Текст книги "Неправильная училка (СИ)"
Автор книги: Елена Гром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Глава 27.
***Аврора***
Я собирала Мишку в садик то и дело поглядывала на дверь, телефон, стул на котором он сидел. Я не знаю, чем это объяснить, но по спине тонкой змейкой полз страх. Страх, что Платон никогда сюда не вернется или что придет, но скажет, что ему гораздо интереснее тусить с пацанами. А как еще объяснить его отсутствие, нежелание мне позвонить и сказать хоть что – то. Но гораздо хуже, что я настолько не уверена в своей роли в его жизни, что не могу позвонить сама. Просто не имею на это право. У нас нет с ним будущего, но и сама отрезать все и уйти в никуда я не могу. Да и как уйдёшь, когда сердце даже в такой недолгой разлуке с ним ноет и болит, словно зуб, который давно пора лечить. Возможно, уже не излечишь и пора его вырвать? Просто уйти от Платона не оборачиваясь, и надеяться, что однажды я все забуду. Забуду его жестокость, переросшую в зависимость. Забуду, как сама стала зависимой от его касаний, от его голоса, от его тела, которое он никогда не стеснялся мне демонстрировать. Все части тела.
Да, пожалуй стоит уйти. Если он так просто списал меня со счетов, то и мне не стоит ждать подаяния. Лучше прямо сейчас собрать то немногое, что у меня есть и просто съехать, оставив ключи консьержу.
Именно эти мысли прерывает звонок в дверь, а затем яростный стук.
– Мишка! Платон пришел, – радость патокой разлилась по венам, я не просто вскочила со стула, на котором кормила его, я взлетела и понеслась к двери. Ну подумаешь, погулял с друзьями. Он молодой, ему можно. В конце концов он не обязан проводить со мной всю ночь. Да и звонить не обязан.
Быстрый взгляд в зеркало под стук и трель звонка. И почему ключами не открыл? Улыбаюсь. Какой же он все– таки нетерпеливый.
Я открываю дверь и ахаю, когда вижу на пороге не Платона.
– Андрей? – я его узнала. Он напряженный и торопится.
– Ты уже оделась? Давай живее.
– Куда, – отступаю. Ничего не понимаю. – Куда живее.
– Аврора. Сейчас нужно не задавать вопросов, а ехать со мной. Но быстрее.
– А Платон? А куда мы поедем?
– Платон приедет уже туда, но нужно торопиться– он разговаривал со мной медленно, словно пытался донести важную мысль, как решается элементарный пример. Дважды два. Только вот в моей голове никак не складывалось четыре.
– А садик, а докторская. – начало меня трясти. Все ведь только налаживаться начало. – Да и куда я поеду?
Андрей, закатив глаза, прошел в комнату и быстро подхватил мою сумку, кивая на Мишку.
– Если хочешь, чтобы он не вернулся в детский дом, поехали!
– Ты мне угрожаешь!
– Да не я! Аврора! – он потерял терпение и начал орать. Если честно, не завидую Алине, если ее любовник так срывается. – Ну!
– Ладно, ладно, – странно уходить с кем – то вот так. Андрей даже двери не дал закрыть. Более того, не дал спуститься по лестнице. Мы стали подниматься выше, а в спину я стала слышать громкие шаги по лестнице. – Что происходит? Где Платон?
– Тихо! – Андрей вдруг затащил нас в подсобку, где хранятся принадлежности для уборки и набирают воду. – И пацана уйми.
Я погладила Мишку по голове и включила ему на телефон мультик, который моментально зомбирует.
Я часто дышала, пыталась не издавать ни звука. Но в голове ураганом метались мысли, мне хотелось сесть и понять, что происходит. Кто был внизу на лестнице. Почему мы прячемся, почему нам нужно бежать.
Спустя несколько минут мы все-таки спустились на парковку, но едва дошли до нужной машины, я увидела свет фар и несколько крупных мужчин, которые бежали в нашу сторону.
– Держись, – только и рявкнул Андрей, который сумел вытащить нас без потерь в этом лабиринте. Но мне было так страшно, что я не выдержала.
