Текст книги "Терпкое вино любви"
Автор книги: Екатерина Вересова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Ольга рассмеялась, и по дорожке, ведущей через цветник, они направились к дому. Ольга вдруг подумала, что цветник необыкновенно похож на тот, что привиделся ей во сне в кресле самолета – такой же пышный, безудержно и буйно цветущий. В основном здесь были одни георгины, но такие разные по цвету и по форме, что казалось, Ольга с Мишелем идут через Ботанический сад. Наконец они подошли к крыльцу и сразу же увидели хозяйку дома.
Эдит вышла к ним в элегантном, облегающем стройную фигуру зеленом платье, которое очень шло к ее глазам. Впереди, на правом плече, был вышит блестящим черным бисером изящный морской конек с маленьким изумрудом вместо глаза.
– Познакомься, это моя мама, – сказал Мишель, а затем представил Ольгу матери.
– Мне бы хотелось, чтобы ты называла меня просто Эдит, – с улыбкой произнесла женщина, и Ольга подумала, что она ужасно похожа на Мишеля. Вернее, это Мишель похож на нее.
– Хорошо, Эдит, – ответила она и пожала протянутую ей маленькую хрупкую руку.
– Я пойду на кухню, распоряжусь, чтобы мадам Бабет собирала закуски. А ты отведи Олью наверх в ее комнату. Жюльен позвонил из Лиона и сказал, что, к сожалению, приедет только завтра.
Мишель пожал плечами.
– Это вполне в его духе, – весело добавил он. – Жюльен – это мой папа, – пояснил он Ольге, – правда, он не всегда об этом помнит…
После этого Мишель снова подхватил Ольгин чемодан, и они стали подниматься наверх.
– Ты, видимо, решила в память о родном доме захватить с собой несколько кирпичиков? – спросил он, взвешивая его в руке.
– Нет, это всего лишь бабушкина кофемолка, – ответила Ольга, – я привезла ее тебе для изучения.
Мишель не поверил своим ушам.
– Настоящая старинная ручная кофемолка?!
– Да-да, та самая, с ручкой в форме змеиной головы.
Мишель бросил чемодан и заключил Ольгу в объятия.
– Ты просто героическая женщина! – воскликнул он. – Тащить чуть ли не через всю Европу такую тяжесть…
– Ну я же не пешком шла, – усмехнулась Ольга.
Они вошли в просторную комнату с окном, задрапированным синей тяжелой шторой, сквозь которую тщетно пыталось пробиться яркое закатное солнце.
В голубоватом полумраке Ольга разглядела белую широкую кровать с полукруглой спинкой, покрытую пушистым голубым покрывалом, высокий белый шкаф с зеркальными дверцами и небольшой туалетный столик с овальным зеркалом. Еще одна дверь вела в ванную.
– Это комната для гостей, – сказал Мишель. – Она тебе нравится?
– Ты еще спрашиваешь… Конечно, нравится, – ответила Ольга.
– Отлично. А теперь оставь вещи и пойдем ко мне. Хочу тебе кое-что показать.
– Сюрприз? – Ольга искоса бросила на него лукавый взгляд.
– Ну, это тоже можно считать сюрпризом, – уклончиво ответил Мишель.
Его комната располагалась по соседству, но выходила окнами на другую сторону и состояла из двух соединенных вместе комнат, ведущих одна в другую. В одной из них располагалась библиотека и кабинет для занятий. Здесь обстановка была спартанская, на стенах ничего лишнего, все сделано в духе сухого академизма. Вторая комната являлась спальней и одновременно комнатой для отдыха. Здесь обстановка была иной. В центре стояла большая кровать, на рыжем ковре было множество пуфов и подушек, а на полке, встроенной в стену, стояла музыкальная система с колонками. Стена, смежная с ванной комнатой, была полупрозрачной, и сквозь нее просвечивал светло-зеленый кафель. Ольга обошла комнату и вдруг на противоположной от окна стене увидела огромную, в человеческий рост, картину в тяжелой золоченой раме. На ней была изображена обнаженная девушка, прижимающая к груди букет освещенных солнцем колокольчиков… Сначала Ольга подумала, что это просто сильно увеличенная фотография, настолько велико было сходство с оригиналом, но потом она разглядела крупнозернистую фактуру холста. В первую минуту она не могла вымолвить ни слова, только стояла и смотрела. Мишель тоже ничего не говорил, любуясь произведенным эффектом.
