Текст книги "Путь к себе"

Автор книги: Елена Купцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Добрая, блин, спасительница. Откуда ты свалилась? Соскучилась, что ли?

Лика только качнула головой. Слова не шли, застревали в горле. И куда только подевался весь ее праведный гнев?

– А я скучал. Вес позвонить хотел, да не решался. Твоя фотография у меня – вон! – до сих пор висит.

Он дернул подбородком куда-то вбок. На стене над кроватью внесла сильно увеличенная фотография. Лика в потертых джинсах и видавшей виды куртке, наклонившись, разговаривает с чумазой маленькой девочкой лет десяти.

– Это ты тогда снял?

– А когда ж еще? Одна-единственная и есть. Сколько раз ее мои бабы в клочья рвали, а я новые печатал. Хрустальная мечта, а я ее просрал. Да чего теперь… Поздно уже. Или нет?

Его воспаленные глаза с безумной надеждой уставились на нее, на мгновение вспыхнули и потухли.

– Поздно… – Он устало опустил веки и затих.

– Я эту девочку тогда к себе взяла, – тихо сказала Лика. – А ты ее на иглу посадил.

– Ты че несешь? В своем уме? Она ж маленькая.

– Тогда была маленькая, а сейчас ей шестнадцатый год. Ты ее снимал в этом твоем агентстве. Ее Машей зовут.

Виталий покосился на фотографию:

– Так это та самая Машка? Сексапилочка, нимфетка? Чума! Во влип!

– Тыдаже нe представляешь как. Это статья. Растленка несовершеннолетних и приобщение их к наркотикам. – Лика помолчала. – Знаешь, я ехала сюда, думала, убью тебя, по стенке размажу. А сейчас смотрю, и размазыватъ-то нечего. Ты все сделал сам. С собой ты волен поступать как угодно, а других гробить не смей. Имей в виду, если что еще узнаю или с Машей что-то случится, я тебя засажу. Так и знай. И eщe одно. Что это за сказочки про гастроли в Турции? Только мне лапшу на уши не вешай. Я не Маша.

Он молчал» затравленно глядя иа нее. Лика придвинулась ближе.

– Приторговываешь детьми? На жизнь не хватает? На наркоту эту твою?

– Ну, че ты на меня наезжаешь? – жалобно загнусил Виталий – В залете был, себя не помнил, вот и трепанул, чтобы произвести впечатление на девочку.

Лика поняла, что больше она ничего от него не добьется. А может, и правда все чистый блеф, бредни законченного наркомана.

– Все. Я ухожу. Но учти, я тебя предупредила.

Он лежал неподвижно, тупо уставившись в потолок. Лика вышла в коридор. Ульмас отскочил от двери и сделал вид, что ищет что-то на полу.

– Подслушивать нехорошо, или вам не говорили?

Он покраснел и отвернулся.

– Ему в больницу надо, – продолжала Лика. – Совсем плохой стал.

– Да был он уже там, – махнул рукой Ульмас. – Сбежал. Дохлый номер. Насильно не вылечишь.

Это был тот самый редкий вечер, когда они остались с матерью вдвоем. Ни та, ни другая никуда не спешили, никого не ждали, можно было, что называется, распустить волосы и расслабиться.

Анна Владимировна недавно ушла на пенсию к с тех пор пребывала в состоянии радостного изумления от свалившейся из нее свободы. В последние дни дела «Прогресса» шли все хуже. Его то объявляли банкротом и пускали, чуть ли не с молотка, то выволакивали из ямы. Она безумно устала от всей этой чехарды и теперь с удовольствием познавала себя заново. Возобновила захиревшие от нехватки времени старые знакомства, бегала по выставкам и театрам, просто гуляла, наслаждаясь покоем. Она даже как-то помолодела. посвежела, глаза блестели совсем по-юношески.

Сегодня она устроилась за столом в гостиной и, решительно сдвинув брови, сражалась с одним из своих любимых кроссвордов.

– Лика! – крикнула она дочери. – Кто такой обладатель «Оскара» за фильм «Покидая Лас-Вегас», племянник Копполы»? Пять букв.

Лика просунулась в дверь. Она только что вышла из душа и теперь пыталась расчесать гребнем непослушные влажные волосы.

– Какой, ты говоришь, фильм?

– «Покидая Лас-Вегас».

