Текст книги "Сто причин моей (не) любви (СИ)"

Автор книги: Елена Ромова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

– Мы едем к Лесли? – сухими губами прошептал Мэтт.

Нейл снова пожевывал сигару и смотрел в окно – какое ненастье. Дождь льет, как из ведра. Небо заволокло так, что столица раньше времени погрузилась во мрак.

– Сначала заедем к Флемингу, – лениво ответил он, – а потом, да, к Лесли.

Мэтт стер пот со лба и спрятав дрожащие руки между колен, проговорил:

– Ты же не станешь убивать его, босс?

Нейл повернул голову, изумленно вскидывая брови. Что сегодня с Барлоу? Он только и делает, что портит ему настроение.

– Вообще-то, стану, дружочек. А что?

– Сегодня? – кадык Мэтти тяжело дернулся. – Сейчас?

– Нет, – нахмурившись, Нейл снова откинулся на спинку сидения и скрестил на груди руки: – Сейчас я просто с ним поговорю. Осточертело ходить вокруг да около. А потом, да – прикончу его.

– Из-за Митчелл?

Олсен нахмурился, и теперь в тесном салоне кареты повисло такое плотное напряжение, что даже Торн заерзал.

– Что заладил, Мэтт? – спросил он, разряжая обстановку. – Какая к черту разница из-за чего? Если босс хочет его прикончить, значит так надо.

Мэтт отвернулся, а Нейл недоуменно разглядывал его. Что с ним, проклятье? Они больше пятнадцати лет друг друга знают. Мэтти, по сути, его лучший друг.

Экипаж неожиданно дернулся, лошади заржали – Нейл услышал, как кто-то бежит к дверце кареты, а когда отдернул шторку, поморщился. Дверь распахнулась, и внутрь забрался Тень.

– Проблема, Нейл, – вдруг сказал он. – Митчелл.

– Что «Митчелл»? – так холодно спросил Олсен, что Тень на секунду замер, вскинув на него взгляд, будто Нейл в эту самую секунду был самым опасным существом во вселенной.

– Она жива, невредима, с ней все в порядке, – сразу заверил наемник, снимая капюшон, под которым были гладкие, блестящие черные волосы, собранные в хвост, – но тебе это не понравится. Я ее упустил.

– Что ты нахрен сделал? – поджимая губы спросил Нейл.

– Ты не предупредил, что она может выкидывать сюрпризы, – и он провел рукой перед своим лицом, подергивая пальцами и изображая влияние магии, меняющей внешность: – Скажу сразу, я знаю, где она. Но, Нейл, пойми правильно… если бы я знал, что она выкинет что-то подобное…

– Где? – обрывая его на полуслове спросил Нейл.

– Ближе, чем ты думаешь.

– Проклятье, – Нейл откинулся на спинку сидения, а затем чертыхнулся. – Твою мать… черт-черт! – и он резко стукнул кучеру: – Останови! – и сверкнул алыми глазами: – На улицу вышли! – прорычал так, что сомнений не осталось – зол, чертовски, до кровавых кругов перед глазами.

– Там дождь, босс, – протянул Торн.

Стоило мертвой бездушной улыбке возникнуть на губах Олсена, мужчины, толкаясь, полезли на выход.

– Сидеть! – рявкнул Нейл «Мэтту».

Несмотря на злость, Олсен попросту прикрыл лицо ладонью, и пару мгновений просто сидел, ничего не говоря. И «Мэтти» тоже сидел, но иначе – вжав голову в плечи и затравленно глядя из своего угла.

– Ради богов, верни себе прежний облик, Митчелл, – проговорил Нейл и повысил голос: – Быстро!

Кажется, Эвелина была впечатлена его поведением достаточно. Коснувшись груди кончиками пальцев, она в мгновение стала собой – той самой, что он привез в свой дом. Ее губы были все еще припухшие от его поцелуев, а волосы растрепанные. Но появилось еще кое-что. Она смотрела на него, как на чудовище, со смесью страха и неприятия.

– Я облажался, да, Митчелл? – усмехнулся Нейл, а взгляд наполнился мрачной горечью.

Девушка подавленно кивнула.

– И? – с нетерпением спросил он. – Что теперь? Не подпустишь меня к себе?

Отрицательно качает головой.

Нейл почувствовал, что еще немного и слетит с катушек. От ее близости и запаха, от этого несчастного вида и страха, который заставлял ее прятать глаза, внутри него нарастало желание.

