Текст книги "Сумерки памяти(СИ)"
Автор книги: Елена Хотулева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Видимо, теперь благодаря тебе я буду продолжать свой жизненный путь более осмысленно, – сказала я и улыбнулась.
Он затушил очередную сигарету и, подойдя к перилам балкона, сказал:
– И все-таки этот сон означает что-то еще, но почему-то я не могу догадаться что именно...
Он немного помолчал, глядя вниз на изредка проезжающие машины, а через некоторое время спросил:
– А как у тебя обстоят дела с воспоминаниями? Тебе удалось хоть немного продвинуться в этом направлении?
Я встала с кресла и тоже подошла к парапету.
– Да, – сказала я задумчиво, – но мне не нравится то, как я это делаю.
– В каком смысле?
– Понимаешь, я отдаюсь этому занятию целиком. Это стало для меня каким-то наркотиком – я не могу больше смотреть телевизор, читать книги, не могу, как прежде, посещать шумные вечеринки. Мне так хочется докопаться до какой-то сути всего происходящего, что я как будто бы закрываюсь от излишних посторонних влияний, которые могут отвлечь меня от этого процесса...
Неожиданный звонок в дверь не дал мне договорить.
– Ты кого-то ждешь? – спросила я испуганно.
– Нет. Пойду посмотрю, кто бы это мог быть...
Вернувшись через несколько минут, он сказал:
– Это один знакомый. К сожалению, мне придется уделить ему немного внимания, хотя мне и очень не хочется прерывать наш разговор. Ты сможешь немного побыть здесь в одиночестве? Я не хочу, чтобы ты уходила.
– Я не уйду, – сказала я, возвращаясь к столу. – Мне есть, о чем подумать в твое отсутствие, так что можешь спокойно идти решать все свои вопросы.
Я снова села в кресло и несколько минут наблюдала за пролетающим высоко в небе серебристым самолетом, который оставлял за собой белую линию, похожую на тонкое нитяное облако. "Как бы я хотела сейчас оказаться там наверху, – подумала я, – чтобы улететь в какую-нибудь далекую страну, в которой не существует такой странной любви, терзающей мою душу необъяснимыми страданиями...". Я посмотрела на стол и увидела знакомую синюю книгу, в которой на этот раз не было никакой закладки. "Попробую открыть ее на любой странице, пусть подскажет мне что-нибудь интересное", – подумалось мне. Я открыла ее недалеко от начала и стала читать.
***
Как-то раз к одному монаху пришел молодой человек и попросил научить его мудрости. Монах согласился и сказал:
– Иди мости дорожку, ведущую от моего дома до колодца.
Молодой человек ушел и усердно трудился два дня и две ночи, стараясь угодить своему наставнику. Наконец, когда работа была завершена, он пришел к монаху и сказал:
– Все готово, учитель! Посмотрите.
Монах задумчиво взглянул на небо и спросил:
– Вчера был красивый закат, помнишь, как он освещал ветки того дерева, что растет на холме?
– Но учитель, – удивленно ответил молодой человек, – я не мог видеть заката и дерева, потому что был занят работой. Посмотрите, как ровно я уложил все камни.
Старый монах стал ходить по новой мощеной дорожке, и внимательно рассматривал каждый камень.
– Не умеешь ты строить дороги, нет от тебя никакого прока, – строго сказал он ученику. – Иди лучше на берег реки и наблюдай за птицами, но смотри, ничего не пропусти, а вечером расскажешь мне о том, что ты видел.
Молодой человек весь день провел у реки. Он не ел, не пил, боясь проглядеть что-нибудь важное. И вечером вернулся обратно.
– Я видел так много интересного... – начал он говорить своему учителю.
Но тот сухо прервал его:
– Ты все время только смотрел на реку?! А что ты сделал полезного за весь прошедший день?
– Но учитель, – начал возражать ученик, – я теперь так хорошо разбираюсь в птичьих повадках, знаю...
И он подробно рассказал все, что он теперь знал о птицах.
