Текст книги "Муж мой - шеф мой? или История Мэри Блинчиковой, родившейся под знаком Тельца"
Автор книги: Елена Ларина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Новоиспеченной «консуматорше», то бишь Маринке, были выбраны легкие брючки и розовая кофточка с люрексом.
И уже через полчаса мы с Ивановой, переглянувшись и одновременно глупо хихикнув, шагнули в разъехавшуюся дверь туристического агентства «Айс-Парадайс»…
ОХОТА К ПЕРЕМЕНЕ МЕСТ
…Вечером вся семья собралась за ужином. Вяло ковыряясь в своей тарелке, я таки дождалась маминого озабоченного вопроса:
– Доченька, что-нибудь случилось?
Плотину моих переживаний прорвало. Стараясь говорить спокойно, я в красках живописала подробности своего визита в агентство, лишь оставив романтический образ Степана для внутреннего пользования.
– Никуда я не поеду! – закончила я свою речь. – Что я за границей одна делать буду, когда даже несчастную путевку не в состоянии без позора купить… Мне и здесь очень хорошо.
– Конечно, наша с мамой вина, что тебе пришлось одной побывать в агентстве, – мягко начал папа. – Может быть, ты даже и права: ехать одной, без опыта – дело непростое и пугающее. Но так можно всю жизнь просидеть на одном месте, доча, – он помолчал. – Я, как ты прекрасно понимаешь, сейчас не могу оставить дела – слишком много договоров нужно перезаключать, впереди сезон, у мамы отпуск только в сентябре… Решать тебе, но только не сейчас – с бухты-барахты, а, предположим, через денек-другой. Договорились?
Я молча кивнула, соглашаясь с родителем.
– Николаша, – мягко вмешалась мама. – Может быть, мы с тобой все-таки сами выберем турфирму и решим сложности с оформлением?
Но папа был категоричен.
– Времена изменились. Человек должен уметь делать правильный выбор, и чем более самостоятелен он будет, совершая его, тем лучше. Боязнь ошибиться – пустые страхи, ошибается тот, кто ничего не делает, верно, дочь? – Он ласково подмигнул мне. – Так что, мать, раз начала, пусть сама все и решает. Мы же всегда рядом и всегда поможем. – Он ласково погладил меня по голове и тихонько добавил:
– Утро вечера мудренее…
Спалось мне неважно. Я часто просыпалась, ворочаясь с боку на бок, но под утро увидела сон – яркий и потрясающий воображение.
Огромные океанские волны поднимаются до неба и с грохотом падают вниз. На бесконечном пляже, усыпанном белоснежным песком, стоит шезлонг. Томно потягивая коктейль, прекрасная незнакомка принимает солнечные ванны. Она не мигая следит за разбушевавшейся стихией. Многочисленные постояльцы отеля, похожего на сказочный замок с высокими башнями, уже который день ломают головы над загадкой ее одиночества.
Русская грустна, холодна и неприступна. Ош часами сидит в дальнем уголке пляжа и игнорирует малейшие попытки к сближению с кем бы то ни было.
Щуплая фигурка негритенка-боя в малиновой ливрейке с серебряными галунами, по щиколотки утопая в белом песке, стремительно бежит к дальнему шезлонгу:
– Мисс Мэри! Мисс Мэри!..»
– Маша, – меня будила мама. – Вставай, доченька, тебе какая-то Екатерина Сергеевна из турфирмы звонит.
– Так рано?
– Какое рано, двенадцатый час уже!
– Да, слушаю вас, – протянула я, не открывая глаз.
– Мария Николаевна, извините, что беспокою, но если вы все-таки не передумали…
Папка, как всегда, оказался прав: утро вместе с вваливающимся в комнату солнцем принесло спокойствие и надежду. Отголоски дивного сна еще колыхались в голове, будоражили душу. И я решила: «Эх, была не была! Канары так Канары!
НА КАНАРСКИХ ОСТРОВАХ
На отдых я летела без группы и сопровождающего, с пересадкой в Брюсселе. Стюардесса, выпроваживая нас из салона, посоветовала побродить по дьютифришной зоне, всячески расписывая здешний выбор сыров. Сыры мне были не слишком интересны, а вот тряпочки – святое дело.