– Объясни, что происходит!
– Платон объяснит.
– Нет, я требую чтобы ты объяснил прямо сейчас! Иначе я выскочу на светофоре!
Как только я об этом сказала, двери заблокировались, а Андрей прибавил скорость. Он вез нас из города, а я ревела белугой. Я не хотела уезжать, я хотела на работу, я хотела свою устаканившуюся жизнь.
***
Мы ехали всего ничего, но я за этот час я возненавидела и Андрея, и Платона, и себя. Себя особенно. За мягкотелость.
Зачем я связалась с Платоном?
Почему не дождалась когда мне вернут Мишку?
А вернули бы?
А что теперь?
Я вечно в подвешенном состоянии. Вечно в неведении о том, как он Распутин поступит со мной завтра. Хочется столько вопросом задать, но я прижимаю к себе Мишку и тихонько напеваю его любимые "Белые кораблики".
Мы в итоге заехали в какую – то глушь. Здесь стояли домики, которые только начинали строиться. Работали строители в некоторых, но в основном было пустынно. И тихо.
И вот проехав по пустынным улицам, мы остановились у недостроенного двухэтажного домика.
– Выходите.
Андрей помог нам выбраться, помог пройти в дом и показал, где включается генератор.
– Центрального электричества пока нет, но это нам и на руку. Этого поселка нет на карте. Никто здесь искать не будет
– Андрей, – спускаю я Мишку с рук, чтобы осмотреться. – Пожалуйста, объясни кому и зачем нужно меня, нас, искать?
– Платон просил ничего тебе не объяснять. Он приедет сегодня ближе к вечеру. С продуктами. Вот его и мучай вопросами.
– Это из-за него? – говорю ему в спину. Теперь та змейка, что стекала по спине, обвилась вокруг шеи, я просто задыхаюсь. – Ответь!
– Аврора. Вы странные. Вы – женщины. Неужели сложно понять, что ввязываясь в отношения с сыном влиятельного, не совсем адекватного человека, всегда приходится разгребать последствия… – мне кажется он говорил не только о нас. – Мы блять, не в сказке живем. Это долбанная реальность, в которой ХЭ это сдохнуть, чтобы избежать проблем.
Я закусываю губу, чтобы не закричать ему в след на нервах. "Я не ввязывалась, у меня выбора не было!"
И кажется я поняла это ещё у первую нашу встречу. Поняла насколько глубоко увязну в этом сложном, противоречивом мальчишке.
Настолько глубоко, что когда он появляется тем же вечером уставший, с пекетами – когда Мишка уже уснул – я вместо сотни вопросов, мучавших меня последние несколько часов, просто лечу в его обьятия.
Принимаюсь жадно расцеловывать его лицо, впитывать в себя его запах, его энергетику, демонстрировать насколько я все таки бессильна рядом с ним. Обыкновенная тряпка, готовая быть с ним где угодно. Даже в этой глуши. Даже рискуя жизнью.
Жмусь у нему все ближе, хочу стать единым целым.
Стягиваю в кулаках его волосы, словно боюсь что он окажется сном.
Пакеты в его руках падают, а руки принимаются нагло шарить по моему дрожащему от волнения телу.
Но вдруг голову стягивает от боли, Платон дёрнул меня за волосы и хрипло спросил.
– Любишь меня?
Задай он этот вопрос в любой другой день, в любое другое время, я бы ответила что не готова ответить, но сейчас он здесь. Возможно последний раз пришел ко мне. Возможно уже завтра я останусь одна, а возможно это сон. Так что не смею врать…
– Люблю.
– Тогда пообещай, что будешь со мной. И в радости, и в горе, и в нищете.
– Платон, что происходит?
– Пообещай, Аврора! Прямо сейчас или не пизди, что любишь…
– Я не вру, – глотаю слезы, повторяя клятву, будто подписывая себе смертный приговор… – Я люблю тебя. Я буду с тобой. В радости, в горе, в нищете.
Глава 28.
