Текст книги "Неправильная училка (СИ)"

Автор книги: Елена Гром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 24.

Утром первым делом я засобиралась в поликлинику, мне нужно было сдать сыну единственный анализ, чтобы его взяли в частный детский сад. Сын уже ел кашу, когда из спальни вышел заспанный Платон. Хмуро взглянув на Мишку, он плюхнулся на стул и умудрился под столом ущипнуть меня за ногу.

– Эй…

– А чего в такую рань? Пары не раньше десяти вроде. Я смотрел твое расписание.

– Я еще не вышла на работу, – напоминаю. – И мне нужно зайти в поликлинику, чтобы взять анализ на энтеробиоз.

– Даже спрашивать не хочу, как он берется. А чем тебя клиники не устроили. Быстро и в очереди стоять не надо.

– Мне неудобно. Думаю, уж такие мелочи я могу сделать и в бесплатной клинике. Вчера с директором садика мы договорились, что результат я принесу, когда все будет готово.

– Мм, все равно фигня какая – то, – он трет лицо ладонями, с удивлением взирает на тарелку, которую я поставила перед ним. – Это что за каша?

– Манная, Платон. Не верю, что ты такую не ел в детстве. Мама наверняка тебе готовила.

– Мама редко готовит. Но манную помню, правда ел последний раз лет в десять. Вкусно хоть, – он вдруг обращается к Мишке, а тот уплетает уже вторую тарелку, да так шустро, что я уже который раз думаю, ел ли он вообще что – то в своем приюте. Малыш волчонком смотрит, пододвигает тарелку к себе, словно вопрос Платона– попытка ее отобрать.

– Он не говорит еще?

– Мало. Но ему только два. Я и не жду чудес. Ты ешь давай. Не надо спрашивать что – то из вежливости. В трусы ко мне ты уже залез.

– Хм, и то верно. Просто он ест так, словно его вообще не кормили никогда.

– Ну у них там стол же общий. Кто успел, тот и съел.

– И ты так спокойно говоришь об этом, – Платон даже глаза округлил.

– А что я могла сделать?! – словно у меня выбор был! – Я делала все что могла, чтобы поскорее забрать его. И давай закроем эту тему.

– Ладно, – бухтит, упирая взгляд в кашу и за один присест съедает всю тарелку. – Сейчас джинсы натяну и поедем.

Смотрю на задницу в черных боксерах.

– Мы и сами можем.

– Мне все равно в ту сторону.

– Но ты даже не знаешь в какую.

– Аврор, ты можешь быть не такой душной? Сказал-отвезу, значит отвезу.

Он уходит, а я иду к себе и невольно улыбаюсь. Забавный он. Зачем врать, если хочешь просто сделать доброе дело. Мы одеваемся за полчаса. Я сама стараюсь особо не выпендриваться, но все равно надеваю юбку – карандаш, черные лодочки на квадратном каблуке и белую блузку, в вырез которой можно заглянуть, если постараться. И Платон старается. Пока Мишка не видит, он резко лезет туда рукой, до приятой боли сжимая грудь. Я бью его по руке, но все равно улыбаюсь.

– А что это на нем? Нормальных вещей нет? – ох уж эти понты. Вчера я купила самое необходимое.

– Платон, – уже бесит. – Мы здесь два дня. Я не знаю этого района и купила самый минимум.

– Я же дал денег, Аврор.? Или тебя учить деньги тратить?

– Училка здесь я, – пытаюсь снизить градус. – Со временем куплю все, что нужно, не бухти, как старичело.

– Ладно, – смотрит он хмуро на спортивные штаны моего мальчишки. Я все куплю. Теперь у моего мальчика будет только самое лучшее. И я обязательно верну все Платону, все до последней копейки. Чтобы не чувствовать себя обязанной, когда его тяга ко мне закончится. – Погнали.

