Текст книги "Развод. Моя новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Елена Безрукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

19.

– Дина, – повернулся он к своей “девушке”. – Езжай домой, я потом приеду, и мы всё обсудим.

– Но…. Стёпа! У нас же были планы.

– Дина, – в голосе Степана появились стальные нотки. – Езжай домой. Там поговорим.

Дина хотела что-то еще возразить, но Стёпа снова её осадил.

– Я сказал, езжай домой, Дина, и это – моё последнее слово.

Та психанула, развернулась и стремительно понеслась к выходу из парка, примыкающего к набережной.

Ого, какая фурия! Нас с Варькой едва порывом ветра от её разбега не смело!

Степан стоял и зло смотрел вслед девушке.

О да, он не выносил, когда ему перечат. А эта мадам привыкла крутить мужиками и командовать ими. Ума не приложу, как они сошлись. Они же и двух месяцев вместе не выдержат! Я куда более спокойная и гибкая, чем эта Дина. Я часто шла на уступки Степану, по крайней мере, в быту и обычной жизни, а Дина вовсе не такая, она не будет идти ему на уступки. Они станут ругаться еще чаще, чем мы с ним. Но, впрочем, какое мне-то до этого дело? Это его выбор, пусть радуется теперь жизни и назад потом не просится! Это так, просто рассуждения и лирика.… И это проблемы самого Степана, пусть сам их и решает. И не за счёт нашей семьи.

На квартиру варежку пускай тоже не раззевает его молодая дрянь. Наверняка в съёмной топчется какой уж год, пытаясь подцепить себе обеспеченного мужика…. Только вот незадача – Степан не так уж и много получает на своей должности, очень уж честный он депутат администрации нашего района.

Большая часть вложенных денег в ипотеку на нашу четырёхкомнатную квартиру, вложила именно я. А первоначальный взнос вообще был с продажи двушки моих родителей еще лет двадцать назад….

Неужели он полагает, что я ему теперь хоть что-то отдам ему? Ну, ремонт он делал за свой счёт. Хочет, пусть сдирает паркет и уносит. И диван с телеком тоже может забрать. Лишь бы стены нам оставил, эти стены – мои, они миллионы теперь стоят. И я не намерена делить с ним эти квадратные метры. Для своей зазнобы пускай на своё имя ипотеку берёт, раз так любит её орешки, и платит её в одну харю теперь. Любит орешки, пусть любит и ипотеки выплачивать в одного!

Но об этом мы поговорим несколько позже. Пока нам предстоит задача номер один – объяснить детям, почему мы расстались, и что папа уходит от нас жить в другое место, но – я надеюсь! – не бросает своих детей.

Это было бы крайне подло с его стороны. Стёпа разлюбил и бросил меня – это больно, тяжело, но понять я его смогу. Возможно, даже прощу его позже и не буду вспоминать о разрыве с болью в сердце. Но дети.… Если он предаст и бросит их – этого я ему не прощу никогда. Так нельзя делать ни при каком раскладе.

Дети – святое. Нельзя их так обижать и предавать.

Жён может быть много. Любимых может быть много. А дети – одни-единственные.

Кто, как не они, будут тебя беззаветно любить любоого? А кто в старости стакан воды поднесёт? Кому он нужен будет больной, хромой, угрюмый пердун на диване в свои семдесят? Молодухе, что ли, своей? Да сейчас прямо.

Только детям и нужен будет. Надеюсь, он это тоже понимает.…

Иначе будет подыхать один, на своём старом и проперженном диване.

И никто ему в этом будет не виноват.

Сейчас думать надо о детях, сейчас. Чтобы потом не получить от них логичную ответочку.

– Ну что? – спросила я его. – Едем? Холодно стоять на месте. Да и дела у меня вечером есть еще. Быстрее решайся.

– Какие еще дела? – насупил брови Стёпа. – Почему мне ничего не сказала?

– А должна? – подняла я брови вверх. – Ты, вообще-то, меня бросил. Чего ради я тебе отчитываться буду?

– А, ну да.… – тихо ответил Степан, беря за руку Варьку и ведя её к выходу с парка. – Не привык еще.

– А ты привыкай, – сказала я ему, догоняя и равняясь с ними. – И отчёт спрашивай со своей этой.… Жули? Или как там её.…

– Дина она.

