Текст книги "Вашингтон"

Автор книги: Екатерина Глаголева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

Единственным источником радости в эти дни были частые встречи с Элизабет Пауэл за чашкой чая. Всё-таки это удивительная женщина: такая умная, проницательная, образованная; как она его понимает… Редко встретишь такого друга. Хотя… только ли дружба была между ними? Вашингтон почему-то не вносил записи о их встречах в свой дневник, от которого обычно ничего не утаивал. А когда он собрался уезжать, Элиза передала подарки для Нелли Кастис и миссис Вашингтон, а еще записку – для него: «Мое сердце искренне огорчено, а мысли путаются, так что я могу лишь выразить свое главное желание: да примет Вас Господь под свою святую заботу и да сохранит Вас невредимым в пути и при всех обстоятельствах, будьте счастливы во веки веков». Вашингтон поблагодарил за добрые пожелания в своей привычной учтивой манере, но не более того.

В начале 1799 года Адамс с обычной непоследовательностью отправил во Францию Уильяма Ванса Мюррея для переговоров о мире, чем вызвал возмущение в рядах собственной партии. На самом деле речь шла о том, чтобы вырвать бразды правления из рук военных и передать их дипломатам. Вашингтон считал, что французский министр иностранных дел Талейран попросту играл с Адамсом, как кошка с мышкой, однако в мировой политике явно назревали перемены, поэтому он не стал возражать. Более того, когда Гамильтон вновь завел разговор о создании новой армии, главнокомандующий умерил его пыл: поздно, момент упущен. Вот сразу после скандала с письмами X, Y,Z создание армии было бы принято на ура, а теперь оно возродит старые страхи, что войска могут быть использованы для репрессий.

Двадцать второго февраля 1799 года, в 67-й день рождения Вашингтона, в Маунт-Верноне отпраздновали свадьбу Нелли Кастис и Лоуренса Льюиса. По просьбе невесты Джордж, официально оформивший опекунство, чтобы иметь право подписать брачный договор, вновь надел синий военный мундир. Торжество проходило при свете канделябров. Марта позволила всем слугам посмотреть на свадьбу и угоститься разными вкусностями, припасенными для пира. Вашингтон подарил молодоженам большую ферму Дог Ран, и они остались жить в Маунт-Верноне.

Весной Генри Ли и Джон Маршалл стали депутатами Конгресса, чему Вашингтон был несказанно рад, а его племянника Бушрода Адамс назначил членом Верховного суда. В многочисленных письмах дядя призывал его быть начеку и не давать спуску так называемым республиканцам.

Двадцать второго июня пришло письмо от Джонатана Трамбла-младшего: напоминая о грядущих выборах, он выражал надежду на то, что имя Вашингтона вновь появится в списке кандидатов: «Вы же не разочаруете чаяния и желания мудрых и добрых… отказавшись в очередной раз выйти вперед… для облегчения положения Вашей несчастной страны». На Адамса надежда плохая, и если ничего не предпринять, следующим президентом может стать франкофил Джефферсон.

Вашингтон в это время был занят другими заботами: нужно было привести в порядок дела, уже нельзя откладывать это на потом, ведь очень может статься, что «потом» вовсе не наступит. Очередное дождливое лето опять оставило его без урожая; должники отказывались платить; чтобы вытрясти из них деньги, приходилось даже прибегать к помощи шерифа. 9 июля 1799 года Вашингтон заперся в кабинете и написал новое завещание. К услугам юриста он не обращался и составил документ сам, как умел, выразив в преамбуле надежду, что он никому не покажется «непродуманным и неверным». Он исписал 29 страниц, не позабыв даже о самой последней мелочи, подробно указал, как распорядиться его землей (в общей сложности 51 тысяча акров) и рабами, точный список которых с указанием имен и возраста прилагался.