Мы все вместе спускаемся на подземную парковку, где почти сразу подходим к машине. Платон то и дело поглядывает назад, словно боится, что я убегу. Смешной. Куда я теперь от него. Ладно деньги. Но как отплатить ему за то, что он вернул мне сына. Сжимаю маленькую ручку, вижу с каким восхищением он смотрит на машину Платона. Вчера он был в шоке, вряд ли что – то осознавал. И сказал наверное первое полноценное за последние пару дней.

– Касивая масинка.

– Да уж, – усмехается, услышавший комплимент Платон. Открывает нам сам дверь, а мы прыгаем на заднее сидение. Не успеваю поймать малыша, а он уже вперед лезет, за руль. Платон как раз дверь переднюю открывает. – Ээ, тебе рановато, пацан. Ты когда вырастешь, у тебя все равно круче будет.

Вряд ли Мишка осознает полный смысл фразы, но я все равно злюсь, потому что смысл понимаю я. Не стоит давать сыну обещаний. Не стоит дарить ему веру в то, что у него никогда не будет. Если только он не станет сам бизнесменом, вроде отца Платона. Иначе, откуда взять деньги на машину за двадцать миллионов. Но я потом об этом с Платоном поговорю, а пока просто ругаю Мишку, что за руль садиться нельзя.

– Отец посадил меня за руль лет в десять. Мы гоняли по Усть – Горску.

– Думаю для вас это нормально, но я не считаю это правильным.

– Ну конечно, – настраивает Платон зеркало заднего вида так, чтобы меня видеть. – Ты же у нас правильная училка.

Причем говорит он это так, что сразу ясно, что ночью это понятие относилось к кому угодно, только ни ко мне. Он словно что – то пробуждает во мне, что – то дикое, неправильное, порочное, но такое приятное. А как еще объяснить, что после трех оргазмов вчера, мне хотелось еще. Больше. Сильнее. Даже когда спать при этом хотелось невыносимо. Словно, если я упущу сегодня, завтра уже не будет. Даже сейчас, рядом с сыном я думаю о том, что этот день закончится. Начнётся ночь. Наше с Платоном время.

Сначала он привозит нас в клинику, где нас обслуживают за несколько минут. А потом мы едем в частный детский сад. Перед тем как выпустить нас он делает несколько звонков и на все мои вопросы просто отмахивается.

– Платон, твою мать!

– Все нормально, в саду отличные условия и адекватные воспитатели, – говорит он после нескольких минут игнора.

Серьезно?

– Ну ты даешь, – бешусь, открывая рывком дверь, тяну Мишку на себя, а он умудряется увернуться и махнуть Платону. Тот словно на автомате машет в ответ. Знаю, что детей он не любит и постараюсь ограничить их контакты. Может тогда Платон подольше побудет со мной?

Пока я отвожу малыша в садик, где ребята гуляют на своей огороженной площадке, Платон выходит из машины и закуривает. Я могу даже не оборачиваться. Мне достаточно пристального взгляда в спину и хлопка двери, и звука открывающейся зажигалки.

Воспитательница, с которой я вчера уже пообщалась– Маргарита Петровна встречает меня с улыбкой.

– Вы даже раньше. Привет, Миш.

Он конечно не здоровается. Волчонком смотрит на других ребят. А мне вдруг страшно становится, что он может подумать, что я снова его бросаю. Он цепляется мне в ноги и начинает бормотать так часто, что я еле улавливаю его лепет. Хотя общий смысл и так понятен.

– Малыш, – неловко отрываю его от себя. Очень надеюсь, что он поймет. – Я вечером приеду. Я приеду за тобой.

Над нами тень, смотрю в сторону и вижу фирменные кроссовки Платона. Не вовремя.

– Я больше никогда тебя не оставлю, Миш. Я хоть раз нарушила обещание? – смотрю в его маленькое лицо. В заплаканные синие глаза. Я не хочу его оставлять, но мне нужно на работу. – Чтобы мы смогли с тобой жить вместе. Мне нужно работать, пойми.