– Да, точно.… Вот с Динки отчёты и проси теперь. Такое имя дурацкое… Будто собачье. У нас так в деревне у бабки собаку дворовую звали – Динка. Грязная, вонючая псина была… И тупая такая – ужас! Всё время галоши бабкины жрала, прямо в навозе все и съедала… Та покупать устала новые.

– Люб, ну хватит уже.

– Да я-то что? Я – ничего. Просто вспомнилось.

– Ты – тролль. Ты ничего просто так не говоришь…

– Иногда бываю. А такой анекдот слышал? “Жизнь бывает так жестока и обманчива!” – грустно вздохнул ежик, слезая в обувной щётки….

Степан недовольно засопел. А меня всё это веселило.

– Люба. Не до анекдотов твоих мне сейчас!

– Да-да-да, конечно. Мы обсуждаем серьезные вещи. Прости. Но вообще, касаемо темы разговора – может, я на свидание собралась! Только теперь это не твоё дело, понятно?

Стёпа встал как вкопанный и повернулся ко мне:

– Куда ты, мля, собралась?!

20.

– Стёпа, – шикнула я на него. – Не ругайся – тут ребенок! Это во-первых….

– Не ругайся, да? – схватил он меня за локоть так, словно я – его собственность, и вообще – что-то ему должна. – Не ругайся? Пока ты на свидания бегаешь, мне сесть мирно и сидеть? И не ругаться еще да?

– Да! – дёрнула я рукой, совершенно не поддавшись на его провокации и давление. Что он хочет – не понимаю? Он сам меня бросил, теперь пусть за своей избранницей новой и следит, и с неё отчёты требует! Что это такое вообще? – Не ругайся – это во-первых. Отпусти меня, не хватай – это во-вторых. Ну?

Я тянула свою руку, остановившись посреди аллеи, демонстрируя, что дальше, как под конвоем, я путь продолжать не собираюсь.

Стёпа что-то снова сказанул непечатное, но так, что Варя уже не слышала бы, и отпустил меня. Ребенок смотрел на нас во все глаза. Такое поведение при детях мы себе не позволяли, но сейчас эта война друг с другом словно нас обоих свела с ума….

– Не смей меня хватать, – прошипела я ему в лицо. – Тем более, на людях. Ты чего мне скандалы на улице устраиваешь?

– Ладно, – сузил глаза он. – Приедем домой, там поговорим.

– Ко мне домой, – поправила я мужа. Бывшего уже, фактически. Кстати, перед работой зайду-таки в суд – заявление подам на развод.

– Кхм.… Поехали, – хмыкнул Стёпа, и мы втроём снова зашагали к выходу из парка.

Варя взяла меня за руки и опасливо поглядывала на отца. Она понимала, что между нами происходит что-то неладное, нехорошее, что мы ссоримся. В силу своего возраста детали и нюансы она понять, конечно, не была способна, но негатив и ссоры понимала и видела прекрасно, и ребенка это пугало.

Меня снова охватила злость на папашу Варюши – это он делает больно ребенку и заставляет страдать и меня, и детей! Всё из-за него.

Сидел бы дома, ловелас седой, не было бы ни у кого проблем, страхов и боли… Нет, понесла его нелёгкая по кочкам! Гулять ему захотелось, новых ощущений! А нам – страдай!

За свою боль я, может быть, когда-то и прошу его, и смогу не вспоминать о том, как он безжалостно всадил мне нож в спину и своих горьких, одиноких слёз в подушку…. Но боль и слёзы детей – я ему никогда не прощу. Да и они потом тоже всё поймут…

Что же ты, дурак, наделал?

Или…. Все-таки мы?

– Давай сюда свой ранец неподъёмный.… – сказал Степан, забирая у дочери её ношу. – Устала небось тащить.

Она не ответила ему. Слишком в мысли свои погрузилась. Молча отдала вещь и шла, глядя себе под ноги. Расстроился ребенок, чего уж там говорить.… Да и у меня самой на душе была та еще стужа, поистине зимняя.…

Пока мы ехали к нашему дому, метель поднялась нешуточная…

Я грустно улыбнулась, глядя в окно на пролетающие мимо витрины города.

А ведь скоро новый год! Город уже начали украшать новогодней атрибутикой…

Люблю Новый год и город, украшенный к празднику. Тогда мир кажется чуть более красочный, сказочный и добрый… А в носу волей-неволей стоит запах мандаринов, которые мама только что почистила для нас, и мы будем уплетать сладкие дольки за обе щёки под любимые новогодние сказки по телевизору.…

Впрочем, теперь у меня другая радость – чистить мандаринки Варьке, которая теперь вместе со мной ест их под сказки перед телеком….

