Текст книги "Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды"
Автор книги: Елена Езерская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 3
Зигзаги любви
– Признайтесь мне, вы любите его? Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была!
– Да вы с ума сошли! – гневно сказала Анна девушке, непрошеной гостьей ворвавшейся к ней в апартаменты, которые она занимала в гостинице.
Появление этой юной и весьма раздраженной особы удивило Анну. Она приехала в Форт-Рояль только вчера и еще не успела обзавестись знакомствами, которые привели бы к подобному взрыву эмоций.
Едва ступив на берег, она решительно заявила Альберу, что намерена сразу же направиться в городскую тюрьму. Молодой человек пытался уговорить Анну ехать сначала в гостиницу, но потом, видя ее непреклонность, сдался и велел нанятому на набережной возчику доставить его багаж в усадьбу барона де Танжери, а сам нашел экипаж, который отвез их в другую часть города, к старому форту, где в подземельях была расположена городская тюрьма. И всю дорогу он умолял Анну быть выдержанной – никто не должен догадаться об истинной цели ее визита на Мартинику. Жители островов – преимущественно представители знатных родов и богатых кланов – ненавидели все, что связано с революцией и в большинстве своем мечтали о возрождении монархии, которая единственно соответствовала в их глазах представлению о правильном миропорядке.
– Но мой муж – не революционер, – взмолилась Анна. – Поймите, он попал под суд по ошибке!
– Я верю вам, верю, – кивнул Альбер, хотя по его тону можно было догадаться, что эти слова – всего лишь уступка очаровательной женщине. – Но, если в Париже не стали разбираться, кто прав, кто виноват, то вряд ли здесь у кого-либо возникнет желание удостовериться в лояльности бывшего осужденного. А потому – сохраняйте благоразумие и позвольте мне вести все переговоры с начальником тюрьмы.
Однако начальника тюрьмы на месте не оказалось. Он, как и большинство чиновников на острове, выполнял свои служебные функции по совместительству в свободное от управления имениями и плантациями время, и, разумеется, не в ущерб личным планам: Альбер знал, что, например, его будущий тесть, барон де Танжери, возглавлял отряд национальной гвардии – местных сил самообороны, которые в случае необходимости могли быть довольно грозной силой.
– Чем могу вам помочь? – немолодой дежурный офицер с интересом посмотрел на вошедших, жестом предлагая даме присесть, но Анна не смогла сдержаться и почти бросилась к нему навстречу.
– Позвольте мне увидеться с заключенными, которые были недавно доставлены в Форт-Рояль с корабля «Святая Анна»!
– А это еще для чего? – с подозрением спросил офицер.
– Простите моей родственнице ее волнение, месье… – начал Альбер. Он быстро подошел к Анне, взял за плечи и силой усадил на стул близ массивного канцелярского стола, за которым сидел дежурный офицер.
– Лейтенант Денар, – представился тот, и в голосе его слышалось напряжение.
– Рад познакомиться, – Альбер галантно кивнул офицеру, – лейтенант Корнель, а это моя дальняя родственница – мадам Жерар.
– Лейтенант? – удивился офицер. – Но вы не в форме.
– В настоящий момент я нахожусь в отпуске, и прибыл сюда, дабы сочетаться браком со своей невестой, мадемуазель Селестиной де Танжери…
– О, да! – расплылся в улыбке месье Денар, и атмосфера в комнате сразу разрядилась. – Конечно, конечно, все мы ждем этого события. Барон де Танжери – один из самых уважаемых жителей города.
– Надеюсь увидеть вас в числе приглашенных, – Альбер, выказывая лейтенанту всяческое уважением, поклонился и, заслонив собой Анну от месье Денара, вышел вперед, чтобы продолжить свой рассказ. – Но счастье стать супругом мадемуазель де Танжери – не единственная забота, которой объясняется мой приезд на Мартинику. Я сопровождал в этой поездке дальнюю родственницу моей рано почившей матушки, чей муж, тоже офицер, служил в экипаже «Массалии» и пропал во время того злосчастного бунта, если вы понимаете, о чем идет речь.