Он даже кивает и я крепко – крепко его обнимаю. Поднимаю взгляд и вижу, что воспитательница во все глаза пялится на Платона. Плевать, главное чтобы за сыном моим смотрела

– Не переживайте, ему здесь будет хорошо.

– А если ему не будет хорошо, то плохо будет вам, – слышу угрожающий тон и вздыхаю. Нашел же время показывать гонор.

– Он шутит, – поднимаюсь и передаю Мишку Маргарите. – Просто переживает.

– Ну конечно. Первый сын – это всегда переживательно.

Пока Платон ничего не ответил, оттаскиваю его к машине.

– Ну и чего ты папочку включил?

– А ты против?

– Против, Платон. Мишка хоть и маленький, но может понять все неправильно. А как я потом ему объясню, куда делся классный папа? – сажусь машину, не дожидаясь его реакции. Но она следует чуть позже, после того, как мы отъехали от сада. Он неожиданно и резко обхватывает мой конский хвост, накручивает его себе на пальцы и тянет к себе.

– Не пробуй даже от меня избавиться, Аврора. Ты мне обязана, помнишь?

– Платон, мне больно!

– Помнишь?

– Да помню я! Я не пытаюсь, не пытаюсь, просто ты же…

– Хрен тебе, а не свобода и новый добрый папочка для Миши. Я не потерплю другого мужика рядом с тобой. Ты моя! – рычит он мне в губы, пока я стону от боли. Но стоит его губам по-зверски впиться в мои, как я сама цепляюсь за него, как за плот в бушующем океане. Отвечаю на поцелуй, чувствуя как он переходит с насилия на ласку, гладит затылок, но держит крепко, словно вырваться могу. Словно хочу.

***

Я сама вцепилась в него, прикусила губу. Тут же чувствуя металлический вкус во рту. Одна рука Платона сильно сжала мне затылок, а другая грудь. Он мял рубашку, а я пыталась вспомнить, что мне нужно на работу, выглядеть прилично. Кажется произнесла это вслух.

– Пять минут, иначе сдохну, – получаю в ответ и тут же его руки опускаются мне на спину.

Юбка сейчас тоже помнется. – Стой, стой. – пытаюсь оттолкнуть его, но куда там. Он дикарь, просто рвет мешающие ему вещи и дергает меня на себя. Отъезжает назад, чтобы облегчить нам путь к самому главному.

– Ты мне юбку порвал, – целую его так жадно, словно этой ночью не было ничего, словно мы впервые вместе после долгого перерыва, чеееерт. Как же сладко.

– Я тебе новую куплю, детка. Я тебе все куплю, только не тормози, а. Не ломайся, как российский автопром, – подпевает он современной песне, а я только вздыхаю, потому что куда уж с таким, как он ломаться.

Он рукой нетерпеливо дергает свой ремень, рычит от нетерпения. А я только посмеиваюсь, руки его отбрасываю и сама все делаю, пока его руки возятся с моей блузкой. Стягивают ее с плеч, кусают чуть ниже ключицы.

– Сожрать тебя хочу, пиздец.

– Так я ж не против, – улыбаюсь я.

Чувствую как похоть по венам растекается. Правила и догмы отправились на покой.

Сейчас хочется быть такой же бешеной как он.

Хочется быть развратной и кричать, на этой темной парковке за тонированными стеклами. Запахи кожи, тел, его шампуня смешиваются в какой – то безумный коктейль, опьяняя, голову кружа.

Хочется, чтобы он всегда таким вот был. Помешанным на мне. Хотя умом то понимаю, что все это рано или поздно закончится.

Достаю его дико твердый, чуть пульсирующий член, провожу по нему ногтями, слышу сдавленный стон

Платон откидывает голову назад, закрывает глаза.

– Ты меня убиваешь, блядь. Ведьма.