– Николас Кейдж. Он там дивно сыграл алкоголика.

– Надо же, дивно! Как будто не о чем больше снимать. Какой фильм ни возьми, одни алкоголики, проститутки и наркоманы.

– Проститутка там тоже есть.

– Ну, значит, все на месте. Кстати, об алкоголиках. Я сегодня наблюдала потрясающую сцену в метро. Едут два алкаша, лет по сорок, ну совсем испитые рожи. Обтерханные, грязные, несет от них черт-те чем. Однако решают кроссворд, громко так, на весь вагон. Знаешь, большой такой, на всю страницу, клетки с аршин.

– «Мегаполис»? – предположила Лика.

– А ты откуда знаешь?

– Любимая газета миллионов. Полная чернуха.

– Так вот, – продолжала Анна Владимировна. – Оба здорово под мухой. У одного передние зубы через один, видно, потерял в боях. Он и читает с соответствующим прононсом: «Европейская штолииа с левошторонним движением». – «Лондон, трать твою мать». – «Да брось ты, Леха! С чего там быть левошторонниму?» – «Пиши, блин. Гарантирую». – «Ладно. «Самец свиньи, лишенный вожможности любить». Эк загнули!» – «Боров», – робко подсказывает сухонькая старушка с укропом в кошелке. «Не, мать, мимо, – торжественно изрекает Леха. – Евнух». – «Ты чё, ей тыть! Какой же он самец?» – «Самец не самец, а все равно свинья».

Лика смеялась до слез.

– Ох, мама, тебе бы рассказы писать! Выхолит не хуже, чем у Зощенко.

– Или у Венички Ерофеева. Помнишь младшего Митрича, который писал из-за уха?

– Вот-вот, займись на досуге.

– А что, и займусь, если ты мне ничего поинтереснее не предложишь.

– Например?

– Например, внука.

– Ну, это совсем не в твоем стиле. Кроме того, сначала не мешало бы обзавестись мужем, ты не находишь?

– Резонно. Игорь?

Игорь Платонов был главным редактором журнала «Лось», где регулярно печаталась Лика. Он давно ухаживал за ней, они часто появлялись вместе на светских тусовках, и длинные языки уже прочили им скорую свадьбу. Но у Лики было свое мнение па этот счет.

– М-м-м. – уклончиво промычала она.

– Вот это я называю исчерпывающим ответом, – резюмировала Анна Владимировна. – И что главное, абсолютно ясным.

– Я рада, что тебе понравилось.

– Не понимаю только, что тебе надо. Хороший парень, состоятельный, с положением. Не дурак и не урод. Любит тебя, вертихвостку, терпит все твои выходки. Что еще…

– …надо человеку? – закончила за нее Лика. – Наверное, что-то еще должно быть, чтобы падать и взлетать, падать, и снова взлетать. Иначе скучно. Все заранее известно, никаких сюрпризов.

– И когда же ты, наконец, повзрослеешь? – Анна Владимировна озабоченно покачала головой. – Уж, казалось бы, налагалась. Один твой фотограф чего стоил.

– Я сегодня была у него, – сказала вдруг Лика.

Она вовсе не собиралась рассказывать об этом матери. Как-то само собой выговорилось.

– Да-а? И что это вдруг?

Лика принялась рассказывать и сама не заметила, как выложила ей все, до мельчайших подробностей. Добралась даже до событий, казалось, давно забытых. Она еще никому не рассказывала об этом и сейчас как бы смотрела на себя ту со стороны. Зрелище не ахти. Ей доставляло какое-то извращенное удовольствие издеваться над собой, представляя прошлое в гротескном, идиотском виде.

– Лихо! – сказала Анна Владимировна, когда она закончила. – Ничего не скажешь. Наизмывалась ты над собой всласть. Что дальше? Опять будешь искать приключений на свою голову или угомонишься?

– Попробую.

– И всерьез подумаешь об Игоре?

Лика нехотя кивнула.

– Обещаешь?

– Да.

Лика спешила в редакцию. Очередной раз наступал «момент истины» – верстка очередного номера. Все там, наверное, стоят на ушах, а она как назло опять опаздывает.

День начался неудачно. Ее старенький «фордик» ни с того ни с сего заартачился и напрочь отказался заводиться. Разбираться, в чем дело, времени не было, да и не очень она сечет в технических тонкостях.

