Текст книги "Жемчужная Триада (СИ)"

Автор книги: Екатерина Спасская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Ты все правильно понял. Второй экзамен, надо же, какое потрясающее стечение обстоятельств, сегодня совпадет с удовлетворением претензии молодого Рэльфрида на должность Представителя Отдела Финансов провинции Ваэлл. Или неудовлетворением, в зависимости от исхода.

– П-по… то есть, прошу вас, владыка Ауре…

– Начинайте. Вэртрид, примешь экзамен.

– Слушаюсь, владыка Аурелиус.

– Но…

С легким хлопком трое покинули комнату.

Один за другим, Демоны в комнате погрузили свое внимание в псевдомир, незримо и не без возбуждения наблюдая за ходом экзамена в пространстве, где время летело стремительнее в десятки раз. К ним очень скоро присоединилось сначала крыло, затем все Третье Небо, а под конец – едва ли не половина дворца. Неудивительно – в последнее время назначения на столь высокие, ответственные должности проходили вопреки традициям без официальных дуэлей, и пропустить зрелищную схватку опыта и юности, где на кону стояли не только привилегии, но и жизни, не желал никто.

Аурелиус неторопливо вышел из кабинета и направился в сторону Почетного Зала. Поединок закончился быстрее, чем он успел опуститься на камень высокого трона. Намного быстрее, чем Арлет мог подготовить Зал для церемонии. Но не так быстро, как по Кальтиринту разнеслась новость о назначении семнадцатилетнего Глэмрия на ключевой пост в правительстве неспокойной провинции.

Десять лет назад на мальчика началась бы настоящая охота. Прямо как на Рамерика, едва он стал императором. Потому что в консервативном Кальтиринте существуют такие традиции, которые не прервут никакие законы, никакие правители. Традиции, против которых бессильно время – настолько глубоко они выжжены в лиренах этого мира. Одна из них, центральная, непоколебимая, догматичная – неоспоримое право сильного. Ты можешь занять любое место, если окажешься достаточно способным, при этом о методах никто и не спросит. Можно попасть в школу, доказав приемной комиссии, что ты находчивее прочих претендентов. Можно занять чью-то должность, уличив соперника в ошибке или проступке и блеснув собственным совершенством. А еще конкурентов можно просто убить. Хотя подчас убить оказывается совсем не просто – фиолетовая категория открывает Врата Смерти. Вот почему другая традиция не менее жестко регламентирует порядок таких «состязаний» – меряться силами дозволено только в псевдомире. Слишком хорошо память мира хранит отголоски Диких Времен, когда-то едва не уничтоживших Кальтиринт.

Право сильного, безрассудное и необузданное, было вычищено и доведено до совершенства силами, его породившими – естественными законами жизни. Империя же отшлифовала совершенство до безукоризненного идеала. Сильный, занявший не свое место, быстро низвергался, казалось бы, сам по себе, на деле же логика подтверждала свое царствующее положение. Тот же Глэмрий, невероятно способный в Клиадральном плане, не сможет справиться на месте потерявшего страх и чувство меры Баромслия без знаний и навыков в управлении финансами. Если при неумелом управлении его не доведут до изнеможения обрушившиеся проблемы, бунты, многочисленные покушения и более талантливые претенденты, император, в конце концов, сам сместит неудачника. В Кальтиринте сильная реальная власть, а она быстро выявляет и уничтожает тех, кто сел на чужой стул. Императорский трон – не исключение.

Высокородные падальщики знают об этом и всеми силами стараются заклевать тех, кто, по их мнению, не на своем месте. Само собой, они часто не правы, и тогда у жертвы только два пути – пасть или выстоять. Шестнадцатилетний Рамерик, занявший императорский престол, собрал, наверное, почти всех таких падальщиков, благополучно отправил их «на стражу сна», прошел через вещи, встряхнувшие даже пропитанный кровью Кальтиринт. Выстоял, доказав невозможное. После такого прецедента Демоны дважды подумают, прежде чем покуситься на Глэмрия, хотя первый год тому придется нелегко в любом случае. Вот почему мальчик старательно оттачивает Клиадральные плетения в псевдомире, уверенно готовясь к будущему рывку. Вот почему Тэваридий указал на него императору. Вот почему владыка Аурелиус отказался от уже привычного для себя назначения в пользу традиционного эффектного жеста.

