Текст книги "Сумерки памяти(СИ)"

Автор книги: Елена Хотулева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Тогда ты постигнешь мудрость поколений, – рассмеялся он.

Я поставила коробку на стол и сказала:

– Знаешь, я сегодня уже пыталась вспоминать, о том, что было со мной дальше, но отчего-то эти видения никак не складывались в связный рассказ, как это бывало со мной обычно. Они были какие-то схематичные и невыразительные. Может быть, ты поможешь мне немного? Или ты сам не помнишь, что там со мной было?

– Я не совсем уверен... И не знаю, как нам с тобой лучше поступить... Знаешь, наверное, тебе стоит попытаться смотреть и рассказывать одновременно, и тогда я смог бы наводящими вопросами тебе помогать. Что ты об этом думаешь?

– Пожалуй, ты прав, – ответила я, – и именно так мне и следует поступить. Итак, начнем?

– Да, я готов.

– Я вижу тебя. Ты приехал в этот лагерь с какой-то целью, может быть с комиссией или просто к знакомому коменданту. Не пойму. Вижу только, что на тебе не такая форма, как на тех, кто здесь служит...

– А какая?

– Кажется... хотя я не уверена, что она черная, а у них почти серая с черными петлицами... Но я могу и ошибаться.

Я замолчала и задумалась.

– Неужели, ты был один из них? – спросила я разочарованно. – Один из тех, кто носил эту проклятую форму? Я не хочу в это верить.

– А ты хочешь верить в то, что столько тысяч человек, которые вступали в ряды этой партии были отпетые негодяи? Или может быть, ты все-таки допустишь такую мысль, что кто-то из них все-таки был приличным человеком, не лишенным, конечно, некоторых человеческих слабостей, наподобие честолюбия и карьеризма?

– Но все, кто вступал в эти отряды, совершали преступления против человечества! И ты, ты был один из них!

– Я не думаю, что сейчас, когда ты не знаешь, ни чем я занимался, ни в каком звании находился, уместно обвинять меня в каких-либо преступлениях. Тем более что мы договорились не относиться к этим воспоминаниям, как историческому исследованию. Лучше перестань вздыхать и рассказывай дальше.

– Хорошо. Итак, ты приезжаешь в этот лагерь, и почему-то мы оказываемся с тобой в какой-то комнате. Я ясно вижу, что ты сидишь на стуле и разговариваешь со мной.

– И ты начинаешь просить меня, чтобы я помог тебе и твоему сыну освободиться? – он как-то нервно прикурил одну сигарету от другой.

– Нет, там все было немного не так. Сначала ты спросил у меня, что я делаю здесь и почему терплю все это отношение к себе. Видимо ты был уверен, что такой женщине как я, было бы более уместно в этой ситуации покончить с собой, чем вставать на тот путь, на который меня заставили пойти обстоятельства. Я права?

– Да, мне видится, что именно так я и подумал.

– А после этого я объяснила тебе, что у меня здесь сын, и что я уверена, в том, что он еще жив. Кажется, я уже не надеялась на то, что кто-то сможет нас спасти, поэтому я стала просить тебя только устроить мне встречу с моим ребенком.

– И я это сделал?

– Да, я вспоминаю, как хожу по страшному детскому бараку и, выкрикивая имя своего сына, стараюсь отыскать его в этой больной детской массе. Мне это удается, и через некоторое время я его нахожу.

– Значит, он был жив?

– Да, и я даже дала ему что-то поесть. Но это конечно была только капля в море.

– А потом, что было потом? Мы же увиделись с тобой еще раз?

– Да, комендант был уверен, что ты мной очень заинтересовался, и за те несколько дней, которые ты провел в этом лагере, мы встречались несколько раз.

– И что ты мне говорила?

– Я все время просила тебя спасти меня и сына. Я думала, что если ты помог мне с ним повидаться, то ты можешь все. Кажется, я решила, что ты обладаешь неограниченной властью, или может быть у тебя на самом деле там было очень высокое положение.

– А как я реагировал на твои просьбы?

