Текст книги "Охота на журавля"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

33

Прелесть жизни – в ее непредсказуемости.

Мишель Нострадамус

Ильин, как и договаривались, ждал меня на соседней улице, во дворике с петухом, и даже успел достичь с птицей полного взаимопонимания. Огненный страж приканчивал большой пакет чипсов и недовольно зыркнул на меня: не собираюсь ли отнимать, не устроить ли мне показательный бой? Майор был предельно краток – должно быть, как и я, порядком замерз.

– Новости?

– Ничего неожиданного.

– К тебе?

– Угу.

Доехали мы в полном молчании. Так же молча вошли в подъезд, подошли к моей двери… Однако, когда я уже нацелилась ключом в замочную скважину, Никита меня остановил:

– Погоди-ка.

Посветил на дверь фонариком и присвистнул.

– Правую руку покажи, – коротко распорядился Ильин. Я, ничего не понимая и, пытаясь из-за его плеча разглядеть, что же там такого удивительного на моей двери, протянула ему руку с ключами. Никита внимательно осмотрел ее, забрал ключи и отпустил, сообщив непонятно:

– Свеженькие.

Наконец я смогла увидеть дверь целиком. С первого взгляда она выглядела, как обычно, а вот со второго… Чуть ниже замочной скважины торчали два гвоздя, замазанные краской в цвет двери. Причем вбиты они были не до конца, а шляпки «откушены», так что торчали, собственно, острые огрызки. Как нормальный человек открывает стандартный замок? Правильно, вставляет ключ и поворачивает его, при этом рука попадает точнехонько на эти самые острия. И, естественно, расцарапывается до крови.

Ну и что? Может, и ничего, только могу поклясться на чем угодно – еще вчера никаких гвоздей тут не было. Никитушка не зря осмотрел мою руку: открывать дверь и не поцарапаться невозможно.

Я дернулась было позвонить соседям – попросить какого-никакого инструменту, дескать, замок заело – но Ильин отмахнулся:

– Обойдемся.

Взявшись за ключ левой рукой, он аккуратненько повернул его так, что даже не коснулся гвоздей. Войдя в квартиру, он, не раздеваясь, достал клещи, вытянул из двери гвозди и попросил у меня какой-нибудь пузырек. Чего-чего, а пузырьки из-под витаминов у меня накапливаются обычно в невероятных количествах – хоть фармацевтическое производство открывай. Мне почему-то жалко их выбрасывать – вдруг пригодятся. Вот и пригодились. Никита сложил гвозди в пузырек, посветил фонариком у порога, нашел откусанные шляпки, отправил их следом за гвоздями и, сообщив, что скоро вернется, строго-настрого приказал никому до этого не открывать.

– А Глебов? – только и успела спросить я.

– Глебов в дверь не ходит, – бросил Ильин через плечо и усвистал в неизвестном направлении.

Иннокентий, как и следовало ожидать, появился – на балконе, разумеется, – через пять минут. Чудеса, да и только! На этот раз он приволок – о господи! – кастрюльку с домашними котлетами. Как он с ней спускался?

– Это все Амалия… Пусть, говорит, хоть поест толком, а то она такая худенькая, наверное, и готовить некогда, все бегает. Да еще ты, ну, я, то есть, мешаешься. Я правда мешаюсь?

Ну и глазищи у него! Ждет ответа так, как будто от этого спасение жизни зависит.

– Балда ты, Глебов! Если бы мешался, я уж нашла бы способ тебя куда-нибудь сплавить. Опыт, знаешь ли, имеется. Не бери дурного в голову, а Амалии передай всяческие мои благодарности. Ну, и успокой ее. Насчет чрезмерной тактичности. Ты уже вроде бы как свой. Опять же, кто мне за хлебом, если что, сбегает…

– А что, надо? – тут же среагировало дитя.

– Сиди, реактивный, с хлебом нынче все в порядке.

А Амалия Карловна – право слово, святая женщина. Надо будет выбрать время и нанести визит вежливости. Или как там оно называется. Вот только насчет некогда готовить… Это все лень несусветная, да события, которые аппетит напрочь отбивают. Ну, не хочется, и все тут!

А котлетки-то еще теплые… Мысль о еде энтузиазма не вызывает, но ведь грех пропадать такому добру. Так, поставим разогревать вчерашнюю картошку, а тем временем добавим в тоник немного ангостуры. Гадость, на мой вкус, получается редкостная, зато аппетит после этого – как у своры северных собак. Так, Ильин-то, должно быть, тоже голодный, не маловато ли картошки будет? А мы ее яичницей зальем, а в холодильнике, оказывается, еще полбанки горошка есть, а в ящике петрушка подросла, можно уже стричь. Кто скажет, что неубедительный ужин?

