Текст книги "Терпкое вино любви"
Автор книги: Екатерина Вересова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Жениться никогда не поздно и никогда не рано. Вот мы с Эдит поженились, когда нам едва исполнилось по восемнадцать. Один молодой священник – кажется, где-то в Италии – взял и обвенчал нас. На Эдит не было никакого подвенечного платья, я тоже явился на церемонию в каких-то разодранных на заднице штанах. Ничего, живем ведь до сих пор. У любви не должно быть преград, вот что я тебе скажу. Что бы там ни писали в книгах, а преграды ее убивают…
– Убивают? – переспросил Мишель, и лицо его на глазах побледнело. – Тогда я немедленно женюсь!
Эдит звонко расхохоталась.
– Немедленно! Он немедленно женится! Вы посмотрите на него!
– Мама, ну перестань! – с обидой воскликнул Мишель.
– Да нет же, я просто радуюсь. И знаешь, что я подумала, пусть у вас все будет не так, как было у нас с Жюльеном. Только теперь я начала понимать, насколько это здорово – настоящая свадьба и белое подвенечное платье… Тогда, в молодости, все это казалось такой ерундой, просто никому не нужной мишурой… А сейчас я хочу пережить все это хотя бы со стороны…
– Если уж на то пошло, я себе по-другому это и не представляю, – заявил Мишель. – Только настоящая свадьба. Сначала Олья примет веру, она некрещеная, а потом мы обвенчаемся.
– Мы закажем ей самое красивое платье, которое только можно представить… – мечтательно сказала Эдит. – И я обязательно вставлю туда вышивку бисером…
– Что ж, за это надо выпить, – сказал Жюльен и отправился на кухню за бутылкой его любимого сотернского вина и бокалами.
Мишель ходил по комнате из угла в угол и, как сладкую музыку, слушал мамины размышления о его предстоящей женитьбе. Жить они будут здесь. Или, если захотят, снимут мансарду где-нибудь в Латинском квартале. После свадьбы они отправятся в турне по Европе, ведь бедная девочка нигде не была. Детей пока заводить повременят, надо сначала закончить учебу… А сразу же, как она приедет, они устроят, как положено, помолвку…
– Представляешь, у меня даже есть подарок для твоей невесты на помолвку! – радостно сказала Эдит. – Он так долго дожидался своего часа.
– Вот уж не думал, что ты будешь заранее беспокоиться о моей помолвке! Неужели ты прикупила его, когда вы ездили за змеями в Южную Африку? Или это какой-нибудь талисман из племени самоанцев?
– Да нет же… Это настоящая драгоценность, очень красивая и старинная вещь. Если хочешь, могу рассказать тебе ее историю.
– Ну, расскажи, – Мишелю стало интересно, какую драгоценность добавит Ольга к уже имеющемуся у нее колье.
– Дело в том, что твоя бабушка, я имею в виду мою маму… так вот, твоя бабушка Ани… об этом в семье стараются не вспоминать… словом, во время войны, прежде чем она вышла замуж за твоего дедушку-банкира, она сидела в немецком концлагере.
– Серьезно? – изумился Мишель.
Разве он мог представить свою чопорную, ухоженную бабушку в полосатой робе с номером на рукаве?
– Да, Мишель, я вполне серьезно. Бабушка всю жизнь это скрывала. И мне рассказала, только когда мы приехали к ним первый раз вдвоем с Жюльеном проездом из Японии. К тому времени мы поженились и у нас уже был ты…
Эдит пустилась в подробный рассказ о судьбе украшения. Она была прекрасной рассказчицей. Жюльен тихо вошел с бутылкой и тремя бокалами в руке, не стал перебивать ее, а просто молча сел в кресло. По всему было видно, что эта история ему знакома.