Он подлезает руками под мою задницу, рвет колготки, трусы просто в сторону отводит. Нужно напомнить про презерватив, но сейчас его член такой крупный, манящий, с чертовой влажной головкой, что я просто смотрю на него. Теряюсь в ощущениях, приподнимаю бедра под давлением сильных рук и жадно вбираю в себя этот инструмент похоти и разврата.

Чувствую, как тугие вены царапают мягкие стенки, как тяжело пробирается член до самого конца. Господи…

Открываю рот в немом крике, когда это все – таки происходит. Мне хочется застыть в этом ощущении навечно. Мы словно одни во вселенной, словно нет ничего более важного, кроме чувственного контакта тел, такого порочного, такого правильного.

Я хочу начать двигаться, но получаю ощутимый шлепок по заднице.

Дурацкая боль, какая-то приятная, от чего по нейронам удовольствие молотками долбит, сметая последние мысли о том, что правильно, а что нет. С ним все неправильное становится правильным.

Хочу дернуться снова и снова получаю шлепок. Да, хватит!

Он смотрит прямо на меня и вдруг шлепает сильнее. Чееерт.

Я чувствую, как низ живота горит. Как натягивается тетива струны желания. Стенки влагалища на каждый хлопок, словно стягивают член тканью, выжимают его досуха.

– Нравится, сучка?

– Нет конечно, – задыхаюсь я, смотря в темные глаза и видя в них отражение себя. Безумной. Растрепанной, и пожалуй сексуальной.

Да, с ним я ощущаю себя именно такой, с ним мне хочется быть красивой. Для него. Ради него.

– Точно? – дергает он бедрами одновременно с ударом, а я просто ложусь ему на грудь, комкая ткань футболки, царапаю ногтями каменный пресс.

Как же хочется его себе забрать.

Вот такого, бешеного, неправильного, но очень справедливого. Мотаю головой и получаю новый удар.

Внутри все пульсирует, член во мне еле-еле двигается, скованный моими спазмами. Кажется еще немного и кончу. – Аврора…

– Заткнись и просто трахай меня, – уже не могу терпеть это напряжение. Тогда Платон просто фиксирует мои бедра, начинает двигаться резко и беспрерывно, с каждым сильным ударом выбивая из меня дух, стон, крик, свое имя.

Сильнее, жестче, работая как станок, он стремительно доводит меня до оргазма, а я кричу, дергаюсь от оргазма, буквально сжигающего меня до тла. Пока вдруг он не отталкивает меня на руль, и открыв глаза, я вижу, как летит струя прямо на меня. Черт. Лицо, волосы, все запачкано. А Платон часто дышит, сдаивая последние капли.

– Ты – придурок, как мне теперь быть?

– Ты сейчас прям вот охуенная, малыш. Хочется такой тебя запечатлеть и никому не показывать.

– Не показывай, Платон. Никому.

– Никому, Аврора, он прижимает меня к себе, целуя, наплевав на собственную сперму.

Склеиваемся еще минут на пять, просто катая языки друг по другу, пока я не устала и не напомнила заново, что мне нужно на работу, а ему все-таки получить свой злосчастный диплом.

– Поставишь мне экзамен, училка? – смеется он, вылизывая мои губы и елозя еще твердым членом по моему животу.

– А ты сомневался? – целую его.

Он везет меня обратно домой, где мы принимаем душ и переодеваемся. Теперь я прям радуюсь, что у нас подземная парковка и есть возможность ни с кем не встречаться, пока добираемся до квартиры.

Уже спустя час я умудряюсь оказаться в кабинете декана, жму ему руку с улыбкой, готовая выйти на работу.

Мне дают возможность защитить – таки докторскую в следующее воскресенье, и я возвращаюсь на пары, где мои студенты даже плакат приготовили к моему возвращению.