Лика выскочила на проспект и уже хотела было поднять руку, чтобы тормознуть тачку, как вдруг прямо около нее остановилась новенькая «тойота».

Хоть в чем-то повезло. Лика без лишних разговоров впрыгнула в машину. «Ничего, договоримся. Главное, не очень опоздать». Глянула на водителя и… оторопела.

Ба, какие знакомые лица! Васька Горенко, ее бывший однокурсник. Не виделись лет десять или около того. Но узнавание мгновенное. Та же круглая добродушная физиономия, нос так же утопает в щеках, глазки прищурены, не разглядеть. Только все как-то подрасплылось и еще больше отяжелело. И волосы зачем-то отпустил. А они, оказывается, у него вьются, сальными колечками опускаются на уши. И бакенбарды колосятся на пухлых щеках. Умереть, не встать.

– Василий! Глазам не верю! Откуда ты?

– Да вот еду, вижу, ты стоишь.

– Слушай, это просто счастье, что ты меня заметил. Опаздываю жутко. «Конь» мой сдох в самый неподходящий момент.

– А что, бывает подходящий?

– Тоже верно.

– Это еще тот самый?

– Кто?

– «Конь».

– Почти. Этот тоже старый боевой товарищ.

– Не ахти тебе, видно, платят, если до сих пор на таком дерьме ездишь.

– Да, в общем, не жалуюсь. А ты-то чем занимаешься? В нашей тусовке про тебя не слышно.

– Работаю, – уклончиво ответил Василий.

Лика окинула его быстрым взглядом. Прикид вполне конкретный. Цветастая шелковая рубашка, на вид дорогая, то; стая золотая цепь на груди.

– Журналистику бросил? – осторожно спросила она.

– И не начинал даже.

– Жена!?

– Не-а. Ты же не захотела за меня идти.

– А ты предлагал?

– А что, стоило?

Разговор явно не клеился. Лика посмотрела в окно и только тут сообразила, что не сказала, куда ехать. А они ведь едут и едут.

– Мне на «Пушкинскую». Подбросишь?

Н-да. Самое главное вовремя спросить.

– Подброшу, отчего не подбросить. Но только не сразу. – Но я…

– Опаздываешь, знаю. Ничего не поделаешь, такой сегодня день.

Лика попыталась собраться с мыслями, но получилось не очень.

– Вась, ты можешь объяснить, что все это значит?

– Объясню, отчего не объяснить.

Они вырулили на Окружную и тут же попали в пробку. Размашистые строительные работы, которые продолжались уже не первый год, ужимали нарастающий поток машин в две хиленькие струйки. Стоять здесь можно было не один час. Это как повезет. Василий отпустил руль и повернулся к Лике:

– Ты ухитрилась засунуть свой хорошенький носик в одно дело, которое тебя совсем не касается. Вот один человек и хочет с тобой потолковать.

– Что за человек и какое дело?

– Человек весьма уважаемый. В определенных кругах. А дело… Ты вчера была на Солянке у одного наркомана гребаного. Помнишь, о чем шла речь?

Лика, кажется, начинала понимать, откуда ноги растут. Наркотики, торговля детьми. Что-то в этом роде. Однако это были ее собственные догадки, и она ничего конкретного не узнала. Грубое словечко, брошенное походя в адрес Виталия, говорило о том, что в «их» иерархии он занимает далеко не почетное место.

– Он пытался дочку мою посадить на иглу. Вот я и поехала вправить ему мозги по старой памяти. Но вправлять особо нечего, так, студень один, разбавленный героином. Или чем там он пробавляется.

Василий хохотнул. Видно, она попала в точку, сказала что-то приятное для него.

– Отработанный материал. Но фотограф уж больно хороший. Вот Дон его и держит.

Дон. Марио Пьюзо. «Крестный отец». Становится все интереснее. Лика навострила уши.

– По в последнее время совсем с катушек слетел, трепется направо и налево, лезет, во что не следует. Большим боссом себя возомнил.

– Но я все-таки не понимаю, при чем здесь я. Он ничего нового мне не сообщил. Так, постнаркотическнй бред.

– А про девочек, которых в Болгарию переправляют, не говорил? Про Матадора?

– Ничего.

– А у нас другие сведения.

– Интересно откуда.

– У нас свои источники информации.