– Разумеется, – закивал месье Денар, и его взгляд, до того момента пристально прощупывавший Анну, смягчился и потеплел. – Теперь я понимаю, в чем дело.
– Полагаю, вы не станете возражать против нашего посещения тех беглецов, что были недавно пойманы и доставлены к вам? – Альбер очень выразительно посмотрел на месье Денара, и тот опять немедленно и согласно закивал. – Эта встреча – единственная и последняя надежда мадам Жерар хоть что-то узнать о своем муже. Увы, среди оставшихся в живых его не оказалось! Но, быть может, перед лицом неизбежной гибели эти негодяи признаются в том, что сотворили, чтобы ее бедное сердце могло утешиться. Она должна знать, что считать могилой горячо любимого супруга – бездонные, пучины океана или пустынный остров.
Анна хотела еще что-то добавить, но Альбер помешал ей. Он взял ее ладони в свои и пожал, давая понять – молчите, еще не время. И от отчаяния и беспомощности слезы невольно выступили на глазах Анны, что сделало повествование Альбера для месье Денара еще более убедительным.
– Мадам желала бы знать, не сохранились ли какие-либо вещи от ее мужа, – между тем продолжал Альбер. – Уверен, эти бунтовщики обобрали экипаж до нитки.
– Вы правы, – обрадовался лейтенант Денар. – Мы многое нашли в карманах у этих негодяев. И я с удовольствием покажу вам эти вещи. Быть может, мадам посчастливится узнать какую-либо из них.
С этими словами он встал из-за стола и прошел в соседнюю комнату, откуда почти тотчас вернулся, высыпав перед Анной на стол содержимое небольшого саквояжа. И она, едва сдерживая себя от напряжения, бросилась разбирать лежавшие на столе украшения и безделушки – цепочки, браслеты, портсигары, мундштуки трубок, бонбоньерки, булавки для галстуков, простенькие камеи, несколько брегетов и даже миниатюрный компас.
– Не повезло? – прочувствованным тоном сказал Денар, видя, как Анна уже по второму разу разочарованно перебирает показанные ей вещи.
Анна молча и с безысходностью взглянула на него, потом на Альбера – и тогда он снова подошел к ней и, утешая, обнял за плечи.
– Скажите, лейтенант, – искренне вздохнул Альбер, – вы все же не станете возражать против того, чтобы мадам Жерар могла увидеться с этими заключенными? Быть может, ей удастся узнать что-то о муже из личного разговора.
– Да они не слишком-то разговорчивы, – пожал плечами месье Денар. – И потом, это запрещено.
– Но я был бы вам весьма признателен, – многозначительным тоном промолвил Альбер и выразительно сунул руку в верхний внутренний карман сюртука.
– Что вы, что вы! – замотал головой лейтенант, испуганно оглядываясь. – Конечно, я пойду навстречу зятю барона де Танжери и надеюсь, вы в дальнейшем окажете мне некоторое покровительство…
– Всегда к вашим услугам, месье Денар, – Альбер понимающе подмигнул лейтенанту, и тот жестом пригласил месье Корнеля и его спутницу следовать за собой.
Из кабинета начальника тюрьмы они вместе прошли в дальний конец коридора и по винтовой лестнице спустились в квадратный внутренний двор, у противоположной стены которого виднелась кирпичная кладка какого-то колодца. Колодец оказался входом в подземелье, куда вела неширокая каменная лестница – с местами расшатанными, кое-где потрескавшимися ступеньками. Из подземелья тянуло сыростью и затхлым, нечистым воздухом. Анна сразу закашлялась и приложила платок к носу. Альбер, поддерживавший ее под руку, посмотрел на нее с искренним сочувствием, а месье Денар – с грустным неодобрением, бормоча: «Это место не для хорошеньких дам. Не стоило мадам спускаться сюда».
