Текст книги "Неправильная училка (СИ)"

Автор книги: Елена Гром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 21.

***Платон***

Срываюсь в весеннюю прохладу, заметив что оставил куртку в квартире. Тут же замерзаю и бегу до тачки. Прыгаю туда и только тогда нажимаю: принять вызов отца, который долбит последние полчаса. Хорошо еще наряд спецназа не прислал. Он может, как однажды, когда я загулял на шестнадцатилетие.

– Да?

– Ты в край охуел! – заорал он тут же, словно готовился заранее. – Ты чего там устроил!?

– Смотря, что именно, ты имеешь ввиду. И чего орешь, словно у тебя завод отбирают.

Тот замолкает, но это спокойствие обманчиво. Мама вседа умела утихомирить его ярость, порой одним касанием, а я наоборот вечно углей подбрасываю.

– Значит так, сейчас приедешь на квартиру и расскажешь, что за шлюху ты разыскиваешь по всей стране, и почему она теперь живет в квартире, которую я покупал для тебя!

– Она не шлюха, – все, что я могу сказать.

– Вот приезжай и расскажи мне.

– Давай завтра, па.

– Сейчас! Иначе снова отправишься в Усть– Горск и будешь с мужиками угли таскать.

– Я и так там окажусь, – бросаю трубку, ненавидя отца сейчас, как никогда. Он всегда сука помыкал мною, считая, что раз я единственный сын олигарха, то должен усраться и жопу его целовать в благодарность, потому что у него в этом возрасте ничего не было, а я на всем готовом.

Срываюсь с места, бросая последний взгляд на площадку. Передергивает. От мысли о том, что скоро у меня появится ребёнок, который мне на хер не сдался, становится не по себе. Еще и у Авроры ребенок. Словно проклятие какое – то. Сжимаю пальцы вокруг руля, вспоминая, как она взяла в рот, как губы кольцом плотно член сжали. Он тут же поднимается и требует к себе внимания, а мне остается только сжать челюсти и ждать вечера, когда я не буду бояться, что пацан выйдет из комнаты, увидит все и еще, не дай бог, папой меня назовёт.

Приезжаю в квартиру к отцу, где всегда пусто, потому что живут они здесь крайне редко. На пороге меня встречает мама. И порой я ненавижу ее больше отца, потому что она ничего не может ему противопоставить, потому что она лишь приложение к миллионам, которыми он ворочает. Она милая, добрая, но порой кажется что абсолютно пустая. Аврора другая, с ней всегда на грани, с ней хочется разговаривать, и она может ответить, могла. Сегодня она была больно покладистой. И это в ней, черт возьми, мне тоже нравится.

– Чай будешь? Покушать, – она целует меня в щеку, а я отнекиваюсь.

– Не, меня же на ковер вызвали, а не чаи распивать.

– Милый, прости, ты же знаешь…

Отмахиваюсь от матери и иду в кабинет отца. Он как обычно решает важные рабочие вопросы, а потом видит меня и моментально прощается.

– Сядь, сын. Тебе вот чего не хватает. Телок? Чего ты эту херь в семью тащишь?

– Я вроде как привел Аврору в свой дом, если конечно ты не пиздел и реально считаешь эту квартиру моей.

Нет конечно. У меня своего ничего нет. Все взятое взаймы. Интересно, а старик не боится, что я его хлопну. Не только у меня возникает такое желдание. Распутин старший не умеет договариваться и всегда находит причину для конфликта. То что он еще не сидит, единственная заслуга матери, она как-то умеет управляться с его гневом. Хотя понятно как.

На столе лежит папка, а на ней фотка Авроры, та самая из досье Гриши. Заебись.

– Предлагаю тебе новую сделку, сын.

– Валяй.

– Я не трогаю твою девку, а ты спокойно женишься на Ингрид, играешь в примерного отца ровно два года, а потом тихонько разводишься. Эту. – он наверное тоже думает, что она в порно снималась. Как и я думал. – Молжешь оставить при себе, раз тебе так нравится в грязи валяться.

