355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Караваешникова » Офицеры-2 » Текст книги (страница 4)
Офицеры-2
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 22:36

Текст книги "Офицеры-2"


Автор книги: Елена Караваешникова


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

«А-а-а, вот и та машина, следы которой я видел», – отметил Ставр.

Раз в лагере была машина, значит, отсюда можно все-таки куда-то добраться и без вертолета. Об этом стоило подумать, но сейчас не следовало отвлекаться. При первой же стычке у колонки Ставр понял, что Буффало один из тех придурков, которые из кожи вон лезут, чтобы доказать всему миру, что круче них никого нет. Он попрет как танк, и вряд ли его удовлетворит просто спортивный поединок. Драться предстоит всерьез. Это нормально.

Но если кто действительно раздражал Ставра, то это Дренковски. Он постоянно крутился где-то поблизости и, хотя ни с чем не навязывался, похоже, не прочь был разными мелкими услугами заслужить расположение. Он явно хотел стать секундантом Ставра, но эту роль взял на себя Текс, который решил, что раз он присутствовал при вызове, значит, уже замешан в деле. Ставра вполне устраивал такой расклад: если бы Текс или кто-нибудь другой не захотел стать секундантом новичка, то ему пришлось бы принять услуги Дренковски, а он предпочитал, чтобы этот тип держался от него подальше.

Возбужденные предстоящим развлечением, обитатели лагеря собрались на плацу. Они обсуждали возможности противников и заключали пари на мелкие деньги, сигареты и прочие полезные предметы, имеющиеся в их карманах.

Секунданты предложили противникам раздеться. Ставр и Буффало сняли куртки, майки, пояса и ботинки.

Разувшись, Ставр поскреб ногами землю и попрыгал, приучая ступни к твердому шершавому грунту

плаца. Затем он снял с шеи цепочку с медальоном и охотничьим амулетом и отдал ее Тексу. Цепочка из нержавеющей стали была достаточно прочной, чтобы ее можно было затянуть на горле. Ставр не хотел доставлять Буффало такое удовольствие.

На плацу появился Хиттнер. Два охранника тащили за ним старое, ободранное кресло. Хиттнер указал, где поставить кресло, сел и дал знак охранникам. Они подошли к обоим бойцам, обыскали карманы их штанов и провели ладонями по ногам. Ставр машинально отметил, что штаны Буффало стянуты у щиколоток не резинками, как у него, а шнуровкой, продетой в три пары матерчатых петель.

– Парень, называющий себя Буффало, против парня, называющего себя Ставром, – объявил Хиттнер. – Бык против... – он оценивающе посмотрел на Ставра.

– Питбуля, – подсказал Текс.

– О'кей, бык против питбуля. Давайте, ребята, начинайте. Надеюсь, вы нас не разочаруете.

Бойцы вышли на середину. Они были хорошо освещены прожектором сверху и фарами джипа сбоку. Буффало себя тут уже проявил, а Ставр был новичок, темная лошадка. Сейчас полсотни опытных глаз ощупывали его мускулатуру, прикидывая, чего он стоит.

Чувствуя предбоевую лихорадку – незаметную со стороны дрожь и раздражающую легкость во всем теле, Ставр остановился в той же нейтральной позе, в которой он встретил Буча, пришедшего передать вызов Буффало. Любая боевая стойка обозначила бы его намерение начать бой, а Ставр хотел воспользоваться своим правом ждать атаки противника. Буффало бросил вызов – пусть начинает. Он и начал.

– Ну давай, иди сюда. Я готов, у меня уже на тебя стоит. Смотри, как мне уже невтерпеж, – Буффало ухватил себя за известное место.

Ставр фыркнул, из горла вырвался короткий резкий смех:

– Ты меня не убедил. Зажать яйца в кулак любой придурок сумеет.

Толпа жаждала зрелища, выкрики и свист прервали обмен дипломатическими заявлениями.

Буффало сделал стремительный бросок вперед и нанес неожиданно высокий удар – ногой в голову.

