Текст книги "Охота на журавля"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Последняя страничка преподнесла сюрприз. Вверху опять шли какие-то нечитаемые сокращения, зато внизу…

– Мальчики… – сказала я почему-то шепотом. – А ведь это та самая табличка, что я в «Тонусе» на директорском мониторе видела…

– Как это тебе удалось? – удивились «мальчики» хором. – У него что, компьютер задом наперед стоит? Или тебя в кресло директора посадили?

– Ага, сама села. Директора по кумполу шандарахнула и кресло заняла. Картинку я видела в стенке шкафа напротив, она полированная. Стенка то бишь… Стоп, – я замолчала, попытавшись схватить за хвост мелькнувшее тенью облака ощущение. – Погодите, картинка потом. Что-то я сейчас такое сказала важное…

– Что это та самая табличка, что ты в «Тонусе» на мониторе видела, – повторил мою фразу Ильин.

Я мысленно покрутила ее так и эдак – увы! Испуганная мысль растворилась, как привидение от петушиного крика. Но ведь было же что-то, точно было! Я попробовала сосредоточиться и вернуться ощущениями на пять минут назад – задачка, в принципе, если есть навык, несложная. Так, я произнесла эту фразу про картинку на мониторе… И тут поплыло совершеннейшее «дежа вю» – «уже видел» – в данном случае, слышал. Потому что в ощущениях подобную фразу я не говорила, а слышала. Когда? Где? От кого, в конце концов?!!

– Нет, не помню. Ну и что теперь? Записи, однако, кончились, а что это дает? Только табличка непонятная, а в остальном – обычные заметки, у меня у самой таких полный блокнот. И не один.

– Здрассьте! – возмутился Ильин. – Во-первых, не забывай про предвыборные записи. Во время избирательных кампаний чего только не случается. Во-вторых, поезд, ну, это я сам попробую. В-третьих, вспомни то, что сама рассказывала. Марк вам что сообщил? Что пузырь подарил заказчик, так? А по блокноту весь распорядок последнего дня как на ладони. С утра Красный спуск, потом «Сюжет-клуб», потом центр «Двое», потом информация по «Тонусу». И это, в общем, сильно похоже на правду. В редакции он во сколько оказался?

– В шесть. С минутами. Только-только официальный рабочий день закончился.

– Вот и считай. В центре «Двое» он был около двух, значит, с «источником» общался часа в три-четыре. Ибо в пол-шестого должен был находиться на вокзале.

– А откуда ты знаешь, что он там таки находился? – вмешалась я в безукоризненные ильинские построения.

– Я не сказал – находился, я сказал – должен был, – огрызнулся он. – Но беседа с «источником» все равно должна попасть в эти три часа. В блокноте «Тонус» последний. Не сочинил же он эти две страницы и тем более табличку?

– Это вряд ли, – согласилась я. – Но откуда в таком случае взялась эта чертова бутылка. Кем бы ни был этот чертов «источник», это должен быть какой-то знакомый, так?

– Ну, в общем, да. Первый встречный вряд ли стал бы ни с того ни с сего выкладывать ему какую-то информацию.

– А конкуренты? – с самым невинным видом поинтересовалось дитя. Мы с Никитой переглянулись.

– С одной стороны, конечно, да. Но тогда записи должны идти подряд.

– Ну, – хором согласились «мальчики».

– Баранки гну. Значит, клиника «Двое»? Воля ваша, не могу представить себе эту мороженую треску в роли источника.

– А этого, из «Сюжета», можешь?

– Этого могу. Но тогда не подряд. Нет уж, лучше пусть знакомый.

– Замечательно. Знакомый мог, естественно, рассказать массу интересного. Мог бы даже пузырь в честь встречи подарить. А мог ли, душа моя, просто знакомого твой Марк назвать заказчиком?

– Н-да, действительно. Не связывается. А… если Котов врет, и Марк у него был… Ну, предположим на минуту такой вариант.

– Ну, и что?

– А сумка-то маленькая, и никакого пакета, – подал голос Глебов. И пояснил, – не таскался ведь он весь день с литровой бутылкой в руке? Значит…

– Ни черта не значит! Я вспомнила! Это Марк сказал – «я такую малину нашел, теперь всегда буду в тонусе»… И еще похихикал. То есть, вроде как пошутил, а?