Молодой Рэльфрид, влекомый тщеславием и жаждой мести за род, наконец удовлетворенной на втором экзамене, потратил немало времени, чтобы доказать неоднократные хищения средств Баромслием. Очень скоро он получит новые, более возвышенные стимулы к саморазвитию, научится у власти нужному и ненужному. Тогда мальчик вырастет в настоящего Демона во всех смыслах этого слова. Тогда ему можно будет доверить весь Ваэлл. Тогда Кальтиринт станет еще немного сильнее, и еще один прогнивший пережиток прошлых эпох развеется вместе с прахом лирен, по привычке его лелеющих.

Шесть бесконечно долгих лет пришлось потратить на то, чтобы привести громоздкую бюрократическую систему в относительно упорядоченное состояние, добиться фактической, а не номинальной ее централизации, не тревожа древнейшие устои Кальтиринта – одним словом, извести гибельные сорняки, заполонившие империю в темные времена Великой Восьмерки. А ведь еще столько нужно успеть.

– То, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Это твое первое задание в качестве моих глаз в Ваэлл. Пусть его исполнение и начнется еще не скоро, если вообще начнется. Для начала, не произноси ни слова до начала церемонии.

Едва дыша, Глэмрий низко опустил голову.

Он еще плохо воспринимал реальность после череды невероятных событий, за несколько минут перевернувших привычный жизненный уклад с ног на голову. Еще не верил в достижение цели, казавшейся такой далекой, может, недостижимой. Еще видел перед собой растерянного Баромслия, не способного от неожиданности выстроить ни одного стоящего плетения. Открывающиеся перспективы ослепляли, дурманили, ошеломляли.

Вокруг суетилась невидимая прислуга, драпируя Почетный Зал для предстоящего мероприятия тяжелыми голубыми, зелеными и черными тканями. Влиятельнейшие лирены империи – Вэртрид, Арлет и Чэттуний о чем-то неслышно переговаривались на балконе совсем рядом. Владыка Аурелиус сидел напротив и поручал ему, студенту, нечто важное, не сравнимое с тем, что приходилось делать ранее. Так легко было потерять осторожность, но мысли оставались холодными. И этим Глэмрий гордился.

Потоки белого света иллюзорного неба струились сквозь стеклянный купол, за которым на самом деле был лишь серый камень. Занавешенные стены тоже казались стеклянными: за ними чудились ледяные космические просторы, такие же ложные. Под якобы стеклянным полом бушевали волны бездонного океана, которого, конечно, не могло здесь быть. Реальны только лирены посреди идеальной подделки. Создатель Почетного Зала, безусловно, знал, что такое власть. Только сейчас Глэмрий оценил его чувство юмора.

– Ты не сразу поймешь. И не должен понимать до самого последнего момента, в этом и смысл. Запомни, как стихотворение в детстве, и не забывай ни на минуту. Когда светило перевернется и все еще останется светилом, явившиеся без прошлого заставят тебя вспомнить утерянную чужую кровь. Тогда ты сделаешь то, что она запрещает. Только наоборот.

Рэльфрид не мог говорить, поэтому ограничился кивком.

– У тебя будет два месяца. За это время ты подготовишь программу своей деятельности с учетом реального положения дел в Ваэлл, отчет о котором ты представил Вэртриду месяц назад. Уверен, принимая во внимание твое теперешнее положение, твоя старая программа претерпит ряд изменений. После ее согласования с Чэттунием ты начнешь действовать самостоятельно. Но не забывай, каким образом ты попал в этот Зал. Не забывай, что на твоем месте в любой момент может оказаться кто-то другой. Не забывай того, что я тебе сказал.

