Текст книги "Жемчужная Триада (СИ)"

Автор книги: Екатерина Спасская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Но как? Что… в смысле, продолжай, я пока немного в себя приду… Но почему он ничего не сказал? И вообще… Извини, продолжай.

– С момента пышной церемонии бракосочетания прошло меньше двух фэйли, когда еще молодой Камерлий скоропостижно скончался. Причину смерти так и не установили: император был найден мертвым в своей постели, будто просто уснул и не смог проснуться. Совершенно без причин, чего не бывало со времен Затмения. Юная Эстелла возглавила Илминр, а малолетний Цамерий, уже потерявший мать при рождении, в возрасте шести фэйли лишился еще и отца. Лэ Деборо предложила официально усыновить сироту, но мальчик категорически отказался. Практически сразу после поминальной церемонии он выразил желание вернуться в фамильный особняк. Но отъезду малолетнего эм-Латуа помешала череда загадочных смертей, потрясшая Илминр.

– Погоди. Эм-Латуа? Почему не лэ Латуа? – Перебила я. – Разве сын императора не должен именоваться официальным претендентом на престол? Или… я чего-то не знаю?

– Камерлий не издавал указов о престолонаследии. Он не планировал умирать так рано. А Эстелла даже не думала что-либо предпринять в пользу пасынка после публично нанесенного ей оскорбления: Цамерий заявил на церемонии окончания траурных мероприятий, что, как он выразился, «с этой лицемерной, честолюбивой и жестокой женщиной он захлебнется в проливаемой ею крови раньше, чем поступит в Академию». И это после того, как лэ Деборо предложила ему усыновление и включение в претенденты на престол после достижения совершеннолетнего возраста. Как ты понимаешь, мотивировать отказ таким образом стоило мальчику впоследствии многих проблем.

– Так и сказал? – Сознание попыталось наложить своими глазами увиденный и только что возникший образы друг на друга.

– Мало кто тогда мог представить, насколько пророческими окажутся его слова.

– «Загадочные смерти»?

Лэйкер кивнул.

– Одна за другой сразу несколько высокородных фамилий полностью вымерли. Без видимых признаков насилия или болезни, в точности как Камерлий. Среди жертв оказались все родственники лэ Деборо и эм-Латуа. Вскоре смерти прекратились, и Фельмориин понемногу начал оправляться от необъяснимого кошмара. А потом в столице появился Дамрий. И империя принялась захватывать новые миры, целые системы, нарушая все акты межмирового права. Давление Конгресса Эстелла игнорировала с таким высокомерием, что прочие ключевые миры объединились в военную коалицию для возможной обороны собственных границ, а в неотвратимости будущей войны уже мало кто сомневался. Но, даже объединившись, никто не решился выступить первым. Текландт тогда серьезно отставал, болезненно переживая поражение в последней войне. Хэмнха поглотил экономический кризис, как и Абиав. А Кальтиринту, как всегда, было, по существу, все равно, что происходит за его пределами. К тому же все боялись Илминра. Воевать с самым высокоразвитым в Клиадральном плане миром и его Богами – самоубийство. Даже сейчас, с учетом явного прогресса технологий, противостоящих Клиадре, Текландт потерпел бы поражение в первый же нермт войны, подключи Чудики своих Богов. Хотя цена такой победы была бы высока.

– Боги? Настоящие Боги?

– Самые настоящие. Илминр – религиозный центр Веселес. Только в Фельмориине представлено около полутора тысяч культов, не считая родственных им сект и ответвлений. В отличие от многих других миров, в Илминре Боги обретают материальное воплощение. Они более чем реальны. Все, что верующие называют чудесами, откровениями, проявлениями воли высших сил для Чудиков – обыденность. Больные приходят в храм и исцеляются, совершивший грех непременно расплачивается за содеянное, если не успевает заслужить прощение, мертвая земля, благодаря молитвам, оживает, на страждущих нисходит искупление, на созерцающих – озарение. Такая вера больше похожа на знание. Соблюдение определенных правил открывает дорогу к блаженству, нарушение табу жестоко карается здесь и сейчас, Богами, которых можно увидеть, если они сочтут нужным провести демонстрацию.