– Мне это не видно. Это так плохо. Я пытаюсь, и снова и снова вглядываюсь в эти сумерки прошлого, но мне никак не удается в них рассмотреть твое отношение ко всей этой истории.

– А я действительно тебя спас?

– Да, но сначала ты сказал: "Мне надо уехать. Но через некоторое время я вернусь и помогу тебе и твоему сыну". Еще ты сказал, что я обязана жить и верить в твое обещание.

– И ты мне поверила? Поверила человеку в ненавистной тебе форме?

– Да, я была уже как бы безумная, и понятия о добре и зле окончательно перепутались в моей голове.

– И именно с тех пор ты стала ценить не тех мужчин, которые делают добро, а тех, которые не причиняют зла. Так вот откуда тянутся эти твои странные взгляды. Так что же было дальше? Я вернулся?

– Да. Я ждала тебя, и время превратилось для меня в огненный поток, который протекал через мое сердце, отмеряя мучительные минуты ожидания. И потом ты приехал и освободил меня и моего сына. Ты чуть не опоздал – кого-то из нас собирались убить, но ты успел спасти нас обоих.

– А как я это сделал?

– Я много раз пыталась это понять, но мне ничего не удалось. Я видела только, что вывозил ты нас в тесном багажнике своего автомобиля.

– А что было потом?

Я схватилась руками за голову:

– Я не вижу, не вижу. И это так мучительно... Иногда мне кажется, что какой-то человек убил меня в лесу, а потом я вдруг вижу, что вышла оттуда и осталась жива. Что это за видения? Я никак не могу понять.

– Но если допустить, что ты все-таки осталась жива, то как ты жила потом?

– Я не знаю. Понимаешь, тут примешивается мое личное мнение о том, что могло быть, а чего не могло, и это мне очень мешает.

– Отбрось это. И смотри только то, что видится. Да, и вот еще что. В этих воспоминаниях бывают такие тонкие моменты, в которые тебе будет сейчас несколько трудно вникнуть, но, тем не менее, ты должна постараться меня понять.

– О чем ты говоришь?

– Видишь ли, если тебе кажется, что в твоем прошлом существует как бы несколько путей, то это значит, что ты имеешь право выбора, который будет определять ход твоей последующей жизни. Так, например, если ты увидишь, что тебя все-таки убили в этом лесу, то скорее всего появится еще одна жизнь, очень короткая, которая поместится между двумя твоими воплощениями.

– Но как это может быть? Разве отсюда мы можем изменять то, что уже прошло? – спросила я пораженно.

– Не забывай, что все эти жизни – и прошлые и будущие – существуют как бы вне времени и причем одновременно, так что все они взаимозависимы. И если здесь ты делаешь какой-либо выбор, то ты влияешь и на прошлое, и на будущее. К сожалению, в этом есть много парадоксов, которые также сложно представить себе, как многомерность пространства, но тем не менее это так. Так что тебе лучше выбрать наиболее оптимистическую развязку событий и "вспомнить" то, как ты осталась жива, и вышла из того леса. А кстати, ты уверена, что этот лес не плод твоего воображения?

– Нет, не уверена, – сказала я после минутного раздумья. – Я вполне допускаю мысль, что это просто видение, наслоившееся на все эти картины прошлого.

– Итак, допустим, что леса не было вообще. Как тогда развивались события?

Я задумалась и замолчала.

– Тогда мы уехали. Нет, я не могу... То что мне видится – слишком надуманно, и я никак не могу поверить и ощутить то, что я вспоминаю.

– Не надо об этом говорить, – сказал он, распечатывая очередную пачку сигарет, – рассказывай только то, что проходит у тебя перед глазами. Это единственно верный путь, и придерживайся его.

– Хорошо, попробую рассказать тебе все, как есть. Я вижу, что мы втроем – я имею в виду нас с тобой и моего сына – уезжаем в Латинскую Америку. Не знаю, в какую точно страну, и не могу понять, сколько прошло времени после моего освобождения. Вижу только, что у тебя есть деньги, довольно много и, что прибыв на место, ты открываешь там какое-то свое дело.