Снова утвердительный кивок.

– И еще, – Аурелиус подал знак Арлету, чтобы тот начал церемонию. – Сделай так, чтобы во время следующего визита я не узнал Ваэлл. Не выходя за рамки бюджета, конечно.

На этот раз Глэмрий не смог сдержать улыбку.

Глава 11

Если бы я была собакой, то непременно начала бы выть, долго, протяжно и тоскливо. Именно так я и подумала, рассматривая переливающийся золотыми чешуйками браслет Чудика, безмятежно созерцающего нечто мне не доступное впереди. Еще бы ему волноваться: летать я пока не научилась (и вряд ли уже научусь), ретироваться некуда. А вот у меня поводов для беспокойства вдруг оказалось слишком много. Это надо же так… везти, а? Не смешно совершенно. Сколько ж надо было убить людей в прошлой жизни, чтобы заработать такую карму? Попасть в Илминр и тут же угодить к прислужникам Избранной Посвященной, намеревающейся отправить меня на тот свет – удача не устает баловать меня своим вниманием. Нет, ну правильно, а чего я хотела, просто покататься на маленьком дирижабле без приключений? Как можно!

Вот и все. Приехали.

Ужас навалился парализующей лавиной, одновременно с чем в голове сложилось несколько версий происходящего, одна очаровательнее другой.

Вариант первый, до неприятного реалистичный: Храм Охоты и Тамита, кем бы она ни была, нас перехитрили (с чем, очевидно, справился бы и школьник, не то что Избранный Посвященный) и играючи завладели инициативой (вернее, сделали вид, так как инициативу-то они как раз и не теряли с самого начала). Вариант второй, параноидально-пессимистичный: кто-то из Жемчужной Триады (а под этим «кто-то» я серьезно подозревала внезапно объявившегося сводного братца) предал в последний момент, либо предавал все время, либо Жемчужная Триада в полном составе уже давно пребывала в руках Тамита, что совсем печально, но вероятно. Вариант третий, радужно-оптимистичный: мне банально «повезло» совершить невозможное и случайно наткнуться на Охотника при исполнении. Хотя, глядя на лицо Чудика, я практически сразу исключила третий вариант. Ага, как же, случайно.

Очередная высокомерная улыбка подтвердила опасения: Охотник читал мои мысли. И пусть его категория была всего лишь желтой (о чем я могла судить приблизительно, при условии, если правильно поняла связь между цветом змеи на запястье и уровнем силы) – при самом удачном раскладе мне не одолеть его в противостоянии, не сбежать, не договориться.

– В части исходных данных – не совсем правильно, Алеврайла, – не оборачиваясь, прокомментировал Чудик. – Категория не равна силе. Лирен с Клиадральным Зерном фиолетового потенциала может обладать силами, не позволяющими ему плести вязи структурой выше оранжевых. А лирен, к примеру, с желтой категорией и большими резервами вполне способен подавить слабые плетения куда более высоких категорий. А если сил вообще много – не обязательно слабые. Но в выводах ты не ошиблась.

Еще и лекции читает, умник.

– Скорее, предупреждаю отчаянные попытки сопротивляться, портить мне настроение и тому подобные неразумные действия. Скажу честно, безрассудные, слишком многое о себе возомнившие, избалованные до крайности дети выводят меня из себя. Ты выглядишь неглупой, что несколько успокаивает, надеюсь, не только выглядишь. Не хочу применять Клиадру, учитывая обстоятельства, тебе небезызвестные. А если забыла, напомню: смерть тоже снимет Блок, только чуть раньше и не в тех условиях, которые идеальны для нас. И мы справимся, можешь не сомневаться, но хочется верить, не придется. Зато ты – нет, определенно не справишься.

Очень хотелось «сказать» что-нибудь едкое, но сочинить достойный ответ не получилось – мешала воющая собака перед глазами. Вот и вернулась к тому, с чего начала.