А потом я снова загрустила – ведь этот Новый год мы будем праздновать уже без того, кто собрался бросить семью и уйти в поисках лучшей жо.… Жизни лучшей.

Стёпа будет загадывать новогоднее желание с ней.

Старшие дети – праздновать с друзьями.

А я буду сидеть возле ёлки под куранты только с Варей…

Вот такой вот грустный праздник будет этой грустной, особенно холодной зимой.

21.

По пути домой все молчали. По пути к нам домой – в который раз поправила я сама себя. Как же трудно так сразу привыкнуть, что этот дом отныне только мой, и хозяйкой в нём буду я. Хотя я, конечно, уже не помню, когда в последний раз полы сама мыла или готовила Варьке кашу…. И не помню, где у нас веники и швабры – этим занималась в выходные дни Нинка, когда не было школы и репетиций.…

Придётся вспоминать…. Когда-то это всё делала я. Давно… Словно в прошлой жизни!

Господи, сколько же лет я пропадаю на работе? Я даже не помню, где веник и щётки искать!

Покосилась украдкой на Степана. Он смотрел в окно и хмурился.

А он ведь долго это всё терпел: мои пропадания на работе сутками, мой практически выход из занятий бытом… Я максимум мусор выносила и продукты домой покупала, когда возвращалась не так поздно.… В основном мы пользовались доставкой еды и продуктов, потому что готовить по нашим ценам не сильно дешевле, а делать это было все равно некому. Степан иной раз тоже часов в семь вечера домой приползал с гудящей головой после общения с “народом”. А я – того позже, в итоге ели абы как и мы, и дети.

В принципе, я описала ситуацию многих семей нашей необъятной родины. Многие так живут. Женщины очень упорно добивались равноправия, и вот оно: пашем не меньше мужиков, иногда и больше, а семья и быт никуда не деваются. Приходится и их делить поровну. Не все мужчины к этому готовы, хотя по сути, это и их дом тоже, но когда женщина сваливает весь быт на голову мужчины – это как-то совсем странно.

Хочется участия жены в быту тоже. Посуда грязная – каждый день.

Есть надо – тоже каждый день. Вещи в машину загрузить, развесить – тоже почти каждый день в зависимости от потребности семьи. Домашнего обеда вместо покупного, опять же.… Разве кто-то с такой же душой приготовить еду, как мы для семьи? Конечно, нет. А я от этого всего отошла совсем.… И, наверное, это было неправильно с моей стороны. Стоит пересмотреть свой распорядок дня и все-таки насильно включать в дела домашние хлопоты. Теперь кроме меня загрузить стирку и вывесить сушиться бельё тупо некому, кроме меня. Не свалю же я всё на детей…

Выходит, и ему от меня многое терпеть пришлось, и обижаться на меня он право имел.

Он пытался достучаться, но у меня одна работа в голове была. Я огрызалась, стояла на своём, время на дом и семью искать не хотела. Считала, что жизни спасать – куда важнее.

Нет, безусловно это важно, и это призвание. Не профессия – верно говорят. Это надо любить свою работу и её миссию так, что принимать все её тяготы и нюансы. Но и семья ведь – важное. Как я могла как-то про неё.… Ну, не забыть, конечно, но отвести её на вторые роли? Я как учительницу Варьки зовут – не помню. Так редко бываю в школе…

Да уж, похоже я – все же не лучшая жена была. И не мудрено, что от меня…ушли, пусть и некрасиво. Надо что-то с этим делать…

Я хочу показать, что моя семья мне дорога, показать детям, что никого ближе, чем они, у меня нет, и снова стать хорошей мамой, которой я когда-то была, пока не решила, что дети достаточно выросли и теперь можно удариться в карьеру. Им, наверное, до одури надоели эти покупные котлеты и сосиски.… Разве можно сравнить их вкус с домашними? Никогда.

Грустно вздохнула. Сама я, кажется, свою семью и потеряла. Не один Степан виноват в её развале…. Только, конечно, это вовсе его не оправдывает и вины с него за измену не снимает.

Снова окинула его взглядом. Как представлю, что он с ней.… Так сразу и тошнит.

Я не смогу его простить не только потому что он – предатель, изменщик…. А потому что не желаю, чтобы после неё он снова касался меня.

Противно.

