Текст книги "Терпкое вино любви"
Автор книги: Екатерина Вересова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Теперь, отпивая из чашки темный, почти непрозрачный чай, Ольга задумчиво смотрела в окно и размышляла: «Оставить колье дома?.. Но как же тогда искать французских родственников? Ведь колье – это единственный и неоспоримый документ, доказывающий родство с ними? Может, перерисовать его?» Идея показалась ей неплохой. Ольга сделала еще несколько обжигающих глотков и бросилась в комнату.
Распахнув сервант, она выпотрошила содержимое шкатулки с птицами, достала колье и, расположившись на круглом обеденном столе, принялась старательно перерисовывать его. Она потратила на это не меньше получаса, но рисунок получился, на удивление, жалким. Ольга подумала, что, будь она на месте французских родственников, если они вообще существуют, вряд ли поверила бы россказням девицы, имеющей при себе клочок бумаги с таким неумелым изображением колье. Скорее она приняла бы эту девицу за аферистку. И вдруг Ольгу осенило. Надо сфотографировать колье! Причем с обеих сторон – так, чтобы можно было прочесть надпись: «Divise pour unifier». От этой догадки Ольгу бросило в жар. Она даже знала, кто сможет для нее это сделать. Савельев! Он же знает про колье, а кроме того, увлекается фотографией. Завтра же она ему позвонит, надо торопиться, ведь через три дня выезд. Ольга была уверена, что уж он-то ей не откажет.
Она вдруг со стыдом вспомнила их последнюю встречу, его робкий и от этого еще более гадкий поцелуй. Тогда у нее все перевернулось внутри. Слишком уж привыкла, привязалась она к Мишелю. Ей казалось, что только он может дотрагиваться до ее тела, касаться губами ее рта… Это был своего рода шифр, при помощи которого с волшебной легкостью открывался ларец ее ощущений. Но теперь, наверное, и шифр бы не подействовал. Прошло столько дней, столько часов горького одиночества, что Ольге уже вообще не хотелось никакой любви. В больнице она еще страдала и мучилась, металась на серых застиранных простынях и звала Мишеля. Но только до тех пор, пока не получила записку от Жанны Константиновны. Наверное, Надин права: новые сильные потрясения способны затмить все. Смерть бабушки заставила Ольгу забыть и о своих отвратительных синяках, и о вожделенном Париже, и даже о несчастной любви. А со временем желание в ней стало потихоньку угасать – как костер, в который забыли подбросить дров. Мишель так и не пришел к ней. Теперь Ольга уже не сомневалась, что это конец.
Много раз в эти дни Ольга прокручивала в голове всю цепочку событий, пытаясь подойти к истоку и отыскать крайнего. И всякий раз цепочка заканчивалась этой дурой – Лилией Штраль. Получалось так, что именно она убила бабушку Капитолину. Если бы у нее в квартире не было этих идиотских картинок, то Ольгу бы не стали вызывать в КГБ. Если бы ее не стали вызывать в КГБ, то она бы не рассталась с Мишелем. Если бы она не рассталась с Мишелем, то он провожал бы ее вечером домой, и эти ублюдки не посмели бы на нее напасть. А если бы они на нее не напали, то бабушка не разволновалась бы и не попала в больницу… И не умерла. Значит, во всем виновата Лилия Штраль. Где она теперь? Уехала в свою Тьму-Таракань? Или ее упекли кагэбэшники? Впрочем, какая теперь разница – бабушку все равно не вернешь. И Мишеля тоже…
2
На следующий день Ольга позвонила Васе Савельеву. Для этого ей пришлось спуститься во двор и пройти пол квартала до телефона-автомата. Вася, к счастью, оказался дома и сам подошел к телефону.
– Оля? – раздался в трубке его неуверенный голос, как будто он не поверил своим ушам. – Это ты? Как ты поживаешь, Оля? Я… – он смутился и обрадовался одновременно. – Я все знал про больницу, про бабушку… И про Париж тоже… Поздравляю… Нет, извини… Я не то хотел сказать… Извини, что я не пришел к тебе в больницу. Я хотел, но думал, что ты не захочешь меня видеть…
Ольга с трудом прервала этот поток извинений. Она почувствовала, что у нее начинает болеть голова. После травмы с ней еще иногда это случалось.