– Правда, здорово получилось? – спросил он наконец. – Это сделал один знакомый мамин художник – фотореалист. Я дал ему слайд, а он скопировал. Он назвал ее «Обнаженная с букетом колокольчиков». Такое ощущение, что она светится, правда?
– Да-а… – только и смогла ответить Ольга.
– Тебя кто-нибудь раньше рисовал?
– Нет…
– Значит, они все дураки – ваши художники. Если кого-нибудь и надо рисовать, так это тебя.
Ольга вспомнила, что Валерий Павлович, единственный художник, с которым ей довелось познакомиться, сказал ей то же самое. Она взглянула на Мишеля.
– Мне кажется, у тебя тоже очень интересная внешность, – сказала она. – Жалко, что у меня не было твоего портрета. Знаешь, иногда перед сном я мучительно вспоминала твое лицо и не могла вспомнить. Если бы ты знал, как это страшно…
– Бедная, бедная… – Мишель поспешил ее обнять. – Но больше тебе не придется мучиться. Я буду постоянно маячить у тебя перед глазами, а кроме того, в каждый твой карман положу свою фотографию. В том числе и в обнаженном виде…
Ольга только улыбнулась и покачала головой.
– Мише-ель! – донесся снизу звонкий голос Эдит. – Можете спускаться!
– Ой! – воскликнула Ольга. – А я даже не успела помыться с дороги. Я быстро… – И она убежала в свою комнату.
Ольге еще ни разу в жизни не приходилось мыться в такой шикарной ванной комнате. Возможно, если бы она тогда все же дошла до душа в квартире у профессора, то ей бы довелось познать это удовольствие. Но поскольку в тот вечер она так и осталась немытой, то теперь сполна насладилась восторгами первого соприкосновения с роскошью. Ванная комната была просторная и светлая – в ней имелось большое окно с кондиционером. Круглая ванна-бассейн с отверстиями для гидромассажа, выложенная кремовым кафелем, белая раковина в форме цветка лотоса, биде и прозрачная душевая кабина – все это поразило Ольгино воображение. В углу журчал небольшой фонтанчик с настоящими камушками и настоящими ползучими растениями.
Времени у нее было немного, внизу уже ждала мама Мишеля. Ольга быстро намылилась душистым мылом и встала под теплые упругие струи душа. Мысли ее путались, сердце стучало, как сумасшедшее. Он привез ее к себе домой… Сейчас она будет сидеть за одним столом с его мамой… Ольгу снова охватило безотчетное волнение – такое же, как в присутствии друзей Мишеля. Вдруг она покажется им чужой, вдруг не сумеет правильно себя повести? Но нет, она не должна так думать…
Ольга вытерлась и облачилась в свое ставшее уже любимым парижское платье из магазина «Тати». Это платье словно выпорхнуло из их общих с Мишелем воспоминаний… Колье Ольга убрала обратно в коробочку и положила в чемодан. Бирюзовое платье повесила в шкаф. Волосы она подобрала кверху и обвязала несколько раз светлым шнурком. На ноги надела все те же плетеные босоножки. Высокое зеркало отразило стройную, в меру нарядную девушку, глаза которой светились от любопытства и возбуждения. «Наверное, по этому идиотскому выражению нас узнают на улицах», – с легкой иронией подумала она и вышла из комнаты. Мишель уже поджидал ее на верхней ступеньке лестницы.
4
Ольга вошла в гостиную и не смогла сдержать возгласа удивления. Кажется, только теперь настало время настоящих сюрпризов. В гостиной, в кресле возле празднично накрытого овального стола (его принесли специально в честь этого случая из столовой), сидела… мадам Жаклин. Она была одета в изысканный жакет кораллового цвета, такую же узкую длинную юбку и белую блузку. В вороте блузки и в ушах алели кораллы. Покрашенные в темный цвет волосы точно так же, как и в первую их встречу, были взбиты над ушами в мягкие крендельки.