– Какое?

– Ты слишком много от меня требуешь, – ответила я усмехнувшись, – мне трудно четко увидеть что вообще с нами происходит, а ты спрашиваешь меня о своих делах. Итак, мы поселяемся в красном кирпичном доме, в котором лестницы расположены не внутри, а снаружи. Я не знаю, почему мне так видится, но они железные и похожи на пожарные. Этот дом высокий, и стоит он на довольно узкой улице, на другой стороне которой находится кафе, в которое мы ходим по вечерам танцевать танго.

– Танго?

– Да, танго. Этот танец там очень моден и во всех городских кафе и ресторанах его танцуют по вечерам. Мы сильно выделяемся среди людей, потому что мы оба очень высокого роста... Я вижу, как мы танцуем...

– В этом есть что-то особенное?

– Да, мы танцуем широкими шагами. Мы очень красивая пара и все на нас обращают внимание...

– А дальше? Ты видишь что-нибудь еще?

– Нет, – сказала я расстроено, – я только могу рассмотреть интерьер нашей квартиры, и еще немного то, как выглядит мой сын спустя довольно-таки много лет. Видимо, мы все-таки прожили в этой стране вплоть до нашего теперешнего перевоплощения.

Я немного задумалась, а потом продолжила:

– Представляешь, значит, когда мой сын там умер, то мне здесь нужно было срочно забеременеть, чтобы его родить. Это даже трудно себе представить. В какой-нибудь Аргентине или Колумбии умирает шестидесятилетний выходец из Европы, чтобы родиться у своей же матери на другом конце света. Как это все-таки странно... Ведь я могу подсчитать и сколько нам с тобой было лет, когда мы умерли. Это так просто. Ты старше меня, значит скорее всего должен был умереть раньше...

– Это совсем не обязательно, там вовсе нет такого закона. Между смертями и рождениями могут проходить и десятки лет, так что подгонять эти даты бесполезно.

– Но все равно, я не могла прожить дольше, чем год моего рождения, а так как ты меня старше, то и твоя смерть должна была этому соответствовать.

Он встал с кресла и пересел ко мне на диван.

– Знаешь, – сказал он после минутного раздумья, – уже очень поздно. Нам снова придется прервать этот разговор. Но это даже к лучшему, потому что у тебя будет возможность осмыслить то, что ты увидела. Встретимся завтра или послезавтра и продолжим наши обсуждения. Ты согласна?

– Да, – кивнула я, – только прежде чем я уйду, я хотела бы понять, почему ты все-таки спас меня. Ведь это был с твоей стороны своего рода подвиг – вызволить из лагеря незнакомую женщину с ребенком, рискуя при этом не только своей карьерой, но может быть даже свободой. Как ты себе это представляешь?

Он откинулся на спинку дивана и молча задумался.

– Мне кажется, – сказала я, продолжая развивать свою мысль, – что здесь произошел некий психологический момент...

– Какой?

– Ну, понимаешь, каждая женщина в глубине души мечтает о рыцаре на коне, который ее спасет, а каждый мужчина хочет встретить женщину, которая нуждается в его спасении...

– И именно поэтому он забывает о своих партийных обязательствах, не думает о том, чем он рискует и решает ее освободить. А, кроме того, не забывай, что сделав это, он привязывает ее и ее сына к себе на долгое время, так как и в этой стране и в другой они не могут существовать без его поддержки. Вот это-то уж действительно надумано.

– А как ты тогда объяснишь свой поступок?

– Как? – усмехнулся он. – Ты! Именно ты задаешь мне этот вопрос? Ведь ты же видела, что практически во всех жизнях, где мы пересекались, я тебя любил. Почему же здесь ты даже не допускаешь этой мысли?

– Потому что так не бывает!

– А как по-твоему бывает? Люди знакомятся, начинают встречаться, узнают друг друга, влюбляются и женятся? Да?

– Да.

– А много ты знаешь таких пар? Подумай, прежде чем ответить. Много ли ты знаешь людей, которые действительно в течении многих лет страстно и пылко любят своих жен или мужей? Много?