Из 277 рабов 98 были моложе двенадцати лет; 90 состояли в браке, причем рабы Джорджа часто женились на рабах Марты, что сильно всё запутало. Дело в том, что Вашингтон хотел, чтобы его рабы были отпущены на волю после его смерти, но чтобы не разбивать семьи, они получат свободу после кончины его «дорогой любимой жены». (Марта не могла освободить рабов, полученных в наследство от первого мужа, потому что они были собственностью Кастисов.) Вашингтон также поручал своим наследникам (на это были выделены определенные средства) кормить и одевать детей и стариков, которым будет трудно прожить на свободе, а молодых рабов обучить чтению, письму и какому-нибудь ремеслу. После освобождения они могли остаться жить в Виргинии. Отдельно говорилось о судьбе Билли Ли: «Своему слуге-мулату Уильяму, называющему себя Уильямом Ли, я сразу дарую свободу или позволяю, если он пожелает (в связи с несчастными происшествиями, лишившими его способности ходить и активно трудиться), остаться в том же положении, в каком он находится. В любом случае, оставляю ему ежегодную пенсию в 30 долларов на протяжении всей жизни».

Вашингтон завещал свои 50 акций «Компании реки Потомак» новому университету в федеральном округе Колумбия, студенты которого должны стать верными слугами правительства, отринув местечковые привязанности. 100 акций «Компании реки Джеймс» перешли к Академии Либерти-холл в Виргинии (впоследствии она получила название университета Вашингтона и Ли). 20 акций Александрийского банка были переданы школе при Александрийской академии для обучения сирот и неимущих детей.

Свои земли, которые он собирал всю жизнь, Вашингтон разделил между родственниками (правда, они вступали в права наследования только после смерти Марты, получавшей всё его состояние), включив в завещание более пятидесяти человек. Главная усадьба и четыре тысячи акров земли вокруг нее должны были отойти Бушроду Вашингтону (его отец управлял Маунт-Верноном, пока Джордж сражался на Франко-индейской войне), он же получал в наследство военный и гражданский архив. Джорджу Вашингтону Парку Кастису отходили 1200 акров в Александрии и земельный участок в новой столице. Два сына Джорджа Огастина Вашингтона должны были поделить одну из ферм – две тысячи акров.

Марта, узнав, что ее племянник Бервелл Бассет-младший направляется в Портсмут, попросила его разыскать там Уну Джадж и по возможности вернуть ее в Маунт-Вернон. Она никак не могла смириться с утратой своей любимой рабыни. Джордж, в свою очередь, отправил Бассету записку, прося не браться за дело, если оно окажется «неприятным и хлопотным». Тот разыскал Уну, успевшую выйти замуж за чернокожего моряка Джона Стейнза и родить дочь, и предложил ей вернуться, пообещав, что ее не накажут. «Я теперь свободна и хочу остаться свободной», – отрезала Уна.

«Живая собственность» представляла собой большую проблему. Работать могли меньше половины, а кормить и одевать надо было всех. «Продать излишек я не могу, потому что я принципиально против торговли людьми. Сдавать их внаймы так же плохо, потому что мне претит разлучать семьи, – писал Вашингтон 17 августа Роберту Льюису. – Что же делать? Надо что-то предпринять, иначе я разорюсь». А тут еще его камердинер Кристофер Шилз, заменивший Билли Ли, тоже собрался бежать вместе со своей невестой… Побег предотвратили, виновника выбранили, но не наказали.

Тридцатого августа Вашингтон ответил Трамблу, снова звавшему его в президенты, решительным отказом: «Не стоит ни смотреть в мою сторону, ни говорить, ни даже думать обо мне в этом отношении».