Удар был, что называется, красиво нарисован, но слишком длинный, ему не хватало неотразимой скорости. Каким бы наглым сукиным сыном ни был Буффало, он, конечно, не рассчитывал, что Ставр эту «хореографию» пропустит. Да и не начал бы он со своих коронных приемов, тех, которыми валил противника наверняка.

– Я понял этот сюжет, – усмехнулся Ставр. – Балетом, значит, заниматься будем. – Но он смотрел в темные, опасные глазные провалы Буффало и понимал, что «хореографией» дело не завершится.

Бойцы пока только испытывали друг друга, пытались угадать слабые места в защите, определить скорость и резкость ударов, силу взрывных реакций в мускулах. Тела покрылись блестящей маслянистой пленкой пота. Под кожей играли тугие струны сухожилий и упругие выпуклости мускулатуры.

Предбоевая лихорадка сменилась жестоким и трезвым азартом. Он обострял зрение Ставра и заряжал мускулы энергией действия. Внутренние радары включились на полную мощность. Ставр спинным мозгом чувствовал посылы Буффало, угадывал его намерения еще до того, как они конкретно обозначались в жесте или движении.

«Веди его, – думал Ставр. – Танцуй с ним. Пори ему мозги, как бабе».

Ставр перемещался по кругу, вынуждая противника двигаться в темпе с ним, старался приковать Буффало к себе невидимой цепью и подстерегал мгновение, чтобы вдруг сломать ритм и ударить туда, где не ждут. Ноздри раздувались от острого, едкого запаха пота Буффало. Ставр начал свирепеть от собственной силы и этого запаха другого самца.

Теперь их было уже не развести – против каждого понадобилось бы десятеро, чтобы оттащить их друг от друга. Толпа орала, свистела и оскорбляла бойцов словами, бьющими, как клюв в печень.

Пот смешался с кровью и пылью.

Пропустив удар в уже рассеченную левую бровь, Ставр на миг ослеп и поймал следующий – в подбородок. Голова отлетела назад, Ставр отступил. Не давая ему возможности разорвать дистанцию и прийти в себя, Буффало мощно, от бедра, лягнул в солнечное сплетение. Дыхание у Ставра заклинило от боли, и сознание сколлапсировало. Отлетев на несколько метров, он упал. Падение было сгруппированным и даже ловким – никому в голову не пришло, что Ставр уже ничего не соображает. Отдрессированное тело работало, повинуясь вписанным в мышечную память рефлексам боевых действий.

Одним броском Буффало догнал его и прыгнул, рассчитывая всем весом обрушиться сверху и проломить грудную клетку противника. Но продолжая работать на «автопилоте», Ставр рывком откатился, и Буффало приземлился туда, где его уже не было.

Текс схватил ведро и окатил Ставра водой.

Тело Ставра сложилось, как растянутая до предела и вдруг освободившаяся пружина. Он вскочил на ноги и частыми резкими вдохами-выдохами попытался восстановить сбитое дыхание. В логике действия, в ритме движения был какой-то провал, как будто оборвалась кинолента – несколько мгновений выпали из сознания.

Ставр увидел, как Буффало отводит ногу. Опережая удар, он сделал шаг вперед. Упругая, как литая резина, мускулатура пресса приняла на себя удар не в конечной точке, где его силы хватило бы, чтобы проломить кирпичную стену, а на середине дистанции, где энергия еще не достигла предельной концентрации. Ставр поймал ногу Буффало и, рванув ее вверх, ударом в голень выбил из-под него вторую – опорную – ногу. Падая, Буффало вывернулся из опасного положения и сумел подсечь противника. В клубах пыли они бились уже на земле, ломая друг друга. Но через мгновение рывки и все видимые усилия борьбы прекратились: каждому из борцов удалось захватить врага так, что любое движение причиняло невыносимую боль. Ставр и Буффало замерли, только тяжелое, свистящее дыхание и дрожь мускулов выдавали предельное напряжение.

– Растащите их! – приказал Хиттнер. – А то они тут будут валяться, пока не сдохнут.

Дело было небезопасное. С угрозой для собственного здоровья секунданты и добровольцы выдрали Ставра и Буффало из лап друг друга и окатили холодной водой.