Поедая все это великолепие, я доложила Глебову обстановку. Дитя внимало молча, лишь кивало изредка ржаво-белесой головой.

34

Больше всего на свете я не люблю лошадей.

Геракл

Ильин положил трубку и повернулся к нам:

– Что, чижики? Хорошо живем. Богато, можно сказать.

– То есть? – тупо спросила я.

– А то и есть. Полный букет на твоих гвоздиках: от столбняка до гепатита, со всеми промежутками. Вот только СПИДа, кажется, нет. Но и без него достаточно. Ах, какая жалость! Безвременная кончина оборвала творческий путь молодой талантливой журналистки… – Никита ерничал и как-то очень зло, ему явно было не по себе.

– Ты, что ли, жизнь мне спас?

– Иди ты! С эмоциями и безмерными благодарностями потом разбираться будем. Если захочешь. Лучше скажи, что ты по этому поводу думаешь. Включи голову. Кому ты так сильно дорожку перешла?

– Котов, разрази меня гром, – вырвалось у меня. – Больше некому.

– А почему не Куприянов? – спросил Ильин.

– Во-первых, ему не было никакой необходимости убивать свою жену. Они мирно, спокойно расходились, никаких проблем. Во-вторых, у Куприянова никаких выходов на меня. А этот мальчик с вакцинацией, да еще гвозди – они-то появились не после моей с ним встречи, а во время нее, а может быть, и до. В-третьих, у него не было никакой необходимости сообщать мне про капсулу. Нет, Куприянов не годится.

– В-четвертых, Марк ушел из «Тонуса» чуть раньше половины шестого, а в редакции оказался в шесть, только-только добраться, – неожиданно добавил Никита.

– Вот это да! Откуда дровишки? – удивилась я. В самом деле, это сообщение неопровержимо указывало на директора клиники… Я ничего не понимала.

Ильин развел руками.

– Грамотная работа со свидетелями. Рано старую гвардию списывать. Информация верная.

– Ну, Котов, точно. А кофе… – я задумалась.

– Какой еще кофе? – удивился Никита.

– Когда я второй раз к Котову заявилась, он меня опять кофе поил. А я испугалась, вдруг отравит, как Марка, и пить не стала. Сначала хотела просто в урну вылить, а потом думаю – что же добру пропадать? Перелила тихонечко в пузырек от аскорбинки и попросила одного знакомого выяснить, что там такое.

– Ну ты даешь! Мата Хари… И что там было?

– Кофе, и ничего, кроме кофе.

– Что же он так тебя помиловал?

– А запросто. У него, видно, не оказалось под рукой ничего такого, долгоиграющего. Угостить меня чем-то сильнодействующим – проблем больше, чем решений. Он же на этих, несчастных случаях специализируется, умник. Машину я не вожу, значит, транквилизаторами меня кормить бессмысленно. Трихопол? Тоже вряд ли можно надеяться, что я, как Марк, скоренько надерусь. Вот он и не стал ничего добавлять, прислал этого якобы медицинского мальчика, прививку делать. Черт его знает, что там вместо прививки было.

– А мальчик откуда взялся?

– Ну, знаешь, я не ясновидящая. Но должен же у Котова, если он впрямь мошенничает, кто-то быть для мелких поручений. Вот и поручил. Так что, все сходится, он, паразит. Но зачем?!! Ничего не понимаю. Может, он просто псих?

– Может, он подготавливает почву для чего-то? – подал голос Глебов.

– Для чего?

– Ну, например, шантаж…

– Да ну! Кого и чем сегодня можно шантажировать? Разоблачения уже настолько в зубах навязли, что угроза огласки вряд ли способна хоть кого-нибудь напугать. Подумаешь, пользуется человек услугами интим-клиники. Да пусть у него хоть весь венерический букет в организме, ну, кроме СПИДА, конечно, – пожмет плечами, дескать, с кем не бывает…

– Судя по заметкам в таблице, он нацелился на Майю Александровну… – заметил Ильин.

– Ну, и что?

– А выборы? – задумчиво молвило одаренное дитя.

– Что – выборы? – не поняла я.

– Майя Александровна – пассия Званцева, так? – хмыкнул майор. – У него кто основная часть избирателей?

– Ну… старшее поколение. Он же из того еще руководства.

– Как эти люди отнесутся к грамотно поданной информации о том, что господин Званцев не только держит при себе девицу определенного толка – это простили бы – а вдобавок приволок от нее жене и детишкам добрый венерический подарочек? При этом девица лечится в дорогой клинике, а жена и прелестные малютки и знать не знают, чем их папочка наградил…

– О-ё! – хлопнула я себя по лбу. – Да… Это наверняка сработает. Они там за каждые полпроцента голосов готовы драться, а тут потеряют не меньше десятка.

– Ну вот. Сколько стоит предвыборная такого уровня?