В бессилии я стянула покрывало прокаженной с головы, закутавшись в него, чтобы хоть немного согреться,  и уставилась на темные каменные громады за окном. Предупреждает он, ну конечно. Уязвила его самолюбие, вот и начал оправдываться, вроде «категория – это еще не все». Павлин самодовольный. Холодно как.

Ветер жутко шипел, гудел, клокотал где-то там, будто ветром никогда и не был. Среди этих стенаний отчетливо слышались чьи-то безутешные вопли и жуткие завывания умалишенных, хотя я и понимала, что, не считая нас двоих, вокруг за сотни, если не тысячи, километров не было ни души. Во всяком случае, живой. Эм-Деборо явно не любили общество себе подобных лирен, раз поселились в такой глуши. Да и пейзажи вокруг разнообразием не отличались: горы и снег, снег и горы. Может, здесь вполне неплохо отдыхать от столичной суеты, но жить – вряд ли. Это в кабинке было светло и почти уютно, а вот за ее пределами властвовала совершенно другая атмосфера, окунувшись в которую рискуешь повеситься через неделю.

Стянутые ледяными корсетами массивные глыбы проплывали мимо подобно призракам, растворяясь в темноте, чтобы вновь появиться впереди. Они как будто не сводили с меня глаз, провожая голодными взглядами, беззастенчиво наблюдая из-под снежной вуали. Липкий бездонный мрак погружал в гипнотическое оцепенение. Чем дольше я смотрела в его бесформенные зрачки, тем сложнее становилось отделить себя от многоликой пустоты. Далекие воющие голоса цеплялись за неповоротливые мысли, заполняя собой все свободное пространство в голове. Они делились своими страданиями, хотя я и не могла разобрать слов, только боль и страх без надежды на избавление. Тут же испарились остатки недавнего воодушевления, а вместе с ними и желание что-то делать, куда-то идти, к чему-то стремиться, сопротивляться, бороться да и просто жить дальше. Как если бы в мире исчезло все, кроме воздушной повозки и подвешенных в пустоте снежных пирамид, а значит, все изначально бессмысленно, безнадежно, бесперспективно. Вечный холод. Вечная тьма. Вечное одиночество.

– Не смотреть! Не смотреть!

Я вздрогнула.

Наваждение сгинуло. Чудик, только что вроде беспечно лежащий в кресле, непонятно как оказался прямо передо мной, а щеки горели, будто после пощечин… Полторы минуты ушло на то, чтобы соединить факты и восстановить события по кадрам в хронологическом порядке.

– Не смотреть, поняла? – Грубо встряхнув меня за шиворот, Охотник поднял мое лицо за подбородок. Мучительно долго, пристально он смотрел в глаза, словно выискивая там что-то гадкое, не позволяющее себя проигнорировать. – Не хватало только разбудить это чудовище.

Чудовище?

Мое лицо, наконец, оставили в покое, и «водитель» вернулся к своему креслу. Как ни в чем не бывало. Стекла медленно покрылись искристым рисунком Клиадральной изморози.

Что за чудовище?

За окном что-то мелькнуло. Вскрикнув, я отскочила в противоположную сторону. Вой становился все громче, в нем все меньше угадывался ветер.

– В Падшей Кирвиллии нельзя смотреть на небо.

Тело била крупная дрожь.

Почему?

– Дочь Эстеллы, и не знает? Вся Веселес до Восьмой Плоскости знает, а ты – нет?

А откуда я должна знать?

– То есть, в Дамине нет иносказательных легенд о Великом Падении? О предателе, из алчности обрушившем на смертных немыслимые кошмары, изгнанном и заточенном глубоко под землей после бесконечно долгой войны? Носительница проклятой крови не знает, за что проклята?

Я терпеливо выдержала театральную паузу. Такое ощущение, что в ключевых мирах школьная программа включает в себя обязательное посещение драмкружка.

– Знаешь, почему аристократов Кальтиринта называют Демонами?

Внезапная смена темы застала меня врасплох.