– Здравствуй, Ольга, – с улыбкой сказала мадам Жаклин, и на щеках ее появились знакомые ямочки.
– Здравствуйте, тетушка Жаклин… – растерянно пробормотала Ольга, переводя взгляд с нее на Мишеля. – Так вы… вы были знакомы?
– Пришлось познакомиться… – пожал плечами Мишель. – Я ведь упрямый. Люблю доводить начатое до конца. А, если ты помнишь, одна попытка уже была предпринята…
– Месье Клемент был вторым чудом в моей жизни после тебя, моя девочка, – сказала Жаклин, ласково поглядывая на Ольгу. – Он появился так же неожиданно и…
– И принес мадам Жаклин приятные новости о твоем приезде, – закончил за тетушку Мишель, с хитрой улыбкой перехватив ее взгляд.
Ольга чувствовала, что они чего-то ей не договаривают, но решила не ломать голову над преждевременными догадками. Если они что-то и задумали, то рано или поздно все откроется.
В гостиную вошла мама Мишеля в своем потрясающем платье и сказала:
– Ну что ж, время уже обедать – прошу к столу. Садись вот сюда, Олья. Мишель, усади даму.
Ольге было приятно, что Эдит называет ее так же, как Мишель. В ее устах это не выглядело, как заигрывание с друзьями сына – видно было, что для нее это просто естественное поведение.
– В честь приезда нашей гостьи, – Эдит обворожительно улыбнулась улыбкой Мишеля и перевела искрящийся взгляд на Ольгу, – я решила приготовить обед в русском стиле. Мадам Бабет, прошу вас, – сказала она, и пожилая толстая француженка в белом чепце внесла на вытянутых руках голубую с белым супницу. Когда она поставила ее и откинула крышку, над столом разлился восхитительный аромат борща. – Мы готовили его по кулинарной книге, – с гордостью уточнила Эдит.
Мадам Бабет, с улыбкой на пухлых губах, разлила красивый бордовый суп по тарелкам и удалилась.
С дороги, после скудной сухомятки в самолете, обжигающий острый борщ был весьма кстати. Ольга с удовольствием углубилась в еду, не забыв заметить хозяйке, что ее кулинарный эксперимент несомненно удался.
– Неужели русская кухня такая острая? – спросила мадам Жаклин, обращаясь к Ольге.
– Нет, я думаю, что острота в русских блюдах не главная ее особенность, – ответила Ольга.
На второе подали блины с красной и черной икрой, и Мишель разлил по бокалам сотернское вино.
– Давайте выпьем за эту историческую встречу в нашем доме! – предложил он. Все заулыбались, а Ольга снова ничего не поняла.
– Кстати, Олья, – сказала Эдит, многозначительно переглянувшись с Мишелем, – а почему ты сняла свое необыкновенное колье, оно так тебе идет…
«Значит, Жаклин приехала специально, чтобы полюбоваться на колье», – подумала Ольга, а вслух проговорила:
– Я решила, что для обеда оно слишком торжественно… Я же не знала, что будут еще гости. Тем более тетушка Жаклин… – Ольга встретилась глазами с мадам Жаклин. – Вам бы, наверное, было интересно взглянуть на него, не правда ли?
– Ты не представляешь себе, деточка, как я этого ждала. Я все время верила, что драгоценности найдутся…
– Если хочешь, Олья, я пойду и принесу его сюда, – в очередной раз остановил пожилую француженку Мишель, но та нисколько на него не обиделась.
– Боюсь, что ты сам его не найдешь, – сказала Ольга и, извинившись, поднялась из-за стола. – Я сейчас его принесу.
С бьющимся сердцем Ольга взбежала по лестнице и прошла в свою комнату. Достав колье, она хотела сначала его надеть, но потом передумала – пусть лучше тетушка как следует рассмотрит его вблизи. Схватив коробочку, она стремительно вышла из комнаты и уже на лестнице услышала доносящуюся из гостиной музыку. Она узнала концерт для виолончели с клавесином Вивальди. Еще ни разу в жизни ей не приходилось слушать эту музыку в таком чистом звучании. Она сразу обратила внимание, что компания за столом сидит с видом заговорщиков. Посередине стола, там, где раньше стояла супница, теперь лежал изящный серебряный подносик.
