Текст книги "Муж мой - шеф мой? или История Мэри Блинчиковой, родившейся под знаком Тельца"
Автор книги: Елена Ларина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Ну, до Настасьи Филипповны мне еще шагать и шагать… – начала я.
– Еще раз посмотри на меня, – велела подруга.
Я прыснула, но под грозным Аришкиным взглядом собралась и «посмотрела».
– И так, моя дорогая, ты будешь смотреть на него всегда, как пишут в ваших дурацких книжках, «одаривать его холодным неприступным взглядом», а он… – Аришкино красноречие иссякло.
– …А он будет трепетать и мечтать обо мне долгими зимними вечерами!
Мой сарказм не укрылся от подружки.
– Сейчас, между прочим, лето, а он действительно пусть страдает, и сохнет, и мечтает! Если ты, конечно, этого захочешь, – добавила напыщенно Аришка. – И вообще, запомни и запиши на стене: поставь цель и добивайся ее! Хватит уже без мужика сидеть и киснуть!
Да, на словах все у подруги выходило замечательно, легко и просто. А сама, наверное, небось забыла, как жалкая и расстроенная брела по улице, когда чуть не угодила под автомобиль с Гиром внутри! Хорошо рассуждать и учить жизни, когда ненаглядный сам сваливается с неба, делает предложение руки и сердца и подходит тебе на все сто. Может быть, я слишком критично подхожу к выбору спутника жизни и мои требования чересчур завышены, подумала я.
Но эта игра, по правде говоря, начинала мне по-настоящему нравиться. Отражение в зеркале возбуждало и будоражило кровь. Течение моей реки, обычно размеренное и неторопливое, всколыхнулось и забурлило, заиграло в водовороте. Вот где настоящий маскарад! Я жаждала перемен, событий, страданий, любви, ненависти!.. Когда же еще, если не теперь?..
…Только вечером, уже лежа в кровати и оставшись наедине сама с собой, я смогла вспомнить, как же выглядел Степан. Что-то в нем неуловимо поменялось, стало иным. Нет, стать и осанка были те же, и взгляд светло-голубых глаз внушал трепет и будоражил воспоминания. Но что-то изменилось, и я не могла понять, что именно. Может, он постарел? Может, ожидание мечты не может сравниться с ее исполнением? А может, изменилась я?..
Каждый день он выбирал время, приезжал в агентство и делал попытки вызвать меня на разговор, но я принимала надменный неприступный вид и ускользала. Полозов мог, конечно, просто пригласить в свой кабинет и пригрозить увольнением – я была к этому готова. Но Степан казался натурой тонкой и, сколько я его помнила, деликатной, и напролом не шел. Я рисковала – но решила играть роль стервы до конца. Я не дерзила исполнительному директору, я просто обращалась к нему убийственно вежливо и холодно. И по тому, какие взгляды кидал в мою сторону Степан – обожание, смешанное с ненавистью, – мне казалось, что Степан принял условия игры и занял свое место на сцене.
Через неделю Полозов опять уехал, так и не выяснив отношений, а я осталась – ждать его возвращения, чтобы продолжить игру и на рабочем месте штурмовать вершины нелегкой секретарской карьеры.
ПРОВЕРКА НА ДОРОГАХ
…Спустя несколько дней за пять минут до окончания рабочего дня в мой кабинет ворвался Наум Иванович, финансовый директор отделения «Айс-Парадайс»:
– Мария Николаевна! Горю! Важные бумаги! – он потряс у меня перед носом папкой фиолетового цвета. – Надо срочно отправлять документацию в Москву. Они ждут! – лицо у Обрезкина от напряжения начало приобретать цвет папки.
– Вы хотите, чтобы я помогла вам отправить факс?
Я глянула на часы: придется задержаться на работе лишних минут пятнадцать, а мне сегодня в Финэк. Придется опоздать… Тем временем Обрезкин пел тоненьким голоском:
– Ну что вы, милочка, и тени мысли нет у старика – вас задерживать. Факс я и сам могу отправить. Мне только печать бы поставить, понимаете? Две минутки – и все. Я же знаю, что вы тоже устали, хотите домой. Я же понимаю! – Обрезкин прижимал к груди папку, будто любимое дитя.
Он нервно переступал с ноги на ногу, и я представила, что сейчас лысина этого «синьора Помидора» покроется капельками пота, как это бывает у тех, у кого имеются избыточный вес, гипертония и одышка.
