Текст книги "Странные женщины"
Автор книги: Елена Белкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 9
Через неделю, стоя ранним утром на берегу лазурного океана, Женечка сказала:
– Все-таки Бог есть. Потому что кто еще такое может создать?
– Да, – кисло согласился Виктор, глядя то на океан, то на Женечку, словно оценивал и сравнивал. Женечка это видела и не понимала, как можно сравнивать разные вещи, даже если они равнозначно прекрасны.
Виктор выбрал не шикарный отель, как почему-то предполагала Женечка, а небольшой, в отдалении от модных курортных мест. Потом она поняла, что он вовсе не собирался поражать ее роскошеством и своим богатством. Да он и сам сказал об этом:
– Я хочу простоты, покоя, тишины. Это не от скупости. Если хочешь, переедем туда, где кинозвезды и прочая шваль.
– Нет, здесь хорошо!
Женечке действительно здесь все нравилось. Двухкомнатный номер с кондиционером, ванной, с балконом, океан в двух шагах, по лестнице-галерее, на которую можно выйти с балкона, спускаешься прямо на пляж. Утром в ресторане отеля завтрак – шведский стол. Она обожала соорудить из десяти видов маринованных и свежих овощей комбинированный салат и долго стояла над приправами и соусами, решая, что же выбрать, и в результате брала по ложечке и оттуда, и оттуда. Обед в том же духе, демократично, без официантов, зато не ждешь, не просишь, сама выбираешь. Вечером она брала только фрукты.
Ей нравилось солнце, облака (если были), меняющиеся цвета океана, нравилось без устали плавать, покачиваясь на волнах. С помощью инструктора она за один день научилась кататься на водных лыжах – и каталась долго, так что мышцы ног начинали побаливать от напряжения (но к вечеру все проходило), потом освоила водный мотоцикл, и Виктор со страхом следил, как она мчится, как резко поворачивает, оставляя за собой белый гребень взвихренной воды, ей нравилось и просто лежать на песке, млея, блестя на солнце от крема, раскинувшись так, что Виктору приходилось садиться в скрюченной позе и ждать, посматривая на окружающих, когда пройдет его слишком заметное возбуждение.
Что до него, то ему, кажется, было все равно, находится отель на берегу океана или в пустыне. Его интересовали только вечер, только ночь. Лишь под утро он немного успокаивался и засыпал – и спал почти до полудня, восстанавливая силы, Женечке же хватало двух-трех часов, ей было жаль тратить на сон прекрасную утреннюю нору, первое купание на пустынном еще берегу. Виктор не ревновал: по-английски Женечка не говорит, да и не станет никто с ней заигрывать, здесь не ялтинский какой-нибудь курорт, здесь отдыхают представители среднего класса, коренные солидные американцы (солидные – независимо от возраста). Большинство – парами. Муж и жена, жених и невеста, бойфренд и герл-френд – и т. п. Русских, слава богу, нет, они если и попадают на флоридские берега, то выбирают отели и места либо люксовые, дороже которых не бывает, либо самые захудалые и неприметные, постоянно заглядывая в тощий бумажник. Середины русские не любят. Американцы, конечно, тоже раскованны, свободны, но – друг с другом. Ни в какие компании не сбиваются, пляжных знакомств – даже семьями – почти не заводят. Когда Женечка углядела в шопе при отеле волейбольный мяч и купила и прибежала на пляж к Виктору с просьбой объяснить окрестно лежащим америкашкам, что она хочет организовать пляжный волейбол – пусть без сетки, «в кружочек», как она выразилась, Виктор отпирался, отнекивался, но потом все-таки перевел ее просьбу. На него посмотрели вежливо и холодно – и отказались.
– Вот странные! – удивилась Женечка. – Давай с тобой тогда побросаем, а?
– Я не умею.
– Что же ты на физкультуре в школе делал?
– Я больше в баскетбол.
– Жаль…
– Иди Дмитрия попроси, – усмехнулся Виктор.