Ребра и живот Ставра ходили ходуном, как у жеребца после призового финиша. Отплевываясь от воды и крови, он повернул голову и посмотрел на Буффало. Он увидел, как рука юаровца опустилась к голеностопу и дернула узел шнурка, стягивающего внизу штанину.

Вспышка пронзила мозг Ставра. Он с самого начала заметил эту шнуровку, ничего не подумал по ее поводу, просто заметил – и все. Интуиция предупредила об опасности, но он не понял.

Сложенный в несколько раз, шнурок был продет в петли таким хитрым способом, чтобы можно было выдернуть одним рывком. Мощным толчком спины и ног Буффало поднялся с земли и рывком растянул шнур-удавку между кулаками. Толпа заревела, приветствуя этот неожиданный поворот. Никто не требовал прервать бой и восстановить справедливость. Раз Буффало сумел спрятать оружие – удача на его стороне.

Ставр так не думал. Но ему подвернулся хороший шанс объяснить Буффало, как он не прав. На такой случай в репертуаре Ставра имелся отличный трюк.

Отражая первые пристрелочные атаки, Ставр постарался внушить, что он уже почти сломался.

– Давай, Буффало! Удави его! – Толпа, как всегда, была на стороне победителя.

Глаза Ставра и Буффало столкнулись зрачок в зрачок. Между ними проскочила невидимая молния, оба поняли, что момент истины – вот он! Бойцы прыгнули друг на друга, сцепились. В следующий миг Ставр отскочил от Буффало.

Накал страстей был бешеный, толпа взорвалась от возмущения, не понимая, почему Буффало не довел дело до конца. Какого черта он изображает из себя Ливанскую башню, которая и не стоит, и не падает? Наконец все поняли, что странного было в позе Буффало: его запястья были обмотаны шнуром и притянуты к шее.

– Хо-хо! – захохотал Хиттнер. – Бычок-то стреножен что надо! Ставр, похоже, ты брал призы на родео?

– Нет, у меня была лицензия на отлов бродячих собак.

Толпа в свое удовольствие потешалась над побежденным. Буффало пинками отбивался от тех, кто с издевательским сочувствием пытался проверить, не слишком ли туго затянута петля на его шее.

– Ладно, хватит! Распеленайте нашего малыша, – приказал Хиттнер, – пусть разомнет ручонки и вытрет сопли.

Вытащив из кармана кителя растрепанную пачку мелких купюр, Хиттнер подошел к Ставру.

– Твои сто долларов, Ставр, – сказал он. – Все по-честному, как обещал. Ты понял? Хиттнер держит слово.

Ставр понял, что еще Хиттнер имеет в виду, кроме приза за бой. Он явно намекал на то, о чем говорил Текс. Но пока Ставр не знал, как он может воспользоваться честностью Хиттнера. Он взял деньги, перегнул пачку пополам и сунул в боковой карман штанов.

Один из охранников подошел к Буффало, раскрыл нож с выкидным лезвием и перерезал петлю на его мощной шее со вздувшимися от напряжения венами.

Буффало зубами сорвал обрезки шнура с запястий и бросился на охранника. Повалив его, вырвал из кобуры револьвер. Клацнул взведенный курок.

– Хиттнер, отойди от него!

Хиттнер оглянулся и увидел налитые кровью бешеные глаза Буффало и черную дыру ствола армейского кольта.

– Я убью его! – орал Буффало. – Убирайся, Хиттнер, а то я прострелю и тебя заодно!

Хиттнер не заставил долго себя уговаривать. Его снесло, как сбитого плевком жука.

Ставр стоял в семи-восьми шагах, и у Буффало не было шансов промахнуться по нему.

Все, кто оказался на директории огня – за спиной Ставра, справа и слева от него, – шарахнулись прочь, не дожидаясь, пока Буффало нажмет на спуск. И в тот же миг лучи ослепительного белого света ударили Буффало в глаза. Это были включенные на полную мощность фары джипа, которые до этого заслоняла толпа.

Буффало спустил курок. Выстрелив, он уже не мог остановиться. Держа револьвер обеими руками, он стрелял по фарам и между ними, надеясь, что какая-нибудь пуля все же попадет в цель. Грохот выстрелов слился в сплошную пальбу, как будто стрелял целый взвод.

