Текст книги "Развод. Моя новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Елена Безрукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

9.

Я смотрела, как муж собирает вещи, и испытывала двоякие чувства….

Это то, чего я добивалась сегодня сама. Впервые я просила его уйти.

Раньше, даже когда мы очень сильно ссорились, я могла угрожать, что подам на развод, уеду к маме с детьми и всё в таком роде, но никогда я не гнала его. Не просила ни разу собрать вещи и просто покинуть наш дом.

В глубине души я никогда этого и не хотела.

Даже во время ссор я просто хотела так сообщить ему, что мне настолько больно, тяжело и обидно, что я просто встала в тупик и не вижу других решений, кроме как расстаться. Но…. Не делала озвученное.

Никогда я не ходила к дверям суда, чтобы по-настоящему подать заявление на развод.

Были только разговоры, только угрозы и некий шантаж даже. Но никогда не было дела.

Я даже точно не знаю, как проходит процедура расторжения брака. Знала лишь, что разводят с детьми и имуществом или когда один из супругов против расторжения брака только через суд, потому и понимала, что идти надо сразу туда. Но.… никогда не ходила.

Теперь же я на полном серьезе просила мужа собрать вещи и уйти. Навсегда.

Насовсем.

Не просто психануть и уйти, чтобы остыть и вернуться.

А.…уйти. Вообще – уйти.

И он, судя по всему, меня услышал, и сейчас сделает именно это – уйдёт.

Мы больше не будем жить вместе. Спать в одной кровати. Завтракать вместе в воскресенье…. Смотреть новости по вечерам в будни.

Больше ничего не будет из того, чем я, может быть, не столь уж дорожила и жить не смогу без Прокопенко по Рен-тв и мужа на диване рядом, но… Я к этому привыкла.

Это был мой образ жизни. Я так привыкла проводить вечера.

А привычка – вещь страшная. Она будет тянуть и манить вернуться назад, чтобы продолжать существовать. Ведь если мы изменим нашу жизнь, оформим расторжение брака, то и жизнь изменится, соответственно, и привычки нашей семьи – умрут, потому как семья существовать перестанет.

А привычки, как оказалось, умирать очень не хотят. Не отпускают. Впиваются когтистыми лапами во всё, до чего достать смогут.

В душу.

В сердце.

В дни и ночи. Во всю твою жизнь.

И оторвать их от себя оказывается куда сложнее, чем видится со стороны.

Это сказать легко: правильно ты всё, Люба, делаешь. Предателя надо в шею гнать! Не достоин он звания мужа и главы семейства. Уж лучше самой, с десятком кошек, чем с таким козлятиной, каким оказался Степан.

И всё это я понимала. Мозгами. Что поступаю правильно – я спасаю себя от унижений, неуважения, недопониманий, недооценнённости даже.

Но душа – рыдала.

Не просто грустила и плакала в тёмном уголку. А вот прямо рыдала: громко, некрасиво, с соплями и слезами по стенам.

И я осозновала, что мне нужно – ну вот прямо нужно! – взять всё это, собрать в картонную коробку и отнести на свалку. Наш брак, наши чувства, которые превратились в что-то ненормальное и уже далеки от любви и родства душ, наши годы жизни, наш привычный уклад, традиции и привычки семьи.

Надо.

Но.… Господи, как?

Как это сделать – всё собрать и отнести на свалку.

Вот так запросто?

А потом что будет?

Пустота?

Боль?

Темень?

Что там будет?

Я осознавала, что приняв вроде бы верное, логичное решение о разводе, когда тебя предали и променяли на крепкие орешки сзади, вдруг стала будто делать шаги назад.

Мне было страшно, очень страшно что-то менять.

Да не что-то! Всё менять. Вообще – всё.

И это невероятно страшно.…

Хватит ли мне духа отстоять принятое решение?

Как оказалось, принять подобное решение – трудно.

Но еще труднее – не отпустить от него.

Очень больно смотреть, как твой некогда близкий человек, хоть теперь и хрен пойми кто – тебе, собирает свои пожитки, вынимает трусики и носочки из шкафов, складывает в чемодан, с которым просто уйдет в будущее, где больше не будет нас.