Однажды в сентябре под утро ему приснился странный сон. Проснувшись, он пересказал его Марте. Ему явился ангел в столбе света и что-то зашептал Марте на ухо. Та вдруг поблекла и словно растаяла в воздухе, оставив Джорджа одиноким и безутешным. Может, это смерть подала ему знак? Марта как раз свалилась в лихорадке, даже пришлось посылать среди ночи за доктором Крейком – только он мог уговорить ее принять жаропонижающее. Ее болезнь продлилась целых два месяца, а 20 сентября Вашингтон, снедаемый тревогой, получил еще одно горькое известие: скончался его младший брат Чарлз. Джордж остался один из всей своей семьи. В конце ноября умерла младшая сестра Марты, Элизабет Генли. Марта тоже пережила всех братьев и сестер…

«Полувойна» с Францией завершилась; 9 ноября 1799 года (18 брюмера VIII года Республики) Наполеон Бонапарт осуществил переворот и свергнул Директорию. Республиканцы подняли голову. Джеймс Мак Генри с тревогой предупреждал об этом Вашингтона; 9 декабря к хору обеспокоенных федералистов примкнул Гавернир Моррис, сделавший последнюю отчаянную попытку выманить Вашингтона из его уединения: неужели ему не хочется занять резиденцию в новой столице, названной его именем? Кстати, до Маунт-Вернона от нее рукой подать… В этот день Вашингтон на крыльце своего дома провожал племянника Хауэлла Льюиса. Утро выдалось ясным и морозным, на щеках хозяина пылал румянец, он был весел и выглядел молодцом.

Через три дня погода испортилась. Утром, написав письмо Гамильтону с похвалой относительно его планов создания Военной академии, Вашингтон отправился в обычный объезд своих владений. Около часа дня пошел мокрый снег, превратившийся сначала в град, а потом в плотный холодный дождь. Когда он вернулся домой к обеду, он был мокрым до нитки. За столом уже сидели гости; чтобы не заставлять их ждать, хозяин не пошел переодеваться. На следующий день валил густой снег. У Вашингтона болело горло, однако, пока было светло, он спустился с холма к Потомаку: он планировал проложить к реке дорожку и устроить там рыбный пруд и теперь пометил деревья, которые требовалось срубить.

Вечером он охрип, в груди появились боли, однако он прочел вслух газетную статью, сообщавшую, что Джеймс Мэдисон добился назначения Джеймса Монро губернатором Виргинии, и не мог удержаться от ядовитых комментариев. Тобайас Лир посоветовал ему принять лекарство. «Вы же знаете, что я ничего не пью от простуды, – возразил Вашингтон. – Само пройдет». Он допоздна сидел в библиотеке, а потом прошел в спальню. Марта ворчала из-за его задержки; он сказал, что много дел.

Среди ночи Вашингтона разбудила нестерпимая боль в горле. Он растолкал Марту, та перепугалась, видя, с каким трудом он дышит, и хотела немедленно послать служанку за доктором, но муж велел подождать до утра. Утром рабыня разожгла огонь, Марта велела ей позвать Лира. Джордж с трудом дышал и едва мог говорить. Послали в Александрию за доктором Крейком, а больному дали смесь патоки, уксуса и масла, которой он чуть не подавился. Вашингтон прибегнул к самому распространенному тогда средству лечения всех болезней: велел Олбину Роулинзу пустить ему кровь. Несмотря на возражения Марты, операция была проведена, хотя сам Роулинз чуть не лишился чувств; из вены вылилась добрая пинта крови. Наконец Марта обернула горло мужа влажным полотенцем и поставила ему под ноги тазик с горячей водой. Она еще тайком послала за прославленным доктором Густавом Ричардом Брауном из Порт-Тобакко.

Прибывший доктор Крейк повторил кровопускание, а к горлу приставил шпанских мушек, чтобы вытянуть воспаление на поверхность. Вашингтона посадили над чайником – дышать паром с добавлением уксуса. Настой из шалфея с уксусом он выпить не смог: было невозможно глотать. Встревоженный доктор Крейк вызвал из Александрии коллегу, молодого масона Илайшу Каллена Дика. Тот с порога велел снова сделать кровопускание; кровь была густой и шла медленно. Больному поставили клизму. Наконец явился доктор Браун; из измученного тела Вашингтона выкачали еще две пинты крови. Исчерпав традиционные средства тогдашней медицины, доктор Дик порекомендовал прибегнуть к редкому и не вполне освоенному приему – трахеотомии: проделать отверстие в трахее пациента, чтобы ему было легче дышать. Крейк и Браун замахали на него руками. Впоследствии Дик корил себя за то, что не настоял на своем.