Основной закон искусства выживания: услышал выстрел – падай. Ставр мгновенно распластался на земле.

Разлетелась одна фара, затем – вторая.

Грохот оборвался. Стало слышно, как клацает вхолостую курок.

Ставр поднялся с земли и со злым смехом в глазах посмотрел на Буффало. Лицевые мускулы у него дергало, правый угол рта тянуло вверх, так что получилась кривая усмешка.

– Ублюдок! Мать твою, грязный ублюдок, мать твою! Тебе повезло, что патроны кончились! – Буффало швырнул револьвер охраннику.

– Как говорили в старом добром Техасе, не хватило шести – не хватит и тридцати шести. – Ставр оскалил белые, как у волка, клыки, и Буффало наверняка пожалел, что ему не удалось выбить их.

Из радиатора джипа текли струи кипятка. Простреленный двигатель бухал и скрежетал, содрогаясь в механических судорогах. Из-под капота полыхнули острые язычки багрового пламени.

8

День был серенький. В просвет между вершинами матерых елей сыпала снежная пыль. Бежать по сухому, мерзлому асфальту было легко. Как полагалось на тренировочной базе, форма для утренней пробежки в любое время года, в любую погоду была одна – голый по пояс, только штаны и кроссовки. На руках Шуракена были шерстяные перчатки, голову плотно обтягивала шапка-чулок. Снежная пыль испарялась

еще на подлете к блестевшим от пота плечам и груди. Шуракен двигался по лесному шоссе размеренным, вроде небыстрым бегом, но этим ходом десять километров он делал за тридцать пять минут. Он бежал по глухому шоссе, потому что никто не расчищал тренировочные маршруты в лесу и на полигоне, и их завалило снегом по пояс. Каждый метр этих маршрутов был когда-то избеган и исползан на брюхе бок о бок со Ставром. На одном из этих маршрутов они в первый раз испытали друг друга на прочность.

Накануне оба прибыли на базу учебного центра, и Командор заявил, что им следует как можно быстрее найти общий язык, потому что тренироваться, а затем работать они будут в паре.

– Выбросьте из головы все, чему вас учили раньше. Это не для вас. У вас не должно быть никакого ложного коллективизма, эдакого чувства локтя. Вы должны знать, что можете рассчитывать только на себя и друг на друга. Учтите, если один из вас не выдержит тренировок и обучения и сойдет с дистанции, то другой тоже автоматически вылетает из игры. Так что у вас нет другого выхода, кроме как снюхаться, и как можно быстрее.

На следующий день Ставр и Шуракен вышли на утреннюю пробежку. Побежали. Когда один ускорял темп, другой старался бежать еще быстрей.

– Ради такой фиговой пробежки не стоило даже зашнуровывать кроссовки, – небрежно заметил Ставр, когда они отмахали обязательные десять километров.

– Я не против, – спокойно ответил Шуракен, – давай пробежимся еще чуть-чуть.

«Чуть-чуть» показалось им в самый раз, только когда они достигли самой дальней точки базы и, повернув обратно, завершили забег спринтерским рывком. Пока дошли до общежития, Шуракен захромал – он был тяжелей Ставра, и из-за резкой перегрузки у него распухло ахиллесово сухожилие. Пришлось поставить об этом в известность Командора. Тот осмотрел ногу Шуракена и сказал, что не видит никаких оснований менять их учебный план ни на сегодня, ни на завтра. Он сказал, что Шуракен может сходить в санчасть и попросить, чтобы ему сделали обезболивающий укол, но он, Командор, не советует этого делать, потому что, не чувствуя боли, Шуракен рискует травмировать ногу значительно серьезней.

– Вам тут не балет, – закончил Командор. – Тот, кто не умеет преодолевать боль, в нашей лиге не играет.

– На хрена было изображать из себя великих марафонцев? – Ставр злился, помня, что зачинщиком дурацкого забега был он.

– Выброси к чертовой матери свои кроссовки и купи галоши. Их не надо зашнуровывать, – посоветовал Шуракен.

