Текст книги "Охота на журавля"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Да нет, не особенно. Как все.

– «Как все» тоже разное бывает. Напивался часто?

– Случалось. Не знаю. Мог месяц трезвый ходить, мог неделю не просыхать – не запой, а так, по случаю…

– Когда деньги были?

– Нет. Именно как сложится. Деньги у него всегда были.

– Тогда вот тебе первая версия, самая вероятная: жена или кто-то в этом роде решает самостоятельно полечить его от алкоголизма, ну, и перебарщивает. Не все же соображают так, как ты. Ты и представить себе не можешь, какие иногда люди глупости делают.

– Нет, Ильин. Такую глупость я представить себе как раз могу. Только не было у него не то что жены, но даже постоянной женщины. И вообще, кажется, никого. Бирюк, он и есть бирюк.

– А ты все-таки уточни. Если же и вправду нет… ну, тогда сама понимаешь. Только заниматься этим никто не станет – сказано, сам, дурак, отравился, значит, сам и дурак. – Ильин задумался. – Вот что, ясная моя. Мне это тоже не нравится. Давай по порядочку. Начала ты замечательно, хотя немного не оттуда.

– Как это не оттуда? – обиделась я.

– Если его действительно старались вывести из строя, значит, была тому какая-то причина.

– Что, опять «кому выгодно»?

– Насколько мне известно, ничего более толкового пока не придумали. Всегда одно и то же: мотив и возможность.

– Ну и?

– Сама догадаться не в состоянии? Все упирается в последний день, так? Из чисто медицинских соображений. Тогда главные вопросы: где был, с кем встречался.

– У приятеля своего был, в КВД. В клинике «Сюжет-клуб», в центре «Двое»… Намеревался зайти в такую же клинику «Тонус», но не зашел, даже не позвонил почему-то. К концу рабочего дня оказался в редакции.

– Очень мило, – подытожил вредный Ильин. – Но мало. Почему собирался в «Тонус», но не зашел, а? Кто-то отвлек? Чем? Почему даже не позвонил?

– Ну, извини, чем богаты… Откуда я могу знать, почему он в «Тонус» не зашел. Что мне сообщили, то и тебе передаю, – обиделась я, хотя обижаться следовало на себя: ведь и в самом деле очевидные вопросы прояснить не удосужилась.

– Не ерепенься. Если информации мало, надо – что? Правильно, раздобыть. Или хоть придумать, откуда взять больше, – ласково, но вполне назидательно молвил Никита мой Игоревич.

– Да не знаю я!

– Знаешь-знаешь, тебя эмоции сбивают. Ладно, помогу. У журналиста должен быть блокнот. Найди его. А если повезет, так еще и диктофон отыщется. Ну! – скомандовал он.

Да, пожалуй, я в самом деле не более, чем лошадь…

– Ч-черт! Ильин, ты гений, а я жалкий дилетант. У меня в столе – в редакции – его сумка осталась. Его как увезли, никто про это и не вспомнил. А паспорт в куртке был. Так я еще сегодня туда успею.

– Ну вот, убедилась? Все ты знаешь, через час и сама бы об этом вспомнила. Только не напрягайся так, надорвешься. Ты, кажется, хотела с мальчиком душеспасительную беседу проводить? Вот и проводи. Я часа через полтора вернусь на машине и тебя к редакции подброшу. Вместе и посмотрим. Если ты не против, конечно.

– Ох, Никита, какой же ты лапочка! – от восторга я чмокнула его куда-то в ухо, а он… впрочем, это к делу не относится.

13

Понять – не значит простить, понять – значит, упростить.

Памятка психотерапевта.

– Ну, господин Глебов, доломали агрегат? Как насчет поговорить? – Милый мальчик со вздохом вылез из-за компьютера и двинулся за мной на кухню. – И, может, все-таки на «ты»?