– Не нужно, Вася, – мягко оборвала его она, – не нужно это говорить. Все ведь понятно и без слов. А если я тебе сама позвонила, значит, я точно хочу тебя видеть.
– Спасибо. Я рад…
– Понимаешь… Дело в том, что у меня к тебе есть просьба. Надеюсь, она не слишком тебя обременит.
– Ты ничем не можешь меня обременить, Оля, ты же знаешь. Ну, что у тебя за просьба?
– Я бы хотела, чтобы ты сделал для меня несколько фотографий.
– Всего-то! Это для меня пара пустяков. Как мы договоримся, ты приедешь ко мне?
– Нет, на сей раз ты будешь моим гостем. А фотоаппарат захвати с собой.
– Когда приезжать?
Ольга взглянула на часы. Был час дня. «Хорошо бы к его приходу немного прибраться и купить что-нибудь к чаю», – подумала она.
– Приезжай около четырех.
– Хорошо! Жди!
Повесив трубку на рычаг, Ольга вдруг расхохоталась. Она стояла в разогретой солнцем телефонной будке и сотрясалась от смеха. Ольга представила себе, как это выглядит со стороны: девица в темных очках стоит в телефонной будке и покатывается от смеха… От этих мыслей у Ольги начался новый приступ, и она уже не могла остановиться. Ей удавалось заставить себя сдержаться на несколько секунд, затем ее вновь начинал душить смех. У нее даже слезы выступили на глазах. В конце концов она успокоилась и с каменным лицом вышла на улицу. Она так и не поняла, что ее так рассмешило. «Истеричка…» – пробормотала Ольга себе под нос и принялась искать в кармане джинсов деньги – у нее осталось рубль пятьдесят. В последние дни она старалась экономить, чтобы сберечь побольше денег на поездку. Студентам разрешали менять рубли на сумму пятьсот франков, и ей хотелось взять с собой денег по максимуму. «Куплю хлеб, сыр и земляничное печенье, – решила она, – вполне прилично для чаепития. Кажется, в холодильнике еще есть немного сливового джема…»
Быстро сделав покупки в магазине, который занимал первый этаж их дома, Ольга впорхнула в свой подъезд. Погруженная в свои мысли, она торопливо поднималась по лестнице (лифт в подъезде до сих пор не работал), как вдруг ее окликнули:
– Соседка! Ольгуха!
Ольга подняла глаза и увидела перед собой внука Жанны Константиновны – Аркашу. Летом он часто гостил у деда с бабкой, хотя родители его жили не так уж далеко – в соседнем районном центре. Маленькую Ольгу тоже привозили к Капуле на лето, поэтому они с Аркашей с детства друг друга знали. Двор был здесь по старинке дружный и шумный. Играли в прятки, в колдунчики, в ныне забытые двенадцать палочек, колечко, штандер и хали-хало… Но потом каждый пошел своей дорогой – девочки одна за другой повыскакивали замуж и обзавелись колясками. Мальчиков забрали в армию, некоторых прямо с первых курсов института, потом они вернулись и начали мучительно осваиваться в бурной «перестроечной» жизни. Аркадий не был в армии, ему удалось «откосить», однако полученным преимуществом он не воспользовался. Все его тянуло на какие-то скользкие делишки, вроде фарцовки или валютных операций. Ольгу всегда удивляло, как он умудряется не попасться при его явно небогатом уме и средних способностях. Про себя она всегда называла Аркашу не иначе как Лоботрясовым. Может быть, из-за его сложной фамилии – Любомудров. Вот и сейчас у нее едва не вырвалось: «Привет, Лоботрясов». Но она вовремя спохватилась.
– Здравствуй, Аркадий. Ты давно здесь?
– Уже пару недель. Время сейчас самое подходящее – иностранцы в мотеле пасутся, – Аркаша поскреб кучерявую, как у негра, но светлую шевелюру. – Ты, я слышал, скучаешь по вечерам? – при этих словах он открыто улыбнулся, обнажив прекрасные, словно с рекламной картинки, зубы. Пожалуй, они были единственным украшением его простоватой внешности.
– И откуда же у тебя такие сведения?