Первым делом я заметила небольшую витринку спортивной одежды, где в самом центре на манекенах красовались потрясающие купальники. Я вошла в магазинчик и скромно, как могла, объяснила, что мне нужно. Продавщица – очень милая дамочка с профессионально сделанным макияжем, доброжелательно улыбнулась.
Конечно, эпоха тотального дефицита уже прошла, и в наших магазинах можно было купить что-нибудь кроме топорно сшитых хлопчатобумажных бюстгальтеров и фланелевых панталон. Но такое изобилие фасонов и расцветок я видела впервые в жизни, а цены! Я просто оторопела: и то хочу, и это. Английский у меня слегка хромал, но я поняла, что все это великолепие можно померить в кабинке.
Схватив разноцветный ворох, я закрылась изнутри и принялась за одно из любимейших занятий любой женщины – примерку. Вертелась перед зеркалами – их было на удивление аж целых три, так что имелась возможность полюбоваться на себя со всех ракурсов. Теперь-то я с благодарностью вспомнила худющую инструкторшу по аэробике, что заставляла меня накачивать мышцы! Не напрасно я столько потела и пыхтела, результат моих трудов был налицо, а если точнее – на всей моей упругой и подтянутой фигурке. Мне нравилась эта девушка в зеркале, она довольно улыбалась и иногда даже подмигивала мне. На часы я не смотрела – не до этого было.
Счастливая и удовлетворенная, я расплачивалась у кассы. Сумма вышла астрономическая, но ни от одного купальника я не могла отказаться. Продавщица улыбалась мне, я улыбалась продавщице…
И тут я застыла как вкопанная. Бодрый голос, доносящийся из динамика аэропорта, в третий раз повторял мою фамилию. Мой самолет!
Я сгребла в охапку покупочки: три пакета – три купальника – и рванула по коридору. Слава богу, каким-то чудом я помнила номер терминала! Зрелище, наверно, было презабавное: я бежала что было сил, обеими руками прижимая к груди пакеты. Вихрем пронеслась по рукаву и, взмыленная, ворвалась в салон лайнера.
Городок, где мне предстояло провести свой скромный отпуск, назывался Лас-Пальмос. Название острова звучало еще красивее: Гран-Канария.
Целую неделю я жарилась под невидимым Канарским солнцем, каждый день выходя на пляж в новом купальнике. Особенно мне нравился бирюзовый, с серебристой каемочкой и серебристыми же тоненькими стразами – почти такой же, что красовался на бесподобной блондинке на плакате в агентстве. Мне казалось, он очень подходит к цвету моих глаз. В остальном, надо признать, мой гардероб не отличался разнообразием. Единственное, что я успела купить перед скоропалительным отъездом, был красочный, весь в огромных красно-белых цветах, кусок ткани, и мамуля помогла обшить его красной тесьмой. (Много позже я узнала название нашего с мамой творения – парео). Так вот, парео пришлось очень кстати: я на все лады то заматывалась в него, то небрежно завязывала на талии.
С изрядным аппетитом заправлялась у шведского стола всевозможной вкуснятиной. В самолете от нечего делать я проштудировала бесплатный рекламный проспект и теперь знала, что канарская кухня довольно демократична и включает в себя даже африканские блюда. Особенно я пристрастилась к папас арругадас – я запомнила это смешное название – соленый печеный картофель в мундире, обвалянный крупной солью. Ну и, конечно, часто наслаждалась гаспачо – холодным супом из перца, помидоров, огурцов и чеснока. Стол со сладким я старательно обходила стороной.
С удовольствием перечитала любимый роман Бальзака «Беатриса». Каждый день до изнеможения плавала.
Отель был заселен немцами и арабами. Когда я, замотанная в свое парео, выходила к морю, все головы как по команде поворачивались в мою сторону. Немки, кстати, некоторые довольно красивые, недовольно одергивали своих мужей. Естественно, ни о каком знакомстве не могло быть и речи.
