Текст книги "Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Глава 9
Возвращение
Когда вчера преподобный Иоанн самоуверенно, как показалось Анне, заявил, что сможет попасть на остров Валера с воздуха, Анна посмотрела на него так обиженно, как будто уличила в обмане.
– Что вы хотите этим сказать? – она вопрошающе подняла на преподобного взгляд. В нем читалось не просто сомнение, а негодование человека, над которым смеются.
– Вы летали когда-нибудь? – произнес преподобный, довольный произведенным на Анну впечатлением. – Нет? Значит, у меня есть шанс подарить вам крылья!
Но даже тогда, когда за ними прибыл ставший на рейде против монастыря парусник «Петергоф», куда монахи на лодке доставили преподобного и Анну, она продолжала считать обещание князя если не шуткой, то, по крайней мере, аллегорией. Однако вскоре слова иеромонаха стали приобретать черты правдоподобия, и Анна заволновалась. Летать? Она будет летать? Это уж слишком!
– Прошу любить и жаловать, Иван Сергеевич Козырев, – представил ей Иоанн молодого энергичного офицера, первым встретившего их на борту парусника. – Он возглавляет экспедицию Русского географического общества. Иван Сергеевич – превосходный картограф, и сейчас занят составлением детального описания берега и островов Эгейского моря. И я уверен, ваша таинственная безымянная скала весьма заинтересует его.
– Да-да, – подтвердил Козырев, лихо подхватывая поднимавшуюся по трапу Анну и целуя ей руку. – Это любопытно, очень даже любопытно! Анастасия Петровна, прошу…
Жизнерадостный Козырев тут же подвел ее к закрытому брезентом сооружению, установленному на кормовой палубе судна, и велел снять маскирующее покрытие.
– Вы изобрели ковер-самолет в форме корзины для фруктов? – не удержалась от ироничного замечания Анна.
– Не я – французы! Хотя нельзя сказать, что их находка уникальна, – улыбнулся Козырев. – Идея эта давно носится в воздухе, а теперь она приобрела вполне реальные очертания. Эта, как вы изволили выразиться, корзина для фруктов – гондола, поднимаемая вверх силой нагретого воздуха. Воздух подкачивается в шар, соединенный специальной сеткой с гондолой. Так что достаточно только отпустить трос, соединяющий вас с теми, кто остается на земле, и вот – вы уже летите.
– Но где гарантия, что ветер позволит вам отправиться в нужном направлении? – засомневалась Анна.
– Воздушный шар – тот же парус, – не без снисходительности улыбнулся Козырев. – Его движением можно управлять, но без привычных в морском деле канатов, а с помощью грузов, этих своеобразных рулей высоты, манипуляции с которыми позволяют создавать перевес, корректирующий курс и скорость движения шара.
– И вы хотите убедить меня в том, что весь ваш отряд погрузится в такие шары и атакует остров, который мы ищем? – поразилась Анна.
– У вас богатое воображение, баронесса, – преподобный не без иронии переглянулся с офицером-географом. – В распоряжении экспедиции лишь один шар. И не исключено, что, отправляясь на нем, мы рискуем потерять его и лишить Ивана Сергеевича одного из главных инструментов для этой очень важной работы. Насколько я понимаю, вид сверху дает исключительные возможности для картографии – с птичьего полета видно многое и более отчетливо, чем даже если вы находитесь рядом, в непосредственной близости от объекта своего изучения. Но он любезно согласился нам помочь – дело, которым мы должны заняться, исключительной важности. И поэтому сегодня мы отправляемся в указанном вами направлении. А завтра утром – летим.
– Мы? – побледнела Анна.
– Вы, я и Иван Сергеевич, – подтвердил князь Дмитрий, с любопытством смотря на нее. – Что с вами, баронесса? Вы все это время так решительно шли вперед и вдруг испугались?
– А вам не страшно подниматься туда, где властвует Он? – тихо и не без трепета спросила Анна.
– Приближаться к Господу и покушаться на его обитель – это разные вещи, – величественным тоном ответил ей Иоанн, и Анна смутилась, будто сказала что-то крамольное.