– Много. Значит, синицы в руках, то бишь гарантированного дохода от «Тонуса», включая мухлеж с диагнозами, господину директору показалось мало, решил поймать журавля в небе. А осведомленных свидетелей, чтобы не дай бог птичку не спугнули – того-с!.. Черт! Семью Званцева жалко… Сыну девять лет, дочери тринадцать. Папа в политику играет, а им-то за что эта грязь? Если все действительно так. А похоже на то. Очень логично и все объясняет. И ничего не сделаешь. Даже не узнать, так ли это на самом деле…

– Ну… – неуверенно произнес Кешка. – Можно попытаться.

– Что ты имеешь в виду? Повесить жучок на телефон? Так не до такой степени Котов идиот, чтобы по этим вопросам со своего телефона разговаривать. Слушать званцевский номер? Не представляю – как. Ты у нас, Иннокентий, конечно, гений, но до званцевского телефона, я полагаю, и тебе не добраться.

– А зачем? Может, телефон-то и ни при чем?

– Как это? – хором удивились мы с Никитой. – Он же не придет лично?

– Мог этот Котов все переговоры провести по электронной почте? Она гораздо анонимнее телефона. С левого ящика, естественно.

– Ну, Глебов! Полезешь званцевский почтовый ящик проверять?

– Вот еще! Я когда последний раз на котовский компьютер лазил – помнишь, Рита, ты просила базу еще раз посмотреть – на всякий случай маленького троянчика им оставил. Сейчас можно залезть и поглядеть, чего там у него с почтой.

Нужное послание – действительно, со свежеоткрытого почтового ящика – обнаружилось сразу. Отправлено полсуток назад, значит, Званцев его уже, наверное, прочитал. Текст не оставлял никаких сомнений – Глебов абсолютно прав. Ай да Иннокентий, ай да невинное дитя! Дитя, впрочем, и само несколько растерялось:

– И что мы с этим делать будем?

– Думать, – довольно резко ответила я и начала сосредоточенно переставлять фигурки. Внутреннее напряжение все-таки прорвалось наружу – Котовасий выскользнул у меня из пальцев и, ударившись об угол стола, разлетелся вдребезги. Ну, так тому и быть. Грубить не хотелось, но другого выхода я не видела. План действий у меня уже сложился, но «мальчикам», что большому, что маленькому, лучше было остаться в блаженном неведении. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Значит, так… Мальчики, вы прелесть, оба, я вас ужасно люблю, но лучше бы вам сейчас разбежаться по своим домам. Я собираюсь сосредоточиться и серьезно пошевелить мозгами.

Мальчики переглянулись, пожали плечами и удалились.

Вообще-то шевелить мозгами не было никакой необходимости. Ситуация выглядела ясной, как третий закон Ньютона. Доказать причастность Котова к смерти Марка или куприяновской жены нереально. То есть – совсем нереально. Да и не станет никто этим заниматься. И что – оставить все как есть? А как же – не должно быть преступления без наказания?

Почему-то ни Робин Гудом, ни Бэтмэном я себя не чувствовала. Предстояла очень неприятная и грязная работа. На сбор ста тысяч долларов – Котов оказался удивительно скромен в запросах, испугался, что ли? – господину Званцеву предоставлялось трое суток, так что следовало поторопиться: одни сутки уже почти прошли. Правильно, что я «мальчиков» отправила – незачем им в это соваться. Хотя… Я вспомнила взгляд, которым на прощание одарил меня майор… Не исключено, что он что-то понял, соображалка у него работает быстро и точно.

Так. Хватит тянуть время, за работу. На всякий случай я еще раз проверила свои рассуждения, поискала альтернативные варианты… Нет. Щелкни кобылу в нос – она махнет хвостом. А люди ненамного сложнее. В жестко определенных ситуациях они и действуют определенным образом. Что бы там ни было, если процесс пойдет нештатно, две-три запасные точки, с которых можно свернуть, я на всякий случай оставила.

Ага, вот еще что, для полной готовности. Фигурки, в которых больше не было необходимости, вернулись на свои места. Поехали!

Сначала я позвонила Подбельскому и задала два вопроса. Борька немного удивился, но нужную информацию выдал и расспрашивать не стал. За окнами по-прежнему моросило. Тоже мне, поздняя весна, неправильная она какая-то. Натягивая куртку, я заранее поежилась. Впрочем, выбора все равно не было.

Звонить с домашнего телефона было бы не только фантастически глупым, но, скорее всего, и опасным. Ну, ничего, до намеченного автомата, очень удобно расположенного – на отшибе, с тыльной части одного из соседних домов – всего-то метров двести.

Черт! Дождь под телефонную «крышу» заливает, гадость какая. А, ладно. Не размокну.