Один из них, маленький и вертлявый, приехавший без супруги, в ресторане всякий раз старался расположиться поближе ко мне и отчаянно строил рожи, от которых хотелось плакать. Принимать пищу он выходил в обтягивающих ярко-желтых плавках, видимо, считая себя неотразимым в таком наряде.
Также на пути то и дело попадалась колоритная парочка арабов, похожих на шейхов, при виде меня они бурно жестикулировали и восхищенно цокали языками. Каменно-ледяное равнодушие на моем лице никоим образом их не смущало, и мне оставалось только гадать, какими эпитетами они изо дня в день награждали мою скромную персону.
Растительное состояние подобного «ничегонеделания» мне очень даже нравилось, но к концу недели я начала немного скучать. Хотелось чего-нибудь экзотического, необычного, хотелось романтики. В конце концов, я пролетела над всей Европой не только для того, чтобы ловить на себе похотливые мужские взгляды.
Каждую ночь мне снился Степан. Он наклонялся ко мне близко-близко, чертики в его насмешливых глазах плясали, блеск перстня завораживал. Иногда мечты уводили чуть дальше, за грань дозволенного, и я просыпалась в легкой истоме. Медленно, не спеша, шаг за шагом я пыталась выстроить план, логическую цепочку, которая могла бы способствовать повторной встрече со Степаном. По возвращении домой прийти в агентство с пачкой фотографий, удостоверяющих мой восторг от поездки? И на обороте каждой написать мой номер телефона? Нескромно, к тому же у меня не было фотоаппарата. Дежурить каждый день у входа в казино на манер прелестной незнакомки? А вдруг звезды откажутся помогать мне, я проторчу там неделю и вызову подозрения у охраны? Позора не оберешься… Да и не мой это стиль – добиваться, интриговать, хитрить. Может, написать, подобно Татьяне Лариной, романтическое послание? На какое-то время меня очень увлекла эта идея.
В детстве я сочиняла стишки и одним полноценным стихотворением особенно гордилась, Полноценным – потому что благодаря папиным стараниям его даже напечатали в журнале «Мурзилка». Оно звучало так:
Кошка сиамская шла по дороге
И промочила все задние ноги.
Лапки передние в муфту убрала,
Только на задних домой поскакала.
Помню, еще была жива бабуля, и она каждый раз с хитрецой спрашивала: «Машенька, а откедова у кошечки муфта взялась?» Она так и говорила: «откедова», и сеточка морщинок вокруг добрейших глаз становилась частой-частой. Я недовольно хмурилась и по-взрослому объясняла, что муфту кошка купила в магазине, а деньги взяла в тумбочке.
«Зачем я повстречалась с вами? Я вся смятения полна…» – тихонько декламировала я вслух. Какой-то смуглый немец, греющий свои косточки у самой воды, поднял голову, оглянулся (наверное, в поисках благоверной) и внимательно на меня уставился. Я привычно растянула рот в вежливой улыбке и продолжила свои экзерсисы.
Но на ум почему-то лезли именно пушкинские строки, и я постоянно сбивалась. «Степан вошел, я вмиг узнала, вся обомлела, запылала и в мыслях молвила: вот он!..» Онегина я со школьных времен знала почти наизусть. Да, лучше, пожалуй, и не скажешь. Нет, я не Пушкин… Стоп, это уже Лермонтов, и не Пушкин вовсе, а Байрон! Я рассмеялась и решила заканчивать филологический эксперимент. Загорю, отдохну, похорошею до неприличия, вернусь, и – что-нибудь само придумается! Уже входя в теплый обволакивающий океан, я заметила изумленный взгляд смуглого дядьки. Мне показалось, что он собирается рвануть за мной, но рядом послышался визгливый женский голос, и я вздохнула с облегчением.
…Одной отправляться на гостиничные танцульки не хотелось, я вообще шума и гама не люблю, экскурсии тоже не привлекали. На седьмой день я решила покинуть наконец пределы отеля и поближе познакомиться с городом. Мама с папой, наверное, захотят услышать от меня что-нибудь более интересное, чем описание пляжа при отеле. Да и подарочки купить любимым родственничкам тоже не помешает.