Потом любезный и неунывающий Козырев проводил Анну в отведенную для нее каюту, восторженно рассказывая по дороге о непередаваемых ощущениях, каковые дает полет на воздушном шаре, и, бросив взгляд на брегет, изящным движением выхваченный им из левого кармана пиджака (Анна уже поняла, что Козырев – большой сибарит и любитель всего необыкновенного), уведомил, что спустится за нею к ужину, чтобы сопроводить в кают-компанию.
Оставшись одна, Анна вдруг разрыдалась. Конечно, ее взволновало предстоящее испытание – Анна уже уверовала в то, что дошла до конца своих страданий и волнений. И она совершенно иначе представляла себе последствия приезда преподобного Иоанна: Анна была готова проследовать с посланцем Русской духовной миссии в Константинополь, чтобы отправиться, наконец, домой. Но князь даже не рассматривал, по-видимому, такую альтернативу: он не просил, он распоряжался ею, полагая, что Анна должна быть также устремлена на поиски пропавшей Звезды, как и он. А она – всего лишь слабая женщина! И она устала! И от собственного благородства в том числе.
Говоря сама с собой, Анна ужасно негодовала. Но вместе с тем ощущала потребность подчинения приказам преподобного Иоанна. И не могла не признать, что новый облик князя Новикова произвел на нее неизгладимое впечатление.
Анна очень быстро справилась с угрызениями совести, возникшими при первой встрече с преподобным Иоанном, но не потому, что считала себя непричастной к тому резкому повороту, что сделала судьба с жизнью когда-то знакомого ей поручика. Нет, Анна поняла, что перерождение князя вызвано не отчаянием отвергнутого влюбленного, а открытием чего-то сокровенного, что прежде таилось в его душе, и было, наконец, освобождено от долгого сна неведения.
Она смотрела на князя и не узнавала его. Куда исчез тот обходительный и доверчивый молодой человек, умевший умно рассуждать о разных серьезных вещах и так неумело пытавшийся заявить ей о своих чувствах? А, быть может, князь никогда и не был таким, а только казался ей тогда? И она, увлеченная борьбой за душу Владимира, не увидела, не разглядела в милом Мите главного? Той цельности и упорства, которые он проявлял, сопротивляясь попыткам Владимира втянуть сослуживца в свои обычные сельские увеселения. Той мудрости, которая поразила ее опекуна, посчитавшего молодого человека достойным долгих бесед на равных. Той проницательности, с которой он угадал незримую, как полагала Анна, нить, что связывала ее и Корфа-младшего еще неясным, неоформившимся чувством. И, наконец, того благородства, что князь проявил в разговоре с Владимиром, убеждая его очнуться от застилавшей ему глаза обиды и ревности и понять, что все его страдания – от любви, в которой он боится признаться даже себе самому.
Когда, после ужина и обсуждения предстоящего Анне возвращения на остров, преподобный Иоанн ушел, благословив ее и попрощавшись до утра, она так и не смогла заснуть. Анну тревожило и ожидавшее ее новое приключение, несомненно, сопряженное с большей, чем прежде опасностью, ибо заранее было ясно, что Крестоносец, получив Вифлеемскую звезду, так просто с нею не расстанется. Но более всего ее смущало присутствие князя, приезд которого был для нее равносилен явлению.
Нынешний, он представлял собою средоточие всех лучших качеств, которые она так любила и в старом бароне Корфе, представлявшемся ей образцом настоящего мужчины. Наверное, все это было в князе Дмитрии и раньше, и это она не замечала его совершенства, предполагая стоявшие за ним скуку и преждевременный душевный покой. Возможно, по молодости ей был значительно интереснее и привлекательнее мятежный дух Владимира Корфа, и ее склонный к романтическому характер заставлял тянуться к тому, кто был полон бурь и всегда оставался непредсказуем в своих поступках.