– Хочешь сказать, что Котов тебе соврал, и твой Марк с ним таки общался? Думаешь, они успели что-то не поделить?

– Да ничего подобного! Я идиотка. Все элементарно. Слушай сюда, расскажу про страшные тайны журналистской работы. Половина заказных материалов выглядят редакционными, то есть как бы независимыми. Даже термин есть – «джинса». А появляется эта джинса следующим образом. Вот беседую я с каким-нибудь директором – ну, к примеру, мясокомбината – а он мне намекает: мол, все замечательно, дела идут прекрасно. Но они шли бы еще лучше, если бы не конкуренты. Не напрямую говорит, а так, в пространство: мы, дескать, приложили такие и эдакие усилия, чтобы производить лучшую в области колбасу, а вот некоторые другие… И рекомый директор изъявляет готовность назвать этих «некоторых» поименно, да еще и с всякими любопытными подробностями. Я могу либо мимо ушей это пропустить, либо согласиться, что недобросовестные «коллеги» очень портят жизнь честным бизнесменам, и, конечно, люди должны о них, недобросовестных, знать. Далее мне сообщают всякую интересную информацию. Я зарабатываю хорошее отношение начальства плюс повышенный гонорар, плюс отдельную благодарность от «честного бизнесмена». Начальство, разумеется, тоже получает свою толику «благодарности». А читатели – скандальный материал на тему «кто-то кое-где у нас порой», это все любят. И все это независимо от сравнительной честности заказчика и его конкурентов – как правило, ее там поровну, просто докопаться можно до кого угодно, хоть до телеграфного столба, главное – акценты расставить. В таком сценарии бутылка – отличный аванс.

– Это многое объясняет. Он, значит, обо всем с товарищем журналистом договорился, а тут вместо товарища журналиста является некая фря…

– Он, небось, решил, что меня конкуренты подослали. Это особенно весело, если он Марку что-нибудь слил не очень достоверное. Тогда он сейчас начнет Марка разыскивать, домашний телефон не отвечает, а в редакции ему скажут… Даже жаль мужика. От одних переживаний язву заработает.

– А таблица? – напомнил Глебов.

– А что таблица? Мы даже не знаем, что это такое! Да и вообще, может, это карты из разных колод. Мало ли что похожи. Откуда я знаю, что там Марк нарисовал.

– Значит, надо выяснить, – продолжал гнуть свою линию упрямый мальчишка.

– Как ты предлагаешь это сделать, солнышко? Показать Котову табличку и попросить объяснений? Вынуть хрустальный шарик и заняться ясновидением? Спросить у высших сфер, чего там должно быть внутри? Или уж сразу за столоверчение приняться? Вызвать дух Марка и поинтересоваться – что это такое непонятное он нарисовал в своем блокноте? И уж заодно спросить – кто его того-с…

Кешка одновременно фыркнул и дернул худым плечом.

– У них своя страница в интернете есть?

– Не знаю, – растерялась я. – А зачем?

– Ну, можно прям сейчас попытаться…

– Ты хочешь в их компьютер залезть? – догадались мы с Никитой.

– Ну, – скромно признался Глебов.

– Ох, недаром тебя из всех городских интернет-кафе выперли, чую, много ты там наковырял. Ладно, иди, пробуй, взломщик.

Мы с Никитой проводили его взглядами и снова набросились на блокнот в попытках разобрать эти чертовы буквы. Я даже лупу ради этого разыскала. Хотя толку от нее оказалось не так уж много. В конце концов, Ильин согласился, что буквы со странички «Тонуса» здорово смахивают на кусочек фамилии со странички, доставшейся от Славы. Вот только фамилия по-прежнему не поддавалась расшифровке.

– Экспертам бы отдать, – грустно сказал он. – Только под каким соусом я это протащу? Дела-то нет никакого. Врать придется, не люблю.

18

То, что один придумал, другой может прочитать…

Шампольон

– Рита! – донесся из комнаты Кешкин вопль. Мы с Никитой бросились туда, сшибая углы и едва не застряв в дверном проеме. На экране сияла та самая таблица, похожая на зарплатную ведомость.