– Вот, я принесла… – сказала Ольга и протянула медную коробочку Жаклин.
Однако мадам не взяла ее и вместо этого указала глазами на подносик.
– Лучше выложи колье сюда, – попросила она, и Ольга выполнила ее просьбу. На серебре сверкающее колье смотрелось как какой-нибудь редкий экспонат из Алмазного фонда.
После этого мадам Жаклин достала из своей маленькой сумочки еще одну медную коробочку. Движения ее были неспешны и верны – этим она напомнила Ольге Капулю. Жаклин раскрыла коробочку и, в свою очередь, выложила на серебряный подносик перстень, украшенный бриллиантовой бабочкой. С губ ее не сходила загадочная улыбка. Спектакль явно был не окончен. И Ольга очень быстро поняла, кто будет третьим его участником.
Под хрупкие звуки виолончели и клавесина мама Мишеля, как фокусник, достала откуда-то из-за спины точно такую же медную коробочку, как и две предыдущие, – только слегка потускневшую. Ольга не верила своим глазам… Вот Эдит раскрыла ее – и на подносе рядом с колье и перстнем появились серьги-бабочки! Теперь весь гарнитур был разложен на серебре и переливался в мягком свете, падающем из окна. Все четверо, как завороженные, не сводили с него глаз. В глазах мадам Жаклин блестели слезы.
– Поздравляем вас, Олья и мадам Жаклин! – с улыбкой произнесла Эдит и перехватила довольный и гордый взгляд Мишеля – главного организатора и режиссера сегодняшнего действа.
Ольга была так поражена, что не могла вымолвить ни слова. Где-то в глубине души она чувствовала, что таинственность, которую так старательно нагнетал Мишель, связана с драгоценностями, и все-таки всерьез не допускала мысли, что третий предмет гарнитура найден. Если бы это было так, за этим столом должен был сидеть как минимум еще один человек…
– Но откуда? – растерянно произнесла Ольга, обводя присутствующих ничего не понимающим горящим взглядом. – Откуда они взялись?
– Это долгая история, Ольга, – сказала мадам Жаклин и покачала головой, – долгая и печальная… Когда Мишель рассказал мне ее, я решила во что бы то ни стало поставить памятник той женщине – Мадлен. Помните, мы с вами листали книгу? Там была записана Мадлен Пуатье, последняя владелица сережек? Она так и осталась последней, – Жаклин судорожно сглотнула и достала из сумочки носовой платок. – Расскажите лучше вы, Эдит…
Ольга удивленно перевела глаза на мать Мишеля.
– Да-да, Олья, странным образом эта история связана и со мной. А вернее, с моей матерью Ани. К сожалению, она вот уже много лет не выходит из дома, но я вас обязательно познакомлю… – и Эдит принялась рассказывать Ольге удивительную историю появления в их семье сережек, принадлежащих роду Тибо.
Ольга только пораженно качала головой. Почему-то с первых слов рассказа Эдит в голове ее пульсировала мысль: «Наша встреча в библиотеке не была случайной. Значит, судьбе было угодно соединить нас с Мишелем и части бриллиантового гарнитура…» Она боялась встретиться глазами с Мишелем. Какое непостижимое, невероятное совпадение! Драгоценности ее предков оказываются в его семье!
Эдит закончила свой рассказ, а тетушка Жаклин вдруг сделала тайный знак толстой мадам Бабет и громко сказала:
– Заранее прошу у хозяйки дома извинения и умоляю не принимать это за невольный намек. Сейчас мадам Бабет принесет нам бутылочку вина, и я бы очень хотела, Мишель, чтобы вы его разлили в наши бокалы. Это непростое вино. Его делала моя давняя помощница по хозяйству Сантина по старинному рецепту нашего общего с Ольгой предка Жозефа-Луи Тибо. Этого рецепта не знает никто, его нет даже в музее Тибо в местечке Сен-Леонар.
Толстая служанка внесла на подносе красивую пузатую бутылку с вином и четыре специальных бокала в форме больших прозрачных колокольчиков.