– Каким же беспорядочным должен быть такой мир! А если интересы Богов и верующих в них столкнутся, что тогда?

– Любые Боги порождаются лиренами. Опять же лирены дают им силу творить так называемые чудеса. Вера и есть эта сила. То, на что не способен один, воплотит создание, впитавшее силу тысячи. То, на что не способен Бог с тысячью последователей, воплотит Бог с миллионами служителей.

– То есть, у кого больше верующих, тот и правит Веселес?

– Миры устроены так просто, верно? Кто сильнее, тот и выживает.

– И на что способны такие Боги?

– Практически на все. Но за свою помощь они берут не только силу, выраженную в вере или знании, почитании или презрении, даже простом упоминании. За великие деяния Боги требуют соразмерные жертвы. До Дамрия Илминр не проявлял такой экспансивной активности много фэйли именно по этой причине: без поддержки Богов выстоять против коалиции ключевых миров невозможно, но такая поддержка обходится слишком дорого.

– Дамрий? Кто это?

– Никто не знает. Однажды во дворце Фельмориина Чудики увидели, как молодая Эстелла, заливаясь звонким смехом, прогуливалась в компании красивого незнакомца. А после мало кто натыкался на них по-отдельности. Все вопросы о пришельце, прямые или косвенные, императрица игнорировала. Усиление внутренней полиции, включая тайную, отбило желание настаивать на ответах. Все, кто лично сталкивался с Дамрием, заявляли, что видели перед собой воплощенный идеал красоты, обаяния, силы, но никто не мог после встречи вспомнить не то что Сущностный Образ, но даже черты лица молодого Чудика, не указывающего принадлежность к какой-либо фамилии. Ходили слухи, что в Фельмориине появился кто-то из Хранителей Веселес. Как показало настоящее, они были верны. С тех пор Избранные Посвященные не выпускали Илминр из пристального внимания.

– Цамерий рассказывал об Одержимых, – я подтянула было колени к груди, но приглушенная боль в боку быстро меня переубедила.

– Когда? – В голосе Лэйкера вместо любопытства сквозило неподдельное удивление.

– Сразу после того, как ты посредством Серого Шепота пообщался с Хамих-Кирар. Я никак до тебя докричаться не… ты не знаешь?

– А что, похоже на обратное?

– Цамерий показывал мне Ангелов, а тут появляется это чудовище из Хэмнха с какими-то странными…

– Что он тебе сказал?!

Перекошенное лицо Лэйкера ввергло меня в ужас.

– А-а… Кто? Цамерий?

– Хамих-Кирар! Что он тебе сказал?

– Ты не можешь забраться в мою память?

– Там пусто, иначе я не паниковал бы сейчас.

– Я ничего ему не обещала и не говорила, – скорее для собственного успокоения прошептала я.

– Поэтому я и спрашиваю, что ОН тебе говорил?

– Ничего особенного.

– Аня.

– Ну, так… Он сказал, что есть простой способ тебе помочь…

– Мне не нужно помогать.

– Нет, Лэйкер,  ты не прав.

– Не хочу с тобой спорить. Что он предлагал?

– К… Кальтиринтский Брак.

Лэйкер уставился на меня ничего не выражающими глазами.

– С тобой, я так понимаю.

Почему-то от спокойного тона мне стало совсем жутко.

– Ты знаешь, что предлагаешь?

Сглотнув, я покачала головой.

– Ты предлагаешь мне тебя убить.

– Убить?

– Убить, – без единой эмоции в голосе повторил он. – Даже хуже.

– Но… если это поможет…

– Молчи. Лучше молчи.

Несколько минут Лэйкер просидел с закрытыми глазами, а затем тихо заговорил, едва разжимая зубы.

– Кальтиринтский Брак – это не какая-нибудь религиозная церемония. К институту семьи он имеет отношение не больше, чем любое плетение Боевой Клиадры. Его создали для путешествий по Инопространству. А использовали, чтобы подчинять.