– Тогда мама Ани сказала, что должна была вручить мне эти серьги в день свадьбы, – продолжала Эдит, – но поскольку ей не удалось на ней присутствовать (она, конечно, страшно обижалась на нас за это), то она вручает мне их сейчас. И вот тут-то я впервые узнала, что ей пришлось пережить. Только помни, Мишель, никогда не говори с ней о концлагере. Эта тема – табу. В одном бараке с ней находилась некая Мадлен Пуатье, начинающая джазовая певица, они очень подружились. Мама Ани говорит, что это была необыкновенная, очень красивая, очень отважная и очень добрая женщина. И совсем молодая. Конечно, ты знаешь, как наша Ани любит все приукрашивать. Но, тем не менее, факт – за свою непокорность и отвагу Мадлен была осуждена на казнь. Перед смертью она рассказала бабушке про серьги. «Я полюбила тебя, Ани, – сказала она. – Ближе тебя у меня никого нет. Так слушай же. Если вырвешься из этого ада, поезжай в Марсель, разыщи там старушку по прозвищу Белая Мышь, скажи ей, что ты от меня, попроси пустить тебя в сад и копай там под китайской яблоней со стороны дома». И дала адрес. А потом добавила: «То, что там найдешь, будешь передавать в своей семье по женской линии. Мне уже, как видно, не судьба. Умоляю тебя, сделай это в память обо мне». Ее увели и расстреляли. Весь барак оплакивал Мадлен. Бабушке повезло, она чудом выжила и вышла на свободу. И даже сумела сохранить свою красоту. Разумеется, сразу она не могла поехать ни в какой Марсель, но адрес старушки по прозвищу Белая Мышь запомнила на всю жизнь. Потом, спустя несколько лет, когда она уже была замужем за дедушкой, ей довелось побывать в Марселе. Она вспомнила, что обещала Мадлен раскопать в саду ее фамильную драгоценность. Бабушка отправилась по адресу, данному Мадлен, но оказалось, что старушки по прозвищу Белая Мышь уже нет в живых. В ее доме жила семья из семерых человек. Излагать просьбу Мадлен этим людям бабушка Ани не решилась. Дождавшись ночи, она осторожно пробралась к ним в сад, с трудом разыскала старую китайскую яблоню и стала копать под ней лопаткой. Очень скоро она наткнулась на что-то твердое. Это оказался небольшой ящичек, в таких обычно слесари держат гвозди и гайки. А внутри него лежала коробочка… – с этими словами Эдит подошла к окну и открыла спрятанный за тяжелой коричневой шторой тайник.
– Вот эта, – она показала ее Мишелю. – В ней Ани обнаружила изумительной красоты бриллиантовые серьги старинной работы. Потом, как я уже говорила, она передала их мне. Я надевала их только несколько раз в жизни. Помнишь, Жюльен, когда нам пришлось побывать на презентации в Голливуде? И вот теперь я хочу вручить их твоей невесте…
Эдит подошла к Мишелю и подала ему раскрытую медную коробочку, обтянутую изнутри слегка потертым черным бархатом. Каково же было удивление Мишеля, когда он увидел знакомые очертания сверкающих крыльев. Это были серьги в форме бабочек. Те же изысканные изгибы, те же мелкие, как рисинки, бриллианты, те же изумрудные глазки… Так вот где он их видел – в ушах у мамы! А он никак не мог вспомнить… Мишель дрожащими от волнения пальцами приподнял одну сережку и заглянул на оборотную сторону. Там были буквы, микроскопические, но все же буквы!
Ни слова не говоря, Мишель положил бриллиантовую бабочку обратно на черный бархат, вернул коробочку маме и стремительно убежал в отцовский кабинет. Родители молча переглянулись. Через минуту Мишель вернулся с лупой в руке. Положив одну из сережек к себе на ладонь, он повернул ее к свету и приложил лупу.
– Тебе никогда не приходило в голову прочесть эти буквы? – взволнованно спросил он у мамы.
– Нет, я всегда думала, что это имя мастера, которое ничего мне не говорит… – растерянно сказала Эдит.
– Так вот, теперь возьми лупу и прочти.
Жюльен не выдержал и, сгорая от любопытства, пружинистой походкой подошел к ним.
– Что это вы там исследуете? Неужели их половую принадлежность?
– Ох, этот Жюль! Смотри… Там целый текст: разъединяю… чтобы соединить… Так… И на второй сережке то же самое. Что бы это могло значить?