– Это вино удивительно легкое, прозрачное и дает богатое послевкусие, – продолжала Жаклин, пока Мишель разливал его по бокалам.
Ольга не утерпела и сделала глоток. Так и есть! Вино было необыкновенно похоже на то, что делала по французскому рецепту ее бабушка. Она была так счастлива, что не могла даже рассказать о своем открытии Жаклин – боялась, что вспомнит о бабушке и расплачется. Нет, лучше она поговорит с ней об этом потом, когда чувства немного улягутся у нее в груди.
– Так вот, – сказала тетушка Жаклин, грациозно приподняв свой бокал с вином, – я хотела бы провозгласить тост за Ольгу, нашу единственную надежду… – она обвела присутствующих торжествующим взглядом, чтобы убедиться, что достаточно всех заинтриговала. – Я поясню, что хочу этим сказать. У меня, к сожалению, нет ни детей, ни племянников. Передать по наследству этот дивный перстень, мне, увы, некому. Серьги… тоже остались без настоящего хозяина. Бедняжка Мадлен умерла в расцвете лет, так и не успев родить детей… – мадам Жаклин смахнула слезу. – Вот и получается, что Ольга – наша единственная надежда. Пусть пока этот великолепный бриллиантовый гарнитур дополняет и умножает твою русскую красоту! – с этими словами тетушка Жаклин взяла в руки серебряный подносик, подошла к Ольге и по очереди надела на нее все три предмета гарнитура. – Если будет угодно Господу, ты, может быть, родишь трех прелестных дочурок и тогда сможешь подарить им эти три предмета со словами «разъединяю, чтобы соединить»…
Теперь уже в глазах Ольги заблестели слезы. Она была до глубины души тронута словами тетушки Жаклин.
– Спасибо! Спасибо вам! – воскликнула она и, порывисто обняв Жаклин, спрятала лицо в ее душистом плече.
– Ну что же, пьем за Олью! – подхватила Эдит, понимая, что если немедленно не разрядить ситуацию, то обе представительницы славного рода Тибо зальются слезами. – За то, чтобы у нее непременно родились три дочки!
– А я готов ей в этом помочь… – громко объявил Мишель и, подойдя к сверкающей бриллиантами Ольге, галантно поцеловал ей руку.
– Тогда за молодых! – сказала тетушка Жаклин так, словно давно ждала этого момента. – И ловлю тебя на слове, милый мой Мишель!
Эпилог
Ольга сидела на широкой веранде загородного дома и задумчиво курила. Со второго этажа ей было видно, как во дворе играют с надувным автомобилем дети. Мишель вот-вот должен был вернуться из теннисного клуба – своего увлечения он не бросил.
Она торопливо обдумывала, чем будет заниматься завтра: с утра ей предстояло посещение салона, потом урок старинного танца (это была вторая после школы верховой езды причуда Мишеля – обучить Ольгу танцам), потом три часа в университете (Ольга преподавала там практику русского языка), а затем уже – обед дома или в городе, но обязательно вместе с Мишелем. Это у них стало традицией – встречаться за обедом, какие бы дела ни ждали каждого из них.
Ольга и Мишель поженились в тот же год, когда восторженная тетушка Жаклин вручила Ольге бриллиантовый гарнитур. Мадемуазель Надин оказалась права: Ольга не вернулась в Россию. Она дала себе слово, что теперь поедет туда только вместе с Мишелем.
Ее приняли в Сорбонну, и через три года она ее закончила. Мишель после окончания Политехнической школы устроился работать в японскую фирму, выпускающую бытовую технику. Вскоре у них с Ольгой одна за другой родились дети – три девочки с разницей в два года.
Ольга оказалась прекрасной матерью – ей было легко рожать, легко кормить и нянчить детей. «Ты рожаешь, как кошка, – шутила Эдит, которую у Ольги даже в мыслях не получалось называть свекровью. – На редкость сильная конституция – и это при такой-то худобе…» Ольга в ответ только смеялась. Она собиралась даже завести четвертого – ей очень хотелось сына. Его она собиралась назвать в честь своего отца Николаем.