– Выходи за меня замуж, Митчелл, – сказал он.

Она отворачивает лицо, напряженно молчит и снова качает головой.

Вот как…

Презирает его. За то, кто он.

Его руки начинают дрожать, а дракон внутри ворочается – как же сложно сдержаться! Нейл стиснул зубы, а затем ударил кулаком в стену, пробивая насквозь и обдирая костяшки пальцев. Митчелл коротко вздрогнула, сжалась и громко сглотнула.

– Какого хрена ты это делаешь со мной? – зарычал Олсен. – Что, не нравлюсь? Противен тебе, Митчелл? Чего ты добиваешься? Что тебе нужно?

Она лишь вздрагивала от каждого его слова и комкала юбку на коленях. Ее пальцы были бледными, как полотно. И сама она выглядела уставшей и безжизненной.

– Нет, объясни мне, Митчелл, – Нейл пододвинулся на самый край и склонился к ней, – чего ты ждала? Зачем это сделала?

Ее губы дрожат, по щекам текут слезы, и она снова сглатывает, и Нейл понимает – она не может вымолвить ни слова.

Он потянулся к ее руке, но она отдернула, и Нейл снова взорвался:

– Недостаточно благороден для тебя? Хотела кого-то другого? – и он схватил ее за лицо, сжал пальцами щеки и вздернул ее голову: – Хотела Лесли, правда? Признайся, Митчелл. Хотела, чтобы он был на моем месте?

Ее губы поджались, она вся начала вздрагивать, но даже не воспротивилась в ответ, и Нейл усмехнулся:

– Такие, как твой герцог, возвращаются с войны героями, Митчелл. Там они насилуют женщин, убивают стариков и детей. А здесь им все прощается. Все их гребаные преступления забываются, и они скрывают свое лицо под маской джентльмена. А я никогда не лгу. И не скрываю, что убивал на войне. И я убиваю здесь. Подонков, убийц, воров и предателей. В моем мире другие законы. Но за всю свою жизнь я и пальцем не тронул женщину. Я не такой ублюдок, как тебе кажется.

Она прятала глаза. Мокрые ресницы все еще дрожали.

– Я провел там десять сраных лет, Митчелл. Я видел, как гибнут мои ребята. Люди, твою мать. Думаешь, я бы пошел на сговор с алларийцами. Я, нахрен, ненавижу их! Посмотри на меня, – и он втянул носом воздух и закричал ей в лицо: – Посмотри на меня, я сказал!

Она расплакалась вдруг, и Нейл стиснул зубы. Она так горько еще ни разу не плакала при нем. Будто, все – не простит никогда. И от этого стало так больно, что Нейл прикрыл веки и судорожно выдохнул. Мягко потянул девушку к себе, чтобы утешить, но она с яростью отбилась от его рук:

– Пусти! Не трогай!

И Нейл резко отпрянул, упираясь спиной в сидении, и долбанул ногой по сидению напротив. Он так тяжело дышал, а руки так дрожали, что казалось, он вот-вот сменит ипостась.

– Что ты хочешь от меня, Митчелл? – прорычал он.

– Свободы.

– Что?

Кажется, это просто шум дождя. Не может она сказать такую откровенную глупость.

– Я хочу избавиться от метки, – произнесла девушка, глотая слезы, – и больше никогда тебя не видеть. Не знать тебя. Забыть, что между нами было.

Нейл напряженно молчал, и Митчелл неожиданно закричала:

– Оставь меня в покое! Ну, пожалуйста! Что ты привязался? – и разрыдалась: – Я верну артефакт, обещаю. Хочешь? Найду способ… Флеминг может знать… лорд Лесли… пожалуйста, отпусти меня! Нейл…

Он тяжело дышал, глядя на нее. Его радужка посветлела, пошла золотом. Он потянулся к дверце, распахнул и вышел под дождь. Засунув руки в карманы, молча прошел мимо промокших Тени и Торна, которые не рискнули его даже окликнуть. Подставив лицо дождю, Нейл просто побрел в ночь. Физические раны ничто по сравнению с тем, как изощренно его ранила Митчелл. Она въелась в его мысли, в каждый вдох, залезла под кожу. Он с ума по ней сходил. И вот – она его искренне презирает. Метка вынуждает ее желать с ним близости, но этого мало. Нейлу нужна ее любовь. Любовь, которой нет и никогда не будет.