– Так тебе все и расскажи… Агентура работает, – Аркаша расставил ноги, чтобы Ольга не смогла проскользнуть мимо него наверх. Белозубая улыбка его буквально на глазах стала скабрезной. – Слушай, а тебе идут темные очки.
– Извини, мне некогда разговаривать ни про очки, ни про твою агентуру… – холодно сказала Ольга, поняв, к чему он клонит.
– Но куда же ты так торопишься?
– А вот это уже не твое дело! – сердито огрызнулась она, пытаясь обойти его квадратную фигуру.
Тогда Аркаша, воспользовавшись моментом, обхватил Ольгу за талию и притянул к себе.
– Может, пригласишь на чашечку кофе, а? – интимно прошелестел он ей в ухо. – По старой памяти? – неторопливым, полным грубого мужицкого достоинства жестом Аркадий снял с Ольги очки. И сразу же столкнулся с ее черным немигающим взглядом. Этот взгляд Аркаша помнил с детства, он не предвещал ничего хорошего.
Ольга не стала вырываться из его цепких объятий, только тихо и отчетливо произнесла:
– Слушай, Лоботрясов… Если ты сейчас же не уберешь руки, то я подниму на ноги весь дом, не посмотрю, что ты любимый внучок…
Аркаша тут же послушно убрал руки с ее талии и спрятал их за спину.
– Да ладно тебе, Ольгуха, чуть что, сразу «лоботряс»… Я же пошутил. А насчет кофейка ты подумай, – он снова осклабился в улыбке и, как ни в чем не бывало, побежал вниз по лестнице.
– Придурок, – проворчала ему вслед Ольга.
Ей оставалось совсем немного времени на уборку. Она знала, что Савельев придет вовремя, а может быть, и немного раньше. Первым делом она поставила чайник. Капуля всегда учила ее делать несколько дел сразу. Сначала выбрать, какие дела могут «делаться сами», запустить их, а потом уже браться за все остальное. Пока чайник уютно шипел на плите, Ольга убрала разбросанные вещи, стерла пыль с пианино, серванта и бабушкиного трюмо. Ей вдруг пришло в голову, что будет нехорошо прямо при Василии доставать колье из серванта, совершенно ни к чему, чтобы он знал, где оно хранится. Ольга достала коробочку с колье, положила ее на середину круглого стола и, подумав, накрыла белой кружевной салфеткой. Затем она критически оглядела ковры на полу. Наверное, они тоже запылились, но Ольге совершенно не хотелось пылесосить, и без того болела голова. «И что я, собственно, так его жду? Любовник он мне, что ли?» – подумала она, но тут же устыдилась своих мыслей, вспомнив, с какой готовностью Василий согласился ей помочь.
Звонок в дверь вывел ее из раздумий. Одновременно на кухне засвистел вскипевший чайник. Ольга чертыхнулась и пошла открывать. В который раз она замечала, что некоторые люди имеют способность появляться всегда не вовремя – тогда, когда их появление создает другим как можно больше неудобств. Ольга вспомнила, что она без черных очков, но, подумав, решила, что у нее на лице достаточно крем-пудры, чтобы скрыть остатки синяков. Василий стоял на пороге и улыбался, протягивая ей лиловый букет цветов. Это были ее любимые луговые колокольчики.
– Чудеса… – растерянно протянула Ольга, забыв даже, что надо бы впустить гостя. – Откуда ты узнал, что мои любимые цветы – колокольчики? – Чайник продолжал пронзительно свистеть, но Ольга уже не обращала на него внимания.
– А помнишь, на первом курсе мы проходили названия растений… – начал объяснять Василий, но так и не успел докончить.
– Заходи, заходи! – торопливым шепотом подстегнула его Ольга, услышав, как заворочали замком в квартире напротив. Там проживала одна семейка, в которой все, включая пятерых детей, страдали повышенным любопытством. Вернее, страдали соседи, то и дело становясь жертвами нелепых слухов.
– Но где ты их взял? – покачав головой, спросила Ольга. – Когда ты успел – за такое короткое время?
– Это секрет, – скромно сказал Василий. – Можно я тебе не скажу?