Городок был милым, почти игрушечным местечком. Довольно быстро истратив имевшиеся в наличии песеты на сувенирчики маме и папе, я неторопливо вышагивала на своих выходных шпильках по мощенным булыжником петляющим и крутым улочкам. Поначалу я слегка робела, не приходилось еще Мэри Блинчиковой так далеко уезжать от папы с мамой. Одно дело – сидеть в гостинице с забором и услужливым персоналом, а другое – прогуливаться одной в хоть и маленьком, но все-таки незнакомом городе, и вокруг – ни одной русской души! Редкие прохожие приветливо смотрели в мою сторону. Я осторожно улыбалась в ответ.
Уличный музыкант, сидя прямо на мостовой и в такт мотая головой, наигрывал на своей маленькой гитаре что-то латиноамериканское. Сзади послышался шум автомобиля. Чуть подавшись в сторону, я продолжала свою прогулку. Может быть, где-нибудь перекусить? Заманчиво. Сейчас найду какой-нибудь милый ресторанчик, их тут пруд пруди, зайду туда, закажу…
– Простите, но мне кажется, что мы где-то встречались, – раздался за моей спиной голос, который я бы хотела сейчас услышать больше всего на свете.
Я стремительно обернулась и еле устояла на ногах. Поверить в это было почти невозможно, но объект моих девичьих грез, мой Онегин, стоял предо мной, небрежно облокотившись на дверцу красного авто с открытым верхом. В романах в таких случаях обычно пишут: «Я ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что не сплю…» Покачиваясь на своих шпильках, я думала: как хороша и прекрасна жизнь! Мой кумир широко улыбался и глядел на меня с искренним восхищением. Как он был хорош! В голубой футболке и длинных шортах до колена он выглядел еще привлекательнее, чем в строгом деловом костюме. Губы мои сами расползались в ответную улыбку.
– Вас, очаровательная юная леди, невозможно не узнать даже в этой экзотической обстановке, – обворожительно говорил Степан.
– А вы, как я вижу, не очень-то церемонитесь с малознакомыми людьми, – выдала я первое, что пришло в голову. – Или это так принято у новых русских?
Он звонко рассмеялся:
– Какой же я новый русский? Обыкновенный высокооплачиваемый, но все же – наемный работник. Так что, уважаемая, тут вы попали пальцем в небо. А по поводу моей бесцеремонности, – он широко развел руками, – как видите, здешние улицы не столь широки и разминуться вам с моим «ситроеном» было бы затруднительно. Поэтому зачем терять время на пустые разговоры?
Сперва я даже не сообразила, почему ярко-синее канарское небо вдруг оказалось прямо перед глазами: он подхватил меня на руки так стремительно, что, только почувствовав ощущение короткого полета, я поняла, что же произошло с моим уставшим телом.
Еще мгновение, и мой герой аккуратно опустил меня в нагретый солнцем кожаный салон.
Что опьянило меня больше в тот день? Вкуснейшая необычная еда? Терпкое, ни на что не похожее испанское вино? Долгое ожидание чудес и приключений? Не знаю.
Я впервые находилась наедине с человеком гораздо старше меня по возрасту, в обстановке, в которой мне еще ни разу в жизни не приходилось бывать, и необычность островной жизни, томная нега от бездельной недели рождали легкое головокружение.
Ужинали мы в ресторанчике на набережной. Местечко называлось «Валенсия». Мы уселись в прохладном сумраке ресторана, везде на столиках горели свечи. Снова звучала латиноамериканская музыка, хриплый гортанный голос выводил что-то очень задушевное. Самобытный интерьер: темного дерева столы, по стенам развешаны связки чеснока, натянутая перед стойкой бара рыболовная сеть с керамическими разноцветными рыбками – все радовало глаз. Особенно я запомнила рыбок – они располагались парами…
Со Степаном было потрясающе легко общаться. Говорил в основном он, я же слушала вполуха, понимая в лучшем случае половину из сказанного. Я наслаждалась музыкой его голоса, с трудом вычленяя смысл.