***

Я постаралась выкинуть господина Олсена из головы. Сначала я всеми силами постаралась воспылать к нему ненавистью, потом – стать безразличной. Но когда возвращалась к нему в мыслях снова и снова, поняла – не выйдет. Просто забудь, Эви! Но Нейл не шел из головы. Даже когда вернулась в его дом, а отец усадил меня на стул и пытал добрых два часа под осуждающими взглядами матери и лукаво-насмешливыми сестер. Подумать только, дочь связалась с драконом, и тот не скрывает своего отношения, позволяя прикасаться к ней и даже ласково обращаться при посторонних. Стыд.

Мне пришлось подключить все свое красноречие, чтобы успокоить родных и заверить, что господин Олсен позаботиться о нас лишь на время, а потом все пойдет своим чередом. А, когда ложилась спать в комнате вместе с сестрами, отвечала на их надоедливые вопросы: «А почему он такой злой?», «Он целовал тебя, Эви?», «Он жениться на тебе?». Заткнуть Мэри и Лиз удалось только ударом подушки. Маленькие негодяйки долго хихикали, а затем громко храпели. И сон не шел.

«Вы разве не будете ночевать в комнате господина Олсена? – безо всяких ужимок спросил у меня Грейм, когда я потребовала еще один комплект белья, чтобы устроить себе ночлег в комнате с сестрами. – Стоит ли тесниться, если постель у господина очень широкая и удобная?» И, как бы между прочим, в ней спит еще и сам господин. Об этом славный камердинер предпочел умолчать, хотя все и так очевидно.

И вот я лежала в постели и глядела в потолок, вспоминая ту сцену в карете. Когда Нейл ушел под дождь, а Торн и Тень доставили меня сюда, я больше всего на свете хотела сбежать, чтобы никогда не видеть красного дракона. Он делал мне слишком больно.

Время от времени я слышала за окном оклики охраны. За нами следили и днем, и ночью. Еще бы, до меня доносились обрывки фраз: «Митчелл, кажется… приказано с нее глаз не спускать», «… он ее на руках нес, я сам видел, а она его целовала и обнимала…», «Хороша девка. Видать остепенила-таки нашего босса!»

Я засунула голову под подушку, не желая слушать.

«А ты любишь его, Эви?» – трещат в голове звонкие голоса Мэри и Лиз.

И внутри меня что-то откликается, становится нестерпимо больно, а в груди сжимается сердце – да, люблю. Его красные волосы, зловещую усмешку, прикосновения его рук, его напористость и горячие поцелуи – люблю.

И ненавижу его, потому что люблю очень сильно.

Глупое сердце хочет верить в сказку, но меня ждет кошмар. Нейл привязан ко мне меткой, а любит он Эмилин Хэмилтон. И с ней, драконицей, он был бы по-настоящему счастлив.

Дождь, наконец, перестал, и над ночной столицей засияла яркая луна. Ветер стих, и я почувствовала, как меня одолевает дрема. Сладко потянувшись, я выбралась из-под подушки и вдруг услышала мелодию «Греза моих надежд» из оперы «Раненное сердце». Мне всего пару раз удавалось побывать в столичном театре в королевской ложе, когда лорд Лесли сопровождал Константина Аллейского. Я, конечно, стояла за креслами мужчин, но ария Фернандо произвела на меня сильное впечатление.

И я, как зачарованная, спустила на пол ноги.

Суть заключалась в том, что влюбленный Фернандо, бывший развратник, раскаявшись, приходит к той, кого отвергал, и рассказывает о своих чувствах.

Прохладный пол слегка холодил ступни.

Спала я в рубашке и юбке, не решаясь раздеться, поэтому смело вышла из комнаты, подошла к лестничному пролету и перегнулась через перила, прислушиваясь к тому, что происходило на первом этажа. Слабый отблеск свечей, горящих в столовой, играл на полу бликами. Звук стал громче.

Я бесшумно спустилась, увлекаемая прекрасной музыкой.

В холе все было залито водой, будто в дом пробрался погибший в море призрак. Боязливо передернув плечами, я застыла на пороге столовой. Сердце в груди так сильно толкнулось, что я прикусила губу.

На спинку стула был навешан мокрый черный камзол – вода с него текла на пол. Трещал слабый огонек в камине, а на крышке рояля стоял треногий подсвечник.

Музыка лилась – сильные бледные пальцы гуляли по клавишам. Мокрая рубашка облепила сильное тело, рукава закатаны, ворот расслаблен, красные волосы влажными жгутами вились по спине. В зубах сигара, дым в потоках алого свечного пламени струится и мягко рассеивается под потолком.