– Вы должны понять мою родственницу, – тихо промолвил Альбер, когда Анна, с разрешения лейтенанта, подошла к решетке, отделявшей тюремный коридор от большой камеры, где потревоженные их приходом столпились заключенные со «Святой Анны». – Она тяжело переживает потерю мужа. Мы, конечно, пытались отговорить ее от этой поездки, но разве возможно убедить любящее сердце отказаться от последней надежды?
– Это очень мужественный поступок, – развел руками месье Денар. – Но все же мне кажется, такие переживания не под силу женщине. Боюсь, как бы после этого посещения ей не стало хуже. Что могут сказать мадам эти оборванцы? Разве только утяжелить ее горе кровавыми подробностями, не предназначенными для женских ушей?
– Лучше страшная правда, чем совершенное неведение, – убеждающе сказал Альбер и потянул лейтенанта за собой, давая возможность Анне говорить с заключенными без риска быть услышанной и самим Денаром, и охранниками в подземелье, вежливо пропустившими ее вперед.
Но как ни умоляла, как ни уговаривала арестантов Анна, ни один из них так и раскрыл рта. Все они молча и жадно вглядывались в ее лицо, пытаясь угадать в ее появлении в темнице свою собственную судьбу, но не откликались на все ее расспросы. Анна чувствовала – от нее как будто чего-то ждали, но чего именно? Ей почему-то показалось, что она обманула их ожидание. Но ее приход сюда был неожиданным даже для нее самой, откуда же у заключенных возникла уверенность в важности ее появления?
Это было, конечно, странно, но дальше думать об этом Анна не могла. Молчание заключенных, больше похожее на сговор, угнетало ее и умножало безнадежность предпринимаемых ею усилий. Анна вновь почувствовала себя слабой и несчастной. Она оглянулась на Альбера в поисках поддержки, и тот немедленно откликнулся на ее молчаливый призыв о помощи.
– Вы пробовали предложить им денег за информацию о вашем муже? – едва слышным шепотом спросил он, оставив месье Денара и подойдя к Анне.
– Да, – кивнула она, – но ответом мне было столько презрительных взглядов, что я устыдилась своего предложения.
– Впрочем, их можно понять, – догадался Альбер. – Что значат деньги за час досмерти?!
– Час? – Анна испуганно взглянула на него.
– Быть может, чуть больше. Лейтенант сказал мне, что, скорее всего, их в ближайшие день-два расстреляют. Город готовится к празднику, весеннему карнавалу – это традиция южных островов, и власти не хотели бы омрачать его. Так что, полагаю, церемониться с заключенными и тянуть время никто здесь не станет.
– Но что же делать? – Анна умоляюще сложила руки. – Я чувствую – они что-то знают, но молчат. Как будто нас отделяет не решетка, а Великая китайская стена!
– Возможно, они видят в вас провокатора, – предположил Альбер. – Ведь мы пришли сюда не сами по себе, а в обществе лейтенанта. И если вы явитесь к ним одна, то, вероятно, они перестанут вас опасаться.
– Что же нам делать? – едва не плакала Анна.
– Предлагаю прийти сюда завтра. Я постараюсь отвлечь внимание месье Денара, а вы, уже зная дорогу, проникнете в подземелье одна. Быть может, тогда эти господа станут сговорчивее. А сейчас идемте, еще немного – и наша беседа покажется лейтенанту подозрительной, – Альбер подал Анне руку, и они направились к выходу.
Рассыпавшись в любезностях при прощании с месье Денаром, Альбер отвез Анну в одну из лучших гостиниц города – «Королевскую лилию», где снял для нее апартаменты, после чего распрощался до завтра и отправился, наконец, в усадьбу де Танжери. Ни он, ни Анна не заметили внимательно наблюдавшего за ними мужчину, который, едва коляска с Альбером отъехала от входа в гостиницу, подошел к портье и принялся расспрашивать его о приезжих.
