Текст книги "Не было бы счастья"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Нашла минуту позвонить и Наталье. Коротко рассказала ей о последних событиях, велела передать Люське, что синяк под глазок Володьке поставил тот самый убийца, и поделилась идеей, которая пришла ей в голову вчера. В смысле, пусть Люська представит, что это ее неверный муж лежит сейчас в реанимации между жизнью и смертью…
– Что, со Славой так плохо! – встревожилась Наташа.
– Да нет, его уже в общую палату перевели, не завтра, так послезавтра выпишут. Это я к тому, что пусть Люська себе представит чего пострашнее… Знаешь, как его без сознания увидела, до меня сразу все дошло.
– А что, ты раньше в своих чувствах сомневалась? Впрочем, ты права, это может сработать.
Потом начали подтягиваться ученики. С двумя группами по четыре человека пришлось провести занятия, этих надо было доводить до экзаменов самой. Составив для них новое расписание и выпроводив, Лариса быстро покидала в сумку необходимые вещи и поехала в больницу.
Ярослав капризничал. Он не хотел есть жидкий больничный супчик в обед и пшенную кашу-размазню в ужин. Матрац был весь в комках. Соседи храпели, когда спали, и разговаривали, когда бодрствовали. Солнце слишком ярко светило в окно, а нянечка целый день шмурыгала своей тряпкой под кроватями. И больничный туалет ему тоже не понравился.
Естественно, персонал он своими жалобами не раздражал, приберег для близких людей. Выложив все претензии Ларисе и отцу, заключил обиженно:
– Я домой хочу, а они не пускают. Завтра какое-то светило меня посмотрит, тогда только. А чего меня смотреть, хотите я сейчас рукой помашу?
– Я тебе помашу! – нахмурился Герман Александрович. – Как дите несмышленое. И каждый раз такая история! – повернулся он к Ларисе. – Если попадет ненароком в больницу то нудит и нудит, пока его не вышвырнут!
– А если мне здесь не нравится?
Одним словом, время, отведенное для посещений они провели, полноценно общаясь. В процессе этого общения Ярослав отказался от принесенных отцом пельменей, заявив что у него начисто отсутствует аппетит, снизошел до того, чтобы попробовать томатный сок, купленный по дороге Ларисой, и категорически запретил приносить ему что-нибудь из еды или вещей завтра утром, поскольку твердо решил что завтра ему пора выписываться.
А когда вышли из больницы, Герман Александрович без долгих разговоров отобрал у Ларисы сумку, взял ее за руку и повел за собой.
– Я, собственно, и сама собиралась к вам, даже вещи взяла с собой, – почему-то стала оправдываться она. – По крайней мере пока Ярослав не поправится, так будет всем удобнее.
– Вот и правильно, – невозмутимо согласился Герман Александрович. Но руку все равно не выпустил.
На следующий день Ярослава действительно выписали. Обещанное светило – высокий худой врач, чем-то очень раздраженный, тщательно осмотрев его, подтвердил, что никаких серьезных повреждений нет и долечиваться можно амбулаторно. Попробовали даже дать ему направление в поликлинику по месту жительства. Ярослав, который на все был согласен, лишь бы убраться побыстрее, не спорил, но тут начал возражать Герман Александрович. После его короткой и деловой беседы с заведующим отделением пациенту было предложено приходить на перевязки в больницу.
Оформление разных больничных бумаг заняло некоторое время, и дома они были только около часа дня. Ярослав первым делом полез под душ, «смыть с себя дезинфецию» как он выразился. Герман Александрович встревоженной наседкой топтался под дверью:
– Славик, ты по частям мойся, лейкопластырь не мочи, отклеется же все…
– Я аккуратно, – отзывался тот.
Лариса в это время, с целью поддержания сил в ослабленном организме Ярослава, торопливо крошила на кухне витаминизированный салат из бешено дорогих еще помидоров и огурцов. Борщ, который он предпочитал всем остальным первым блюдам, был сварен еще вчера вечером.