Они улыбаются, хлопают в ладоши, рядом с Платоном, который озорно мне улыбается. Это ли не счастье? – думаю про себя, когда вместо пары разбираем с ребятами последний немецкий артхаус на чисто немецком языке. Скоро уже весна совсем разыграется и можно будет снять пальто, попускать с Мишкой кораблики по лужам. Погулять с Платоном.

Пара заканчивается, а он проходит мимо меня и только подмигивает. Странное чувство разочарования стреляет в ногу прямо на бегу. Дурочка. Размечталась. О чем? О том, что мы с Платоном заживем счастливой семейной жизнью, может быть даже заведем своего ребенка. Выходя из аудитории, я замечаю, как он удаляется в компании парней.

Обида плеткой жжет.

Мне дико хочется его окликнуть. Но напоминаю себе, что это он имеет право что – то от меня требовать – я нет.

Я ни на что не имею право.

Даже позвонить и спросить, куда он собрался.

Даже вечером не могу узнать, почему он не пришел домой ночевать и даже не предупредил об этом.

Глава 25.

***Платон***

– Наша то училка вся цветет, – перешептываются пацаны, ловя каждое слово моей Авроры.

– Так может она не такой строгой стала?

– Предлагаю проверить и пригласить ее с нами выпить?

– Откажет поди…

– Так мы сейчас девчонок подговорим, типа в кафе сходить, а там можно и в клубешник завалиться…

Киплю пиздец, как, слушая эту ересь. Уговорить на кофе запросто, а потом подсыпать что – нибудь и трахнуть на всю компанию. Это уже было. Хочется каждому языки вырвать, но палиться и подставлять Аврору точно не стоит. Так что план у меня другой.

– Ну и сколько вы будете уламывать ее? Еще разноется потом, жаловаться начнет. Может лучше в стрипак? Я угощаю.

– О – о, – не то, чтобы парни не могли себе позволить сходить в элитный стрип– клуб, но со мной они уже года два никуда не ходили и прекрасно помнят, как я умею зажигать и отрываться. Особенно знают, что только я могу достать самую лучшую дурь. – Угощаешь, угощаешь?

– А то. Давайте сразу после пары. На экономике все равно ловить нечего.

И не важно, что время то еще только три.

Когда пара заканчивается, я подмигиваю разрумянившейся Авроре и усилием воли заставляю себя шагать дальше.

Все дальше и дальше. Меня ломает. Хочу обернуться. Рвануть к ней и запереться в кабинете.

Делать все то, о чем эти пацаны могут только мечтать.

И я уделяю много времени парням, даю им возможность взять себе самых лучших московских телочек, но не забываю отомстить за пахабные мысли о моей Авроре. Достаю им лучший кокс, а потом натравливаю на них ментов. Им конечно ничего не будет, но ночь в кутузке проведут, чтобы не повадно было.

Сам из тачки наблюдаю, как парней в машину пихают, завожу свою и собираюсь ехать домой.

Тут же мой телефон начинает пиликать и я жопой чую как мне судьба решила за мою пакость ответить.

Бросаю взгляд на экран, выругаюсь.

Чем ближе роды, тем чаще она названивает. Словно ее истерики помогут меня привязать. Трубку брать не хочется, но долбанная совесть, или просто угрозы отца в отношении Авроры берут свое, и я отвечаю.

– Чего тебе? Доставка сегодня не работает?

– Платон, скорая уже едет, я хотела сказать, – она ревет. Просто на разрыв. – У меня кровь. Я так боюсь.

Я лишь на секунду представил Аврору и то, как она прижимает к себе пацана, представил ее на месте Ингрид, которая, судя по голосу, прониклась наконец ребенком. И мне то как раз удобнее, чтобы его не стало. Но в отличие от отца, я пока не заморал душу убийствами, поэтому просто разворачиваю машину на двойной сплошной и бросаю в трубку.

– Не паникуй, я уже еду.

– Ты правда приедешь? Ты будешь со мной?

– Буду, куда я блядь денусь.