Точнее, мы-то будем, конечно. Не исчезнет никто из нас. Просто перестанем существовать “мы” – семья, пара, супруги.

Что я буду делать, когда он закроет чемодан, скажет мне, что уходит, и пойдет к двери?

Я просто отпущу?

Это возможно?

10.

Всё это время я так и стояла на месте.

Боролась с собой.

Хотелось подойти и попросить его разложить свои вещи обратно. Попросить не уходить, не оставлять меня, не бросать.… Сказать, что я закрою глаза на то, что он сделал, прощу, только бы он не уходил. Ведь он уносит с собой часть моего сердца и моей души… А он скажет, что заблокирует везде свою пигалицу и забудет о ней. Что он выбирает меня… Что я – лучше, любимее….

Но я знала, что покупаться на эти обманки сознания, которое сейчас проявляет слабость, не желая отказываться от привычного образа жизни, и сопротивляется моему решению, не стоит.

Я должна быть сильной и стойкой, словно оловянный солдатик. Потому что только так я смогу сохранить себя, честь, женское достоинство… Больше у меня ничего и не осталось. Тогда надо попытаться сохранить хотя бы это.

Нельзя давать слабину, нельзя!

Я прямо била себе по рукам образно говоря, хлестала сама себя по щекам за слабость и желание подойти к нему. Обнять, всё отменить. Решить всё как-то иначе.

Найти компромисс….

Ох уж эти проклятые компромиссы – никуда без них в нашей жизни.

Очень многие отношения строятся, в основном, на них.

Но какой компромисс возможен в нашей ситуации?

Как он мне возместит боль и унижение, которые подарил своей изменой?

Мне тоже пойти и гульнуть разок, чтобы карта была бита? Бред.

Это не моё. Я просто не смогу взять и переспать с почти посторонним мужчиной, к которому у меня нет чувств. Или любовь – или ничего. А на меньшее я не согласна.

Значит, вариант “клин клином вышибают” и “око за око, зуб за зуб” в нашем случае не прокатит….

А как тогда возместить можно?

Дать мне денег, чтобы я купила шубу из песца, и успокоилась?

Не ношу я шкуры убитых животинок. Согреться зимой можно и без живодёрства.

И никакие суммы денег не окупят моих страданий и не окупят самое важное: я поняла, что меня не уважает мой мужчина, раз позволяет себе заводить интрижки на стороне.

И плевать мне, что он не собирался рушить семью. Они все так говорят. И говорят не потому что любят жену, а потому что к дому и месту они привязываются сильнее, чем к женщине.

Это он переживает о своей кроватке и подушечке, о носочках и трусиках в привычном комоде в привычном для него углу. И о своём диване, на котором вечерами новости смотрел. О своей жизни и привычках он переживает, а никак не о сохранении семьи. И уходить не планировал по той же самой причине: ему всё это было удобно.

Степана всё устраивало: тут у него – покой и отдых, чистые трусики, его кроватка, его подушечка, его кружечка любимая на столе кухни. А там – молодая, резвая, на всё готовая любимка с упругой попкой.

В этом доме он – муж, отец, хозяин. А там – герой-любовник, наслаждающий свои похоти. И всё было так прекрасно, пока не пришла злая Люба, его рогатая жена, и всё безбожно не сломала! Вот ведь оказия-то вышла…

Нет-нет, такие с позволения сказать “отношения” – простите меня, бога ради, отношения – сохранять смысла никакого нет.

Ни к чему это не приведет. Никаких компромиссов мы не сможем найти, чтобы Степан мог компенсировать и как-то исправить всё то, что натворил.

Я не смогу его простить. Даже если оставлю в доме, не подам на развод, буду тайно ненавидеть собственного мужа. Буду – точно знаю. Не смогу я забыть ему этого поступка.

Это как чашка с трещиной. Можно взять самый дорогой и лучший в мире клей и попытаться склеить битую чашку. Потому что она такая любимая, жалко с ней расставаться. Хочется сохранить.

Чашка, может быть, и будет держаться в проклеенных местах. И даже не давать течь.

Много лет – не давать.