Василий говорил с необычайной важностью, которая была бы комичной, если бы Лика не понимала, что вляпалась во что-то крайне неприятное.

– Послушай, Вася, мы с тобой не первый год знакомы. Дружили ведь когда-то одной компанией. Помнишь, ты, Митя, Нико, Вика, я. – Лика нарочно поставила его вперед, хотя он-то лидером никогда не был. – Ты бы объяснил мне по-свойски, зачем я вам понадобилась. Я ведь правда не в курсе. Честное пионерское.

Самос интересное, что она говорила совершенно искренне. Только, конечно, постаралась, чтобы искренность звучала возведенной в квадрат» а глазки честно, ну прямо по-пионерски блестели. «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…» Насколько она помнила. Василий всегда был падок на латетику, мог даже пустить слезу умиления при упоминании о студенческом братстве.

– Но тюрьмой-то ты ему грозила?

Голос его слегка помягчел. Или ей показалось? Так или иначе, надо ковать железо, пока горячо.

– Но ты представь себя на моем месте. Ты же всегда был такой чутким добрый, отзывчивый. Попробуй. Твоя пятнадцатилетняя дочка, чудо такое кудрявое, нежное, чистое, ничем не замутненное. приходит домой вся раскрашенная, как папуас, на руках следы иглы, и несет какую-то околесицу о гастролях в Турции по фальшивому паспорту. Что бы ты сделал?

– Придушил бы гада.

– Вот именно. А я, поскольку твоей физической мощью не обладаю, попыталась придушить его морально. Вот и все. Ты пойми, мне дела нет, чем он занимается в свободное время, лишь бы девочку мою не трогал.

Василий явно заколебался. Лика лучезарно улыбнулась ему. «Попробую его дожать, а там уж будь что будет».

– А так тебе решать. «Жираф большой, ему видней». Мне скрывать нечего. Только отвлечем отдела занятых людей.

Она отвернулась к окошку и начала, как могла беззаботно, напевать «Хабанеру» из «Кармен». Это его окончательно добило. Выудив из бардачка радиотелефон, Василий быстро набрал номер.

– Дон? Я на Окружной с нашей подопечной. Все проверил. Она чистая. Уверен. Да. Полная лажа. Что? Понял.

Лика продолжала напевать, будто происходящее ее вовсе не касалось. Василий отключился и тронул ее за руку:

– Все улажено. Можешь ехать в свою редакцию. Или зарулим куда-нибудь?

– Ты извини, у меня муж жутко ревнивый.

– Муж?

– Без пяти минут. Прямо Отелло. А ты молодец, пользуешься влиянием.

Василий самодовольно ухмыльнулся:

– Дон без меня никуда. Я у него вроде как пресс-секретарь и личный помощник.

– Лихо! Хорошая работенка, денежная. Упакован ты круто.

– Да уж! – хохотнул Василий. – Не то, что ваши дохлые гонорары. Да. никак не возьму в толк, откуда у тебя дочка такая взрослая.

– Приемная. Детство у нее очень тяжелое было. Мать – алкоголичка, била ее. Поэтому я так и взъелась на этого придурка, когда он ей вздумал голову морочить. Она и так достаточно в жизни нахлебалась и без Болгарии. А кстати, почему Болгария?

Вопрос выскочил сам собой. Лика отшлепать себя готова была от досады. Не сдержалась все-таки, выпустила репортерского джинна из бутылки. Знала она за собой этот грешок. Стоило запахнуть информацией, и ее было не остановить. И никакие доводы разума, который настоятельно советовал держаться подальше от Василия и Дона, сейчас не работали.

– Задворки Европы. Консервативное, бедное население, – продолжала она. – Не понимаю, что там ловить.

– Тут ты не права. Положительных факторов достаточно Мягкий паспортный режим, который и так-то никто не соблюдает, русский язык, дряблые правоохранительные органы. Вот и стоит какой-нибудь Милчо у собора в Варне и обстряпывает свои делишки, и никому до него дела нет. Кроме того. Болгария всего лишь перевалочный пункт. Деньги делаются в других местах.

– Слушаю тебя и просто балдею, – промурлыкала Лика. – Ты т-а-ак во всем разбираешься. Для меня это темный лес. Ну, Бог с ними. Ты из наших-то кого-нибудь видишь?

– Нет. А ты?