Мишелю захотелось крикнуть во все горло: «Я знаю, что это значит!» Но он решил не предвосхищать событий. Придет время…
2
Ольга вышла из здания университета и бодро зашагала по нарядной мощеной улице, которую недавно отреставрировали, чтобы водить по ней иностранцев. Это была одна из восьми старинных улиц, что сходились в центре восьмиугольной площади, увенчанной памятником Ленину. Когда Ольга проходила по этой площади, ей сразу вспоминался Париж, где таких площадей с разбегающимися, словно лучи звезд, улицами, было множество. С той разницей, что украшали их совсем другие памятники…
Сегодня Ольга сдала очередной экзамен и на этот раз она получила «четыре». Теперь ей оставалось досдать последний – французский язык. Но его она и за экзамен никогда не считала, так как по специальности у нее всегда была твердая пятерка. С радостью Ольга узнала от секретарши в деканате, что все зачеты за хорошую работу на семинарах выставлены ей «автоматом». Теперь можно было считать, что летняя сессия за третий курс благополучно закончена.
Мадемуазель Надин вот-вот должна была вернуться с курорта, и Ольга решила повременить со сдачей французского, лучше уж она сдаст его своей, родной преподавательнице, а не какому-то случайному лаборанту, оказавшемуся не в отпуске. Заодно будет повод увидеться с мадемуазель Надин. Они ведь ни разу не встречались с тех пор, как Ольга уехала во Францию…
Вдруг размышления Ольги прервал голос, показавшийся ей очень знакомым.
– Оля! Оля! – окликали ее с другой стороны улицы.
Она обернулась и увидела, что от дверей университетской библиотеки к ней бежит юноша. Приглядевшись, она узнала в нем… Мишу Левина. Ольга презрительно прищурила глаза и уже хотела с гордым видом пойти дальше, но ноги ее сами собой остановились. «К чему этот детский сад? – подумала она. – Буду с ним просто вежлива». Дождавшись, пока он с ней поравняется, она молча пошла по улице, а Левин зашагал рядом с ней.
– Здравствуй, Оля! – пытаясь поймать ее взгляд, сказал он.
– Здравствуй, Миша, – ответила она, но смотреть ему в глаза не стала, лишь искоса бросила быстрый взгляд.
Ее бывший «Мишель» был таким же красивым и холеным, как прежде. От него веяло чистотой и свежестью. Только серые прямые волосы были сейчас коротко, почти ежиком, пострижены, видимо, на лето. На стройной фигуре ладно сидели модные джинсы-бананы, острые широкие плечи обтягивала фирменная белая футболка.
– Я слышал, ты ездила во Францию? – просто, без всякой иронии в голосе, спросил он.
– Да, ездила, – в тон ему, так же просто, ответила Ольга.
– Понравилось? – с почти утвердительной интонацией уточнил он.
Ольга пожала плечами.
– Разумеется, понравилось.
Миша явно не знал, о чем с ней говорить. Они уже столько времени не виделись, что легкость в общении, державшаяся в основном на физической близости, совершенно исчезла. К тому же между ними стояла стена из запретных, щекотливых тем, которую разрушить уже было невозможно. Впрочем, Ольга и не хотела этого делать. Другое дело – Миша. Лишь только он увидел бывшую подругу, ему сразу же вспомнились чудесные часы, которые они провели вместе в деревянном домике для свиданий. Ольга, загорелая, в новом стильном платье, показалась ему чарующей красавицей. «Какую женщину я упустил… – подумал он. – Но, может быть, еще не все потеряно?»
Они продолжали идти рядом, не произнося ни слова. Оба одновременно подумали, что приближаются к историческому скверу, где в пасмурный сентябрьский день почти год назад состоялось их знакомство.
– А ты куда сейчас идешь? – как бы между прочим спросил Левин.
Ольга направлялась на Главпочтамт. Она собиралась позвонить в Рыбинск маме. Хотела узнать, приезжать ли ей сейчас навестить их? Это зависело от того, уехал ли на заработки мамин муж. Ольге казалось, что для всех будет лучше, если она погостит дома в его отсутствие. Разумеется, всего этого она сообщать Мише не стала.
– Звонить, на почту, – коротко сказала она и снова замолчала.
Нет, она упорно не желала разрушать этот барьер, возведенный временем и обстоятельствами! «Как же ее расшевелить?» – мучительно думал Миша. И вдруг он понял, как надо действовать. Зная ответственный характер Ольги, он решил давить на сознательность.