Всех троих дочерей им «рассчитали» по специальной методике – они старались угодить старушке Жаклин, чтобы снова разделить заветный гарнитур на три части (кстати сказать, тетушка не забывала их и всегда под Рождество засыпала подарками). Мишель настоял, чтобы хотя бы одна из дочерей носила исконно русское имя. Старшую назвали Мадлен – в честь далекой французской родственницы, среднюю – Вера, а младшую Ольга назвала Надин.
Милая мадемуазель Надин… Ольга часто и с удовольствием вспоминала, как в один прекрасный день после длительной переписки Надин все-таки приехала к ней в Париж и имела счастье полюбоваться на свою маленькую тезку. Сама она жила теперь в Америке и была очень довольна своей жизнью. Ее сын – ученый-физик – получил выгодный контракт, и Надин переехала жить к нему. Воспитывала внуков, преподавала русский и французский. Почти с детским восторгом рассказывала Ольге, что живет с семьей сына в двухэтажном особняке и каждый день купается во дворе в собственном бассейне… Она почти не изменилась, только теперь постоянно красила волосы, причем в самые яркие цвета.
Ольгу она нашла похорошевшей и нисколько не испорченной материнством. «Была мадонна – и осталась мадонна, – похвалила ее она. – Да еще и дочкам породу передала…»
Что и говорить, девочки у Ольги получились все как на подбор хорошенькие, хотя и совершенно разные. Мадлен была похожа на папу – черненькая и зеленоглазая. Вера унаследовала черты и темперамент французского дедушки Жюльена – шустрая, светленькая и с хитрыми голубыми глазами. А младшая – ей исполнилось всего полтора года – была похожа на Ольгу. Вернее, черты лица у нее были еще детские и поэтому нечеткие, но зато глаза – огромные и черные – уже в младенчестве вспыхивали тем самым неукротимым огнем, что и у матери. «Эта будет такая же, – сказала про нее мадемуазель Надин, – в тихом омуте…»
В первый же день ее приезда был устроен «вечер воспоминаний». Ольга с жадностью расспрашивала мадемуазель Надин о сокурсниках – Савельеве, Натали, Леночке – Хлеб Профессии…
– Ну что? Васенька, как перевелся в Питер – так и пропал… Наталья, я слышала, устроилась в Москве. Вышла замуж за какого-то старичка. Работает в большой гостинице, детей у нее нет. Лена Завозина осталась работать на кафедре. Студенты так и зовут ее – Хлеб Профессии, – улыбнулась Надин.
– А еще про кого-нибудь знаете? – жадно спрашивала Ольга, которая, хоть и не хотела себе признаваться, но все же скучала по тем людям и особенно по тому времени.
– Ну про кого тебе… декан наш на пенсию ушел, теперь Бологов главный. Кстати, они все-таки поженились.
– С Еленой? – Ольга впервые почувствовала, что испытывает наслаждение от перемывания косточек другим.
– Угу… И она, говорят, теперь ему с кем-то изменяет.
– Ну, это неудивительно… А вы… А вы случайно Мишу Левина не знаете? – неожиданно для самой себя вдруг спросила Ольга. – У него еще отец на химбиофаке работал.
– Нет, не знаю… Такого не знаю… – ответила Надин, и Ольга почувствовала, как где-то в глубине ее души шевельнулась тоска. Как он там? Что с ним? За эти долгие годы она уже давно успела его простить, и теперь он стал просто частичкой мира, по которому она скучала.
– А как там наш Ильич? – спросила она. – Все так же собирает со студентов милостыню?
Надин сначала не поняла, а потом расхохоталась.
– Снесли нашего Ильича. Теперь фонтан там – но в него студенты тоже деньги бросают…
Тогда они проговорили с любимой учительницей до четырех утра. Мишель оставил их вдвоем и ушел спать. Но потом мадемуазель Надин уехала, и Ольга снова влилась в мерный поток парижской жизни. О жизни в России она узнавала из газет и редких писем, которыми они обменивались с матерью. И лишь иногда ее мучили грезы и приступы ностальгии по родине. В этих грезах мама была молодая и держала за руку папу, а Капуля красила губы вишневой помадой и, взяв корзинку, уходила на рынок…
Ольга взглянула на изящные часики на руке, затушила сигарету о мраморную пепельницу и зашла в дом, чтобы разыскать бонну – великовозрастную «мадемуазель» Марину – и попросить ее не укладывать детей слишком рано. Вечер выдался такой чудесный и теплый – жалко было прерывать их увлеченную игру. Бонну, разумеется, выписали из России – Ольга хотела, чтобы дети свободно владели и французским, и русским. Перед тем как поступить к ним на службу, мадемуазель Марина обучалась на каких-то специальных курсах по английской методике – и поэтому придерживалась строгих правил в воспитании. Ее стараниями бедные девчушки оказывались в постелях не позже десяти часов. Невзирая ни на погоду, ни на расположение духа. «Наша Мэри Поппинс» – называл бонну Мишель.