– По Инопространству можно путешествовать? В Кальтиринте…

– Ни слова о Кальтиринте! – Голос Лэйкера начал срываться на взбешенное шипение, и я сочла за лучшее заткнуться.

Потом узнаю. Не важно, хоть у Аурелиуса.

– Не хочу. Слышать. Сейчас. Название мира, сломавшего жизнь мне. И теперь ломающего жизнь тебе, – куда более мягкий тон немного меня успокоил. – Прости, в последнее время нервы меня подводят.

– Вот уж чему я удивляюсь меньше всего.

– Я не ожидал, что заговоришь о плетении, существование которого должно быть тебе неизвестно.

– Ты не сможешь ограждать меня от опасностей каждый раз, поэтому я и хочу знать как можно больше. Чтобы лишний раз не соваться, куда не следует.

Задумчиво покивав, Лэйкер приложил пальцы к вискам, затем потер ладони и, коснувшись груди, медленно вытянул из нее призрачную серую цепь. Под моим ошеломленным взглядом он намотал несколько звеньев вокруг запястья, все вытягивая и вытягивая из прикрытого бежевой рубашкой тела полупрозрачную мерцающую сталь.

– Когда-то, – начал он. – Путешествия по Инопространству носили характер самоубийственного предприятия. Или почти самоубийственного. Чистокровные Демоны решались отправиться в Царство Смерти по разным причинам, но приходилось всем одинаково тяжело. Потому что Инопространство для каждого – свое. Оно вытягивает из твоего разума самые потаенные страхи и прогоняет тебя через них снова и снова. Бесчисленные Сущности и разнообразные опасности – не единственная ловушка. Часто одному лирену справиться с этим невозможно. А идти в Инопространство с кем-нибудь тоже бессмысленно – оно все равно разделит вас. Если только вы не связаны. Чем-то очень прочным.

Мой взгляд застыл на мерцающих звеньях.

– Кальтиринтский Брак не просто связывает Сущности двух лирен. Он устраняет все барьеры между ними. Две жизни в прямом смысле сливаются в одну. Ты чувствуешь то же, что и «партнер», он, в свою очередь, знает, о чем думаешь ты. Только слияние происходит специфическим образом: скованные цепями Кальтиринтского Брака не равноправны. Всегда существует доминирующая сторона. И только она живет в полном смысле этого слова. Она может черпать силы «партнера», управлять его телом, мыслями, эмоциями, подсознанием, тогда как несчастный донор почти всегда остается пассивным наблюдателем. Это удобно в Инопространстве – если один попадает в ловушку, второй (или первый, управляя телом и разумом второго) его обязательно вытащит. Или сделает все возможное, чтобы вытащить. Но в Жизни…

Лэйкер впился в меня темно-синими глазами. Цепь из его рук стремительно начала возвращаться в тело.

– В Жизни пассивной стороны фактически не существует. Это не равный брак. Совсем не равный. Его не разорвать и после смерти – оба всегда попадают в Инопространство, где скитаются, навечно связанные, вместе погружаясь в безумие. От него не сбежать. Ведь если один отойдет дальше, чем позволяет длина связывающей цепи, оба начнут задыхаться, пока удушье не заберет их жизни, либо физическая дистанция не сократится до приемлемой. Единственный риск для доминирующей стороны – слабость «партнера»: умрет один – умрет и другой. Поэтому Скованные берегут друг друга. Невольно. Впрочем, пассивная сторона все равно не сможет убить доминирующую, если последняя того не захочет – это даже не рабство – самый забитый раб способен хоть немного мыслить. Пассивную сторону же можно лишить чувства голода, заставить перестать дышать, остановить сердце, обратить сознание в чистый холст.

– Неужели кто-то добровольно соглашается на такое?

– А кто-то спрашивает согласие?

– Нет?

– Нет. Мало кто пожелает добровольно обречь себя на подобную пытку. Обычно один лирен приходит и сковывает второго цепью Кальтиринтского Брака. Если нападающий сильнее, во многих смыслах, не только в Клиадральном, цепь сомкнется. Если слабее – защищающийся может отбросить плетение либо стать доминирующей стороной.