– Знаешь, я совсем забыл, – серьезным и даже немного трагическим тоном сказал он. – У меня ведь к тебе очень важное дело.
– Какое? – усталым голосом спросила Ольга и снова скользнула по нему взглядом.
– Ну, в двух словах не расскажешь, – Миша галантно улыбнулся. – Давай присядем на скамеечку в сквере. Покурим, и я все объясню.
Ольга подумала, пожала плечами и согласилась. Они сели как раз на ту самую скамеечку, на которой когда-то познакомились. Здесь было очень уютно, с одной стороны припекало солнце, а с трех других сторон скамейка утопала в буйно цветущих кустах. В былые времена Ольга с «Мишелем» любили здесь пить пиво. Левин бегал в ближайший пивной ларек и приносил «Жигулевское». Они пили его прямо из горлышка. При этом они всегда о чем-то весело болтали. Хорошее было времечко…
– Ну что, как всегда, по паре пива? – спросил Миша и снова обнажил зубы в улыбке.
Ольга, наконец-то, решилась поднять на него взгляд.
– Ты говорил о каком-то деле, – спокойно сказала она и достала из сумочки сигарету.
Миша в ту же секунду щелкнул зажигалкой. Прикурив, Ольга отвернулась от него и стала смотреть на играющих на дорожке сквера детей.
– А ты разве куда-нибудь спешишь? Кстати, что ты делала в университете? – продолжал засыпать ее вопросами Миша.
– Сдавала экзамен, – коротко бросила Ольга.
– У тебя что, остался «хвост»? – спросил Миша и вдруг понял, что вторгается на запрещенную территорию. – Ну и как сдала? – тут же исправил оплошность он.
– На четверку.
– Ну и отлично… – Мишель отчаянно придумывал, о чем же еще можно ее спросить. Главное, чтобы это никак не перекликалось с больницей и с вызовом в КГБ… – А как поживает твоя бабушка? – вежливо поинтересовался он. – Наверное, теперь хвастается всем во дворе, что внучка во Франции побывала…
– Бабушка умерла, – тихо сказала Ольга и опустила глаза.
– Когда?.. – растерянно спросил Миша.
– Два месяца назад.
– Но от чего?
– Болела, – коротко ответила Ольга.
– Извини…
Они помолчали. Миша никак не ожидал, что наткнется на такой подводный риф. Надо было срочно исправлять положение. Он решил вернуть разговор к французской теме.
– Слушай, а трудно было учиться в Париже? – спросил он.
Ольга снова подняла свои черные глаза и минуту смотрела на него молча.
– Миша, не трать попусту мое время. Если у тебя ко мне какой-то важный вопрос, давай сразу. У меня еще есть дела.
– Господи, ну какие могут быть дела в каникулы! – вальяжным голосом произнес Миша и сладко потянулся.
– Так, значит, ты все придумал и никакого дела у тебя ко мне нет? – спросила Ольга, сердито поджав губы. Она бросила недокуренную сигарету в урну и собралась встать.
Нет, этого нельзя допустить! Он хитростью заманил Ольгу на их заветную лавочку, а она сейчас встанет и уйдет. Что же ему сказать ей, чтобы удержать, какой придумать веский предлог? Похоже, барьер, разделяющий их, крепок и непреодолим, как Китайская стена. И Миша вдруг понял, что барьер этот надо просто… перепрыгнуть.
– Ну почему же… – сказал он, поворачивая к ней голову. И вдруг, не дав ей опомниться, схватил Ольгу обеими руками за талию, рывком притянул к себе и крепко прильнул к ее рту горячим поцелуем.
От возмущения и ярости у Ольги потемнело в глазах. Она, пытаясь вырваться, стала колотить Мишу кулаками по спине. Увидев, что это не помогает, она вцепилась ему руками в волосы. Однако и после этого Миша не отпустил. Он решил, что надо идти до конца. Долго она не выдержит – женская природа возьмет свое, и тогда она станет податливей. Осторожно, но властно он накрыл ладонями ее руки и сильными движениями оторвал ее пальцы от своих волос. Затем он сжал их и теперь уже держал мертвой хваткой. От злости и бессилия Ольге хотелось плакать. Она не испытывала к Левину никаких чувств, кроме отвращения. Поцелуй, как ни старался Миша, нисколько не пробуждал в ней любовного желания. Чтобы вырваться из цепких рук, она изо всех сил ударила его каблуком по ноге. Миша мгновенно отлип от ее губ и взвыл от боли. Ольга тут же вскочила со скамейки и подхватила упавшую на траву сумочку. Волосы ее растрепались, лицо было красным от гнева.