– …Канары называют Счастливыми островами Блаженных или Сказочными садами Гесперид – дочерей титана Атланта, державшего на своих плечах небесный свод, – как маленькой девочке, рассказывал Степан.
У него была забавная манера жестикулировать руками, про что бы он ни говорил. Признаюсь, от непривычности происходящего я чуть-чуть одурела и как будто раздвоилась. Одна половинка меня сидела в чудном ресторанчике на берегу океана и непринужденно вела светскую беседу с малознакомым мужчиной, автоматически отпуская реплики и отвечая на вопросы. Другая же – буквально надрывалась от счастья, сходила с ума от близости того, с кем – интуитивно я это чувствовала – свела меня сама судьба. В голове немножко шумело. Я как завороженная внимательно следила за темно-изумрудным перстнем, выделывающим немыслимые кренделя в воздухе. Степан поймал мой взгляд.
– Это фамильный перстень, от бабушки, и я ни при каких обстоятельствах с ним не расстаюсь, – пояснил он и положил прямо передо мной узкую смуглую кисть. Кольцо волшебно светилось, от него исходил какой-то магический свет. – Это александрит, камень, обладающий свойством менять свой цвет. А бабушка… Когда-нибудь вы услышите подробную историю ее жизни…
Я послушно кивнула. Звучало это многообещающе. Я уже заранее обожала бабушку Степана, равно как и его необыкновенный перстень, и его полосатую футболку, так удивительно подходящую по цвету к глазам, и морщинки вокруг рта… Я находилась словно под воздействием гипноза. Могла ли я, сопливая абитуриентка, еще две недели назад представить себе, что буду сидеть в волшебном ресторанчике на Счастливом острове, и не одна, а с мужчиной, да еще каким мужчиной!
– Да, вы еще что-то упоминали про Геракла, – напряглась и вспомнила я.
– Верно. Геспериды жили в сказочном саду, где росла яблоня, приносящая золотые плоды. Чтобы обрести бессмертие, греческий полубог Геракл должен был похитить три золотых яблока. Направляемый Прометеем, Геракл решил хитростью добыть яблоки…
Смуглый симпатичный официант поглядывал на нас, лукаво улыбаясь. Еще до того, как мы успели сделать заказ, перед нами красовалось блюдо с маленькими поджаренными хлебцами, на которые следовало намазывать томатную или чесночную пасту. И стихов никаких не пришлось выдумывать, вот как все потрясающе получилось! Ничего себе, а если бы я тогда не пошла к Маринке за яйцами, то не сидела бы сейчас здесь, и жизнь прошла бы стороной, сто-рон-о-ой! – сладко пела вторая половинка.
– В самолете я что-то читала про вилки, – чуть смущаясь, призналась я. – Но на английском не все поняла.
Степан громко расхохотался.
– Здесь, как и в Испании, рестораны разделяются по «вилкам»: одна вилка – самая простенькая забегаловка, пять – шикарное дорогое место.
– А, как звезды, которые присваиваются разным гостиницам! – догадалась я.
– Точно. Только есть одна хитрость – вилки даются за роскошь в интерьере и выборе блюд, а не за качество еды, – объяснил Степан. – Как вы думаете, Мэри, сколько вилок имеется в этом уютном местечке?
– Я бы дала все десять! – пошутила я.
– Всего четыре! Но кормят, поверьте, здесь отменно.
В стороне от нас весело проводила время шумная компания. Одно слово слышалось чаще всего.
– Степан, может, вы знаете, что обозначает это «патамадре»? – неожиданно для самой себя спросила я.
Сидевший за соседним столиком мужчина обернулся и уставился на меня во все глаза. Степан давился от смеха.
– Путамадре, – отсмеявшись, он придвинулся ближе. – Вообще-то это ругательство, так говорят истинные канарцы. Но оно не оскорбляет человека, а отражает все то, что составляет радость жизни под солнцем.
– A-а, поняла! Это как Эллочка Щукина у Ильфа и Петрова говорила: «Хо-хо!»