Усмехнулся он неспроста: этот разговор был у них на четвертый день после их приезда, и все эти дни Дмитрий без просыпа пил, не выползая из своего номера. На него впервые увиденный океан произвел такое же сильное впечатление, как и на Женечку, но если она всему радовалась, то он почему-то впал в черную меланхолию. Служители отеля носили ему джин, водку, виски и какую-то еду, которой он, впрочем, почти не касался, сидел на балконе и мрачно созерцал необозримую водную поверхность. Его номер был по соседству, его балкон тоже, и Женечка время от времени, перегибаясь через перила, окликала его.
– Чего надо? – спрашивал он.
– Так нельзя. У тебя раньше так не было. Что с тобой?
– Отстань! – огрызался Дмитрий.
Но на пятый день он изнемог от питья, потом два дня отлеживался и явился на пляж со словами:
– Ну? Кого тут? Кто обещал мне бабу предоставить?
Женечка посмотрела на Виктора. В самом деле, он ведь обещал предоставить Дмитрию женщину, если он пожелает. Но где Виктор отыщет ее в этом семейном благопристойном отеле?
Виктор был спокоен. Он заранее кое о чем переговорил с портье.
– Вечером, – сказал он. – Потерпишь?
– Ладно, – сказал Дмитрий и отправился купаться. Вид у него был довольно комичный: в длинных купальных трусах, коренастый, рыжие волосы распущены по хилым плечам, кривоватые ноги выписывают зигзаги по песку, на любом российском пляже эту гротескную личность обязательно проводили бы взглядами, американцы же – как ни в чем не бывало.
А под вечер возле отеля остановился красный маленький автомобиль-кабриолет, и оттуда вышла высокая стройная мулатка в шортах, обнажающих все, что только можно, и в майке, едва прикрывающей высокую грудь. Она направилась к отелю, но портье упредил ее и сам вышел навстречу. Взяв вежливо под руку красавицу мулатку, он что-то вежливо и настойчиво объяснял ей.
Глядя с балкона, Виктор комментировал:
– Он говорит ей, что здесь приличный отель и нет номеров для свиданий. Он говорит ей, что для нее же будет лучше представляться невестой русского господина, к которому она приехала. Никто не поверит, но условности будут соблюдены.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Женечка.
Виктор только рассмеялся.
Мулатка отъехала и вернулась через несколько минут в другом обличье: на ней было пестрое длинное платье, обнажающее лишь плечи и руки, и даже широкополую шляпу она водрузила на голову.
– Ну, как, сойдет? – спросил Виктор Дмитрия, тоже наблюдавшего со своего балкона за этим явлением.
– Проститутка? – спросил Дмитрий.
– А тебе не все равно? Да, проститутка, но не панельная. Специализируется на славянах, любящих знойную ненасытную экзотику. Даже знает по-русски два слова: «ка-ра-шо» и «ес-че». Ты что, недоволен? Разве я не угадал твой вкус?
– Угадал, – сознался Дмитрий. – Что ж, попробуем ее на вшивость и профессионализм.
Той же ночью выяснилось, что мулатка не выдержала испытания на профессионализм. (Следовательно, и на «вшивость», хотя неизвестно, что имел в виду Дмитрий.) Сначала Виктор и Женечка слышали только периодические взрыкивания Дмитрия. Потом услышали голос мулатки. Он становился все громче и перешел в визг, раздались крики, потом торопливые шаги.
Они вышли на балкон и увидели, как мулатка спускается с лестницы, во всю глотку ругаясь и потрясая руками, в которых держала подол платья, чтобы не споткнуться. Слов «карашо» и «есче» в потоке ее речи не было слышно.
– Чем она недовольна? – спросила Женечка.
– Она кричит, что не нанималась быть тренажером для сексуального маньяка. Она кричит, что за одну ночь потеряла работоспособность на месяц. Ну и так далее.
– Так и кричит?
– Примерно так, – усмехнулся Виктор. И сказал появившемуся на балконе голому Дмитрию: – Что ж ты, художник? Поговорил бы с девушкой о ее нелегкой жизни, залез бы в душу без мыла. Это по-нашему, это – русский стиль. А ты набросился, как дикарь. Нехорошо!