За роялем мужчина. Красивый, как дьявол.

Пьяный, как черт.

На полу почти пустая бутылка какого-то пойла – Нейл принес с собой.

Ему идет быть плохим, он органичен. Он будто создан таким – дерзким, язвительным, пошлым… горячим и чувственным. Он мог бы быть музыкантом или художником… у него есть вкус, он не терпит фальшивки, он настоящий и искренний. Он – мой.

Снова больно – в груди будто дыра зияет, но я стою, не шевелясь, потому что мне нравится просто смотреть. И слушать. Быть частью чего-то, к чему и он причастен. На секунду ощущать себя его женщиной, защищенной и желанной.

Он восхитительно чувствует музыку. Виртуозно перебирает пальцами и курит. Порочный – само пламя. Люблю запах его одеколона и горечь его сигар.

Когда хмурится, когда язвительно смеется, когда жесток или, напротив, мягок – мой.

Кровь вскипает, и я чувствую, как на лбу выступает испарина.

Он не для меня. Я – просто человек. Меня снедает ледяной страх, пустивший холодные шипы – и сразу холодеют руки.

Меня бросает до в жар, то в холод. И только музыка спасает, выдергивает из водоворота чувств, отрезвляет.

Нейл заканчивает арию. Звучит последняя нота.

Он выбрасывает окурок, тянется к бутылке и развязно пьет. Даже это проделывает красиво, словно демон-искуситель.

– Знаешь, что это, Митчелл? – спрашивает, возвращая бутылку на пол.

– Греза моих надежд, – на удивление мой голос не дрожит. – Ария влюбленного Фернандо из «Раненного сердца».

– Эмилин научила меня играть. Эта песня подходит к случаю, тебе не кажется?

Я стискиваю зубы, и из меня вдруг зло вылетает:

– Эмилин вам сестра или нет?

– Или нет.

Понятно.

Насколько давно они «не брат и сестра» и насколько тесны их «родственные чувства»? И что за тайны скрывает семейство Хэмилтонов? Если Эмилин не дочь старого лорда, то почему он воспитал ее, как родную? И что заставило его скрывать это от лорда Лесли?

– Она влюблена в тебя!

– Я тоже ее люблю, – произнес он, поворачивая голову и внимательно глядя в мое лицо: – Ты встряла между нами, Митчелл. Я как раз собирался отнять ее у Лесли и сделать своей. Ей уже восемнадцать, и она очень хороша.

Снова ледяная улыбка на его губах. Ничего не выражающая и жестокая. А алый взгляд внимательно следит за мной, ноздри раздуваются.

– Значит, вам было бы выгодно избавиться от метки, – смаргиваю дурацкие, не пойми откуда взявшиеся, слезы.

– Нет. Выгодно мне было бы, наконец, скрепить нашу связь, Митчелл, но ты ужасная недотрога. Не справилась с простой задачей – сделать мне приятно. За что тебя Лесли ценил, вообще?

Нейл поднялся, схватил бутылку за горлышко и подошел ко мне так близко, что я прижалась спиной к косяку двери. Глядя мне в глаза, без эмоций, развязно сделал пару глотков, а затем усмехнулся:

– Не спиться?

– Вы были у лорда Флеминга и… Лесли?

– Переживаешь за своего герцога, Митчелл? – и снова усмешка. – Мы всего лишь поговорили… хотел его отделать, признаюсь. Каждый палец бы ему сломал, которым он тебя трогал.

Снова глоток из горлышка – глаза Нейла сверкают пороком.

– С тобой я стану монахом, – склоняется, пошатываясь, и упирается рукой в стену над моей головой: – Знаешь, Митчелл, я тебя ненавижу. Ты – худшее, что случилось в моей жизни.

– Это очевидно.

– Да неужели?

– Мне очень жаль, что так получилось. Вы заслуживаете другого…

– Ну да. А ты чего заслуживаешь? Согревать постель своего герцога?

– Я была в него влюблена, теперь – нет.

Мышца на лице Нейла дергается, он хмурится.

– Что же так отвратило?

– Он использовал меня и угрожал моей семье. Я не дура, господин Олсен. Что бы вы ни думали обо мне…

– Заткнись, Митчелл… – он склоняется еще ниже.

Выпивка плескается в бутылке.