– Потому что они на самом деле Демоны, кто-то больше, кто-то меньше. За сотни фэйли кровавых войн Кальтиринт поглотил этих тварей, вырвавшихся из иных миров, иных времен. Еще сотни фэйли – переваривал, покорял, привыкал, убивая непослушных, запечатывая самых сильных. Но та тварь, что под нами… Такое не запечатаешь и не убьешь. Это сама смерть.

Доходчиво объяснил.

За окном смерть?

– Под нами. За окном Духи. И порождения Падшей Кирвиллии. Если бы ТОЙ твари удалось вырваться, Илминр уже покоился бы вечным сном в ее безразмерной утробе.

Что за тварь?

– Что за тварь? – Чудик повернулся. – А я не знаю.

Прелестно.

– Помнишь Базовую Классификацию? Тело, Сущность, Дух? У всего в Веселес имеется хотя бы что-то из перечисленного. У лирен – все три, у существ – Тело и Дух. Есть отдельно Духи, отдельно Сущности, у всего остального есть Тело – у гор, земли, воды. У всего есть составляющие элементы. Но не у Демонов. У них нет ни Тела, ни Сущности, ни Духа. Ни одна из трех разновидностей энергии не складывает то, что они есть. Но при этом они есть, и могут трансформировать себя в любую из энергий. Они не используют Клиадру, во всяком случае, нам известные ее разновидности. Они ничего не поглощают, только разрушают. Ты спрашиваешь, что там за тварь? Повторю, я понятия не имею. Как и все в этой Веселес. Мне кажется, даже Кальтиринт толком не знает, с чем столкнулся тысячи фэйли назад.

Это вряд ли.

– Демоны пришли из мест неведомых, не из дальних Плоскостей Веселес, не из Инопространства. Даже Тамита не знает, что их породило, и насколько безумным должен быть их мир. Демоны чужды и живому, и неживому, они – нечто принципиально иное, непостижимое. Если бы Кальтиринт чудом не сдержал тогда эту чудовищную силу, Веселес пришел бы конец.

Но ведь он сдержал?

– В каком-то смысле. Насколько мрак можно сдержать крошечной искрой. Настолько же ненадолго.

Каким образом?

– У Демона и спроси.

Я бросила короткий взгляд на сочащееся тьмой мутное окно.

Вы не знаете. Вы все не знаете. И поэтому боитесь. Кальтиринт пугает вас не меньше того, что под землей. Даже если он на самом деле не знает, что за монстров встретил, сам факт того, что империя не только выжила, но и взяла иномировую силу под контроль, одолела неодолимое и прекрасно существует до сих пор, заставляет серьезно задуматься, а стоит ли напрашиваться на конфликт с таким противником. Я бы, к примеру, точно задумалась, хотя тут и думать нечего, по правде говоря.

Чудик с бесстрастным выражением лица отвернулся. За бортом снова что-то пронеслось с пугающей быстротой, и я не рискнула возвращаться на место, оставшись сидеть на полу ровно посередине. Никогда не любила страшилки на ночь, а тут далеко не посиделки в комнате школьной подружки.

Лилаллиар. Озеро, кажется. Оно в Падшей Кирвиллии?

Мне не ответили. Обиделся что ли?

Значит, особняк эм-Деборо тоже в Падшей Кирвиллии? Там, где чудовища? Почему?

– Эм-Деборо были изгнаны. Со времен Илминрского Затмения.

За что?

– За то, что устроили Илминрское Затмение, – хмыкнул Чудик.

Ага. А что такое Илминрское Затмение?

– Видишь, что за окном?

Ну, только темноту и непонятное мельтешение.

– Таким был Илминр.

Я все ждала продолжения, но дальнейших разъяснений не последовало. И тут меня осенило.

Если эм-Деборо – изгнанная фамилия, как же тогда Эстелла встала во главе Илминра?