Обед прошел самым наилучшим образом. Изголодавшейся Ярослав, к которому в родных стенах вернулся аппетит, уплетал все, что ему подавали, и просил добавки. Лариса и Герман Александрович с умилением следили за ним, забывая о своих тарелках. Наконец Ярослав сыто вздохнул и, полуприкрыв глаза, мечтательно заявил:
– А теперь пойду полежу…
– Тебе сейчас вздремнуть полезно было бы, – тут же уточнил отец.
Мужчины встали и, сердечно поблагодарив Ларису за вкусный обед (Ярослав поцеловал ее в щечку, а Герман Александрович в другую), удалились, оставив ее убирать со стола и мыть посуду. Что она и проделала с потрясающей скоростью, каждую минуту поглядывая на часы. До начала занятий с учениками оставалось не больше сорока минут, а ей еще надо было добраться до своей квартиры.
Ярослав действительно задремал, и Лариса, на цыпочках пройдя по комнате, чтобы взять сумочку, поманила за собой Германа Александровича, устроившегося с книгой в кресле, стоящем в комнате сына.
– Я сейчас на занятия, – негромко объяснила она, – но часам к шести вернусь. Хлеба я куплю, а что-нибудь еще нужно?
– Сметаны возьми. И не задерживайся, хорошо?
– Хорошо, – кивнула она и выскочила за дверь.
Когда Ярослав проснулся, Герман Александрович все еще сидел в кресле и читал. Впрочем, заметив, что сын открыл глаза, он тут же отложил книгу.
– Ну как ты?
– Да ничего. – Ярослав попробовал легонько пошевелить плечом. – Болит, конечно, но вполне терпимо. А Лариса где?
– На занятия побежала, к шести обещала вернуться…
Ярослав тут же посмотрел на большие круглые часы, висящие на стене, и, слегка приподнявшись, поправил подушку.
– Значит, говоришь, она здесь ночевала? – Он с удовольствием обвел взглядом комнату.
Следы пребывания Ларисы заметить было несложно. Небрежно брошенный на спинку кресла халатик, у стены, за дверью, большая сумка, а на столе толстая книжка на английском, та самая, которую она читала последнее время.
– Я рад, что ты с ней подружился.
– А уж я-то как рад, – проворчал Герман Александрович. – Знаешь, Славик, она так за тебя переживала. И вообще, если тебя интересует мое мнение, Ларочка очень славная.
– Интересует, – улыбнулся Ярослав. – Но я и так понял, что ты считаешь ее славной. Ты заметил, что говоришь ей «ты»?
– Серьезно? Нет, не заметил. Вроде бы сначала мы были на вы… даже не заметил, как это получилось. Но она, кажется, не против? И ты тоже?
– Разумеется. Честно, папа, я просто счастлив, что самые близкие мне люди… в общем, ты понимаешь.
Герман Александрович кивнул. С минуту оба молчали, потом снова заговорил Ярослав:
– Папа, а ты не знаешь, там салата не осталось? А то есть что-то хочется.
Лариса вернулась ровно в шесть. Метнулась было сразу на кухню, но оказалось, что торопиться ни к чему – Герман Александрович уже пожарил картошку. Впрочем, Ярослав ее с кухни не выпустил:
– Мой руки, и садимся за стол. Еле дождались тебя, есть охота…
– Это что-то жуткое, Ларочка, – комично пожаловался Герман Александрович. – Он все время просит есть!
– Значит, выздоравливаю, – авторитетно заявил Ярослав, наполняя свою тарелку. – Л калории необходимы организму для восстановления.
– Положите и мне калорий, – попросила Лариса. – Кажется, мой организм тоже хочет немного восстановиться.
– Да сколько угодно, Ларочка!
– Ага, – с набитым ртом проворчал Ярослав, – как ей, так сколько угодно, а родного сына каждым куском попрекаешь. Неравнодушен ты к хорошеньким женщинам, папа, вот что я скажу!
– Естественно, – невозмутимо согласился Герман Александрович и подмигнул поперхнувшейся от смеха Ларисе.
Чай, свой фирменный, тоже заваривал и подавал Герман Александрович, но «спасибо» за ужин мужчины снова оба сказали Ларисе. Может быть, для того, чтобы с чистой совестью смыться с кухни, оставив ее наводить порядок.