Человек этот был давним другом месье де Танжери, и, услышав имя Альбера, был невероятно удивлен его поведением. Жених дочери его друга не бросился сразу же по прибытии в Форт-Рояль во владения отца своей невесты, а занялся устройством какой-то дамы, явно парижанки, и заботливость, которую он проявлял к ней, заставляла думать об отношениях, весьма далеких от дружеских. Да и какая может быть дружба между молодым человеком, готовящимся вступить в брак с порядочной девушкой, и светской дамой, прибывшей с ним из Франции на одном корабле? Родственница? Шевалье де Граммон покачал головой. Он и сам бы не отказался от такой родственницы…
Утром Альбер приехал в гостиницу ни свет ни заря, но Анну в номере уже не застал – она встала раньше и отправилась на городской рынок. Так, по крайней мере, сказал Альберу портье, предложив дождаться мадам в холле. Но Альбер уговорил портье провести его наверх. В руках у него был огромный букет экзотических цветов, и он хотел поставить их в номере прежде, чем Анна вернется. Пока служитель выносил из номера вчерашний букет – поскромнее, из обязательных для каждого нового постояльца, и устанавливал новый, Альбер пробежался по залу, словно гончая, принюхиваясь к аромату духов мадам Жерар. Но заглянуть в спальную не решился – вышел на балкон, откуда вскоре разглядел знакомую, двигавшуюся по направлению к гостинице фигурку.
– Вы уже здесь, Альбер? – искренне удивилась Анна, входя в номер с тяжелой корзиной, в которой лежали свежие фрукты. – Я полагала, вы не рискнете покидать свою невесту в столь ранний час.
– Селестина – девушка самостоятельная и взрослая, – легкомысленно махнул рукою Альбер. – Она и сама уже уехала куда-то с рассветом. Барон говорит, что в последнее время она уделяет много внимания благотворительности. А вы, я смотрю, проголодались?
– Это не для меня, – покачала головой Анна. – Я хотела бы взять эти фрукты с собою. Возможно, если заключенные увидят, что я искренне сочувствую им и готова заботиться о них, они перестанут молчать и скрывать то, что знают.
– Вы так уверены в том, что арестанты что-то недоговаривают? То есть, не говорят, – улыбнулся Альбер, выбирая из корзины самое крупное и спелое яблоко и намереваясь надкусить его, но Анна посмотрела с таким осуждением, что все легкомыслие юноши испарилось. – Вы, верно, думаете, что для меня все это – игра?
– Не стану скрывать, что такая мысль при ходила мне в голову, – подтвердила Анна.
– Что же, – вздохнул Альбер. – Отчасти вы правы. Ваша история придала тонус моему существованию. Отлученный от Парижа, от дел, которые сейчас там завариваются, я в ужасе думал о той скуке, что ожидает меня в этом путешествии, и о церемониальных тяготах, которые придется выносить, пока мы с Селестиной не обвенчаемся и не вернемся во Францию. Но, поверьте, ваше горе тронуло меня, и, каким бы бессердечным я вам ни казался, душа Альбера Корнеля все же не лишена сентиментальности. И вы сумели достучаться до потаенных дверей моей натуры, в равной мере склонной как к авантюризму, так и к состраданию.
– Какой вы еще все-таки юный, Альбер! – с почти материнской нежностью воскликнула Анна.
– Вы как будто собирались оскорбить меня? – притворно обиделся Альбер и тотчас рассмеялся. – Но я прощаю вас, ибо мне нравится ваша искренность. Право же, мадам Жерар, если выяснится, что ваш муж все-таки пропал, погиб, возвращайтесь в Париж. Я буду рад, если у моей Селестины появится такой друг, как вы.
– А у вас? – в тон ему лукаво улыбнулась Анна.
– А вы и так уже мой друг, – кивнул Альбер и бросился целовать ей руки, сладко пахнувшие нежным ароматом южных фруктов.
Анна ласково погладила Альбера по волосам – он был очень странный и в то же время милый, этот молодой человек, и невероятно напоминал ей Михаила, князя Репнина. Та же романтическая горячность, очаровательная легкомысленность и обаяние, которые в сочетании с прекрасными манерами делали его самым желанным из кавалеров. Анна помнила, как стремительно Михаил вскружил ей голову, и с каким вдохновением она предавалась этому чувству, но мрачный, как байроновский Лара, Владимир оказался более удачливым соперником. И прежде всего потому, что любил, и именно благодаря ему Анна поняла разницу между этим, почти мистическим, чувством и юношеской увлеченностью Михаилом.