– Послушайте, юноша, – вмешался Ильин. – Вы, во-первых, сильно не смущайтесь. Чтобы эту девушку напрячь, и десятерых мало будет. Во-вторых, если уж она решила общаться с вами на «ты», деваться некуда, не сейчас, так через неделю все одно так и будет. Можно, конечно, просто сбежать…

– Зачем? – поинтересовалось дитя, невинно хлопая соломенными ресницами.

– Н-да, – озадаченно молвил Никита. – Кажется, вы, господа, нашли друг друга. Постарайтесь ничего не взорвать до моего возвращения, лады?

Кивнули мы с юным дарованием одновременно. Наверное, это что-то значит?..

– Ну, что, прелестное дитя, сбежать ты не захотел, давай попробуем определить статус кво.

– Без проблем.

– Я, правда, сильно не настаиваю. Ты вполне можешь сказать, что это не мое дело, и будешь абсолютно прав. Но мне все-таки хотелось бы слегка разобраться в ситуации. Во-первых, я уже миллион раз слышала про тебя от Олега, он у тебя чего-то там преподает.

– Олег Георгиевич?

– Ну да. Он имеет честь быть мужем одной из моих коллег, и я к ним обоим отношусь наитеплейшим образом. Конечно, твое право устраивать фокусы, и проблемы Олега – переживать из-за них или нет. Но у меня создалось впечатление, что он единственный из преподавателей продолжает нормально к тебе относиться.

– Это точно, – грустно подтвердил Кешка. Действительно грустно. Похоже, учительские переживания из-за его фокусов Глебова и впрямь огорчали.

– А из-за этой олимпиады он и вовсе расстроился. Если я правильно поняла, это неплохой, причем во всех отношениях неплохой шанс, так?

– Так, – кивнул «ребенок» еще более уныло.

– А невинный младенец Иннокентий не нашел лучшего времени, чтобы продемонстрировать школе истинное лицо известной особы. Способ очень милый, а вот последствия – не очень.

– Да ладно, – буркнул «невинный младенец». – Знал ведь, что так будет, не с бухты-барахты развлекался.

– Собственно, я как-то и не сомневалась, что последствия ваша милость просчитала заранее. Про бурную общешкольную любовь к Изабелле я также наслышана. От того же Олега. Непонятно одно. Мадемуазель Изабелла – явление, как я понимаю, не сегодняшнее. Что за необходимость была устраивать тарарам в самый что ни на есть неподходящий момент? Неужели уж так накипело?

Глебов дернул оранжевым плечом и ничего не ответил.

– Ладно, согласна, девица та еще, судя по рассказам. Но почему именно сейчас? Сам ведь говоришь, что знал о последствиях. Устроил бы ей подарочек после олимпиады. Уж будто истинное лицо этой девушки – такая уж тайна. Месяц подождать никак нельзя было?

– Нельзя, – Глебов опять тяжко вздохнул. Ох, и тяжко, ох, и глубоко. По сравнению с этим вздохом пучина мирового океана – так себе, чайное блюдечко.

– Открою тебе страшную тайну. Я нынче по этому поводу – ехать тебе на общероссийский тур или нет – выдержала небольшую баталию в гороно. Это вторая причина моего, ну, скажем, интереса. Понять бы – надо было туда идти или нет.

– Зачем?

– Что зачем – понять?

– Идти зачем?

– Причина первая – теплое отношение к известному тебе Олегу Георгиевичу, и проистекающий из этого вопрос: нельзя ли его душеньку, уязвленную непонятными поступками некоего Глебова, как-то утешить. Вторая – более чем прохладное отношение к всевозможным дамам от образования. Ну и вдобавок взыграло во мне, уж извини, здоровое любопытство: как это получилось, что такой умный мальчик такую глупость сотворил. Вот, собственно, и все причины.

– Надо было, – буркнул Глебов.