Вот такая получилась история: они преодолели все, снюхались, стали напарниками, но из их последней командировки Шуракен вернулся один.

За месяц, официально отпущенный на карантин после возвращения из таких стран, как Африка, его психику привели в порядок. Получив разрешение покинуть стационар санчасти, Шуракен сказал Командору, что хотел бы съездить домой.

– Не спеши, – ответил Командор – Еще надо разобраться с твоими делами, а пока поживи у меня на даче.

Перебравшись на дачу, Шуракен оказался предоставлен самому себе. Командор уезжал рано, иногда возвращался только на следующий день, иногда – через несколько дней. Чем он занимался, Шуракен не спрашивал. Этого не полагалось.

Командор дал ключи от спортивного зала, и Шуракен сам установил для себя режим тренировок. Физическая форма восстанавливалась быстро, но он понимал, что сейчас это не главное. Главное то, что сломалась линия судьбы. Утратилась цель.

Когда-то он, Сашка Гайдамак, пошел в военное училище, потому что для него это был единственный шанс не пропасть зазря – вырваться из свинства и беспросветного пьянства родной деревни. Он чуял в себе силу, хотел увидеть мир, мечтал о настоящем деле, о хорошем мужском ремесле. Все сложилось так, как он хотел. Даже лучше. Он стал сотрудником элитного силового подразделения внешней разведки. Ему почти тридцать лет, через десять лет он мог бы стать таким же суперпрофессионалом, как Командор, перейти из разряда исполнителей в разряд организаторов. Но для этого надо, чтобы Россия оставалась тем, чем она была с петровских времен, – сильнейшей державой мира, Империей, имеющей свои интересы на всех континентах. В такой стране Шуракен знал свое место. Пять лет подготовки, три года реальных действий – он вооруженный профессионал, разведчик особого назначения.

Ну и кому это все теперь нужно в этой разваленной стране? Родина, твою мать, за говенные бабки, к которым он и отношения-то не имел, долбанула психотропами так, что едва очухался. Чтоб с этим народом жить, надо быть или крысой, для которой все средства хороши, когда речь идет о выживании, или глистом, который известно, где живет и чем питается.

Как дальше жить? Где новая цель, новый фарватер?

От отчаяния и растерянности Шуракену хотелось то запить по-черному, то пойти крушить всю сволочь, какая подвернется, то послать все к черту, забраться в тайгу, вкопать в землю забор из цельных бревен в два человеческих роста и жить за ним как бог на душу положит. Прав был Командор, что не отпустил его домой. Не готов он еще к тому, чтобы вернуться.

Перегоняя обиду и ярость в элементарную созидательную энергию, Шуракен до ломоты в костях загружал себя физической работой. Он расчистил двор и, глядя на снежный вал, который он наворотил вокруг дачи, можно было решить, что тут поработал бульдозер. Котел парового отопления в доме был на газе, но для бани Командор заготавливал дрова. Расчищая двор, Шуракен обнаружил сваленные за баней бревна. Находка эта оказалась как раз то, что нужно. Шуракен вытащил из подсобки бензопилу «Дружба» и взялся разделывать бревна на ловкие чурбаки, которые затем раскалывались с одного удара топора.

Подъезжая к даче, Командор увидел дым над крышей бани.

– Глядите-ка, Иван Георгиевич, капитан баню затопил, – оживился Костя.

– Милое дело, – сказал Командор.

Шуракен вогнал топор в пень, на котором колол чурбаки, и пошел к «уазику». На нем был старый свитер, спортивные штаны и кроссовки – все с Командора, по габаритам они с Шуракеном соответствовали.

Командор вылез из машины, поднял меховой воротник летной куртки. Он был без шапки, лоб плавно переходил в плешь на макушке, четко обведенную границей еще довольно густых седых волос. Отвечая на рукопожатие Шуракена, Командор отметил, что лицо у парня отмякло, а раньше было, как сжатый кулак. Глаза прояснились.

«Ничего, Гайдамак молодец, прорвется», – подумал Командор.

– Красота-то какая, – сказал он, – снег белый, нетронутый, как девичья постелька. Нагородил сугробов, весь парадиз испоганил. А что баню затопил, это кстати.