Тобайас Лир сидел у постели больного, держа его за руку. Поняв, что Вашингтон хочет что-то сказать, он нагнулся к нему. Тот попросил привести в порядок его военные письма и бумаги, книги и прочую переписку. Дик и Браун вышли из спальни, Крейк остался подле старого друга. «Доктор, я умираю тяжело, – с трудом просипел Вашингтон, – но я не боюсь». Чувствуя, что конец близок, он попросил Марту спуститься в кабинет и достать из ящика стола два завещания. Первое, составленное еще в 1775 году, он велел бросить в огонь.

Ему не хватало воздуха. Лир, взобравшись к больному на постель, поворачивал его то так, то эдак, чтобы облегчить дыхание. Вашингтону было неловко, что он так утруждается. Заметив, что Кристофер Шилз стоит с самого утра, он разрешил ему присесть. Три врача находились в явном замешательстве. «Благодарю вас за внимание, но прошу – не беспокойтесь больше обо мне, – сказал им Вашингтон в начале вечера. – Дайте мне спокойно уйти. Я долго не протяну».

Часа два спустя к ногам и горлу больного приложили водяные грелки, потом припарки из пшеничных отрубей. Пользы от них было мало. Около десяти вечера Вашингтон прошептал Лиру, чтобы его не хоронили раньше чем через три дня. Он очень боялся быть погребенным заживо. Лир пообещал, и Вашингтон, успокоившись, даже начал дышать ровнее.

За священником никто не посылал. Несколько раз Вашингтон справлялся, который час; потом сам у себя пощупал пульс, почувствовал, как он слабеет, и произнес: «Хорошо…» Рука, сомкнутая на запястье, разжалась; Лир схватил ее и прижал к груди. Доктор Крейк молча закрыл покойнику глаза. Шилз, стоявший возле кровати хозяина вместе со служанками Каролиной, Шарлоттой и Молли, достал из кармана ключи и протянул Лиру. «Он скончался?» – спросила Марта, неподвижно, подобно мраморному изваянию, сидевшая в ногах супруга. Лир сделал подтверждающий жест рукой. «Хорошо, – повторила верная жена последнее слово мужа. – Теперь всё кончено. Я скоро уйду за ним. Больше не будет никаких испытаний».

Было 14 декабря 1799 года.

На следующий день Тобайас Лир заказал в Александрии гроб красного дерева. Кристофер Шилз обмыл тело хозяина. Согласно желанию Вашингтона похороны состоялись только 18 декабря. Церемония была организована по-военному. В три часа пополудни судно, стоявшее на якоре на Потомаке, произвело несколько выстрелов с интервалом в минуту, и похоронная процессия под приглушенные звуки барабанов и траурную мелодию флейт двинулась через лужайку, затем спустилась по склону холма к фамильному склепу. Впереди выступал отряд виргинской кавалерии, за ней – солдаты, оркестр и четыре священника. Два раба, Сайрус и Уилсон, вели коня генерала в полной экипировке, под седлом и с притороченными пистолетами в кобурах. Гроб несли шесть человек, в том числе пять масонов, позади шли мэр Александрии и служащие Маунт-Вернона. Марта осталась в своей спальне на втором этаже; впервые в жизни она не нашла в себе сил явиться на публичную церемонию. Прежде чем тело ее мужа положили в гроб, она попросила Тобайаса Лира срезать для нее прядь волос.

Фамильный склеп Вашингтонов был выкопан на заросшем травой склоне холма, возвышающегося над Потомаком, под небольшим бугорком, на котором росли можжевельник, ива, каштан и кипарис. Это была попросту нора, из которой веяло сыростью и гнилью. Вашингтон собирался выстроить новый, кирпичный склеп, но не успел.

