Текст книги "Охота на журавля"
Автор книги: Елена Колчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
31
Сила женщины – в ее слабости.
Большая Берта
Недаром говорят, что нет ничего более постоянного, чем временные трудности. Если уж один раз тебе «повезло» для кого-то из кандидатов сиропчик варить – все, надежды на то, что эта богоугодная акция останется единственной, не больше, чем на то, что вдруг появившиеся тараканы «сами уйдут». Впрочем, кандидаты все же безобиднее тараканов, поскольку, в отличие от последних, их можно считать «короткоживущими». Поэтому кандидат – это, скорее, гусеница или куколка. Прошли выборы, из некоторых куколок вылупились депутаты, остальные остались лежать в спячке до следующего выборного сезона. А журналисты облегченно вздохнули. Кроме тех, кто обслуживает прошедших во второй тур. Но этим счастливчикам и платят побольше.
До возможности облегченно вздохнуть, однако, оставалось еще больше двух недель – даже с учетом более-менее пустой недели перед выборами, когда все уже придумано и написано, остается только «освещение» кандидатских встреч с электоратом. А пока день освобождения не наступил, хочешь – не хочешь, а приходится плавать в вареве липких и удивительно однообразных материалов. Погрузившись в эти печальные размышления, я сидела в «блиндаже» и делала вид, что вычитываю текст очередного интервью с господином Шамановым. Сам кандидат уже изволил его прочесть, внеся какие-то гениальные поправки. Так что, дилемма, меня занимавшая, была свойства скорее этического, нежели практического: поискать еще «блох» или отдать на верстку как есть. Ну ей-богу, пусть корректура остатки вылавливает, нет сил этот бред читать! К тому моменту, как второй вариант почти победил, в дверях блиндажа появились двое:
– Маргарита Львовна? Это к вам, – за мощным плечом охранника Витеньки сияли своей фантастической не то синью, не то зеленью ясные, хотя и несколько нежданные очи ненаглядного Ильина. Чего это его к нам занесло? Но тем не менее – ура! Можно с чистой совестью плюнуть на все это безобразие, именуемое предвыборным материалом, и испариться. В сторону дома, дивана, тарелки какой-нибудь еды… и вообще, мой любимый майор куда как интереснее и приятнее всех, что ни на есть, кандидатов в депутаты. Вместе взятых.
– Ты домой не собираешься? Я бы подбросил.
Ильин ездит на порядком потертой ржаво-коричневой «Ниве. Это вам не Майя Александровна на своем золотом «Лексусе». Хотя, если вдуматься, в «Ниву» она, должно быть, и не влезла бы – ноги бы не поместились. Классные ноги, кстати. Можно сказать, профессиональные.
Моя попытка выяснить, чем вызван столь неожиданный визит, скукожилась, как пластиковая бутылка в кипятке. Никита всю дорогу хранил молчание, и вообще был как-то необыкновенно мрачен. Сколько я ни пыталась вызвать его на разговор – безуспешно. Все мои рассказы – о выборах, о Майе Александровне, которая доводит до истерики весь званцевский штаб своим «парижским образованием» и непонятно от чего лечится в «Тонусе», о беседе с директором упомянутого «Тонуса» глубокоуважаемым господином Котовым, о неожиданном решении Кешкиных проблем – все оставляло любимого майора безучастным. Слегка заинтересовала его лишь информация о несвоевременной вакцинации и спасительной роли Глебова. Не отрывая глаз от совершенно пустой – вот еще странность в такое время! – дороги, Ильин довольно холодно заметил:
– Маргарита Львовна, в качестве личного одолжения – можно попросить не открывать двери незнакомым людям? Иннокентий, конечно, сообразительный мальчик, но и он не всеведущ.
Совершенно ошарашенная этим заявлением, я пообещала, практически поклялась на ближайшей подвернувшейся книжке – волею судьбы это оказался карманный справочник телефонов областной, городской и районных администраций – не открывать, не быть, не участвовать.