– Я говорю с Олегом Сергеевичем Званцевым?

– Да. А с кем говорю я?

– Олег Сергеевич, у меня для вас достаточно важная информация, выслушайте. Вы сегодня утром получили крайне неприятное письмо.

– Я их получаю десятками, приятные и неприятные, в чем дело?

– Это письмо очень неприятное, его вряд ли можно перепутать с другими. Помимо всего прочего, там упоминается Майя Александровна.

– Что вам сейчас-то нужно, в конце концов?

Ага, он, похоже, решил, что это я его шантажирую. Логично, в общем.

– Чтобы вы дослушали. Если вы ничего не читали, разговор бессмыслен. Я попытаюсь перезвонить завтра, но нет уверенности, что у меня это получится. Письмо было отправлено сегодня утром, в девять сорок семь. Так вы его читали?

– Ну, предположим. Зачем вы позвонили?

Нет, он точно меня за автора письма принял. Вот умница-то!

– Вас интересует, кто отправитель?

Званцев, видимо, напрочь ошарашенный, молчал не меньше минуты. Морось уже превратилась во вполне приличный дождь. Ветер забирался под куртку, стараясь довести мое бедное тело до температуры окружающей среды. Вдобавок какая-то мелкая дворняга решила, что если она прислонится к моим ногам, станет теплее. Эх, бродяга, чтоб тебе в какой-нибудь подъезд не спрятаться?

Наконец сквозь шорохи и трески прозвучало холодное:

– Сколько?

– Нисколько. Я получила информацию… в общем, случайно, и мне просто жаль ваших детей, если начнется скандал, по ним ударит сильнее всего. Могу еще сказать, что предупреждение об информации, оставленной для газет и телевидения – чистый блеф. По крайней мере, в настоящий момент. Что будет через три дня, не знаю. Кстати, данные, которыми вам угрожают, наверняка фальшивка, так что Майя Александровна – просто пешка. Так что отправьте ее на пару месяцев куда-нибудь отдохнуть, хотя бы до окончания выборов. Девушка сама по себе ни при чем, но это единственная, хотя и очень слабенькая ниточка, связывающая вас с тем, кто вам угрожает.

– Кто?

Я сообщила ему все, что знала о «Тонусе» и его директоре, повесила трубку и пару минут успокаивала дыхание: сердце колотилось так, словно я пробежала полдюжины стометровок. Конечно, то же самое можно было проделать с помощью электронной почты, но я хотела быть абсолютно уверенной в том, что информация – и чужая, и моя собственная – попали точно по назначению. Вернулась домой, выпила две кружки огненного чая, посомневалась, не добавить ли чего покрепче, но не стала.

Собственно, а чего я так напрягаюсь по поводу этого звонка, почему чувствую себя последней скотиной? Информацию о «Тонусе» Званцев вполне мог выбить и из Майи сразу после получения письма. Или все-таки нет? Для нее логичнее уйти в глухую несознанку: я не я, и лошадь не моя. А если бы даже и проговорилась – клиника состоит не из одного директора, стали бы трясти всех подряд, чего хорошего? Уймись, Львовна, рявкнул внутренний голос. Ах, какие мы нежные, ах, нам надо непременно решить степень необходимости, как будто от этого зависит – скотина мы или нет… хватит опилки пилить, фарш назад не провернешь.

Следующие два дня я изображала из себя подводную лодку, залегшую на грунт: Ильину и Глебову наврала про завал на работе, а в редакцию сообщила, что немного простудилась. Телевизор не выключала, просматривая на всех каналах все местные новостные программы. К вечеру второго дня одна из программ сообщила, что «в одном из городских парков обнаружено тело Виктора Андреевича Котова, директора клиники «Тонус», смерть наступила от огнестрельного ранения в голову, на теле многочисленные следы побоев, основная версия следствия – сведение счетов между конкурентами»…

Вот теперь действительно все.

35

Все хорошо, когда хорошо кончается.

Казанова

Ни Глебов, ни Ильин больше ни разу не упоминали ни «Тонус», ни его злополучного директора. Вместо разбитого Котовасия Никита подарил мне очаровательного фарфорового тигренка и сказал, что его зовут Иннокентием. Очень мило.

Олег Сергеевич Званцев даже не вышел во второй тур и, вероятно, огорчившись таким провалом, решил расширить сферу своей деятельности, приобретя через третьих лиц осиротевший «Тонус». Майя Александровна теперь там директорствует. По крайней мере номинально.

А Глебов благополучно съездил на олимпиаду и занял там второе место. Вот.

1 См. повесть «Никогда в жизни».

2 См. «Маргаритки для одинокой леди».

3 См. «Никогда в жизни».

4 Ильин опять намекает на события, описанные в повести «Никогда в жизни».

5 См. «Никогда в жизни».