К приходу Альбера она уже отдохнула – впервые за долгую дорогу до Мартиники. Приняв подготовленную служанкой ванную, Анна с наслаждением опустилась на белоснежную постель под балдахином с прозрачной сеткой от москитов и не заметила, как уснула. И на этот раз ее сновидения были светлы и спокойны. Как будто она достигла не просто берега, означающего конец путешествия, а счастливого финала увлекательного авантюрного романа, в котором сбылись-таки все чаяния героев и надежды обрели реальность свершившегося.
Анна со стыдом призналась себе, что безумно рада комфорту и вниманию, окружавшим ее в гостинице. Внутренняя схима, в которую она вынужденно облачилась, отправляясь в это рискованное предприятие, была сброшена, и теперь Анна наслаждалась благами цивилизации, невольно возвращаясь мыслью к одному и тому же вопросу – права ли она была, обрекая себя на лишения, а детей – на одиночество?
Муки совести, отступавшие в моменты напряжения, опять нахлынули на нее, и Анна расплакалась, ощутив себя безнадежно маленькой, просто песчинкой в руках судьбы. Ей даже вздумалось себя пожалеть, но потом она вспомнила о тех несчастных, кого собиралась навестить завтра, и покраснела, радуясь, что никто не видит ее позора. Нет-нет, она не имеет права на легкомысленность, к которой ее подталкивал Альбер! Это все соблазны, искушение, а жизнь отвечает взаимностью только тем, кто, не сгибаясь, уверенно идет к своей цели – обязательно благородной и святой…
На их счастье ранним утром в тюрьме были только гвардейцы охраны, но они узнали месье и мадам, и, пока Альбер отвлекал их разговорами, Анна спустилась в казематы, где содержали арестантов. И на этот раз все случилось по-другому.
Возможно, немалую роль в отношении к ней заключенных сыграл ее приход без провожатых, и то, что она принесла им фруктов. Но Анна не склонна была считать, что эта нехитрая мзда могла быть оценена, как подлинный знак доверия. Скорее всего, изменилась она сама. Вчера она подбежала к решетке камеры с волнением, которое можно было истолковать двояко: кто знает, кого искала эта хорошо одетая дама – друзей или врагов? И что означали ее вопросы – подталкивание к предательству или граничащую с ним наивность: только безумец может полагать, что беглецы расскажут о ком-то из спасшихся товарищей в присутствии дежурного офицера и надзирателей. Но сегодня эта женщина была другой – она была полна кротости и сострадания.
– Помогите мне, – умоляла она арестантов, подавая им фрукты через просветы вертикальных прутьев, идущих от потолка до пола. – Мой муж был среди вас. Я хочу только знать – жив ли он? И если – да, то знаете ли вы, куда он направился? Я пересекла океан ради того, чтобы узнать о его судьбе. Чтобы увидеть и помочь вернуться домой – к родным, к детям, которые любят и ждут его. Вспомните, он был на корабле, пан Янек. Он говорил, что он поляк. Он должен был так сказать, иначе погиб бы, прежде чем оказался на «Массалии». Не отводите глаза! Скажите мне правду! Моя жизнь – ничто без него, мои дети – сироты без него! Пожалуйста, ответьте, или мое сердце не выдержит неизвестности!..
– Вы не там ищете, мадам, – вдруг тихо сказал один из заключенных, принимая из рук Анны сочный плод манго, и тут же приложил указательный палец к губам, призывая ее к молчанию.
– Где же тогда, где? – зашептала Анна, чувствуя, что сердце сейчас готово вырваться из груди.
– Точно не знаю, но, вполне вероятно, что тот, о ком вы говорите, сейчас здесь, в Форт-Рояле, – почти бесшумно шевеля губами, продолжал говорить арестант. – Но, прежде чем все объяснить вам, я хотел бы удостовериться, что вы – действительно ему жена. Жан говорил всем, что не женат, но, впрочем, он действительно таким образом хотел уберечь свою семью от несправедливой кары за то, чего не совершал. Можете ли вы встать ближе к свету? Его здесь немного, но я был бы рад раз глядеть ваше лицо.