Но ты-то всегда будешь бояться, что однажды чашка не выдержит и снова течь даст.

И жить так много лет, постоянно опасаясь того, что Степан повторит своё предательство, я не была готова.

Я знала, что склеив нашу чашку, буду потом всю свою жизнь переживать, что та снова даст течь в проклеенной трещине…

А если простить не смогу, то и перешагнуть эту ситуацию не смогу тоже.

Не приму, не перелистну страницу прошлого, не сдам эту историю в утиль.

А если не перешагну, то и жизни нормальной у нас все равно уже не получится.

Я буду подозревать его, ревновать к каждому столбу, постоянно проверять не выросли ли у меня снова развесистые рога сохатого, которые мы с таким трудом спилили, сделав вид, что там ничего никогда и не было.

Тогда отношения обречены. Я это ясно понимала.

А значит, останавливать его не стоит ни в коем случае.

Торговаться с собой, идти на поводу слабости, жертвовать своими принципами – этого не стоит делать.

Я все равно буду работать там, где работала. Устроиться на работу, где я могла бы раньше уходить домой и больше времени уделять семье, я тоже вряд ли смогу – на такие места много желающих.

По сути, у нас все равно ничего не поменяется в наших жизнях.

Скандалы о том же самом просто продолжатся.

Стёпа начнёт находить себе других любовниц, и мы будем ходить по кругу, если я сейчас не выстою перед самой собой.

– Ну, я пошёл, – услышала я голос мужа словно издалека и сфокусировала взгляд на нём.

Пока он собирался я так глубоко задумалась, что не заметила того, что он уже застегнул чемодан и выпрямился, готовый уйти.

11.

– Да…. Иди, – ответила я не своим голосом, всё еще борясь с подступающей истерикой и желанием остановить его, хоть сама и выгнала. И выгнала – за дело. А все равно такая боль грудь раздирала, что дышать было невозможно, только и получалось, что делать рваные вдохи.

– Ты детям пока ничего не говори, – обратился он ко мне. – Нам самим нужно подумать обо всём. Еще раз всё обсудить, когда ты остынешь. И принять решение.

– Я приняла уже решение, – отозвалась я и сама услышала, как глухо звучит мой голос. Я будто сегодня погасла и погибла внутри самой себя. Осталась лишь какая-то серая тень меня самой и невероятная боль и жжение в грудине. – Я подам на развод.

– Ты сейчас на эмоциях говоришь. Не пори горячку, Люба. Подумай обо всём и пока не распространяйся ни о чём. Мне не нужны скандалы на посту.

Стёпа так и не поверил, похоже, что это конец нашей горе-лавстори*.

Значит, мне придётся еще не раз отстаивать саму себя, пока душа захлёбывается в рыданиях, а сердце – обливается собственной кровью.

Ему придётся поверить и принять это решение. Если я раз за разом буду настаивать на своём. И подам официально на развод.

– Я ничего никому не собираюсь рассказывать, – сказала я.

– Ладно. Хоть так.… Не топи меня, Люба, – просил меня Степан. Я ощущала, что сейчас он был наиболее искренен. – Ты не можешь так поступить со мной – просто бросить под поезд мою репутацию. Ты знаешь, как скандалы и разводы на неё влияют.

– А ты о чём думал, когда любовницу себе завёл? Разве не понимал, что всё может закончится разводом и крахом твоей репутации? Не вешай это на меня, Самойлов, – хмыкнула я. И откуда только силы брались так держаться перед ним… Наверное, злость меня поддерживала, адреналин всегда оказывает такой эффект. А сейчас в мою кровь выбрасывалось просто невероятное количество адреналина – я была пипец как зла! – Ты сам будешь повинен в том, что выйдёт из-за твоей мерзкой измены. На свой хрен и ругайся. Ты его слушал ведь? Так с него теперь и спрос.

– Ну и стерва же ты, Люба.… – с укоризной покачал головой Степан.

– Чья бы корова мычала!

– Не знал я, какую змею на груди пригрел.

– Ой-ли? Могу сказать ровно тоже самое, – отбила я. – Только в моём случае на груди был пригрет козёл вместо змеи.