В князе Дмитрии, наоборот, была предопределенность, пугавшая Анну своей известностью. Она искренне считала, что хорошо представляет свое будущее, если ответит князю – да. И поэтому не могла предпочесть размеренность и внятность ожидавшей ее с ним жизни той туманной и опасной перспективе, что стояла за ее привязанностью к Владимиру. И, кроме того, Анна понимала, что, искушенный в искусстве князь, тем не менее, станет яростным противником ее сценической карьеры, которая в то время так влекла и манила ее. Нет-нет, брак с князем Дмитрием тогда казался Анне скоропалительным и бесповоротным финалом ее мечты о театре и возвышенной романтической любви. И она не хотела видеть себя птицей, чей полет еще в самом начале был прерван неожиданным выстрелом случайного стрелка.
Но вот ее судьба состоялась, иллюзии рассеялись, и Анна словно спохватилась. А князь Дмитрий, возмужавший и еще более мудрый, чем прежде, явившийся ей в ореоле знания чего-то высшего, что познать было ей до сих пор не дано, буквально перевернул представления Анны о самой себе и своей жизни. Она как будто остановилась на бегу и увидела себя со стороны, и сомнение овладело ею.
Быть может, все эти годы она просто бежала от неизбежного? И сейчас всем, что с нею случилось, расплачивается за отказ своевременно принять эту данность? Этот дар, которому она предпочла борьбу за все то, чем уже давно могла наслаждаться – любовью и взаимопониманием, благополучием в семье? Или это просто ошибка молодости, которой свойственно пренебрегать очевидным и стремиться к невозможному? А потом, спустя время и расстояния, осознать, что бежать-то было некуда, незачем и не от кого…
Предоставленная в каюте географического парусника сама себе и на сей раз уверенная в том, что она свободна от чужого и недоброжелательного соглядатайства, Анна долго не могла успокоиться.
Почему, когда человеку дается все, он отчаянно сопротивляется получению этого дара? Почему вместо того, чтобы благодарно принять его и насладиться им, убегает, чтобы потом в неизбежных и тяжелых муках и страданиях по крупицам собирать в единое целое то, что он уже держал в своих руках? Но самоуверенно счел расположение Господа милостыней и, отвергнув его, превратился в золотоискателя, денно и нощно, год за годом взрыхляющего землю вокруг себя ради мизерной части того, что мог иметь, не отринь он прежде божественного приношения…
– Гордыня, – вдруг услышала Анна голос преподобного Иоанна, – это гордыня снедает человечество. Тщеславие маленького существа, которое стесняется своей слабости и прячет ее под одеждами несвойственных ему деяний.
– Но я бы хотела сама… – попыталась возразить Анна, оглядываясь в поисках места, откуда раздается этот глубокий и волнующий душу голос.
– «Я сам», – говорит ребенок, желая самоутвердиться, но бежит к матери, едва завидев опасность, ибо, еще не зная ничего, ощущает свыше данное ей превосходство предчувствовать и оберегать.
– Но мать не может всегда защищать свое дитя!
– Все – мы дети Божии. Ты сомневаешься в Нем?
– Я… я не сомневаюсь, я просто пытаюсь понять, почему…
– Почему ты испытываешь разочарование от жизни, которую прожила?
– Вы читаете мои мысли? Или следите за мной?
– Нет, просто я очень хорошо знаю тебя, Аня. Знаю даже лучше, чем ты разбираешься в самой себе. Однажды, я хотел спасти тебя, потому что предвидел бури и грозы, что вскоре разразятся над твоею головой, но ты отвергла руку помощи и бросилась в омут злоключений, которым все еще несть числа. И которые еще ожидают тебя.
– Мне никогда не искупить этот грех?
– Исправить ошибку, сделанную в тетради, легко. Жизнь трудно переписать набело.
– Но вы же смогли начать все сначала!