– …я думаю, что ты самая лучшая женщина, которую я только встречал.

– Не пойму, господин Олсен, – а вот теперь мой голос дрожит, и это не скрыть: – Я – лучшее или худшее. Ясно, что вам и на трезвую голову сложно с этим разобраться…

– Ой, Митчелл… – он тихо смеется, – какая ты правильная. Я пьян, и что с того?

Ты очень сексуальный даже сейчас… умеешь блистать из жгучей темноты, из самого мрака.

– Это вредно.

– Воздержание – вот, что вредно. Ответь мне, Митчелл, – и он вдруг потянулся, поправил распущенные волосы у моего лица, – ты и правда хочешь, чтобы я оставил тебя в покое?

Вскинул черные ресницы, пронзая меня внимательным взглядом.

Сердце в груди болит. Стискиваю пальцы, впиваюсь ногтями в ладони. Дыхание учащается, и я понимаю, что снова разревусь. Пытаюсь сбежать, вывернуться из-под его руки, но Нейл хватает за рубашку, не давай уйти.

– Э, нет, малышка. Я задал вопрос.

– Да, хочу. Хочу! Ясно?

– Ясно, чего завелась?

– Не завелась я, – дергаюсь, но он не отпускает, а лишь насмешливо наблюдает.

– Когда все закончится, Митчелл, катись куда угодно. Так уж и быть.

Я замираю. Внутри холодеет сердце – я задушено тяну воздух.

– Куда угодно?

– Конечно.

– А метка?

– Не пытай меня на ночь глядя. Утром.

– Но…

– Утром, малыш, – он вдруг прижался губами к моему лбу, вдохнул мой запах: – Сладких снов, моя детка. До завтра.

Он пошел к лестнице, и я пискнула вдогонку:

– И тебе спокойной ночи… Нейл.

Он лишь вскинул вверх руку, потрясая пальцами.

Глава 23

– Эви! Э-э-в-и-и! – нараспев протянула Лиз, запуская пятерню мне в волосы и раскачивая мою голову из стороны в сторону: – Проснись! Ты это видела?

Я приподнялась с подушки, сонно простонав. Я смогла уснуть только под утро и жутко не выспалась, но слишком восторженные вопли сестер заставили меня проснуться.

– Это что еще за…? – Я резко села в постели, смахивая с лица растрепанные волосы.

Лизабет и Мэри вальсировали по комнате, приложив к груди красивые платья.

– Смотри, что нам принесли утром, Эви, – произнесла Лиз с придыханием: – От господина Олсена!

– И для тебя есть, – Мэри плюхнулась на кровать рядом со мной: – Мы не открывали.

Нервно заправляя за уши пряди волос, я поднялась и прошагала к запечатанной круглой коробке и с волнением сняла крышку. Подцепив двумя пальцами красивое строгое платье, поджала губы. Сестры возникли за моей спиной, издавая вздох восхищения.

В этот раз Нейл учел мой вкус. Он думал обо мне. Серое платье с белым воротничком и манжетами – отличное решение для Эвелины Митчелл. Для той, кем я была всего секунду назад.

А сейчас на сердце появилась странная тоска. Потребность не отдаться Нейлу – нет, скорее, обнять его и утонуть в этих объятиях, почувствовать под пальцами его тепло. Я прикрыла веки, увязнув в этом ощущении, как неожиданно в дверь постучали.

– А-ну, цыц! – шикнула я на хихикающих сестер, а затем с колотящимся сердце открыла, и все в груди заледенело: – О, господин Грейм, – пролепетала растерянно и даже огорченно, почему-то ожидая увидеть другого человека.

Руку, в которой я держала платье, спрятала за спину, будто стыдясь того, что все узнают, насколько сильно оно мне понравилось.

– Доброе утро! – в свойственной цинично-вежливой манере произнес камердинер. – Хотел убедиться, что вы не станете избавляться и от этих вещей.

– Не стану, – и я покусала нижнюю губу, пытаясь скрыть неловкость.

– Замечательно. Господин Олсен приглашает всех на завтрак.

– Господин Грейм, – я перемялась с ноги на ногу, – те вещи, которые ваш хозяин купил для меня раньше…

– Которые вы выкинули, – уточнил камердинер с легкой улыбкой, – в окно?

– Да…

– Которые, сказали, что никогда не примите?

– Да, эти, – раздраженно прорычала я и немного прикрыла дверь, чтобы не слышали сестры: – Я могу взять оттуда что-нибудь?