– Это она виновата! – указал Дмитрий на Женечку. – Я помню, что она рядом, и с ума схожу. Пусть она придет хотя бы раз, и я до отъезда вас не побеспокою.
– Нет, – сказал Виктор.
– Я не тебя спрашиваю!
– Разве?
Женечка молчала. Ей не нравилось, что в ее присутствии говорят о ней в третьем лице. Но она понимала Дмитрия. Ей бы, честно говоря, хотелось утешить его. Однако есть какие-то обязательства и перед Виктором…
Выругавшись, Дмитрий скрылся в номере.
Наутро, спозаранок, к Виктору явился менеджер отеля. Почему-то именно к нему, хотя речь шла о Дмитрии. Менеджер извинился за столь ранний визит и сказал, что он всегда рад всем гостям. Он рад и благодарен. Но вчерашняя ночная ссора русского господина со своей невестой многих привела в смущение. Они задают вопросы. Эти вопросы могут повредить репутации отеля. Некоторые приезжают сюда каждый сезон десять и даже пятнадцать лет подряд, и никогда такого не было. Поэтому, мягко сказал менеджер, лично он и в его лице весь персонал отеля будет признателен русскому господину, если он выберет любой другой отель на побережье. Они готовы рекомендовать именно такой, какой соответствует его вкусу. Они готовы вернуть ему деньги, уплаченные вперед за номер. Они готовы отвезти его туда, куда он пожелает.
Виктор слушал и вполголоса переводил Женечке. Ей и смешно было, и жалко Дмитрия.
– А где же их хваленая американская свобода? – спросила она.
Менеджер, поняв, что дама о чем-то его спрашивает, моментально склонил в ее сторону услужливую голову.
Виктор перевел вопрос.
– Свобода – везде! – развел радушно руками и воскликнул менеджер. – Свобода – здесь! В Америке нет ничего невозможного! Хотите употреблять наркотики? Пожалуйста! Хотите заняться голубой любовью или розовой? Плиз! Но! – И он поднял указательный палец. – Но для всего есть свое время и свое место! Вести себя в нашем отеле так, как не ведут себя другие, означает посягать на свободу гостей отеля! А свобода большинства в Америке, как в образцовом демократическом государстве, превыше свободы одного человека, поэтому она берется под защиту, при этом человеку всегда предоставляется альтернативный выбор!
– Излагает не как администратор гостиницы, а прямо как политик! – сказала Женечка, выслушав перевод Виктора.
– Просто он хорошо умеет делать свою работу, – сказал Виктор и вышел. Через пять минут он вернулся и сказал менеджеру, что все улажено, русский господин желает попасть в такое место, где есть шикарный бар, шикарные проститутки, марихуана и свобода проявления эмоций в любом виде.
– О’кей! – сказал менеджер и пожал Виктору руку (после того, как тот подал ему свою, показывая этим, что прощается).
– Он в самом деле согласился? – спросила Женечка.
– Да. Он сказал, что переоценил свои силы. Он не может находиться рядом с нами. Он потерпит. Мы ведь через две недели расстанемся.
– Спасибо, что напомнил.
– Ты уже не хочешь?
– Почему – уже?
– Ладно, спрошу по-другому. Я тебе нравлюсь больше, чем раньше?
– Намного.
– Может, любишь уже? – криво усмехнулся Виктор.
– Почти.
– А его?
– Уже не так.
– Только этого мне еще не хватало! – сквозь зубы сказал Виктор.
– Ты по-прежнему хочешь от меня отделаться?
– Да! Очень хочу! Ты знаешь, я вчера смотрел, как ты гоняла на этом мотоцикле и вдруг подумал: если ты перевернешься и утонешь, я буду тосковать несколько месяцев. Может, даже год. А потом все равно забуду. Дела, другие женщины и так далее. А если мы просто расстанемся, я буду слишком долго помнить, что ты здесь, рядом. Может, дать тебе денег, чтобы ты переехала в другой город, купила там квартиру? Даже в Москву – хочешь? И чтобы я не знал, где ты.