Я задумалась.

– А если ты заключишь с кем-нибудь Кальтиринтский Брак, то, действительно, сможешь неограниченно пользоваться Клиадрой?

– Да, – после паузы ответил Лэйкер. – Если «партнер» будет с Клиадральным Зерном, да. Весь ущерб от моих плетений будет приходиться на него. Это больно. Очень. Но у пассивной стороны не будет моих ограничений, поэтому она будет восстанавливаться. А я вдобавок возьму часть ее жизни. Но, при всем этом, мы оба не проживем долго, если у «партнера» не будет хотя бы фиолетовой категории.

– Может…

– Нет.

– Но если…

– Нет. Нет. Ни за что.

– Но я…

– Нет. Ты не понимаешь, что это. Тотальное подчинение. Пассивная сторона – не более чем энергетический придаток, донор. Я могу сбросить на тебя большую часть своей боли, а ты не сумеешь и глотка воды сделать без моего разрешения.

– Но ты же разрешишь?

– Тема закрыта.

Я покорно опустила голову.

– А почему ты меня не слышал, когда я пыталась с тобой связаться?

– Из-за Ангелов. Когда находишься рядом с ними, невозможно использовать Серый Шепот. Да и воспоминания о встрече с этими лиренами недоступны никому, кроме очевидца. Не знаю, почему. Хотя они – расплодившиеся порождения Избранных Посвященных, так что я ничему не удивился бы. У Чудиков существует несколько религиозных культов, связанных с ними. Как утверждают некоторые из них, «всеслышащие Ангелы заглушают молитвы».

– Всеслышащие?

– Они читают мысли. Ангелы – лирены очень странные. С одной стороны безумные, чем не отличаются от тех же шигиров. Их, кстати, тоже нельзя убить физическим воздействием или обычной Клиадрой – только Сущностной и строго определенной. Но с другой… Есть в них что-то непонятное.

– И они, в каком-то смысле, мои родственники.

– В каком-то, – Лэйкер чуть улыбнулся. – Получается, ты знаешь, что твой отец – Избранный Посвященный.

– Ну да, я же намеков не понимаю, только когда прямым текстом говорят, и то через раз. Отец – Избранный Посвященный. Очевидно, это не так хорошо, как звучит, – с горечью отметила я.

– Совсем не хорошо. Одержимые называются Одержимыми, потому что не владеют собой полностью. Они – не творцы своей судьбы, их жизнь во многом определена изначально отцом. Не полностью, конечно. Но вырваться из колеи предначертанного практически невозможно.

– И моя колея – Рокировка?

– Да.

– Поэтому столько условий и проблем?

– Да. Тот же Блокирующий Покров связан с Инопространством. Тонкая нить будто дожидалась, пока вокруг тебя начнутся убийства, чтобы расшириться. Первая смерть, как сигнал, провозгласила старт охоты на тебя: дочь Эстеллы нашли, игра началась – пора запускать механизм саморазрушения.

– Эстелла, – я запнулась. – Зачем ей понадобилось захватывать миры?

– Вряд ли только ей.

– Ну или тому же Дамрию? Или как там его зовут на самом деле. Точно не ради просто завоеваний.

– Не знаю, – пожал плечами Лэйкер.

«В том-то и проблема. Мы слишком мало знаем. Во всем этом должен быть смысл. Что в давнем неуместном расширении границ Илминра, что в нынешних безумствах Аурелиуса. Избранные Посвященные плетут свои сети интриг с одним им известными мотивами, а вся Веселес, осознанно или нет, танцует согласно движениям пальцев этих кукловодов. Только что делать, если закулисные боги ссорятся и начинают воевать друг с другом? Сражающиеся куколки не видят привязанные к ним нити».

Избранные воюют друг с другом?