Печать, святая святых компании, покоившаяся на ворсистом коврике, пропитанном фиолетовыми чернилами, находилась в кабинете Полозова, в сейфе, ключ от которого был мне доверен. Я уже привстала с места, как Наум, выгнув спину и напустив льстивую улыбку, протянул руку:
– Давайте мне ключ, я все сделаю сам. А пока – собирайтесь, заканчивайте дела, – он заговорщицки подмигнул: – Не беспокойтесь, Обрезкин – старый бюрократ, Обрезкин – справится…
Меня будто током дернуло – я словно увидела перед собой толстого хитрого пожилого кота Базилио, пытающегося выманить у наивного Буратино заветные монетки. «Крэкс, пэкс, фэкс»…
…Перед отъездом Полозов самолично зашел ко мне в кабинет и оставил связку ключей от сейфа с печатью фирмы, дав совершенно недвусмысленное указание никому их не давать.
– Оставляю вас, Мария Николаевна, за старшую, – сказал он и посмотрел так, что у меня сладко заныло где-то в области живота…
– Извините меня, Наум Иванович, но в отсутствие Степана Борисовича я не имею права никого пускать в его кабинет и тем более разрешать пользоваться печатью фирмы. Насчет вас мне не было оставлено никаких распоряжений. Так что, если дело действительно срочное, попробуйте позвонить Полозову на мобильный. Пока не поступят его личные указания, ничем не могу вам помочь, – сказала я твердо.
Реакция Обрезкина была серьезной, даже агрессивной:
– Вы думаете, мы тут с вами в игрушки играем? Куколка моя ненаглядная, вас угораздило попасть на работу в серьезную фирму, которая занимается серьезными делами. Мне недосуг объяснять вам сейчас ту степень ответственности, которую возлагает на вас новая должность, но ваше упрямство может очень дорого стоить компании, – чеканил слова Обрезкин, краснея еще больше. – И вам лично. Вы даже не представляете, о каких важных вещах идет сейчас речь. Девочка моя, я здесь работаю с момента основания и, уж наверное, лучше вас знаю, что можно, а что нельзя. Так что оставьте свое упрямство для кого-нибудь другого, а здесь вы на работе… Я жду…
Признаться, его нотация произвела на меня впечатление. Минуту назад я чувствовала себя едва ли не вторым человеком после босса. Степан оставил меня «за старшую», так именно и сказал. Я вспоминала его страстный взгляд – а вдруг он просто пошутил? Кто я такая на самом-то деле? Без году неделя принятая на работу с улицы недоучившаяся студентка. Меня уволят, возьмут другую – никто и не заметит. И что я в самом деле смыслю в большом бизнесе, в крупных финансовых делах, которыми занимается контора? Ровным счетом ничего! Может послушаться и выполнить то, о чем он меня просит? Обрезкин – опытный старейший работник, занимающий важный пост. Наум ждал.
Но вопреки всем логическим доводам я решила: нет, и это было не только упрямство. Мой внутренний голос, моя интуиция подсказывали мне, что ключ нельзя отдавать никому, даже на время.
– Я жду! – нетерпеливо повторил Обрезкин.
Капля пота, наконец, скатилась с лысины по багровой щеке. Я набрала побольше воздуха в легкие и с непроницаемым выражением на лице выдала:
– Я же вам ясно сказала: без личных указаний Полозова кабинет не открою. Если хотите – позвоню ему, – и отважно взяла телефонную трубку.
– Постойте! – Наум схватил меня за руку. – Не надо ему сейчас звонить, он в Москве и скорее всего сильно занят.
– Да? Но он меня предупреждал: если будут проблемы – связываться с ним лично…
Неожиданно финдиректор смягчился:
– Ладно, ваша взяла. Отложим дело на завтра. Я вас понимаю, Мария Николаевна, вы по-своему совершенно правы. Я даже извиняюсь за то, что вам тут сейчас наговорил. Прощаете? – он лукаво подмигнул.
Такая внезапная смена поведения выглядела очень ненатурально. Средних лет лысеющий тип в мрачном черном костюме, серьезный и деловой, вдруг, как мальчишка, начинает подмигивать. Тем не менее предложение загладить конфликт меня только обрадовало.
– Конечно, прощаю. Вы тоже извините, если что не так, – я мило улыбнулась.