– Это тоже одно из твоих заблуждений. Это в вашем представлении мой отказ от светской суеты кажется переменой жизни. На самом деле я всего лишь вернулся туда, откуда вышли мы все. Я позволил Небесной благодати занять в моем сердце и в душе то место, которое от рождения ей было отведено, только я прежде не понимал этого. Но сейчас я обрел равновесие и гармонию, поколебать которые не дано никому и ничему…
Анна хотела сказать что-то в ответ, но вдруг каким-то сторонним взглядом увидела себя и каюту и поняла, что вода в стакане, стоящем в специальном углублении на поверхности столика рядом с кроватью, не колеблется так быстро, как раньше. Мы остановились? – подумала Анна и проснулась.
Первые мгновения она еще всматривалась в подсвеченный падавшим в иллюминатор солнцем полумрак каюты в надежде увидеть своего велеречивого оппонента, но потом стряхнула с себя забытье сна и успокоилась. Это все ей приснилось! Просто она так устала, так изволновалась в ожидании новых, уже утомивших ее приключений, что приняла сон за явь, а собственные фантазии за голос, который вчера сильно растревожил, разбередил ее душу… Анна, наконец, ощутила, что пелена, до того удерживавшая ее глаза во власти сна, слезой сползла по щеке, и сразу стало легче смотреть. И теперь она снова отчетливо видела мир вокруг себя. Она вернулась.
От завтрака, хотя и легкого, она, по примеру преподобного Иоанна, отказалась. Хотя не знала, что больше сыграло роль в этом решении, – выработавшаяся за неделю, проведенную в соответствии с монастырскими устоями, привычка или шутливое замечание улыбчивого Козырева о том, что с лишними граммами надо быть осторожнее – груз, который угрожает шару перевесом, утяжеляющим его подъем и движение, обычно бросают за борт.
А потом она увидела шар. Он высился над палубой и как будто все время норовил улететь, удерживаемый от побега толстыми канатами, намотанными на специальные крепления в борту и палубе судна.
– Прошу, – вежливо сказал Козырев, первым поднимаясь по приставленной к корзине шара деревянной лестнице в форме крылечка и подавая Анне руку. И она, все еще испуганно оглядываясь на Иоанна, ожидавшего своей очереди подняться в гондолу, вдруг выдохнула воздух всей грудью и сделала по ступенькам лестницы первый шаг.
Спокойствие пришло к ней потом, когда шар, отпущенный на свободу, набрал высоту и медленно поплыл по воздуху. Наверху было довольно свежо, и Анна сразу оценила заботу Козырева, выдавшего ей перед полетом меховой жакет, в котором она почти утонула. Сам Козырев был в теплой не по лету куртке, напоминавшей северную парку, и лишь преподобный был одет так же, как и при их первой встрече, словно совсем не чувствовал холода.
Когда Анна впервые рискнула сдвинуться со своего места в гондоле и взглянуть вниз, у нее закружилась голова. Это оказалось похуже морской болезни – под ногами не было ни земли, ни моря. Точнее, они были, но не связанные с нею, не ощущаемые ей. Море изумрудной гладью величественно лежало где-то там, внизу – прозрачное до такой степени, что были видны подплывавшие к мелководью дельфины и скальные рифы, подводными стенами тянувшиеся от берега.
– По-моему, это здесь, – казалось, одними губами сказал Козырев, указывая рукой куда-то слева от себя. Но потом, вглядевшись в удивленное лицо Анны, еще раз прокричал ту же фразу, и тогда она не увидела то, что он говорит, а действительно услышала его. – Здесь, это должно быть здесь! Не пугайтесь, это давление, воздух давит на барабанные перепонки, и, кажется, будто вы оглохли… Посмотрите вниз! Вот та гряда, что поднимается в оконечности конусом.
– Наверное, когда-то это был вулкан! – громко сказал князь, жестом призывая Анну взглянуть на скалу, которая словно вырастала из горбатого позвоночника гигантского морского чудища, дракона, расположившегося на отдых на глубине, вдали от берегов и торговых путей.
– Я не могу! – закричала Анна. – У меня кружится голова! Я ничего не вижу! Я ослепла!
– Это не слепота, это страх, – властно произнес Иоанн, делая движение к ней навстречу.
Гондола, чутко отзывавшаяся на колебания равновесия, немедленно покачнулась, и Анна невольно ухватилась за ее край, перегнувшись через борт.