Старый монах терпеливо дождался окончания рассказа, а затем, покачав головой, сказал:
– Нет, не умеешь ты наблюдать за птицами. Скажи лучше, обучен ли ты грамоте?
– Да учитель! – радостно воскликнул молодой человек.
– Тогда иди в мой дом и читай книги, в которых содержится та мудрость, о которой ты так просишь.
И ученик, не помня себя от радости, приступил к чтению. Каждый день с рассвета до заката он читал и не замечал ничего и никого вокруг. А через месяц старый монах неожиданно прервал его занятия:
– Оставь книги и поговори со мной.
– С удовольствием, о учитель! – воскликнул юноша.
– Ответь мне, – сказал монах, – красивой ли тебе показалась та девушка, что два дня назад, спасаясь от разбойников, прибежала в наш дом?
Ученик улыбнулся:
– Но учитель, я был так увлечен чтением, что не заметил никакой девушки.
– Жаль, – сказал монах. – Но расскажи мне тогда, что ты почерпнул из всех этих книг.
Молодой человек стал подробно рассказывать о том, что он прочитал. Внимательно дослушав все до конца, монах грустно сказал:
– Нет, ты не умеешь читать. Уходи! Тебе не достичь той мудрости, о которой ты так просишь.
Молодой человек горько заплакал и ушел от монаха. Он переправился через реку и в ближайшей деревне нанялся работать каменщиком. Дни пролетали один за другим, лето незаметно сменилось осенью. И вот как-то раз, когда юноша мостил двор одного дома, он увидел на дереве птицу. Крылья ее освещались красными сполохами закатного солнца, и молодой человек залюбовался этой картиной. В то время мимо шла соседская девушка с кувшином воды, и юноша окликнул ее, чтобы показать столь редкую и красивую картину. Девушка замерла, пораженная этим зрелищем, а молодой человек посмотрел в ее глубокие черные глаза и понял, что встретил свою любовь. А в голове его пронеслось несколько строчек из тех книг, которые он читал у старого монаха:
"Река течет и несет на своих водах лодку, в которой сидит одинокий рыбак и смотрит на солнце. Почки набухают на деревьях, пригретые весенним теплом, земля оживает".
И тут молодой человек понял, что ту мудрость, о которой он так мечтал, учитель уже давно ему дал.
***
– Ну, как твои дела? Не скучала? – спросил он, неожиданно появившись в дверном проеме. – О, что я вижу? Ты читаешь мою книгу?
– Да, – я захлопнула синий томик, – пытаюсь набраться ума у этих странных монахов.
– И как, успешно? – спросил он, садясь в кресло.
– Да, кажется, очень. Я прочитала притчу, которая объяснила мне, что я совершаю большую ошибку, погружаясь с головой в омут моих туманных воспоминаний. Там говорится о том, что невозможно познать мудрость, действуя так как я.
– В каком смысле?
– Понимаешь, нельзя целиком отдавать себя какому-то делу, не замечая при этом ничего вокруг.
– Где ты это вычитала? – удивленно спросил он и взял у меня из рук книгу, странным образом открывшуюся на прежней странице.
– Вот здесь, – сказала я, показывая тот абзац, с которого начала читать.
– В этом отрывке? – рассмеялся он. – Но здесь написано совсем о другом.
– Как это так? – я недоуменно посмотрела на него, – Ведь там сказано именно это?
– Отнюдь. Речь здесь идет именно о том, что ты стоишь на правильном пути. И если хочешь, я тебе все объясню.
– Конечно, я это с удовольствием выслушаю.
– Смотри, – начал он, закуривая сигарету, – когда молодой человек первый раз приходит к монаху, тот еще не знает, с кем ему предстоит иметь дело, однако подсознательно он уже чувствует, что стоящий перед ним юноша очень близок к познанию истины. Монах хочет проверить насколько его новый ученик сумеет выполнить данный ему урок, а одновременно с этим узнать, может ли этот парень зарабатывать себе на жизнь честным трудом. Ну... Здесь, конечно, подразумевается, что выбирая первое задание, монах интуитивно связывает его с наиболее привычным для юноши ремеслом. Затем он приходит посмотреть, как был приведен в исполнение его наказ, но перед этим интересуется насколько добросовестно – без рассеивания внимания на всякие пустяки – парень мостил эту дорожку. Убедившись в том, что первый этап сдан на "отлично", монах задает молодому человеку урок номер два на проверку концентрации внимания. Это испытание ему необходимо, чтобы решить каким образом и в каком виде парень усваивает информацию, поступающую из внешнего мира. Очередной раз проверив его на добросовестность исполнения приказа, монах выслушивает полный отчет о проделанной работе и обнаруживает, что при такой цепкости ума и наблюдательности юноше не требуется идти к знаниям долгим путем. То есть достаточно просто упорядочить всю информацию, находящуюся в его голове, немного разбавив ее мудростью предыдущих поколений, и через некоторое время парень сам дойдет до всего, что ему положено знать. Проверив его в третий раз, старик убеждается в своей правоте и понимает, что его собственная миссия по отношению к этому юноше уже выполнена, и больше он ничего не сможет ему дать. Поэтому, чтобы не привязывать этого молодого человека к себе, мешая ему тем самым духовно расти, он просто прогоняет его, да еще говорит на прощание такие слова, которые заставляют парня перестать думать о том, что он хотел специально учиться мудрости. Теперь юноша свободен от этой самоцели и может спокойно следовать по своему пути. Он живет, продолжая накапливать в себе потенциал духовности, и в один прекрасный момент истина действительно открывается ему через дар видеть прекрасное, через внезапно вошедшую в его жизнь любовь, через умение понимать символизм и иносказание древних текстов. Он разом охватывает все эти аспекты и в тот же миг достигает просветления.
– А как быть с моей проблемой? – спросила я, снова подойдя к перилам балкона.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Представь себе горячо верующего человека. Как ты думаешь, может ли он одновременно молиться и мостить булыжниками дорогу?
– Да.
– А может ли он читать молитву, сидя за чертежной доской?
– Да.
– А сумеет ли он смотреть по телевизору дешевую комедию, внимательно следя за сюжетом, и в то же самое время устремлять свои мысли к Богу?
– Нет.
– Вот именно, что нет, – он подошел ко мне и взял меня за руку. – И ты должна понять, что, начав вспоминать, ты подписалась под тем, что хочешь перейти на новый, более высокий уровень познания, а значит теперь – до тех пор, пока этот переход не будет закончен – ты должна ежедневно все свои душевные силы тратить не на пустое времяпрепровождение, а на полную концентрацию всех своих чувств.
– Но я не могу, я не выдерживаю этого! Я мечтаю о простом человеческом счастье. Я не хочу смотреть дальше!
Он крепко сжал меня в объятьях и прошептал:
– Ты должна. Должна ради нас двоих.
Мне стало страшно. Я отбросила от себя его руки и ушла с балкона в квартиру. "Я хочу жить, как все, – думала я. – Я не хочу знать всего того, что происходит по ту сторону. Я хочу нормальных человеческих отношений". Я упала на диван и, зарывшись головой в подушки, разрыдалась.
– Почему? Почему так происходит? – кричала я сквозь слезы. – Зачем мне дали эту непонятную жизнь с этой нереализованной любовью? Для чего меня наделили этим даром видеть тебя, если мы никогда не сможем встретиться и быть вместе? Скажи мне, я умоляю тебя, скажи мне, где ты находишься? Где стоит этот старый девятиэтажный дом с акациями и машиной цвета мокрого асфальта у подъезда? Я поеду в любой город, перейду через тысячи границ, только чтобы все это стало реальностью.
– Еще не пробил наш час, – сказал он, осторожно касаясь рукой моих волос. – Мы еще не исправили наши ошибки.
Я подняла мокрое от слез лицо и посмотрела ему в глаза:
– Почему я должна тебе верить?
– Потому что ты принадлежишь только мне.
* 8 *
Я встала с дивана в своей комнате и открыла окно. Холодный ночной ветер яростно, как обвинение, швырнул мне в лицо острые брызги дождя. От неожиданности я вскрикнула и отпрянула назад. «Который час? – пролетело у меня в голове. – Я кажется заснула... Или мне только показалось, что я провалилась в какое-то забытье». Я осторожно, чтобы никого не разбудить, закрыла створку рамы и посмотрела на бледный циферблат будильника – было три часа ночи. «Я так и не узнала, что было в том футляре, – расстроено подумала я. – Надо было бы вернуться, но я твердо решила больше с ним не видеться, а потому придется мне обо всем забыть и учиться быть обычным человеком – без этих потусторонних встреч и разговоров». Я снова легла на кровать и, завернувшись с головой в одеяло, крепко заснула.
Наступил следующий день. Затем еще один. Потом третий. Проходили недели, перелистывались страницы календаря – я жила в мире, в котором не сохранилось ни капли от моих путешествий по ту сторону, я жила в реальности, лишенной всего того, что раньше имело для меня колоссальный смысл. Я старалась "быть такой, как все". Совершая этот поступок, я надеялась наладить в своей полуразрушенной жизни все то, что еще можно было хоть как-то наладить. Я хотела встать на новый путь и, одним движением перечеркнув свое прошлое, увидеть все, что со мной было ранее, в абсолютно ином свете. "Его никогда не было, – говорила я себе ежечасно, – он только плод моего воображения, и я должна быть свободна от этой мистической любви".
За этими мыслями проходили месяцы, и постепенно я с ужасом начала замечать, что моя жизнь стала разваливаться еще больше. Шаг за шагом я медленно двигалась к полному нежеланию жить. Я смотрела на смеющихся людей, проходивших мимо меня по улицам, на киногероев, улыбающихся с экрана телевизора, и начинала почти физически ощущать, что всего того, что раньше давало мне возможность выживать, более не существует. И от этого мне становилось жутко.
Я пыталась понять, как ощущают мир эти счастливые люди, не обремененные как я этой немыслимой необъяснимой любовью, которая в течение долгих лет разъедала мою душу едкой кислотой нерастраченной страсти. Как они живут, как влюбляются друг в друга, женятся, заводят детей? Почему им позволено это счастье, а я, напротив, всего этого лишена? И как могло так случиться, что, встречаясь со многими мужчинами – некоторые, из которых, даже ненадолго становились моими мужьями, – я всегда принадлежала только ему? А был ли он вообще?..
В один из таких мучительных дней я стояла на мосту и, опершись о перила, смотрела вниз на мутную рябь полноводной реки. "С ним существовать было нестерпимо, – думала я в полном отчаянии, – но без него – невозможно... Солнце для меня больше не светит, хотя по-прежнему освещает весь мир. Воздух, который я вдыхаю, отравлен, хотя им дышат все живые существа".
Я перегнулась через парапет, и теперь только одно неосторожное движение отделяло меня от падения. "Умереть или вернуться? – пронеслось у меня в голове. – Однако если я решу вернуться, то как мне вновь с ним соединиться? Ведь за все эти десять черных месяцев он ни разу не давал о себе знать. Мог ли он просто забыть меня? Или все это время он точно также страдал?"
Я продолжала, как завороженная смотреть на тусклую воду, и неожиданно решение сверкнуло в моем мозгу вспышкой молнии. Я должна снова быть с ним. Я обязана возвратиться к прежним отношениям, и теперь уже не только вспомнить все, но и увидеть в истинном свете то, что происходит между нами сейчас. И если я приняла действительно правильное решение, то Бог будет на моей стороне и поможет мне довести до конца мой граничащий с безумием план.
С этими мыслями я спустилась с моста и медленно пошла по набережной. Мимо меня изредка проезжали автомобили, которых, однако, становилось все меньше и меньше. Через некоторое время я поняла, что движение по этой улице остановлено.
Немногочисленные пешеходы, которые также как и я совершали в этот выходной день прогулку, недоуменно оглядывались по сторонам. Машины исчезли, и на мгновение наступила полная тишина, подчеркивающая своей неправдоподобностью мою готовность воспринимать отныне мир так, как мне дано было его видеть от рождения. Я остановилась на этой безмолвной, затаившейся для чего-то грандиозного, набережной и прислушалась. Со всех сторон начал нарастать непонятный гул – сначала едва слышно, затем все громче и громче. И через минуту я уже поняла, что происходит. Все церкви, храмы, большие и маленькие часовни города начали одновременно звонить в колокола. Волшебный перезвон бронзового многоголосья заставлял сердце биться с иной, трепетно-торжественной частотой. И этот благовест возносился к небесам мощным чарующим потоком.
Я обернулась, чтобы еще раз взглянуть в сторону моста, на котором ко мне пришла уверенность в правильности моего решения, и остолбенела. Прямо на меня двигалась человеческая река – десятки тысяч священнослужителей в золотых одеждах, держа в руках хоругви, реликвии и чудотворные иконы из всех городских церквей, спускались с моего моста и шли в монастырь, неподалеку от которого я остановилась.
Крестный ход торжественно шествовал мимо меня, пропитывая весь воздух святостью и ароматами курящегося ладана. Звон колоколов сливался теперь с хором тысяч голосов, возносящих молитвы, и было почти видно, насколько плотным стало пространство, окружающее всю эту праздничную процессию.
Я посмотрела на небо и увидела, что солнце, только что показавшееся из-за облаков, снова светит для меня так же, как и для всех остальных людей. Я вдохнула полной грудью воздух и почувствовала, что весь яд, который в нем был растворен, исчез, пропитавшись святым дымом ладана.
Отныне я знала, что получила благословение на свою любовь. И это благословение мне было послано через двадцать тысяч священников, осенявших себя крестом пред ликами сотен святых на чудотворных иконах.
Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, я обернулась и посмотрела на противоположную сторону дороги – машина цвета мокрого асфальта медленно подъехала к перекрестку и остановилась.
Я поняла, что теперь мы снова вместе.
* 9 *
Старинный звонок издал мелодичную трель.
– Я думал, что никогда тебя не дождусь, – он обнимал меня так, будто наша разлука длилась много столетий.
– А я пришла. Без тебя действительно все оказалось лишено смысла.
Мы прошли на балкон и сели в кресла. Головокружительные ароматы наступившего лета приглашали мечтать и верить в счастье, воздух был пронизан острыми стрелами солнечных лучей, а птичье щебетание казалось волшебной музыкой.
– Я забыла у тебя свой подарок, – сказала я. – Он нужен мне, чтобы туман времени не казался таким плотным.
Он засмеялся:
– Я ждал этих слов десять долгих месяцев.
– А почему ты ни разу не пришел ко мне? Ведь ты говорил, что даже если я тебя прогоню, ты все равно останешься рядом.
Он открыл портсигар и достал сигарету.
– А я никуда не уходил. Просто ты меня не видела или не хотела видеть. Я же все это время ежеминутно за тобой наблюдал и ждал, когда ты соблаговолишь ко мне вернуться.
– Ну что ж, раз так, – сказала я задумчиво, – давай просто продолжим наш оборвавшийся разговор и сделаем вид, что мы расставались всего на несколько дней.
– Согласен.
– Пойду возьму свою шкатулку, – сказала я и, зайдя в комнату, отыскала среди книг, в беспорядке лежавших на открытом секретере, бархатный футляр, который за столько времени успел изрядно запылиться.
Присев на диван, я открыла крышку и с изумлением обнаружила, что внутри лежит старинное бриллиантовое колье. Я никак не ожидала, что предмет, который был призван развеять туман моих воспоминаний, окажется столь прекрасным дорогим украшением. Пораженная утонченностью этой вещи, я прилегла на диван и стала рассматривать сверкающие камни.
Какое-то едва уловимое воспоминание пролетело мимо меня легким ветерком и быстро развеялось, однако моя память успела запечатлеть некий образ, который, подобно моментальной фотографии, застыл без движения и несколько мгновений оставался ясно различим.
Похожая гостиная, длинное платье, напоминающее то, которое было надето на мне сейчас, такой же футляр с бриллиантовым ожерельем... Только другая я и другой он...
Уже через секунду это видение прошло, развеявшись в воздухе дымом потухшего костра, и только сияние бриллиантов по-прежнему пыталось вернуть меня в эти давно ушедшие дни. Я встала с дивана и, медленно вернувшись на балкон, села в кресло.
– Я вспомнила что-то удивительное, – сказала я, продолжая любоваться своим подарком. – Но пока я еще не могу облечь в слова тот неясный образ нашего прошлого, который увидела в радужном сиянии этих алмазных граней.
– Но чем-то он тебя успел поразить? – он пододвинул ко мне кофейную чашку.
– Да-да, кажется это что-то очень важное... – пробормотала я в задумчивости, – хотя эта картина была как бы статичная, в отличие от моих прежних видений, которые начинали двигаться, как только я в них попадала.
– Попробуй еще немного приглядеться.
Я покачала головой:
– Нет... Нет, ничего не получается, как будто что-то мешает мне смотреть...
– Тогда отвлекись и подумай о чем-нибудь совсем непохожем, а после, в другой более благоприятный момент снова попытаешься вернуться к этой теме.
– Пожалуй, я так и поступлю, а заодно поделюсь с тобой кое-чем интересным из того, что мне удалось вспомнить ранее, – сказала я.
– Неужели ты это говоришь? – засмеялся он в ответ. – Я так соскучился по твоим рассказам о далеком прошлом, что готов выслушать даже очень неприятную историю о какой-нибудь твоей страстной любви к неизвестному сеньору.
– Нет, – ответила я, усмехнувшись, – несмотря на то, что прошлое действительно будет очень далекое, такое про которое проще сказать "в старые добрые времена", чем назвать какую-то точную дату, история будет совсем не о том. На этот раз, речь снова пойдет о нас с тобой, и никаких страстных сеньоров здесь не будет.
– Ну что ж, тем лучше. Я с нетерпением жду начала повествования, хотя мне уже стоит привыкнуть к тому, что прежде чем приступить к рассказу, ты любишь еще четверть часа объяснять мне, какие именно сомнения охватывали тебя во время последних воспоминаний.
Я махнула рукой:
– Ты все шутишь! А тем не менее, мне действительно придется сделать некоторое введение прежде чем ты узнаешь, чем мы с тобой занимались в далекие дохристианские времена. Дело вот в чем. Помнишь, когда я только начинала вспоминать, я говорила тебе, что речь этих людей из прошлого довольно-таки замысловатая, и мне трудно передавать ее слово в слово? Так вот, в этот раз меня поразило нечто иное. Представь себе, что даже будучи бедной полуслепой сиротой, путешествующей по пропыленным дорогам Франции, я имела в десять раз больший запас слов, чем в этой жизни. Создавалось такое впечатление, что в том времени, к которому относится эта история, люди просто не нуждались в изъяснении своих чувств длинными предложениями. Они говорили отрывисто, даже довольно резко, а в большинстве случаев вообще старались объясняться только жестами или междометиями.
– А на каком языке они говорили?
– Не знаю. Даже не могу предположить. Кажется, это какая-то северная страна, хотя я могу и ошибаться. Итак, слушай.
***
Я живу с отцом и сестрой на каком-то хуторе прямо на окраине дремучего леса. На вид мне можно дать не более восемнадцати лет, я довольно красива, хотя эта красота производит впечатление какой-то неживой, будто бы пришедшей из другого мира. У меня большие серо-голубые глаза, длинные прямые волосы пшеничного цвета и, как мне кажется, чересчур изящная фигура для простой деревенской жительницы.
Одеваюсь я довольно-таки однообразно – за все то время, что я наблюдала за собой со стороны, мне ни разу не удалось увидеть, как я сменила наряд. Изо дня в день на мне надето одно и то же платье – длинная рубаха грубого полотна, обшитая по горлу незатейливой узорчатой тесьмой. Я никогда особенно не слежу за прической, а только изредка обвязываю голову трехцветной лентой, отчего становлюсь немного похожа на прибалтийскую крестьянку.
Судя по всему, хозяйство у нас не очень большое – я вижу только несколько коз, домашнюю птицу и какой-то амбар с соломенной крышей. Мне никак не удается рассмотреть помещения внутри дома, но отчего-то мне кажется, что пол в нем не деревянный, как мне было бы привычно видеть, а земляной, да и вообще все эти постройки поражают меня какой-то древней примитивностью...
Итак, мы живем втроем с отцом, который после смерти матери и нашей младшей сестры не чает в нас обеих души, и очень беспокоится о нашей судьбе. Он хочет, чтобы мы обе стали работящими добропорядочными женщинами, такими же, как была наша мать. Однако полностью всем его требованиям отвечает только моя сестра, которая, унаследовав от матери некий хозяйственный талант, все свои дни проводит в хлопотах по дому. Она постоянно что-то варит, моет, прибирает, проявляя при этом завидную расторопность, а я же, наоборот, – ее неудачная противоположность. Кажется, я вообще плохо понимаю, что происходит вокруг, чем порой вызываю негодование отца, который, пытаясь хоть как-то приучить меня к женскому труду, нередко говорит:
– Сестре помоги. Устает она одна.
В ответ на это я отрицательно мотаю головой и отвечаю:
– Пойду коз пасти. Там ветер, тишина, травы пахнут. А тут и без меня все хорошо.
Наш дом стоит как бы на отшибе у самой окраины леса, но это отнюдь не означает, что мы сторонимся людей. Они часто приходят, общаются с нами, может быть, и мы иногда ходим к ним в гости. Но я не могу всего этого восстановить в памяти, поскольку там меня совсем не интересуют ни эти люди, ни их разговоры, ни походы в соседние селения. Все мои мысли занимает иная страсть...
Вообще, надо сказать, что до той местности, в которой мы живем, еще не успела дойти христианская вера, и мы исповедуем какую-то древнюю языческую религию, основанную на поклонении всевозможным лесным духам. Интересно, что этот лес для нас уже сам по себе – и божество, и философия одновременно. Так, например, если какой-нибудь человек спрашивает нас о том, как умерли наши мать и сестра, мы коротко отвечаем: "Их забрал лес", что, как ни странно дает окружающим вполне исчерпывающий ответ.
Этот дремучий загадочный лес постоянно манит меня своей колдовской силой, и время от времени, сидя за столом при тусклом свете сумерек, я высказываю вслух свои сокровенные мысли:
– Лес меня зовет. Я уйду. Там тишина. Мать и сестра довольны. Он их забрал и меня зовет.
Действительно, мы хорошо помним, как несколько лет назад мать решила пойти за ягодами, взяв с собой нашу младшую девятилетнюю сестру. Они ушли, взявшись за руки, по узкой заросшей травой тропинке, чтобы больше никогда не вернуться. Что уж там произошло на самом деле, так никто никогда и не узнал, хотя несколько дней люди ходили по лесной чаще и пытались найти хотя бы какие-нибудь следы наших исчезнувших родных. Отец до сих пор винит себя в том, что отпустил их одних в тот роковой день – день, в который по местным поверьям все лесные жители собираются на отдаленных полянах, чтобы водить хороводы. Он все еще тоскует по матери и очень боится потерять нас, а потому, слыша мои слова, резко отвечает:
– Останешься дома! Замуж пойдешь. Двоих потерял, тебя сберечь надо!
Я молча, опустив глаза, слушаю, однако внутренне не соглашаюсь с судьбой, которую он мне уготовил и, уходя на свой косогор, все время смотрю с тоской в сторону чернеющей хвойной громады и думаю: "Зовет меня лес. Зовет".
Сестра не понимает моей страсти. Она не умеет видеть того, что вижу я. И ей невдомек, что, когда мы на поляне разводим костер и, нарядившись в пышные венки из душистых луговых трав, пляшем и водим хороводы, рядом с нами всегда танцует наша младшая сестра, такая же юная, как и в последний день ее жизни, а из глубины леса, стоя на едва различимой тропинке, смотрит на нас наша мать и машет рукой.
***
Я перестала рассказывать и спросила:
– Как ты думаешь, чем бы я занималась, уйдя жить в лес? Или это было только завуалированное желание смерти?
– Мне кажется, – сказал он после минутного раздумья, – что эти люди особенно не разделяли "смерть" и "реальный уход" в чащу этого леса. Скорее всего, ты хотела уйти туда и стать кем-то вроде колдуньи. Знаешь, этакой языческой жрицей лесных богов, умеющей гадать на рунах, собирающей травы и коренья, и слывущей у местных жителей не то человеком, не то лесным духом.
– Да, действительно! – удивилась я. – Я вспомнила сейчас, что в том лесу жила какая-то старуха, к которой под страхом страшного наказания нам запрещали приближаться. К ее хижине вела извилистая тропа, по которой изредка бегали девушки с соседних хуторов, чтобы раздобыть у нее какое-нибудь зелье или траву для счастливого исхода своих любовных свиданий. Должно быть, у этой-то старухи я и мечтала понабраться уму разуму и в будущем стать такой же как она служительницей древнего культа природы.
Он усмехнулся:
– Как видно, ты растеряла за много сотен лет свою любовь к лесным массивам и сельским просторам. Все, что осталось у тебя с тех блаженных времен, так это ворожба на рунах, да и то, ты преуспела в ней гораздо меньше, чем скажем в гадании на картах.
– А может, у меня еще все впереди? – усмехнулась я. – Да и к тому же, лес действительно всю жизнь вызывал у меня какие-то суеверные чувства, так что кое-каким чертам пришла пора проявиться и в этой жизни.
– Итак, насколько я понимаю, в той жизни ты была несколько не от мира сего? – как всегда мои рассказы вызывали у него желание курить. – Видела мертвых, водила с ними хороводы...
– Да, и об этом я тоже хотела у тебя кое-что спросить. Как ты думаешь, неужели это действительно возможно – вот так просто видеть души умерших людей?
Он рассмеялся и стряхнул пепел в свой акантовый венок:
– Ну уж тебя-то это должно удивлять меньше всего. Что особенного в том, что острота твоего зрения была чуть больше, чем у всех остальных людей? Разве сейчас, в нынешней жизни, ты не видишь того, что недоступно другим?
– Но сейчас это происходит немного иначе, – задумалась я. – Я смотрю не глазами, а скорее какой-то внутренней интуицией, которая и позволяет мне все это время с тобой общаться. А кстати, я давно хотела у тебя узнать, а как это делаешь ты?
Он встал и подошел к перилам балкона:
– Я надеялся, что ты перестанешь задавать мне вопросы, на которые раньше положенного времени ты не должна получать ответы. Итак, будь добра, расскажи мне продолжение этой истории.
Я подошла к нему и, встав рядом, посмотрела на соседний балкон. Два старика по-прежнему вели ожесточенные бои на шахматной доске. Ни один из них никогда не мог одержать победу над соперником, и каждую партию они заканчивали дружеской ничьей. "Так будет все время, пока существует мир" – подумала я и, облокотившись на перила, стала рассказывать дальше.
***
Однажды в нашем доме появляется какой-то молодой парень. Я не могу точно вспомнить, кто он такой и из каких краев к нам пришел, но точно знаю, что отец нанял его для помощи по хозяйству. Похоже, что появление этого нового человека совсем ничего не меняет в моей жизни – я, как и прежде, интересуюсь только лесом и вересковыми косогорами, на которых я изо дня в день сижу, прислушиваясь к шепчущей тишине древних просторов, и пасу своих извечных коз. Однако наш новый работник оказывается не столь безразличен ко всему происходящему. Он присматривается к моим поступкам, ловит каждое мое слово и однажды решает поговорить со мной наедине, чтобы окончательно определиться в наших отношениях.