– Все так, все так. Считайте, Мария Николаевна, что это была проверка.
– В каком смысле?
Наум наклонился ко мне и заговорил тише, полушепотом:
– Я вас проверял. Дело в том, что у компании существуют на вас кое-какие виды. Барышня вы смышленая, красивая, чего скрывать! Оставалось лишь проверить, насколько вы надежны. Вот Степан Борисович и поручил мне это щекотливое дело…
От такой новости я совсем было растерялась. Не знала, что и думать: верить или нет? Что я им – подопытный кролик, лабораторная мышь, чтобы опыты со мной проводить? Но силком меня сюда тоже никто не тянул, размышляла я, сама влезла, так что придется терпеть. А Полозов-то каким хитрецом оказался!
Обрезкин как будто угадал мои мысли.
– Знаете, у меня к вам личная просьба. Вы, конечно, после можете спросить у Степана Борисовича, зачем все эти проверки. Хотя заранее вам скажу, он в ответ как-нибудь отшутится, и только. Лично я категорически против устройства подобного рода вещей. Но приказ есть приказ. Вы сами видели, как старый дурак волновался. Потому что лично мне вы более, более чем симпатичны. Может, поэтому я немного перегнул палку и срочным образом спешу перед вами извиниться. Как на духу: совершенно не хотел вас обидеть. Вы мне очень нравитесь, Мария, – финдиректор подпускал в свою козлиную песнь этакую свойскую интимность.
– Николаевна.
– Ну конечно, Мария Николаевна, раз вы настаиваете. Может быть, вы согласитесь сегодня со мной отужинать? Я знаю один неплохой ресторан, там недурно готовят.
– С вами? – Я не смогла скрыть своего изумления: праведник Обрезкин, никогда, если верить здешним слухам, даже не смотревший в сторону симпатичных девушек, вдруг приглашает меня в ресторан. Может, у него нежданно-негаданно настал период второй молодости? Классическая «седина в бороду, бес в ребро»?
– Вы так удивлены? Ах да, понимаю! Финансовый директор не слишком молод, отнюдь не строен, мое общество, наверное, не очень для вас приятно. Так сказать, красавица и чудовище. Но я ведь, честное слово, не зову вас куда-нибудь в номера или в баню…
Ну что ж, и на этом спасибо.
– Да что вы, дело совсем не в этом, – осторожно начала я. – Просто я…
– Очень хорошо! Жду вас на выходе через десять минут, – и, не дав мне времени опомниться, он выскочил из кабинета.
На пороге тут же появилась Лена Сушкина, помощница директора по внешним связям, стервозная особа лет тридцати. Неужели подслушивала?
– Ты еще здесь? – Сушкина, как всегда, балансировала на неимоверно высоких каблуках, за счет которых пыталась компенсировать свой маленький рост.
– Как видишь, – мирно ответила я.
– Да, то-то я смотрю, ты так засиделась. А навстречу мне сейчас Обрезкин пронесся, весь багровый, как из бани. Кто это, думаю, его в краску вогнал, а?
– А ты бы спросила, может, у него астма? Оказала бы первую помощь, – я достала косметичку и стала поправлять макияж.
– Ладно, мне пора. Завтра расскажу всем великую новость.
– Что за новость?
– Как? Наша мадмуазель Блинчик вознеслась на вершину Олимпа.
Сушкина гадко захихикала, оправила розовый пиджачок и удалилась. Все-таки подслушивала, сколопендра! Я сидела и слушала удаляющийся стук ее каблучков, словно весенний перестук дятла в лесу. Хотя нет, дятел – птица полезная, а эта… Наверное, в любой фирме есть своя Сушкина – любительница придумывать сплетни и плести интриги. Она – как сорняк, растущий посреди цветочной клумбы. Один сорняк удалишь, на его месте тут же вылезет новый. Это неизбежно, и с этим остается только смириться. Как и с тем, что завтра по офису поползут слухи: дескать, Блинчикова разводит шуры-муры с финдиректором. Кто знает, чего она там еще насочиняет…
Настроение было испорчено. Я схватила сумочку, закрыла кабинет и заторопилась по лестнице. Надо завтра сказать Лидии Михайловне, уборщице, чтобы заменила цветы в одной из ваз – совсем засохли. На улице в серой машине неизвестной мне марки терпеливо дожидался Обрезкин. Увидев меня, он выскочил из убежища и затараторил:
– Ну что, Мария Николаевна, вы готовы дарить людям счастье? – он улыбался во весь рот, отчего лицо его приобрело форму, которую многие древние мудрецы сочли бы верхом совершенства – круг.