– Это он! Он! – радостно воскликнула она, разглядев там, внизу, знакомую площадку и видимый лишь с высоты каньон с дворцами-усыпальницами.
Ее спутники понимающе переглянулись и будто забыли про нее.
– Имейте в виду, Дмитрий Алексеевич, что долго я не смогу удерживать шар. Над вершиной скалы, скорее всего, нас ожидает сильный боковой, ветер, и гондолу почти наверняка начнет быстро относить в сторону, – говорил Козырев, отвязывая один из мешочков с песком, прикрепленных вблизи Анны, и перенося его на другой край корзины, которая сразу медленно пошла по дуге, заходя над островом.
– Я вас понял, Иван Сергеевич, – кивнул ему князь Дмитрий. – Я высажусь первым, а потом вы кинете мне канат. Я постараюсь удержать шар ровно столько, сколько понадобится Анастасии Петровне, чтобы спуститься по лестнице.
– Это все лишь осложнит! – покачал головой Козырев, повторяя процедуру с переносом груза с одного борта гондолы на другой, в то время как Анна с ужасом смотрела за тем, как корзина накреняется. – Сомневаюсь, что без должной сноровки и опыта Анастасии Петровне удастся легко сделать это при том течении воздушного потока, что может быть на вершине. Думаю, лучше всего для баронессы – прыгнуть. Вы будете страховать ее внизу.
– Но тогда мне придется отпустить канат! – возразил князь, перебираясь вдоль борта поближе к нему.
– Да, но одновременно с ее выходом из гондолы, – как ни в чем не бывало продолжал предлагать Козырев. – Я дам отсчет, и по моей команде баронесса должна будет прыгнуть, а вы – бросить канат. Только прежде постарайтесь притянуть нас к себе и к земле как можно ближе…
– Я не стану этого делать! – воскликнула Анна, в необъяснимой оторопи слушая весь этот разговор, и мужчины разом впервые за время обсуждения оглянулись на нее. – Я никуда не буду прыгать! Я не могу!
Эти двое рассуждали так, как будто ее самой не было с ними на воздушном шаре. Или она присутствовала, но чисто номинально, и ее мнение мало что значило. Анна изо всех сил вцепилась одной рукою в прутья, из которых была свита корзина, другой крепко ухватилась за ближнюю к себе веревку, что соединяли шар и пассажирскую гондолу. Дрожь убегала в колени, которые отказывались поддерживать ноги, онемевшие и грузом тянувшие Анну вниз.
– Аня! Немедленно возьмите себя в руки! – преподобный укоряющее посмотрел на нее.
– Анастасия Петровна! – умоляюще крикнул Козырев. – У нас очень мало времени, я должен сейчас приземлить гондолу, иначе нас подхватит встречный поток и унесет далеко. У нас есть только одна попытка! Приготовьтесь!
Анна хотела что-то возразить, но не успела – Козырев наклонился и открыл засов какой-то крышки в днище гондолы. Шар вздрогнул и начал резко снижаться…
– Это все? – едва слышно прошептала Анна, глядя, как воздушный шар удаляется по небу от острова.
– А вы боялись, – улыбнулся Иоанн, отпуская ее.
Анна бессильно опустилась на сверкающий под солнцем базальт и спросила:
– Вы не заметили; в бухте на той стороне не было корабля?
– Кажется, нам повезло, – кивнул ее спутник. – Мы видели корабль, шедший курсом на остров, когда летели сюда. Но он не похож на тот, что вы описывали. Это парусник того же класса, что и наш. Возможно, «Армагеддон» где-то прячется.
– Думаете, это де Морни спешит на встречу с Крестоносцем? – вздохнула Анна, поднимая глаза. Вот так, снизу вверх, Иоанн казался ей еще величественнее – словно эпический герой из преданий старины глубокой.
– Не знаю, – пожал плечами преподобный, подавая ей руку. – Но, как бы то ни было, у нас есть небольшая фора по времени. Так что, Анастасия Петровна, нам стоит поторопиться. Ведите меня, теперь вы – главная.