– Я как прокаженная, как меченая какая-то, – вдруг горько сказала Женечка.
– Ты о чем?
– Я не понимаю. Вы оба меня любите, Дмитрий и ты. И оба стараетесь от меня избавиться. Не понимаю!
– Поймешь потом. И поймешь еще вот что: ты иностранка не только здесь, ты иностранка и там, в той жизни, из которой мы приехали к этим райским берегам. В тебе есть что-то такое, от чего сходишь с ума и одновременно злишься. Тебя нельзя покорить, нельзя унизить, от тебя нельзя ждать полной любви.
– Что значит – полная любовь?
– Полная – значит, что в мире для тебя существую только я. И никто другой. Никакие океаны, водные лыжи и мотоциклы тебе не нужны. Только я. Ты не засматриваешься на мускулистых мальчиков-спасателей, которые на вышках сидят на пляже.
– А я засматриваюсь?
– Разве нет?
– Да. Но они такие красивые, загорелые. Мне они очень нравятся. Ну и что? Здесь есть и несколько других мужчин, которые мне нравятся. Здесь есть и женщины, которыми я любуюсь. Ну и что?
– А то, что пока тебе везет. И Дмитрий, и я – довольно благородные люди оказались. Но ты можешь встретить и таких, которые захотят тебя втоптать в грязь, чтобы тебя не было. Чтобы ты души не травила.
– Чем?
– Тем, что ты есть! И все, я хочу спать!
И он лег, поворочался и заснул. Женечке же не спалось. Ей вдруг захотелось пойти к Дмитрию и поговорить с ним.
Но тут она услышала, как подъезжает машина. Вышла на балкон. Расторопный менеджер не стал дожидаться, когда проснутся обитатели отеля. Вышел Дмитрий, посмотрел наверх:
– До скорого!
Женечка слабо махнула ему рукой. Он сел в машину и укатил.
И Женечка поняла, что радость кончилась. Теперь она будет думать о нем, тревожиться о нем.
И она пошла по прохладному утреннему песку к своему утешителю – океану.
Глава 10
А Виктор днем вдруг взял напрокат машину, и они поехали в город Джексонвилл, за сто с лишним миль от их отеля.
– Хочешь меня выгулять? – спросила Женечка.
– Вроде того.
В городе он повел ее по магазинам, причем ориентировался так, словно был здесь старожилом.
– Ты на витрины смотришь и по ним узнаешь, куда зайти?
– Нет. На названия фирм.
Он купил ей золотые изящные часики, золотой браслет, она радовалась, но не удивлялась. Не удивилась и тому, что он попросил выбрать себе белье: роскошное белье, замечательное. Не удивилась и тому, что он купил ей белые туфли, красивые, но достаточно строгие.
Она удивилась лишь тогда, когда в очередном магазине он попросил ее примерить белое кружевное платье.
– Но это ведь подвенечное, это свадебное платье, – сказала она.
– Да.
– Не понимаю. Это можно расценивать как предложение?
– Расценивай как хочешь.
В свадебном платье, в маленькой шляпке с вуалью Женечка стала так хороша, что даже продавщицы глазели на нее, улыбаясь не по профессиональной привычке, а от души. Даже какой-то солидный господин вышел, владелец магазина или распорядитель, и что-то сказал с наивозможнейшей учтивостью.
– Он поздравляет меня, – сказал Виктор. – Он просит разрешения сфотографировать тебя, увеличить фото и выставить на витрине.
– Ради бога!
– Учти, это необычная просьба. У них это совершенно не принято. Ты даже их охмурила, они голову потеряли.
– Ты недоволен?
– Я счастлив, – сказал Виктор, глядя на Женечку странным печальным взглядом. Она смутилась.
Выскочил человек, обвешанный фотокамерами, и за две-три минуты щелкнул не менее ста раз, то приближаясь, то отбегая, вспрыгнув даже на стол, а потом упав на пол. После этого он раскланялся и убежал. Раскланялся и менеджер, что-то говоря.
– Он благодарит и очень просит принять это платье в подарок.