– Нет. Кажется, никого.

– Так как же ты можешь судить о том, чего не только не испытала сама, но чего даже никогда не видела со стороны.

– Значит, ты думаешь, что это была любовь? – спросила я, взяв его за руку.

– Я просто верю тому, что вижу и что ощущаю.

– А здесь ты тоже меня так любишь?

– Нет, я люблю тебя сильнее.

* 18 *

– Знаешь, я чувствую, что мы медленно приближаемся к разгадке нашей тайны, – сказала я, садясь спустя сутки на ковер у его кресла.

– Почему?

– Потому что все меняется вокруг. Весь мир кажется мне иным, как будто я смотрю на него другими глазами. Раньше такого не было.

– Помнишь, в самом начале я предупреждал тебя, что, встав однажды на этот путь, ты уже никогда не сможешь быть прежней. Так и получается.

– Но что же нам делать дальше? – спросила я, глядя на него. – Мы узнали, что нас связывало, вспомнили о наших чувствах. Но что из того? Ведь для нас с тобой от этого так ничего и не изменилось?

– Я хотел прочитать тебе кое-что, – сказал он, беря со стола открытую синюю книгу. – Тут есть одна притча, в которой, среди прочего, описана история очень похожая на нашу.

В одной стране жил известный каллиграф. Ежедневно к нему приходило множество людей: одни, чтобы написать стихотворение в подарок императору, другие – чтобы получить сочинение о любви, а третьи – просто, чтобы полюбоваться искусством рисования иероглифов. У каждого была своя цель, и приходя в дом каллиграфа, всякий человек находил в нем то, что искал.

Однажды его посетил молодой мыслитель, который очень хотел познать истину, но не знал с чего начать.

– Прошу тебя, напиши мне, как познать суть мира, в котором так странно сочетается и великое, и ничтожное! – сказал он каллиграфу.

Тот подумал и, медленно разводя тушь, сказал:

– Я напишу тебе ответ, но обещай, что, поняв его, ты сделаешь то, что я тебе посоветовал.

Каллиграф расправил бумагу и начертал:

Капля упала

в воды широкой реки -

я ухожу в путь...

В другой день к нему пришел крестьянин, который не умел читать, но был наслышан о том, что стихи каллиграфа приносят счастье. Он попросил написать ему три строчки, которые он сможет повесить на стену и от которых изменится его жизнь.

– Я напишу тебе о том, чего ты до сих пор не замечал и том, что тебе надо сделать, чтобы стать счастливым, – сказал каллиграф и написал:

На склоне горы

растет голубой цветок,

птица летит ввысь.

Влюбленный постучал в его дверь и попросил сочинить для него красивое послание для любимой девушки. Каллиграф улыбнулся и нарисовал три колонки:

Ярок свет солнца,

жук ползет вдоль дороги –

безбрежна любовь.

Затем пришел писатель и попросил посоветовать ему, как надо сочинять. Каллиграф задумался, а потом молча написал:

Бросаю камень

В круги на мутной воде.

Солнце восходит.

А однажды к нему пришел человек, который помнил свое прошлое, но не мог понять настоящего, и каллиграф сказал ему:

– Я напишу тебе три строчки, но на другом языке. В первой ты прочитаешь то, как ты живешь сейчас, во второй – в какую сторону тебе надо стремиться, а из третьей ты узнаешь, куда ты придешь.

После этого он взял кисть и тонкими мазками написал старинные иероглифы:

Ветви вишни покрыты цветами.

Из сочных плодов течет сок.

Птицы поют свою песнь.

Он закрыл книгу и, посмотрев на меня, спросил:

– Наверное, стоит тебе сразу все объяснить?

– Да, – сказала я и приготовилась слушать, так как из всего только что прочитанного я действительно мало что поняла.