Судя по тому, что мадемуазель Марины не было ни на втором, ни на первом этаже, она уже вышла во двор, чтобы вершить там свой неумолимый суд.
Ольга толкнула стеклянную дверь особняка и шагнула на крыльцо. Вдруг вдалеке, в самом конце березовой аллеи, возле резных решетчатых ворот, она увидела две незнакомые фигуры. Нерешительно оглядываясь по сторонам, парочка шла по направлению к дому. Ольга пригляделась: это были незнакомые мужчина и женщина, оба небольшого роста, худенькие. «Кто бы это мог быть? – удивленно подумала она. – Вроде, мы с Мишелем никого на вечер не приглашали…» Даже когда загадочные гости подошли уже к самому дому, Ольга все равно не смогла понять, кто они такие. Зато они ее, кажется, узнали. Оба заулыбались увидев ее остолбеневшую фигуру в джинсовом комбинезоне на верхней ступеньке крыльца.
– Эй, Коломиец! – окликнул ее мужчина, и голос его показался Ольге до боли знакомым.
– Это же мы, Оля! – звонко поддержала его женщина. Ее звонкий, высокий голос Ольга уже не могла спутать ни с каким другим…
– Боже мой! Вася! Оксана! Откуда вы здесь?!
Если они стремились удивить ее чуть не до потери сознания, то фокус удался им сполна. Вот уж кого Ольга не ожидала увидеть в своем французском дворике – так это Савельева с Оксаной. Связь между ними была уже давно потеряна: она не знала их ленинградского (теперь уже питерского) адреса, а они не знали ее парижского. Фактически они не виделись десять лет!
– Разрешите представить: знаменитая русская кутюрье – или как надо, кутюрья? – Оксана Савельева, Россия! – торжественно и почти серьезно объявил Василий.
– Ты шутишь! – воскликнула Ольга, которая настолько растерялась, что даже забыла пригласить гостей в дом.
– Самое смешное, что я не шучу.
Ольга во все глаза смотрела на них. Какие же они стали другие! Василий за десять лет успел посолиднеть и даже слегка облысеть. А Оксана из худенькой девочки-подростка превратилась в грациозную и утонченную женщину. А как она была одета!
– Господи, да что же мы тут на пороге-то стоим… – спохватилась Ольга. – Пойдемте скорее в дом, вы откуда едете?
– Да мы, собственно, никуда не едем, – сказал Василий, осматриваясь в большом, увешанном картинами холле.
– Мы уже месяц как никуда не едем, – пояснила Оксана. – Живем здесь, недалеко от Латинского квартала.
– Вот здорово! – Ольга готова была прыгать от радости. Мало кого она хотела бы увидеть из тех, кого любила в России, – но Савельев с Оксаной как раз входили в их число. – Подождите, я сейчас распоряжусь насчет ужина, – сказала она, удаляясь на кухню.
Василий и Оксана переглянулись и захохотали. Привычная для Ольги фраза прозвучала как театральная реплика.
– Чего вы смеетесь? – смутилась Ольга, обернувшись через плечо и распахнув свои черные глаза.