– Для чего? – удивилась Анна, но просьбу арестанта выполнила – приблизилась к лучу света, падавшему в узенькое окошко под самым потолком камеры.
– Да, это вы, – кивнул ей заключенный. – Это вас я видел на портрете в его медальоне, с которым он никогда не расстается.
– В виде сердечка с маленьким изумрудом? – Анна едва удержалась от громкого воз гласа радости.
– Именно так, – арестант жестом попросил Анну еще приблизиться к нему. – Я случайно узнал, что находится внутри медальона. Когда мы затеяли бунт, Жан потерял медальон в схватке и потом все никак не мог найти его. Он страшно горевал из-за пропажи, а я как-то нашел медальон – он закатился в щель в ящике с песком на корме.
– И он не объяснил, кто изображен на портрете? – растерялась Анна.
– Жан вообще был неразговорчивым, зато очень решительным в деле, – улыбнулся арестант.
– Был? – побледнела Анна.
– Не пугайтесь, это только слова, – заключенный огляделся по сторонам. – Мы всем говорим, что – он был. Но мы ждем его. Жан обещал нам помочь добраться до Америки, но мы не послушались его и оказались здесь. А завтра нас, очевидно, повесят. Но надежда еще жива – мы получили весточку от него, Жан готовит наше освобождение.
– А я могу участвовать в этом? – живо откликнулась на эту новость Анна.
– Полагаю, что, если Жан сказался одиноким, чтобы уберечь свою семью от беды, то вряд ли он захочет подвергать вашу жизнь опасности, – покачал головой арестант. – Но, если судьба будет к нам благо склонна, я сообщу ему, что вы здесь, и он сам найдет вас.
– Я остановилась в гостинице «Королевская лилия», – горячо зашептала Анна и при слушалась. В открытую дверь в подземелье донеслись голоса: надо было торопиться. – Я буду молиться за вас! Скажите мне ваше имя.
– Молитесь лучше за него, – усмехнулся арестант. – Он – наша единственная надежда на спасение.
– И моя, – едва слышно промолвила Анна, глазами прощаясь с незнакомцем, так и не открывшимся ей. – На жизнь, на счастье, на любовь…
Наверху ее уже ожидал Альбер. Он быстро подхватил Анну под руку и повел к выходу – нее должно было выглядеть так, словно они ждали месье Денара и, не дождавшись, ушли. У гостиницы Альбер высадил Анну, но подниматься не стал – сказал, что обещал встретиться в городе с одним человеком по очень важному делу.
Но в номере Анну ждала неизвестная ей девушка, которая сразу набросилась на нее с требованием признаться к кому-то в любви…
– О чем вы говорите? – возмутилась Анна. – И по какому праву врываетесь ко мне?
– А разве есть еще в вашей жизни кто-то, кроме месье Альбера Корнеля? – воскликнула девушка, и Анна поняла, что перед ней – Селестина де Танжери. Такая, как восторженно описывал ее Альбер – порывистая, рыжеволосая, с огромными синими глазами. Странно похожая на ночной кошмар, посетивший Анну по время недавней болезни на корабле.
– Вот оно что, – обезоруживающе улыбнулась Анна. – Увы, но я должна разочаровать вас, мадемуазель де Танжери, – ваш жених целиком и полностью принадлежит вам. И не только по праву помолвки, но и по тому искреннему чувству, которое он действительно испытывает к вам.
– Значит, вы утверждаете, что между вами и Альбером ничего нет? – заметно побледнела Селестина. – И вы не связаны с ним узами любви?
– Альбер считает меня своим другом, – просто сказала Анна, – но более всего он надеется, что и вы окажете мне ту же честь.
– А почему вы прибыли вместе? – не отступала Селестина.