Его спокойный тон и уверенность в голосе приободрили Анну, она подала своему спутнику руку и поднялась. Оглядевшись, она узнала и место, и тропинку, по которой уже проходила, и, кивнув, указала на кустарник впереди – там вход.
Судя по всему, Крестоносца еще не было на острове. Факелы в тоннеле не горели – сначала Иоанн пытался с помощью имевшихся у него спичек разжечь огонь в металлической форме, но горючее в ней, по-видимому, полностью прогорело. Тогда им пришлось вернуться к можжевеловому кусту – преподобный наломал колючек и, обмотав сломанные ветви тканью, которую Анна оторвала от нижней юбки, поджег их. Огонь вспыхнул, но не надолго, и путешественники побежали по проходу, чтобы успеть преодолеть тоннель до того, как этот импровизированный факел погаснет.
– Кстати, вы так и не объяснили мне, как мы будем выбираться отсюда, – словно между прочим поинтересовалась Анна, когда они уже поднялись по лестнице, ведущей в винный погреб.
– Хотел сделать вам сюрприз, – пошутил Иоанн, но, заметив в неверном пламени факелов, как напряглась спина его спутницы, смягчился, достал из кармана и показал Анне вогнутую металлическую линзу, хорошо отполированная поверхность которой чем-то напомнила ту, что она видела в зеркалах на «Армагеддоне» и в замке Крестоносца. – Честно говоря, я предполагал воспользоваться вот этим предметом. Мы договорились с Иваном Сергеевичем, что его корабль станет курсировать вблизи острова, а когда наша миссия будет закончена, надеюсь – благополучно, мы поднимемся на ту же площадку на вершине скалы, и я с помощью этой линзы отправлю ему световой сигнал.
– Обратно мы тоже отправимся на воздушном шаре? – вздрогнула Анна.
– Этот вид транспорта показался вам небезопасным? – ответил Иоанн вопросом на ее вопрос, и Анна смутилась. Ведь она только и делала, что создавала проблемы: кричала от страха, подвергала сомнению решения Иоанна, а должна была мужественно идти вместе с ним, чтобы помочь в нелегком, но благородном деле.
– Простите, преподобный, в последнее время мне часто приходилось полагаться в решении своих проблем лишь на себя и свои силы, и поэтому мне непросто свыкнуться с мыслью о том, что есть тот, кто идет впереди меня, – призналась, словно выдохнула, Анна.
– Парадокс человеческого: к плохому привыкаешь быстрее, а в хорошее верится долго и с трудом, – улыбнулся Иоанн, и Анна снова ощутила исходящее от него тепло и сострадание. Странное дело, своим величием он не унижал стоящего рядом – наоборот, как будто передавал и тебе часть той силы, что позволяла ему вознестись над суетой и тщетой ее…
– Справа, посветите справа, – подсказала Анна. – Где-то там должен быть механизм, который открывает дверь в сокровищницу.
Преподобный кивнул и почти сразу нашел затвор, приподняв который, привел в действие механизм, освобождавший пружину в двери. Каменная глыба поддалась и плавно поехала в сторону, открывая проход внутрь помещения, служившего Крестоносцу хранилищем ценностей, вывезенных им со всего света. И Анна в который раз была потрясена изобилием раритетов, способных составить честь любому музею. Судя по всему, Иоанн тоже был взволнован, ибо молча ходил вдоль ниш, со смущением перед величием истории рассматривая предметы из сокровищницы Валера – с пиететом и заметным трепетом касаясь арамейских свитков и чаш, подобных сделанной руками палестинского плотника и дошедшей до нас лишь в изображении – скорее желаемом, чем настоящем…
– Вот она! – вдруг воскликнул Иоанн, указав на лежавшую близ чаши Звезду.
– Слава Богу, нашлась! – Анна едва не расплакалась, она хотела броситься к преподобному и обнять его, но в этот момент они услышали быстрые шаги – кто-то поднимался по лестнице из винного погреба.