Командор открыл заднюю дверцу «уазика» и вытащил большую сумку.

– Тут у ребят сука ощенилась. Я для тебя взял одного пацана.

Командор присел над сумкой, запустил в нее руки и вытащил дымчато-серого мохнатого щенка кавказской овчарки.

Поставленный на снег, щенок тут же пустил под себя лужу и на коротких толстеньких лапах подкатился под ноги Шуракену. Но не потому, что сразу признал хозяина: просто пара старых кроссовок была единственным родным, пахнущим человеком объектом, оказавшимся в поле зрения и обоняния.

– Е-мое! – Шуракен поднял щенка на руки, тот рявкнул, как плюшевый медвежонок.

Щенок был еще пуховый, но увесистый, от его тяжести возникало приятное ощущение теплого, здорового. Судя по всем признакам, пес из него должен был вырасти отличный.

– Спасибо, – сказал Шуракен. – Как его зовут?

– Не спросил. Сам назовешь как-нибудь.

К вечеру баня натопилась в самый раз. Парились втроем, но в нужный момент Костя накрыл, как полагается, стол и дипломатично исчез. Парень с понятием, он почувствовал, что Командору надо поговорить со своим сотрудником с глазу на глаз.

– Знаешь, чего я больше всего боюсь, Иван Георгиевич? – В бане они были на «ты».

– Да, знаю.

– Он мог не сразу погибнуть, – продолжил Шуракен, – там всего-то было метров сорок и джунгли. А если Егор не сразу погиб и черные до него добрались, когда он еще жив был? Там всего-то было метров сорок, а мы по фалу с пятидесяти десантировались.

– Послушай, Саня, нельзя об этом думать. Так многие сломались. Не могут забыть, начинают пить, чтобы полегчало. Сначала вроде действительно легче, а потом хуже становится. После Афгана такими отморозками все центры реабилитации полны. Но они были мальчишками, а ты зрелый человек, профессионал.

– Ты прав, Иван Георгиевич. Но я никогда не прощу себе, что не нашел Егора и не вытащил из джунглей.

– Каяться, Саня, будешь, когда придет твое время. А сейчас найди в себе мужество и закрой тему. Думай о том, как жить дальше.

– Я еще числюсь в личном составе?

– Никакого личного состава больше нет. Дела такие, что ни словом сказать, ни матом сформулировать. Подразделение ликвидировано, и об этом даже в газетах пропечатали.

– В газетах напечатали? Не может быть! Мы ведь не футбольная команда ЦСКА!

– Теперь все может быть. Новые господа-товарищи на любое предательство готовы, лишь бы доказать, какие они сильные руководители. Весь разгром Комитета был организован по сценарию заокеанских менеджеров, но исполнители наши. Люди, которые сейчас пришли к власти, понимают, что, если разрушить спецслужбы и уничтожить армию, в стране не будет силы, способной с ними справиться. А народ можно задавить налогами, поборами, инфляцией, чтобы каждый думал только о том, где достать кусок хлеба. Ладно, время покажет.

– Так что мне теперь делать?

– Пиши рапорт об увольнении по состоянию здоровья, остальное я все сам сделаю.

– Значит, все кончено?

– Нет, надо ждать. Нынешним нужны слуги, карманные исполнители, но никто из наших не пойдет на реализацию их уголовно-полицейских задач – не та выучка. Подразделение предназначалось для решения задач внешней политики, для завоевания и укрепления сфер влияния великой державы, Империи. Но державы больше нет, а выражение «сфера влияния» приобрело сугубо криминальный смысл. Значит, надо залегать на дно и ждать.

– Чего ждать? Когда страну окончательно развалят и разворуют?

– Это глупости, Саша. Россия – великая Империя со стажем, уже триста лет. Как сверхдержава она не умрет никогда и снова должна будет защищать свои интересы. Пусть нынешнему президенту мы не нужны, ничего, дождемся следующего.

– А пока что делать?