Перед входом преподобный Томас Дэвис совершил похоронный обряд, затем вперед выступил Илайша Дик, мастер масонской ложи № 22 на востоке Александрии, и масоны, облаченные в свои запоны, воздали последние почести своему «брату». Когда гроб поместили в склеп, 11 пушек дали несколько залпов, а солдаты произвели ружейный салют.

На поминки пришли только родственники, друзья, соседи и компаньоны. За столом прислуживали восемь рабов в черном; лишь один из них принадлежал лично Вашингтону, а потому должен был теперь обрести свободу.

Завещание Вашингтона предали гласности и даже опубликовали отдельной брошюрой.

ЛЕГЕНДА

За два президентских срока Вашингтона в США стабилизировалась финансовая обстановка; возникли банк, монетный двор, береговая охрана, таможня, дипломатический корпус; началось создание военного флота и регулярной армии; были заключены важные торговые и политические договоры, обеспечена безопасность на границе с индейскими землями; в состав федерации вошли три новых штата – Вермонт, Кентукки и Теннесси; упрочилось разделение властей; выросли экспорт и морское судоходство. Как только весть о его смерти разнеслась по стране, в каждом городе начали звонить колокола; люди, не сговариваясь, запирали лавки: какая уж тут работа, когда такое горе. Все правительственные чиновники, начиная с президента Адамса, облачились в черное; офицеры повязали черные креповые повязки на левую руку, корабли приспустили флаги, холл Конгресса обили черным сукном. Абигейл Адамс требовала, чтобы на ее приемы дамы приходили в черных перчатках и с черными веерами.

Девятнадцатого декабря Джон Маршалл официально объявил в палате представителей о кончине Вашингтона. Неделей позже огромная траурная процессия, извиваясь змеей, проследовала от здания Конгресса к Немецкой лютеранской церкви. Генерал Генри Ли произнес там речь, в которой восславил Вашингтона – «первого на войне, первого в мире, первого в сердцах соотечественников». Томас Джефферсон на этой церемонии не присутствовал, хотя и носил траур; Марта Вашингтон ему этого не простила.

«Каждый американец считает своим священным долгом иметь в своем доме изображение Вашингтона, как мы – изображения святых», – отмечал один путешественник из Европы. Доктор Бенджамин Раш с неодобрением относился к этому поклонению, принимавшему формы языческого культа; генерала даже величали «Спасителем» и «Искупителем», чуть ли не приравнивая к Христу.

Мэйсон Лок Уимс, протестантский священник и книготорговец, которого когда-то представил Вашингтону доктор Крейк, первым понял, где залегает золотая жила. В середине января 1800 года он написал своему издателю: «Вы знаете, Вашингтона больше нет! Миллионы жаждут прочесть что-нибудь о нем. Подумайте о детях: что Вы им ответите, когда они спросят, как смог Вашингтон вознестись до немыслимых высот?» Первое жизнеописание Вашингтона с историями, выдуманными пастором Уимсом, вышло в свет в том же году, а в 1808-м была издана двухсотстраничная «Жизнь Джорджа Вашингтона с забавными историями, равным образом воздающими должное ему самому и поучительными для его молодых сограждан», к середине столетия выдержавшая более полусотни изданий. «Молодым согражданам» преподносили выдуманную от начала и до конца историю о вишневом деревце: якобы в детстве Джорджу Вашингтону подарили топорик, которым он нечаянно срубил молодую вишню, посаженную его отцом. Когда разгневанный отец спросил, кто это сделал, Джордж не стал запираться, потому что не мог сказать неправду. Умилившись правдивости сына, отец не стал его наказывать. В той же книжке описывалась смерть Огастина Вашингтона: Джордж пал ему на грудь, покрывал его хладное чело тысячами поцелуев и орошал горючими слезами. Потом, став взрослым, Джордж был настолько силен, что мог перебросить серебряный доллар через Потомак. А во время суровой зимы в Вэлли-Фордж молился, стоя на коленях в снегу и роняя слезы… Всё это должно было послужить примером для детей, чтобы они росли послушными и богобоязненными.