– Да-а, гвозди бы делать из этих людей. Небось лучшего друга спасаешь? От участи, что страшнее смерти? – я выстрелила почти наугад – ну, не совсем наугад, в конце концов, если дитя упорно что-то скрывает, почти наверняка оно скрывает кого-то – и, похоже, попала в десятку.

– А… – юное дарование, как открыло рот, так и забыло его закрыть. Прелесть мальчик! Удивительно в нем сочетается совершенная взрослость со столь же совершенной младенческой свежестью.

– Что же тебя так удивило?

– Даже Ольгерд… – дитя замолчало.

– Вы его Ольгердом зовете? Оригинально. Надо будет ему рассказать.

– Он знает, – буркнул Глебов.

– Ну-ну. Так вот, Олег Георгиевич, возможно, слишком близко с тобой знаком, чтобы догадаться, где собака зарыта. Воспринимает тебя как яркую индивидуальность и нетипичного представителя. А люди на самом деле, даже нетипичные представители, скрывают обыкновенно одни и те же вещи. Ясно, что, если бы проблема касалась тебя самого, ты вполне мог бы потерпеть некоторое время. Плюс еще игровые автоматы… Складываем два и два, получается влюбленный приятель. Кто именно – не спрашиваю, не принципиально.

– Он за ней, как теленок на веревочке ходит, все, что угодно, готов сделать, лишь бы солнышко улыбнулось, – процедил сквозь зубы невинный младенец. – А у солнышка запросы, как у дочери нефтяного короля. Фи, какая дешевка, за кого вы меня принимаете. А этот болван полагает, что весь выпендреж сплошь от внутреннего благородства идет. Орхидеи дарит. Даже не розы – как можно, розы – это так банально.

– И, конечно, никого не слушает, а ее полагает ангелом небесным.

– Слова не скажи!

– А теперь?

– Ну… Сперва решил, что я падаль последняя, и он мне руки не подаст, а потом – что сам дурак. Она ему скандал закатила, что знал, а ей не сказал, что обнародовать чужие секреты – это подлость. Ну, и так далее. Во всяких таких выражениях. Невзирая на внутреннее благородство и замашки наследной принцессы. В общем, с любовью, кажется, все.

– И с олимпиадой тоже, – почти равнодушно заметила ехидная Маргарита Львовна. На юное дарование мое ехидство, однако, не очень подействовало. Как это говорят? Его спокойствие было непрошибаемо.

– Ну, что ж поделаешь. Не последняя же это олимпиада?

– А это бабка надвое сказала, – сообщила я. – Кто их знает, этих монстров мировой техники. Сегодня они нас любят, а завтра, глядишь, ветер переменится. Не жалко?

– Жалко, – согласился отрок и вздохнул. – Значит, не судьба.

– А за свой счет никак?

Неисправимый Глебов снова вздохнул и совсем уж безнадежно добавил:

– Амалия сказала, что деньги на поездку найти можно, но мужчина должен отвечать за свои поступки. Да я и не спорю. Жалко, конечно, но выбора-то не было.

– Амалия?

– Ну да, тетушка моя, Амалия Карловна.

– Ясно. Очень разумная у тебя тетя. Я, помнится, ее несколько раз видела. Такая всегда с платочком кружевным… Когда ей на тебя жалуются, она все этот платочек к носу прикладывает.

– Ага, с платочком. Итальянскую оперу обожает и Вертинского. Французские романы читает. В оригинале. Постельное белье у нас лимонной вербеной пахнет – она в шкаф такие специальные мешочки кладет. А сама, между прочим, всю жизнь при строительстве. Я как-то у нее в стройуправлении был… Бригадиры – или кто там, не знаю точно – чем-то ее достали, она слушала, слушала, вежливо так, внимательно, а потом как завернет!.. Минуты на три. Они там все сразу тихие стали. Извините, Амалия Карловна, конечно, Амалия Карловна. Умора!

Мне тоже стало весело.