Естественно, к тому моменту, как мы добрались до дома – до моего, между прочим, дома, куда я Ильина вовсе не звала, хотя он, признаться, и не спрашивал разрешения – душа моя кипела до самых глубин и стремилась высказать все, что бурлит. Но… что называется, не сложилось. Никита мягко подтолкнул меня к дивану, сам поставил чайник, достал стаканы, расплескал по ним остатки коньяка – напоминание об очередном «романтическом эксперименте» полуторамесячной давности…
– Вчера жена Куприянова разбилась на трассе, – он помолчал с полминуты, как бы давая мне возможность отреагировать, но, заметив, что я не то что онемела, а просто окаменела, продолжал. – Врубилась в ограждение так, что хоронить придется в закрытом гробу, хорошо еще, бак почти пустой был, а то бы факелом вспыхнула… – Никита еще немного помолчал, потом, вздохнув, добавил. – Барбитуратами под завязку напичкана. То есть, не то чтобы под завязку, доза практически неопасная для жизни, но совершенно несовместимая с управлением транспортными средствами. Грубо говоря, она просто заснула за рулем… эй, ты чего?
В мгновение ока он оказался возле меня. Однако это я отметила уже чисто механически, как отмечают в блоке новостей сообщение о визите очередного высокого гостя – наверное, важно, но меня не касается. Сознание горело одной-единственной мыслью: это я виновата! Какого черта меня понесло в «Тонус», зачем мне надо было называть там фамилию Куприянова?!! Котов, который с первого взгляда показался мне дрянью, и все, все, все остальное… а еще плюсик против фамилии Куприянова, появившийся – только что? Не было его, когда мы – Глебов то есть – в первый раз эту таблицу смотрели!
Я тряслась не хуже перфоратора, которым орудуют дорожные работнички в оранжевых жилетках, зуб не попадал на зуб, ногти оставляли на ладонях багровые полумесяцы… Это я ее убила!!!
Никита не то моментально просчитал все мои резоны и мотивы, не то просто, как положено сильному мужчине, среагировал на перекошенную а ля парижская химера физиономию – сгреб меня в охапку, прижал к сильному (о господи!) плечу и стал приговаривать что-то, столь же ласковое, сколь и бессмысленное:
– Тс-с-с… Ну, тихо, тихо, ничего, поплачь, ничего, ничего…
Еще чуть-чуть – и я поддалась бы этим рукам, этому голосу, этой силе, этой доброте… Сейчас точно разревусь, и пусть меня утешают, утешают, утешают! Пусть гладят по голове и рассказывают, какая я хорошая… нет уж, господа, в другой раз. Честность – лучшая политика.
Я попыталась выскочить из… как бы это поточнее… из крепких дружеских объятий?.. естественно, мне это не удалось, Ильин таки посильнее меня будет. Однако после моего холодного «пусти!» – я постаралась вложить в это слово все льды Арктики и Антарктики вместе взятых – руки мгновенно разжались. Я рванулась в ванную. Я включила одну лишь холодную воду. Я не помню, как разделась и влезла под этот ледяной кошмар… Я знала одно – так надо. Я сама назвала Котову фамилию Куприянова – явная проблема, угрожающая его безбедному существованию. А сейчас проблемы нет – потому что нет человека. И это сделала я.
Мысли постепенно приобретали температуру окружающей среды. Впрочем, не совсем.
В сумбуре я даже как-то выпустила из виду, что погиб не Куприянов, а его жена. Так что, далеко не факт, что происшедшее имеет отношение к «Тонусу» вообще и моему туда визиту в частности.
Должно быть, влетая в ванную, я автоматически закрыла задвижку – потому что окончательно меня заставил опомниться остервенелый стук в дверь.
Нет, пожалуй, не окончательно. Я сидела под жесткими ледяными струями так расслабленно, словно душ был нежнее парного молока, и отстраненно глядела на вздрагивавшую под ударами дверь ванной комнаты. Не то через мгновение, не то через полчаса шурупы задвижки не выдержав напора, выскочили из гнезд…
Никита влетел внутрь с бешеными глазами – хотя, быть может, мне и это лишь показалось – в одну секунду ухитрился выключить озверевший душ, выдернуть мое безразличное ко всему тело из ванны, закутать его в махровый купальный халат, набросить сверху валявшуюся на стиральной машине лохматую кофту и довести – или, наверное, дотащить? – до кухонного дивана.