Он взял со стола портсигар и, закурив сигарету, ненадолго задумался:

– Как ты уже догадалась, человек писавший иероглифы был не просто умелым каллиграфом. Он был мудрецом, умеющим видеть человеческие души. Однажды мыслитель попросил его написать о том, как познать суть мира, в котором соединяется великое и ничтожное. Каллиграф написал ему, что ничтожное на самом деле есть часть великого, как капля воды на самом деле является частью великой реки, но чтобы это познать надо отправиться в путь.

– А крестьянин просил его о стихах, которые приносят счастье.

– Да, и он написал ему стихотворение, с помощью которого он хотел заставить этого крестьянина увидеть свое счастье в окружающем мире. И посоветовал оторвать свои мысли от земли и, взлетев ими ввысь, подумать о чем-то возвышенном.

– Интересно, принесло бы это крестьянину желаемое счастье? – сказала я. – Может быть, он просто хотел разбогатеть и вовсе не желал возноситься за облака?

– Тогда он не пришел бы за советом к каллиграфу, а обратился бы к какому-нибудь шаману, – рассмеялся он.

– А что он ответил влюбленному? Ведь тот просил написать ему просто красивое послание о любви.

– Ну, тот и написал ему о том, что его любовь по силе сравнима с солнечным светом и столь велика, что способна объять весь мир вплоть до самой мельчайшей твари.

– А писатель?

– Ему каллиграф посоветовал будоражить своим творчеством умы людей, подобно камню, оставляющему круги на воде. Но делать это так, чтобы из этой болотной мути всходило солнце.

– Ну а что он посоветовал нам? – улыбнулась я. – Ведь этот последний человек задал ему именно наш вопрос.

– Да, и объясняя ему то, как он живет сейчас, каллиграф написал, что в данный момент его история сравнима с порой цветения, когда еще рано думать о будущем урожае, а лучше просто наслаждаться красотой цветов.

– А в какую сторону ему надо стремиться?

– Ему надо просто немного подождать того момента, когда из спелых плодов потечет сок.

– Как странно, ты ведь уже говорил мне нечто подобное, когда мы спорили об акации? Ты помнишь?

– Да, но тогда ты не поверила мне или просто не поняла. Не знаю.

– А в последней строчке, в той, где должно было быть написано, куда мы придем, что каллиграф написал там? – спросила я.

– А там он написал, что дождавшись времени урожая, мы получим жизнь.

– Почему?

– Потому что поющие птицы всегда символизируют ее естественное течение, и радость оттого, что она существует.

Я задумалась, и, подойдя к подоконнику, некоторое время стояла молча.

– Знаешь, – сказала я, – если бы я знала точный адрес того человека, в которого рано или поздно мне будет суждено перевоплотиться, то написала бы большое письмо, в котором рассказала обо всех своих воспоминаниях. Я описала бы в этом письме все, что тревожило меня в прошлом, все, что происходит в настоящем. А потом... Потом отправила бы его заказной бандеролью на имя этого неизвестного мне человека, и подписала: "Мне будущей от меня прошлой. На добрую память. Я".

– А ты будущая прочитала бы это послание, подумала, и приписала к нему еще небольшую часть, в которой рассказывалось бы еще об одной жизни, прожитой тобой. И так еще и еще раз. И в итоге у вас получились бы огромные мемуары, описывающие странствия одной души по путям множества жизней.

Мы оба рассмеялись, и он сказал:

– Расскажи мне, что ты помнишь еще из нашего прошлого, а если что-то тебе будет трудно вспомнить, я постараюсь помочь.

– Хорошо, – сказала я, – я сейчас расскажу тебе одну историю, которая будет значительно отличаться от всех предыдущих.

– Интересно чем?

– Тем, что ты был в ней бедным странствующим романтиком, а не состоятельным дворянином, каким ты мне вспоминался до сих пор.

– Это очень интересно, – сказал он закуривая.

А я, как обычно, села на свое любимое место среди подушек, и глядя на кольца дыма, поднимающиеся от его сигары, стала рассказывать.