– Это ты, значит, в нее такой… разнообразный? Стремишься к идеалу?

– Не знаю, – пожал плечами вежливый отрок. – Она говорит, что каждый человек должен быть сам на себя похож. А идеалы слабаки придумали, чтобы своими мозгами не шевелить, – отрок подумал и добавил, видимо, для полной картины. – Мы вообще классно с ней живем.

Наблюдение насчет слабаков и идеалов показалось мне настолько интересным, что я отложила его для последующего обдумывания. Впрочем, остальные контрасты тоже.

– Ну-ну. Кстати, она беспокоиться не станет, что ты надолго пропал?

– Это вряд ли. Хотя можно и позвонить. Или с балкона махнуть. До нашего окна тут три метра.

14

Успех любой экспедиции обеспечивается тщательностью подготовки.

Папанин

Ильин вернулся не через полтора часа, как обещал, а всего через час – видать, охотничий инстинкт взыграл. Я попрощалась с Глебовым, пригласила заходить еще, и мы отправились в редакцию. Пока обувались, причесывались и топтались в прихожей, мне неожиданно захотелось потрепать юное дарование по голове, даже подняла руку… и тут же ее отдернула: собственный жест вдруг показался мне бестактным до хамства. В этом пацане чувствовался такой глубинный аристократизм – куда там принцу Уэльскому! А линялая майка и разбитые кроссовки где-то даже подчеркивали все это – по контрасту, что ли? Или так сквозь угловатую неуклюжесть птенца просвечивает будущая стремительная пластика сокола?

Размышления о новом знакомом продолжились и в машине. Даже отвлекли несколько от привычного, хотя и довольно редкого удовольствия – наблюдать за тем, как Ильин водит.

Грешный я человек: нет, чтобы, следуя учению большинства мировых религий, отрешаться от земного и сосредотачиваться на духовном самосовершенствовании – предпочитаю наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Скажем, хорошая книга, конечно, большее удовольствие, чем кружка пива или обожаемые мной арбузы. Но ведь одно другому не мешает.

А больше всего на свете люблю Профессионалов. И неважно, в какой области. Хоть в забое свиней.

А Ильин машину водит лихо, есть на что посмотреть. Нет, не так. Лихость – нечто размашистое, избыточное, даже в звучании слова прослеживается «лишнее». Но что бы там ни говорили про исконно российскую разудалость, истинные мастера экономны, даже скупы в движениях. Сил – ни своих, ни подмастерьев – попусту не тратят.

Ильин сидел в кресле водителя свободно, даже расслабленно – как отдыхающий лев – готовый, однако, в любой момент и к атаке, и к защите. Зато все маневры были точны и свободны, казалось, машина сама исполняет все необходимое. Так ведет себя лошадь под хорошим всадником – подчиняется незаметным со стороны движениям колен, а может, и мысленным приказам. Так что, невзирая на конец рабочего дня и неизбежный час пик, до редакции мы добрались за семнадцать минут.

Никита остался в машине, я отправилась за вожделенной сумкой, снедаемая смутными сомнениями:

– Слушай, герр майор, а вдруг ее там уже нет?

Ильин усмехнулся и покрутил головой.

– Может, сначала лучше проверить? Вроде пустые пережевывания – не твое амплуа. Ах, что там в письме?! Ну, открой и посмотри! Никогда за тобой такого не водилось.

– Близких знакомых у меня тоже никогда раньше не убивали! – огрызнулась я, хотя в сущности он был абсолютно прав: какой смысл психовать на пороге, загляни и убедись. Ильин примиряюще похлопал меня по плечу.

– Расслабься и не мандражируй. Нет так нет, ничего страшного. Отрицательный результат – тоже результат. Будем искать. Но для начала все-таки сделай, что собиралась, о кей?

Он меня, вероятно, уже в «агенты» зачислил, специалист. А зарплата?