Я не хотел жениться на Ингрид, хотел вообще забыть, что меня что – то с ней связывало, но отец может расправиться с Авророй по щелчку пальцев. Щелк, и она снова в Германии под своим мужем. Щелк, и она будет подметать полы, а ее сына никто больше никогда не увидит. Да и я прекрасно осознаю, что через пару месяцев желание быть с ней исчерпает себя, а ссориться с отцом и оставаться без штанов не хочется.

Брак? Да я и так понимал, что он меня уже женил.

– Сразу после рождения ребенка, иначе твоя Ингрид будет кутаться не в свадебное платье, а в ткань белую.

– Заодно и тест

повторим, а то всякое бывает, – быстро соглашается он, и на этом я считаю разговор исчерпанным. Встаю. И к выходу иду. А мне в спину летит. – Чай будешь.

– В жопу себе чай свой засуньте.

Отец молчит, мать тоже провожает меня с глазами полными слез, а я сбегаю по лестнице и иду на паркову, где машину бросил, сажусь и газую обратно. Еще нет девяти, а еще я голодный как черт. Заезжаю в магазин и покупаю планшет. Пусть пацан хоть чем-то будет занят. Приезжаю в квартиру и звоню, не решаясь открыть дверь ключом. Аврора открывает, удивлённо поднимая брови.

– Пацан где?

– Уснул. Ты чего ключом не открыл… – не успевает она договорить, а я дёргаю пояс халата на себя и впиваюсь в ее губы, сразу поднимая над полом. Несу в третью спальню и закрываю дверь, сразу прижимая к ней Аврору. Смотрю ей в глаза и вижу, как за черным зрачком спряталась радужка, теперь там лишь темнота и страсть, и сейчас я хочу в ней раствориться.

Глава 22.

***Аврора***

Наверное, мне нужно начать сопротивляться, но я так рада, что он вернулся, что рядом, что сил на борьбу не остается. Только хочется ноги шире раздвинуть, пока он ширинкой своею трется.

– Хочешь меня? – спрашивает, задыхается, халат мой почти рвет. – Скажи, что хочешь, Аврора.

– Хочу, – и ведь не вру. Руки сами тянутся к его футболке, вытаскивают ее из ремня, тянут выше. Он сам подцепляет ее, снимает через голову так эффектно, что у меня во рту пересыхает. У него такое тело, что слюной можно захлебнуться. И кажется сейчас я могу рассмотреть его без спешки. Надеюсь.

– Потому что сына спас?

Да, да, это очень важно, но ведь мы оба знаем, что дело не только в этом.

– Не только, Платон, – словно под гипнозом, провожу кончиками ногтей покаменному прессу, по напряженной руке, что кулак вжимает около моей головы.

– Не только, – повторяет он глухо. Почти как песня с твоих сочных губ. Знаешь, что я хочу с ними сделать, Аврора? – вторая рука касается моего рта, обрисовывает контур, а я языком подцепляю палец, он тут же оказывается внутри, а глаза Платона закатываются. – Чеееерт, сука. Да, хочу, чтобы член так же сосала. Будешь сосать мой член?

– Ты даешь мне выбор? – раздвигаю ноги шире, обнимаю его бока, скольжу по ним, чувствуя, как моя дрожь к нему перетекает, сжигает нас до тла.

– Не хочу, вдруг ты передумаешь.

Это было настолько предсказуемо, что мне захотелось засмеяться. А может быть сказался тяжёлый день и ослепляющее счастье – ведь сын теперь со мной. И можно сколько угодно ругаться, но проще признать, что я действительно сейчас счастлива. И что может быть лучше, чем мужчина, который кажется на тебе помешан. Особенно такой красивый.

Платон слушает мой смех, на мгновение прикрывает глаза, касается моих губ и шепчет в них.