– Наталью с Нико иногда. Времени нет. А помнишь, как мы с лекций сбегали и деканатских теток дурили, чтоб не засекли?

И пошли воспоминания, бесконечные «А помнишь?», «А знаешь?». Все в полном соответствии с заповедями штандартенфюрера Штирлица. Человек запоминает последнюю тему разговора.

День выдался сумасшедший. Предстояло сверстать очередной номер журнала. Стол ломился от статей, интервью, фотографий, колонка главного редактора зияла белым пятном. а свежих мыслей, как на грех, за последние сутки не прибавилось. Придется сочинять на ходу, благо погода способствует. С утра помрачнело, с неба посыпалось что-то чахоточное, солнца как не бывало, а ему как раз лучше всего работается в дождь.

– Игорь Петрович, куда поставим интервью Литовской? В конец?

Секретарша Милка. Как всегда, делает умное лицо. Не понимает, дурища, что ей это не идет. Сто восемьдесят сантиметров роскошного тела, выше мозжечка ничего нет. Великолепная приманка для спонсоров. Работает безотказно.

– В начало, – отрезал он, покосившись на ее длиннющие ноги, обтянутые мерцающими колготками. – И фотографию ее на обложку. Вот эту.

Он подтолкнул пальцем глянцевый оттиск. Алые хищные губы на белом лице, глаза чуть прикрыты, приглаженная волна золотых волос. «Подойди поближе, мальчик, и купи меня».

– Остальные отдай Лике, пусть она выберет.

– Ее еще нет. Дома никто не отвечает.

«Ага, настучала по ходу дела», – усмехнулся про себя Игорь.

– Как появится, дай мне знать.

«Лика, Лика!» Он посмотрел на фотографию в серебряной рамке. Ветер играет и волосах, в уголках рта притаилась улыбка. Неуловимая, ускользающая, как этот ветер. «Как поймать тебя?»

Их отношения, чем дальше, тем больше заходили в тупик. Он чувствовал это, но изменить ничего не мог. Как мучительно сознавать, что становишься для любимой женщины привычным предметом антуража, неизменным фоном для выхода в свет, не более. Безнадежность обыденности, как она бесила его, терзала, выводила из равновесия. Прохладный блеск ее зеленых глаз, плавный изгиб бровей, неспешный полет руки навстречу. «Отвези меня домой. Я устала». Шуршание лифта, шелест платья в дверях, за которые ему сейчас ходу нет. «Спокойной ночи». Какое, к черту, спокойствие. Бред! Но этот бред продолжается уже больше года.

Они познакомились на вечеринке, нет-нет, совсем не случайно. Он узнал, что она там будет, и специально напросился, чтобы познакомиться. Мечтал заполучить ее для своего журнала. Его любимое детище, стильный журнал для стильных мужчин, с эпатажным названием «Лось», тогда ещe только зарождался. В нем должно было быть все самое-самое, самые модные женщины и самые шикарные машины, изысканная эротика и крутой бизнес – словом, все, что составляет имидж хозяина жизни. Сам «Лось» должен был стать частью этого имиджа, как ручка «Паркер», часы «Ролекс» и шелковый галстук от «Гуччи».

Для осуществления замысла Игорю нужна была убойная команда, и Лика непременно должна была войти в нее, непременно. Ее манера писать, изысканная и в то же время колкая, исполненная легкости и тонком иронии, была просто создана для такого журнала, как «Лось».

Он уже успел узнать, что она не принадлежит ни к одной «конюшне», так сказать, «фри лэнс», свободная журналистка. Самый момент прибрать ее к рукам.

Она явилась в короткой красной тунике, каким-то чудом державшейся на одном плече, с черной розой в руках, которую она тут же вручила хозяйке в качестве компенсации за поздний приход.

– Познакомь меня, – шепнул он хозяйке.

– Лика, это Игорь Платонов. И шел меня расспросами о тебе.

Взмах длинных ресниц в его сторону.

– Зря ты так быстро расстались с цветком.

– Почему?

– Убойный был контраст.

– Это легко поправить. Принесите мне бокал красного вина.

Топкое стекло в ее пальцах. Браслет из черных гранатов. Чертовщина! Он почувствовал, что пропадает.

– А вы кто?

– «Лось».

– О-о-о!

Она окинула быстрым взглядом его коренастую, широкоплечую фигуру.