– Об отношениях Хранителей мало что достоверно известно. Ты сама несколько нермт назад сомневалась в их реальном существовании. Мы знаем только то, что из-за идеологических разногласий они разделились на две фракции. Одну из них возглавила Тамита, вторую – Вимерглий. В чем суть разногласий – об этом тоже никто не слышал. Две стороны не то что бы враждуют. Боюсь вообразить, во что превратилась бы Веселес, начнись настоящая война между Хранителями. Но, по крайней мере, не действуют сообща. Даже этой информацией обладают очень немногие. Для всех лирен, включая приверженцев Храма Охоты, Избранные едины.

– Они же выдают себя за судей Веселес, так? – Уточнила я. – Контролируют сохранение баланса или что-то в этом роде. Но зачем, если Веселес сама, внутренними механизмами регулирует мировые силы?

– Избранные – боги. И делают, что хотят. В их власти одной мыслью уничтожить все ключевые миры разом. С таким противником сложно договариваться. Если они заявляют, что сохраняют баланс сил – пусть. Только бы они не переусердствовали, как это вышло с Илминром.

– Это был переворот?

– Это было настоящее побоище. Чудики стараются не вспоминать то время. За одни сутки империя потеряла все: свой статус, главу, колонии, репутацию, лирен. Много лирен. Пала вся свита Эстеллы и больше половины защитников Фельмориина. Мощное, сильное, казалось бы, непоколебимое государство обратилось в беспомощную куклу так легко, будто во сне, где самые невероятные вещи происходят вопреки здравому смыслу и не вызывают этим удивления. Избранные силой установили новый порядок и ревностно следили за его поддержанием. Да и сейчас следят. А Веселес сделала вид, что все в порядке, и ничего особенного не случилось.

– Странно, – задумалась я. – Зачем они сделали это открыто? У Избранных Посвященных достаточно сил, чтобы управлять мирами, не показываясь на сцене, если я все правильно поняла. К чему такая демонстрация?

– Намекаешь, что, кроме угрозы расширению империй и утверждения авторитета, как ты сказала, судей Веселес, есть что-то еще?

– Что если это угроза не подобной экспансии, а чему-то другому? Что еще делала Эстелла, кроме завоевания колоний? И зачем?

– Мне еще десяти лет тогда не было. И я занимался далеко не государственными делами. В нашем распоряжении только слухи. Хотя, – Лэйкер нахмурил брови. – Я подумаю над этим.

«Возможно, стоит обратиться к Абиав – их миры свободны от протектората Избранных. Как им это удалось – неизвестно. Никто в здравом уме не станет распространять подобную информацию. Однако кое о чем их можно попросить. У Кланов Абиав свои понятия о благородстве и великодушии. Найдем ключ хотя бы к одному замку – сбросим все оковы. Та же Тамита после смерти Торел-Юкора получила доступ к Жемчужной Триаде, пусть и ограниченный. Этого ей достаточно, чтобы направлять действия организации по своему усмотрению. Правда, кое-кто ей мешает».

Кто?

«Как ни странно, Нийрав. Когда я его увидел в первый раз, сразу понял – Чудик не так прост, как кажется. Не ожидал, что настолько не прост».

– Но не думай об этом, – Лэйкер поднялся со стула и остановился у арки выхода. – Постарайся уснуть. Завтра мы отправимся в зону, мало похожую на реальный мир. Хватит с тебя и услышанного.

– Мы – это…

– Ты, я и Эримонд.

– Эримонд тоже?

– Как и сказал Аурелиус.

Мне не понравился такой тревожный тон.

– Ты что-то не договариваешь.

– Я не говорю того, в чем не уверен.

– Зачем ты вообще взял его с собой? И не убеждай, что он сам умудрился вырваться из Левера – ты бы не допустил этого, если бы захотел. И… водоросли оказались на беспомощном в Клиадральном плане Механике не случайно. Моральные дилеммы тут вряд ли имеют место. Так в чем же причина?

Лэйкер несколько секунд молчал.

«Я очень жестокий лирен. Может, потому что наполовину Демон. Может, кровь здесь не имеет значения. Есть вещи, за которые я себя ненавижу. Некоторые из них приходится повторять раз за разом. И за это я ненавижу себя еще больше».

