Текст книги "Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
– Боюсь, что это уже не понадобится, – тихо произнес Иоанн: прямо на них встречным курсом шел неутомимый «Армагеддон».
– Но как?.. – растерялся Козырев. – Как они успели? Этого не может быть!
– Это уже случилось, – твердым тоном промолвил преподобный и решительно велел Козыреву: – Иван Сергеевич, уведите всех людей на левый борт и прикажите укрыться за надпалубными постройками. Сбросьте ход и ни во что не вмешивайтесь. Анастасия Петровна, принесите мне Звезду.
– Вы намерены сдаться?! – вскричала Анна. – Вот так легко? Позволите им взять то, что они подло украли?
– Дмитрий Алексеевич, – поддержал ее Козырев, – хоть мы и не военный корабль, но честь русского моряка – сильнее любою оружия!
– Успокойтесь, друзья мои, – остановил их преподобный. – Те господа не получат ничего. Я всего лишь хочу избежать ненужных жертв. Прошу вас, сделайте, как я сказал. И просто доверьтесь мне…
Когда черный корпус «Армагеддона» вплотную встречно приблизился к правому борту «Петергофа», Анна, несмотря на все усилия Козырева удержать ее, выглядывавшая из-за рубки, узнала стоявшего на палубе настигнувшего их корабля своего старого знакомого – Валера. Его волосы волнами развевались на ветру, и он чаще, чем обычно, откидывал голову, сбрасывая пряди со лба. Было заметно, что Валер взбешен, – его левое плечо и нога подергивались в мелкой конвульсии, а в правой руке Крестоносец сжимал пистолет.
– Эй, вы, там! – Валер с ненавистью посмотрел на стоявшего на палубе парусника русского священника и крикнул по-французски: – Мне бы не хотелось устраивать бойню, верните мне то, что вы украли. И я уйду. Обещаю, что никого не трону.
– Не мы украли, а вы, – тоже переходя на французский, ответил ему Иоанн. – И это не может принадлежать никому, кроме Господа!
– Мы тратим время на споры, – разозлился Валер. – Отдайте мне Звезду, и уплывайте. Я не стану вас преследовать.
– Вам нужна Звезда? – усмехнулся преподобный. – Так достаньте ее!
Анна слабо вскрикнула – неуловимо стремительным движением Иоанн поднял Звезду над головой и, сильно размахнувшись, бросил ее в море.
– Нет! – зарычал Крестоносец, бросаясь к борту своего корабля, но было поздно – Звезда исчезла в толще морской воды, успев блеснуть на солнце, как будто прощалась с людьми.
– Вы никогда не получите ее, – торжественно сказал преподобный Иоанн, обращаясь к Валеру. – Только Всевышний, чье рождение она знаменует, имеет право владеть ею. И только в Его руках она может находиться – неважно, в Храме ли Рождества или на дне морском. Умерьте свою гордыню и утешьтесь покаянием перед Ним, ибо, посягая на Звезду, вы покушались на Него…
– Хотите сказать, что у меня руки коротки? – взвился Валер. – Сейчас я покажу вам, на что способен… Заряжайте пушки! – крикнул он, обращаясь к стоявшему чуть поодаль от него помощнику. Анна узнала этого человека, он прислуживал Крестоносцу, когда приезжал де Морни.
– Приготовьтесь прыгать за борт, – сказал Козырев своим людям и Анне, удерживая ее от попытки выбежать на палубу – туда, где стоял преподобный Иоанн.
– Что это? Слышите? – вдруг сказал кто-то из матросов.
– Колокола? – прислушался Козырев. – Это звон колоколов?
Судя по всему, этот звон услышали и на «Армагеддоне». Валер со злостью топнул ногой: баталия, разыгравшаяся близ полуострова, привлекла внимание расположенных на нем многочисленных монастырей, и на их звонницах зазвучали колокола. Всегда избегавший дневного света и излишнего внимания к себе «Армагеддон» оказался под наблюдением слишком большого количества посторонних глаз, и его капитан вынужден отступить. Валер скомандовал:
– Отбой, уходим!
И его удивительный и грозный черный корабль, обогнув парусник с Андреевским флагом на мачте, стал стремительно удаляться к горизонту.
– Как вы думаете, он вернется? – настороженно спросила Анна Козырева, вышедшего с нею из-за своего укрытия.