Стёпа чертыхнулся. Он очень много хотел бы сказать сейчас, но всё еще тая надежду на прощение, придерживал коней.

– Ладно. Сейчас ложись и спи, – сказал он мне. – Детям скажешь, что у меня срочная командировка.

– Без тебя разберусь, что говорить, – фыркнула я.

– Нет уж, давай сообща действовать, – настаивал Степан. – Еще ничего до конца не решено. Не делай глупостей, которые потом не исправить будет.

– Ладно, хорошо. Скажу пока про командировку, – согласилась я с ним больше, чтобы оставил меня уже в покое, и ушёл.

Сил стоять тут с ним больше не оставалось… Еще немного – и меня накроет самая настоящая истерика. Я не хотела, чтобы он видел мою слабость, боль и слёзы… По нему, долбонавту, в том числе….

Как бы там ни было, но так просто вырвать из груди и выкинуть мужчину, с которым прожила почти три десятка лет, я не могла. Мне нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и свыкнуться с мыслью, что любить в этом мужчине теперь просто нечего.

– Иди уже, пожалуйста… – прошептала я, закрыв глаза.

Все-таки стоять и спокойно смотреть, как он выходит с чемоданом из нашей спальни, закрывает дверь и уходит навсегда, было мне не по силам.…

Пусть я не вижу хотя бы.

– Иди! – прорычала я.

Моё терпение стало звенеть натянутой струной. Еще мгновение – и лопнет.

Стёпа больше не стал препираться. Понял, что сегодня уж точно он со мной не договорится.

Он взял чемодан и вышел из спальни.

Закрыл за собой дверь.

Шаги по коридору стали удаляться и совсем стихли.

Только тогда я позволила себе открыть глаза снова.

Дышать не получалось – боль разрывала и грудь, и лёгкие, не давая вдохнуть воздуха.

Было такое ощущение, будто меня копьём ядовитым пронзили насквозь, через сердце.

Я осела на пол там, где стояла, закрыла глаза руками и горько заплакала.

Тихо, чтобы не разбудить и не напугать детей.

Тише и горше я никогда в своей жизни не плакала…

Самая тихая и самая страшная истерика в моей жизни приключилась именно этой ночью, когда мой муж ушёл из дома.

______

горе-лавстори* – горе-история о любви. “Story” – с англ. “история”. Прим. автора.

12.

Я резко замолчала и села прямо, когда входная дверь хлопнула еще раз.

Вернулся домой старший сын. Нагулялась молодёжь….

Я не хотела, чтобы он слышал мой плачь. Не готова была ничего сегодня объяснять даже такому взрослому сыну. Просто была не готова вообще освещать всё то, что случилось у нас с отцом.

Я даже не знала, насколько у Степана серьезно с этим.…”тренером”, какие планы на жизнь – женится он на ней или так, просто… Где он вообще её нашёл?

В том самом спортклубе, в который я купила ему и себе абонементы?

Вроде так он и сказал – там.

Я, правда, сходила в зал всего раз пять-шесть из оплаченных полугода, а Степану так понравилось, что он отходил все оплаченные занятия и купил себе еще абонемент уже сам. Всё хвалил зал ходил…

Сейчас, вспоминая как всё происходило, я задумалась – а действительно ли ему понравился зал? Или он уже тогда встретил там…. её?

Впрочем, это, наверное, уже и не так важно. Главное – итог.

Измена была – факт.

Прощать я её не намерена – тоже факт.

Значит, как-то надо себя брать в руки и жить дальше. Пострадаю пару дней, завтра у меня как раз долгожданный отгул.

Поплачу над своей горькой судьбой. Позвоню сестре, попрошу её приехать и поддержать меня. Купим с ней каких-нибудь вкусняшек и засядем за просмотром какого-нибудь чисто женского фильма в стиле “Дневник Бриджит Джонс”.

И отпустит. Боль обязательно меня отпустит. Это только кажется сейчас, что она меня порвёт в лоскутки…

Говорят, самая сильная душевная больше длится только первые дни. Потом идёт на спад, а спустя примерно неделю уже не должно быть так плохо и больно. И я очень надеялась, что попадаю в категорию тех людей, у которых механизм моральных страданий работает именно так…

Слишком долго упиваться горем я не могу: у меня работа, операции сразу же после выходного, дети… Еще поговаривали о том, чтобы дать мне группу интернов… Некоторые операции мои забрать и отдать коллегам, а я бы проводила лекции у будущих медиков-хирургов за приличную доплату от института.