Но я очень надеялась, что нам удастся сохранить все же человеческие лица перед детьми и остаться с их отцом в нейтральных отношениях. Как ни крути, и как сильно нам не хотелось бы сейчас ехать в разные стороны, но нас навсегда связывают дети, и мы, наступив себе на горло, едем в одном с ним направлении, в одну квартиру, чтобы достигнуть единой цели – поставить точку для нашей семьи.

22.

Нам повезло, если можно так сказать – все дети были в сборе дома, когда я, Степан и Варя зашли в квартиру.

Нина была какая-то поникшая – наверное, Димка её уже поставил в известность, что папа от нас съезжает. Правда оба они еще не знали – почему. Сейчас узнают….

На Варе, впрочем, тоже лица не было – она даже в своём возрасте все равно что-то да начала понимать.

Ситуация, конечно, отвратительная. Никогда не думала, что мой муж сядет объяснять троим детям, почему мы больше не будем одной семьёй, почему мы не будем больше жить вместе и почему папа променял маму на молодую девушку.

Дети вели себя тихо и молчали.

Не было радостных криков и объятий, как в те вечера, когда Степан возвращался из настоящей командировки. Стояла неприятная тишина, все ждали, что скажут родители и как они объяснят то, что происходит в доме.

– Ну, – развела я руками, когда мы сняли верхнюю одежду и зашли в гостиную. – Я думаю, настала пора вам поговорить с папой. А я пока в спальне побуду. Не буду мешать, ведь это у папы для вас новости…. Для меня же всё как обычно, ничего не менялось. Я вас люблю, буду о вас заботиться и буду обсуждать на работе сокращение рабочего дня, чтобы…. Обеспечить вас необходимым вниманием. Если что не так – простите, зла никому не хотела. Старалась на благо человечества и нашей семьи в финансовом плане. Видимо, настала пора некоторые приоритеты в жизни все-таки пересмотреть. Однако, некоторые вещи пересматривать бывает…. просто поздно. Но…. Тут слово папе.

Я указала рукой на Степана и ушла в спальню. Не хотела вмешиваться, не хотела, чтобы он видел мои грустные глаза и чувствовал себя виноватым. Пусть говорит то, что считает нужным, и что чувствует, без оглядки на меня лично. Да, конечно, я всё слышать буду, но все равно моё отсутствие немного развяжет Степану язык.

Для меня главное – чтобы он был честен с собой и детьми. А а уж столько от него наслушалась, что хуже уже вряд ли будет. В любом случае, я – взрослая, цельная личность, я переживу. Гораздо сложнее будет принять решение Степана детям. Так пусть перед ними хотя бы не юлит.

Уходя – уходи.

Будь мужиком.

Говори правду.

Ставь точку.

Я надеялась, что у него хватит сил и духу хотя бы уйти красиво, раз уж некрасивых дел он наделал предостаточно.

– Ну так что у вас случилось? – подал первым голос старший сын, взяв на себя заботу о девочках. – Что за внеплановый семейный совет?

– Да.… Да, – заговорил Стёпа. Я же не закрыла дверь, ведущую в спальню, и слушала. – Возникли некоторые моменты, сложности в нашей семье, которые необходимо сегодня обсудить. Чтобы понять, как нам всем быть дальше.

Это свои походы к молодой любовнице он назвал “некоторыми проблемами”?

Для меня – это крах семьи, жизни. А для его – некоторые проблемы. Надо же, как интересно выходит….

– Как нам всем быть – с чем? – заговорила Нина. Голос её звучал сегодня крайне серьезно, хотя она у нас девочка творческая, часто на позитиве и своей волне. Но даже она спустилась сейчас с небес на землю.

– Жизнь нашей…. кхм.… семьи изменится. Как бы то ни было, я хочу, чтобы вы знали: мы остаёмся одной семьёй. И я вас по-прежнему люблю и остаюсь вашим отцом. Вы всегда можете прийти ко мне за советом, и я.…

– Папа! – перебил его довольно грубо старший сын. – Хватит высокопарных выражений! Скажи нам всем, что случилось, и почему за советом к тебе мы теперь должны куда-то идти. Куда, позволь узнать? В квартиру твоей любовницы, ради которой ты бросил нашу маму?

– Это.... не совсем так, как ты думаешь, – ответил Степан спустя небольшую паузу для раздумий. Откровенная фраза уже взрослого и наиболее понимающего ситуацию из всех детей застала Стёпу врасплох. Но отвечать ему придётся. – Позволь мне всё объяснить.