Я реально плевательски относился к защите, если телка была проверенная Откуда мне было знать, что эта сука не предохраняется. Но самое дурацкое, что с Авророй мне на это реально посрать. Она еще может от меня уйти, теперь ей дороги все открыты, а вот если она залетит, то хрен куда от меня денется.

Приезжаю к Ингрид, когда ее уже пакуют в скорую, прыгаю вместе с ней и конечно слышу вопрос.

– А вы кем пациентке приходитесь?

– Тебе какое дело? Работу свою делай, – огрызаюсь я, а Ингрид, сейчас распухшая как никогда, улыбается и за руку меня берет.

– Не ругайтесь, – говорит на ломаном русском. – Это отец ребенка, мой муж.

Ну еще не муж и надеюсь, никогда им не стану, но на вопросительный взгляд фельдшера, киваю. Еду вместе с ними в клинику, где мне приходится провести с истеричной Ингрид всю ночь. Ее оставляют на сохранение, а на утро мне звонит отец. На удивление довольный.

– С ребенком как?

– Да вроде целый… – и меня холод пробирает. – Откуда ты знаешь? Следил?

– Не, в сети информация всплыла. Так что теперь тебе не отвертеться…

Глава 26.

Дурное семя. Это дурацкое словосочетание я слышал уже не раз в этой клинике. Ещё когда маленький был, лечился здесь часто. То бронхит, то пневмония, то еще краснуха… Такое ощущение, что я собрал все детские болячки.

Наш врач Иннокентий Романыч ведёт нашу семью очень давно. Ещё со времён, когда мой отец был одиноким бизнесменом и частенько ловил пули…Однажды даже потерял возможность ходить, а мама вроде как выхаживала его. Чем не сказка. А еще Романыч принимал роды у всей нашей ненормальной семейки. Моей мамы, когда появилась на свет Мира, у нее спустя двадцать лет, тоже не без осложнений. Со мной вообще туго было. Обвитие всего тела. Еле спасли. А теперь этот мужик, уже заслуженный врач, которого мой отец сделал дико богатым принимает экстренные роды у Ингрид. Сохранение не помогло. Я даже уйти не успел, как у нее началось какое – то там отслоение плаценты. Ее тут же повезли в операционную, мимо меня.

– Ты только не уходи…

– Не уйду…

– Молись за него, Платон. Я уверена, мы сможем быть счастливыми.

– Все будет хорошо, береги силы, – кивну я Романычу и он повез ее на каталке дальше – бледную, измученную, – а я сжимал кулаки и пытался не молиться, чтобы эта проблема решилась прямо сейчас. Фатально. Плохо, но этот ребенок не принесет счастья никому, так может лучше, чтобы его не стало?

И снова я мельком услышал это грязное выражение. Дурное семя. Многие медсестры поговаривают, перешептываются. Это про меня и мужиков нашей семьи. Это про отца. Ни один ребенок нашей семьи не родился нормально… Иногда кажется, что нашей семьи, о сохранении которой так печется отец, не должно было и вовсе существовать.

Вопрос в том, достоит ли убийца иметь семью? А достоин ли сын убийцы?

Верчу в руках телефон, собираясь с силами, чтобы набрать Аврору. А что ей сказать?

Выговориться? Объяснить почему не хочу становиться отцом в двадцать два года?

Вчера только все наладилось, а теперь снова война.

Потому что Аврора обязана мне и быть со мной при любом раскладе, но захочет ли… Добровольно. Я хочу, чтобы захотела добровольно…

От размышлений меня отвлекают шаги.

Я бы узнал их и закрытыми глазами.

Мать подходит и обвивает меня лозой. Маленькая, хрупкая, даже в свои шестьдесят. До сих красивая. Почему-то кажется, что Аврора будет такой же в эти годы.

– Сынок, как ты? Мы выехали, как только узнали, – она отстраняется, протягивает мне термос с кофе. Сама его делает. Очень вкусный. – Иннокентий выходил?