Он отдал Ольге букет, поставил увесистую фотосумку на тумбочку в коридоре и стал поправлять волосы. Ольга с первого взгляда определила, что он вымыл их перед самым выходом. Обычно его темно-русая грива прилегала к голове плотной невыразительной шапкой, а сейчас волосы красиво распушились и блестели.
Ольга выключила чайник, а затем поставила колокольчики в любимую бабушкину вазу. Букет она расположила на подоконнике западного окна в большой комнате – специально, чтобы цветы «зажигались» от лучей заходящего солнца. Ольга с детства любила украшать дом цветами. Даже зимой она умудрялась отыскивать в снегу сухие травы и составлять из них и голых веточек изысканные композиции.
– Посмотри, какая красота! – крикнула она Василию.
Он вошел в комнату – и сразу же щелкнула вспышка фотоаппарата. Вася поспешил заснять Ольгу на фоне фиолетовых колокольчиков в золотых солнечных лучах.
– Не факт, что получится, – сказал он, – но если получится, то это будет шедевр. У меня цветная слайдовая пленка.
Ольге пришло в голову, что с фотоаппаратом Василий чувствует себя гораздо увереннее – как вооруженный мужчина-воин. Таким он ей нравился больше.
Он обошел комнату, рассмотрел старинную посуду в серванте и остановился возле фотографии Капули.
– Это твоя бабушка? – спросил он.
– Да, – ответила Ольга и опустила глаза.
– Красивая, – сказал Василий и перевел взгляд на Ольгу. – Ты немножко на нее похожа.
Ольга пожала плечами.
– Знаешь что, давай сначала попьем чаю, – предложила она, – а потом я расскажу тебе, что и как нужно фотографировать.
Выходя из комнаты, она невольно покосилась на лоскуток белого кружева, под которым скрывалась заветная медная коробочка.
К чаю Ольга запекла в духовке бутерброды с сыром, сделала из печенья двухслойные «пирожные» с начинкой из джема. В нарядном синем чайничке заварила свежий чай, добавив в него сухие листья мелиссы. В доме у ее родителей, так же как и в бабушкином доме, всегда любили гостей и угощали их всем, что только имелось в запасах. Жаль вот только, сегодня угощать гостя было особенно нечем, последнее время Ольга жила почти впроголодь.
За чаем они поговорили немного об экзаменах, о том, кто с какими оценками сдал сессию.
– Натали хватанула целых две тройки. Странно, что ее взяли во Францию, – поделился своими соображениями Вася.
– Просто она рыжая… Ей все можно… – невесело усмехнулась в ответ Ольга и спросила Савельева, не налить ли ему еще чая? Он отказался.
– Ну что, тогда приступим? – то ли сказала, то ли спросила она, и они вернулись в комнату.
– Покажи мне, что я должен снимать, – и я начну готовиться.
Ольга молча подошла к столу, сдернула салфетку с медной коробочки, открыла ее и положила перед застывшим в ожидании Василием сверкающую пронзительными искрами вещицу. Бриллиантовая бабочка, как живая, переливалась в розовых закатных лучах, рассыпаясь на множество мелких, но таких же ярких солнц. Василий не мог скрыть своего восхищения, он просто открыл рот, не в силах вымолвить ни слова.
– Я тоже поначалу онемела, когда увидела, – поддержала его Ольга. – А что написано на обороте, ты знаешь.
– Это то самое колье? – почти шепотом спросил он. – И его я должен фотографировать? Но зачем? Ах да, ты не хочешь везти его с собой во Францию… Все понятно… И правильно. Значит так, есть у тебя какая-нибудь черная матовая ткань?
Василий с радостью оседлал своего конька, используя шанс хоть чем-нибудь блеснуть перед Ольгой. Он раздавал ей распоряжения, с умным видом подкручивал что-то в своих устройствах, отходил, подходил, и снова отходил, измерял какие-то расстояния… Наконец он принялся щелкать затвором. Сделав, как минимум, десять снимков той и другой стороны колье, он вдруг медленно опустился в кресло и посмотрел на Ольгу.
– Но как же ты докажешь, что колье принадлежит тебе? И вообще, что оно находится у тебя?
Ольга вытаращила на него глаза, как будто не понимала, о чем он говорит. Но уже через секунду во взгляде у нее промелькнула тень сомнения.