– Похож! Вот только… рогов не хватает.

– Пока некому мне их наставлять.

– Итак, «Лось». Я что-то слышала.

– Обсудим?

– Сначала потанцуем.

Она скользнула к нему, не выпуская из руки бокала. Стук сердца в висках. Чертовщина!

Теперь, оглядываясь назад, он ясно видел, что журнал только и связывает ее с ним. Все остальное так, побочное, для нее необязательное, привычное и необременительное. Есть – хорошо, нет – тоже неплохо. Интересно, заметила бы она, если бы он вдруг исчез? Вряд ли.

Но в глубине души он продолжал надеяться на чудо. Она просыпается в одно прекрасное утро, оглядывается вокруг. Знакомые предметы кажутся новыми, необычными. Отчего это? Она тянется к телефону, пальцы вытанцовывают на клавишах его номер.

– Приезжай. Я люблю тебя.

Игорь вздрогнул от звука собственного голоса в тишине кабинета, нервно провел рукой по лицу. Лика смотрела на него с фотографии загадочно и лукаво. «Твое лицо о его простой оправе…» Чертовщина!

Звонок телефона застал его врасплох.

– Игорь? Это я. Извини, что так безбожно опаздываю.

Скоро буду.

– Лика!

– Кстати, ты свободен сегодня вечером? Давай поужинаем где-нибудь вдвоем.

Неужели?!

Они сидели в укромном уголке итальянской «Траттории» в «Садко Аркада». Тонкая голубая свеча, мягко освещала лицо Лики, золотила волосы. Игорь смотрел на нее, не отрываясь. Что-то в ней изменилось, побледнела, осунулась, и от этого стала еще более обворожительной.

– Необычное место для тебя» – заметил он.

– Да, пожалуй. – Она задумчиво поковыряла вилкой остывающую лазанью. – Но здесь уж точно никого из знакомых не встретишь.

– Случилось что-нибудь?

– Можно и так сказать.

Что-то в ее голосе сделало невозможным дальнейшие расспросы.

– Я могу чем-то помочь?

– Можешь. Отпусти меня на недельку.

– Куда?

Спросил и прикусил себе язык. Глупый, неуместный вопрос. Она немного удивленно посмотрела на него:

– Куда угодно, хоть в Болгарию. Там сейчас почти пусто. Сезон еще не начался. В Доме журналиста наверняка есть свободные номера.

– Надо же, я как раз думал об этом! Запустим новый номер и махнем вместе.

Сказал и самому стало неловко от бойкого, какого-то пионерского энтузиазма в голосе. Лика чуть заметно поморщилась:

– Извини, но я хотела бы поехать одна. Хочется побыть наедине с собой, подумать… – Она помолчала. – И о нас тоже. Я понимаю, что сейчас не время, номер надо выпускать, но…

Он быстро накрыл ее руку своей:

– Не говори больше ничего. Можешь ехать хоть завтра.

Мысль была безумна сама по себе, но слова, невзначай оброненные Василием в машине, так и сверлили мозг, не давая покоя. «Милчо, собор, Варна, Матадор». Лика поняла, что ее зацепило всерьез. Разыскать современного работорговца, попытаться разговорить его, заглянуть ему в глаза, попробовать понять, что за душой у человека, который хладнокровно наживается на продаже живых людей, а потом написать об этом. Реально изменить она ничего не может, не рассказать должна. Ее оружие – слово.

Игорь, конечно, запретит ей даже думать об этом, но она ничего не может с собой поделать. В конце концов, он тоже журналист, одержимый, как и она. Во всем, что касается работы, они абсолютные единомышленники и хорошо понимают друг друга. Так почему бы и не связать с ним свою жизнь? Ведь живут же люди вместе лишь на общности интересов, и бывает, неплохо живут. Любовь все равно рано или поздно проходит. Главное, что останется потом.

Она не переставала удивляться происшедшей в ней метаморфозе. Игорь уже представлялся ей, чуть ли не спасительной гаванью, куда пристанет, наконец, утлое, заблудившееся суденышко ее жизни. По крайней мере, так казалось ей после встречи с прошлым в лице Виталия и последовавшего за ней разговора с матерью.

Так или иначе, билет куплен, номер в Доме журналиста под Варной заказан, подвернулся даже сногсшибательной красоты купальник тигровой расцветки. Не пропадать же ему.