– Хм, – Грейм был озадачен. – Вам снова что-то не понравилось?

– Понравилось, но… – как же объяснить, – сегодня мне хочется надеть что-то алое.

– Алое? Хм-м. Да, там было что-то такое.

Раз уж Нейл учитывает мой вкус, то я могу учесть его. Разве так сложно надеть то, что ему нравится? И это не попытка сблизиться, это просто ответная любезность. Несмотря на то, кто он, его поступки по отношению к моей семье очень благородны и щедры. И мне до боли в груди хочется сказать ему «спасибо» вот так, признав то, что я могу идти на уступки, если и он делает это.

– Отличный выбор, – взгляд Грейма подобрел, в нем впервые промелькнули эмоции: – Я принесу.

Красное платье – это довольно смело для Эвелины Митчелл, которая всегда предпочитала пастель и деловой тон. Это платье чудовищно облегало талию, бедра и грудь. Оно делало заучку Митчелл настолько женственной, что прежде, чем спуститься в столовую, я долго вертелась у зеркала. Тугой ворот скрывал даже шею, но мягкая ткань прорисовывала каждый изгиб.

Прогнав сестер на завтрак, я еще некоторое время стояла, облокотившись на туалетный столик. В голове билось снова и снова: «Я тоже ее люблю… Ты встряла между нами, Митчелл». Что ж, так даже лучше. Это сразу делает любые близкие отношения между нами невозможными.

Я вошла в столовую, когда все уже расселись по своим местам, а Нейл сидел во главе, как радушный хозяин. Одет с иголочки, чистюля. Волосы собрал в низкий хвост, зачесав их почти гладко, отчего линия подбородка казалась безупречно острой, а губы невероятно чувственными. Но непокорные густые волосы все равно вились, и я невольно улыбнулась. Какой же дерзкий ты, Нейл Олсен!

Ему первому открылся вид на безобразие, которое я с собой сотворила, поэтому, едва он поднес чашку с горячим кофе к губам и поднял на меня взгляд, его алые глаза неподвижно застыли. Губы поджались, а кадык дернулся – его рука неожиданно ослабела, выпуская чашку. Послышался звук разбившегося стекла, а следом Нейл подскочил, шипя и отряхиваясь. Его стул с грохотом упал на спинку, кофе потекло со стола на пол, и дракон сердито рявкнул:

– Митчелл!

Грейм с каменным лицом поднес ему салфетку, которую он зло выдернул и принялся стряхивать капли кофе с темного жилета.

Я растерялась. Озадаченные лица моих родителей были обращены в мою сторону. Блинчик, пропитанный клубничным вареньем, предательски упал в тарелку с вилки отца.

– Прошу прощения, – смертельно краснея, пролепетала я, разворачиваясь: – Я переоденусь.

И я бросилась к лестнице, чувствуя, что меня душат слезы. Какой опрометчивый поступок, Эви! Разве ты не знаешь, что тебе не идет все это? Такому синему чулку не может быть к лицу что-то настолько легкое и безмятежное! Это все подошло бы Эмилин Хэмилтон, не мне! Наверняка, я выгляжу смешно в попытке быть красивой!

Всхлипываю, взбегая по лестнице, а следом раздаются размеренные, но неотвратимые шаги. И их обладатель молчит, но идет по моим следам, как охотник за дичью. Я врезаюсь в дверь, хватаюсь за ручку, чтобы скрыться за ней от погони – тщетно! Ладонь Нейла врезается в дверное полотно. А я все дергаю за ручку, стоя к дракону спиной, и чувствую, как разъяренно он дышит.

– Ты плачешь, Митчелл? – вдруг спрашивает резко и как-то болезненно.

– Нет, – упрямо качаю головой.

– Ты плачешь, Митчелл. Это не вопрос.

– Я сейчас переоденусь и вернусь. Я не хотела… не должна была… В общем, я просто подумала… Ох, – и сжала дрожащие руки в кулаки, не решаясь даже развернуться, чтобы посмотреть на него, – не думайте, что я не верну вам все эти деньги. За вещи. Я не бедная и…

Я чувствую, как Нейл касается лицом моих волос и горячо шепчет:

– Заткнись… Проклятье, замолчи… Митчелл… – сглатывает: – Ты красивая. Я не ожидал. Ты… черт, – и проводит ладонью вдоль моего позвоночника, по спине: – Восхитительна.

Упрямо стискиваю зубы.