– Дура!!! Пневмонию заработать решила?
Я пожала плечами. Говорить не хотелось. Мне мешал халат, в который непрошеный спаситель меня закутал, мне мешало само присутствие Никиты. Хотелось лечь в уголок и никого не видеть, не слышать, не помнить, никого и ничего…
– Вот уж удовольствие среди ночи истеричных баб в чувство приводить!
– Я не истеричка, – почему-то обиделась я.
– Зато идиотка полная! – сообщил Ильин. – Может, ты наконец мозги включишь?!! Или мне с тобой до утра нянчиться? Что ваша милость следующим номером придумает?
Я начала всерьез злиться. Что он себе, в конце концов, позволяет? Приперся, когда не звали, делает, чего не просили…
Ильин тем временем устроил на кухне натуральный шмон, разыскал в верхнем шкафу бутылку зверобойной настойки, которую я держала на случай сезонных простуд, налил в стакан основательную дозу и сунул мне едва не в нос:
– Глотай!
Я попыталась возразить, но Никита лишь вздохнул и глянул на меня так, что тут же стало ясно: еще секунда, зажмут нос и пойло вольют мне в глотку, вообще ни о чем не спрашивая. Пришлось выпить добровольно. Мгновенно передо мной оказалась самая большая из имеющихся в доме кружек, дышащая горячим чайным паром.
– Давай, быстро!
Наблюдая за моими титаническими усилиями по поглощению оченьгорячего чая, Ильин допил коньяк и строго посмотрел на меня:
– Ну?! Будем истерики закатывать или в чувство вернемся?
Господи! Больше всего на свете мне хотелось расцарапать эту до ненависти спокойную физиономию.
Брось, Рита, не ври! Ничего такого тебе не хочется. Да, Ильин тебя всерьез разозлил – но, согласись, это был лучший способ переключить твою бешеную натуру с мексиканских страстей на работу серого вещества? Соглашусь, – молча вздохнула я, смиряясь с мнением внутреннего голоса. Как я его иногда ненавижу, кто бы знал! Это ты про меня или про Никиту? – не замедлил съязвить внутренний голос. Про обоих! – злобно отозвалась я.
– Извини, Ильин, – сказала я почти спокойно. – Спасибо за помощь.
– А ты быстро восстанавливаешься, – на удивление спокойно заметил Никита. – Ты тоже меня извини.
– Тебя-то за что?
– Наорал, истеричкой обозвал. Совершенно незаслуженно. Суровые у тебя способы борьбы со стрессом.
– А, пустое, – я поежилась. – Простенько, зато очень действенно. Если бы не заклинило, все бы тихо обошлось. Надо было не больше десяти минут сидеть, а я…
– Решила рекорд поставить или понравилось?
– Да нет, если честно – только не обижайся – вылезать не очень хотелось, на тебя любоваться.
– Получается, что я же еще и виноват?
– Это все подсознание, – буркнула я все еще довольно сердито. – Надо полагать, оно рассчитывало, что ты меня спасешь, – я поплотнее завернулась в теплую ткань. – Знаешь, иногда очень хочется, чтобы о тебе позаботились.
– Не очень-то ты это позволяешь, – хмыкнул он.
– Боюсь избаловаться. Ненавижу, когда садятся на шею, и страшно не хочу оказаться в этой роли.
– На тебя, пожалуй, сядешь.
– Дурак ты, Ильин, хоть и умный. Я боюсь роли всадника, а не лошади. Давай-ка закроем эту тему. И попробуем начать с самого начала.
– Только объясни мне, христа ради, хоть в двух словах – чего тебя вообще сорвало с катушек?
– Сразу после того, как ты объяснишь, как ты догадался, что я сижу в холоде?
– Элементарно, Ватсон! У тебя опять воду горячую отключили. Так чем я тебя так всполошил, солнышко?
– Мне в первый момент показалось, что это я ее убила. Пришла к Котову, решила, понимаешь, дура такая, лодку раскачать, авось что всплывет, Куприяновым интересовалась. И вот результат – начинают убирать опасных людей.