Она едет, и уже завтра, а сегодня они с Игорем званы на прием в «Олимпик-Пенту». Энная годовщина энного банка, очередная размашистая тусовка, с той лишь разницей, то этот банк принимает заметное участие в финансировании «Лося».

– Я все понимаю» – сказал Игорь в ответ на ее кислую гримаску. – Ты же знаешь, что я охотнее провел бы этот вечер наедине с тобой. Но… – Он развел руками. – Noblesse oblige[1]1
  Честь обязывает [фр.).


[Закрыть]. Не пойти нельзя.

Слава Богу, ее настроение никак не отразилось на внешности. Она была немыслимо хороша в черном шелковом платье с открытыми плечами и в старинном бабушкином колье из розовою жемчуга. В нем она чувствовала себя как царская невеста.

– Ты ослепительна! – шепнул ей Игорь.

Лика краем глаза оглядела себя в зеркале и с удовольствием отмстила, что он ничуть не преувеличил. Она действительно была ослепительна. Откровенно восхищенные взгляды мужчин и ревниво-оценивающие женщин еще раз убедили ее в этом.

Они уже успели поприветствовать почти всех своих многочисленных знакомых и теперь неторопливо перемещались по залу, обмениваясь с присутствующими приличествующими случаю малозначащими фразами. На одном из таких кругов Лику подхватил под руку один из виновников торжества, лысеющий пожилой бульдог с вываливающимся из рубашки животом, и, крепко прижав к нему ее локоток, повлек за собой к стоящей несколько на отшибе группе людей. Никого из них Лика не знала. Игорь пошел следом.

Прикосновение его потной руки было неприятно Лике, равно как и липкий взгляд маленьких глазок, но она лишь одарила его лучезарной улыбкой. «Noblesse oblige!»

– Вот, господа, прошу любить и жаловать, – пророкотал бульдог. – Игорь Платонов, главный редактор «Лося», и Лика, жемчужина нашей журналистики.

Он быстро представил всех присутствовавших, но Лика вопреки обыкновению не запомнила ни одного имени. Почему-то не хотелось напрягаться. Пусть Игорь отдувается.

– Чем вы позабавите нас в следующем номере? – спросила ее стареющая дамочка с ярко нарумяненными щеками, сделав заметный акцепт на слове «позабавите».

Лике вдруг стало весело. Надо же, ее ставят на место. Она уже открыла, было, рот, чтобы дать достойный ответ, но тут увидела напрягшееся лицо Игоря и сменила гнев на милость.

– Сюрприз, – ответила она, мило улыбаясь. – Потерпите, номер выходит на днях.

– Жду не дождусь.

Дамочка небрежно похлопала себя по губам, изображая зевок.

– Поздравляю, Платонов, – важно изрек бульдог. – Твой журнал стал-таки принадлежностью нашего клана.

Он продолжат что-то говорить, но Лика уже не слышала его. Она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, подняла глаза и увидела Митю.

Он стоял у входа, небрежно прислонившись к стене, и смотрел на нее через зал. Безупречно элегантный, в белом смокинге, алая бабочка на белоснежной рубашке, изломанная полоска темных усиков над верхней губой. Истинный лондонский денди в компании нуворишей.

Что-то неизъяснимое в выражении его глаз перенеслось в тот датский уже вечер. Услужливая память ярко, как в кино, высветила одинокую скамейку в зарослях кустов, мечущиеся тени в подворотне, его блестящие глаза, все ближе, ближе… Она снова, будто это было вчера, ощутила на губах вкус его поцелуев. Сколько лет прошло, а воспоминания живут, никуда, оказывается, не делись.

Лика тряхнула волосами, отгоняя наваждение. Глухое раздражение шевельнулось в ней. Ну, зачем именно сейчас, когда она только начала вползать в шкуру Миссис «Лось»! И эти усики идиотские, очень изысканные, кстати, усики, откуда они-то взялись? Лика подумала, что сейчас ей хорошо бы скрыться, исчезнуть на время, чтобы прийти в себя, а потом она найдет способ увести Игоря. А где лучшее убежище встревоженной девушки, всем известно.

– Где здесь туалет? – неожиданно громко спросила она.

– Вон там. – Бульдог махнул куда-то в глубину зала, выпустив, наконец, ее руку.