* 19 *

Эта история началась для меня в каком-то французском городе, кажется, в те времена, когда в моду только стали входить парики. Хотя, возможно, я и ошибаюсь, ведь ты знаешь, как легко перепутать века, глядя в такую даль. Но, так или иначе, я вижу себя дочерью моей мамы и какого-то человека, который очень любит и меня и ее, но по причине некоторой мягкотелости никак не может найти с ней общего языка. Он всячески старается ей угодить, но добивается только того, что она, вопреки его ожиданиям, все больше и больше времени проводит вдали от дома. Мне вспоминается, как он тяжело вздыхая, и глядя из окна на отъезжающую карету, часто говорит мне:

– Она хочет нас бросить. Твоя мама нас стала забывать.

На самом деле бросить она никого не хочет, но и абсолютно верной женой ее тоже назвать нельзя. Я вижу, как в ее жизни появляется некий богатый дворянин, в котором я узнаю моего теперешнего отца. Он уговаривает ее оставить Францию и уехать покорять другой континент, на берегах которого, по его мнению, их будет ждать земной рай. Однако несмотря на все достоинства этого красивого и обаятельного человека, моя мать, свято чтящая традиции и устои современного ей общества, даже не помышляет об окончательном побеге из дома. Она продолжает вести двойную жизнь, а отец продолжает страдать.

– Я не понял, твоя семья была состоятельная или вы были какими-то разорившимися дворянами? – спросил он.

– Не могу сказать точно, кажется, мы были среднего достатка и не были вхожи во многие светские места, которые были доступны людям более высокого круга.

– Но ты видела себя на балу или просто у кого-то в гостях?

– Нет, этого не было. Понимаешь, мы с отцом вели там очень замкнутый образ жизни. Мы часто сидели дома, беседовали, или ходили в церковь. Я была хорошо воспитана, но как бы не для светской жизни, а для существования простой зажиточной горожанки.

– А твоя мать?

– О, здесь совсем другая история! – улыбнулась я. – Я подозреваю, что вот она-то как раз и была из семьи дворян, которые по каким-то причинам разорились и выдали ее замуж за единственного претендента на руку и сердце великолепной бесприданницы.

– И она хотела вернуться в тот круг, к которому привыкла с детства?

– Да, конечно. Этим и объясняется ее связь с тем красивым дворянином. Вполне вероятно, что он был для нее единственной возможностью снова попасть в прекрасный мир дворцов и светских сплетен.

– А тебя это все не привлекало? Я правильно понимаю?

– Да, мне вполне хватало моего ограниченного мирка, в котором я ощущала себя почти счастливой.

– А какой у тебя был в той жизни характер? Как бы ты описала саму себя?

Я задумалась:

– Знаешь, я была наивная. Да, это самое подходящее слово для описания моего характера. И, как ты потом увидишь, эта наивность не покинула меня до самых последних дней...

Он рассмеялся:

– На самом деле она вообще очень редко тебя покидает. Особенно в этой жизни...

Я улыбнулась и продолжила свой рассказ.

***

Одна из картин переносит меня на церемонию похорон. Я вижу, что умер мой отец, и мы с матерью одетые в траур стоим у края могилы. Не знаю, что явилось причиной его смерти, возможно сердечная тоска, или может быть какая-нибудь болезнь. Не могу сказать точно. Вижу только, что это не было дуэлью, о которой мой отец так часто говорил, оставаясь со мной наедине.

И вот, став вдовой, моя мать после положенного срока снова выходит замуж. Обаятельный дворянин добился своего, и теперь мы все вместе собираемся плыть за океан. Продав дом, забрав все деньги и драгоценности, мы садимся на корабль.

Я вижу себя стоящей на палубе. Я смотрю с тоской на отдаляющийся берег Франции и думаю о том, как мне жаль покидать родную землю. Мимо проходит капитан, и я с удивлением узнаю в нем мою подругу.

***

– Какую?

– Ту, которая была моей сестрой из "верескового" прошлого.

– Она была мужчиной?

– Да, причем несколько раз, насколько я знаю с ее слов.

– Интересно, – сказал он, задумавшись, – а ты когда-нибудь видела себя воплощенной в противоположный пол?

– Нет, – сказала я, смеясь, – возможно, у меня еще все впереди.