– Оно? – спросил Глебов.

– Ну, Иннокентий, – восхитилась я, – тебе медаль надо отчеканить. Лучшему хакеру Советского Союза или по крайней мере нашего города.

– Ага, – недовольно скривился он. – А потом за шкирку и все такое. Я эту штуку скопировал на всякий случай. Кто их знает, когда они от сети отключаются. Контора-то не техническая, не висят же они там круглосуточно. Это еще повезло, что база данных, с ней параллельно можно работать. А то черта с два я бы туда залез, она у вашего Котова, по-моему, все время открыта. Может, распечатать?

– Давай, Кешенька, на принтер ее, в трех экземплярах, будем смотреть, что это такое. Ты уже отключился?

– Ну да. У них своя сеть простенькая, шесть машин всего. Если надо, можно будет полазить. Я теперь туда за полминуты вывалюсь, без проблем.

– Ладно, это потом, – и тут у меня зародилось крайне неприятное опасение. – Слушай, Глебов, а если там какая-нибудь следилка стоит? На предмет несанкционированного доступа.

– Не-а, вряд ли, я бы увидел. Там вообще детский сад, чуть ли не напрямик можно добраться. Ну, не то чтобы совсем напрямик… – скромно потупился Кешка, но от подробностей уклонился. – Вход в таблицу, правда, запаролен, но он же в ней сейчас сидит… И вообще, пароль – это для младенцев защита.

– Ага, – развеселилась я, – для таких невинных, как твое высочество. Давай печатай и приходи на кухню. Думать будем. Может, это вообще пустяки.

– Маргарита Львовна, а зачем тебе три экземпляра? – вмешался Никита.

– Ну… каждому по штучке и вообще, чтоб было.

– А в любой момент ты необходимое не сможешь допечатать?

– Слушай, Ильин, ты чего до меня докопался?

– Чтоб ты умолкла и не лезла под руку работающему человеку, он и сам все сделает.

Тем временем принтер выплюнул последний лист искомой таблицы.

– Пошли на кухню, дарование.

Табличка получилась интересная. Правда, почему-то без заголовков, но при некотором рассмотрении кое-что было ясно и без них. Первый столбец занимали какие-то номера, но не подряд, а вперемешку. Следующий, с именами-фамилиями, был наполовину пуст. В третьем, четвертом и шестом – тоже полупустых – разместились, кроме цифр, плюсы-минусы, вопросительные и восклицательные знаки. Пятый столбец, как и первый, был заполнен целиком. Буквами и цифрами.

– Ой! – не удержалась я от восклицания. – А я знаю, что это!

– Тоже мне шарада! – фыркнул Ильин. – Номера машин, ничем другим это быть не может.

Обидевшись, я решила притвориться, что «Вовочка, ты пошляк, я вовсе не об этом думала».

– Самый умный, да? Я не про номера, я про фамилии. Я ж все-таки не в парикмахерской работаю. Смотрите. Вот эти, – я начала ставить галочки, – из административных отделов и прочих официальных организаций. Вот эти, – я перевернула галочки вверх ногами, – из… как бы это поточнее… ну, в основном торговля, хоть и разная, но вся солидная – оптовики, электроника, мебельщики и все такое – из турагенств народ, ага, вот еще риэлторы…

– Понятно, бизнес всяко-разный. Банкиров нет?

– Может, и есть, я эту публику хуже знаю, они с газетами не особо сотрудничают.

– Ну да, ты с ними, в основном после смерти общаешься, – съязвил майор ⁴.

– Ты погоди, банкиры – не самое интересное. Видишь, вопросительных знаков всего шесть. И они явно не означают, что человек не известен – все стоят против фамилий, да? Кроме одного. Но! Два скучают в одиночестве, возле трех стоит по одной звездочке, а у одного аж три восклицательных знака. Как раз там, где нет фамилии. И номер тут такой интересный – Т729РИ.

– Это чем же он интересный?

– Три и три в шестой степени – запомнить легко.

– А у меня семь вопросительных знаков получилось, – вмешался Кешка. – Эти шесть первыми в своих клеточках стоят, а уже за ними звездочки. А тут наоборот. И фамилия, между прочим, Куприянов.