– Знаешь, Митчелл, – и Нейл вдруг смеется: – Мне на удивление нравится не только раздевать тебя, но и одевать. Не думал, что тратить деньги может быть так приятно. И куда я девал их раньше, если есть ты?

– Я верну, я же…

– Это даже оскорбительно, – усмехается, – твое упрямство, граничащее с издевкой. Обычно женщины охотно берут у меня деньги.

Я быстро украдкой стираю слезы и разворачиваюсь, придавая себе невозмутимый вид. И – в дребезги! Едва встречаюсь взглядом с его лукавыми, прищуренными и слегка одурманенными желанием глазами, когда втягиваю носом запах его тела, когда ощущаю, как он близко – все теряет смысл.

Хочу.

Нужно.

Сейчас.

– Малышка, – шепчет он, обхватывая ладонью мою щеку, проводя пальцем по моим влажным губам.

– Господин Олсен! – раздается разгневанный голос моей матери.

– М? – Нейл поворачивает голову, – да, госпожа Митчелл? – при этом его рука все еще касается моего лица: – Вам все понравилось, надеюсь? Возвращайтесь, пожалуйста, в гостиную.

– Отпустите мою дочь! – возмущенно и изумленно говорит мама.

– Кого? А-а, – он убирает руку. – Мы просто разговаривали, – и снова смотрит на меня: – Правда, моя крошка?

Провалиться бы на этом месте!

– Как вам не совестно, господин Олсен, – оскорбленно говорит мама.

Ему ничуть не совестно, а я готова сгореть со стыда. Никогда раньше я не давала родителям повода усомниться в моей разумности, а сейчас они, наверно, не знают, что и думать.

– Порядочные джентльмены сначала делают предложение девушке и, только получив согласие, ведут себя подобным образом, – нравоучительно продолжает госпожа Митчелл, отчего взгляд Нейла становится все веселее.

– Я не делаю предложений дважды, – Олсен убирает руки в карманы.

Отказать в браке дракону – это величайшая глупость. Но большая нелепица – вообще, допустить, что дракон, пусть и полукровка, женится на человеческой девушке. Кажется, мама сильно озадачена этим положением вещей. Теперь ее осуждающий взгляд направлен в мою сторону.

– Мама, господин Олсен помогает нам, – говорю я слегка осипшим голосом. – Мы в большой опасности из-за некоторых разногласий с лордом Лесли, но, когда все закончится, господин Олсен будет жить своей жизнью, а мы своей. Причина нашего с ним общения – это наличие метки истинности. Больше нас ничего не связывает.

Нейл привалился плечом к стене, лениво все это слушая. И его зловещая улыбка свидетельствовала лишь о том, что он злился.

– Хорошо, Митчелл, – проговорил он. – Мы, конечно, пойдем каждый своей дорогой, но кое-что ты для меня сделаешь, – и эта улыбка превратилась в оскал: – Поговорим об этом после завтрака.

***

Небо снова хмурилось, а на улице поднялся ветер. Но несмотря на непогоду, я иду за Нейлом в сад, где мы можем поговорить. Мы странно бредем по извилистым дорожкам и молчим, несмотря на то что вышли обсудить что-то очень важное. И наши руки почему-то тянуться друг к другу, а пальцы снова переплетаются – без этого холодный ветер выдувает из меня душу.

– Кто ухаживает за садом? – вижу красивые кустовые розы, алые бутоны которых трепет шквалистый порыв.

– Грейм.

– Он один справляется с целым домом?

– Я хорошо ему плачу. Точно больше, чем тебе платил Маккейн, – и улыбается: – Даже не спросишь, сколько именно?

Я фыркаю, демонстрируя полное безразличие. Мы некоторое время молчим, а затем я закатываю глаза:

– Ладно. Сколько?

– Семьсот драконов.

Я давлюсь воздухом, но пытаюсь сделать вид, что это нисколько меня не задевает.

– Вы расточительны, господин Олсен, – вырывается все-таки.

– Я слишком хорошо знаю, какую цену имеет то, что у меня есть. Поверь, я никому не переплачиваю, и никто не может меня обмануть.

Нейл притягивает меня к себе, когда налетает очередной порыв ветра. Наши волосы переплетаются, спутываются. Я охотно прячусь, прижимаясь к его груди, но настает затишье, и я снова отстраняюсь.

