это ничем не подкреплённые сплетни.
– Не забуду.
– Это ещё не всё.
– Неужели? – К этому моменту началась первая волна недовольства в очереди, и я снова предпочла сплетни.
– Это вторая новость. Толю Басова вчера арестовали. – Это я уже знала, но было интересно до каких размеров неправдоподобности разрослась эта новость. – Его подозревают в производстве и сбыте наркотиков, взяли с поличным. Отец Басова нанял лучшего адвоката, настоящую акулу, но говорят, тот не даёт никаких гарантий, слишком много доказательств против Толи. У меня в голове не укладывается, зачем Басов полез во всё это, у него же всё есть, как родился с золотой ложкой во рту, так с ней и рос.
– Всё это мне мало интересно.
– Неужели, даже чуть-чуть не позлорадствуешь?
– Нет. – Тема с арестом Толи по-прежнему была мне неприятна.
– Зря. Ладно, когда дозреешь, вместе съездим навестить его в тюрьму, где ему и место.
– Так мило с твоей стороны.
– И не говори. – Мила поняла мою иронию, засмеявшись в трубку. В этот момент помещение захватила вторая волна недовольства, и это именно тогда, когда моя очередь почти подошла. – Мой перерыв уже заканчивается. Поболтаем в нашу общую смену. Пока.
Иногда мне казалось, что у Милы нет вообще никаких проблем, она всегда была на каком-то нездоровом позитиве, чем иногда вызывала зависть, особенно сейчас, когда из-за негодующих и их претензий, постоянно отвлекающих сотрудников от работы, меня не успели принять до обеда, как и их, и теперь они принялись возмущаться ещё больше. Мне пришлось ждать, когда закончится перерыв.
Долго смотрела на пустую строку поискового запроса, прежде чем нажать нужные буквы. Я не сомневалась, что Ирбис был не виноват, но это преступление стало частью его жизни, о которой я ничего не знала. Он почти ничего о себе не рассказывал. Кошмар, я чуть не переспала с человеком, о котором почти ничего не знаю.
Нужную информацию нашла не сразу. Преступление, о котором рассказала Мила, произошло не десять лет назад, а чуть больше восьми. Информации было немного, все статьи были скупы на подробности, кроме одной, в какой-то жёлтой газетёнке, так себе источник информации, но я ведь не обязана верить всему, что написано.
Зимой того года три одиннадцатиклассницы возвращались домой после уроков в музыкальной школе. По словам потерпевших, на них напали в одном из переулков, накинув со спины на головы тёмные мешки и что-то вколов в шеи. Очнулись они, привязанными к кроватям, с повязками на глазах. К тому моменту над ними уже были совершены насильственные действия, которые продолжались в течении недели. Им было запрещено разговаривать и снимать повязки с глаз. Преступник угрожал расправой над всеми, если хоть одна ослушается. Одна из девушек утверждала, что преступников было несколько, у неё создалось ощущение, будто в помещение, где они находились, приходили разные мужчины, ни один из которых не произнёс ни слова, кроме одного, приказывавшего что и как делать. Другая девушка, находясь в состоянии шока, не смогла рассказать никаких подробностей, единственное, что она помнила, что ей постоянно давали таблетки, разного размера, формы и вкуса, по-разному влиявшие на организм, некоторые по действию были похожи на афродизиаки. Третья девушка утверждала, что узнала голос преступника, но у подозреваемого на время преступления было алиби. Через неделю издевательств после тщательной обработки всего тела их отпустили, снова накачав, и выбросив недалеко от музыкальной школы. В результате следственных мероприятий ни на одной из девушек не было найдено следов чужой ДНК. Результаты анализов показали наличие в крови наркотических веществ. И больше ничего. Преступник так и не был найден.
В других статьях было ещё меньше информации. Ирбис и даже фамилия Барских ни в одной из них не фигурировала. И вроде всё понятно, только почему одна из девушек указала именно на него? Если она узнала его голос, значит они были знакомы или она часто его где-то слышала. Хотя какая может быть связь у школьницы с таким как Ирбис?
В голове сформировалась бредовая мысль спросить его напрямую. Мила сказала, что он может взбеситься, что ж, тогда лучше сделать это в максимально людном месте, желательно, где могут дежурить сотрудники правопорядка. Я не собиралась спрашивать Ирбиса он это сделал или нет. Меня интересовало его отношение к произошедшей ситуации, тогда и сейчас. От бурных размышлений меня оторвал зазвонивший телефон. Доктор Разумовский.