– Нет, я точно тебе не дам выбора, – дергает свою ширинку, а я со смехом помогаю ему стянуть брюки, помогаю избавиться от фирменных боксеров, сразу обхватывая тяжелый член. Я даже сглатываю, потому что теперь в этом нет насилия, теперь я хочу добровольно ощутить его в себе. Но мой романтический настрой, гляделки и прелюдия сейчас явно лишнее. Потому что на лице Платона настоящее безумие, потому что он просто бьет меня по руке, сам крепно сжимая себя и приставляя к влажным донельзя лепесткам, елозя по ним, раскрывая, протискиваясь внутрь. Наблюдать за этим казалось ужасно пошлым, но таким притязательным. Платон протискивался внутрь, но ему было тяжело.

– Не хочу с тобой резинки, – на мгновение замер он, – начни принимать таблетки.

Блин, я не подумала, но он уже был внутри, шумно выдыхая.

– Ладно.

– Сука, какая же ты узкая.

– Больно? – царапаю его плечи, а он только силится, дергая бедрами и достигая самой глубины

– Охуенно, детка. Мне в тебе просто охуенно.

Он закидывает ноги к себе на спину и начинает двигаться. Сначала глубоко и медленно, давая мне не только привыкнуть к своему размеру, словно я могла забыть это за сутки, словно смакуя каждый сантиметр плоти, которая скользила друг о друга, словно пытаясь трением создать огонь. Но вскоре ласки и развратный шепот закончился. В следующий миг он ускорился, начал не просто толкаться в меня на скорости, а буквально вбивать в кровать, выбивая громкие стоны. Я задыхалась, я стонала, я цеплялась за него, словно именно он не дает мне упасть в пропасть, словно только его тело помогает мне держаться на плаву. Господи, его толчки таки сильные, жёсткие, отточенные, словно самый правильно настроенный механизм.

Прекрасный в своем совершенстве, словно отлаженный лучшими мастерами, словно созданный для того, чтобы дарить мне удовольствие. Потому с каждым толчком, из глубины поднималось нечто такое, незнакомое мне раньше, мне хотелось плакать, смеяться, кричать, вырываться из крепких рук, которыми он фиксировал мое тело. Господи, помоги, господи, как выдержать его напор и силу. Как не задохнуться от удушающего наслаждения, которое кажется убивает меня изнутри. В какой– то момент меня начинает трясти, по телу снова и снова прокатываются импульсы, наполняя меня каким – то незнакомым светом. Я даже зажмуриваюсь, выгибаюсь, вскрикнув так громко, что закрывает уши. Платон дергается последний раз и наваливается на меня всем своим весом. Придавливает, часто дышит и кусает вдруг в шею.

– Эй! – словно от дремы просыпаюсь. – Больно!

– Хочу снова в тебя, – словно в доказательство он вытаскивает совершенно твёрдый член и укладывает его мне на живот, стаскивая презерватив. Помню муж всегда это делал в ванной, словно вор. А Платону нечего стесняться. Он не их тех, кто вообще парится насчет удобства или неудобства. – Пойдем в ванную.

Говорить, что у меня ноги ватные, бессмысленно. Стоит подняться на ноги, как я валюсь назад, а Платон успевает меня подхватить, еще и поржать.

– Не смешно.

– Еще как, неходячая. Наверное, надо дать тебе отдохнуть.

– Гениальная мысль.

– Обещаю завтра дать тебе поспать, хмыкает он, подхватывает меня на руки и несет в ванную. Я еще днем удивилась ее размерам. Впрочем, последние несколько часов меня удивляет все.

Мы залезем в душевую. Он настраивает воду, а я закрываю стеклянную дверь. Мы оборачиваемся одновременно, смотрим друг на друга. Не скрываясь. Обнаженные. Уязвимые как никогда. Он принял меня в свою жизнь со всем моим прошлым, пусть даже таким вот нестандартным способом, наверное и мне пора принять его таким, каков он есть. Грубым, непримиримым, вспыльчивым, но таким потрясающе справедливым.

Он опускает взгляд, касаясь кажется каждого уголка моего голого тела, а я наблюдаю за тем, как перекатываются его мышцы, как поднимается и опускается его грудь. Как член, чуть упавший, вновь поднимает свою голову, готовый к новому раунду. Я облизываю губы и медленно шагаю к нему, объявляя о своей полной капитуляции.