Фу! Прямо на пороге, точнее, через порог наш Васька тащил – за загривок, представляете, какая гадость! – придушенного голубя. Васька – кот некрупный. Масть тигровая, а в остальном абсолютная дворняжка – уши, мускулы и три кило наглости. Добыча была почти с самого охотника, не поднять, поэтому Васька тянул тушку волоком, подставляя плечо, как в фильмах о войне санитарки тянут раненых. Спотыкался на камнях и, похоже, матерился. По-своему, по кошачьи. Ничего, еще годик с нами потусуется, и, глядишь, по-нашему научится.

Васька – главное лицо в редакции. По крайней мере, сам так считает. И не без оснований. На нашем первом этаже без кошки не обойтись – крысы из подвала частенько захаживают. Хоть и мелкие, немногим крупнее мыши, и не очень их много, однако неприятно. Забираются в любые углы. Как-то в блиндаже ухитрились сгрызть пряники из закрытого ящика стола. Стол при этом остался неповрежденным, как туда крысы залезли – до сих пор загадка. Но пряники – деликатес, а вообще-то они жрут все подряд, не брезгуют даже кусками хозяйственного мыла, у уборщицы воруют. Не доедят и бросят посреди комнаты или коридора. А если какие нужные материалы? Записи, то есть… Кошмар, в общем!

Около года мы так с ними мучались. Специалисты по дератизации отбыли свой номер с нулевым результатом и скептическими комментариями. Ну какая дератизация, когда такой подвал! Кошки? Да, пожалуй, одна надежда на них.

Представители кошачьего племени, радушно приглашаемые к нашему шалашу, сменялись почти с той же частотой, как почетный караул у тела усопшего вождя. Не везло нам: все они, кошки, а не вожди, оказывались на редкость безмозглыми. Вместо того, чтобы охотиться на крыс, сами от них прятались. Да еще и гадили, где ни попадя. Одна, помню, белая, как снег, все норовила застрять в каком-нибудь наглухо закрываемом помещении – так что с утра в «помещение» было не войти.

Васька же оказался натуральным, хотя и случайным, подарком судьбы. Тощий – так с тех пор и не разъелся, только мышцы нарастил – истинно дворовый котенок сразу показал себя хозяином на новом месте. С первого дня все дела свои справлял исключительно на улице, а если дверь оказывалась закрыта, мог обойти всю редакцию, диким мявом требуя, чтобы его выпустили. Крыс начал ловить сразу, во всяком случае, трофеи приносил их регулярно. Именно приносил. Есть он их не ел, а таскал по всем кабинетам – хвастался. Часа через три это кому-нибудь надоедало, и останки крысы отправлялись в мусорный ящик. До следующей добычи. Месяца через два редакционные углы окончательно пропитались Васькиным запахом, а крысы кончились. Может, просто поняли, что власть переменилась, и ушли. Тогда Васька направил свои охотничьи инстинкты на воробьев и иногда на голубей. Голубей он, правда, временами таки ел. Но ритуал похвальбы «экий я охотник» оставался неизменным. Васька свято убежден, что добычу надо непременно показать всему наличному составу редакции, иначе и охотиться неинтересно.

В этот раз, однако, сценарий был нарушен. Подтащив голубя к порогу, Васька натолкнулся на преграду: тяжелые армейские ботинки, увенчанные еще более тяжелой фигурой охранника.

Собственно, охранники, как и остальное население, бывают самые разные, но нам почему-то везет лишь на две категории: к нам попадают либо очень толковые ребята, либо уж абсолютные одноклеточные: как голова может болеть, когда она кость? Представители первой категории мгновенно зарабатывают всеобщую любовь, к представителям второй остается лишь относиться как к неизбежному злу – совсем без охраны тоже не проживешь.