Когда, управившись, Лариса присоединилась к ним, уже был включен телевизор, шли вечерние новости на втором канале. Тихие радости обыкновенного семейного вечера. Она хотела пройти в комнату, где провела последние две ночи, – собрать вещички, но Ярослав поймал ее за рукав, усадил на диван рядом с собой, положил здоровую руку на плечи, не то обнимая, не то придерживая. Лариса не стала вырываться. Это было так прекрасно, расслабиться на полчасика, чувствуя его так близко, совсем рядом с собой. После российских посмотрели губернские новости, ничего интересного, слава Богу, не было – ни взрывов, ни убийств, даже пароход с самолетом нигде не столкнулись. Сумерки за окном сгустились, еще немного – и станет совсем темно. Лариса пошевелилась, попыталась встать:
– Ладно, мне уже пора, а то совсем…
– Куда? – Рука Ярослава надавила ей на плечи, не давая подняться.
– Мне домой надо…
– Ага, помню, попугая кормить, – кивнул Ярослав. – Жаль птичку, но ничего не выйдет, я тебя не пущу.
– Слава, но это же неудобно, – зашептала она, покосившись на Германа Александровича, который решительно отвернулся от них и теперь внимательно вглядывался в экран, где как раз начался блок рекламы. Очередная девица элегантно демонстрировала подмышки, убеждая человечество в преимуществах употребленного ею дезодоранта.
– Ничего неудобного. – Он даже не подумал понизить голос. – И вообще, я уже привык к мысли, что ты остаешься.
– А ты отвыкни. Мне ведь теперь даже спать негде будет. – Лариса почувствовала, что начинает неудержимо краснеть.
– К сведению некоторых, мой диван прекрасно раскладывается. Даже с учетом твоей привычки разворачиваться во сне поперек постели, места нам обоим хватит.
– О чем ты говоришь! – Она вспыхнула так, что чуть слезы из глаз не брызнули.
Ярослав завороженно смотрел на нее.
– Лариска, теперь я знаю, почему я в тебя влюбился! В жизни не видел женщины, которая так краснеет!
– Слава, как ты можешь так, при отце… – совсем жалобно пискнула она.
– Я ничего не слышу, – проинформировал Герман Александрович, упорно не сводящий взгляда с экрана. Девицу сменили резвящиеся младенцы с самыми сухими и чистыми попками в мире. – Но если мое мнение тоже считается, то я голосую «за»! Славику необходимы сейчас уход и забота. Женская рука, понимаете, Ларочка?
– То есть я должна остаться здесь в качестве сиделки?
– Если тебе так проще, – развеселился Ярослав, поняв, что она готова сдаться. – И почему тебе всегда нужны строгие определения и четкие формулировки? Как тебя вообще занесло в гуманитарии с таким математическим складом ума?
– Прекрати издеваться, а то точно останешься без сиделки!
– Молчу! – Он прижал ее к себе.
Лариса тихонько вздохнула. Приличия, конечно… но если быть честной, то меньше всего ей сейчас хотелось уходить, да и не только сейчас. Ей хотелось остаться в этом доме и с этим мужчиной насовсем.
* * *
Насовсем или нет, но по крайней мере временно вопрос был решен. Лариса осталась. На следующий день она вышла на работу – проводила уроки в колледже, занималась с учениками у себя дома, но вечером неизменно возвращалась в квартиру Козыревых, постепенно обживая ее. Все больше ее вещей появлялось во всех комнатах, и Ярослав просто млел от счастья, глядя на высовывающиеся из-под дивана тапочки, на косметичку, брошенную на подоконнике, на вешалки с платьями, все более теснившие его одежду в шкафу.
На кухне, кроме фартука с оборочками, появилась масса каких-то приспособлений для мытья посуды – всякие губки, щеточки, специальные гели и чистящие порошки. Герман Александрович, обходившийся до сих пор обыкновенной тряпочкой и мылом, удивленно приподнимал брови, но не спорил. Он мудро решил, что раз она все это приволокла, значит, она и собирается пользоваться этими чудесами науки в дальнейшем, и больше к раковине не подходил.