– Боюсь, что счастливые дары – не моя профессия. Вы так быстро ушли, что недослушали: я тороплюсь в университет.
– Прискорбно, – круг наумовского лица вытянулся в овал. – Но ничего, как говорится, не попишешь. Может, завтра? Только не говорите, что и завтрашний вечер у вас занят.
– Вы угадали, – мне стало вдруг весело.
В конце концов, он меня уволить не может, да я в самом деле занята!
– Что ж, – вздохнул финдиректор. – Вы девушка юная, красивая, а я, увы, уже немолод, – он перевел дух, видимо, давая мне шанс возразить.
Не воспользоваться этим шансом почти наверняка означало нажить себе врага: во взгляде собеседника читалась обида.
– Ну что вы, дело совсем не в этом. Просто я не свободна, к тому же мне нужно в университет, за знаниями.
– Вы разве замужем? – финдиректорский взгляд пылал удивленным недоверием.
– Извините, я спешу, сегодня важная лекция, – не очень ловко уклонилась я от ответа.
– Может быть, вас подвезти? – но особого энтузиазма в его голосе не было.
– Нет, спасибо, мне недалеко. Всего доброго.
– И вам, и вам того же…
Я со вздохом облегчения развернулась и тут же увидела перед собой вездесущую Сушкину. С ехидной ухмылочкой она вышагивала мне навстречу. Не иначе все это время паслась где-то неподалеку.
– Зонтик забыла, – бросила Сушкина на ходу, – а завтра с утра опять дождь обещали. А у вас тут, смотрю, рандеву намечается?
Я промолчала.
– Ладно, ладно, мы – не любопытные, в чужие шашни носа не суем, – злобные подведенные глазки хитро сверкнули.
Я чувствовала себя так, словно меня вымазали грязью с ног до головы. Чтоб у тебя каблук сломался, подумала я с досадой. И тут же услыхала позади себя сдавленный вскрик.
Сушкина сидела на корточках, обхватив руками правую лодыжку. Все-таки есть справедливость на белом свете!
– Ногу подвернула. Мамочка! Больно-то как! – охала Сушкина.
– Подожди, давай помогу, – обхватив ее за талию, я помогла ей встать на ноги.
– Я здесь! – Обрезкин наподобие Бэтмена метнулся на помощь.
Оказывается, он еще не ушел и следил за развитием событий. Сушкина томно стонала и опиралась на плечо финдиректора. Может, он утешится в ее прелестном обществе?
Наум услужливо вызвался отвезти пострадавшую домой, и парочка поковыляла к его машине. На лице директора по внешним связям было выражение плохо скрываемого удовлетворения; зонтик, как и следовало ожидать, был Сушкиной уже не нужен.
СТРАСТИ ПО БЛИНЧИКОВОЙ
Несколько месяцев пролетели как один день. Надвигались конец декабря, Новый год, сессия и новый виток отношений со Степаном.
Примерно раз в неделю я уступала настойчивости Полозова, и мы встречались. Выбор места всегда был за мной, и я пользовалась этим на полную катушку. Полозов безропотно терпел балет в Мариинке, выставки и вернисажи в Манеже и даже походы в Эрмитаж. Ресторанов я старалась избегать – соблазн, конечно, был велик, но я боялась, что Полозов выпьет и станет неукротим, а постель еще не входила в мои планы. Тем более что я не собиралась делить его с кем-либо другим…
Полозов очень долго скрывал от меня наличие любовницы, по словам Полозова, «бывшей». Я давно не была маленькой наивной дурочкой и морально была к этому печальному факту готова, но когда удостоверилась, все равно расстроилась. Любовницу звали Инесса, а занималась она в офисе – кроме как исполнительным директором – юридическими вопросами.
Степан уверял, что давно не спит с Инессой и она просто ценный толковый работник холдинга, но я сомневалась в этом. Времени с ней он проводил предостаточно: почти каждый раз, когда Степан бывал в офисе, они уединялись в его кабинете, да и вечерами, по словам верного Муханова, часто куда-то уезжали. Видеть ее не доставляло мне никакого удовольствия, и я избегала общения с ней, то же самое можно было сказать об Инессе. Надо отдать ей должное – она отличалась умом и сообразительностью и никогда не нападала на меня, во всяком случае пока.