– Ох ты, а я и не заметила. Но это не тот, что у нас работал, нашего, помнится, Колей звали, а тут Валерий Петрович.

– Да ну… – засомневался Никита. – Может, совпадение? Была бы редкая какая-нибудь фамилия, а то почти Иванов.

– Но в блокноте-то она к «Тонусу» относится! – уперся Глебов. – Что ж у них, десять Куприяновых лечилось? В списке только один.

– Так, чижики, – подытожил Ильин. – Похоже, теперь с этими номерами мне придется поработать. А ты, Маргарита Львовна, солнышко наше сообразительное, чем расшифровывать непонятные значки, взяла бы да придумала, откуда сами номера взялись, а?

– Подумаешь, задачка! Ты этот «Тонус» себе представляешь?

– Представляю весьма смутно, от посещений бог пока миловал. Да и денег таких у меня нет.

– Очень там все грамотно устроено. Прямо возле подъезда – порядочных размеров асфальтовый остров. Вроде как автостоянка.

– Ну и что?

– А кабинет господина Котова выходит окнами как раз на эту стоянку. Вот и все.

– Как он их с пациентами-то связывает?

– Здрас-сьте! Кешенька сказал ведь, что там сеть общая. Наверняка регистратура с клиентской базой работает, а Виктору Андреевичу остается только на своем экранчике поглядеть, под каким кодовым номером записали субъекта из заинтересовавшей его машины. Вряд ли у них там очередь бывает, так что не перепутаешь. Приехал человек, обратил на себя внимание – я, например, больше чем уверена, что проверив этот списочек номеров, ты обнаружишь там сплошь серьезные иномарки – а дальше остается подождать две минуточки, пока девушка в окошечке его не зарегистрирует. Вот тебе и связь.

– Что же он потом, диагнозы корректирует?

– Ну, этого я уже не знаю, но он ведь директор, наверняка это дает всякие возможности…

Передохнули малость, попили чайку. Небо тем временем потемнело, от балкона потянуло холодом. Ох, мамочки мои, уже вечер, а завтра работы три вагона. Не считая маленькой тележки.

– Слушайте, ребятки. Вот мы собираем, вычисляем, состыковываем… А был ли мальчик? Ведь что нам эта табличка дает? Директор «Тонуса» явно нарушал принципы анонимности. Безобразие, конечно, но – как мне директор «Сюжет-клуба» объяснил, обеспеченного клиента можно доить практически до бесконечности. То есть безобразие вполне понятное и почти безобидное. Даже если Марк что-то и разузнал – из-за такой ерунды не то что убивать, морду бить не станут. Но у нас-то – труп! Может, это и вправду дурацкий несчастный случай? Например, банальное шерше ля фамм, а бутылку ему без всякой задней мысли подарил совершенно левый заказчик, с которым Маркушка встретился на две минуты, чтобы отдать готовый текст. Хотя бы и на вокзале. А мы тут думаем, бегаем, рожаем план работ. В муках. Как там у Конфуция? Очень трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, когда там ее нет. А?

– Угу, – согласились эти охламоны. Очень искренне согласились. Прямо из глубин души. Поскольку сразу после этого пропали на три дня. Оба. Собственно, Глебов не совсем пропал, а был «очень presto угнан Амалией на сельхозработы» – как сообщала записка, приклеенная к экрану монитора. Кешка извинялся, что «под давлением превосходящих сил противника и его, противника, моральной правоты, кассету обработать не успел. Как только вернусь, сделаю сразу».

А Ильин просто растворился в неизвестных пространствах – ни сообщения, ничего. Может, его гаишники заарестовали за попытку расшифровать эти чертовы номера? Хотя как же, арестуешь его, скорее пингвин начнет бананами питаться.

Ну и ладно, ну и пожалуйста, и без них обойдусь. У меня, между прочим, еще работа есть, от которой черта с два меня кто-то освободит. И Славе я хотела пару вопросов задать. А может, и в самом деле к нему заскочить? Узнать про «личную жизнь» Марка и заодно спросить, не вспомнит ли он фамилию Куприянов или чего-то в этом роде.

19

Ну, куда, скажите, можно спрятаться от этих журналистов?!!