– Да что тут объяснять! – вспылила Нина и судя по всему даже вскочила на ноги. – Если ты завёл себе любовницу, то катись к черту! Не надо нам ничего объяснять – мы всё сами поняли. Мы тебе не нужны больше.

На несколько секунд в гостиной снова повисла звенящая тишина. Затем громко, навзрыд, заплакала Варя.

Господи, как же сложно было всё это слушать! Моё сердце обливалось кровью, но я не считала себя право вмешиваться. Пусть договорят…

– Ты.… любишь теперь эту тётю? – рыдала ребенок. – А нас – больше нет?

– Да что ты такое говоришь, котёнок мой… Люблю. Конечно, люблю! Но…. просто жить не буду больше тут. Но… Это же ничего не меняет, ты слышишь?

– Как же не меняет, если ты теперь ту тётю любишь, а маму – нет?

– И маму люблю…. Просто.… по-другому, – ответил Степан, и я горько усмехнулась.

Ну да – распространённая мужская логика. Люблю – жену, а пожамкать задние орешки хочу у той, что помоложе. Что ж тут непонятного?

– Разве можно жену начать любить иначе? И полюбить двух тёть?

Я снова тихо вздохнула и вытерла набежавшие на глаза слёзы. Вот так, Варенька, бывает…

– Ну я же не виноват, что ваша мама… Что у нас так вот всё вышло! Дети, ну не казните меня хоть вы! – запричитал Степан.

– А кого винить за всё? – гремел Димка, словно не в себе. – Может, мать перед нами всеми виновата теперь?

– Нет, нет.… Конечно же мама ни в чём не виновата.… Просто так вышло.

– Короче, хватит сопли жевать. Ты уходишь? Ты выбрал какую-то молодую дрянь вместо матери?

– Ну не надо таких слов, Дим! Ты еще молодой и жизни не знаешь…

– Да пошёл ты со своими нравоучениями знаешь куда? Предавать жену спустя тридцать лет брака и трое детей – поступок гниды, ясно тебе?

– Слышишь, ты что сказал, сосунок!

– Папа!!

Громкий, испуганный плач Вари заставил меня выскочить из спальни.

Дима и Степан сцепились в не шуточном бою…

23.

Насилу я их разняла, еле сдерживая себя, чтобы не разрыдаться – отец и сын дрались впервые на моей памяти!

– Знаешь что? – сказал, тяжёло дыша, Дима Степану. – Нету у меня отца больше. Ты понял? Я переночую у Арины. Мам, не переживай, просто…. Нет сил тут оставаться, пока…этот здесь!

Димка стремительно обулся, схватил куртку и шапку и просто выбежал из квартиры, я даже не успела его остановить, окликнуть.… Мне оставалось лишь устало вздохнуть, закрыть за ним дверь и вернуться в комнату. Дима не пропадет и обязательно позвонит, как доедет. Решил поехать к Аринке – пусть едет. Тяжко ему сейчас, может, возле любимой девочки немного и легче станет. Бежать за уже взрослым, совершеннолетним сыном, я смысла не видела. Там, в комнате, девчонки плакали, прижавшись друг к другу – им моя помощь сейчас нужнее….

Степан стоял посреди гостиной, опустив голову, и тяжело дышал.

Дошло до него, что натворил. Только уже назад ничего не воротишь…. И как уж он будет отношения с детьми налаживать после всего этого – одному богу ведомо.

Стоило оно того?

– Я…. уложу Варю, – сказала Нина, вставая с дивана. – Мне кажется, вам…. стоит договорить.

Она увела рыдающую младшую сестру в её комнату, а мы со Степаном уставились друг на друга.

О чём нам договаривать? Мне – не очень совершенно. Наверное, Нина просто надеется, что мы всё еще можем помириться, договориться, передумать разводиться и прочее… Но этого не будет.

Впрочем, я была благодарна дочери, что она увела младшую сейчас. Я готова была сесть и разрыдаться, и точно не сделала бы Варьке лучше.

Я зайду к ней через полчасика, когда заставляю себя успокоиться. Ради неё – именно, заставлю. А сейчас у меня просто минутная слабость…

Стёпа зачем-то поплёлся следом за мной, в спальню.

Я думала, он уедет. Эта его ждёт же.

Разговор с детьми закончен на сегодня, хоть и так себе вышел. Девчонок сейчас успокаивать тоже бессмысленно – они слишком злые на него, и он это прекрасно понимает. Сейчас лучше уехать и дать всем немного успокоиться.