– А с вами интересно!
А потом мы наслаждались паэльей – название этого традиционного испанского кушанья я слышала впервые. Паэлью принесли, как и полагается, в огромных размеров сковороде, и ели мы ее прямо оттуда, причем ложками. Чего только не было в паэлье: и мясо, и рыба, и морские гады всех видов, и овощи, и диковинные специи… Ничего вкуснее в своей жизни я не пробовала.
Моя скованность и некоторая растерянность потихоньку растворялась в густом красном вине. Незаметно мы перешли «на ты», а непроизвольные касания рук во время еды создали иллюзию близкого знакомства и доверительного общения.
Степан неожиданно склонился над столиком и взял мою руку в свои ладони.
– Дорогая, послушай меня. Ты сводишь меня с ума… – Холодные голубые глаза сощурились, голос стал хриплым.
Внутри у меня все опустилось и заныло. Полозов медленно водил по моей ладошке перстнем, он был гладкий и теплый и искрился от пламени свечи. Моя рука будто засветилась изнутри, наполняясь волшебным изумрудным сиянием.
– Когда я впервые увидел тебя, то сразу понял – ты удивительная…
Степан странно и отрешенно улыбался, но светлые глаза оставались серьезными. Я поглядела в них и увидела пропасть, бездонную и зовущую, на один короткий миг почувствовав себя маленьким зверьком перед пастью удава. Время остановилось, пространство съежилось до яркого зеленого пятнышка на моей ладони. Звуки исчезли, остался только хриплый голос, звучащий будто из другого измерения.
Ничего подобного в моей жизни мне испытывать не доводилось. Сил сопротивляться уже не осталось, от его властных пальцев словно исходил электрический заряд, сочившийся вглубь, до самых-самых отдаленных клеточек моего тела. Я в изнеможении прикрыла глаза…
Нежные прикосновения уверенных умелых пальцев сводили с ума. Что он со мной делает? Степан что-то говорил тихим и низким голосом, но слова мне были уже не нужны. Пальцы неторопливо ползли вверх, а затем так же, не спеша, опускались вниз. Мощные чувственные волны подхватили и раскачивали, бурля и переливаясь подо мной. Стихия набирала обороты, соленая вода налетала, швыряла, сбивала с ног. Тяжелые сладострастные капли падали на лицо, гладили спину, забирались в самые сокровенные тайники…
Движения рук становились более сильными и настойчивыми, я тяжело задышала, уже давно не замечая ничего вокруг. Напряжение стало невыносимым.
Если он сейчас остановится, я умру… Я громко застонала. Последняя сладкая волна наслаждения вознесла меня высоко-высоко к небесам и… с грохотом сбросила вниз.
Я открыла глаза. Степан совершенно спокойно сидел на своем месте и благодушно, как Чеширский кот, улыбался.
Я провела вспотевшей рукой по лбу, пытаясь успокоиться. Что это было, почему он так спокоен? Я только что побывала в раю, на самом пике блаженства, и возвращаться обратно было страшно. Я в страхе огляделась по сторонам. В полусумраке все так же мягко горели свечи, появлялась и пропадала неуловимая тень официанта, почти неслышный перезвон приборов…
Глаза мужчины, сидящего напротив меня, продолжали пристально изучать меня, Гулко билось сердце, но дыхание восстанавливалось – я уже не походила на загнанную лошадь. Фантастический взрыв эмоций, пронесшийся во мне подобно цунами, успокоился и залег на дно.
Я нисколько не удивилась, когда Степан, внезапно замолчав и выдержав некоторую паузу, тихо сказал:
– Ты покажешь мне свой отель? Мне бы очень хотелось побывать у тебя в гостях…
Так началась наша неделя пребывания на острове.
Каждое утро красный «ситроен» ждал меня у выхода из гостиницы. Нет особой нужды подробно останавливаться на курортных прелестях, которые окружали нас: океан, солнце, маленькие уютные кафешки, доброжелательные лица… Любая девушка в наше время хотя бы раз побывала на курорте. Но тогда для меня все было впервые. Я первый раз была за границей. Никогда раньше не окружала меня столь роскошная обстановка. И – что, как вы понимаете, было самым главным, – я встретила своего первого мужчину.