Главная беда в том, что у одноклеточных переключатель рабочих режимов умеет стоять только в двух положениях: «все свои» и «стой, уже никто никуда не идет». Витенька, чьи сапоги преградили Ваське дорогу, мало того, что относился к классу одноклеточных, вдобавок в данный момент работал во втором режиме и был свято уверен в том, что дохлому голубю в редакции не место. В некотором смысле он был даже прав. Ну и что?

Васька от удивления даже присел на задние лапы: как? Меня, главного хозяина и добытчика? Не пускают?!! Сапоги стояли незыблемо. Я хотела уже помочь, но Васька, умница, справился сам. На раздумья ему понадобилось максимум полминуты. Решение оказалось простым до гениальности. Комнату рядом с входом в редакцию занимает наш «автопарк», то бишь свободные от поездок водители. Не знаю, чем занимаются свободные водители в других местах, наши либо решают кроссворды, либо раскладывают пасьянсы. Да и вообще производят впечатление гораздо более интеллигентных личностей, чем собственно «творческий коллектив».

Васька подтащил добычу к «авто»-окну, оглянулся на Витеньку – не сворует ли дурак в сапогах его, Васькину, собственность, положил голубя к стене, еще раз оглянулся, вспрыгнул на подоконник и начал царапать стекло: мол, помогите, хулиганы славы лишают! Через минуту в дверях появился один из водителей, Витенька был бесславно повержен, а Васька, не забыв захватить свой «камень преткновения», гордо, насколько это было возможно с такой ношей, прошествовал внутрь редакции.

Отсмеявшись и глубоко вздохнув, я отправилась за своей добычей. Сумка тихо-мирно лежала на подножке моего стола, маленькая, легкая, почти пустая. Я не удержалась и заглянула внутрь: парочка ручек, непочатая пачка «Петра I», почему-то отвертка, блокнот и диктофон. Вздохнула уже с облегчением и – на выход, пусть Ильин теперь сам решает, чего мы дальше делаем.

Дальше мы поехали обратно, поскольку Никита заявил, что изучение трофея и связанные с этим размышления удобнее производить в домашних условиях.

15

Молодым везде у нас дорога.

Дедал

– Давай-ка перед тем, как изучать сей документ, расскажи, чего сама нарыть успела. Ты же наверняка сегодня весь день эту историю проверять пыталась, точно? Или я тебя вовсе не знаю.

– Да знаешь, знаешь. Хотела бы я тебя так же знать, как ты меня…

– Да ну? Неужели хотела бы? Кто же тебе, свет очей моих, мешает? – неожиданно заинтересовался Никита. О Господи, научи ты меня хоть когда-нибудь держать язык за зубами!

И тут кто-то постучал в балконную дверь. Ильин, сидевший напротив меня, расхохотался. Я резко обернулась: за стеклом маячила виноватая Кешкина физиономия.

– Глебов, твою мать! – я распахнула дверь. – Ты откуда взялся?

Он совсем уж виновато пожал плечами и посмотрел куда-то в сторону и вверх, откуда свешивалась веревка. С узелками. Та-ак. Воистину, Иннокентий – невинный младенец. Похоже, на ближайшие лет пять, пока этот младенчик не подрастет, мне обеспечена жизнь веселая и, главное, разнообразная. Хм. А веревочка-то грамотная. Стандартный альпинистский шнур, именуемый «основняк», то бишь десятого нумера, а в узелках продеты перекладинки – этакая импровизированная веревочная лестница.

– Кешенька, ты вообще соображаешь, что делаешь? Хотя бы иногда? – вежливо, как рекомендуют возрастные психологи, поинтересовалась я.

– Ну… вы же… ты же сказала «заходи»… – несколько растерянно ответствовал юный «альпинист».

– А в следующий раз ты в канализацию просочишься? Ужель обычный путь тебе заказан, путь достойного человека?

– Так долго же… Вниз, потом вверх… А так раз – и все.

– Ага. А если действительно получится «раз – и все»?

Глебов презрительно фыркнул.