Давид Ливингстон

По дворику напротив КВД по-прежнему расхаживала гордая огненная птица. Или даже птыц, потому как петух – существо, безусловно, мужского полу, а этот вдобавок, не то из-за расцветки, не то манерой поведения сильно смахивал на «лицо кавказской национальности». Склоняя набок гранатовый, зернистый гребень, он подозрительно косил на меня черным глазом и сердито склевывал что-то у себя под ногами. И опять косился недовольно – что это за посторонние являются на вверенную территорию. Страж-птица! Надо, пожалуй, менять место дислокации, а то на третий раз он, глядишь, начнет меня выгонять вполне физическими методами. Не хотела бы я познакомиться с этим железным клювом. Да и со шпорами тоже – вон под ними какие когти! И ведь ни одной кошки в пределах видимости – он, небось, и извел, разбойник! Может, попытаться наладить отношения? Я бросила в сторону пернатого сторожа пригоршню семечек. Петух мгновенно развернулся ко мне, принял боевую стойку – поднял гребень, распустил крылья и – хотите верьте, хотите нет – зашипел на меня, как рассерженный кот. Н-да, надеяться на то, что этот боец ко мне потихоньку привыкнет, явно не приходилось.

Славу, однако, петух встретил, как своего, и даже милостиво согласился принять от него подношение – пакетик чипсов, которые начал клевать с явным удовольствием.

– Очень разборчивый! Семечки терпеть не может, обожает чипсы и воблу. Марк ему каждый раз воблу приносил.

– А пиво?

– Нет, пива не пьет. И к женскому полу очень недоверчиво относится. Мужик!

– Как же этот мужик без гарема-то?

– А тут же дальше частные дома начинаются. Вот туда и летает.

– Какой-то у него странный хозяин – петуха держит для соседских кур?

Слава засмеялся, скамейка мелко задрожала.

– Был бы хозяин, был бы странный. А это вольная птица. Почти цыпленком тут появился, должно быть, сбежал от кого-то. Ну и прижился.

– А зимой как же?

– На чердаке живет, там тепло.

– Ясно. Интересная птичка. Но бог с ним, с петухом. По правде сказать, я хотела задать два вопроса. Один ничего себе, а один немного некорректный.

– Ну, тогда начнем с некорректного, – усмехнулся Слава.

– Что на данный момент у Марка происходило в личной жизни? Ну, то есть, было что-то постоянное или все больше так, на один вечер?

– Постоянное. Уже около года, – Слава вздохнул. – Я ждал, когда вы спросите. Марина, фамилию, правда, не знаю. Я звонил ей сразу после… ну, когда узнал. Ее в городе нет.

– И давно?

– С неделю. Не то в командировке, не то в отпуске, может, за свой счет взяла, я по телефону не очень понял.

– Слава, совсем нескромный вопрос. У них все нормально было?

– В каком смысле? – удивился он, и я вспомнила о его профессии. – Что может быть нормального или ненормального в отношениях двоих? У всех все по-разному, как сравнить, тем более судить?

– Может, ссорились из-за чего-то… у всех есть свои острые углы, а? Напряженность, внутренние конфликты какие-то?

– А-а… об этом… Безоблачностью там, конечно, не пахло. Всякое случалось.

– По разным причинам или…

– Марина его все уехать уговаривала.

– Уехать?!!

– Ну да, куда-нибудь подальше и поглуше.

– Зачем?

– Да она считала, что он слишком много пьет, а, оставаясь в журналистской тусовке, прекратить это совершенно невозможно. Правда ведь?

– Ну… В некотором смысле. То есть, насчет тусовки. Хотя тоже от персонажа зависит. Но в целом верно: быть журналистом и при этом оставаться трезвенником – весьма затруднительно. Но и до пьянства дело очень редко доходит. Вот Марк… Ну, пил, конечно, но алкоголиком его вряд ли можно было назвать. Я, конечно, не спец по наркологии, но Марк запросто мог сказать: «Мне пока хватит, еще материал надо закончить». Несколько раз наблюдала, как вообще отказывался, потому что на важную встречу должен был ехать. Так что, он сам выбирал, когда и сколько, а алкоголик, по-моему, ничего уже не выбирает.

– Да может быть, Марина и не считала его алкоголиком. Просто у нее на пьяных была…

– Аллергия?