– Просто жить. Но не рассчитывай, что про тебя забудут. На каждого из нас имеется досье потолще Библии, и о нас вспоминают всегда, когда правительство нуждается в особо грязных услугах. И тебе сейчас посыплются предложения со всех сторон. Могут подвалить даже вербовщики из-за океана. Они сразу появились, как только стало известно о ликвидации подразделения. Даже приятно – значит, ценят. Предлагали ребятам хорошие деньги, обещали в контрактах особо оговорить, что не будут использовать против своей страны. Если ты тоже получишь такое предложение, воля твоя, теперь каждый сам за себя решает. Но никто из наших согласия не дал.

– Я думаю, прежде мной не коллеги из ЦРУ заинтересуются, а свои родные бандиты, отечественного, так сказать, разлива.

– Саша, ты правила знаешь. Если замараешь себя, связавшись с бандитами, с тобой свои разберутся. А если найдешь себе боссов из высших сфер, то я ду-

маю, тебе не надо напоминать, что после серьезной акции киллера ликвидируют.

– Да знаю я все, Иван Георгиевич, знаю. Вот и выходит, куда ни кинь – везде клин. Придется переквалифицироваться обратно в колхозники.

9

После боя с Буффало Ставр провалялся три дня. Таких травм, из-за которых стоило серьезно беспокоиться, вроде не было, но чувствовал он себя паршиво, как никогда. Он ничего не ел и отпивался джином, которым его снабдил Хиттнер, за деньги, естественно.

Время от времени возле койки Ставра с сочувствующим и заинтересованным видом возникал Дренков-ски. Он настойчиво искал случая оказать какую-нибудь услугу и установить дружеские отношения. Поляк вежливо показывал, что хочет сблизиться, но Ставр чувствовал, что у него есть какая-то своя цель и все его маневры не бескорыстны. В его глазах Ставр иногда ловил такое выражение, точно Дренковски знал что-то такое, что их связывает.

Это раздражало.

На четвертый день утром, когда все арестанты поползли в столовую, Дренковски заскочил в казарму и спросил, не надо ли принести Ставру чего-нибудь поесть.

Ставр с усилием разлепил все еще запухшие веки.

– Отойди от меня, – сказал он. – Отойди далеко. Он повернулся на бок, спиной к Дренковски.

Пользуясь тем, что Ставр не видит его лица, поляк усмехнулся так, словно припрятал в рукаве пятого туза.

После завтрака появился Текс.

Ставр приподнялся, засунув тощую подушку повыше под спину. Убедившись, что он ничего не имеет против того, чтобы пообщаться, Текс присел на койку.

– Какого черта вонючка Дренковски крутится возле тебя? – спросил он. – Чего ему от тебя надо?

– Не знаю. Он не говорит, ждет, наверное, пока сам догадаюсь.

– Может быть, он хочет отсосать у тебя?

– А он к кому-нибудь с этими делами приставал?

– Вроде нет. Я, во всяком случае, не знаю.

– Тогда у него что-то другое на уме. Он смотрит на меня так, будто видел, как я стащил пирожок из буфета. Такие преданные глаза бывают у того, кто на тебя настучал.

– Ну и черт с ним. Ты вообще как?

– Нормально. Джин здорово помогает.

Ставр нагнулся и взял с пола из-под койки бутылку.

– Спирт, – продолжил он, – оттягивает на себя воду и подсушивает. Видишь, с морды отеки уже почти сошли.

Он поднес бутылку к губам, отпил немного и протянул Тексу.

– Хлебни.

Рейнджер приложился к бутылке без лишней скромности.

– Там бабы пришли, – делано небрежно проговорил он, но зрачки прыгали, как у человека, который долго сдерживался, приберегая свой сюрприз, и наконец выложил его.

Ставр изумленно уставился на Текса:

– Какие бабы? Что ты вешаешь? Какие здесь могут быть бабы?

– Черные, конечно, как обезьяны. Не рассчитывай, это тебе не гастролирующий бордель для офицеров.

– Нет, я не о том. Как они здесь вообще оказались?

– Пришли. Они иногда приходят.

– Ну ладно, Текс, вообще-то за такие шутки морду бьют, но я сейчас не расположен ни давать по морде, ни получать.

– Я бы с тобой так не пошутил. Видишь, ребят до сих пор нет. Все пошли смотреть на баб.