На тумбочке под зеркалом в коридоре лежал целый набор массажных щеток и выстроилось полдюжины тюбиков помады. В ванной, в стаканчике, стояла третья зубная щетка, особенно почему-то умилявшая Ярослава, а на полочке в отдельной мыльнице лежало какое-то особенное мыло для лица, которое Лариса категорически запретила трогать. Естественно, Ярослав однажды намылился им, но ничего особенного не заметил – мыло как мыло. Душистое. Кроме того, еще куча всякого рода флаконов – пенки, кремы, шампуни…
– Сложное это дело – быть женщиной, – так выразил произведенное на него всем этим изобилием впечатление Герман Александрович. – Нам, мужикам, проще – побрился, причесался и – Вася!
Кроме того, Лариса по вечерам вязала. Ярослав, конечно, видел, что у нее в доме полно очень удобных, разных размеров и формы, подушечек в красивых вязаных наволочках, но никогда не задумывался о том, откуда они взялись. Как и о том, откуда на кухонных табуретках плотные, тоже вязаные, покрытия. Про подушечки Лариса не заговаривала, но вот холодные и жесткие табуреты раскритиковала и, притащив из дома целую корзинку с разными спицами-крючками и мотками разноцветной пряжи, усердно занялась плетением пестрых ковриков. На первый она потратила всего два вечера, потом, обеспечив себя удобным сиденьем, бралась за вязание, только когда смотрела телевизор.
Плечо у Ярослава заживало, по выражению врача, делавшего перевязки, как по учебнику. Он уже выходил из дома не только на перевязки – съездил пару раз в милицию, поговорил с Одиноковым.
– Ищем, – печально говорил Виктор Васильевич, – но вы же понимаете…
Ярослав, разумеется, понимал. Тем не менее мысль о том, что Карманов может по-прежнему бродить вокруг с пистолетом, несколько нервировала. Впрочем, день шел за днем, ничего не происходило, и тревога постепенно стихала, отступая перед ежедневными житейскими делами. Начиналось лето – пора строительства, и пошла новая волна заказчиков. Не слишком обращая внимание на недовольное ворчание отца, он постепенно приступил к работе. Очень постепенно, потому что постоянно отвлекали посетители – друзья и знакомые, до которых доходили самые невероятные слухи о его ранении.
Один старый приятель приехал «попрощаться с умирающим», поскольку ему стало известно, что Ярослава изрешетили автоматной очередью во время мафиозной разборки. Другому было точно известно, что Ярослава взорвали в машине и врачам пришлось ампутировать правую ногу по самое колено. Предложение сходить на стоянку и убедиться самому, что целехонькая «ауди» стоит на месте, а также предъявленные в полном ассортименте ноги, как левая, так и предположительно отсутствующая правая, посетителя ни в чем не убедили. Ногу он обозвал протезом и предложил Ярославу станцевать. Герман Александрович не выдержал этой бредовой сцены, вышел из своей комнаты, наорал на придурка и выгнал его.
Позвонила Оля. Разговор с ней был коротким и изысканно вежливым. Заверив, что ничего страшного с ним не произошло, следовательно, в помощи он не нуждается и проигнорировав намек на то, что она не против вернуть ему ключи, которые он забыл у нее дома в последний спой визит, Ярослав распрощался и с облегчением повесил трубку.
Не утруждая себя предварительными звонками, забежала Диана, очень милая, хотя и несколько излишне говорливая женщина. С ней Ярослав мирно расстался пару лет назад, сохранив самые приятные воспоминания о их не слишком длинном и утомительном, в самый раз, романе. Она с порога начала кричать про Чечню и про то, какой это идиотизм, имея такую хлебную профессию, вербоваться ради денег в контрактники и ехать в «горячие точки». Снова на помощь X пришел отец, и вдвоем они кое-как убедили ее, что ни в какую Чечню Ярослав не ездил, в контрактники не вербовался, а пулю словил на центральной улице родного города. Во избежание дальнейшего потока сплетен Диане твердо заявили, что стрельба была случайная и ни Ярослав, ни милиция в сознательном на него покушении никого не подозревают. Это было уже не так интересно, и она быстро успокоилась. Хотела было по старой дружбе предложить свою помощь в уходе за больным, но, наметанным глазом определив несомненное присутствие в квартире женщины, очень громко и очень многословно одобрила это, потом расцеловала отца и сына в обе щеки, перемазав ярко-алой помадой, и упорхнула.