Свой по-детски надменный тон я отбросила в первый же день нашей встречи на острове. Я боготворила Степана и просто растворялась в нем. Моя уверенность в том, что мы «нашли друг друга, поженимся, будем жить долго и счастливо и умрем в один день» была непоколебимой.
Я не задавала Степану вопросов о его семейном положении. Мне это было не нужно. Я попала в сказку, а у сказки не бывает несчастливого конца. Несколько раз я собиралась выяснить, кто Степан по гороскопу, но слова замирали у меня на губах. Я хотела, чтобы он рассказывал обо всем сам. К тому же – тогда я не могла в этом себе признаться – я подспудно боялась, что Степан окажется «не моим» знаком и это омрачит общую картину счастья. Правда, иногда на дне моего наивного неопытного сознания шевелился червячок… Но сказка, которая окружала меня, заставляла гнать подобные мысли прочь.
Целоваться мы стали в первый же вечер. Но пока это было все. Когда неторопливо и умело Степан ласкал меня, комната начинала медленно плыть перед глазами. Он словно любовался и наслаждался формами диковинного цветка, бесконечно нежного в своей природной хрупкости. Счастлива в те минуты я была безмерно, и все происходившее начисто лишало меня способности думать. Я просто плыла по течению этой безмятежной реки и каждой клеточкой своего тела впитывала ее космическое умиротворение, совершенно не отдавая себе отчета, чего ему стоит так держаться со мной.
Новое, прежде не изведанное чувство росло и укреплялось во мне. Сама судьба столкнула нас в этом райском уголке земли, и мы предназначены друг для друга высшими силами. Казалось, весь мир знает, как я счастлива, и ликует вместе со мной. В школе на уроках английского мы смеялись над выражением: fall in love, то есть «быть влюбленным». Теперь я понимала, что это значит: я упала в любовь, погрузилась в нее без остатка, как капля падает в море и растекается в нем. Но в то же время вознеслась ввысь, к небесам, я парила, летала над землей в своей любви.
Но Степан ни на чем не настаивал и ни к чему меня не понуждал. Я часто засыпала под успокоительные ласки и, просыпаясь на следующее утро, удивлялась, отчего Степана нет рядом. Но каждую ночь он уходил, а утром его неизменный «ситроен» вновь ждал меня.
Вечерами, когда на землю опускалась долгожданная прохлада, мы спускались к океану. Бродили по берегу, взявшись за руки. Степан говорил, говорил, а я слушала… Лунная дорожка серебрилась, уходя в бесконечность, безмолвный океан лежал у наших ног. Степан рассказывал массу интересных вещей. Я впитывала в себя все, как губка. В детстве Степан увлекался астрономией – надо же! – и до сих пор помнил множество названий на звездном небе.
Помню, на том занятии Эльги Карловны, которое было посвящено небесной карте, меня постоянно отвлекала Василиса. У нее как раз намечался новый виток в ее романтическом увлечении, Василиса не могла сдерживать чувств и нашептывала на ушко вещи, вгоняющие меня в краску. Василиса была старше и опытнее, и у нее было чему поучиться. Кроме, пожалуй, того, что созвездий не двенадцать, как я раньше думала, а больше восьмидесяти, с того занятия я не вынесла. Эльга ворчала, мы хихикали…
Степан рассказывал об агате, мистическом камне-талисмане, связанном с моим знаком – знаком Тельца. Рассказывал, как ценился талисман мая в средневековой Европе, считался оберегом, но мог ввергнуть владельца в глубокую печаль.
Но как манило своей далекой таинственной красотой иссиня-черное небо, сплошь усеянное маленькими бриллиантами звезд! Я долго запоминала расположение моего созвездия на небе. Потом, в минуты особой грусти, я частенько отыскивала на небе свой «Таурус» и гадала: а не вспоминает ли Степан, так же глядя в космос, как мы были счастливы тогда?