Анна едва успела добежать до зеркала и нажать на выступ на стене, который открывал вход из сокровищницы в зал, как на пороге появился Крестоносец. От неожиданности все участники этой сцены замерли, и только скрип отверзшегося «зеркала» пробудил их. Анна потянула князя за рукав – Иоанн словно очнулся и устремился за ней, но Валер молча и истово набросился на вторгшегося в его владения незнакомца, пытаясь вырвать Звезду из его рук.
Анна оглянулась в поисках чего-либо тяжелого. На глаза ей попался какой-то шлем, лежавший в ближайшей к выходу нише: она схватила его и со всей силы опустила на голову Валера, кошкой вцепившемуся в горло ее спутника. От неожиданности Валер медленно разжал руки и обиженно, точно маленький мальчик, посмотрел на Анну, а потом мешком рухнул на пол.
– Бежим отсюда! – крикнула Анна.
– Только вместе с ним, – покачал головой Иоанн: он все еще тяжело дышал и не мог твердо стоять на ногах – Крестоносец оказался довольно проворным и сжимал его крепко.
– С ней! – поторопилась поправить его Анна: она не сразу поняла, что преподобный имеет в виду. – Но Звезда у вас, вы так и не выпустили ее.
– Нет-нет, я говорю о Валере. Это настоящее имя Крестоносца. Его появление, хотя и неожиданное, все же оказалось для нас весьма кстати. Захватив его, мы не просто вернем Звезду, но и представим доказательства участия в этом латин. Помогите мне, Валера надо связать. Боюсь, мне опять придется просить вас об одолжении.
Анна кивнула и бросилась нарывать полосы из оставшейся части нижней юбки. Потом они вместе связали бесчувственного Валера, после чего Анна с удовольствием от полученного реванша завязала Крестоносцу рот. Затем каждый из них взял свою ношу: Анна – Звезду, завернутую в сюртук Валера, а преподобный – самого Крестоносца, которого был вынужден взвалить на плечи.
Выйдя из зала, они нашли на площадке перед дворцом подъемник, и, пока Анна, следуя указаниям своего спутника, посылала световой сигнал паруснику, который должен был забрать их, Иоанн вернулся в зал.
– Наверняка, Валера скоро хватятся, – сказал он Анне. – Надо хоть как-то помешать его людям…
Закрыв «зеркальную» дверь в сокровищницу, Иоанн взятым там анкасом разбил запирающий механизм. Но когда весельная лодка с «Петергофа» уже стояла внизу, ожидая, пока они спустятся, Анна услышала громкий стук, не оставлявший никакого сомнения – люди Валера пытались прорваться в зал. Наверняка это тот приближенный Крестоносца, – подумала Анна. – Он пришел следом за своим хозяином и догадался, что случилась беда. И по тому, как торжествующе заблестели глаза Валера, какое-то время назад пришедшего в себя, она поняла, что не ошиблась. Тревога поселилась в ее сердце, и как оказалось, не напрасно.
Не успел парусник Козырева набрать ход, как их стал настигать «Армагеддон», неожиданно появившийся из-за острова. И когда смотрящий прокричал: «Погоня!», Анна следом за преподобным бросилась на палубу, где уже стоял Козырев. Он, словно онемев, наблюдал, как «Армагеддон», стремительно шедший за ними параллельным курсом, с каждой минутой сокращал имевшееся у парусника преимущество в расстоянии. Пока не приблизился настолько, что смог дать предупредительный залп, и весьма ощутимый.
– Что будем делать, Дмитрий Алексеевич? – взволнованно спросил Козырев Иоанна. – Кое-какое вооружение у нас, конечно, имеется…
– Я не имею права рисковать вашим кораблем и жизнями членов вашего экипажа, – нахмурился тот.
– Что вы задумали? – кинулась к нему Анна.