– Искать Звезду? Возможно, когда человечество сделает следующий скачок в развитии научной и технической мысли, не исключено, что он сам или его потомки попытаются достать Звезду со дна моря. Только я думаю, что произойдет это нескоро, и к тому времени или подводное течение сделают свое дело, надежно укрыв Звезду от посягательств на нее.
– Полагаю, мы еще долго не будем слышать об этом корабле и его капитане, – добавил преподобный Иоанн. – Ему сейчас не до поисков. Теперь нам известно местонахождение его острова и его сокровищницы. Скорее всего, месье Крестоносец займется в ближайшее время поисками нового тайного убежища и перевозом туда своей коллекции…
– Вы можете гордиться, – Козырев склонил голову перед ним, – все, что вы делали, не было напрасным. Злодей разоблачен и сейчас ищет нору поглубже и подальше от людских глаз. Звезда не досталась похитителям, мечтавшим использовать ее в своих подлых целях…
– Моя миссия заключалась в том, чтобы вернуть Звезду, – остановил его преподобный. – Или хотя бы добыть доказательства того, что она была похищена по наущению латин. Увы, я не могу считать себя победителем!
– Возможно, вы торопитесь, Дмитрий Алексеевич, – сказала Анна, подавая ему какой-то пакет. – Я нашла это во внутреннем кармане сюртука Крестоносца, в него вы завернули Звезду. И, когда вы велели мне отдать ее вам, я обнаружила этот конверт – его край выглядывал из кармана.
– Что в нем? – растерялся преподобный, вынимая из конверта свернутые вчетверо листки.
– Полагаю, что это бумаги, которые передал Крестоносцу де Морни. Я видела, как он передавал ему точно такой же конверт в день их встречи.
– Вы правы! – воскликнул Иоанн, вчитавшись в текст. – Анастасия Петровна! Аня! Аннушка, вы даже не представляете, что сейчас сделали!..
– Баронесса, хочу выразить вам искреннюю признательность за помощь, оказанную вашей родной стране в этом деле, – русский посланник в Турции, министр Титов с любезнейшей улыбкой поцеловал Анне руку. – Благодаря доставленным вами и иеромонахом Иоанном документам мы можем обратиться в Иерусалимский шариатский суд, и, уверен, османские власти признают вину в этом похищении за латинянами. Вы же можете более не волноваться, ваше участие в раскрытии заговора, направленного против интересов православия и России в Святой земле, будет оценено по достоинству. И первым делом мы самым скорейшим образом выдадим утраченные вами документы, удостоверяющие вашу личность, и будем содействовать вашему немедленному возвращению на родину. Где вы сейчас остановились?
– В Русской духовной миссии, здесь, в Константинополе, – промолвила Анна. – Благодарю вас, Владимир Петрович, за помощь. Я действительно мечтаю как можно скорее вернуться домой, к своей семье.
– Полагаю, это случится в самое ближайшее время, – кивнул Титов, провожая ее к выходу.
Анна не стала задерживать дипломата – она торопилась вернуться в миссию, где уже несколько дней жила после того, как «Петергоф» доставил Анну и преподобного Иоанна в Константинополь. Анна должна была явиться в русское консульство – ей предстояла дорога домой, и вместе с тем она боялась разлучаться с преподобным. Анне казалось, что отпусти она его из виду хотя бы на минуту, он снова исчезнет из ее жизни и на этот раз – навсегда. И она спешила назад, в миссию, где ей была предоставлена комната. Анна волновалась, ей хотелось успеть застать князя Дмитрия, который уже подготовил отчет о своем путешествии и собирался вернуться в Иерусалим. Анна так и не смогла привыкнуть к его новому облику и его сану. Она обращалась к нему то преподобный, то князь, то Дмитрий Алексеевич, а про себя все чаще – Митя.
Конечно, она понимала всю беспочвенность своих надежд, но готова была поклясться, что ее чувство к князю Дмитрию – не безответное. Анна ощущала его смятение, которое только увеличивало волнение, что она замечала за собой в его присутствии. И особенно оно усилилось в последние дни – с того момента, как «Петергоф» взял курс на Константинополь. Анна почти не оставляла князя Дмитрия, с трудом превозмогая потребность сопротивляться его стремлению к одиночеству. Она видела, что ее порыв не остался незамеченным Козыревым, который принялся всячески опекать ее, собирая в кают-компании своих офицеров, развлекавших Анну рассказами из походной жизни и разными забавными историями. Анна и слушала их, и не слышала – все ее существо, казалось, устремилось вдаль, где в сиянии недоступности возвышалась над всем земным фигура преподобного Иоанна.