– Гадина! Предатель! – громко крикнула она, не обращая внимания на мирно гуляющих по скверу людей. – И ты еще смеешь прикасаться ко мне после всего, что было! Да меня тошнит от тебя! Мне смешно вспоминать, как…
– Оля! – перебил ее Левин, который уже немного оправился после удара каблуком. – Послушай меня, Оля! Я же не сам все это придумал… Я не хотел… Меня заставили… Это родители меня заставили. Честно! Понимаешь, иногда бывает так, что обстоятельства сильнее людей… – он встал со скамейки, заметив, что она собирается уходить. – Ну послушай же…
Ольга уже шагала по выложенной розовыми плитами дорожке. Миша шел чуть позади нее и, не переставая, говорил. Теперь он уже не мог просто так уйти. Он должен был доказать ей, что она ошибается, считая его подлецом и предателем.
– Я не предатель! Меня увезли силой. Родители посадили в машину и увезли на дачу… Я даже не мог вырваться, чтобы навестить тебя в больнице… – Миша осекся, но было уже поздно.
Ольга резко остановилась и вперила в него уничтожающий взгляд.
– Так, значит, ты знал, что я лежала в больнице? – тихо спросила она.
– Ну, знал… – потупил глаза Миша. – Но я, правда, не мог…
– А теперь – можешь?
– Родители уехали в отпуск… Я подумал, что если тебя взяли во Францию, то значит…
– А если бы не взяли? – снова перебила его Ольга.
– Ну зачем сейчас об этом говорить, – ушел от ответа Левин. – Ведь все кончилось хорошо… То есть я хотел сказать…
– Да, действительно, все кончилось хорошо, – сказала она. – Я даже благодарна этим кагэбэшникам…
– За что?
– За то, что они расставили все фигуры по местам. Извини, я опоздаю на почту. Пока, – и Ольга быстро пошла к остановке троллейбуса.
А Миша остался стоять возле памятника Ленину. Он проклинал себя за слабость. Зачем он только к ней подошел? Зачем завел разговор? Унижался… Подумаешь, парижская красавица. Надо было догадаться, что этим все закончится.
И все же при воспоминании о ее запрокинутой голове с нежным изгибом шеи, о прикрытых в сладкой истоме глазах у него невольно сжималось сердце…
К площадке у памятника приближалась стайка молоденьких хохочущих девиц. Миша знал, зачем они сюда идут и почему смеются. У студентов и абитуриентов университета была такая традиция – подавать милостыню Ленину. Видимо, его поза с вытянутой вперед рукой была понята ими по-своему. Считалось, что это приносит удачу на экзаменах. Именно поэтому у подножия памятника, возле огромного ботинка бронзового Ильича, никогда не переводилась горстка монет. Разумеется, по утрам их сгребал счастливый дворник, которому как раз не хватало на опохмелку, но к вечеру кучка снова нарастала. Девицы с хохотом подошли к постаменту и бросили туда несколько монет. Наверное, это были абитуриентки.
Миша позавидовал их веселому настроению и бодрости. С высоты своего четвертого курса они казались ему просто малыми детьми. Когда-то они с Ольгой тоже кидали сюда деньги. И тоже смеялись. А потом шли на их заветную скамейку пить пиво. Круг замкнулся. Скамейка познакомила их, и на ней же они и разошлись.
Медленно шагая к автобусной остановке, Мишель пинал перед собой пустой молочный пакет и думал: «Вот если бы не эти дурацкие кагэбэшники, тогда…»
Глава четырнадцатая
1
Был уже конец августа, а письмо из Франции так и не пришло. Ольга не знала, что и думать.