– Я знал, что ты не устоишь, – шутит он, но лицо остаётся самым что ни на есть серьезным.

– Просто заткнись, – усмехаюсь я и опускаюсь на колени, принимая в руки Платона-младшего, обмываю его со всех сторон, чувствуя, как во рту скапливается сладкая слюна, а нос щекочет истинно мужской запах.

Я поднимаю глаза, облизывая только головку.

– Сосала раньше_ – спрашивает Платон, накручивая уже мокрые волосы на руку.

– Да.

Лучше честно.

Он стискивает челюсти, наверное мечтая, чтобы я досталась ему совсем целочкой. Но увы, малыш, ты уже смирился с моим неприглядным прошлым.

– Глубоко?

Я осматриваю его крупный член, который в рот вряд ли влезет целиком.

– У моего мужа был такой размер, что наверное, это считалось глубоким минетом.

Он хмыкает от удовольствия, притягивая меня к себе ближе.

– Ну тогда давай проверим, как хорошо принимает твоя глотка.

– Платон, ты можешь выражаться не так грубо, – сдвигаю я брови, а он смеется.

– Не соблаговолит ли моя леди занять свой рот чем-то более полезным, чем разговоры.

– Как скажите, милорд, – хохочу я. Уже открываю рот, а Платон вдруг меня поднимает, разворачивает спиной и резко со всей дури врезается в мое влажное лоно. – Ты что!

– Ты когда смеёшься, у меня крышу рвет. Боялся не выдержать и рот твой порвать, – и Платон не обманывает, начинает двигаться резко, почти жестоко, сжимая мое тело до жгучей боли, до треска костей и моих криков. Он чертыхнулся только в последний момент, когда понял, что кончил мне на спину. – Блядь, бесишь.

– Я виновата. Завтра же схожу гинекологу, чтобы ты больше не обвинял меня в своих ошибках, – хочу мимо пройти, но он меня за шею удерживает. Усмехается у самых губ. – Ну из нас ты вроде училка, значит должна быть мудрее.

– Только вот экхмен по сексу мне никогда не сдать, а ты круглый отличник.

– Я подтяну тебя. Скоро станешь мастером своего дела.

– А потом отправишь покорять новые вершины? – сама не знаю, зачем спросила, хотя уже поняла, что сглупила.

– Попробуй только, Аврора. Ты моя, запомни это.

– Остаётся только ждать, когда тебе самому это надоест.

Он смотрит слишком серьезно. А потом резко выходит из душа, оставляя меня одну с моими не слишком приятными мыслями. Я еще долго стою в душе, мою голову, тело, думая, что наверное зря заговорила на эту тему. Ну вот какая мне разница, когда это закончится? Но меня это волнует. Даже сильнее всего остального. Я заворачиваюсь в полотенце и хочу пойти в спальню к сыну, но меня тормозит голос в темноте.

– Он спит, я проверил, иди сюда.

– Здесь три кровати, нам необязательно тесниться на одной, – я не хочу, чтобы сын нас заметил. Даже мельком. – Я лучше к сыну.

– Лучше ко мне. Я тебя с утра разбужу, он ничего не увидит. Хватит думать, Аврора, я хочу спать и хочу с тобой.

Я вздыхаю, скидываю полотенце и ныряю к нему под бочок. Странное дело, но все еще ощущая себя, как никогда счастливой, наверное потому что представляю, что именно так должен заканчиваться вечер нормальной семьи. Смешно. Насколько это понятие от меня далеко и никогда даже не приблизится. Не с таким любовником.

Глава 23.

Утро выдается суматошным. Платон до последнего не отпускает меня из постели, а когда я все-таки иду к сыну, чтобы помыть его и покормить, тоже выходит на кухню. Смотрит на Мишку хмуро, но не уходит, а смотрит как я хлопочу и съедает все, что приготовила.

– Ты докторскую собираешься защищать?