Мы ещё долго смотрели друг другу в глаза. Впитывали образы, делились чувствами, эмоциями, что переполняли. Впервые мы занимались любовью ментально. Это просто чудесно. Ещё никогда я не была так близка к небесам.
Я не ощущала ничего, кроме ошеломляющей невесомости, когда наши губы соприкоснулись – его твердые, сухие, мои мягкие, мокрые от слез.
Лишь на мгновение он прерывается, чтобы узнать.
– Пацан че? – режет конечно это его «пацан», словно он не хочет его к себе приближать, но сейчас это кажется не важным. Завтра помучаю себя на эту тему.
– Спит, спит, – шепчу ему. Обнимаю, прижимаюсь всем телом.
– Заебись. Иди сюда…
Обогрев в доме я поставила только в спальне, где положила Мишу, но сейчас мне не холодно. Сейчас мне очень жарко.
Огонь сладкий, ласковый охватывает все тело. Хлещет словно веником в русской бане. Везде, где касаются его руки, особенного там, куда спускаются его губы.
Жалящие поцелуи в шею сопровождаются шорохом одежды, которая тут же улетает в сторону.
Платон почти грубо стаскивает с меня кофту, юбку, с приятным треском рвет колготки. Молча, методично, словно поставил перед собой задачу, как можно скорее освободить меня от одежды.
Но и я не остаюсь в долгу. Порывисто стягиваю его футболку, открывая для своего удовольствия любимое тело, кубики. Царапаю их ногтями, целую плоские соски, чувствуя, как идеальное тело сильнее напрягается. Чувствую, как меня саму несет, как между ног все ноет и горит. Хочу его. Сейчас хочу.
Нетерпеливо дёргаю за пряжку ремня, но кажется сильно тороплюсь, потому что Платон тормозит мои руки, тихонько усмехаясь.
– Тише, тише малыш. Он никуда теперь от тебя не денется. Ты сама подписала себе пожизненный эротический приговор.
– Приведи его уже в исполнение…
Платон подхватывает меня под бедра. Такой сильный. Мне даже держаться не надо. Но я все равно цепляю его за шею, царапаю тугую кожу, словно наказывая его за свою боль. Ведь после таких признаний я не смогу без него. Никогда.
Платон относит меня в совершенно темную спальню, последнюю по коридору, где нет ни отопления, ни света. Только лунный заглядывает в окно, обволакивая наши возбужденные тела.
Мне хочется его поскорее в себя, но он решил меня помучать.
– Тише, тише малыш, нам некуда торопиться. Иначе весь процесс займет секунды.
– А что делать? – спрашиваю и тут же вскрикиваю, когда он бросает меня на заправленную кровать. – Платон..
– Поиграем для начала, – жадно вылизывает он мое тело взглядом, пальцы его тянутся к той самой пряжке, медленно, словно играя он ее расстегивает. Достает ремень и щелкает им по своей же ладони. Я уже напрягаюсь всем телом, но Платон откидывает ремень в сторону и снимает с себя штаны. Полностью. Обнажая орудие наслаждения. Оно заточенное, оно великолепное. Направленное прямо на меня. Во рту скапливается слюна. Сажусь на кровати и сама тянусь к нему пальцами, но Платон снова сжимает их в руке и головой качает.
– Не так.
– Затем разворачивает меня так, что голова оказывается на краю. Я понимаю, чего он хочет, но снова ошибаюсь. Вместо того, чтобы просто вставить свой член мне в рот, он заворачивает меня в рогалик, поднимая мои ноги выше головы.
– Платон! Я же не акробатка.
– У тебя отличная растяжка, малыш. Теперь просто расслабься и играй с головкой. В рот ее не бери.
– А если возьму, – облизываю губы, смотрю на его порочное лицо снизу-вверх.
– А если возьмешь, оставлю в таком положении до утра.