– Ну, примерно в этом роде. Сперва пыталась условия диктовать, мол, выпьешь – на глаза не появляйся.

– А Марк?

– Вначале, вроде бы, держался, потом надоело. Я, собственно, не был особенно в курсе их отношений, не мое это дело. Так, отдельные замечания проскальзывали. Иногда в компаниях общих бывали. По-моему, Марина действительно его любила…

– А он?

– Ну, Рита, вы ведь его знаете, то есть, знали. Мягкий, мягкий, такой меланхолик, а где сядешь, там и слезешь. И не из упрямства или там несгибаемости какой-то особенной, а, скорее, наоборот, от нерешительности. Нет так нет, пожмет плечами и забудет. Или не забудет, попереживает какое-то время, назад может запросто вернуться. Вроде и готов во всем идти навстречу, а на деле все так и будет течь, как текло. Да и работу свою он любил. А ведь Марина этот переезд придумала как раз, чтобы из привычной тусовки его вытащить.

– М-да. А тусовка везде одна и та же. Причем чем дальше в глушь, тем меньше событий, значит, скучнее работа и чаще празднуют. Нет, не представляю Марка вне журналистики. Что бы он делал?

– Ну, по диплому-то он историк, мог преподавать, например. Но в последнее время вроде разговоров про отъезд я не слышал. Как-то у них это, кажется, притерлось.

Я призадумалась. Судя по рассказу Славы, неизвестная мне Марина обладала как раз тем характером, благодаря которому человек берет на себя право решать за… скажем, за соседа. Ах, дорогой, как ты можешь сыпать в еду столько перца, это ужасно вредно! Я тебя люблю и желаю тебе только добра, разве ты мне не веришь? Ну и так далее.

Оставался, однако, еще один вопрос.

– Вам в связи с Марком говорит что-нибудь фамилия Куприянов? Возможно, Валерий Петрович.

– Точно, Куприянов. Тогда у нас с вами разговор получился сумбурный, я, признаться, запамятовал. Точно, Марк сказал «Куприянов».

– А по какому поводу?

– Ну, он спрашивал, могут ли перепутать анализы в клинике. Вроде бы кто-то ему про такое рассказывал. Проверяется человек – аж четыре креста. А потом, в другом месте повторяет – ничего подобного, все чисто. Я как раз фамилию вспомнить не мог. Точно, Куприянов. Имени Марк не называл, а фамилию упомянул. Так, мельком. Все больше интересовался, насколько такая путаница возможна.

– И что?

– Да все бывает, конечно, лаборанты тоже люди. Только очень редко.

– Погодите, Слава, я что-то не понимаю. Если человек проверяет результаты в другом месте – значит, уверен, что у него все должно быть чисто. А если он уверен – тогда зачем с самого начала проверялся. Я, наверное, не очень внятно это сформулировала, но…

– Да я понял. Тут как раз все объяснимо. Вы просто не совсем точно представили себе ситуацию. Человек ведь обращается в такую клинику не обязательно потому, что подозревает – где-то что-то подцепил. И даже скорее всего не поэтому. Мало ли какие проблемы случаются, да хоть с той же потенцией. А проверяют РВ – или аналогичную реакцию – при этом хотя бы ради уверенности, что дело не в этом. Ну и вдруг вылезает четыре креста.

– Слава, извините, я все-таки не совсем в теме. РВ – это реакция Вассермана, да? А четыре креста?

– Интенсивность. Как раз про такую ситуацию Марк и рассказывал. Пациент в шоке, потому как абсолютно точно знает – неоткуда. Вроде непорочного зачатия. Бросается на жену – где бывала, откуда приволокла. Жена заявляет, что у мужа крыша съехала, потом обижается и с обиды идет и проверяется – чисто. Муж потихоньку приходит в себя, начинает шевелить мозгами и тоже делает повторные анализы – и тоже чисто. Получается, что перепутали результаты там, куда он первоначально обращался.

– А Марк не говорил, где именно этому Куприянову анализы перепутали?

Слава покачал головой.

– Нет. Это я запомнил бы. Ведь как раз я ему про самые заметные из них и рассказывал. И вроде особенного интереса он ни к одной не проявил.