– Не знаю, – вопрос удивляет. Я вообще забыла об этой части жизни. Но если он напоминает, значит хочет чтобы у меня было что – то после того, как он из моей жизни уйдет наконец. – Собираюсь конечно. Если меня еще не уволили.

– Не уволили.

– Опять твой папа постарался?

Он отрывает взгляд от тарелки. Смотрит отчужденно, а я уже жалею о своем выпаде. Мне бы благодарной быть, а я…

– Допустим. Хочешь и ему дать? В благодарность?

– Платон.

– Ну а чего ты постоянно в меня этим тыкаешь. Тебя что не устраивает.

– Прости, я не хотела! Я просто даже представить не могу, как ты это все ему объясняешь!

– Тебе и не надо. Занимайся сыном, докторской, но помни, что каждую ночь я у тебя. И попробуй только хоть раз на головную боль пожаловаться.

Он бросает вилку, которой с таким удовольствием ел омлет и уходит так быстро, что я не успеваю сказать ему и слова. А может и не хочу. Может я сознательно ставлю между нами стену, потому что потом будет очень больно, когда однажды ночью он просто не придет получить свою плату. Потому что я уже знаю насколько зависима от его зависимости мною. Черт, фигня получается.

– Мам… – зовет сыночек и я ему улыбаюсь. Главное, что Мишка со мной. И за это я бесконечно благодарна и Платону, и его отцу. Правда, как возвращаться в вуз, я же не могу брать с собой Мишку, а няня или частный садик-это очень дорого, если честно у меня денег даже на проезд нет. Но эти вопросы как-то чересчур быстро решаются, когда приезжает курьер от известного банка, чтобы сфотографировать меня и отдать карту, на которой по его словам, уже зачислена нужная сумма. А позже приезжает другой курьер с телефоном и ноутбуком. Пока я играю с сыном, квартиру посещают новые и новые люди, привозящие предметы роскоши от Платона. И я опять должна быть благодарна, а меня от злости колотит, потому что Платон ничего не сказал, потому что он словно откупается от меня, от общения со мной, от общения с моим сыном, превращая наши отношения в товарно-денежные. Я получаю все материальные блага, а он пользуется моим телом. Ладно, хочет так-будет так. Только потом пусть не просит полежать с ним. В конце концов шлюхи не лежат с клиентами, они выполняют четко определённые обязанности. Перед тем как подготовится к встрече с Платоном, я сделала все текущие дела, нашла частный садик для Мишки, позвонила на работу, выяснила, что меня действительно ждут, а я просто была в оплачиваемом отпуске перед защитой докторской, уложила Мишку спать пораньше, перед этим взяв его погулять и зайдя в единственный магазин нижнего белья. Я купила все самое развратное, чёрное, с чулками и подвязками. Кажется, так одеваются шлюхи. Затем приняла душ и подняла наверх волосы. Платон явился в десять, открыл дверь своим ключом, скинул ботинки. Это все я слышала из спальни, в которой вчера мы ночевали. Я легла как можно соблазнительнее, если только возможно лечь соблазнительно с тем, что творится у меня в душе. Дурацкая обида, что он ни разу не позвонил за весь день, а просто присылал своих курьеров беспокоила как зубная боль. Жить можно, но рационально мыслить почти нельзя. Дверь открылась, и я затаила дыхание, чуть напрягая мышцы всего тела.

– Мой господин пришел, желает ли он взять свою наложницу.

Платон нахмурил брови, осмотрев мой наряд, потом посмотрел на лицо и, не сказав ни слова, завалился спать. Я даже опешила.

– Платон? – нет, я реально в шоке, я же думала, он правда будет приходить каждую ночь и брать меня. Наверное даже настроилась на это. А что теперь? – Платон ты уже устал от меня?

Блин, сама не понимаю почему так этого боюсь. Он же мне вообще не нравится. Заносчивый, грубый, самодовольный и порой жестокий. До сих пор помню, как он дрочил на меня в кузове машины, когда вывез в лес. А теперь лежу и переживаю, чтобы это не была последняя ночь вместе.

– Платон?