Глава 4

Эиннар, похоже, никогда не засыпал: в какое бы время суток я не высовывала нос из своей темницы, передо мной была все та же картина суеты и бурлящей деятельности. А было бы любопытно взглянуть на каменный город, черные спирали улиц которого безжизненно пусты. Вот только неписаный обычай ключевых миров требовал, чтобы торговля велась без демонстрации товара, и все переговоры имели место непосредственно перед спрятанными в вырубленных кельях лавками, поэтому гомон становился непременным атрибутом подобных «купеческих» районов во многих уголках Веселес. Исключения составляли нелегальные предметы торга: их Клиадральные проекции так безнаказанно не продемонстрируешь, нужно знакомиться с образцами в особых, законспирированных целым рядом плетений помещениях. Тем более что за качество официально никто не отвечает – все нужно проверять самому.

В поход мы собрались быстро и молча. Гнетущее настроение и почти безнадежные перспективы к веселью не располагали, всем просто хотелось как можно скорее покончить с этим и покинуть место вынужденной изоляции. Нет, конечно, взаперти нас никто не держал – я даже успела предпринять несколько вылазок в город. Только Эиннар по размерам не превосходил даже Пункт 11, а замкнутое пространство искусственной пещеры дополняло очевидное сходство поселения с тюрьмой. Прекрасное место для развития клаустрофобии, однозначно.

Глобальные политические сдвиги в ключевых мирах сказывались даже в такой глуши, как Нимея – в воздухе висело тревожное ожидание чего-то грандиозного, это можно было прочесть и на лицах торгующихся, и между слов распускающих сплетни бездельников. Все что-то предчувствовали и строили предположения, переговариваясь полушепотом, а я слушала, запоминала, размышляла, пока позволяло время.

До безымянного Легендарного места нас провожал один Цамерий. Ну, как один. Визуально – один. Фактически эм-Латуа концентрировал в себе силы едва не трети всей Жемчужной Триады. При необходимости он мог без напряжения обратить в пепел и пыль половину Нимеи, принудительно втянув связанных с ним Чудиков в Резонанс. Полагаю, Нийрав не шутил, утверждая, что возглавляемая им организация может побороться с Избранными Посвященными. Страшно лишь предположить, чем эта борьба обернется для Веселес. Вряд ли локальными жертвами.

Мне все хотелось заговорить с красноволосым Чудиком, но я не знала, что ему сказать. Если взглянуть правде в глаза, моя мать убила его отца, а потом и остальных родственников. Скорее всего, даже этим дело не ограничилось. И что тут скажешь? Формально моей вины здесь нет, но… Цамерий должен был ненавидеть все, что несет отпечаток фамилии эм-Деборо. Меня – тем более. Не было ничего удивительного в том, что меня аккуратно, практически незаметно избегали. А сколько всего хотелось его спросить…

Например, о той же Эстелле. Или о том, почему из всех миров Веселес Цамерий выбрал именно Нимею в качестве основного места жительства. Нет, серьезно, почему Нимею? Насколько же гадко, тяжело и безысходно должно быть внутри, чтобы комфортно ощущать себя в безликом каменном мешке? Тут настолько просто можно было погрузиться в апатию, будучи в великолепном настроении, оптимистично настроенным и неунывающим по жизни, что казалось странным, как город еще не превратился в некрополь.

Эм-Латуа держался все так же холодно и отстраненно, великолепно ориентируясь в невероятно сложных для навигации улочках города, компенсировавшего размеры путаностью лабиринтов-домов. То и дело из толпы его кто-то окликал, приветствовал, о чем-то спрашивал, за что-то благодарил. Неудивительно, лирен фиолетовой категории в любом мире – практически бог, что говорить о Нимее.

Очередная спираль оборвалась зияющим чистой темнотой проходом, и наша небольшая компания двинулась по восходящему тоннелю. Снова мгла, холод и неизвестность. Я старательно гнала прочь мысли о таящихся в укромных местах уродливых тварях, но все равно вздрагивала от каждого шороха. Этот мир угрожающе сильно действовал на психику.