***

Не знаю, как далеко нам удалось уплыть на этом паруснике, и как бы сложилась моя жизнь в случае удачного завершения этого путешествия. Но происходит так, что неожиданно нашими судьбами распоряжается внезапно нагрянувшая буря, и в этой разбушевавшейся стихии я теряю свою мать. Больше мне уже не суждено увидеть в живых ни ее, ни ее мужа, ни капитана корабля.

Не известно, за какой счастливый обломок доски я ухватилась, и какая посланная свыше волна вынесла меня из смертельного водоворота, но следующее видение переносит меня на палубу уже совсем другого корабля, плывущего не из Франции, а обратно. Мое платье имеет жалкий вид, у меня нет с собой денег, и даже возвращение на родную землю не исправит моего плачевного положения, поскольку на материке у меня не осталось никаких родственников. "Что мне делать? – думаю я. – Как я буду теперь жить?".

Ко мне подходит матрос и, с жалостью глядя на мое опечаленное лицо, протягивает мне какую-то еду. Я ем и, рассматривая однообразные волны и пустеющий горизонт, размышляю: "Наверное, теперь я обречена всю жизнь бедствовать и голодать. Наши деньги утонули, никому не удалось спастись, а из всех драгоценностей у меня остался только изящный золотой медальон, который мне даст возможность несколько дней прожить на самом бедном постоялом дворе. А потом... Потом мне придется идти на улицу..."

И вот я схожу на родной берег. Но насколько иначе видится мне теперь эта страна. Я иду по порту незнакомого города и рассматриваю простых людей, которые раньше были для меня только существами из другого, более низшего мира. "Теперь я одна из них, – думаю я, расправляя на себе поблекшие от соленой воды и солнца оборки платья, – Отныне я должна жить этой совсем неизвестной мне жизнью". Я, глубоко вздохнув, отбрасываю назад растрепавшиеся волосы, и улыбнувшись какой-то приветливой торговке рыбой, направляюсь к трактиру.

Я очень голодна и решаю сначала заказать себе еды, а потом уже договариваться с хозяином о комнате и о той ничтожной сумме, которую возможно он решит дать мне за мой медальон. Я открываю дверь и захожу в зал с низкими прокопченными потолками, заставленный большими столами из плохо отесанного дерева. Я ловлю себя на мысли, что совсем не знаю, как нужно себя вести девушке в моем положении, и поэтому сажусь в самый дальний угол и начинаю молча наблюдать за немногочисленными посетителями этого убогого заведения. Все присутствующие здесь люди кажутся мне грубыми и дикими по сравнению с той публикой, с которой мне приходилось общаться раньше. Я смотрю на них и заставляю себя привыкать и к громким голосам, выкрикивающим незнакомые мне до этой поры ругательства, и к разговорам, обрывки которых доносятся до моего уединенного угла. "Как я смогу жить среди этих людей? – думаю я в ужасе. – И что я буду делать спустя несколько дней, когда даже этот отвратительный постоялый двор перестанет быть для меня защитой от непогоды?".

Неожиданно прямо передо мной появляется какой-то красивый молодой мужчина в довольно дорогой одежде. Он немного манерно раскланивается и говорит:

– Позвольте мне заказать для вас изысканный обед из нескольких блюд! Я вижу, что вы временно оказались в затруднительном положении?

Я радуюсь, что хоть один человек говорит со мной привычными словами и соглашаюсь.

***

– И вам подали фазана? – ухмыльнулся он.

– Конечно, нет. Это была всего лишь курица, но какой она показалась мне вкусной, после всего пережитого.

– А кто был этот человек? Ты встречала его уже в своих воспоминаниях, иди это какой-то новый персонаж?

– Да, встречала, – сказала я смеясь, – он был комендантом моего концлагеря спустя всего несколько сотен лет. А в этой жизни... Хотя ты ведь знаешь, что это увлечение длилось всего лишь пару месяцев, так что не будем сейчас об этом вспоминать.