– Ты думаешь, они мне не поверят? – Ольга совсем забыла, что на самом деле понятия не имеет, кто такие «они» и доведется ли ей беседовать с ними вообще. Она говорила так, будто ни минуты не сомневалась, что хоть кого-нибудь, да найдет.
– А с какой стати они должны тебе верить? – голос Василия окреп. – Может, ты просто стащила эти фотографии и подслушала историю про серьги с перстнем. И теперь хочешь просто с холодным расчетом втереться в доверие, чтобы потом позариться на какое-нибудь богатое наследство…
У Василия был такой зловещий вид, что Ольга невольно рассмеялась.
– Ты прямо монстра какого-то из меня изобразил. Лучше скажи, что мне делать? Не пойду же я к нотариусу вместе с колье – заверять фотографии?
Василий загадочно опустил свои ореховые глаза.
– Я знаю, что тебе делать, – уже со своей обычной скромностью сказал он.
– Ну говори – что? – Ольга выжидающе нахмурила брови.
– Ты должна сама сфотографироваться в этом колье.
Теперь Ольга посмотрела на Василия с подлинным уважением.
– Молодец! – совершенно серьезно сказала она. – Ты просто гений. А что мне лучше надеть?
– Что-нибудь однотонное, – со знанием дела и даже некоторой гордостью сказал Василий и занялся разбором многочисленных крышечек от фотоаппарата, разбросанных по столу.
– Сейчас вернусь, – сказала Ольга и, взяв колье, ушла в маленькую комнату.
Там она открыла шкаф и стала перебирать свои немногочисленные наряды. Некоторое время руки ее машинально передвигали плечики с одеждой. Впрочем, очень быстро стало ясно, что выбирать особенно не из чего. Однотонных платьев у нее нашлось всего два: черное трикотажное с воротником «хомут» и то самое бирюзовое крепдешиновое, с шелковым чехлом, которое подарила ей бабушка. Вместо воротника там был особый, похожий на силуэт раскрытой книги вырез – как раз для бус или колье. «В нем я встретила свою любовь», – вспомнила Ольга слова бабушки. Ей снова стало смешно. Любовь в лице Васи Савельева? Да она даже перед Мишелем не показывалась в этом платье. Ей казалось, что это платье для какого-то особого случая. По крайней мере, не для их пропахшего керосином пристанища. Но она все равно наденет его, чтобы сфотографироваться в колье. А потом сразу снимет.
Ольга быстро стянула с себя джинсы – свою обычную униформу, а потом сняла через голову облегающую черную футболку. Теперь она стояла в одних черных трусиках перед бабушкиным трюмо и критически разглядывала свое тело. Синяки на руках уже прошли, да и на лице были почти незаметны. Ольге показалось, что она похудела за эти дни – на бедрах выпирали косточки, похожие на маленькие лесные орехи. Шея как будто стала еще тоньше. Подумав, Ольга откопала в ящичке вишневую помаду и быстро накрасила губы. Затем она облачилась в платье и застегнула на шее сверкающее колье. Ей показалось, что лицо ее сразу же засветилось таинственным светом. Колье удивительно шло к этому платью. Ольга в этом наряде была похожа на голливудскую «звезду», пришедшую на светский раут. Она прищурилась и вдруг поняла, что ее обычная прическа не подходит к этому парадному виду. Решительным жестом она подняла свои длинные волосы наверх и скрепила невидимой заколкой. Две бронзовые пряди спереди все-таки успели улизнуть из этого плена, но Ольга решила не убирать их – так было даже красивее. Она надела парадные бежевые туфли с перламутровыми пряжками, последний раз взглянула на свое отражение в зеркале и прошла в большую комнату, где Василий из настольной лампы и настенного светильника соорудил особое освещение и даже приладил к этой конструкции черный бабушкин зонтик.
– Готова? – спросил он таким будничным тоном, как будто каждый день фотографировал красивых девушек с бриллиантами на шее.
«Это он от волнения такой спокойный, – подумала Ольга. – Впрочем, если бы он бился в конвульсиях, то это тоже было бы от волнения».
– Куда мне садиться? – спросила она.
– Вот сюда, – он показал на диван.
Ольга удобно расположилась и расправила прозрачный бирюзовый подол.