Мир, в котором она жила до сих пор, вдруг открылся Анне с другой стороны. Все, что прежде занимало ее, стало казаться мелким и мизерным, и Анна поняла, что ей всегда не хватало возвышенности, торжественности и приподнятости отношений и поступков, сравнимых разве что с пафосом древнегреческой трагедии, в которой все – и люди, и чувства были поставлены на котурны. Анна знала, как это тяжело для актера – придать античному слогу доверительность и избежать фальши, убеждая зрителя поверить эпическим героям и разглядеть в них близкое и понятное каждому. И вот она увидела, что все то, чего ей удавалось добиваться долгими и упорными репетициями, живет и естественным образом проявляется в обычном человеке.
Разумеется, преподобный Иоанн не был простым смертным, но – все же, все же, все же…
– Нет, только не это, – мгновенно осипшим голосом прошептала Анна, увидев у себя в комнате на столе конверт. В глубине души она уже поняла, что написано в оставленном для нее послании, и была уверена, что оно – от князя Дмитрия.
Анна долго не могла решиться приблизиться к столу и прочитать письмо – ей было страшно оставаться одной. Она вспомнила, как преподобный однажды сказал ей: «Человек не может быть одинок, потому что Господь всегда рядом с ним». Но Господь не может быть моим мужем! – хотела тогда воскликнуть в ответ Анна и осеклась, придя в ужас от своего святотатства.
«Анастасия Петровна, не имея времени проститься с вами лично, оставляю это письмо. Однако начертано оно не мною, а юным сослуживцем вашего покойного супруга. Когда-то письмо осталось неотправленным, но любые долги должно возвращать, и потому вы, наконец, получите его. Живите в мире и согласии со своими близкими, берегите душу свою и – да хранит вас Господь…»
Анна развернула сложенный вчетверо листок, лежавший в конверте, и, сквозь застилавшие ей глаза слезы, начала читать. И прошлое, безвозвратно утраченное, овладело ею. Анне открылось то, что она уже и сама поняла, – погоня за тем, что закончилось, бессмысленна. Она разрушает сердце, иссушает душу и, главное – лжет, обманывает притворным, призрачным обещанием продолжения, иллюзией возможности начать все сначала. Но с начала не бывает ничего, с чистого листа можно только родиться заново, но для этого надо пройти очищение, которое неизбежно потребует от тебя расставания с тем, что привязывает к прошлому, преувеличивая и превознося его. Анна была не готова распрощаться с воспоминаниями – наоборот, именно они подталкивали ее к князю Дмитрию. К тому, кого в реальной жизни уже не существовало, и оказалось, что она опять бежала куда-то, догоняя исчезающий в рассветном зареве призрак любви…
Вздохнув и утерев слезы, Анна решила, что больше уже никогда не станет тревожить ушедших. Она свернула письмо по сгибам и попыталась вложить его в конверт, но что-то помешало ей. Анна перевернула конверт и слегка встряхнула его – на ладонь упал маленький крестик. И она вспомнила, что как-то рассказала преподобному Иоанну, что потеряла свой во время кораблекрушения почтового корабля, раздавленного «Армагеддоном». Когда Анна упала за борт, цепочка повисла на вбитом в поручень креплении для канатов и душила ее. Анна едва не погибла, но державшийся рядом за перила Альбер одной рукой дотянулся до нее и разорвал цепочку. И та вместе с крестиком ушла на дно.
Так значит, все-таки можно начать все сначала… Анна не успела додумать пришедшую к ней мысль.
– Анастасия Петровна! Настенька, сестра моя! – услышала она и, подняв глаза, не поверила сама себе. От двери через комнату к ней бежала рыдающая Соня, а следом, смущенно и взволнованно утирая непрошеные слезы, шел учитель ее Ванечки – Павел Васильевич Санников.