Когда дверь за ней захлопнулась, Ярослав и Герман Александрович, молча переглянувшись, дружно отправились умываться. Объясняться с Ларисой ни тому, ни другому не хотелось. Она, правда, ни разу не демонстрировала чего-либо, похожего на ревность, но ведь Ярослав до сих пор и повода не подавал. С другой стороны, к безграничному его изумлению, выяснилось, что сам он способен мучиться от ревности без всякого явного повода.
Георгий тоже завалился без звонка с огромным букетом белых роз и двумя небольшими, но плотно набитыми пластиковыми пакетами.
– Ну вы, ребята, умеете развлекаться, ничего не скажешь! – весело говорил Георгий, уверенно направляясь на кухню. – Сам погулять люблю, но до стрельбы ни разу еще не доходило. – Он плюхнул пакеты на стол и выразительно махнул букетом: – А где Ларочка?
– На работе, – сдержанно ответил Ярослав, принимая цветы. Он уже видел подобный букет, причем не где-нибудь, а дома у Ларисы. Уверенности, конечно, не было, но на нервы действовало.
– Ты ей позволяешь? – искренне удивился Георгий. – Не понимаю. Заполучил такую женщину и разрешаешь ей работать?
Он вытащил из одного пакета бутылку шампанского две пол-литровые бутылки водки «Финляндия», двухлитровку «Пепси-лайт» и большую коробку конфет.
– Если ей нравится, – пожал плечами Ярослав.
– Не знаю, не знаю, по-моему, баловство это. – Георгий отодвинул конфеты на край стола и вытряхнул из второго пакета два куска окорока в вакуумной упаковке, коробку треугольных плавленых сырков «Виола», банку оливок, полпалки копченой колбасы, банку корнишонов и пластиковую коробочку паштета. Герман Александрович, глядя на заваленный продуктами стол, машинально прижал ладонь к животу в области печени. – Сидела бы дома, сейчас бы быстренько нам все приготовила, атак придется самим. Когда она возвращается?
– Через час должна быть.
– Ну, тогда ждать не будем, – решил Георгий, – начнем без нее. А то знаю я, где час, там и два, слюной изойдем за это время.
Надо было бы сразу его выгнать, но как-то неудобно, человек от чистого сердца пришел проведать. А потом, когда сели за наспех накрытый стол и выпили по первой, совсем неудобно стало. А гость чувствовал себя гораздо свободнее, чем хозяева. Наливал водку, говорил тосты и непрерывно учил Ярослава, как надо вести себя с женщинами вообще и с Ларисой в частности. Кончилось тем, что Ярослав не выдержал и довольно грубо заявил, что он дожил до тридцати двух лет, не получая ценных указаний Георгия в этой важной области, и надеется, с Божьей помощью, и дальше без них обходиться, а что касается конкретно отношений с Ларисой, то это и вовсе не его, Георгия, собачий бизнес. Поэтому не будет ли он любезен на эту тему заткнуться?
Георгий в бутылку лезть не стал, послушно помолчал минуту, выпил еще стопку, зажевал куском колбасы и спросил задумчиво:
– А о чем же тогда разговаривать, если не о бабах?
– О политике? – предложил Герман Александрович.
– Не, о политике с друзьями да под хорошую водку никак нельзя, – не согласился он. – Обязательно поругаемся, гарантирую. Сто раз проверено.
– А если будешь продолжать про Ларису, – сурово нахмурился Ярослав, – то я гарантирую…
– Про погоду можно, – торопливо влез Герман Александрович.
– А чего про нее говорить? – Георгий удивленно уставился на него большими темными глазами. – Хорошая погода, и что?
– Не знаю… англичане же разговаривают все время про погоду, находят, значит, что сказать.
– Так то англичане, – неожиданно загрустил Георгий, – разве их поймешь? Загадочная нация…
Приход Ларисы оживил притихшую компанию. Все бросились ее усаживать, накладывать на тарелку закуски, открыли шампанское и конфеты. Георгий оценивающе оглядел их с Ярославом рядом, кивнул удовлетворенно:
– Хорошо смотритесь, ребята! Ларочка, ты не подумай чего плохого, я за тебя очень рад. И за тебя, Славка, тоже. Молодец, даром время не терял! Эх, что бы мне подсуетиться… а может, еще не поздно?