– Когда я махну тебе, не мигай, – приказал Василий.
Он щелкнул ее раз шесть, закрыл объектив и устало опустился на стул.
Они помолчали. Затем Василий извинился и вышел. Ольга тоже встала и поспешила в комнату, чтобы снять заветное платье. «Скорее, скорее…» – торопила она себя. Дрожащими пальцами она расстегнула крючки на широком поясе, затем – вшитую в боковой шов молнию. Платье легко соскользнуло с нее – оно было ей слегка великовато. Ольга осталась в узеньких трусиках. «Теперь надо аккуратно – очень аккуратно расстегнуть колье…» – успела подумать она, как вдруг услышала скрип открываемой двери. Ольга повернулась через плечо и увидела Савельева. От неожиданности она так и застыла с поднятыми руками.
– Из… извини, – пробормотал оторопевший от увиденного Василий, – я не знал… Не снимай, не снимай колье! – вдруг горячо воскликнул он, увидев, что она подняла руки и пытается совладать с застежкой. Ольга заметила, что у него, так же как и у нее, дрожат пальцы. Он боялся остановиться на ней взглядом, но все равно заставлял себя.
– Ну выйди же! – сверкнула на него глазами Ольга. – Дай мне одеться!
Но Василий словно прирос к полу.
– Послушай, – сказал он, теперь почти без страха глядя на ее тело, – все так получилось… Я вдруг тебя увидел… Знаешь, я хочу тебя попросить… Я очень сильно прошу тебя… – он запнулся. Ольга угрюмо и выжидательно молчала. – Раз уж ты сейчас без одежды… Ты не могла бы немного попозировать мне… обнаженной? Ты такая красивая! Я просто еще никогда в жизни не видел такой красоты. Только не говори сразу «нет»! Не говори сразу… – Василий понял, что перешел границы дозволенного и теперь боялся, что на него обрушится справедливый гнев.
Но Ольге вдруг стало до безумия его жалко. Она накинула прямо на голое тело плед, подошла к трюмо и достала из ящика пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Василий все так же стоял у двери, боясь на нее взглянуть. Ольга закурила и опустилась в кресло.
– Послушай, Савельев, – тихо спросила она, – а у тебя были женщины?
Он некоторое время помолчал, обдумывая ответ. Потом отошел к окну и, не глядя ей в глаза, ответил:
– Это секрет.
– Что ж, не говори, дело твое. Но ты уверен, что сможешь держаться как профессиональный фотограф, если перед тобой будет сидеть голая женщина?
Василий поежился, как будто его знобило.
– Не говори так. Ты для меня не просто голая женщина. Я люблю тебя. И ты это знаешь.
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Было слышно, как дети во дворе шлепают по резиновому мячу. Залаяла собака. Звякнул велосипедный звонок. У Ольги по телу бегали мурашки. «Что за дикая просьба, – думала она. – Дикая и неуместная». Видите ли, он ее любит! Ну что ж – пусть теперь одевает ее, раздевает, пусть даже залезет на нее, если ему так хочется! Хотя что же тут удивительного? Она ведь все равно теперь ничья. Мишель ее предал. Значит, она того достойна. Губы Ольги скривились в горькой усмешке. «Будет замечательно, если он расклеит мои фотографии в голом виде по всему факультету».
Ольга потушила сигарету и встала с кресла.
– Если для тебя это так важно, то я согласна, – с вызовом сказала она. – Только обещай мне, что уничтожишь все негативы и никому не покажешь эти снимки.
– Обещаю! – воскликнул Савельев с таким пылом, что, казалось, в эту минуту он готов пообещать ей все, что угодно.
Ольга скосила глаза в сторону, длинные ее ресницы вздрогнули.
– Только знаешь, я ведь еще никогда не фотографировалась голой, – пробормотала она.
– Я тоже никогда никого так не фотографировал. Но это целое искусство. Я всегда мечтал попробовать заснять обнаженную женщину. У женщин удивительно красивые тела. Я еще никогда не видел тебя без одежды, но всегда чувствовал, что у тебя должно быть необыкновенное тело…
От этих слов Ольга ощутила какой-то внутренний жар. Она бы и сама не могла определить, что это – стыд или безотчетное волнение. А может, это было сродни мандражу актрисы перед выходом на сцену? Ольга вдруг смутно осознала, что она даже хочет сфотографироваться обнаженной.