Также где-то существовала законная супруга, холеная неприступная дама, которую я имела честь видеть тогда на фуршете. Здесь начиналось самое интересное – в последнее время Полозов все чаще и чаще говорил о том, что скоро разведется и поступит «в мое полное распоряжение».
Я предоставила событиям развиваться своим ходом и ждала. Степан смотрел на меня с обожанием и выполнял практически любые желания. Подарков его – боже, чего мне это стоило! – я не принимала, отвергая их с гордым видом, и это заводило его еще больше.
Перед Новым годом, как и всегда, повсюду царила предпраздничная сумасшедшая суета. Был последний рабочий день. Увешанный разноцветными гирляндами, дедами-морозами и всякой новогодней чепухой, офис походил на веселый игрушечный магазин. Никто давно не работал – все готовились к грандиозному застолью.
Степан сидел на краю моего стола и, игриво покачивая ногой, уговаривал остаться на праздник.
– Мэри, я очень прошу – останься, это будет твой первый Новый год в фирме, а потом мы куда-нибудь уединимся и поговорим… – в хрипловатом голосе явственно зазвучали интимные нотки, светлые глаза медленно прикрывались.
О, я слишком хорошо знала этот голос и этот взгляд! Но пока он не разделается с женой и мымрой, я буду стоять на своем и не сдам позиций.
– Степан Борисович, вы же в курсе, в университете зачет и мне нужно будет уйти, – пропела я, перебирая и сортируя папки.
– Но послушай! – Степан наклонился через груду бумаг и попытался обнять меня.
Целая стопка документов поехала и рухнула на пол, один из телефонов стоял на самом краешке и вот-вот собирался сделать то же самое. Со стороны мы смотрелись, наверно, забавно: исполнительный директор почти лежит на столе, а его секретарша вяло сопротивляется, отмахиваясь договорами и факсами.
Дверь распахнулась.
– Всем привет! – как обычно внезапно, в комнату ворвалась Инесса.
Одета она была – тоже, впрочем, как обычно, от кутюр, то есть умопомрачительно и очень похоже на наряд Мэри Поппинс: ярко-синее платье и ослепительно белый воротничок. Помнится, она еще пела: «Ах, какое блаженство знать, что я – совершенство, знать, что я – идеал…» Полозов, закусив губу с досады, поправлял галстук.
Сейчас начнется! Молниеносно оценив рекогносцировку, Инесса ринулась в бой.
– Дорогой, – подлетела, и обняла, и поцеловала, и воротничок поправила.
Я даже позавидовала такой энергии и упорству. Видит же, как Полозов на меня смотрит, а до последнего борется! Ну да ладно, пусть голубки воркуют, а мне надо работать. Собрав с пола рассыпавшиеся документы и приняв независимый вид, я уселась на место и продолжила разбирать завал из бумаг. Это – в отдел коммерческой недвижимости. Эту папку от Наума – в загородную. А это почему у меня валяется, давно должно быть в отделе аренды! Да, Мэри, бить тебя некому, совсем обленилась. Не обращая ни на кого внимания, я взяла трубку местного аппарата.
– Алло, аренда? Виталик? Пошли ко мне, пожалуйста, кого-нибудь договора забрать… Спасибо.
– А еще, милый, я хотела тебе сказать, что все утро не могла найти твои перчатки, ну помнишь, те, замшевые, мы их покупали в Париже… – Инессу нисколечко не смущало, что Степан раздраженно отстранял ее рукой и смотрел в мою сторону.
– Здравствуйте, компания «Айс-Парадайс», – надо же, еще остались работающие люди! Никогда прежде телефонный звонок так не радовал меня. – Подождите, пожалуйста, я попытаюсь…
– Но твоя мама всегда говорила, что синий цвет… – трескотня не умолкала ни на секунду, Инна висла на Степане.
Обрезкин хотел было зайти, уже просунулся, но замер на полдороге и быстро закрыл за собой дверь.