– Размечтался, – проворчал Ярослав, подтягивая Ларису к себе вместе с табуреткой и положив руку ей на плечи.
Она улыбнулась, легко скользнула по его щеке губами.
После этого Георгий вел себя почти совсем прилично, разговаривал исключительно о машинах (они с Ярославом затеяли обсуждение характеристик автомобилей класса «Мерседес») и только изредка подмигивал Ларисе, на что она, впрочем, не реагировала абсолютно. Тем не менее часа через два его все-таки выставили.
– Несчастный человек, – покачал головой Герман Александрович, – тяжело это, когда дома нет.
– Почему нет? – не поняла Лариса, убирающая в холодильник остатки закусок. – У них квартира, по-моему, трехкомнатная, Валюшка говорила. На троих нормально.
– Я же не о том, Ларочка. Жена, квартира, это само собой… а только разве это дом, если туда возвращаться не хочется?
Ярослава передернуло, и он впервые за весь вечер, да что там, за все время их знакомства, испытал что-то вроде жалости к Георгию – такому большому, красивому и благополучному.
Одним словом, все эти посещения случайных людей были довольно утомительны. Единственный, кому он по-настоящему обрадовался, был Володька. Тем более что тот пришел с хорошей новостью – Люська вернулась.
– Лариса позвонила ей и сказала, что тебя подстрелил тот самый мужик, с которым мы дрались. Она тут же пулей домой! Общупала меня всего, потом по морде надавала и разревелась. «Если ты, – говорит, – гад такой, дашь себя застрелить, я тебе никогда не прощу…» – И снова по морде. Ревет и лупит, а сама приговаривает: «Лишь бы ты жив-здоров был», – немного смущенно рассказывал Володя. И тут же хихикнул: – Правда, когда успокоилась маленько, предупредила, что, если еще хоть одна баба на горизонте нарисуется, она сама меня убьет.
– И что ты? Переждешь и снова за старое? – с любопытством спросил Ярослав.
– С ума сошел? Мне этого приключения на всю жизнь хватило! Так что сейчас ты видишь перед собой абсолютно добропорядочного человека и образцового супруга! По струнке хожу. – Он встал и промаршировал строевым шагом по комнате, изображая, как он теперь ходит. Потом плюхнулся на диван и спросил с интересом: – А у тебя как дела? С Ларисой, я имею в виду?
– Как тебе сказать… Все хорошо, но такое забавное ощущение… Знаешь, некоторые мужчины со штампом в паспорте чувствуют себя тем не менее абсолютно свободными людьми…
– Знаю, – ухмыльнулся Володька, – это мы проходили.
– Ну вот. А у меня все с точностью до наоборот – штампа в паспорте нет, но при этом чувствую себя глубоко женатым человеком.
– Не понимаю я тебя, Славка. Чувствуешь себя женатым, ну и на здоровье, зачем тебе штамп?
– Хочу, Володька! Атавизм, наверное, но знаешь, чтобы полностью на нее лапу наложить – мое! Фактически, юридически, документально, но чтобы перед Богом и людьми, с любой точки зрения Лариса принадлежала только мне. Глупо, да?
– Я как-то сто лет назад книжку читал… – Володя задумчиво почесал нос. – Там один мужик тоже влюблен был в женщину, художницу, кажется. Так он все хотел с ней записаться в мэрии и обвенчаться в трех церквях – католической, православной и лютеранской. Для верности.
– Точно, у меня такое же чувство. Только я о трех церквях даже не мечтаю, мне бы хоть в загс ее затащить… Слушай, Володька, а ты что, выходит, читаешь любовные романы?
– Что я, псих? Так, просматриваю иногда. Когда уснуть не могу, беру книжку с Люськиной тумбочки.
– Да ладно, мне-то что. Ты лучше скажи, получилось у того мужика, как он хотел?
– Ага. Правда, он ее полкнижки уговаривал. Но поскольку она его тоже ужас как любила, то уломал все-таки.
– Если так любила, то почему не соглашалась?