– Нет ещё. Спасибо. Отпиваю сладкий кофе, но благодарности к матери не чувствую. Не знаю… Мне стыдно, но я никогда не ощущал ее участия в своей жизни. Последние счастливые воспоминания кончаются лет в пять.

Она никогда не защищала меня, никогда не говорила ни слово против отца. Никогда с ним не ругалась. Если бы я не знал, что она моя мать, если бы не был похож на нее как две капли, мог бы решить, что она приведение.

Лишь образ женщины, которой должна стать мать.

Аврора настоящая мать, она готова ради своего сына на все…

А на что готова моя мать ради своих детей?

Отец в стороне, с кем0то по телефону разговаривает. Потом подходит и просто встает рядом. Мы ещё пол часа в оглушительной тишине находимся. На мой телефон мне поступают звонки от сестры, племянницы. Даже близнецы звонят, но я не беру трубку, все пытаясь набрать сообщение Авроре Только вот все время стираю текст, так и не находя слов.

От раздумий отрывает Кеша, как часто врача называет отец. Родители к нему сразу, а я в стороне держусь. Вижу, что все нормально с ребенком, но порадоваться не могу.

– Мальчик у вас. Совсем маленький. Прямо ка Платон когда – то, – ты еще заплачь, блять…. – Вытащили. Но мальчик очень слаб, требует дополнительного ухода. Я оставлю его и мать пока здесь. Можете к нему пройти, госпожа Ингрид отдыхает.

– Как же хорошо, – выговаривает Мать, а отец руку врачу жмет. Ну что, тот купит себе еще один майбах.

– Ну что, я пошел… – поднимаю руку, давая знак, что мне надо идти.

– Зайди к сыну, – тут же тормозит меня отец голосом. Приказ. Я до сих пор дергаюсь, когда слышу его. Как пацан на ковре у директора.

– Он может вообще не мой, – шокирую врача, не иначе. Но мне плевать, уйти скорей отсюда хочу.

– Зайди к сыну! – Отец просто берет меня за ухо. При всех. Как пацана. А мне вломить ему хочется.

– Нет, я сказал…

– Со своей шлюхой успеешь увидится…живо… – шипит он мне, а руку его отбиваю… Ударить хочу, но мама как обычно его защищает.

– Платон, не надо!

Я даже на маму смотреть не стал, отошел подальше, руки в кулаки сжимая….

– Я ухожу. Чтобы не усугублять.

– Я думал, ты не хотел, чтобы она внезапно пропала…

– Нашел уязвимое место, да? – усмехаюсь я зло. – Жаль у тебя их нет, я бы с удовольствием посмотрел, как тебя нагибают…

Удар в челюсть пришелся с правой.

Мне не привыкать, я и ответить могу, но крик мамы «Платон, не надо» спасает больницу от побоища.

Я все пытаюсь понять, а что я здесь делаю, почему ещё не плюнул на многомиллионное наследство, на отца, который играет мной в симс. На мать, которой на меня плевать?

– Если тебе нужен очередной больной отпрыск, усынови его, а на Ингрид женись, уверен мама снесет и это…

– Платон!

Но мамин крик уже в спину, как и папино требование вернуться.

На выходе из больницы меня тормозят волкодавы отца…

– Платон Борисович, не положено вас отпускать.

– Да ну. Ну так попробуйте остановить меня так, чтобы на мне не осталось ни царапины… Сами, знаете, что было с Волховым… – Никто его больше не видел, после того как тот вывернул мне руку когда я пытался сбежать в шестнадцать…

Парни напрягаются. Пропускают, а я, кивнув, выхожу на улицу, прыгаю в тачку.

Лечу по городу.

Туда, где можно выспаться, туда, где Аврора…

Вот только выспаться не выйдет, отец скорее всего уже отправил к ней своих людей…