Оказавшись вне поля зрения исчезнувшей вместе с братом Мириам, Эримонд заметно приуныл, плетясь с тихими ругательствами позади. Я так и не добилась от Лэйкера полноценного рассказа о том, кто это вообще такой. Спрашивать лично не хотелось совершенно – что-то отталкивающее было в этом молодом оппозиционере: то ли сквозящее презрение к окружающим, еще более отвратительное из-за своей необоснованности, то ли поразительная беспардонность, такая же неуместная. Тем более, Эримонд открыто заглатывал пластинки, шарики, порошки и прочую дрянь, определенно наркотическую, выуживаемую им из глубоких карманов (нашел же способ достать эту гадость в совершенно незнакомом мире). Уму непостижимо, как с такими дозировками он сохранял способность не только самостоятельно передвигаться, но и осмысленно говорить.

– Не поднимайте глаза к небу, – предупредил Цамерий. – Мы выходим не поверхность, а солнце еще над горизонтом.

Я послушно уставилась себе под ноги, сопротивляясь обуревающему желанию поступить наоборот. Темно-синий мрак скалистого ландшафта встретил нас в компании сильного ветра, такого ледяного, будто в паре сотен шагов от нас простиралась арктическая пустыня. И чей-то пристальный взгляд. Цепкий, немигающий. Неживой. Очень хотелось обернуться, чтобы поймать его, но что-то мне подсказывало, вместо глаз я увижу воплощение тьмы в огромной окружности. Черное солнце, с ним, определенно, не все в порядке. Готова поспорить, это не мертвая звезда, завершающая цикл своего существования, обращающийся в черную дыру кусок инопланетной материи. Это существо, разумное и дикое, живое и мертвое. И оно может забрать не только глаза, если поддаться соблазну.

Впрочем, скоро мысли без посторонней помощи переключились на необходимость следить за «дорогой»: острые выступы Радужной породы явно не заботились о том, чтобы облегчить нам четверым задачу по их преодолению. Ох, как я пожалела, что рассталась с текландтскими «галошами».  В мягких туфлях любая неровность ощущалась так, будто я шла босиком. И как Чудики в них ходят? Видимо, так же, как и спят на жестком камне в кельях без окон. Мазохисты.

Спустя некоторое время мое внимание привлек яркий свет впереди – это мы обошли широкую скалу, закрывающую обзор. И я увидела каньон. Зрелище было непередаваемое. Гигантская трещина рассекала простирающееся на сотни километров плоскогорье тремя росчерками, будто местный бог, будучи еще ребенком, решил нарисовать на гористом холсте снежинку, но, увидев первые результаты творческого порыва, передумал продолжать и оставил, как есть. Причудливая расселина вытянулась до самого горизонта, освещаемая чем-то из глубины: источник ровного белого света определить было сложно. В этом свечении чудилось смутно знакомое, тревожное нечто, память о котором я с удовольствием оставила бы на самом донышке сознания, но…

– Откуда этот белый свет? – Вырвалось у меня.

– Какой свет? – Удивился Эримонд.

– Вон тот. Разве не видишь?

– Радужные Камни, – сухо прокомментировал Цамерий. – Естественный Клиадральный Аккумулятор.

Ах да. Пункт 11. И у меня белая категория. Эм-Латуа, значит, должен видеть фиолетовое сияние. Ну а Эримонд – ничего, понятное дело.

– И что? – Как и следовало ожидать, Механику слова о Клиадральном Аккумуляторе мало что прояснили.

Цамерий промолчал. Похоже, Эримонда тут все недолюбливают.

– Ты не Чудик, вот и не видишь ничего, – решил ответить Лэйкер.

– Но она тоже не Чудик, – парень возмущенно указал на меня рукой.

– Она Чудик.

– Ну конечно. Я похож на идиота? Я знаю, как выглядят Чудики. У меня образец перед глазами.

– Ты не владеешь Клиадрой, поэтому не видишь.

– Издеваешься?

Лэйкер с едва ощутимым раздражением проигнорировал вопрос.

– Можно подумать, отсутствие Клиадрального Зерна сразу делает из лирена неполноценного урода, – обиделся Эримонд.