– Там какие-то заморочки были. Не то муж, не то ребенок, я точно не помню.
– Понятно, – вздохнул Ярослав. – Значит, навалиться и уломать?
– Примерно так.
Наваливаться и уламывать дома Ярославу не хотелось: и отца ни к чему делать участником разговора, и вообще… А собственно, почему бы ему не встретить любимую женщину у дверей колледжа, когда она пойдет с работы? Была ведь у них такая хорошая традиция, надо ее возобновить. Что у нее сегодня, консультация или экзамен? Где-то же она оставляла расписание… Ага, вот листочек, на столе. О, вовремя мысль пришла, как раз можно успеть ее перехватить! Он быстро оделся, предупредил отца, что они с Ларисой могут задержаться, и, не слушая его возражений и напоминании что вот, погуляли уже один раз и посмотрите, что из этого вышло, выскочил из дома.
Идея действительно оказалась хорошей. Одно то, как просияло лицо Ларисы, когда она его заметила, вселило в Ярослава уверенность, что сегодня он наконец сумеет надеть ей на палец колечко. Колечко! Где же оно? Вот болван! Собрался, называется, делать девушке предложение, идиот! Коробочка оставалась в кармане пиджака в тот день… В больнице с него пиджак, естественно, сняли… нет, потом при выписке все вернули – и пиджак, и брюки, и разорванною, всю в крови, рубашку… Рубашку он сам засунул в мусорное ведро, а вот куда делся костюм?
– Слава! – Лариса уже подбежала, на секунду прижалась к нему, чмокнула в щеку. – Как ты здорово придумал! – И тут же встревожилась: – Ты не устал? Что-то ты очень бледно выглядишь!
«Хорошо не позеленел, – мелькнула мысль у Ярослава. – Ох, не скоро я смогу позволить себе купить второе такое колечко!»
Он немного вымученно улыбнулся:
– Все в порядке, просто жарко немного. Может, погуляем? А то сто лет уже наедине не были?
Строго говоря, наедине они были в последний раз сегодня ночью, а во дворе колледжа было полно народа, да и улицу за воротами нельзя было назвать особенно пустынной, но Лариса не стала цепляться к мелочам.
– Конечно, погуляем, – радостно согласилась она. – Пойдем на набережную?
На набережной было не протолкнуться. Ярослав с Ларисой шли сквозь стройные ряды молодых мамаш с колясками и веселые компании школьников, обходили обнимающиеся парочки и уступали дорогу чинно прогуливающимся со своими питомцами владельцам собак самых непредсказуемых пород. К парапету было не пробиться – рыбаки занимали каждый свободный сантиметр. Все лавочки – и на солнышке, и в тени – были заняты пенсионерами. Найти свободное место за столиком хотя бы одного из многочисленных уличных кафе было просто нереально.
– Можно подумать, полгорода здесь собралось, – проворчал Ярослав. Толпа мешала сосредоточиться, и он уже начал нервничать. Как можно заводить серьезный разговор, когда вокруг такое мельтешение? – Мороженого хочешь? Его и на ходу можно есть.
– Не-а, – весело тряхнула головой Лариса. У нее-то настроение было прекрасным. – Славик, я тебя люблю!
О! Такой случай упускать нельзя. Руку – на талию, притянуть к себе, нежный взгляд.
– Значит, выйдешь за меня замуж? – И весь напрягся: «Ну скажи «да», скажи «да», пожалуйста!»
– Зачем? – сморщила она носик и прижалась к нему еще крепче. – По-моему, и так все прекрасно.
М-да, не вышло. Но он не даст ей сегодня отделаться пустыми отговорками. В конце концов, пусть объяснит, он имеет право знать, чем так ее не устраивает!
А Лариса продолжала щебетать:
– Ты смотри, на пляже уже есть кто-то! А давай в воскресенье мы тоже…
– Лара! Перестань. – Ярослав остановился. – Эго… это слишком серьезно.
Она замолчала, посмотрела на него уже без улыбки, строго и немного печально.
– Не надо, Слава, я не хочу обсуждать… тебе это будет только неприятно.
– Еще хуже, чем сейчас? – криво усмехнулся он. – Нет уж, давай поговорим.