Конечно, от настоящего Вашингтона в этой книжке не было ничего. Бушрод Вашингтон, унаследовавший бумаги дяди, обратился к Джону Маршаллу с просьбой написать его биографию. Маршалл, большой поклонник генерала, принялся за этот труд, когда стал главой Верховного суда. У него получилось монументальное произведение в пяти томах – «мавзолей с основанием в 100 квадратных футов и высотой в 200 футов», по колкому замечанию Адамса. Вашингтон у него вышел мраморной статуей, а не живым человеком.

Лучше всех Джорджа знала Марта, но она мемуаров не писала. После смерти супруга она сожгла всю их личную переписку. Она больше ни разу не вошла в кабинет мужа и в их общую спальню, поселившись в мезонине и проводя время за шитьем. Слишком живы были воспоминания, слишком острую боль они причиняли. Внук Вашик жил на том же этаже, и забота о нем была для Марты единственной отрадой. Она постоянно жаловалась на здоровье и, казалось, с нетерпением ждала того часа, когда воссоединится с мужем в ином мире. Она протоптала дорожку к склепу и раздавала близким друзьям пряди волос супруга, точно святые реликвии.

Завещание Вашингтона, согласно которому большинство рабов должны были получить свободу после смерти Марты, поставило ее в трудное положение: некоторые из рабов сбежали сразу, а другие с нетерпением ждали кончины «старухи». Когда в декабре 1800 года в Маунт-Вернон приехала погостить Абигейл Адамс, Марта с тревогой поведала ей, что опасается за свою жизнь: рабы могут с ней разделаться. Однажды Бушрода Вашингтона даже срочно вызвали прямо с заседания суда, потому что рабы попытались поджечь Маунт-Вернон. Он посоветовал тетушке разом освободить всех негров, чтобы от них отделаться. 1 января 1801 года Марта Вашингтон подписала распоряжение об освобождении рабов своего мужа. Большинство отпущенников никуда не уехали, не желая покидать свои семьи, тем более что, согласно воле покойного хозяина, был учрежден фонд, чтобы кормить и одевать старых, малых и больных.

Билли Ли остался в Маунт-Верноне. Он жил в собственном доме, сапожничал и служил главной туристической достопримечательностью. Он любил поговорить о войне и генералах, был неистощим на разные истории, а когда в усадьбу завернул один английский баронет, Билли осведомился у него, как поживает лорд Корнуоллис. Несмотря на пристрастие к бутылке, он дожил до 1810 года.

В конце 1800 года президентом США был избран Томас Джефферсон. В палате представителей доминировали федералисты, и Джефферсон решил, что хорошо разрекламированное паломничество в Маунт-Вернон принесет ему дополнительные политические дивиденды. В начале января он явился в гости к Марте Вашингтон, чем вовсе не обрадовал ее. Она даже уверяла других гостей, что после смерти ее супруга этот визит – самое большое несчастье в ее жизни. Марта считала Джефферсона коварным и презренным человеком и не жалела резких слов для нового президента, несмотря на то, что он в своей речи на инаугурации крайне лестно отозвался о Вашингтоне.

Марта много лет страдала от разлития желчи; новый приступ, в начале мая 1802 года, оказался для нее роковым, несмотря на все старания доктора Крейка. 22 мая, вскоре после своего 71-го дня рождения, Марта Вашингтон испустила дух. Она встретила смерть с таким же достоинством и смирением, как ее муж, но всё же успела позвать священника и причаститься. Согласно ее последней воле гроб с ее телом поставили в тот же сырой, мрачный склеп. После стольких странствий, усилий и лишений Джордж и Марта наконец-то воссоединились и обрели покой.