– А насчет снимков ты не беспокойся… – продолжал успокаивать ее Василий. – Это вообще будут слайды. В одном экземпляре.
– Ладно, уговорил, – решительно сказала Ольга. Отчаяние всегда придавало ей решимости.
– Садись туда же! – торопливо сказал Василий, когда они вернулись в большую комнату.
Ольга бросила на пол плед и села под включенные лампы. В первые секунды все внутри у нее сжалось.
Сначала Василий сфотографировал ее с той прической, какая была. Потом попросил распустить волосы. Потом велел ей лечь на бок и опереться на локоть. Потом – повернуться спиной и оглянуться на объектив через плечо. С каждым новым кадром его дыхание становилось все чаще и шумнее. Ольга же вошла во вкус и почувствовала себя настоящей фотомоделью.
– А теперь сядь на коленки и прижми к груди колокольчики, – он вытащил из вазы букет и протянул его ей.
Со стеблей на ноги Ольге стекала вода, но это было даже приятно. Василий сделал два дубля, а потом подошел к Ольге и вынул из букета несколько цветков. Он решил разбросать их по ее ногам и на диване рядом, чтобы слегка изменить композицию. Для этого ему пришлось наклониться к самому ее животу. Оказавшись совсем рядом с ней, он почувствовал тепло, исходящее от белой матовой кожи, и разглядел густые черные волосы в ложбинке между ног, похожие на маленький островок мха. В них блестели крохотные прозрачные капельки воды, упавшие с цветочных стеблей. И тут он сам не понял, как прильнул губами к этому островку, как принялся исступленно покрывать поцелуями Ольгины ноги, живот, руки, которыми она пыталась от него загородиться… В рот ему то и дело попадали выпавшие из рук Ольги колокольчики.
– Вася! Вася! Не надо! – в отчаянии воскликнула Ольга, но поняла, что не в силах с ним бороться.
Впервые с того вечера, как она последний раз была близка с Мишелем, Ольга почувствовала возбуждение. Но возбуждение это не относилось к Василию. Скорее Ольгу возбуждала сама ситуация – позирование обнаженной, бриллианты, цветы… Она порывисто вскочила и задернула шторы. Колокольчики, которые лежали у нее на коленях, рассыпались. Она думала, что Василий начнет раздеваться сам, но он так и остался – в джинсах и клетчатой рубашке.
– Ну что же ты… – сказала она и снова опустилась на диван.
Василий опять уткнулся лицом ей в колени и застыл. Затем он поднял на нее немигающие глаза.
– Скажи, ты из-за этих фотографий с колье? Ты думаешь, что я не сделаю их, если ты не… Ведь так?
Ольга вдруг погладила его по голове, как ребенка.
– Ну что ты молчишь? Ты ведь думала так? Так вот, я не буду с тобой… сегодня. Я знаю, ты этого не хочешь. Не думай, я не собирался воспользоваться твоим несчастьем. Я не хочу, чтобы ты так думала… – Василий снова положил голову к ней на колени.
На Ольгу словно разом снизошла трезвость. Жар, который только что щекотал ее лоно, мгновенно сменился тупой болью. По телу ее тут же пробежал озноб. Почему, почему она сидит тут совершенно голая, с бриллиантами на шее и гладит по голове мальчика, с которым три года проучилась в одной группе? До Ольги вдруг дошла вся нелепость этой ситуации. И все это происходит сейчас, когда со смерти бабушки еще не прошло сорок дней! Надо немедленно выпроводить его…
– Ну хочешь, хочешь я сожгу эту пленку? – Василий вскочил на ноги и бросился к столу, где были разложены его фотопринадлежности. – Или просто засвечу ее прямо сейчас? Я не хочу, чтобы ты думала обо мне плохо. Прости, прости меня…
– Не надо ничего засвечивать. Лучше собирайся и иди, а то не успеешь проявить пленки. Я нисколько не обижаюсь на тебя, – Ольга поежилась и завернулась в рыжий клетчатый плед. – Наоборот, я благодарна тебе за все. И обязательно сделай те, последние, слайды.