– Ты и сейчас так же думаешь?
– Нет. Уже посчитала. По времени не получается. Я только-только побывала в «Тонусе», и здрассьте-пожалуйста – они уже успевают организовать еще одно убийство? каким образом? Угостить человека барбитуратами без его ведома – для этого фокусником надо быть. Они же горькие, в отличие от трихопола. Может, есть исключения, не знаю, но по-моему, вся группа. И, кстати, почему я до сих пор живая, раз я тоже в курсе? А самое главное – почему не сам Куприянов, а его жена? Она что, имела какое-то отношение к клинике? Тогда мой визит ничего, в общем, не менял. Может, эта фигурка совсем из другой партии? Если я правильно поняла ситуацию, «Тонусу» угрожал сам Куприянов, а не его супруга. И Слава это помнит, и в блокноте… ну, ладно, в блокноте Марк мог не дописать, хотя вряд ли… но в таблице-то, где восклицательные знаки – Куприянов Валерий Петрович. Он сам, кстати, что говорит?
– Он… как бы это поточнее… он в шоке, но ничем особенно помочь не может. Они собирались разводиться, поэтому о жизни супруги он знал не очень много. Раньше она не пользовалась никакими успокаивающими препаратами, но сейчас он мог этого и не знать. Сомневается, но ручаться не может. Ну и прочее в этом духе. Нет, не знаю, не был, не участвовал, не привлекался…
– А «Тонус»?
– Я не спрашивал. Дело не у меня, картинка ясная… да и дела-то никакого нет – несчастный случай.
– С Марком несчастный случай, здесь несчастный случай… Не много ли? Погоди. А они только собирались разводиться или…
– Или. Заявление подал, детей нет, так что никаких проблем.
– Имущественные разногласия.
Ильин покачал головой.
– Нет. Оба достаточно обеспечены, у нее свое дело – она владеет, в смысле, владела, небольшим, вполне доходным ателье. Разъехаться они могли в любой момент, с жильем там тоже все в порядке.
– Ясно. То есть, мужу ее смерть не приносила ничего.
– Абсолютно. Сэкономил полчаса и три копейки денег на оформлении развода.
– Больше всего меня бесит, что я не понимаю – зачем все это? Кому понадобились эти смерти?
– Больше всего сейчас тебе нужно поспать.
Я представила, как, не пытаясь заснуть, я лежу в темноте и вслушиваюсь во все окружающие звуки… И, неожиданно для самой себя, попросила:
– А может, останешься? Места хватает, тут по шесть человек ночевало…
Ответ Ильина поразил меня еще больше.
– Ну, ты даешь! – усмехнулся он. – Ты что, и вправду думаешь, что я после коньяка и полстакана твоей настойки попрусь куда-то посреди ночи? Куда? Гаишников развлекать?
32
Все не так просто, как кажется. Все еще проще.
Антуан Левенгук
Ильин сообщил мне, что похороны в два часа, поминки в кафе «Парус». На кладбище я, естественно, не поехала, подошла сразу к «Парусу» и, конечно, ошиблась со временем. Пришлось почти час сидеть и дожидаться. С реки тянуло холодным пронизывающим ветром, сверху капала какая-то серая морось – прямо не май, а октябрь какой-то. А я, боясь пропустить нужный момент, даже не могла куда-нибудь отойти и спрятаться. В романах все происходит гораздо комфортнее: рядом с местом ожидания непременно оказывается какое-нибудь крошечное кафе или на худой конец магазинчик, так что герой может спокойно наблюдать за всем, что его интересует, в удобно расположенное окно. Здесь, увы, ближайший магазин находился в полуквартале от «Паруса», а мелкие предприятия общепита просто отсутствовали. Напротив, правда, наличествовал ресторан, но, оценив отделку, охрану и нескольких явных завсегдатаев, заходить туда я как-то не захотела. Уж лучше так, пешком постою.