– Ника, срочно приезжай в больницу.
Глава 18
– Надеюсь, мой урок пошёл тебе на пользу, ты осознал, что я не прощаю даже маленьких шалостей, и понял, что больше так легко не отделаешься?
Мне хватило нескольких слов, сказанных знакомым голосом, чтобы понять кто говорит, а самое главное кому. Я шла мимо палаты пациента с вывихнутыми пальцами, которая находилась по пути к лифтам, мысленно планируя следующий день. Я обещала Ирбису завтра закончить сбор документов, оставалась пара бумажек. За один день собрать все документы не удалось, срочно вызвали на работу из-за массового отравления в одном из клубов города. Наша клиника была ближе всех к месту происшествия и пострадавших в тяжёлом состоянии везли к нам. Я ассистировала доктору Разумовскому на операции девушки на шестом месяце беременности, с кровотечением, которое нам удалось остановить и спасти плод. Как раз направлялась к ней, она просила, чтобы я зашла после смены. Придя в себя, пациентка умудрилась поблагодарить всех, кто участвовал в спасении её и ребёнка, я осталась последней. Отнекивалась до последнего, не люблю я все эти благодарности, спасать людей – наша работа, но доктор Разумовский настоял, чтобы я не расстраивала беременную. Ему почему-то не нравилась моя категоричность в подобных вопросах. В очередной раз, заартачившись, пришлось выслушать лекцию о важности позитивного настоя пациентов. Доктор Разумовский был убеждён, что для того, кому ты помог, жизненно важно отблагодарить тебя, некоторые даже убеждены, что, если этого не сделают, всё пойдёт насмарку, а силу самовнушения никто не отменял. Я сопротивлялась ровно до того момента, пока не услышала, что деньги мне совать не станут, терпеть этого не могу, и всё обойдётся символическим подарком. Сегодня я не форме для придания вежливо-щадящей формы своего неприятия материальной благодарности пациентов. Сил после внеплановой смены и сразу дополнительной после неё не осталось. Мила практически умоляла подменить её, хотя я впервые попробовала отказаться. После нескольких операций с Разумовским чувствовала себя как зомби, но в итоге всё-таки согласилась и раскачалась, обязанности медсестры сошли за отдых. Правда избежать косых взглядов коллег не удалось. Только перестали обсуждать мою продажную суть, как получили новый повод после того, как доктор Разумовский полностью переложил на меня проведение операции. В этой клинике никто и слова против его решений не скажет, не подвергнет сомнению, слишком уважают, но молчание иногда гораздо громче слов. Будь я на их месте, тоже задалась вопросом, почему обычной студентке позволяют оперировать. Я сказала доктору Разумовскому, что это плохая идея, но он, с присущим ему спокойствием, ответил, что я должна думать только об операции. Но любая операция заканчивается, а взгляды остаются. Мне просто необходимо было отвлечься, и планировала я сделать это в ненавистных очередях – самый лучший способ. Только все мои планы моментально смазались.
Услышав знакомую интонацию, я как вкопанная резко затормозила у двери и не могла пошевелиться. В голове сложился мерзкий паззл, где каждая деталь идеально подходила к соседней, сплавившись с ней в общую отвратительную картину.
– Попадёшься ещё раз, будет гораздо больней и этот раз станет последним, поверь. Ты меня услышал?
– Да.
– Отлично.
Я так и стояла застыв, когда Ирбис вышел из палаты, замерев на мне тяжёлым колючим взглядом. Не знаю, как выглядела в этот момент, но скорее всего у меня на лице было всё написано. Он просто пристально на меня смотрел, не шевелясь, а я не хотела его видеть, больше никогда. Сладкая дымка в голове растаяла, и стала больше похожа на скомканную сладкую вату. Я резко очнулась от наваждения, которому поддалась как последняя идиотка.
– Не будет никаких свиданий и никакой Франции. Часы я срежу. Больше никогда не появляйся в моей жизни. – Произнесла куда-то в пустоту лишь бы не смотреть на него, понимая, что велика опасность снова поддаться, поверить если он найдёт оправдание, хотя какое может быть оправдание подобной жестокости.