– В твоем случае владение Клиадрой вряд ли что-то изменило бы.

– Ты на что намекаешь?

– Здесь я вас оставлю, – Цамерий притормозил у небольшой выемки в скале. – Когда вы пересечете границу, время для вас потечет быстрее, чем в реальности, но лучше не задерживайтесь. Духи тянутся к Духам. Чем дольше вы среди мертвых, тем тяжелее их покинуть.

Ограничившись таким мотивирующим напутствием, эм-Латуа сел, прислонившись спиной к скале, скрестил ноги и надвинул капюшон на глаза. Я вопросительно уставилась на Лэйкера. Неужели он останется здесь до нашего возвращения? Здесь, посреди каменной пустоши, под солнцем, поглотившим все живое на планете? В темноте. Один. Мне и в компании не по себе от страха и холода. Но Лэйкер безучастно отвернулся, и нам оставалось только двигаться дальше, осторожно начав спуск по ветхим, явно давно не использовавшимся ступеням, вырубленным прямо в скале. Что же, раз есть ступени, значит, кому-то они были нужны. Не знаю только, обнадеживает ли сей вывод или настораживает, потому как со стороны, наверное, казалось, что мы спускаемся в ад.

Первый же шаг отозвался гулким скрежетом поддающегося давлению камня, и у меня все поплыло перед глазами. Но лестница, вопреки угрожающему стону, не обвалилась. Мысленно скрестив пальцы, я перенесла вес на другую ногу. Следующее неуверенное движение вниз вызвало новую волну угрожающего треска, и снова без серьезных последствий, не считая дребезжащего эха, от которого хотелось заткнуть уши. И так раз за разом.

Вынуждена констатировать, среди всех немногих посещенных мною уголков Веселес этот пугал меня больше всего. Честное слово, на Кладбище было не так страшно, как здесь. Узкая грубая лестница с трудом умещала одного лирена на ступенях, каждая из которых была готова рассыпаться в любой момент. Постукивание падающих камешков в такт нашим шагам и тревожный треск под ногами действовали не самым успокаивающим образом на нервы, уже порядком расшатанные. Нужно ли упоминать о высоте? Краем глаза взглянув по правую сторону крутого спуска, я еще сильнее вжалась в холодную стену: дно терялось в ярких потоках света, сердце дергалось где-то в районе глотки. Такими темпами я начну заикаться уже через пару часов. Или заработаю неврастению. Или все-таки навернусь с очередной ступеньки. Даже не знаю, что вероятнее.

Моего терпения хватило всего на десять минут. Так, что там по этому поводу говорилось в лекции по психологической аккомодации?

Небольшим усилием приведя в движение с самого Левера почти не функционирующие легкие, я сделала глубокий вдох, чуть прикрыла глаза и медленно выдохнула. Продолжая перегонять по трахеям сухой горьковатый воздух, я несколько раз повторила ключевые слова, запускающие механическое программирование сознания. Сейчас телу можно доверить обеспечение безопасности спуска. К счастью, инстинкт самосохранения является базовым, а подсознание слишком принципиально, чтобы махнуть на меня рукой и сбросить надоедливого подопечного «отдыхать». Надеюсь.

В состоянии, близком к полудреме, я отметила стремительно нарастающую плавность движений и почти полное спокойствие. Ладонь опытным поводырем повела меня вниз, скользя по неровностям камня. Сознание постепенно отстранилось от процесса, бесстрастно наблюдая за смелыми шагами не ведающего страх тела. Как жаль, что самые эффективные техники контроля сознания такие опасные – если переусердствовать, можно начисто стереть то, что называется личностью. А иначе некоторые алгоритмы я бы даже не останавливала.

Спустя какое-то время лестница закончилась уходящим вглубь скалы проходом, и я с нескрываемым облегчением свернула в темный коридор. Теперь тоннели перестали казаться мне самым страшным, что есть в Нимее. То ли еще будет. И, подумать только, мы спускались целую вечность, а не достигли и середины глубокого каньона. У него вообще есть дно?