– Подумаешь! Я по канату ходить могу, а тут спуститься три метра.

– И что говорит по этому поводу Амалия Карловна?

– А, вот, – он достал из-за пазухи небольшой сверток. – Она говорит, что ходить в гости с пустыми руками неприлично. Это к чаю, ее фирменное печенье.

– Да, славная у тебя тетушка. Теперь понятно, в кого ты такой, ну, скажем, практичный.

– Ага! – радостно согласился Кешка, почувствовав, что прощен.

– Ну заходи, альпинист. За примерное поведение будешь картошку чистить.

– Я и пожарить могу! – просиял Иннокентий.

– Договорились. Инициатива наказуема, поэтому действуйте, юноша. За отсутствием мясопродуктов к жареной картошке предлагается яичница. Если не лень салат резать – овощи в холодильнике, внизу.

Пока Глебов возился у плиты и кухонного стола – весьма сноровисто, надо сказать, возился – я изложила конспект событий еще и ему. Одна голова хорошо, а три умные лучше.

Некоторые сомнения насчет неокрепшей детской психики, которую «нельзя подвергать» и все такое – я отмела в две минуты. Во-первых, нынешние волчата знакомы с «суровой правдой жизни» не хуже, а то и лучше любого взрослого, а во-вторых, господин Глебов далеко не дитя. Сколько бы там лет ему ни было – уже весьма самостоятельный и разумный экземпляр. Ему даже не пришлось объяснять, что такое трихопол и с чем это едят. Точнее пьют. Точнее, не пьют. Кешенька знал это, кажется, лучше меня, а уж раньше – это наверняка.

Интересно, где таких делают? Даже на стол накрыл! Да-а, чтобы уравновесить такие совершенства, он просто вынужден быть абсолютным хулиганом. Иначе ненатурально получится. Или помрет от избытка добродетели.

Поскольку моя порция была втрое меньше, чем у мужчин, справилась я с ней вдвое быстрее. И только собралась заняться чаем, как почувствовала настоятельную потребность присесть и отдышаться – настолько нереальной выглядела окружающая меня картинка.

Конечно, эта кухня видала всякое: и медитацию на двенадцать персон – как же это мы здесь размещались? – и репетиции «Федота-стрельца». А уж посиделки непризнанных гениев отечественного рока, гитары заполночь или полдюжины рюкзаков по углам – это и вовсе повседневка. Один из гостей, сдвинутый на восточных единоборствах, как-то решил продемонстрировать остальным, а точнее, одной из остальных, суперпрыжок. После бутылки коньяку – при всей повернутости на спортивных достижениях режимом он себя не изнурял. Продемонстрировал. След ботинка на потолке до сих пор закрасить не могу. А может, и не стоит. Если, наоборот, обвести его в рамочку – очень эффектно получится. Вполне в стиле дома.

Но такого, как сегодня, и не припомню. До того теплая, до того семейная сцена: вечер, хозяйка кормит своих мужчин ужином… Правда, ужин готовил Глебов, да и великоват он чуток, чтобы приходиться мне сыном, но это уже детали. А в целом…

Эка занесло тебя, Маргарита Львовна!

Ильин, негодяй, как подслушал мое настроение, оглядел окружающее оценивающим взором, усмехнулся и обратился точно в тон:

– А что, мать, коньячку у тебя к чаю не найдется? Уж больно вечер хорош, а? А ты молодой человек, на нас не гляди, и вообще никогда не пей эту гадость.

– Ага, – подхватил вредный Кешка. – привыкнешь, и жизнь твоя не будет стоить ломаного цента!

Спасибо невинному младенцу, наваждение пропало.

– Ты же за рулем? – поинтересовалась я у Никиты.

– Подумаешь! – отозвался он. – Запру тебя в шкафу, свистну с улицы пару девочек посимпатичнее, и предамся классическому мужскому загулу.

Все-таки он невыносим!