– Оно же дорогое!
– Пять тысяч долларов.
– Нет, это слишком!
– Он заработает больше на твоем изображении.
Если бы это были ее деньги, но платил Виктор. В такой ситуации отказываться от подарка неудобно. Женечка поблагодарила и, не в силах сдержать чувства, вдруг приподнялась на носках и сделала несколько вальсовых движений, какие помнила еще со школьной поры, когда ходила в танцевальный кружок.
Все зааплодировали.
После этого Виктор отвез Женечку в небольшой отель.
– Посиди тут часа два-три, поскучай, а мне нужно по делам.
– Неужели у тебя здесь, в Америке, в этом самом Джексонвилле, могут быть какие-то дела?
– Почему бы и нет?
Он вернулся раньше, чем обещал, часа через полтора.
– Все сделал?
– Да.
И они поехали обратно в отель.
– Спасибо тебе, – сказала Женечка. – Я спокойно отношусь к вещам, но красивые очень люблю. И все-таки почему – свадебное платье? Мы же расстанемся?
– Конечно.
– Тогда объясни.
– Потом.
Вечером он долго сидел с ней на берегу, хотя раньше не любил такого пустого время препровождения. Он сидел, обняв ее, она затихла, слушая океан и свое сердце.
Потом он посмотрел на часы, встал, протянул ей руку, они поднялись по лестнице в номер, а там на столе горели свечи, стояло в серебряном ведерке со льдом шампанское и что-то еще было в блестящих сосудах, закрытых крышками.
Вдруг, словно из стены, возник официант в белом кителе, тихо поприветствовал их, откупорил шампанское, сервировал стол.
Женечка увидела, что основное блюдо, – то, что она успела полюбить за эти дни: огромный океанский краб, их здесь называют лобстерами. Этот лобстер был приготовлен особо: на большом блюде в панцире, из которого удалено все лишнее, слегка нафарширован чем-то, рядом половинка лимона и специальные щипцы для того, чтобы раздавить лежащие отдельно две огромные клешни: иначе их ничем не взять.
Официант, получив чаевые, удалился, Женечка бросилась было к столу, но Виктор попросил ее сначала переодеться.
– А если испачкаю? – испугалась Женечка.
– Ничего.
Испытывая какие-то совершенно новые чувства, Женечка пошла в спальню и переоделась. На этот раз на ней был полный наряд, начиная с белья и кончая туфлями. Она встала перед большим зеркалом, включив все торшеры и бра, а также яркий верхний свет, смотрела на себя – и словно не узнавала. 13 зеркале отражалась невероятно красивая и невероятно счастливая молодая женщина.
Появился Виктор.
– Постой так еще немного, – попросил он.
Сел в кресло и стал сбоку смотреть на нее.
– Повернись ко мне.
Она повернулась. Глаза ее блестели. И вдруг слеза промелькнула по щеке, легкая и быстрая. Она улыбнулась и прислонила ладони к лицу.
– Ну, пойдем, – сказал он.
И они вошли в другую комнату под руку, как в бальный зал.
Чинно уселись за стол, он чинно разлил шампанское, они чинно подняли бокалы, посмотрели друга на друга и рассмеялись.
– За тебя, – сказал Виктор.
– За тебя! – откликнулась Женечка.
– Нет. Пока только за тебя.
– Хорошо.
Женечка не выдержала, взяла большую салфетку и почти закуталась в нее, оставив свободными руки: слишком боялась испачкать платье. Она расправлялась с лобстером, даже постанывая от удовольствия, а он ел мало, смотрел на нее.
– Не смущай, пожалуйста, – попросила она.
– Ты даже ешь красиво. Я не видел людей, которые красиво едят. Я сам ем отвратительно. Я это давно подозревал. А однажды попал в идиотский ресторан, где везде были зеркала. Сижу, жру. Деловой разговор. Смотрю: что за рожа напротив хавает с таким тупым выражением глаз? И на губе крошки. И тут понял, что это я сам.