– Но мы должны непременно поехать к Всеволоду Анатольевичу, иначе…
Вся сцена напоминала плохой водевиль. Инесса не замолкала ни на секунду. Степан отвечал ей невпопад, но смотрел при этом на меня. А я наконец оторвалась от бумаг, посмотрела на Степана и – ничего не почувствовала. Нет, не так. Я чувствовала торжество. Не волнение, не восторг, не желание, а – мрачное удовлетворение. Раньше я думала, что только в кино и книгах бывает, что месть совершается и справедливость торжествует. И еще какая-то маленькая, едва ощутимая мыслишка болталась глубоко-глубоко внутри, никак не позволяя себя обнаружить.
Я взглянула на часы. Ух ты, начало шестого, надо собираться. В университет пора – сегодня, между прочим, зачет по «Международным экономическим отношениям», а я почти не повторяла лекции! Препон, конечно, симпатяга, мучить не будет, но совсем неподготовленной идти сдавать – неудобно!
Полозов заметался, но Инесса вцепилась в него крепко. Как обезьяна на пальме, подумала я. Но – довольно красивая, прямо-таки «совершенная» обезьяна.
Мурлыча под нос песенку Анны Герман про то, как «красивая и смелая дорогу перешла», я быстро раскидала оставшиеся документы по ящикам и папкам. Завала больше не существовало, и я победно улыбнулась. Голубки о чем-то заспорили, но я не хотела вникать в их разборки.
– …но, Степушка, это потрясающее место, от него просто глупо отказываться, – втирала Инесса.
– Мы обсудим это после!..
Так, из аренды так никто и не пришел. Ну еще бы, они, скорее всего, уже шампанское открывают. Им же хуже, мое дело – предупредить. Я положила яркую желтенькую папочку на край стола, подхватила сумочку и не спеша, с достоинством направилась к выходу. Уйду по-английски – не прощаясь.
– Мэри, подожди!
Степан бежал за мной, перемахивая за раз через несколько ступенек. Какой он все-таки спортивный и сексуальный, мелькнуло в голове. Я пролетела мимо огромной нарядной елки в холле – наверно, все напьются и будут водить вокруг хороводы – и рванулась на воздух.
На улице мороз набросился с какой-то прямо неприличной силой, а я как назло забыла дома шапку. Почему я не родилась в Италии, где круглый год цветут оливы? Ненавижу холод! Можно обмотаться шарфом, но так я буду похожа на пленного фрица… А, наплевать, здоровье дороже! Пусть думает что хочет.
– Степан Борисович, я опаздываю, – господи, как холодно!
– Мэри, послушай… С Инессой меня связывают чисто деловые отношения, и я не могу уволить ее, – говорил Полозов.
Я наблюдала за его лицом. У Сашки на морозе нос мгновенно краснел, а Степану, похоже, ничуть не было холодно. Оно и неудивительно, господин Полозов у нас не просто «стар», он – «суперстар»! Как же прекрасно быть молодой и красивой и знать, что от твоего слова зависит чье-то счастье! Это уже Тургенев какой-то пошел, одернула я себя.
Но несмотря на замерзшие ноги и руки – почему я не послушалась маму и не взяла теплые меховые варежки? – я наслаждалась моментом. Этот красавец-мужчина, состоявшийся и успешный бизнесмен, о котором было пролито столько девичьих сладких слез, стоял чуть ли не по стойке смирно и с немой страстью смотрел мне в глаза.
Раздался скрип тормозов, и темная спортивная иномарка лихо затормозила у дверей. Лицо Степана перекосила болезненная гримаса.
– Здравствуй, дорогой! – выпроставшись из авто, к нам подходил крайне неприятный тип.
Свет от фонаря упал на него и осветил угрюмую нагловатую физиономию с черной повязкой на глазу. В отличие от потешного заведующего шахматной секцией в Васюках, от типа веяло нем-то мрачным и подозрительным. Неужели он прибыл на праздник?
На меня он не обратил ни малейшего внимания. Ну и хам!
– Поднимайся, я сейчас, – раздраженно кивнул ему Полозов, и одноглазый скользнул внутрь.
– Мэри, я бы хотел отметить вместе Новый год, но я догадываюсь, ты не согласишься, – осторожно начал Степан.
– Абсолютно правильно догадываетесь!
– Хорошо, ну хотя бы в Рождество мы можем встретиться? Мне так много надо тебе сказать… – тон Степана был умоляющим.
– Вы заболеете, у вас ботиночки на тонкой подошве! – я засмеялась, чмокнула вконец растерявшегося Полозова в щечку и побежала к метро, крикнув уже на ходу: – Позвоните мне!