Между нами устанавливается хрупкий мир. Лживый мир, заменяющий нечто иное – жадные ладони жмутся друг к другу, рождая приятную дрожь. Мы оба делаем вид, что этого нет.

И почему-то не стремимся говорить о том, о чем должны. Нейл срывает розу, но держит в руке, и я сама забираю.

– Ты сказала, я должен подарить тебе цветы, – он выглядит смущенным, что совершенно ему не свойственно. – Это впервые, Митчелл… я никогда не дарил женщинам цветы.

– Можно сказать, я у тебя ее отняла, – и я сама прижимаюсь к нему, когда налетает ветер, и хрупкую розу тоже спасаю. – А ведь у тебя непросто что-то отнять, правда? Я могу собой гордиться?

Он молчит, и я поднимаю голову.

Ветер беснуется вокруг – настоящий ураган!

А мы с Нейлом стоим и смотрим друг на друга. Его пальцы слегка сжимают мою руку, он не хочет отпускать. И я льну к нему, закрываю глаза и потираюсь щекой о его грудь.

– Нейл.

– Что, Митчелл?

– Я не смогу долго…

– Что? – переспрашивает с напряжением.

– …быть без тебя, – метка на груди стремительно теплеет: – И с тобой не могу.

Он опускает голову и целует меня в макушку.

– Скоро все закончится, Митчелл.

Молюсь, чтобы ветер дул сильней. Хочу, чтобы ураган вырывал с корнями деревья, лил чудовищным ливнем, гремел грозой – хочу, чтобы Нейл прятал меня от всего в своих объятиях.

– Мне нужно будет уехать, – говорит он. – Хэмилтон вмешал в это императора. Я должен с ним объясниться.

– С кем? – я удивленно вздрагиваю и поднимаю на Нейла напуганный взгляд, и тут меня буквально сшибает с ног догадка, и все ниточки срастаются в единую картину из того, что я слышала раньше: – Лорд Лесли решил устроить государственный переворот? Но все пять лет… я ничего не замечала… я…

Олсен улыбается – в этот раз тепло и снисходительно, по-мужски.

– Ты была его идеальным алиби.

– Пока я решала все его дела, он… Но почему? – и сама вдруг додумываюсь: – Из-за принца Виктора, воспитанника Флеминга?

– Виктор – паршивый наследник. В этом я совершенно согласен с Лесли, а Константин сдает позиции. Он готов закрывать глаза на праздную жизнь сына, но Виктор откровенно глуп, и это не скрыть. Этот сосунок приведет Элхорн к краху. Но дом Аллийских имеет хорошую поддержку древних драконьих родов и двора, и убрать их с дороги можно только развязав войну. Это вытянет последние силы из Константина.

– И Александр хотел передать алларийцам артефакт? Нейл… – и у меня кровь холодеет в жилах: – Кто именно тебя нанял?

– Прости, Митчелл, я не раскрываю имена своих клиентов. Профессиональная этика.

– А Флеминг? На чьей он стороне? А Беррон?

– Знаешь, я ведь тоже имею некоторый интерес. Так что хороших сторон тут, вообще, нет. Если только святая Митчелл не бросится всех спасать. Оставь это мне, ладно? Все, что я от тебя потребую – остаться в живых и больше не пытаться использовать силу артефакта.

– Но, Нейл… – озадаченно хмурюсь, – я могу тебе помочь! Пожалуйста, расскажи, что ты узнал вчера от Флеминга? Я ведь могу быть тебе полезна!

– Хочешь на меня поработать, Митчелл? Серьезно?

– Пятьсот драконов, – улыбаюсь, – и я в твоем распоряжении.

– Нет, к черту… это не могло быть так легко, – он тоже улыбается. – Что именно входит в твои обязанности? – и недвусмысленно приподнимает бровь.

– Бесстыдник!

Мы едва касаемся друг друга губами, бережно и ласково, будто любая грубость может спугнуть это робкое доверие. Поцелуй такой невесомый и проникнутый нежностью, что мы оба едва дышим – лишь шум ветра в голове.

– Я попрошу тебя быть благоразумной, Митчелл. Не вылезать в окно, не сбегать от моих людей, не творить всякую дичь. Я заплачу тебе пятьсот драконов, если ты сегодня будешь послушной, чтобы ни случилось.

– А что может случиться?

– Все, что угодно. Пришло время большой игры, малышка, – он подхватывает меня на руки и несет к дому: – Ты такая мелкая, Митчелл, что я боюсь, тебя унесет ветер, если отпущу.