– Удивительно, правда? Я сам дар речи потерял, когда увидел рядом с Камерлием черноволосую забитую девочку, робко выглядывающую из-за плотного занавеса его личных покоев. Привести изгнанника во дворец, осквернить хранимый Фульмийни город, да еще и возвести проклятую кровь на престол наравне с собой – все равно что пригласить беду в Чистые Земли. Но лэ Латуа никого и слушать не хотел. За что после и поплатился жизнью.

Не успела я сформулировать вопрос, как Охотник начал отвечать.

– Традиционно Храм Охоты тесно сотрудничал с правителями Илминра. В то время Опережающей Свет была Янэлия, она весьма лояльно относилась к дружеским привязанностям, а с Камерлием мы дружили с детства… Подумать только, прислушайся я тогда к своей интуиции, катастрофу можно было предотвратить. Всего-то свернуть шею этой маленькой ведьме до того, как она зальет кровью Фельмориин. Вот только околдованный Камерлий ей верил, верил каждому лживому обещанию, каждой фальшивой улыбке, закрывая глаза на расползающуюся по дворцу скверну.

По столице начали расхаживать призраки что ли?

Поймав взгляд Охотника, я перестала улыбаться.

Что, серьезно?

– Смерть забирала каждого второго Нежертвенного младенца в столице, на город опускались нездоровые туманы, приносившие неведомые ранее хвори, против которых прежние плетения были бессильны. Во дворце чистейшая вода становилась зловонной жижей уже через несколько элми, а плесень расписывала белокаменные стены быстрее, чем ее успевали уничтожать. Даже солнце поблекло с приходом эм-Деборо.

Вас послушать, так Эстелла прямо чудовище какое-то.

– Она и есть чудовище. Была им изначально и ничуть не изменилась, вырядившись в императорские одежды. Даже если в этой продажной и извращенной фамилии когда-то рождались нормальные лирены, Падшая Кирвиллия не могла не оставить на них гнилостных следов. Присутствие скверны отравляет все вокруг. Тебе, может, это кажется выдумкой, суеверием или преувеличением, но с момента как проклятая кровь покинула Темные Земли, на Илминр пала тень. Страшное было время. Мэлькодий, старший брат Аверкия и Жрец фульмийни предупреждал о последствиях, но не был услышан, как и многие другие. Все, что он успел сделать до кончины, это защитить племянника от неизбежной гибели. Но помочь всем  было не под силу даже ему. Каждый вечер кто-то удалялся на поминальную церемонию проститься со знакомым, соседом, другом, членом семьи. Траур коснулся каждого. Удивительно, как Илминр не вымер полностью.

Вы были в Фельмориине тогда?

– Тогда? Ты про падение Эстеллы или про ее восшествие на престол?

И про то, и про другое.

Охотник задумчиво поднял глаза к потолку.

– Я находился очень далеко от Илминра, когда несчастный Камерлий пал от рук этой сумасшедшей. Она прикончила бы и ребенка лэ Латуа, задержись я еще на тэйли, но Цамерий сумел продержаться до моего возвращения. Мальчику пришлось многое пережить. И многому научиться. После того, как Эстелла угомонилась, Цамерий смог учиться в Академии, но даже тогда приходилось опасаться разного рода неожиданностей. Фиолетовый потенциал так и остается потенциалом, если не дать ему возможность реализовать себя, и я боялся, что императрица когда-нибудь меня опередит, погубив талант пасынка в зародыше. Храм Охоты потерял прежнее влияние, и мне было не под силу уберечь его от вездесущего яда эм-Деборо.

О, так Цамерий связан с Храмом Охоты куда теснее, чем я представляла. Похоже, параноидально-пессимистичный вариант вырывается вперед. Значит, за мной никто не гнался. Значит, Лэйкер остался наедине с Чудиком фиолетовой категории и силами всей Жемчужной Триады, в то время как меня бережно передали из рук в руки. И значит, все пропало по-настоящему.

Что вы с ним сделаете?

– А ты как думаешь?

Почему?

– Он единственный способен снять Печать Ватрат. А Опережающая Свет хочет этого меньше всего.

Лэйкер и так не будет ее снимать.