– Жестоко… – хихикаю я и достаю язык, касаясь прозрачной капельки на самом концу головки. Смех тут же пропадает, как только я чувствую его горячее дыхание у себя между ног. Он дует прямо туда, раскрывает влажные складки, проходится пальцем от клитора до ануса. Я сглатываю от страха, когда его палец нажимает на последний. – Платон… Я…
– У тебя вроде дело было, – по щеке бьет головка и я снова принимаюсь ее вылизывать, чувствуя, как между ног все пульсирует. Судя по ощущениям Платон раскрывает щель и спускает туда ниточку слюны. Господи… А зачем толкает язык, не на секунду, не убирая палец от моей попки. Извращенец он конечно. Я раньше и не знала, что можно заниматься сексом в
такой позе. Я не знала, что есть такие позы.
Но к неудобству быстро привыкаешь, особенно когда все твои нервные окончания заняты пронизывающим удовольствием. Когда терпкий запах мужского возбуждения вынуждает забыть обо всем реальном, погружая тебя все глубже в омут распутства.
Хотя с Распутиным и не могло быть иначе. И я знала это. Знала, что именно он подарит мне этот порочный мир, где безумная поза сменяет безумную позу, где член, доводит меня до оргазма одним проникновением, где сперма становится не объектом смущения, а самым вкусным блюдом, которые глотаешь вместе со слезами и просишь еще. В мир, где просыпаешься среди ночи и сама находишь вялый член, чтобы поиграть с ним, как с игрушкой, поднять его. А когда получается– радуешься, как маленькая. Потому что в следующий миг оказываешься прижатой к кровати и распятой этой самой игрушкой.
Глава 29.
На утро наш рай закрывается на тяжелый засов, а ключ теряется. Потому что врывается господин быт. Мишка заболевает, тепла все – таки не хватило, а дозвониться Андрею Платон не может. Злится, нервничает, хотя я и сказала, что Мишка быстро выздоровеет. Но сама уже не уверена, когда к обеду малыша начинает тошнить.
– Так, я до деревни дойду, тут недалеко должно быть.
– А почему не на машине?
– Потому что, Аврора, я ее оставил, как и все, что у меня было. Потому что выбрал тебя. Если ты этого вчера не поняла, – злится он, а я за шею обнимаю, целую, даю понять, что я рядом, что никуда не денусь.
– Да не волнуйся ты так, – усмехается он, натягивая куртку. – Я же не совсем без денег. Просто схожу до аптеки и куплю из продуктов чего там надо. Ты только список напиши.
Я быстро делаю, как он просит, а сама еще долго слежу за тем, как он отходит от дома. Не могу не смотреть. Я всегда думала, что такие, как он, беспомощные, а оказалось, что вполне себе самостоятельный. И конечно он не хочет общаться с Мишкой, но я этого и не жду.
Потом правда вспоминаю, что из-за Мишки так и не узнала, что там творится с его отцом. Понятно только, что они поругались, и что Платон отказался от всех благ в мою пользу. И мне конечно это дико приятно, но пугает до одури. Это ведь получается ответственность за его будущее на мне. А если я не вывезу? А если он не сможет смириться и будет меня обвинять?
Весь день мучила себя подобными мыслями. Пока с Мишкой возилась, пока готовила суп и второе, в надежде дождаться Платона на ужин. Пока читала все, что есть в пыльных коробках, которые перевезли сюда, черт знает, когда.
Интересно, чей это дом?
Ближе к девяти вечера, когда Мишка наконец засыпает, возвращается Платон. Волновалась я конечно сильно, но каждый раз вспоминала наши клятвы и успокаивала себя, что он точно меня здесь не бросит.
Не бросил. И видеть его просто счастье. Оно заполняют каждую клеточку моего тела, наполняет меня силой, надеждой и стыдно признаться – возбуждением.
Платона не узнать. Белая рубашка стала почти черной, а на руках пятна, но лицо спокойное. В руках пакеты, которые он ставит на пол.
– Продукты и лекарства. А еще шмотки мне дали, а то на стройке это дерьмо быстро превратится в негодность, – он кивает на себя и раздеваться начинает.