Ирбис не пытался меня задержать, когда я медленно направилась к лифтам, ноги почти не слушались. Я чувствовала его взгляд, который будто притягивал меня обратно, к нему. Секунды ожидания лифта тянулись нещадно долго. Пустой коридор наполнило его тяжёлое дыхание, мне даже показалось, что я слышу хруст костей сжатых кулаков. Я так и не обернулась, пока двери за моей спиной не сомкнулись, и я уже не могла сдерживаться, саданув со всей силы по стене перед собой. Меня трясло от моментально возникшего отторжения приятных чувств, которые я позволила себе испытывать к Ирбису. Слёзы неконтролируемо покатились по щекам, заставляя ненавидеть себя за них, ведь они были не из-за ненависти, а из-за боли, с которой я столкнулась впервые.
Оказавшись на улице, села в первый попавшийся автобус, и колесила до темна по городу, успокаивая тихую истерику, боясь идти домой. Я ненавидела Милу, которая уговорила меня отдежурить за неё, доктора Разумовского убедившего пойти к пациентке, дверь палаты, которая была приоткрыта. Я ненавидела, что услышанные слова, всё изменили внутри меня, не оставив ни единого шанса остаться в приятной неге чувств к Ирбису. Его я ненавидела не за то, что он сделал с этим парнем, а за то, что не попытался оправдаться, переубедить меня в моих умозаключениях, а самое главное – даже не попытался остановить, за что одновременно была благодарна. Себя я ненавидела больше всех за глупую надежду, что всё-таки есть объяснение его словам и действиям. Я вспомнила до мелочей день поступления этого пациента, это слегка отрезвило. Запрету на обезболивающие было теперь было только одно объяснение – приказ Ирбиса. Он отыгрался на этом парне сполна, реализовав своё извращённое наказание.
Пока добиралась пешком от остановки до дома бесконечно прокручивала в голове произошедшее и возможные последствия. Меня не должно было быть на работе. Неужели Ирбис и об этом знал, выбрал день, когда у меня должен был быть выходной, и пришёл к своей жертве убедиться в результативности своих действий. Одна картинка сложилась, другая сломалась, та, где был запечатлён его образ, нарисованный мной, которого я не боялась. Может он и честный, может и заботливый, только под этими слоями скрывается жестокость и безжалостность, и если верхний слой сотрётся, останутся только они.
Вопреки моим страхам возле дома никого не было. Я спокойно добралась до квартиры, где без сил рухнула в кровать, закопалась с головой в одеяло и вырубилась.
Ни звонков, ни сообщений. Ирбис выполнил мою просьбу – исчез из моей жизни. Когда я пришла на работу после выходных, проведённых в самозаточении, и глубоком анализе ситуации, в первую очередь отправилась к парню, которого запугивал Ирбис. Мне маниакально хотелось узнать всё. Не была уверена, что тот захочет говорить, но не могла не попытаться, была готова надавить, медикаментозно, читала про методы психологического воздействия с помощью умелого введения в заблуждение. Ведь не обязательно вводить препарат, главное, чтобы человек поверил в то, что ты действительно ввела что-то опасное. Только меня ждало разочарование – его выписали в тот же день, когда я всё узнала, причём раньше времени. В базе данных о нём не осталось никакой информации, будто не было такого пациента.
Я убеждала себя, что для меня ничего не изменилось. Я же не собиралась впускать Ирбиса в свою жизнь. Да, я придумала у себя в голове, что может что-то получится, это было единственной моей ошибкой. Я же знала, что он жесток, на себе испытала. За время нашего общения познакомилась с несколькими сторонами его личности. Теперь сомневалась, была ли хоть одна из них полностью настоящей или каждая с примесью обмана. На что я вообще посмела надеяться? Ирбис не отрицал, что был жесток с женщинами, так почему меня не оттолкнул этот факт? Почему я верила всем его словам, когда он обещал, что не тронет? Как можно было так быстро деградировать? Только у всех моих сомнений была примесь веры в его слова. Ирбис обещал, что не тронет, и не тронул, не угрожал, не запугивал, не давил, зато умело манипулировал. Я запала на его прямолинейность, которая граничила с бесстыдством, но завораживала. Парни часто говорили, что хотят меня, но другими словами, тоже прямыми, вроде «хочу тебе вставить» или «не терпится разложить тебя», обещая неземное удовольствие, Ирбис даже его не обещал.