В принципе, я не была против. Пока не пришла домой и не получила такой стресс от Стёпы.

В моём нынешнем состоянии я не уверена, что смогу брать на себя ответственность за интернов и общаться с ними на занятиях. Ведь это же надо выступать, быть собранной, проверять их работу.… Совсем не уверена, что сейчас я с этим справлюсь. Но решила не загадывать.

Вот пойду на работу послезавтра, там и видно будет. Ориентируясь на собственное состояние буду принимать решение нужна ли мне группа интернов или лучше отказаться – кто-то из коллег за премию возьмёт их вместо меня.

А может, никого не приведут еще – информация была неточной. Возможно, интерны будут мне предоставлены несколько позже, когда я уже смогу собрать мозги в кучу.

А в том, что я их обязательно поставлю на место, я не сомневалась.

Я всегда была такой: настырной, целеустремлённой, пробивной.

Для нашего небольшого городка у меня довольно уважаемая работа и место хирурга одно из лучших в городе. Наша больница – главная в городе. Тут большой поток пациентов и довольно неплохое оборудование, хватает инвентаря для работы, свежий ремонт в палатах и операционных.

Я собой гордилась по праву, я смогла добиться много к своим годам.

Заведующий отделением заговаривал о моём повышении на место заместителя…

Карьера шла и развивалась.

Вот только семью я сохранить не сумела, отдав все силы работе.

Совместить мне карьеру и семью не удалось…

Фиаско, братан – что уж там!

И детям рассказать о предстоящем разводе с их отцом и наших новых, раздельных с ним жизнях, все-таки придётся. И долго тянуть не получится: дети чутко ощущают, когда что-то нехорошее в доме происходит, когда у мамы с папой не лады и уж тем более, когда отец и мать вообще приняли решение расстаться.

Ну, точнее, приняла-то его я, но Степан приложил к этому свой… Энтузиазм.

Если бы не его измены, никто бы не думал о разводе.

Но всё вышло как вышло, и толку теперь рассуждать нет о том, что было бы, если случилось именно так. Как говорится: если бы да кабы во рту б выросли грибы.

Очень в данном случае нам подходит….

Степан мне изменил. Семья не может дальше существовать.

Будет разрыв. Развод. Разъезд.… И никак этого всего не избежать.

Значит, поставить в известность детей нужно в ближайшее время, как бы ни просил меня этого не делать Степан – они будут мучиться догадками и переживать.

Лучше уж сразу принять горькую, но правду, чем мучиться неизвестностью. Когда знаешь ситуацию, её и принять легче. Поэтому я над детьми издеваться на намерена, как и не намерена скрывать от них истинную причину ухода отца из семьи.

Покрывать ложь, предательство я не стану. Пусть дети знают и принимают решение сами о том, как и каким образом продолжать общаться с их отцом.

Препятствовать я этому не стану. Но и помогать детям простить и понять отца – тоже.

Изменил? Пусть сам и оправдывается перед детьми.

Я за это нести ответ не буду.

Раньше нужно было думать, как он в глаза детям потом посмотрит, до того, как изменял.

А теперь уж пусть сам разбирается. Вся эта ситуация – исключительно его авторства!

Однако когда же мне поговорить с сыном, я так и не смогла определиться. Не сейчас, конечно – ночь на дворе. Сейчас я прикинусь, что сплю, не стану тревожить и лишать сна ребёнка. А уж завтра, после занятий в институте, он приедет домой, и мы с ним поговорим.

Я решила начать с разговора именно с Дмитрием – потому что он старший, он поймет и поддержит. А потом мы вместе сообщим Нине, которая уже спала в своей комнате, отрубившись после репетиции без задних ног.

Последней расскажем Варюше. Она маленькая еще, я уверена, что сложнее всех правду и предательство отца примет именно девятилетняя младшая дочь. Но и ей лгать не выйдет, все равно придётся всё рассказать – ведь отец с нами теперь не живёт. Я не могу молчать об этом сутками.