Он повернулся к стоящей рядом скамейке и замер. Пять сидящих словно в первом ряду партера пенсионерок разного калибра и возраста с интересом смотрели на них и ждали продолжения. Ярослав молча развернулся и быстро пошел вперед, потащив не успевшую сориентироваться Ларису, как буксир.
– Это невозможно, пойдем куда-нибудь…
– Слава! – Она с трудом остановила его. – Хорошо, давай поговорим. Пошли ко мне, там точно никто не помешает.
Всю дорогу до Ларисиного дома они прошли быстро и молча, не глядя друг на друга. Зашли в квартиру. На пороге комнаты Ярослав остановился, огляделся. Ему показалось немного странным, что с тех пор, как он был здесь в последний раз, ничего не изменилось. Хотя, если подумать, а чему меняться?
Лариса уже хлопотала на кухне, ставила на стол чашки, банку растворимого кофе, сахарницу…
– Ты есть не хочешь, я надеюсь? А то у меня, кроме печенья, ничего серьезного нет.
– Не хочу! – Ярослав сел на табурет, поставил локти на стол, сердито уставился на нее. – Перестань мельтешить.
– Сейчас, – спокойно сказала Лариса.
Чайник закипел, и она сыпанула в чашки кофе, в одну положила еще и сахар, залила кипятком. Себе взяла сладкий, вторую чашку поставила перед Ярославом. Села наконец, опустив глаза и тихонько помешивая ложечкой свой кофе.
– Лариса… – Он собирался говорить уверенно и решительно, но голос дрогнул. – Ларочка, я не понимаю. Я люблю тебя, ты любишь меня. Чего же еще? Мы взрослые люди, у нас нет никаких обязательств ни перед кем… Я не понимаю, почему мы не можем пожениться? Мы ведь уже живем как настоящая семья! И с отцом вы ладите… Дело-то за малым, за пустяком, официально оформить наши отношения!
– Как все просто, – очень тихо сказала она.
– Да зачем же усложнять? – Он помолчал несколько секунд, ожидая ответа. – Понятно. Значит, дело во мне. Какие-то скрытые дефекты? Ларочка, тогда скажи мне, может, я сумею исправиться?
– О чем ты, Слава?! Если у кого и есть скрытые дефекты, так это у меня. – Она продолжала следить за медленными движениями своей ложечки. – Ты самый лучший мужчина в мире, о таком муже можно только мечтать!
– Не надо обо мне мечтать, – он осторожно коснулся ее руки, – лучше выходи за меня замуж. Лариска, ты же самая лучшая женщина в мире, мы составим прекрасную пару!
Черт, до чего же ему мешало то, что он не видит ее глаз! Что у нее за манера опускать голову, отворачиваться каждый раз, когда начинается серьезный разговор!
– Слава, дело не в этом. Я просто… не знаю, боюсь наверное.
– Меня? – Во рту появился кислый привкус.
– Не тебя, скорее того, что может произойти. – Она наконец взглянула ему в лицо. – Я объясню, только ты не сердись, пожалуйста, и постарайся не обижаться, хорошо?
– Хорошо. Я не буду сердиться и постараюсь не обижаться.
– Ну вот, ты уже раздражен. Слава, я знаю, тебе не нравится, когда я вспоминаю Сергея, но понимаешь… можно сказать, что это из-за него я не хочу выходить замуж.
Ярослав задохнулся. Вот точно так же он себя чувствовал, когда схлопотал прямой удар в солнечное сплетение.
– Твой муж… – Онемевшие губы шевелились с трудом.
– Бывший муж, – поморщилась Лариса. – Надеюсь, ты не думаешь, что я еще испытываю к нему какие-то чувства?
– Честно говоря, – он осторожно перевел дыхание, – честно говоря, именно это я и подумал.
– Глупости. Дело совсем в другом. Я уже рассказывала, в каком была состоянии после развода… – Лариса на секунду задумалась, потом уточнила: – Вернее сказать, после того, как он меня бросил. Я не просто не была готова к этому, ничего подобного в принципе не могло произойти! Мы ведь были женаты. И тот самый штамп в паспорте был для меня чем-то вроде гарантии – это навсегда. Понимаешь?