Когда подъехали долгожданные автобусы, Куприянова я опознала мгновенно. Ильинское описание – «ищи мужчину, похожего на кроссворд по вертикали» – оказалось на удивление точным. Один в один! Причем кроссворд не заполненный: длинный, прямолинейный, ну, внешне то есть, и загадочно-непроницаемый. А я-то его бегемотиком обозначила…
Ну, с богом! Я набрала в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду, – и нырнула. То есть, внутренне нырнула, а на деле – очень чинно подошла и очень спокойно обратилась:
– Валерий Петрович?
Он кивнул, удивленно дрогнув бровью.
– Валерий Петрович, мне крайне неловко беспокоить вас в такой момент, но мне очень нужно с вами поговорить. И именно сейчас.
Мне показалось, что он собрался пожать плечами и пройти в кафе, оставив меня под серой моросью вместе с моими вопросами. Но тут к нам подскочила маленькая, черненькая, коротко стриженная женщина. В первый момент она показалась едва ли не подростком, но уже со второго взгляда стали заметны подчеркнутые избытком косметики «гусиные лапки» в углах глаз, вяловатая кожа и взгляд, по меткому выражению одного неглупого человека, «как подернутый пеплом». Минимум тридцать пять, а то и хорошо за сорок…
– Посмотри мне в глаза!
Она схватила Куприянова за отворот куртки – выше ей было не дотянуться – и попыталась повернуть его к себе. Контраст между ними был настолько разителен, что в другой момент я непременно улыбнулась бы. Но, конечно, не в таких печальных обстоятельствах. Голос у дамы был, однако, вне всякого ожидания, не визгливый, а напротив, довольно низкий и немного хрипловатый:
– Это ты, ты во всем виноват! Ты ее довел до такого! Она же не признавала никакие успокоительные и снотворные. А ты… – она на мгновение задохнулась, но тут же справилась. – Даже сюда не постеснялся свою девку притащить! Бессовестный! И ты послушай и подумай, с кем связалась, – дамочка оттолкнула Куприянова, порывисто развернулась и скрылась в дверях кафе.
Это нападение нас как-то объединило и перевело меня из разряда досадных помех в категорию незаслуженно обиженных. Валерий Петрович слегка виновато посмотрел на меня:
– Вы плохого не думайте. Верунчик, в сущности, добрейшее создание. Просто взрывная очень. Прискачет, наговорит с три короба – что-то ей показалось, и ты уже ее злейший враг, а потом остынет и так же, как нападала, извиняться прибегает. Не стоит ее осуждать, она всегда переживает, как десять человек сразу, сейчас – тем более. И в одном она права: мне тоже трудно представить, чтобы Надежда стала пить транквилизаторы или снотворные. А уж сесть после этого за руль… Не понимаю. Неужели ее вся эта история задела сильнее, чем мне казалось… – он отвлекся от своих мыслей и взглянул на меня. – Так в чем срочность?
– Валерий Петрович, поверьте, есть срочность. Я не стала бы тревожить вас в такой момент… – я поперхнулась, потому что вдруг увидела объяснение случившемуся. Объяснение дикое, ничем не подтвержденное, но ведь опять несчастный случай! – Знаете, я полагаю, что ваша жена не собиралась принимать никаких транквилизаторов и тому подобное.
– Как это? – мое заявление его порядком ошарашило. – Ваше заявление требует объяснений.
– Разумеется, – согласилась я. – Вы сами будете судить, насколько это похоже на правду. Только вы сразу не посылайте меня далеко-далеко.
– А что, для этого есть какие-то причины?
– На самом деле нет, но вам может сперва показаться, что есть. Вы некоторое время назад общались с Валентином Борисовичем Марковым…
– Ну… Да, было. По поводу… Не хотелось бы вдаваться в подробности.
– Вы извините, так получилось, что мне известно, по какому поводу. Марк – Валя Марков – мой коллега, и несколько дней назад он погиб. Официальная версия та же: несчастный случай. Долго объяснять, но я точно знаю, что это не так, если хотите, потом расскажу. Вы, видимо, знаете, что он готовил материал об интим-клиниках, в частности, занимался клиникой «Тонус». Фактически, о вас я узнала от него, от Марка. Ну, не совсем от него, не напрямую… ладно, это тоже неважно, главное, узнала. У вас ведь была какая-то неприятная история с этой клиникой?