Дальнейшее было похоже на сон – только счастливый. Дополняя и объясняя сбивчивые реплики Сони, то бросавшейся обнимать Анну, то принимающейся рыдать, уткнувшись ей в плечо, Санников поведал, что случилось за то время, пока Анастасии Петровны не было с ними.
Оказывается, Соня направлялась в Палестину рисовать Святые места. И вообще у нее возникла идея посетить все самые примечательные места, связанные с мировыми религиями. И уже сейчас, но, конечно, после возвращения из Иерусалима, она мечтала об участии в экспедиции в Гималаи. Соня и не помышляла о замужестве, и, глядя, с какой нежностью Павел Васильевич подавал ей очередной, свежий взамен обильно политого слезами радости платочек, Анна поняла, что Сонечка ничуть не изменилась. В ней были неистребимы все признаки настоящего художника – извечная творческая эмоциональность, непостоянство и влюбчивость.
Как сообщил Анне Санников, в Петербурге все давно считают ее погибшей – по настоятельной просьбе князя Михаила Репнина ведомство канцлера Нессельроде занималось ее поисками. И однажды в какой-то из французских газет было найдено сообщение о затонувшем в Атлантике почтовом корабле, шедшем с французских островов, и в списке находившихся на его борту пассажиров стояла и фамилия Анны, точнее – ее французский сценический псевдоним. А так как Владимир уже давно считался погибшим, то после появления этой информации ее дети были официально признаны сиротами, и Великая княгиня Мария, супруга наследника Александра, объявила о своем покровительстве над ними. Ванечка должен быть направлен в Пажеский корпус, а Катеньку Мария Александровна взяла под свою особую опеку – Ее Высочество была озабочена идеей создания специальной школы для дворянок.
Узнав о гибели дочери, Петр Михайлович слег и все еще хворал, находясь в Двугорском под постоянным наблюдением врачей. Княгиня Мария Алексеевна жила там же, но на положении домашнего ареста, и Никита, недавно обвенчавшийся с Татьяной, взял на себя заботу о присмотре и за Петром Михайловичем, и за его супругой. Сын Татьяны, нареченный в честь отца Андреем и признанный княжеским внуком, жив-здоров и учится в Царскосельском лицее. Михаил по-прежнему состоит адъютантом при наследнике, а Елизавета Петровна с двойняшками живет на два дома – зимой в Петербурге, летом – в родовом имении. И, если Анастасия Петровна поторопится, то успеет еще застать всех в Двугорском…
На какой-то миг, когда Соня сообщила, что сегодня их корабль, который сделал остановку в Константинополе пополнить запасы воды и продовольствия, отправится дальше – в Яффу, чтобы оттуда паломники, в группе которых ехали и Соня с Санниковым, могли добраться оттуда в Иерусалим, сердце Анны дрогнуло. Она хотела просить их взять ее с собой. Но ладонь, сжатую от волнения слишком сильно, что-то кольнуло, и Анна, разжав пальцы, увидела крестик, оставленный ей преподобным Иоанном. Увидела и – промолчала.
Конечно, она вернется в Петербург, разыщет детей, соединится с семьей. Пора ей уже перестать скитаться и ждать невозможного. И, обнимая трогательно прильнувшую к ней Соню, Анна в последний раз мысленно сказала «прости» надеждам, которым не дано осуществиться. Жизнь снова распорядилась ею – нет, не жизнь, иная сила, которая и вела, и хранила ее. И которой Анна должна была поверить и не пытаться более соперничать.
«Любовь моя несбывшаяся, Аннушка, – всплыли в ее памяти строки из только что прочитанного письма поручика Новикова, – простите вольность мою в столь откровенном обращении к вам и поверьте: продиктована она не дерзостью, а истинно глубоким чувством, что пробудил во мне ваш голос и облик ваш ангельский. Не без печали догадываюсь, что никогда не дано мне вызвать в вас ответного отношения, но спешу просить вас помнить обо мне и знать, что нет у вас другого, столь искренне и беззаветно преданного вам человека. И, даже если, оглянувшись, вы не увидите меня близ себя, не сомневайтесь – я все равно рядом, я думаю о вас, я всегда готов охранить вас от любой беды, удержать от пропасти. Я благословляю вас на то счастье, что вы сами изберете для себя. И нет для меня самого сильнее радости, чем знать, что вы счастливы. Хотя бы и без меня…»