Василий быстро сложил все в свою фотосумку и направился к выходу.
– Завтра зайдешь? – спросила Ольга.
Он печально кивнул, и Ольга закрыла за ним дверь.
Она вернулась в комнату и собрала рассыпанные колокольчики.
Теперь у нее еще сильнее болела голова, к тому же неприятно тянуло внизу живота. Возбуждение, которое она испытала, так и не получило выхода. Но теперь Ольга сама подавляла в себе приливы похоти – ей казалось кощунством испытывать подобные ощущения в квартире, где стоит фотография ее бабушки.
И все же, когда она прибралась, приняла душ и легла спать, ее стали неотступно преследовать видения их бурных ласк с Мишелем. Это были даже не видения, ведь они почти всегда занимались любовью в темноте, это были какие-то отзвуки наслаждений и сладкой истомы. Нет, она не забыла его: стоило ей немного напрячь воображение, как она явственно ощущала в себе его упругий горячий фаллос. Тело еще помнило Мишеля с его удивительно гладкой кожей, шелковистыми волосами и нежным, чуть насмешливым голосом. Память вела Ольгу все дальше и дальше по темному, пропахшему керосином миру упоительных ощущений, которые они научились пробуждать друг у друга, пока Ольга, наконец, не заснула…
3
На следующий день Ольга закончила последние приготовления к поездке: уложила чемодан, отправила телеграмму маме: «У МЕНЯ ВСЕ НОРМАЛЬНО ЕДУ ПАРИЖ ОЛЯ». Взяла у Василия слайды и специальную штуку, похожую на маленький телевизор, в которую можно вставлять их и смотреть. Вечером, уже перед сном, она зашла к соседке Жанне Константиновне и отдала ей ключи от квартиры, чтобы та в ее отсутствие поливала цветы. Они с бабушкой всегда по-соседски друг друга выручали.
– Значит, в Париж, Олюшка? – своим громким учительским голосом спросила Жанна Константиновна, придерживая за ошейник виляющего хвостом Перса. – Слышишь, Серафим, Ольга завтра в Париж улетает, – крикнула она в комнату.
Однако вместо Серафима Петровича из комнаты вразвалочку вышел улыбающийся Аркадий.
– Везет же людям! – с завистью сказал он. – Надолго?
– На месяц.
– Привезешь хоть что-нибудь?
– Что?
– Ну, сувенир какой, что ли… – Аркадий засунул руки в карманы джинсов, как будто стыдился их.
– Ладно, – кивнула Ольга и повернулась, чтобы идти.
– На сорок дней-то не успеешь… – сказала вдруг Жанна Константиновна, а потом махнула рукой. – Мы сами с девочками соберемся у вас, посидим. Ты езжай, Капитолина сама ведь велела. Так и сказала перед смертью: «Пусть Ольга обязательно едет во Францию». Гордилась она тобой…
– Я пойду? – спросила разрешения Ольга. – Завтра рано вставать.
Ольга разложила на стуле одежду, которую собиралась завтра надеть – коричневые летние брюки, широкие вверху и узкие внизу, и кремовую, навыпуск, рубашку, к которой она обычно надевала деревянные бусы и такие же серьги. После этого она завела будильник на три часа ночи, легла и мгновенно уснула. Ей приснилась почему-то мадемуазель Надин, которая качалась на веревочных качелях, хохотала и выкрикивала что-то по-французски. На голове у нее был венок из колокольчиков. Потом Надин исчезла, и Ольга увидела рыжую Натали, та размахивала какими-то ножницами и игриво пыталась всех ими уколоть. При этом на лице ее блуждала маленькая хитрая улыбочка. Затем и Натали исчезла. Появился откуда-то из синей темноты Мишель – он ел ложкой из огромной тарелки и все время жалобно морщился. Ольга даже во сне почувствовала к нему необъяснимую нежность, как будто он и вовсе ее не бросал. И вдруг она увидела себя: вот она смотрится в какое-то круглое зеркало и видит, что волосы у нее стали седыми, или просто белокурыми? Она удивлена и ничего не может понять. Вглядывается в свое лицо, словно не узнает. Потом берет ножницы и отрезает себе сбоку одну прядь…