Почувствовав себя свободной, Лика чуть ли не бросилась в толпу гостей.

– Тебя проводить?

Голос Игоря остановил ее. «Да, – хотелось ей крикнуть. – Да!»

– Нет, спасибо, я сама. Ты принеси пока что-нибудь поесть.

Вокруг мелькали чьи-то лица. Она слышала и не слышала обрывки чужих фраз. Спасительная дверь уже маячила перед глазами. Лика рванула ручку. Сверкающее белизной и металлом пространство поглотило ее.

Тяжело дыша, она остановилась перед зеркалом. Хорошо, что здесь никого нет, что никто не видит ее сейчас.

Дверь бесшумно распахнулась, пропуская высокую фигуру в белом. Он-то как посмел сюда войти?!

– Какое стремительное бегство! – услышхпа она его насмешливый голос. – Или это следует понимать как приглашение? Нетривиальное, надо сказать, место для свидания.

Сверкающая поверхность зеркал отразила их силуэты. Черное на белом. Он подошел совсем близко. Она уже чувствовала его дыхание в своих волосах. Слишком близко, чтобы это возможно было терпеть!

Лика стремительно повернулась к нему, намереваясь сказать, чтобы он немедленно ушел, немедленно, пока… Но он не дал ей и рта раскрыть. Бережно удерживая в ладонях ее лицо, он наклонился к ней и поцеловал прямо в нежные, причудливо изогнутые губы. Лика почувствовала, как у нее слабеют колени, и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть.

– Надо же. Все тот же вкус, – тихо сказал он, отрываясь от нее. – Ну же, зачем так крепко? Я не исчезну.

Осторожно разжал сс пальцы и прикоснулся губами к каждому в отдельности, не отрывая глаз от ее зарозовевшего вдруг лица.

– По-моему, нам пора, а то еще какой-нибудь дамочке вздумается попудрить нос.

– Я не одна.

– Я уже заметил. Это имеет значение для тебя?

Он еще не договорил, а она уже знала ответ. Ответ, который был немыслим еще какие-нибудь четверть часа назад. Какая же она все-таки дрянь! Игорь ждет ее сейчас в зале с полной тарелкой в руках. Она попыталась вспомнить его лицо и не смогла.

– Пойдем. Нам надо поговорить.

Она последовала за ним в холл, безучастная ко всем вокруг.

Зеркальный лифт мчал их вверх. Казалось, ничто не может остановить бесшумный стремительный бег мерцающей капсулы, и она вынесет их прямо в ночное московское небо и закружит среди мириад сияющих огней, мешая небо и землю.

– Куда мы? – спросила Лика.

– Я снял номер. Там мы сможем спокойно…

– В номера, значит? Как говорил Василий Аксенов, на пистон.

– Не пошли. А впрочем, все равно. Ты не возражаешь?

– А ты изменился, – заметила Лика.

– Наверное. Но эта свежая мысль целиком твоя, или нет?

Лика предпочла промолчать, лишь безразлично дернула плечиком. Что за глупый вопрос! Серебристые двери, шурша, поползли в стороны. Прямые серые стены. Острый бездушный свет. Коридоры любого большого отеля сродни больничным, подумала Лика. Здесь все равны и безличны. Просто постояльцы, просто пациенты. Никому ни до кого дела ист. Вот сейчас они вступят в этот бесконечный коридор и станут одними из них, песчинками на этих коврах, зернышками на жерновах времени.

Лика обернулась к Мите. Лицо его бесстрастно, даже улыбочка куда-то исчезла. Только в глазах плясали искорки, шальные, лохматые, вот бы поймать такую.

Лика даже протянула, было руку, но поймала только его рукав, предусмотрительно протянутый навстречу. Так они и вступили в коридор, торжественно и церемонно, как в старинном танце, и заскользили по ковру, плавно и величаво, грациозно и немножко смешно, самую чуточку.

Лика скосила глаза на Митю и увидела, как прыгают его губы от еле сдерживаемого смеха. Ах, негодяй! Еще забавляться вздумал! Но ей самой отчего-то стало смешно.

– Тс-с-с… – Митя загадочно приложил палеи к губам. – Прекрати хихикать. Пусть мистер Памкинс спокойно чистит свою вставную челюсть.

– Кто это такой? – спросила Лика, давясь от смеха.