– Была, – вздохнул Куприянов. – Она, собственно, оказалась и последней каплей, ускорившей развод. Я ведь Надежду сильно тогда обидел. Извинялся, конечно… но такое не забудешь…
– Валерий Петрович, я уверена, что это напрямую связано со смертью вашей жены и вообще очень важно. Убедить мне вас нечем, но, пожалуйста, расскажите мне эту историю.
– Ну, ладно, вкратце. По какому поводу я обратился в «Тонус», значения не имеет. Анализы, само собой, и вдруг: вам бы полечиться надо, болезнь у вас, гм, нехорошая… Ну, я-то про себя знаю, что негде было подхватить, каюсь, покатил бочку на Надежду, что гульнула где-то.
– А разве вы… – удивилась я. Подготовка к разводу вроде бы не способствует тесным контактам, без которых, как известно, передача определенных инфекций… скажем, маловероятна. Ну да, в каждой избушке свои погремушки. Мой визави только пожал плечами и продолжил:
– Долго рассказывать, но, в общем, Надежда оскорбилась настолько, что я засомневался. Сходил в один из анонимных кабинетов, они ведь чуть не на каждом углу… Все чисто! Пришел к директору «Тонуса» – как такое может быть? Извиняется, оправдывается, готов компенсировать и все такое. Ну, в суд, как собирался, я обращаться не стал, договорились о компенсации, через неделю должен был заплатить и получить от меня расписку – отказ от претензий.
В этом был какой-то знакомый рисунок: котовский кабинет, посетитель с претензиями, договоренность о деньгах… Но почему не сам Куприянов, а его жена? И как?
– Вы с Надей виделись в последний день?
– Ну, во-первых, утром. И обедали вместе, в каком-то кафе.
– Банальный вопрос: ничего необычного в это время не заметили? Ну, к примеру, ела она, как всегда? Может быть, какой-то совершенный пустяк…
– Да нет. Еда была, честно говоря, так себе, Надя у меня капсулу попросила, она редко это делала.
– Какую капсулу?
– Да обычную, желудочную, от изжоги и прочих «животных» радостей. Я их постоянно пью. Активный бизнес не очень-то способствует хорошему пищеварению: и нервы, и питание не слишком размеренное. Ничего страшнее гастрита, но неприятно. А Надя старалась обычно дома поесть, поэтому у нее-то с желудком все в порядке было.
– А что за препарат?
– Да вот, – Куприянов открыл дипломат, достал флакон, показал мне. – Безрецептурный, в любой аптеке.
– Простите… А Виктор Андреевич не мог видеть, что вы их принимаете? – спрашивая, я уже знала ответ.
– Не помню. Возможно. В тот период я их чуть не горстями ел – нервы совсем разошлись.
– А сейчас?
– Как ни странно, в последние дни – нет. Может, два или три раза. Когда я убедился, что Надежда… что с ней все в порядке… наверное, для меня это было важнее, чем я думал. И как только все выяснилось… ну… брак наш и до того уже не спасти было, но я внутренне как-то успокоился.
– Эх, Валерий Петрович, вы в рубашке родились, – вырвалось у меня.
– То есть? – он нахмурился, начиная, видимо, о чем-то догадываться.
– Когда вы были в клинике… я правильно поняла, это был не первый раз? – Куприянов кивнул. – Вам в тот раз не приходилось покидать кабинет?
– Да, у него какие-то срочные вопросы возникли, он очень извинялся, но попросил в приемной подождать.
– А дипломат вы с собой брали или в кабинете оставили?
– Вы полагаете… – Куприянов надолго замолчал. Вытащил флакон, рассмотрел его, даже высыпал на ладонь несколько капсул… – А если… Впрочем, да. Несчастный случай, бесполезно.
Это уж точно – бесполезно. Вероятно, ему пришла в голову мысль сделать анализ тех капсул, что оставались во флаконе, но ведь что толку? Ну, откроют, посмотрят, обнаружат еще в нескольких барбитураты – и что? Никакой связи с «Тонусом».