***

И вот мы едим и разговариваем. Он представляется мне, как некий путешественник, оказавшийся в этом порту по воле счастливого случая, который к его величайшей радости нас познакомил и не дал мне умереть с голоду. Я слушаю его рассказы о множестве приключений, которые он испытал, и верю каждому его слову. Отчего-то мне кажется, что человек с такими честными глазами не может обманывать и поступать неблагородно. И поэтому я рассказываю ему свою печальную историю и достаю свой золотой медальон, в надежде, что он им заинтересуется и даст мне немного больше денег, чем я рассчитывала получить у хозяина трактира. Он отводит мою руку и говорит:

– Оставь себе эту единственную память об умерших родителях и доверься мне. Теперь я беру на себя заботу о твоей жизни.

***

– Кажется мне, что это был какой-то проходимец, а не искатель приключений, – сказал он мрачно. – Не удивлюсь, если в своем следующем видении вы оказались уже живущими в одной комнате.

– Да ты прав, – сказала я, – так все и было. Я наивно поверила его словам о страстной любви, которая снизошла на него в этом порту в моем светлом образе, и согласилась своим присутствием осчастливить его одинокую жизнь.

– А он, конечно, наобещал тебе, что вы поселитесь в небольшом уютном доме с окнами на море, что у вас будет двое прелестных детей, и все такое прочее?

– Ах, – рассмеялась я, – ты умудряешься ревновать меня даже к тому, кто умер больше трехсот лет назад.

– Но он ведь был и в этой жизни? И кажется не простым прохожим?

– Лучше я расскажу тебе дальше.

***

Итак, как ты уже сам догадался, мы поселились на этом же постоялом дворе, и таким образом я открыла для себя новую страницу в книге жизни.

Не знаю уж, сколько дней или недель продолжалась наша идиллия, но однажды он завел со мной примерно такой разговор:

– Послушай, неужели у тебя действительно нет никаких родственников, к которым ты могла бы обратиться за помощью?

– Нет, ни одного, – отвечаю я, влюблено глядя на него, – да и к чему мне их помощь, если у меня теперь есть ты?

– Да, да, – говорит он задумчиво, – но все же. Может быть, какие-то друзья твоих родителей, от которых вы получали письма?

– Нет, я никого не знала... Хотя... Да, я припоминаю что нам приходили изредка письма от какого-то дальнего родственника, который жил в этом городе.

– В каком этом городе? – оживившись спрашивает мой искатель приключений.

– В этом самом, где мы с тобой сейчас находимся, – говорю я рассеяно.

– А ты помнишь, как его звали?

– Да, – говорю я и называю какое-то имя.

Мой собеседник вскакивает со стула и вскрикивает:

– Кто?! Да ты знаешь, что он самый богатый человек на этом побережье? Его корабли плавают за пряностями в далекие страны, а ты так просто об этом говоришь!

– Но что мне с того, что кто-то там так богат? – говорю я и улыбаюсь. – Мы ведь и так очень счастливы с тобой? Скоро мы поженимся, ты станешь работать, и все наладится.

Он вместо ответа начинает ходить по комнате, а спустя некоторое время говорит:

– Ты должна к нему пойти и рассказать обо всем, что с тобой произошло.

– Зачем? Ведь я его совсем не знаю.

– Ну... Для того, чтобы он, может быть, помог нам с тобой первое время. Пойди к нему, познакомься, расскажи ему обо мне, о том, как мы живем с тобой.

– Ах, я не знаю, для чего все это тебе надо, но если ты так хочешь, то, конечно, я пойду.

– Да, да, – начинает суетиться он, – я провожу тебя, я знаю, где стоит его дом. Это совсем недалеко от порта, так что нам не придется долго идти.

Мы быстро собираемся и идем по кривым улочкам, которые действительно довольно быстро приводят нас к шикарному дому, выходящему окнами в порт.

– Ну вот, иди, познакомься с ним, а я буду с нетерпением ждать тебя дома.

***

– И что же за человек встретил тебя в этом великолепном дворце? – спросил он, крутя в руках безделушку в форме нефритовой ветви бамбука*. – Еще один бывший друг, с которым ты однажды рассталась?