– Перестань. Ты вполне нормально ешь. Я вот, наоборот, люблю смотреть, как люди едят – если не в одиночестве, а с кем-то. В одиночестве они едят скучно, уныло. А когда с кем-то, когда интересный разговор – очень люблю смотреть.
– Ты вообще любишь жизнь?
– Странный вопрос.
Виктор вообще был странен: тих, нежен, молчалив.
Таким он был и ночью.
А под утро, как всегда, заснул.
Женечка же заснуть не могла.
Я так и не выспросила его, думала она, что означает это платье, этот ужин при свечах, шампанское… И пусть. Так или иначе, она была сегодня невестой, она чувствует себя еще и сейчас невестой – и пока счастлива. А что будет и как будет потом – это будет потом.
Глава 11
Прошел день.
И вот еще одно утро – ее утро, когда на пляже никого нет.
Она вышла из воды, взяла из стопки под навесом раскладной шезлонг и устроилась в нем, наблюдая, как солнце поднимается все выше.
Берег был пустынным, но вот появился молодой человек, бредущий не спеша вдоль берега. Он шел у кромки прибоя, думая о чем-то, не глядя по сторонам.
И Женечке вдруг захотелось, чтобы он посмотрел на нее, остановился, заговорил с ней.
Юноша увидел ее, остановился, улыбнулся. Такой открытой, такой хорошей улыбкой, что Женечка невольно в ответ тоже улыбнулась.
Он не спеша подошел и вдруг сказал по-русски:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – сказала Женечка. – А откуда вы узнали, что я русская? Вы здесь не живете, я вас не видела.
– Я много чего знаю. Ваш друг спит?
– Спит. Но откуда?!
– Разрешите представиться: Павел. А вы – Евгения.
– Вы знаете слишком много. Кто вы, откуда вы?
– Могу рассказать, если интересно. Родственники живут в Джексонвилле, я сам в Нью-Йорке, в Бруклине. Снимаю квартиру и работаю где придется. Родители пятнадцать лет назад переехали в Америку. Я бездельник и путешественник. Моя машина в полтора раза старше меня. Что еще? Пожалуй, все. Кстати, вы читали «Лолиту»? – спросил он.
– Конечно.
– Так вот, первая часть мне абсолютно неинтересна. А вот вторая, где он бесконечно ездит со своей девочкой по Америке, замечательно написано, я сто раз перечитывал. С этого и надо было начинать – и этим закончить.
Разговор их был короток, всего несколько минут, но у Женечки, как ни банально это звучит, появилось чувство, будто она знает его сто лет, будто это брат ее, с которым у нее глубокая духовная связь. И Дмитрий, и Виктор были другими: оба жесткие, возможно даже жестокие, то в Павле она почувствовала самое себя, свою суть: умение просто и бесхитростно радоваться жизни, находить хорошее и прощать плохое.
– А вы лучше, чем на фотографии, – сказал вдруг Павел.
– На какой фотографии? – засмеялась она, не понимая.
Павел достал полароидный снимок, Женечка увидела себя в свадебном платье. Это фотография могла быть сделана только тем фотографом в магазине. Он что, дарит или продает их теперь? И Павел по фотографии решил ее найти? Но как он узнал, что она здесь?
– Все очень просто, – сказал Павел, словно отвечая на ее вопросы. – Ваш друг оригинальный человек. Ему почему-то кажется, что русские в Америке ради долларов готовы пойти на все. Он наткнулся на меня…
– Где? Как? – перебила Женечка.
– Очень просто. В любом крупном американском городе достаточно подойти к полицейскому и спросить, где находится бар или ресторан, в котором собираются русские. В общем, он нашел русский бар, осмотрелся, увидел симпатичного молодого оборванца, явно асоциального типа, то есть меня, и вдруг спрашивает, не знаю ли я серьезного человека, который возьмется за серьезное дело. За десять тысяч долларов наличными. Простодушие удивительное, а ведь с виду деловой мужчина! Ну, я почувствовал, что могу кого-то выручить. И сказал ему, что он попал прямо в точку: я и есть серьезный человек, сейчас сижу на мели и десять тысяч мне очень кстати. И он мне, первому встречному, вы представляете? – тут же излагает суть!.. Что, в России так принято? Так просто все решается?