– Случай, совпадение и внимание к несчастью, обрушившемуся на мою семью, в котором месье Корнель-старший принял самое искреннее участие, передав эту заботу на время моей поездки за океан свому сыну, – объяснила Анна.
– Несчастье? – не поняла девушка.
– Мой муж, плывший на одном из кораблей, принадлежавших достойному арматору, пропал в Атлантике, и семья Корнель любезно согласилась из сострадания моему горю содействовать в его розысках.
– Так вы – вдова? – прошептала Селестина.
– Я – замужем, – с гордостью сказала Анна и с некоторой долей вызова посмотрела на девушку, проявлявшую в этот момент явные признаки отчаяния.
– Хуже не бывает, – махнула рукою Селестина и без сил опустилась на диван, стоявший в каре других предметов по сторонам огромного шерстяного персидского ковра.
– Как вас следует понимать, мадемуазель? – нахмурилась Анна.
Последние слова неожиданной гостьи ее мало сказать удивили – задели, и она хотела уже выразить свое возмущение, как Селестина вдруг подняла на Анну свои необыкновенно красивые глаза и со слезами в голосе прошептала:
– Вы лишили меня последней надежды, мадам.
– Я вас не понимаю, – повторила Анна, видя, однако, что чувства Селестины искренние. Но их происхождение было Анне неизвестно и удивительно. Тем не менее, она подошла к девушке и присела рядом с ней на диван.
– Скажите, вы любили когда-нибудь? – разрыдалась Селестина.
– Конечно, – Анна была растрогана ее наивным и прямым вопросом.
– И тот, кого вы любили, ваш муж? – слезы, однако, не мешали пытливости Селестины.
– Если вы говорите о серьезном и глубоком чувстве, то – да, – кивнула Анна.
– А могли бы вы пренебречь любовью ради замужества? – Селестина схватила Анну за руку и сильно сжала ее.
– Если бы замужество было дано мне, как насилие над моим желанием, то, скорее всего, я бы предпочла одиночество, – осторожно сказала Анна. – Но, насколько мне известно, ваше чувство с Альбером взаимно, а это совершенно другое дело.
– Увы, – покачала головой Селестина. – Так оно и было. До недавнего времени…
– Что же изменилось? – в голосе Анны послышалось сочувствие, но адресовано оно было больше к Альберу. – Вы узнали муки ревности? Решили, что он предпочел вамдругую, и отчаялись найти в браке с ним счастье? Но теперь вы знаете, как ошибались!
– Альбер здесь ни при чем, – устало промолвила Селестина. – Я люблю, но – другого.
– И как велико ваше чувство? – тихо спросила Анна. – Оно взаимно?
– О! Это не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытывала прежде к Альберу, – призналась Селестина, и ее щеки загорелись румянцем.
– Но вы не ответили: это чувство взаимно? – настаивала Анна.
– Н-не знаю, – вдруг смутилась Селестина, но потом спохватилась. – Да, конечно, да! Мой любимый – он удивительный! Его мрачность так завораживает, его немногословность так выразительна… Он словно пронизан электричеством, он манит меня к себе, как магнит, и я подобна стрелке компаса, которую неизбежно влечет к нему…
– Вы по-прежнему говорите мне о своих чувствах, – остановила девушку Анна, – но ничего так и не сказали о чувствах этого человека к вам.
– Он спас мне жизнь, – улыбнулась Селестина.
– Возможно, ваш герой – просто благородный человек, а вы из благодарности приняли его поступок за любовь, – предположила Анна.
– Вам этого не понять, – обиделась Селестина. – Тот, кого я люблю, не стал бы тратить время попусту на первую попавшуюся девушку. Он – корсар, а этим людям не свойственны сантименты.
– Пират? – улыбнулась Анна. – Я полагала, что они остались лишь в книгах господ Саббатини и обоих Дюма.
– Сразу видно, что вы приехали из Парижа, – высокомерно заметила Селестина. – Мы, на островах, живем по другим законам. И преступники, промышляющие в здешних морях, сильно отличаются от тех, о ком вы привыкли читать в ваших газетах. У нас почти нет воров или убийц, нападающих на мирных горожан, но в море, кроме военных, властвуют пираты. И охотятся они не только за грузовыми кораблями.