Женщины пришли на рассвете. Обитатели лагеря к тому времени уже завалились спать, поэтому никто не видел этого фантастического, почти библейского зрелища. Утомленные путешествием, женщины шли караваном, одна за другой. Каждая несла на голове тюк, завернутый в травяную циновку, а в руках – глиняный кувшин для воды. Кувшины уже были пусты, и для того, чтобы женщины смогли проделать обратный путь, мужчины, к которым они пришли, должны были наполнить их водой из скважины. Развязав тюки, женщины достали острые каменные скребки и принялись рыть в спекшейся глине длинные, неглубокие ямки. Каждая застелила свое ложе тряпками и на принесенных с собой бамбуковых колышках натянула низкий полог из циновки, под которым можно было только лежать. Утром кто-то заметил их стоянку за колючей проволокой. Новость пронеслась по столовой, как степной пожар.

Обитатели лагеря собрались за бараком, разглядывая женщин по другую сторону колючей проволоки. Одни негритянки еще спали под пологами, защищающими их от солнца, другие сидели возле своих гнезд или медленно прохаживались, колыхая короткими юбочками, сделанными, казалось, из полосок ткани. На самом деле это была не ткань, а кора дерева, выскобленная и размятая таким образом, что стала похожа на тонкую, мягкую замшу. Полоски были сшиты только наверху, юбки крепились на бедрах, оставляя открытыми гладкие, как полированное черное дерево, округло выступающие животы. Груди по обычаю африканских женщин оставались обнаженными. У одних они были маленькими и торчащими, как у девочек, у других – зрелыми, тяжелыми, но еще не отвисшими. Шеи, запястья и щиколотки украшали ожерелья и браслеты из ракушек, камешков, цветных бусинок, птичьих перьев, рыбьих зубов и семян причудливых форм. Тела женщин без выраженной талии и бедер были глубоко прогнуты в поясницах. Прямые стройные ноги заканчивались грубыми, широкими и плоскими ступнями. От хождения босиком по раскаленной, как угли, земле на подошвах образовались сплошные мозоли, толстые, как подметка сапога.

Ставр и Текс обошли барак и увидели толпу мужчин. Они стояли или сидели на корточках и смотрели на женщин горящими глазами.

Буффало с мордой, помятой не меньше, чем у Ставра, с багровым рубцом на здоровенной шее, на-бычась, бросил на своего врага угрожающий взгляд Ставр считал, что юаровец просто получил то, на что сам напросился. Он не собирался унижать противника, выставлять его на посмешище и стреножил его потому, что Буффало затеял эту подлянку с удавкой. Но Ставр, конечно, не рассчитывал, что теперь они легко разойдутся: после такого позора он занял у Буффало первое место в черном списке, стал врагом номер один. Так же думали все остальные. Но сейчас их распря никого не интересовала. Мужчины смотрели на женщин за колючей проволокой и свирепо косились друг на друга. Черных самок было мало, а каждый хотел удовлетворить свой голод первым.

С точки зрения европейца, женщины были далеко не красавицы, но от них шел бешеный сексуальный призыв. Надменные и покорные женщины ждали.

– Смотри, у той сиськи торчат, как у козы, – Текс показал на одну из женщин. – И такой маленький животик. Так бы и съел ее животик. Нужно оставить ей немного еды и наполнить водой кувшин и можешь драть ее сколько захочешь. После тебя ее еще на целый взвод хватит.

– Интересно, в лавочке у Хиттнера есть презервативы? – спросил Ставр.

Текс воззрился на него, как на идиота:

– Ты что, дурак? С презервативом они с тобой трахаться не станут.

– Почему?

– А зачем они, по-твоему – сюда притащились? Им забеременеть надо.

– А куда у них мужики подевались?

– Никуда, просто они от своих плохо беременеют. Ты ничего не слышал про близкородственное скрещивание и вырождение племен?

– Выходит, они сюда посылают своих баб, чтобы улучшить породу?

– Я думаю, их никто не посылает, они сами приходят. Этих диких баб, как верблюдиц, хоть привязывай, хоть убивай, если ей надо, все равно уйдет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю