Текст книги "Сумерки памяти(СИ)"
Автор книги: Елена Хотулева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– Но, мудрейший, – почтительно склонился перед ним друг советника, – не соизволишь ли ты объяснить нам, какой смысл ты вкладываешь в свои слова? Ведь, этот человек чужеземец, и ему может оказаться трудно понять твои мысли.
– Пусть идет на правый склон той горы, что видна с порога этого дома, и найдет там могилы бедной семьи сборщиков риса, похороненных еще во времена юности моего прапрадеда. Там-то и находится лекарство от его недуга, – сказал мудрец и, резко повернувшись, покинул дом больного советника.
– Ты должен пойти на склон этой горы! – сказал умирающему его друг. – Тебя отнесут туда, если ты сам не сможешь подняться, но там необходимо побывать.
Несколько часов несли слуги тяжелые носилки больного советника, и все это время рядом с ними шел его верный друг, который всей душой надеялся, что мудрость монаха указала им правильный путь к исцелению.
Однако, взобравшись, наконец, на долгожданную гору, ни сам советник, ни его друг, ни даже слуги не заметили на всем ее правом склоне ни могилы, ни даже чем-нибудь примечательного камня.
Вконец измученный долгой дорогой больной советник сказал, что хочет немного отдохнуть прямо на этом месте и, закрыв глаза, погрузился в тяжелое лихорадочное забытье. Ему снились всякие кошмары, воспоминания о бегстве с родины, а немного позже он увидел странный сон про какого-то молодого сборщика риса в залатанной одежде и продырявленной ветхой шляпе. Рядом с ним стояли его бедные мать и отец, которые что-то вполголоса говорили. Выслушав до конца их речи, советник проснулся. Первые слова, которые он произнес после пробуждения, поразили многих:
– Я не знаю, какое все это имеет отношение ко мне, но похороненные здесь когда-то люди, попросили меня воздвигнуть в их честь почетные ворота сыновней благодарности, которые их сын обещал построить в год своего тридцатипятилетия, однако не смог это исполнить, так как скоропостижно скончался от какой-то болезни.
Друг больного обрадовался и сказал:
– Тебе открылся путь к спасению, используй же его и как можно скорее отдай приказ о начале строительства.
Несколько недель, не покладая рук, трудились рабочие, чтобы успеть к юбилею советника воздвигнуть загадочную арку. А он все это время смотрел из окна на пологую гору и пытался понять, что же его так связывало с этими давно умершими бедняками. Недуг его с каждым днем шел на убыль, и к концу последнего дня строительства советник уже чувствовал себя полностью здоровым.
Дела его снова стали налаживаться, однако, после своего таинственного выздоровления советник никак не мог достичь душевного спокойствия – он очень хотел понять, что же все-таки с ним произошло. И однажды он решил повидать того мудреца, что посоветовал ему посетить могилы.
Монах приветливо встретил его и, не спрашивая для чего тот пришел, произнес:
– Да, многое тебя связывает с нашей страной, ведь не так давно ты жил и работал на этой земле.
Советник удивленно взглянул на мудреца, но, не смея перебить его речь, промолчал, а монах тем временем продолжил свой рассказ:
– Ты был сыном очень бедных родителей, которые только и мечтали о том, чтобы ты освоил грамоту и стал государственным чиновником. Увы, их благородным помыслам так и не суждено было осуществиться. Ты, также, как и они, год за годом растил рис и надеялся, что однажды тебе все-таки удастся получить образование и добиться положения в обществе. Но шли годы, родители умерли, так и не дождавшись твоего успеха, и стоя на их могиле, ты пообещал воздвигнуть ворота почтения, в честь их самоотверженной любви и в благодарность за то, что они воспитали тебя в стремлении к знаниям. Прошло более ста лет, ты уже несколько раз сумел выучиться грамоте и всяким наукам, не однажды добился высоких постов при дворах различных королей, и теперь ты наконец-то вернулся на родную землю, чтобы сделать то, что обещал много лет назад.
– Ах, – воскликнул опечаленный советник, – как жаль, что я не знаю более точного места захоронения моих предыдущих родителей, чем правый склон этой огромной горы.
– Да, – ответил ему мудрец, – ты, как и многие люди, не можешь помнить, где жил прежде, а потому всегда старайся осторожно ступать по этой, ничего не забывающей земле, так как никогда не знаешь, на чью могилу ты сегодня наступишь.
***
– Ты поняла? – спросил он меня с надеждой в голосе.
– Да, – сказала я, – ты просто хочешь, чтобы я вспомнила что-то, что ты знаешь, но в силу каких-то обстоятельств не можешь мне рассказать?
– Именно так.
– Ну что ж, твои слова всегда были для меня законом. Не буду делать исключения и на этот раз. Итак, мы остановились на том, что, по твоему мнению, я должна была еще в одной из жизней встретиться с этим бородатым мужчиной, называвшим себя моим отцом. Верно?
– Да.
– Тогда, я сейчас настроюсь, все вспомню, а потом тебе расскажу. Только я ума не приложу, чем ты будешь заниматься все это время, ведь в моей квартире нельзя курить.
– Ничего, – сказал он, подойдя к стулу, – я буду просто сидеть и смотреть на тебя.
– Делай, как знаешь, – ответила я и легла на кровать.
Закрыв глаза, я задумалась: "Я снова пошла у него на поводу и решила продолжить эти странные хождения по лабиринтам воспоминаний. Куда-то приведут меня эти извилистые тропинки прежних дней? Может быть, там действительно кроется зловещая тайна, которая все эти годы стоит у нас на пути и не дает нам быть вместе? Но чем это может оказаться? И что, вообще, способно противостоять любви, если она, как известно, сильнее самой смерти? Буду смотреть. И пусть мне даже придется потратить на это много дней и ночей, но, рано или поздно, я все-таки дойду до истины".
Спустя некоторое время я открыла глаза и посмотрела на него:
– Ты здесь?
– Конечно, – удивленно ответил он, глядя на меня.
– На какое-то мгновение мне показалось, что тебя больше нет, и мне стало страшно. Пожалуйста, никогда, никогда не бросай меня...
Он пересел ко мне на кровать и взял меня за руки:
– Я не уйду. Никогда. Обещаю. Даже если ты меня прогонишь, я все равно останусь рядом.
– Ты знаешь, там, где я только что была, мы не встретились. Я прожила длинную, насыщенную событиями жизнь, но без тебя. Понимаешь? Так было! И небо не упало мне на голову, и земной шар не начал поворачиваться вспять оттого что я тебя не знала! Как это так? Объясни мне!
Он грустно посмотрел на меня:
– Помнишь, что я говорил тебе? Мы не могли все время быть женаты, просто физически не могли. Мы наверняка, хоть раз, рождались вразнобой, не попадая по времени в одно и то же место. Ты уже видела такое в той жизни с шарманкой, и я никак не возьму в толк, почему же сейчас тебя это так сильно огорчило?
Я закрыла глаза и замотала головой:
– Нет, нет, ты не понимаешь. Я действительно была готова к тому, что мы можем оказаться разъединены временем или пространством, но увидела я нечто другое. В этой жизни – я чуть попозже расскажу тебе ее в подробностях – у меня не появилось ни малейшего воспоминания о нашей любви, не промелькнуло даже намека на какую-либо тоску об утраченном земном рае. Как это могло получиться? Скажи мне!
– Ну, как видно, то, что происходит между нами – это не такая уж неземная любовь, какой нам хочется ее видеть, только и всего.
– Не такая? А какая же тогда?
– Обычная, человеческая.
– И ты хочешь сказать, что человеческая любовь умирает вместе с телом?
– Во-первых, по мере того, как ты будешь вспоминать все больше и больше жизней, ты убедишься, что их "сюжеты" наследуются не постоянно. Например, то проклятье из разбойничьего леса, скорее всего, настигло меня не в следующем воплощении, а через два или три. Дело в том, что там существует некоторая инерция времени, и то, что было содеяно тобой, например, веке в тринадцатом, может вернуться как бумеранг только сейчас. Или же, напротив, то, что ты натворила вчера, сегодня уже прольется на тебя небесным ливнем.
– А от чего же это зависит?
– Всецело от твоей судьбы.
– Интересно, – хмыкнула я, – а от чего же в этом случае зависят людские судьбы?
– Остановись, – сказал он, крепко сжимая мои руки, – и не смей заглядывать туда, куда доступно смотреть только Богу.
Я помолчала и, немного подумав, продолжила:
– Значит, ты хочешь сказать, что и наша любовь могла возрождаться не каждый раз, а только через одну или несколько жизней?
– Видимо, да.
– А что еще ты хотел мне рассказать?
– То, что на настоящее бессмертие имеет право любовь совсем другого рода. Это чувства высшего порядка, не имеющие ничего общего с мирскими страстями. Но они находятся, как бы на другом уровне сознания, и ты этого сейчас понять не сможешь. То же, что ты называешь "бессмертной любовью", на самом деле – всего лишь передача ошибок от одной жизни к другой. Душа двигается к совершенству медленно и притом различными путями. Здесь тебе дали сильное зрение, используя которое, ты должна оглянуться назад и понять, что именно там было правильно, а что нет. Поэтому лучше расскажи мне, что ты увидела, и мы вместе попытаемся во всем разобраться.
– Хорошо, – сказала я, и начала рассказывать.
***
На этот раз я оказалась в России ХIХ века. Из своей девичьей жизни мне удается подсмотреть только небольшой отрывок, в котором мой отец – суровый мужчина средних лет – объявляет мне свою волю и говорит, что ко мне посватался один известный всему городу человек, а значит, мое житье в родительском доме скоро подойдет к концу. Я знаю, что никакие слезы и слова не могут изменить мою горькую долю – мне предстоит стать женой очень богатого, но и одновременно очень старого бездетного вдовца. Судя по всему, у меня или вообще нет приданого, или его размер таков, что составить мало-мальски удачную партию я могу разве что с каким-нибудь приказчиком, так что это предложение для моих родителей более чем просто выгодно.
После этого я вижу себя уже в доме моего мужа. Он старше меня лет на сорок и естественно околдован моей молодостью. Он дарит мне довольно дорогие вещи, не теряя, однако, при этом чувства меры, то есть, строго соизмеряя стоимость украшения или платья, которое он собирается мне купить, с тем эффектом, который он рассчитывает этим подарком произвести.
Учитывая отсутствие у меня опыта, он старательно объясняет мне, как надо вести хозяйство, как руководить прислугой и как вообще подобает жить супруге такого человека, как он. Я его все время очень внимательно слушаю и никогда не перечу, поскольку действительно всегда уверена в его правоте.
День за днем я постепенно привыкаю к тому, что я жена такого старого человека, а так как я еще слишком молода, чтобы вообще что-то знать о жизни, то вскоре мне даже начинает казаться, что моя семейная жизнь не только мало чем отличается от какой-либо другой, а, скорее всего, даже одна из самых удачных.
У меня нет подруг, к нам редко приходят гости, а если кто и заезжает, то только какие-то серьезные деловые партнеры моего мужа, от разговоров с которыми я очень быстро устаю. Создается такое впечатление, что он намеренно не подпускает ко мне таких людей, которые могут вольно или невольно испортить его воспитательную работу.
Отсюда мне хорошо видно, что он очень хочет иметь наследника, так как это не только придаст его жизни цель, но и лишит меня остатков свободного времени, которое, по его мнению, я могла бы употребить на ненужные мечты. Его желания скоро осуществляются, и я становлюсь матерью очаровательного младенца, появление которого окончательно превращает меня из девочки в серьезную, хотя и очень молодую женщину. Отныне в моей голове уже никогда не будет места для заоблачных грез, и я всегда буду соответствовать тому образу, который из меня старательно лепил мой муж.
Проходят годы. За это время для меня мало что меняется. Я, как и прежде, занимаюсь домашними делами, слежу за воспитанием сына и стараюсь во всем потакать моему теперь уже совсем старому супругу.
Однажды он зовет меня в свой кабинет, чтобы поговорить о чем-то очень важном.
– Я скоро умру, – начинает он без обиняков, – и ты станешь владелицей всего нашего состояния, которое было унаследовано мной от отца, а в последствии приумножено в результате многолетних трудов. Ты еще очень молода, а учитывая то, насколько ты при этом будешь богата, я могу наверняка предвидеть, что как только истечет положенный срок, порог нашего дома будут неминуемо обивать толпы твоих новоявленных женихов. Поэтому хочу тебя заранее предупредить – не верь никому! Каждый, кто будет предлагать тебе руку и сердце, одновременно с этим станет подсчитывать свою прибыль от этого столь выгодного предприятия. Может быть, конечно, так произойдет, что ты встретишь действительно честного человека, который будет желать тебе только добра. Однако и в этом случае не забывай, что тебе придется делиться с ним твоим капиталом, а это, как ты понимаешь, будет очень невыгодно для нашего сына, который должен стать полноправным продолжателем нашего семейного дела.
Я молчу и внимательно слушаю его рассуждения, внутренне полностью соглашаясь со всеми его словами. А он продолжает говорить:
– Все это не волновало бы меня столь сильно, если бы наш сын был уже взрослый и смог за оставшееся время разобраться в моих делах и начать самостоятельно действовать. Однако очевидно, что в силу его юного возраста это может произойти не раньше, чем через лет пять-шесть, а то и больше. Так что, умерев, а я чувствую, что конец мой уже очень близок, я оставлю тебя на произвол судьбы, и за короткий отрезок времени ты потеряешь денег гораздо больше, чем я сумел нажить за всю свою жизнь.
Он делает паузу, и я задаю ему вопрос:
– А я не могу временно, только до тех пор, пока сын полностью не встанет на ноги, занять ваше место?
– Ты должна, должна это сделать, и потому отныне каждый день я буду вводить тебя в курс дела, объяснять, что к чему, и знакомить со всеми необходимыми людьми.
С этого момента для меня начинается новая жизнь, заполненная поездками на стройплощадки, конторскими книгами и множеством деловых встреч.
***
Я прервала свой рассказ и спросила:
– Что ты думаешь обо всем этом? По-твоему, могло такое быть или нет?
– Если ты так видишь, то почему это тебя смущает? Разве станет кто-то, как бы хорошо он ни разбирался в истории, утверждать, что такого произойти не могло? Вряд ли. Тем более что, не зная ни имен, ни дат, ни названия города, опровергать достоверность этого рассказа бессмысленно, да и зачем?
– Наверно ты прав.
– А кстати, – заинтересовался он, – к каким годам ты сама относишь эту жизнь?
Я задумалась:
– Знаешь, если судить по нарядам, то начало всей этой истории лежит примерно лет за сорок до отмены крепостного права. Мне так кажется, потому что в самом конце моей жизни люди одевались уже по моде конца семидесятых годов ХIХ века, а прожила я там довольно-таки долго. Хотя, конечно, платья в неизвестном российском городе, скорее всего, значительно отличались от рисунков во французских журналах тех же лет.
– А твой муж, который, как я понимаю, все тот же бродячий шарманщик, только перевоплощенный в новом качестве, чем он все-таки там занимался?
Я тяжело вздохнула:
– Здесь меня снова начинают одолевать сомнения. Понимаешь, мне кажется, что вся его деятельность была связана со строительством доходных домов, хотя я, конечно, могу и ошибаться. И вообще, я заметила, что чем более отдаленную по времени жизнь ты просматриваешь, тем меньше у тебя возникает опасений увидеть что-то неправильно. Кажется, что если это происходило так давно, то уже никто никогда не сможет обвинить тебя в неправде, тем более, если ты вспоминаешь себя среди низших социальных слоев.
– Ты не должна об этом думать. Ведь я говорил тебе, что некоторые вещи могут просто заменять какими-то более узнаваемыми. Так что нельзя относиться к этим воспоминаниям как к историческому исследованию. Помни, что мы занялись этим, преследуя совсем иные цели.
– Да-да, конечно, – сказала я и продолжила свой рассказ.
***
Проходит еще некоторое время, и я уже вижу себя вдовой. Благодаря стараниям моего покойного супруга все его бывшие компаньоны имеют теперь дело со мной, и, хотя вначале у них и были некоторые сомнения по поводу моей компетентности, сейчас они уже стали полностью мне доверять, и наши дома по-прежнему строятся, а мое состояние продолжает увеличиваться.
Я свято чту наказы мужа, и прямо с порога прогоняю надоедливых женихов, которых, действительно, оказывается не так уж мало. Я веду довольно-таки замкнутый образ жизни, и все свободное время отдаю общению с сыном, хотя в основном я занята встречами с деловыми партнерами, проверкой счетов и управлением домашними делами.
Идут годы. Мой сын уезжает учиться за границу. Теперь все мои помыслы связаны с тем долгожданным моментом, когда он вернется, и я наконец-то смогу отойти от дел и отдохнуть. Однако не все складывается так, как я хочу. Как видно, дальние страны несколько опьянили моего великовозрастного ребенка, и вопреки всем моим надеждам он не торопится возвращаться в родные пенаты. Вместо же ожидаемых вестей о своих успехах он только время от времени просит прислать ему очередную сумму денег на непредвиденные расходы и клянется, что совсем скоро приедет и будет во всем мне помогать.
Что касается моей личной жизни, то и здесь произошло некоторое изменение. Я уже не столь замкнута, как прежде, и теперь мой дом время от времени посещают друзья. Один из них священник близлежащего храма, который частенько навещает меня, чтобы попить чаю и поговорить о всевозможных новостях. А второй – какой-то состоятельный купец, который, кажется, сплавляет по реке лес.
Этот купец, в отличие от священника, испытывает ко мне не только дружеские чувства, но и всячески старается уговорить меня выйти за него замуж и каждый раз приводит новые доводы в пользу нашего союза. Однако я непоколебима, и в ответ на его рассказы о нашей совместной жизни, спокойно открываю массивный золотой медальон, висящий у меня на шее, смотрю на миниатюрный портрет моего мужа и, перекрестившись, говорю:
– Мой покойный супруг, Царствие ему небесное, частенько говаривал мне: "Не верь никому, и не забывай, что тебе придется делиться капиталом". Как я могу забыть эти слова в тот самый момент, когда мой сын собирается вернуться в отчий дом?
– Эх, – тяжело вздыхает мой собеседник, – такая женщина и столько лет одна! Несправедливо, тем более что сын-то уж вряд ли когда-нибудь вернется. Чужие края для него оказались дороже родительского очага, и тут уж ничего не поделаешь.
Несмотря на его слова, я остаюсь при своем мнении, и продолжаю твердо верить в то, что сын вернется и станет достойным преемником нашего дела.
***
– Интересно, – неожиданно перебил он меня, – а эти твои друзья, кем они стали теперь? Ты их уже знаешь, или эти встречи еще впереди?
– Знаю, – улыбнулась я, – священник стал профессором математики, и, как и прежде, заходит ко мне на чашку чая, чтобы обсудить разнообразные новости, а купец превратился в лесника и уехал ловить соболей на берегах Енисея.
– А сын? С ним ты знакома?
– Да. Но это отдельная история, которую я, может быть, расскажу тебе чуть позже, а пока слушай дальше.
***
Проходит еще год или два. Неожиданно я получаю письмо с новостями о том, что мой сын женился и возвращается домой с молодой супругой. Ликованию моему нет предела. Я так верила в то, что однажды он возьмется за ум, и вот, все происходит именно так, как я хотела. По приезде они поселяются в нашем доме, и сын, которому, вероятно, наконец-то захотелось как-то серьезно проявить себя в жизни, очень быстро вникает в курс дела и с удивительным рвением принимается за работу.
В последующие годы я вижу себя уже довольно-таки пожилой женщиной. Я живу все в том же доме, меня навещают все те же друзья. Только теперь я уже не занята, как прежде, утомительными расчетами, записанными в конторских книгах, а просто отдыхаю от прошедших лет, и кажется, время от времени занимаюсь какой-то благотворительностью. Мой сын очень радует меня своими успехами, и я с удовлетворением отмечаю, что он действительно стал достойным наследником отцовского состояния.
Вот так, в мире и спокойствии я живу все оставшееся время, и ко мне незаметно приближается старость. Я умираю с ощущением умиротворения в сердце и чувством гордости оттого, что я прожила очень правильную и добропорядочную жизнь.
***
– Вот и все, – закончила я свой рассказ. – Согласись, что тебе было немного скучно слушать историю, в которой ты совсем не принимал участия?
– Пожалуй, что так. Однако ты не должна обращать на это внимания, ведь ты вспоминаешь свое прошлое, а в нем неминуемо должно быть место для кого-то еще, кроме меня.
– Странная какая-то эта жизнь, – стала размышлять я. – Эта женщина, ведь она совсем на меня не похожа. В ней нет ни капли мистической романтичности, никаких грез о несостоявшейся любви, она может заниматься строительством доходных домов и управлять хозяйством. Почему же эта жизнь совсем не наложила отпечаток на мой теперешний характер? Создается такое впечатление, что из девятнадцатого века сюда абсолютно ничего не передалось. Что это значит, как ты думаешь?
– Ну, начнем с того, что еще неизвестно, какой бы у тебя был характер в этой жизни, если бы в семнадцать лет тебя выдали замуж за шестидесятилетнего старика, который, ко всему прочему, еще и намеренно лишал тебя возможности помечтать. И к тому же, напрасно ты думаешь, что каждая жизнь должна оставлять тебе в наследство какую-либо сильную страсть. Ничуть. Более того, в идеале из жизни в жизнь ничто не должно переходить в неизменном виде, поскольку это будет означать только то, что ты не смогла пройти свой путь до конца, и при следующем воплощении тебе придется отдавать унаследованные из прошлого долги.
– Но что ты понимаешь под словом "долги"?
Он встал и подошел к окну:
– Я понимаю под ним именно то, что ты столь упорно пытаешься обнаружить, глядя сквозь временное пространство. Это может быть и чересчур сильная привязанность к одному и тому же месту, или же, напротив, его ожесточенное неприятие, и желание отомстить своим врагам, которое непременно будет тянуться за тобой сквозь века, или, например, религиозный фанатизм, могущий повлечь за собой злоупотребление догматами веры, это могут быть и сильные обиды, и проклятия...
– И любовь? – перебила я его. – Любовь, которая переходит из жизни в жизнь, тоже, по-твоему, преступление?
– Не совсем так. Дело в том, что если в этой жизни ты встречаешь человека, с которым несколько столетий назад у тебя был прочный брак, и здесь между вами не происходит ничего кроме зарождения новых, относящихся только к этому воплощению, отношений, то именно это и есть образец, к которому необходимо стремиться. Конечно, при этом вполне может так случиться, что у вас обоих возникнет ощущение, что когда-то давно вы уже были знакомы, однако вовсе не это будет определяющим при принятии вами каких-либо важных решений. В итоге вашу очередную совместную жизнь вы начнете с чистого листа и не будете обременены страстями вековой, а то и более, давности.
– А как же тогда быть с той духовной любовью "высшего порядка", о которой ты говорил? Неужели она тоже должна "наращиваться" каждый раз заново, или на такие заоблачные чувства этот закон не распространяется?
– Распространяется. Только смирись с тем, что сейчас ты не в силах понять многие закономерности таких высокоуровневых планов.
– Итак, из жизни в жизнь ничто не должно переходить в неизменном виде. Таков закон. А значит то, что происходит между нами – порочно и считается ошибкой прежних дней?
Он покачал головой:
– Нет. Ты не поняла этого до конца. А вернее, понять поняла, но не приняла этого для себя как данность. Вероятно, для полного осознания происходящего тебе еще многое следует увидеть и постичь. А поэтому сейчас, скорее всего, нам стоит еще немного повременить с выводами.
* 7 *
– Проходи, – сказал он, распахивая передо мной дверь своей квартиры, – я наблюдал за тобой с балкона, когда ты шла по переулку. Что-то случилось? Почему ты так давно не приходила ко мне?
Я улыбнулась:
– Да нет, просто у меня не было сил. Я не болела, нет... но почему-то чувствовала себя очень уставшей. Наверное, виновата осень с ее тоскливыми долгими вечерами, которые порой кажутся бесконечными...
Мы прошли на балкон и, немного постояв обнявшись, сели за стол, на котором уже был приготовлен мой любимый кофейный сервиз. Я взяла в руки чашку и стала задумчиво ее рассматривать. На ее тонких почти прозрачных стенках изящными мазками были нарисованы сплетенные в каких-то почти человеческих объятьях распустившиеся розмарины*. Я так засмотрелась на эти диковинные узоры, что не заметила, как он протянул мне небольшой бархатный футляр.
– Что это? – удивленно спросила я. – Снова подарок?
– Да. Думаю, что, глядя на него, тебе будет немного легче вспоминать, и туман времени перестанет быть таким плотным. Посмотришь потом, хорошо? А сейчас давай просто попьем кофе. Ты не против?
– Конечно, нет, – сказала я, наполняя наши чашки горячим благоухающим напитком, – тем более что я должна тебе кое-что рассказать.
– Ты вспомнила что-то интересное?
– И это тоже, но сейчас я хотела поговорить немного о другом. Ты знаешь, все эти дни у меня не шла из головы та притча, которую ты читал мне несколько дней назад. Помнишь, про то, что никогда не знаешь, на чью могилу ты можешь сегодня наступить?
– Да, да, разумеется. А что, тебе и в самом деле понравился этот рассказ? Приятно слышать, – он пододвинул к себе пепельницу и закурил. – Ты знаешь, я не признался тебе прошлый раз, но мне действительно было не очень приятно слышать, что такую длинную и благополучную жизнь ты прожила вдали от меня. Даже трудно в это поверить. Шестьдесят лет, а то и более, мы были в разлуке. Какая-то несправедливость... Как я мог отпустить тебя на такой долгий срок?
– Ты говоришь, совсем как я. Если бы ты сейчас был на моем месте, то непременно прочитал бы мне еще один отрывок из своей непонятной книги, а потом долго объяснял, что никакой несправедливости здесь и быть не может.
Он усмехнулся и стряхнул пепел с сигареты:
– Так ты не договорила мне про ту притчу... Почему ты вспоминала ее все эти дни?
– Понимаешь, я думала о последних словах этого монаха, и все время у меня в памяти возникала картина одного сна, который я видела в далеком детстве.
– Интересно. Ты раньше никогда не рассказывала мне об этом. И что это был за сон?
– Мне было не больше трех лет, когда однажды в странном сновидении я познала первую философскую мысль в своей жизни.
***
Представь себе огромный горбатый мост, ведущий из ниоткуда в никуда. Его основания теряются в густом белом тумане, а сам он похож на какую-то полупрозрачную, будто бы сделанную из опалового стекла, радугу.
Я стою, глядя вниз, и вижу, что этот мост перекинут через широкую реку из человеческих черепов. Хотя нет, немного не так. Эти черепа там повсюду, они как море простираются во все стороны до самого горизонта. Я рассматриваю их приоткрытые, оскаленные в мертвой улыбке челюсти, и у меня на душе становится как-то муторно и неспокойно. Я отчего-то понимаю, хотя никто мне об этом и не говорит, что моя задача состоит в том, чтобы стоять здесь и длинной желтой палкой, как багром, подцеплять по очереди каждый череп и переносить его с одной стороны моста на другую. То есть фактически ничего не менять, а только перекладывать их с места на место.
Я приступаю к этой работе, и, пропихивая палку в пустую глазницу первого черепа, переношу его на противоположную сторону. Затем я проделываю это во второй раз, в третий и так далее. Мне очень неприятно и тягостно этим заниматься, однако почему-то я никуда не ухожу, а вновь и вновь продолжаю перетаскивать эти зловещие вместилища человеческих мыслей.
Откуда ни возьмись рядом со мной появляется какой-то неизвестный человек в надвинутой на глаза широкополой шляпе. Он стоит, завернувшись в черный, ниспадающий мягкими складками, плащ и смотрит вниз на костяное море.
– Я не хочу больше здесь находиться, – говорю я ему, – мне неприятно видеть все то, что здесь происходит. Почему я должна делать это? Я хочу отсюда уйти.
Он поворачивается в мою сторону и отвечает:
– Подумай, что изменится в мире, если ты сейчас уйдешь, а кто-то другой сразу займет твое место? Не правда ли, все останется по-прежнему – этот кто-то все равно будет стоять на мосту и точно также говорить мне, что хочет уйти.
– Да, действительно, – задумываюсь я, – ведь он должен будет точно так же страдать, как я сейчас, и будет не в силах покинуть этот страшный мост, а если и покинет, то на его место снова придет кто-то третий, которому также придется мучиться. И ничего не изменится, и это будет продолжаться вечно.
Человек в плаще утвердительно кивает мне в ответ, а я продолжаю:
– Но почему именно я? Почему? Я не согласна, я не хочу! Я ухожу!
– Но кто-то все равно будет на это обречен, так как на этом мосту всегда должен быть человек. Почему бы именно тебе не выполнить эту работу? Ведь кто-то же должен здесь стоять. Подумай!
Я тяжело вздыхаю, подцепляю очередной череп и говорю:
– Хорошо, я остаюсь.
***
– И ты там действительно осталась? – спросил он.
– Да, осталась. Чем, как видно, и определила всю свою дальнейшую судьбу. И вот, что я подумала в связи с этим. Если попытаться разгадать этот сон, опираясь на слова того мудреца из притчи, то получается, что мое единственное предназначение на этом свете – один за другим вернуть все долги, накопленные мной за много столетий. Ведь смотри, что я там делала: брала череп, некоторое время держала его над мостом, а потом перекладывала в другое место. Вполне логично предположить, что это действо символизирует собой некую цепь последовательных поступков, а именно: каким-то образом отыскать то, что тянется из прошлого – моего ли, или моих близких – принять это для себя, как бы заново пережить, перестрадать, а потом снова отпустить, перекладывая, однако, на этот раз уже совсем в другое место, а значит, уже и в новом качестве. Что ты об этом думаешь?
– Думаю, что ты права, хотя наверняка, прежде чем ты дошла до этого понимания, у тебя было еще несколько гипотез, которые говорили о том же самом, но как бы проще и не настолько основательно. Ведь так?
– Да, действительно.
– А значит, однажды и это последнее предположение может трансформироваться для тебя в какое-то другое, еще более глубокое и мудрое.
– И к чему все это меня приведет?
– Надо полагать, к тому, что в один прекрасный день ты переложишь все свои черепа и сможешь уйти с этого моста, так как должна будешь уступить место кому-то другому, кто также как и ты станет ворошить пыль прошлого и находить в этом прахе уже совсем другие черепа, принадлежащие только ему.