– Стройка? – не понимаю, но помогаю раздеться. Стянуть грязь с идеального, пропитанного потом тела. – Вода есть? В душ бы надо, воняю как свинья.
– Да, конечно, – спешу включить душ и приготовить второе полотенце, других у меня нет. Машинки здесь тоже нет, так что придется стирать руками.
Платон появляется на пороге в одних фирменных боксерах, но тут же снимает и их. На меня почти не смотрит, а я обижаюсь конечно, хотя и вижу, как дико он устал. Он полоскает лицо под струями, а я ужасно рада, что есть хороший душ. Он такой красивый. Смотреть, как по его телу спускаются игривые капли одно удовольствие.
– Платон, – тихонько зову, а он моет голову с моим гелем для душа, который я успела схватить и потом только на меня смотрит. Не забыв изо рта струю воды спустить. – Поговори со мной. Пожалуйста.
– Давай завтра, Аврор. Пожрать есть что?
– Пожрать конечно есть, – злюсь я. Весь день ждала, а он будет меня завтраками кормить? – Но услышать, что происходит, я хочу именно сейчас.
– Серьезно? Решила меня попилить? Я весь день на стройке как проклятый вспахивал, и вместо улыбки и ужина слышу требования. Заебись, начали семейную жизнь. И где он, тот рай в шалаше? Может поэтому муж…
– Лучше закрой рот, – отрезаю, бросаю полотенце в раковину и ухожу. Прибавляю отопление и иду ложиться к сыну. Слышу, как гремит на кухне посуда, слышу, как несколько раз Платон выругивается. А спустя полчаса дверь спальни открывается.
– Аврор, спишь?
Не отвечаю. Сейчас я видеть его не хочу. Словно я тащила его в эти отношения, словно я хотела чтобы моя жизнь перевернулась вверх дном. Слезы обжигают щеки, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть как мужской силуэт сияет в свете проеме.
Отрубаюсь почти мгновенно, а на утро выхожу, надеясь, что сегодня настроение Платона получше. Да и мне в свете дня кажется, что я зря на него наехала. Могла ведь и подождать.
Но на кухне было пусто, части вещей – рабочих – тоже не было. А вчерашний ужин съеден подчистую. Даже супа не осталось.
Ладно, приготовлю еще. Все равно заняться здесь нечем.
Весь день мы с Мишкой лечимся, играемся, придумываем сказки, гуляем по огороженной территории. Несколько раз мне кажется, что рядом проезжает машина, и в такие моменты я завожу Мишку в дом. Мне страшно. Особенно от не знания того, почему мне должно быть страшно. Что может сделать отец Распутина? Не зверь же он в конце концов. Вряд ли заставляет сына жениться ради бизнеса, там, как всем известно у него и так полный порядок.
Тогда в чем дело. И почему Платон упорно молчит.
Он, кстати, возвращается ровно во столько же. Мишка правда еще не спит. Так что после душа мы ужинаем вместе. Платон упорно не разговаривает. Даже малышу уделяет больше внимания, чем мне. Бесит это конечно. Некрасиво ревновать к собственному ребенку, но мне так и хочется закричать, что вообще – то здесь есть еще и я.
В итоге мы снова расходимся по разным комнатам и только на третий день ночью меня будят прикосновения к ногам и спине. Ничего не понимаю, еле разлепляю веки, чтобы понять, что происходит.
Оказывается, Платон просто несет меня в другую комнату. А я вместо того, чтобы сопротивляться, цепляюсь за него руками. Он укладывает меня на кровать и просто ложится рядом. Мы лежим неподвижно и просто молчим. Мне так хочется, чтобы он начал говорить первым. А он и начинает, только не говорить.
Его рука тянется от моей лодыжки к колену, обводит его, доходит до бедра. А потом он резко разворачивает меня к себе и сверху наваливается. Не успеваю опомниться, как его твердыня заполняет меня до упора. Сильно, жёстко так, как нужно. Он словно наказывает меня. Долбит так, что кровать стучит о стену.