Неужели Мишель про нее забыл? Перед глазами Ольги само собой возникало хорошенькое, кукольное личико Клер. Как она тогда смотрела на Мишеля! Кажется, еще немного, и она потащит его в ближайшие кусты. Наверное, она делала это не один раз с тех пор, как уехала Ольга… Нет, нет! Лучше не думать об этом и не ждать письма от Мишеля. Наверное, прав был Левин, когда сказал, что обстоятельства бывают сильнее людей…
Оставалось еще совсем немного времени до сентября, когда всех студентов отправляли на работу в колхозы. Ольга проводила долгие одинокие дни за чтением, в основном читала книги по программе зарубежной литературы, ездила раз в неделю на кладбище на могилу бабушки. Она даже поймала себя на том, что пытается говорить с ней, точно так же, как Капуля разговаривала с фотографией своего мужа. Ольга спрашивала у нее совета, делилась своими горестными размышлениями.
Домой, к матери, она так и не поехала. Мама по телефону сказала ей, что малыши – Ксения и Антон – заболели корью и дома теперь карантин и лазарет. Придется Ольге подождать до ближайших каникул. Ольга сложила подарки, которые она купила для них в Париже, в ящик и отправила по почте. Свободное место в ящике засыпала конфетами, так всегда делала мама, когда посылала им из Рыбинска клюквенное варенье и сушеные белые грибы.
Прошло уже две недели, как уехали в Ленинград Вася Савельев со своей Оксаной, – и до сих пор от них не было ни слуху ни духу. Перед отъездом они зашли попрощаться, и Ольга пожелала им успехов. «Вот все и разъехались», – с тоской думала она. Оля надеялась, что вернется с курорта мадемуазель Надин, но та прислала в деканат телеграмму, что сразу из санатория поедет к своим родителям под Тулу. В результате «хвост» по французскому Ольга так и не сдала…
С Мишей Левиным она больше ни разу не встречалась. После безобразной сцены в сквере он уже даже не казался ей гадким – она просто жалела его. Не той сочувственной жалостью, которая соседствует с любовью, а жалостью, больше похожей на сожаление. Теперь она даже мысленно не могла представить, что всего пару месяцев назад почти каждый вечер проводила в его объятиях.
Дни шли и шли, и вот, когда Ольга, уже потеряв надежду, перестала ждать письма, в одно пасмурное утро в дверь позвонили и на вопрос Ольги «Кто?» ответили: «Телеграмма». Быстро расписавшись, Ольга развернула листок – только бы ничего ужасного дома… Но то, что она там прочитала, заставило ее сердце биться в бешеном ритме, будто она пробежала стометровку. Она еще и еще раз перечитывала телеграмму и пыталась уловить в ней какой-нибудь скрытый смысл. Но одно слово сомнений вызывать не могло. Это было даже не слово, а инициалы – «М.К.» Полный текст телеграммы был такой: «ОЛЬГЕ КОЛОМИЕЦ. ТРИДЦАТОГО ПРИЕЗЖАЙТЕ МОСКВУ ВАЖНЫМ ПИСЬМОМ ОТ М.К. ВСТРЕЧАЕМСЯ У ПАМЯТНИКА ЛЕНИНУ ВАШЕМ ВОКЗАЛЕ ТРИ ЧАСА ДНЯ ДЕРЖИТЕ РУКАХ ТЕЛЕГРАММУ» Ну, конечно, М.К. – это Мишель Клемент! Больше у нее нет знакомых с такими инициалами. А важное письмо – это письмо для нее, для Ольги! Значит, он не прислал его по почте, а просто передал с нарочным… Ольга готова была прыгать, кувыркаться по комнате от счастья. Значит, он все-таки не забыл ее! Она стала лихорадочно вспоминать, какое сегодня число. Вдруг она уже пропустила время встречи? Схватила со стола свежий, только сегодня купленный в ларьке «Московский комсомолец». В ту же секунду у нее вырвался вздох облегчения – там было черным по белому написано – 29 августа. Ничего она не пропустила… И уже завтра она поедет в Москву и получит долгожданное письмо от Мишеля!