– Вы хотите сказать, что подверглись нападению со стороны того корсара, а потом между вами возникло чувство? – Анна испытующе взглянула на Селестину.
– Если бы это было так, – вздохнула она, – то могло бы напомнить мне сюжет какого-нибудь романа. Нет, все случилось иначе…
Селестина поднялась с дивана и прошла на середину комнаты – по-видимому, переполнявшие девушку эмоции подталкивали ее, мешали сосредоточиться. И она, немного нервно ломая пальцы, принялась ходить по ковру взад и вперед, рассказывая Анне свою историю.
– Это произошло месяца два назад. Отец собирался навестить одного из своих друзей на Гаити и намеревался взять нас с матушкой, но она заболела, и отец уехал раньше, а я – вскоре следом, так как матушка все не выздоравливала и уговорила меня плыть одной. Она желала, чтобы я сменила обстановку и отправилась повеселиться, вместо того, чтобы просиживать дни в обществе, как она кокетливо любит говорить о себе – «расхандрившейся старухи». Я знала, что ее болезнь не представляет из себя ничего серьезного, и от поездки отказываться не стала. Моей компаньонкой в дороге стала служанка Рита, бедная девочка!..
Где-то на полпути на Гаити налетела неожиданная, большая волна – потом нам сказали, что в Мексике было землетрясение, и пароход потерял равновесие. Он как-то очень быстро завалился на левый бок и ушел под воду вверх колесами. Меня успели вытащить из воды, а Риту я уже больше никогда не видела. Оставшиеся в живых плыли в шлюпке, пытаясь определить направление на Гаити, но нам опять не повезло – на этот раз шлюпка оказалась на пути корсарского клипера, из тех, что возят рабов из Африки.
Сначала все мы обрадовались спасению, но потом поняли, что наши беды только начались. Выяснив у каждого пассажира, кто они и куда плыли, пираты решили распорядиться нашими судьбами по-своему. Кого-то увезли в неизвестном направлении, а меня и еще двух господ доставили на берег – в укромную бухту на побережье Мексиканского залива, и сообщили, что будут требовать у наших близких выкуп. Они заставили написать нашим родным, и посланец от пиратов отправился по адресам.
Разумеется, я ни минуты не сомневалась в том, что отец заплатит за меня любую сумму или, в крайнем случае, немедленно организует спасательную экспедицию – ведь он возглавляет полк национальной гвардии Форт-Рояля. Но вскоре я поняла, что моя уверенность в действиях отца еще не гарантирует моей собственной безопасности в лагере пиратов. Их главарь, единственный среди этого сброда француз, капитан Можирон, явно вознамерился использовать ожидание с удовольствием для себя. И с каждым днем мне все труднее становилось сдерживать его натиски на мою честь.
Возможно, я не кажусь вам достаточно сильной, но, поверьте, я могу постоять за себя, и тогда Можирон надумал примерно наказать меня, выставив на кон в карточной игре, которую он вел с несколькими приезжими – по-видимому, тоже пиратами. Но случилось неожиданное – он проиграл! Проиграл своему гостю, сидевшему ко мне спиной, и его лица я не видела.
Разозлившись, Можирон предложил счастливчику дать ему возможность отыграться, но у него опять ничего не получилось, и тогда он решил заменить меня деньгами, но незнакомец, которого он звал капитаном Сидом, отказался. Он выиграл меня и желал забрать свой приз с собой. Тогда Можирон настоял на продолжении игры и все повышал ставки, дойдя до собственного корабля, а, когда проиграл и его, под презрительные смешки своей команды, то бросился на капитана Сида. Между ними завязалась драка, но, когда отлетевший к стене Можирон выхватил револьвер, тот, другой, предупредил его выстрел. Он оказался не только лучшим игроком, но и самым быстрым стрелком.
– А как же команда отнеслась к гибели капитана? Неужели позволила тому человеку уйти?