Спустя несколько монотонных дней, рано утром во время завтрака, на телефон пришло уведомление, что мой загранпаспорт готов. Вспомнила взгляд Ирбиса, когда он спросил не передумаю ли я насчёт Франции, будто искренне боялся этого, и это чувство было ему чуждо, в груди в очередной раз всё сжалось, будто я обидела котёнка и теперь меня мучает совесть. Замерла взглядом на телефоне, где по-прежнему светилось сообщение, поняв, что Ирбис не отступился, ведь я так и не дособирала необходимые документы, а он снова поступил так, как решил. Это не случайность, не оплошность, не ошибка. Ирбис не оставил своих планов увезти меня, похоже он убеждён, что наш договор ещё в силе, и я обязана исполнять его условия. Именно в этот момент я и решилась. Мне была нужна перезагрузка. Мой сокурсник из Германии давно звал приехать к нему в Мюнхен. В этот же день забрала паспорт и написала сообщение Клаусу, чтобы ждал в гости.
– Как же я по тебе соскучилась! – У подъезда, когда я шла на очередную смену, меня чуть не сшибла с ног Кисса, подбежав и крепко обняв. Снова чуть не оглушила своей звонкой радостью.
Я обняла её в ответ, испытав облегчение, что она наконец-то дома, только это состояние не продлилось долго. За спиной Киссы меня уже сверлил взглядом Барс, как всегда весь в чёрном. Я собралась с духом и не выдала никакой ответной реакции, сконцентрировавшись на сестре, которая по-прежнему душила меня своими объятьями.
– Мне тебе нужно столько рассказать! – Продолжила уже освободив, пристально рассматривая. – Какая-то ты бледная. И синяки под глазами. Заболела?
Выглядела я действительно неважно. История с Ирбисом подкосила меня. Чтобы хоть как-то отвлечься я работала, набирая побольше смен, дабы, приходя домой, сразу отключаться. Есть я не хотела и не могла. Забросила плавание и штудирование последних научных статей. Я искренне радовалась возвращению Киссы. Наконец-то я не буду одна, и есть стимул взять себя в руки.
– Да. – Ответила кратко, не хотела вести разговор при Барсе, глаза которого были злыми как никогда. Мне даже показалось, что его смуглая кожа стала ещё темнее, будто раскалилась.
– Ты за лекарствами? Давай я схожу? – Погладила меня по щеке как маленькую. Забота сестры показалась странной, даже непривычной, но порадовала меня.
– Я на работу. Там меня подлечат.
– Может Барс тебя отвезёт. – Предложила беззаботно, переведя взгляд на своего парня, который, судя по взгляду и сжатым кулакам, хотел разорвать нас обеих. Мне даже захотелось заслонить Киссу, спрятать от его злого взгляда.
– Не может. – Рыкнул, и резко развернувшись направился к своей машине, будто вспомнил о чём-то важном и безотлагательном.
Уехал, хлопнув дверью, резко дав по газам, оставив на асфальте чёрный след от колёс. Кисса замерла непонимающим взглядом, а я выдохнула с облегчением.
– Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать, поговорим вечером. – Переключила внимание сестры на себя.
– Ты разве не на сутки?
– Нет, только на половину смены.
– Как интересно. – Протянула она. – Давно ты мне ничего не рассказывала, только мораль читала. Хоть какое-то разнообразие.
– Как раз о разнообразии и поговорим. Мне пора.
– Хорошо, а я отсыпаться. – С этими словами Кисса упорхнула в подъезд, таща за собой чемодан на колёсиках, который я раньше не видела.
После смены решила пройтись пешком. Вышла на несколько остановок раньше и брела, не торопясь, в сторону дома. На улице было прохладно, именно это и нужно было моему воспалённому мозгу. Вопреки воле и разуму в течении дня периодически возвращалась мыслями к Ирбису, пытаясь найти способ прекратить наше знакомство навсегда. Я сомневалась, что бегство правильное решение. Возвратиться всё равно придётся и проблемы, скорее всего, никуда не денутся. Идея появилась внезапно. Она была простой, но казалась действенной.
«Если ты не остановишься, я обращусь за помощью к твоему брату», – отправила сообщение Ирбису, блефуя конечно. Я никак не выказывала степень своей неприязни к Барсу. Ирбис не знает, что я ни за что и никогда не обращусь к его брату, но если у этого человека есть эмоции, то написанные мной слова вцепятся в них, сжимая в тисках сомнений. Я была готова на всё, чтобы он поверил и осознал, к чему может привести его упорство. Если отношения с братом ему дороги, то Ирбис остановится, не каждый ради женщины готов пойти против брата, правда, как сказал Ирбис, я ещё не женщина.