2
Дождь, ливший всю ночь, к утру утих. Мокрый пустынный перрон был весь покрыт лужицами, в которых отражалось низкое серое небо. Ольге явно не повезло с погодой для поездки в Москву. У маленького окошка кассы висело объявление, написанное корявыми буквами: по техническим причинам все электрички на Москву отменены до четырех часов дня. Ольга растерянно перечитала его несколько раз. Встреча была назначена на три.
Итак, ей оставалось ехать автобусом. Ольга знала, что автобусная станция находится где-то неподалеку от железнодорожного вокзала. Она посмотрела по сторонам и увидела на перроне только одну старушку, которая тащила привязанную к спине корзину желтых яблок.
– Извините, вы не подскажете, как пройти к автобусной станции? – спросила Ольга.
– А вон она, – показала старушка, вытянув в сторону станции загорелую костлявую руку, – видишь, между деревьями виднеется…
Ольга поблагодарила старушку с корзиной и, кутаясь в просторный черный плащ с капюшоном, быстро добежала до низенького здания вокзала. Нырнув под широкий навес, она пробежала глазами расписание автобусов, освещенное слабой, доживающей последние часы лампочкой. Она взглянула на часы, затем снова на расписание. Нет, она не ошиблась – единственный утренний автобус на Москву только что уехал. Следующий отходил в двенадцать. Ольга понуро побрела к кассе. Кажется, день не задался.
– Скажите, я могу купить билет на двенадцатичасовой автобус до Москвы? – спросила она.
– Да что вы, девушка! – удивилась кассирша с легким украинским акцентом. – Все билеты проданы еще вчера. Поезда-то уже который день по сокращенному расписанию ходят. Вы разве не слышали? Пути новые прокладывают, для экспресса «Красная стрела».
– Понятно… – протянула Ольга. – Спасибо. А как же мне доехать до Москвы?
– Как доехать… Остается только ждать до четырех. В электричку уж как-нибудь влезете.
– А если мне нужно раньше?
– Раньше надо было и беспокоиться… – рассердилась для порядку кассирша. – Тогда вам только один путь остается – до кольцевой дороги, а там – прямиком по шоссе, на перекладных.
– Спасибо… – сказала Ольга и отошла.
– Девушка, девушка! – закричала кассирша из своего окошечка. – Знаете, как до кольцевой-то добраться? Садитесь на сорок четвертый трамвай – и до конца. А там уж спросите…
– Спасибо! – поблагодарила ее Ольга и вышла из-под навеса. Где находится остановка сорок четвертого трамвая, она знала.
Ольге несколько раз в жизни приходилось ездить «на перекладных», то есть останавливать попутные машины. Но тогда она путешествовала не одна, а с отцом. Она была еще девочкой, а отец был еще жив… Кроме того, Ольга знала, что за границей такой способ передвижения по дорогам весьма распространен, особенно среди студентов. И называется он «автостоп». Конечно, ехать на попутных машинах одной ей было немного страшновато, но ничего другого не оставалось – иначе она рисковала пропустить встречу и не получить письмо от Мишеля. Решено: она едет «автостопом».
Всю дорогу до конечной остановки Ольга проспала, прислонившись виском к холодному и влажному стеклу. Вначале она просто закрыла глаза и стала представлять себе, что она едет по Парижу, по его залитым солнцем улицам, но потом мысли ее спутались, видения стали наползать одно на другое, и Ольга провалилась в сон. Ей приснилась бабушка Капитолина, которая стояла в своей батистовой ночной рубашке возле окна какой-то незнакомой квартиры и молча качала головой. Потом она отвернулась от мутного стекла и сказала с досадой: «До чего же ты легкомысленная, Ольгуня!» И Ольга во сне стала мучительно думать, что она имеет в виду… Разбудил ее недовольный голос вагоновожатого: «Просьба освободить вагоны!» Она неохотно встала с насиженного и нагретого местечка и вышла на моросящий дождь.
Она оказалась на небольшой площади. Трамваи огибали ее по кругу и, набрав новых пассажиров, уезжали обратно в город. Налево от площади у дороги, обсаженной с двух сторон высокими тополями, стоял большой синий указатель со стрелкой «НА МОСКВУ». «Вот и спрашивать никого не надо», – подумала Ольга. Однако радость ее была преждевременной. Когда она подошла к автобусной остановке с надписью «Олимпиада-80», выяснилось, что автобусы в сторону кольцевой дороги ходят раз в три часа.