– Ты почему не уехал еще? – спросила я без обиняков, когда он вошёл в спальню следом за мной.

А смысл теперь выделываться? Мы больше никто друг другу. Почти – никто.

Если бы не дети, я бы его больше и на порог дома бы не пустила.

Но если уж я родила троих детей от этого мужчины, то считаться с его присутствием в нашей жизни все же придётся всегда. И сейчас, и завтра, и через год.

Если, конечно, он не посчитает нужным больше не заботиться о собственных детях.

Родят с молодыми орешками общего малыша – и поминай, дети, папку, как звали…

Мало ли таких историй по всему миру….

Я стояла у окна и смотрела на падающий за окном снег. Такая усталость и апатия вдруг напали… Я обнимала себя, словно бы мне было холодно. Мне и было холодно, только изнутри – душа у меня замёрзла. В груди у меня настоящая вьюга и стужа разыгрались… И трясло меня так, словно бы я замёрзла от стужи изнутри.

– Я хочу остаться одна.

– Я…. просто хочу некоторые вещи забрать, – отозвался он глухо. – Я тут полжизни прожил, если ты помнишь.

– Думаешь, можно было за сутки всё забыть?

– Вряд ли…

– Ну, так собирай свои вещи, – повела я плечом, словно мне стало зябко. – И уходи.

У Степана трезвонил телефон без устали. Наверное, ему звонила “тренер”, но он почему-то не спешил к её орешкам…

Стёпа шебуршил на заднем фоне, но я всё смотрела и смотрела на падающий снег.

Эта зима совсем не такая, как последние двадцать девять лет. Скоро – тридцать.

Совсем скоро у меня день рождения. Потом – Новый год.

И впервые я проведу эти праздники в одиночестве… Максимум, кто со мной будет – дети. А впрочем – а кого еще нужно? В моей ситуации – никого.

Хочу ли я теперь вообще отношений с мужчинам?

Нет.

Пережить снова эту боль потерь и предательств, когда он найдёт замену мне получше? Нет уж, одного раза мне хватит.

Наигралась я в любовь.

“Гадость – эта ваша заливная рыба!”

Я заметила, что шум стих, и поняла, что Стёпа сборы закончил.

– Собрался? – спросила я.

– Да. Нет. Не знаю.… Знаешь, такое странное чувство: все остаются, а я – ухожу. Трудно взять и уйти.…из дома.

– Это был твой выбор, – пожала я плечами. – Предлагаешь мне пожалеть тебя? Извини, не могу.

– Да нет, я…

Я не ожидала, что он окажется прямо за моей спиной. Так глубоко задумалась, что не заметила, как он подошёл сзади. И оказался близко…

– Люба… – он сжал мои плечи своими руками и развернул к себе лицом. – Может, мы неправильно всё делаем?

– Что ты имеешь…в виду? – спросила я, стараясь освободиться из его объятий.

Да он сто лет меня не обнимал уже! С чего сейчас, когда ушёл от меня, ему этого так захотелось? Зачем это вообще нужно, черт его подери?

– Нуу…. Я не хочу уходить, понимаешь? – сказал он, приближаясь ко мне всё ближе, словно хотел меня поцеловать. – Может, и не надо? Может, мы попробуем еще раз?

– В каком смысле – попробуем? – нахмурилась я и изо всех сил надавила на его руки, чтобы он прекратил меня обнимать. Что за пытка такая? Мне и без того очень тяжело сейчас. – Что-то я не понимаю, Самойлов: тебя же перестали устраивать мои обрюзгшие орешки?

– Да никакие они не… Не обрюзгшие! – не давал он вырваться мне из капкана его рук. Я перестала понимать что-либо в принципе… Что он делает? – Я сам не знаю, чего меня бес дёрнул связаться с этой дурой…..

– Дурой? – подняла я брови, всё еще сражаясь с мужем за личные границы, старалась не давать ему прижиматься ко мне, а он стремился сократить дистанцию между нами… – Что-то вчера ты так не считал… Считал самой ужасной на свете женщиной – меня!

– Дурак был! Хочешь, я её заблокирую? Брошу. Вот просто – брошу?

– Чего сделаешь?! Бросишь?

– Да! Пошла она.… Я тебя хочу.

И одним движением Стёпа закинул меня на кровать, прижав своим телом меня к матрасу. Его губы нашли мои и впились таким поцелуем, какой я никогда, наверное, и не испытывала….