– Ты очень органична! – сказала Оксана. – Как будто всю жизнь здесь прожила. Трудно представить, что когда-то мы вместе пили чай на тесной кухоньке с вафельным тортом с романтическим названием «Полярный»…
– Ну перестаньте…
У Ольги защемило сердце от воспоминаний. Бабушкина квартира очень часто являлась ей во сне. Ей снился даже ее запах…
Через пятнадцать минут они всей компанией сидели в столовой и поглощали произведения французской кухни «от месье Жоржа» – так звали повара, которого Мишель нанял, чтобы Ольга «не думала о бренном». Он считал, что женщина, погрязшая в мелких хозяйственных заботах, теряет одно из лучших своих качеств – беспечность. «Если умную женщину освободить от всего этого, она не будет скучать, – говорил он. – Просто заполнит свою жизнь игрой и праздником – как делают дети…» Повар Жорж прекрасно справлялся со своими обязанностями: на ужин были поданы фруктовые и овощные салаты, холодное мясо со специями, рыба, запеченная в вине, и само вино в прозрачных бокалах из чешского стекла.
– Как же вы меня нашли? – спрашивала Ольга.
– Должен признаться, это было непросто, – отвечал Василий. – Сначала я попытался действовать через всякие бюро справок. Но потом решил пойти в университет, на французскую кафедру. И вот я здесь, перед вами… – Василий отложил вилку и церемонно раскланялся.
Оксана улыбнулась краешком рта.
– А вы так с тех пор и не расстаетесь? – спросила Ольга, оглядев обоих.
При этих словах Василий слегка потупил взгляд и посмотрел на Оксану.
– Ну как тебе сказать… Был момент… но потом кое-кто опомнился – не будем называть его имени. Короче, тяжелый случай звездной болезни.
– Да-а… – протянула Ольга, – неужели это действительно стало возможно – пробиться на рынок модной одежды?
– Конечно, все произошло не вдруг… – со вздохом сказала Оксана, словно воскрешая в памяти пройденный нелегкий путь.
– Это просто Оксанка у меня упрямая, – с довольным видом объяснил Василий. – Другая бы давно отчаялась. Из Мухинки выгнали – научный коммунизм не сдала…
– Ты все-таки поступила в Мухинку?
– Еще бы – чтобы эта, да не поступила! – ответил за Оксану Василий, и та сердито взглянула на него своими раскосыми глазами. Этот взгляд выдавал какую-то давнюю супружескую обиду – так показалось Ольге. А может, Оксану просто раздражало, что Василий все время перебивает. «Непростой у нее характер, – подумала Ольга, – но сильный».
– Как раз когда меня выгнали, начинались все эти кооперативы, фирмы полезли, как грибы… Ну, я решила сделать салон. Сперва пришлось даже кредит брать под залог недвижимости. У меня дом есть в деревне на Волге – в наследство достался… Вот им и рисковала. Но ничего – закрутилось, пошло…
– Ты про первую коллекцию расскажи, с которой в Италию поехала… – нетерпеливо перебил ее Василий, и снова Оксана недовольно поджала губы.
– А что это была за коллекция? – спросила Ольга, чтобы поддержать Савельева.
– Авангард. Тогда все только начиналось в России… ну, я закупила на кожевенной фабрике обрезков практически за копейки, на птицеферме разжилась перьями, оптом накупила различных красителей, в ателье заказала фурнитуру. Коллекция обошлась мне почти даром. Но вещи были такие, что меня взяли на конкурс. Василь, ты не захватил альбом?
– Нет, только последние журналы… Принести сейчас? – он уже начал вставать со стула.
– Да нет же, сиди. Посмотрим после ужина, – остановила его Оксана.
После ужина они решили подняться на веранду и выпить кофе. Вечер еще не опустился – только легкий сумрак. Ольга смотрела французские журналы мод, в которых были и модели Оксаны. Это были стильные, совершенно не строгие вещи, от которых неуловимо веяло детством и… непослушанием. Ольга подумала, что такая одежда ужасно понравилась бы Мишелю. И Эдит…
Вскоре явился Мишель, и они продолжили вечер – уже с вином. Ольга волновалась: понравятся ли они друг другу, найдут ли общий язык… Но все ее волнения были напрасны. Мишель, как всегда, сумел всех очаровать. Он без умолку болтал и расспрашивал Василия обо всем, что касалось их жизни в России, и даже о том, какой была Ольга, когда только поступила на первый курс. При этом вопросе Василий слегка покраснел, – видимо, он вспомнил то несчастное вступительное сочинение, которое из-за Ольги чуть не завалил…