– На попутной быстрее доедете, – посоветовала ей пожилая женщина с авоськой, которая неизвестно зачем сидела на остановке, возможно, просто пряталась от дождя.
Ольга кивнула и медленно побрела по дороге. Дождь почти кончился, в воздухе стояла водяная пыль, которую раздувал ветерок, приятно охлаждая лицо. Машин, как назло, не было. Ольга прошагала так пять минут, десять, движение на шоссе словно замерло. Машины не проезжали ни в одну, ни в другую сторону. Ольга остановилась и посмотрела на пройденный путь. В перспективе, в сером дрожащем воздухе сходились две вереницы желтеющих уже тополей. И вдруг Ольга увидела машину. Это был небольшой грузовик с цистерной, в каких перевозят бензин или молоко. «Конечно, это не «Москвич», и даже не «КамАЗ», – подумала Ольга, – но ведь выбора у меня все равно нет». Она подняла руку. Грузовик еще издали мигнул зажженными, несмотря на дневное время, фарами, медленно притормозил и с шорохом заехал на обочину. На цистерне под слоем серой грязи угадывалась надпись «Молоко». Ольга, подобрав полы плаща, подбежала к дверце кабины и открыла ее.
– Не могли бы вы подвезти меня в сторону Москвы? – спросила она у шофера. – Или хотя бы до кольцевой? Понимаете, половину электричек отменили, а мне надо срочно в Москву…
Водитель, синеглазый блондин лет тридцати пяти, смотрел на нее оценивающим взглядом. На его широкоскулом загорелом лице появилась мерзкая ухмылка.
– Садись, до кольцевой подброшу, – коротко бросил он и облокотился на руль, дожидаясь, пока Ольга поднимется в кабину.
Молоковоз, как и предполагала Ольга, ехал медленно и при этом надрывно гудел. Правый «дворник» на лобовом стекле не работал, боковые окошки были забрызганы грязью. Ольга сидела в этой кабине, как рыбка в мутном аквариуме, и искоса, недоверчиво поглядывала на шофера. То ли ей показалось, то ли на самом деле на лице его появилось какое-то странное выражение довольства и решимости.
И вот уже через несколько минут ее худшие подозрения подтвердились. Шофер взглянул в зеркало заднего вида, потом высунулся в приоткрытое окно, после чего машину качнуло, и она сделала резкий поворот влево.
– Куда вы?! – вскричала Ольга, все еще не веря, что она попала в ловушку. – Остановите здесь, мне нужно прямо.
– А мы и поедем прямо, – невозмутимо ответил шофер. – Сейчас вот только… э-э-э… молоко ребятам на поле завезу… Слышишь – молоко… А потом сразу обратно на шоссе. И тебя до кольцевой…
«Какое молоко? – быстрее молнии проносились мысли в голове у Ольги. – Какие ребята в поле? Кто работает в поле в такую погоду? Да и говорит он как-то странно, сразу видно, что врет…»
– Остановите! Остановите сейчас же! – снова закричала Ольга, чувствуя, что они едут по какой-то совершенно разбитой дороге, ведущей влево от шоссе.
Но шофер только облизывал губы и молча гаденько ухмылялся.
– Остановите или я выпрыгну на ходу! – в отчаянии выкрикнула Ольга и тут же почувствовала, что машина еще раз свернула влево.
Теперь, судя по тому, что по стеклам колотили ветки, они ехали прямо через лес.
«Что же делать? Что же делать?» – мучительно думала Ольга, пытаясь открыть неподдающуюся дверь.
– Не вздумай прыгать, дура! Убьешься или попадешь под колеса! – рявкнул шофер.
– Остановите! Остановите! – кричала Ольга. – Выпустите меня отсюда! Куда вы меня везете?
– Куда-куда… – усмехался блондин. – Так все тебе и скажи…
Машину безбожно качало, Ольгу в кабине бросало во все стороны, вокруг хрустели ломаемые по пути кусты и ветки. Ольга поняла, что, пока они едут, ей не выпрыгнуть из машины. Тогда она одной рукой схватила шофера за мощное волосатое запястье, а другой попыталась выхватить у него руль.