Я толкаю его в плечо, а он даже не реагирует. Он реально спит? Серьезно? Мне даже смешно становится. Ну как так-то? Чем он таким занимался весь день, что даже не среагировал на мой сексуальный наряд. Я пошла переоделась, раз такое дело, проверила сына и легла обратно к Платону. Глупо, но я вздохнула и сняла с него сначала носки, потом расстегнула ремень и стянула джинсы, оставляя его в темно-синих фирменных боксерах. Рубашку я расстегнула, упиваясь видом мускулистого торса, наверное впервые разглядывая его так долго. У него была поросль в основном на плоском животе и ниже. Кажется, он не парился на этот счет, да и мне нравилось смотреть, как стрелка словно показывает на самое мужественное в его теле.

– Детка, я даже сквозь сон чувствую твой голод, но вряд ли смогу сделать сегодня хоть что – то, – он схватил меня за руку и потянул на себя. А потом просто повернулся и вжал меня в свой бок, даже не открывая глаз. Как так-то?

– Устал? – всю обиду как водой смыло.

– Как собака. Отец потащил на автомобильный завод в Тольятти, чтобы нам там рассказали, что делают с нашим металлом. Как будто он не знал.

– А зачем потащил? Это ты летал туда получается?

– Получается. Да ему же надо показать, какой он важный человек. Никогда не понимал, как мужики в его возрасте могут быть такими неуверенным, им все время нужно самоутверждаться. – пока он говорил, я терлась носом в его грудь, буквально глотая вкус и запах, которые стали такими знакомыми и родными.

– Или он просто хотел наказать тебя.

– Не без этого. – Он вздохнул, повернулся на спину и открыл глаза, пока я чертила кончиками пальцев рисунки по его животу. Он чуть вздрагивал и напрягался. Блин, мне бы поспать ему дать. Сжимаю руку в кулак, но он возвращает. – Почему остановилась?

– Ты устал, а я тут сидела весь день и еще и обижалась, представляешь?

– Даже так? А я не в курсе.

Я давлюсь смешком, потому что чаще всего так и бывает. Женщина от безделья себя накручивает, а потом вываливает все это на мужа, который ни сном, ни духом.

– От тебя столько курьеров приходили, что я подумала, что ты меня покупаешь и хочяешь обозначить наш формат отношений.

– Пффф. – он вдруг поворачивается ко мне, нависает сверху и рукой тянет мою сорочку наверх, почти царапая ногу огрубевшей кожей пальцев. Но черт, хочется выгнуться как кошке. – И ты решила сыграть в путану, которая ждет своего господина?

– Только не смейся.

– Да не, не смешно. Ты еще поди решила, что после секса пойдёшь к себе, как самая приличная шлюшшка.

– Ну. – почему он надо мной, почему он трется об мой живот закрытым боксерами членом, а мне хочется улыбаться. – Вообще-то да.

– А что мне надо сделать, чтобы в твоей голове не возникало такой хуйни?

– Ты мог просто позвонить и сказать, что они все придут.

– Я сегодня столько говорил по телефону и вживую, что просто не догадался.

– Смс?

– Как вариант. Буду тебе писать, а ты слать свои сиськи.

Сиськи. Блин, эта фраза срабатывает как триггер, и я закусываю губу, чтобы не сморозить глупость, но все равно грустно улыбаюсь и шепчу.

– Чтобы ты их сливал в сеть?

Платон хмурится, а потом фыркает.

– Кстати, сегодня разговаривал с одним человечком. Больше в сети нет видео с тобой и твоим мужем гандоном.

– Правда? – я поверить не могу. Улыбаюсь как дурочка, обнимаю Платона крепко– крепко, потому что это, не считая сына, лучшее, что можно было для меня сделать. Ведь это получается мне вообще нечего бояться. Мне хочется сделать для него все. И сейчас, и потом. Я целую его твердые скулы, спускаюсь ниже, вылизываю кадык и шепчу как безумная.

– Спасибо, спасибо, спасибо.