Стёпа просил меня не распространяться пока, и я даже согласилась, но сейчас понимаю, что договор этот – ни о чём. Молчать я не могу, ведь он не придёт завтра ни вечером, ни ночью, ни на следующий день… Вообще – не придёт. И я как-то должна объяснить детям внезапное исчезновение отца с вещами из дома.

Приняла решение и мне капельку стало легче.

Когда есть какой-то план действий в ситуации, когда всё в голове перемешалось и кажется, что вся жизнь рушится, как карточный домик, то идти вперёд проще.

Я буду каждый день составлять себе мини-план действий и следовать ему.

Концентрироваться только на этом. И сама не замечу, сколько много я успела сделать по обустройству моей новой жизни, и как быстро я всем этим переболела – потому что не стала упиваться страданиями, а выбрала потихоньку строить новый фундамент – по кирпичику, по камешку, по песчинке.

Я почти успокоилась и хотела лечь в постель, даже одеяло откинула, как вдруг в дверь постучали.

– Черт…. – бросила я одеяло на кровати. – Все же услышал мою возню… Заходи.

Старший сын зашёл в комнату и прикрыл за собой дверь. Окинул меня внимательным взглядом, затем прошёлся глазами по тумбочке отца и отметил, что она опустела. Свет возле его места не горел, да и самого отца в постели не было.

– Что случилось, мам? – задал он логичный вопрос.

Только небо знало, как же я не была готова к этому разговору.

Конечно же, Дима, только войдя в спальню и увидев меня здесь одну, зарёванную, сразу же понял, что произошло нечто нехорошее. И станет задавать вопросы, на которые я пока не готова отвечать. Хотя бы не сегодня…

– Случилось, Дим, – ответила я. – Но давай поговорим об этом завтра. Я очень устала и… Не готова сама к разговору. У самой сейчас такая каша в голове…

– Отец…. Ушёл куда-то?

– Да.

– Он не вернётся ночевать?

– Нет.

– У него подработка какая-то? Не замечал раньше такого.

– Нет. Не подработка. Димуль, я тебя умоляю – не сегодня. Я всё объясню – завтра.

– Отец и на завтрак не выйдет. Нину и Варьку тоже заинтересует куда пропал папа, – заметил Дима. – Может, будет лучше, если я буду знать что-то заранее?

– Нет, сынок, – вздохнула я. – Ты скажи, пожалуйста, девочкам, что папа очень рано уехал. Пусть пока что не знают ничего.

– И долго ты врать собираешься им, мам? И мне, – нахмурился мой старший ребёнок. – Мы же не слепые и не глупые у тебя.

– Ни в коем случае я не хотела бы сказать, что вы глупые и ничего не поймёте, – подошла я к нему и сжала руками его плечи. Господи, ну и здоровый парень вымахал… Красавец и моя гордость. Вот уж за что Степану спасибо – это за красивых, здоровых детей! – Просто всё случилось неожиданно, и… Я пока не могу собраться с мыслями на этот разговор. Мне надо поспать, отдохнуть, подумать…

– Да уж, неожиданно.… – хмыкнул он. – Еще вечером мы спокойно ужинали. Всё было как обычно. Что потом-то случиться могло? Ты плакала даже…. Мам, – сжал он мои плечи в ответ ладонями. – Я просто за тебя переживаю. И за отца – тоже…

– Я знаю, милый, – вяло улыбнулась я. – Но, пожалуйста, дождись завтра. Я ничего скрывать не буду, просто сама это как-то…переварю.

– Папа совсем ушёл, да?

– Да…. Но – всё завтра. Я просто валюсь с ног от усталости.

– Ладно. Мам, ты ложись, я…. Свет погашу сам, дверь закрою. Отдыхай.

– Спасибо тебе, родной.

Я послушно легла в постель и завернулась в одеяло.

Сын, как и обещал, погасил свет и ушёл, прикрыв за собой дверь.

Его забота сейчас была мне особенно приятна.

Ведь мои дети – это всё, что у меня осталось от моего прежнего мира….