– Не знаю. И в чем эта суть?
– Он дал вашу фотографию. Я посмотрел и, извините, обалдел.
Павел произнес это слово со вкусом, будто хвастаясь, что знает его, что помнит русскую народную речь.
– И что, что? Что вы должны сделать за эти деньги? – нетерпеливо спросила Женечка.
– Да элементарно все. Поселиться в этом отеле. Познакомиться с вами. Не нахально, а так, слегка. Прокатить сначала вас на водных лыжах. А потом сделать так, чтобы вы прокатили меня на водном мотоцикле. Представьте: мы мчимся, вам хочется показать свою смелость, вы прибавляете скорость, все дальше удаляетесь от берега, ваш встревоженный друг наблюдает за вами. Тут я тянусь к ручке – будто для того, чтобы уменьшить газ. Это для спасателей, они же в бинокль могут смотреть. На самом же деле я резко выворачиваю руль, но все будет выглядеть так, будто это вы сами сделали, мотоцикл делает крутой вираж, переворачивается, мы оказываемся в воде, а через пару минут я выныриваю и начинаю кричать караул. Подплывают катера, появляются аквалангисты. Тут пологое дно, и они вас вскоре находят на глубине двадцать метров. Никаких следов насилия. Женщина захлебнулась. Несчастный случай.
– Но я хорошо плаваю.
– Даже хорошо плавающего человека легко утопить, если использовать фактор неожиданности. Если к тому же это женщина, а тот, кто топит, довольно сильный молодой мужчина. То есть я.
– Десять тысяч долларов? – спросила Женечка.
– Вот и я о том же! – засмеялся Павел. – Слишком дешево за такую женщину, как вы. Он сказал, что утром спит, поэтому все должно произойти перед обедом. На глазах у изумленной публики. И вот я приехал пораньше, он, чудак, даже сказал, что вы утром одна здесь бываете, но лучше не подходить, чтобы кто-нибудь чего-нибудь не заподозрил. То есть с моей стороны должно быть невинное ухаживание при посторонних. Вот так. Он даже задаток дал, две тысячи. Я сказал ему, что такой порядок: пятая часть суммы. И он поверил. И эти две тысячи я ему, извините, не верну.
– Что мне делать? – спросила Женечка.
– Можно прибить вашего друга, если хотите.
– Нет.
– И я не хочу. Я убежденный противник кровопролития. Поэтому я предлагаю вам: поедем ко мне. Должен сказать честно: по фотографии я в вас влюбился. Сейчас влюбился еще больше. Но если не захотите, я и пальцем вас не трону. Верите?
Женечка посмотрела на него. Она ему верила. Верила, как самой себе. Как брату.
– Но у меня виза скоро кончается.
– Пустяки. У меня полгода жил один соотечественник без всякой визы, нелегально. В Нью-Йорке это возможно. Главное, не выделяться. Хотя в нью-йоркской толпе выделиться довольно трудно. Самое большое, что вам грозит, если вас все-таки засекут: депортация из страны. И даже, возможно, за федеральный счет.
– Хорошо, – сказала Женечка. – Подождете меня несколько минут?
– Конечно.
Она зашла в номер, быстро и бесшумно собрала вещи. Посмотрела на спящего Виктора. Волосы его, как всегда во сне, спутались в мальчишеские вихры. Лицо было спокойное, безмятежное, мирное. Странно, но Женечка не чувствовала ни обиды, ни злобы, ни желания отомстить, она чувствовала жалость. Этот респектабельный богатый мужчина-подросток до сих пор не знает цены жизни, вот и все. Если б знал, если б умел ценить ее, он бы не принял такое глупое решение.
В машине она спросила Павла:
– Как ты думаешь, он будеть нас искать?
– Думаю, нет. Он все-таки не круглый дурак. Он сообразит, что я его перехитрил. Получить две тысячи ни за что лучше, чем получить десять за убийство. Впрочем, у него может быть другое мнение.