Черчу дорожку по груди вниз, словно вырисовывая руну любви, словно пытаясь околдовать этого парадоксального человека, умоляю его никогда не бросать меня. И пусть это все глупость и однажды его отец заставит его жениться на равной себе, а сейчас он только мой. Сейчас он со мной, а большего мне и не надо.

– Платон, – он упирает руки в кровать, смотрит, как я сползаю. В самый низ, как пальцы замирают у резинки боксеров, чтобы оттянуть вниз, чтобы достать наконец твёрдый, просящийся наружу член.

***

– Мне не нужно столько вещей, украшения, духи, что там еще сегодня притащили.

– Да? А что тебе нужно?

Ответить на этот вопрос просто, но как же сложно выговорить простое.

– Ты. Ты мне нужен. И не нужно меня покупать, я и так твоя с потрохами. Сам ведь знаешь. – шепчу поспешно, вытаскиваю член, что радостно прыгает мне в руку, я потихоньку его глажу, ощущая пульсацию плоти и вибрацию собственного тела.

– Не знаю. Покажи, – хрипит он и одной рукой по волосам моим проводит, гладит лицо, большим пальцем задевая губы, раскрывает их. Я облизываю его палец, чуть прикусываю, А Платон на мгновение глаза закрывает. Пока он это сделал, я просто беру член у основания и облизываю его от самого верха от яиц, налитых и тяжелых. Черт, такой запах, что голову кружит. Этого я ждала весь день, этого хотела, показать Платону, что мне нужны дополнительные подарки, что мне нужно, чтобы он просто рядом был. Иногда вспоминал обо мне. Иногда приезжал, даже когда надоем. Что – то я совсем сегодня расклеилась. Завтра обязательно стану снова строгой училкой, гордой и когда-нибудь неприступной, но сегодня для этого самоуверенного мальчишки мне хочется просто сосать. И я вместо того, чтобы сглотнуть, растягиваю слюну по всей длине и беру в рот так глубоко, как могу. Платон не двигается, позволяя мне самой руководить процессом, а я смотрю на то, как свет из окна подсвечивает острые черты его лица, на то, как он теряется в ощущениях, пока мой язык и рот активно работают. Теряюсь сама, когда он опускает голову и наблюдает за мной, смотрит как мои губы плотно держат его член, как скользят по нему все чаще. Долго-долго, пока челюсть не начинает ныть. Я глазами прошу помощи, но он отрицательно качает головой, и я впервые понимаю, как может нравиться именно процесс, а не развязка. Выпускаю член, чтобы отдохнуть, задираю его высоко и касаюсь языком мошонки, вылизываю ее до чиста, снова возвращаюсь к члену. Но через пару минут сдаюсь, а Платон еще и глумится, пока тянет меня наверх, тут же закидывая мои ноги себе на плечи. Трогает влажные складки, словно проверяя насколько я сама готова.

– Слабачка.

Ответить я не успеваю, потому что он резко и с размаху засаживает член по самые яйца, нападая на мои губы, но лишь за тем, чтобы завыть в них, пока я выгибаюсь от пронзивших меня ощущений. Я ведь даже не поняла насколько стала мокрой, пока сосала. Застывает, чтобы сказать.

– Хочу кончить в тебя.

– Платон.

– Найди время дойти до аптеки. – легонько двигается он, словно пробуя меня на вкус.

– Надо менструации дождаться.

– Блин. – он роняет голову мне на грудь. – Хочу это увидеть.

– Что? – не поняла я.

– Твою ментру. Ну ты поняла.

– Ты больной? – смеюсь я, хотя после очередного движения внутри становится не до смеха. А где – то в глубине души даже страшно.

– А я думал, что ты уже поняла, что болен тобою, Аврора. Ну так что, покажешь?

– Ну… Наверное, если хочешь, – шепчу я, обнимаю его за шею и получаю новый толчок в самое нутро, черт, это так приятно.

– Я хочу все, что касается тебя, Аврора, – новый толчок, только сильнее, а у меня пальцы сводит. И еще один. И еще. Все чаще. Уже без слов. Глаза в глаза, потому что гораздо больше скажут тела, словно идеально созданные друг для друга.