Руками тело сжимает, целует до крови, до пятен в глазах. Его член как свая, которая с каждым ударом словно хочет забиться в меня навсегда. Господи, я уже дугой выгибаюсь, не в силах напряжение терпеть. Кончить хочется, а что – то мешает.
– Платон, – стону ему в рот, за лицо пальцами берусь, в глаза осоловело сморю, но каждый толчок принимаю с вскриком. Господи, какая я стала развратная. Как мне хочется снова и снова чувствовать его в себе. – У нас все хорошо?
– Навсегда, помнишь? – он убирает мои руки с лица и на шею себе закидывает. Туда же тянет мои ноги, начиная двигаться совершенно под другим углом. А я уже теряюсь в ощущениях и в этом грубом, резким, но таком искреннем «навсегда». Струна напряжения рвется, оргазм плавит меня, а из глаз текут слёзы. Мне так хорошо, что его страсть, с которой он продолжает в меня вколачиваться, я принимаю с наслаждением. Особенно когда он меня заставляет сосать свой член. Буквально насаживает рот все глубже, пока я задыхаться не начинаю. Он кончает с ревом, заполняя горло таким количеством спермы, что кажется, я могу захлебнуться.
А потом ложится, притягивает меня к себе и через минуту засыпает. Я даже спросить ничего не успеваю. Но уже не злюсь. Тело вибрирует после оргазма, после его оргазма, и я просто лежу и улыбаюсь как идиотка.
Ладно, потом спрошу. Должен же у него быть хоть один выходной.
Глава 30.
Но проходит неделя, а выходного все нет. Каждый день по одному и тому же сценарию. Утром завтрак, вечером ужин, ночью секс. Он все время на работе, и я понимаю, зачем это нужно. Я терпеливо жду, когда он сам захочет со мной поговорить, объяснить, но Платон продолжает упорно молчать, словно делая это специально.
В один из дней я, конечно не выдерживая, кормлю его ужином, но прикоснуться к себе не даю.
– Что?
– Нет, это ты мне скажи – что? Сколько нам еще здесь торчать?
– А что? Нищета тебя больше не устраивает?
Я осматриваю чудесный дом, кровать, в какой я никогда не спала. Да, этот жилой район частных домов пуст, но надо признаться, что я еще никогда не жила с таким комфортом.
– У тебя странные представления о нищете, Платон. Дом чудесный, есть что поесть, но мне надо понимать, почему мы вообще здесь прячемся?
– Мы не прячемся, – опять вранье…
– Тогда что мешает тебе найти такую же работу в городе?! И снимать жилье там? Я бы тоже могла работать. Ты понимаешь, что я просрала докторскую степень? Ты понимаешь, что меня опять уволили с работы, ты понимаешь…
– А ты понимаешь, что взяла за яйца сына Распутина, серьёзно думаешь, что тебе дадут хоть где-то работать? – орет он. – А может ты думаешь, что тебе дадут нормально жить? Ты хоть немного своим куриным мозгом осознаешь, кто мой, блять, отец? Кто он? Знаешь, какое мое первое воспоминание о нем? Он ударил мою няню, от которой я убежал в лес. То есть я даже не помню, как бежал по лесу, но помню, как она кричала. А когда мне было семь, я потерялся на металлургическом комбинате и увидел, как отец закидывает неугодного ему партнёра в печь. И никто, никто его тогда не сдал.
Я слушала эту отповедь с замиранием сердца, не могла поверить, что такое существует в реальности, хоть от бывшего мужа слышала о разных методах ведения дел в бизнесе. Я подошла к Патону и взяла его за голову руками. Его трясло, и я хотела успокоить его.
– Почему ты не говорил… Что он такое…
– Я ещё много тебе не сказал по одной причине: я не хочу тебя потерять. У меня, блять, такое ощущение, Аврор, что я только дышать начал. А до этого слово возле той самой печи сидел всю жизнь. На грани.
– Я просто хотела знать причину нашего с тобой здесь пребывания. Андрей ничего не сказал, ты тоже. Телевизора здесь нет. Интернета тоже. Тебя нет. Я конечно с Мишей. Но еще немного и я свихнулась бы. Но теперь хотя бы причины стали ясны.