– Топить нас они не станут, – уверенно сказал Иоанн. – У нас на борту – Валер, вряд ли они хотят гибели своего капитана. Скорее всего, его помощники попытаются выторговать возвращение Крестоносца. Однако есть угроза, что, добиваясь спасения Валера, они нанесут урон вашему кораблю, Иван Сергеевич. Нам надо выиграть время. А потому я предлагаю сделать следующее…
После очередного залпа, легшего совсем близко от правого борта «Петергофа», парусник сбросил ход. Потом с «Армагеддона» увидели, как на воду была спущена шлюпка, в которой находился один человек, – он был связан и всячески сопротивлялся, когда матросы с русского парусника пытались усадить его в шлюпку, но после некоторой заминки им это все-таки удалось. Шлюпка, предоставленная сама себе, стала мирно покачиваться на волнах, а парусник, не теряя времени, снова набрал ход. И, когда «Армагеддон» приблизился к оставленной шлюпке, и экипаж поднял на борт своего капитана, «Петергоф» был уже довольно далеко. Но Анна, прекрасно знавшая об удивительных технических возможностях «Армагеддона», так и не ушла с палубы, ожидая неизбежного продолжения. Она была уверена – вернувшись на свой корабль, Валер немедленно бросится за ними в погоню.
А между тем на «Петергофе» опять спешно готовили воздушный шар к полету. Козыреву удалось вернуть гондолу на корабль, и теперь она вновь должна была лететь.
– Я не отпущу вас одного! – воскликнула Анна, когда преподобный сообщил, чтонамерен вместе со Звездой покинуть корабль и лететь к земле. Шар мог добраться до запретной для «Армагеддона» территории полуострова монастырей прежде, чем их настигнет Валер.
– Это глупо! – вторил ей Козырев. – Неужели вы думаете, что, увидев улетающий воздушный шар, этот чудовищный корабль бросит гоняться за нами?!
– Именно так, Иван Сергеевич! Именно так! – убеждал его Иоанн. – Этим господам нужно то, что они похитили в Вифлеемском храме, и, заметив шар, они решат, что Звезда – там! Они оставят вас в покое, и вы сможете найти укрытие в одном из монастырей, когда доберетесь до берега.
– Но для этого вам нет совершенно никакой необходимости покидать нас, – перебила его Анна. – Улетающий шар может быть уловкой! Погнавшись за ним, корабль переключит на него свое внимание. И мы благополучно избежим столкновения. Но будем все вместе! Никто не покинет корабль, никто не станет жертвовать собою!
– А ведь баронесса права, – кивнул Козырев. – Мы обманем противника и сохраним то, что у нас есть.
– Хорошо, – после минутного, но весьма напряженного раздумья сказал Иоанн.
Расчет оказался верным, но очень скоро с «Петергофа» заметили, что шар стал снижаться. И скорость падения возрастала по мере приближения к воде. Между тем «Армагеддон» настигал его.
– Что-то случилось? – взволнованно повернулась к Козыреву Анна.
– Возможно, мы слишком торопились, и воздух в шаре не успел достаточно прогреться. Есть еще вероятность, что шар попал в холодное течение вблизи полуострова, и температура воздуха в оболочке понизилась.
– Не исключено, что в шар стреляли, – добавил Иоанн. – Я заметил дымки над палубой… Когда они подплывут к упавшему шару, то поймут, что гондола пуста, и это всего лишь маневр. Нам стоит поторопиться. Каковы наши шансы, Иван Сергеевич?
– Мы делаем, что можем, – развел руками Козырев. – Но имейте в виду, что «Петергоф» не предназначен для активных боевых действий и уклонения от погони. Мы и так подняли все паруса, и ветер, как будто, благоволит к нам. Но этот корабль (Козырев кивнул в сторону моря) не имеет себе равных. Я прежде не встречал ничего подобного.
– И что вы предлагаете? – вмешалась в их разговор Анна. – Сидеть и ждать, пока они догонят нас и бросятся на абордаж?
– В этом есть свой резон, – сказал рассудительный Козырев. – Мы можем принять огонь на себя, в то время как вы с преподобным и несколькими матросами сядете в шлюпку и поспешите к земле. Здесь легко можно укрыться за изрезанным, скалистым берегом. Пока мы станем отвлекать внимание на себя, вы успеете достигнуть какой-либо из скал.