– Даже книг нет? – вздыхает Платон и к себе меня прижимает. Он такой высокий, в его объятиях так хорошо. Но все равно теперь очень страшно. Что в любой момент в этот дом могу закатить печь. Как его родные живут рядом с таким человеком? Как выдерживают постоянный контроль и страх быть убитыми за проступок.
– Не-а. Из развлечений только секс с тобой, – смеюсь и тут же лечу на кровать. С визгом. Счастливая. Что хоть ненадолго можно забыть о реальности в сильных руках молодого мужчины. А он словно развлекать меня пытается, придумывает новые и новые позы.
– Платон, не надо меня развлекать, – тяну его на себя, и сама расстёгиваю ремень. – Просто трахни меня и ложись спать. А то у нас каждая ночь как гонка на выживание.
– Надоел секс? – усмехается он, мягко целуя меня в губы.
– Между ног болит уже все. Давай я так, – переворачиваю его на спину и стекаю по идеально твёрдому животу. Целую каждый кубик, смотрю в немного ошалелые глаза. Да уж, инициатива в наших отношениях не моя прерогатива, но иногда можно попробовать. – Хочешь, возьму в рот?
– Ты еще, блять, спрашиваешь, – он садится и за волосы меня хватает, но я руку его отталкиваю.
– Дай я сама, – явно такая перспектива его не устраивает.
– Я же сдохну от перевозбуждения.
– Я чуть-чуть, ладно? – оттягиваю его боксеры и тут же получаю по щеке пружиной твердой головки. Горячей. Гладкой. Твердой. Касаюсь язычком самого центра, вкушая прозрачную солоноватую капельку, смотря, как пульсирует его плоть в моих руках.
Платон все порывается схватить меня, но я толкаю его на подушки, заставляя лежать и не двигаться. Потому что хочу в полной мере почувствовать, что такое делать минет. Он вечно не дает мне ничего сделать. Сразу тянет вверх и вторгается, чтобы скорее испытать разрядку.
Возбуждаюсь только от того, как скольжу языком по венкам на твердой плоти, достигаю мягкой мошонки, прокрытой легкой порослью. Платон дергается, подушку на лицо опускает и воет в нее.
– Аврора, блять, я не могу.
– Терпи, – шепчу ему в член, обхватывая его рукой у основания. А потом беру в рот сразу и глубоко, стараясь создать плотными сжатием вакуум и начиная двигать головой как можно чаще. Только чувствую руку на своей голове, как вонзаю ногти в бедра. Патон в голос рычит, но на подушки откидывается, кулаки сжимает, бьет по кровати, пока я активно работаю языком, принимая член как можно глубже. Но Платон, конечно, не выдерживает. Поднимается резко, нажимает на голову так, что член входит в самое горло. Я вонзаю ногти ему в ногу до выступившей крови, но ему хоть бы хны. Он держит мне голову, пульсирует внутри меня, обильно заливая спермой.
Отпускает и смотрит, как остатки стекают по подбородку, а я утираю слезы.
– Ублюдок, просила же.
– Прости, малыш. Однажды я обязательно выдержу эту пытку твоим ротиком.
– Значит, вообще никакого больше минета.
– Ну вот еще, – сморит он мне вслед, а я иду к ванной, поднимаю его брошенную рубашку. – Аврора.
– Спи, давай, – закрываюсь в ванной, стираю вещи руками и только через час позволяю себе лечь под бочок к Платону. Он прижимает меня крепче и шепчет в висок.
– Завтра найду способ связаться с Андреем. Привезут книг, игрушек для пацана и стиральную машинку.
– Это ты так извиняешься? – шепчу радостно. Господи, стиральная машинка!
– Это я так говорю, что хочу повторения сегодняшней пытки… – поднимает он мою голову к себе за подбородок и смотрит в глаза. В темноте почти не разглядеть, но я все равно вижу какое серьезное у него лицо. – Люблю тебя.
– А я тебя.