– Неужели? Он тебе сказал?

Ему это не нужно.

– Зато нужно Аурелиусу.

Опять этот Аурелиус.

Какое Лэйкеру дело до того, что нужно Аурелиусу?

– Лэйкер больше не владеет собой полностью. Получив Дар, смертный теряет независимость, а сейчас риск слишком велик, чтобы оставлять кальтиринтской выскочке возможность помешать Хранителям Веселес исполнить свой долг.

Убить меня?

– Спасти Веселес.

Убив меня?

– Убив тебя.

Зачем тогда посещать Легендарные места, если быстрее, проще и надежнее, как вы предложили ранее, свернуть шею, только мне, а не Эстелле? Зачем исправлять что-то, сделанное ею, если можно было этого не допустить? Зачем вообще столько условностей и беготни, если Избранные Посвященные такие всемогущие?

– И правда, Золотой Павлин, зачем?

Передо мной сидел одноухий кот. Говорящий одноухий кот. И нет, его раньше здесь не было.

Я моргнула, но кот не исчез. Тогда, ничего не понимая, я посмотрела на Охотника. И, судя по вытянувшемуся лицу, понимал он не больше меня.

Неловкое молчание затянулось.

– Так и будете таращиться на меня?

Вскрикнув, мы с Чудиком, как слаженная команда, отпрыгнули в противоположные стороны, вжавшись спинами в корпус летательного аппарата.

– Эй, эй, вы чего? Успокойтесь, ребята, свои!

Оно разговаривает?!

– Оно разговаривает?!

– Не, ну серьезно, вы чего? – Смешно открывая пасть, кот перенес свою внушительных размеров тушку назад, усевшись, прямо как человек, вальяжно раскинув задние лапы в стороны и подтянув передними лапами хвост. – Испугались маленького кота?

– Кто ты?

– Кот. А ты?

Чудик растерянно приподнял брови.

– Сейчас ты сядешь на место и забудешь, что меня видел. И пока я буду здесь, внимания обращать на меня тоже не будешь. Вперед.

Охотник послушно оторвался от стенки и вернулся в кресло. Довольно кивнув, кот повернул голову в мою сторону.

Ой-ой.

– Теперь разберемся с тобой.

А, может, не надо?

– Надо, надо. Натворила дел, всех на уши поставила, половину Веселес переполошила, а теперь «может, не надо?» мне тут. Вот и оставляй после этого детей без присмотра. А говорят еще, люди от природы разумны. Ага, разумны, как же. Рациональность изо всех дыр… но я что-то отвлекся. Чего перепугалась-то так? Старого Ваську не узнала?

Ваську? Какого еще… о-о… а… Что?

– Во-от, хорошо, уже вижу мыслительную деятельность.

Но… как?

– Не-а.

Что?

– Не тот вопрос.

Я помотала головой. Кот патетично закатил глаза и перевернулся на бок.

– Почему ты бросила рисовать?

Чего?

– Рисовать, спрашиваю, почему бросила? Я для чего тебе этот Дар в свое время преподнес?

Ты Избранный Посвященный?

– Нет, я сказочная фея! Конечно, Избранный Посвященный!

Ничего не понимаю.

Кот со вздохом покачал головой и раздражительно потер лапой переносицу.

– Нет, ну что за несправедливость. Одним и намека давать не надо – сами обо всем догадаются, да еще лишнего насочиняют, а этой все только и делают, что объясняют, рассказывают, разжевывают, только с нулевым результатом. Сейчас же нарисуй что-нибудь.

А?

– Бэ. Рисуй, сказал!

Вынув откуда-то из воздуха черный уголек, кот бросил его мне. Неловко поймав снаряд, я в смятении уставилась на животное.

– Можешь – меня, только давай быстрее, время уходит!

Истерично хихикая про себя, я начала рисовать на полу кота. Ну, как рисовать… Как обычно рисуют дети на асфальте: кружочек – голова, кружочки – глаза, треугольник – ухо, трапеция – нос, шесть сарделек вместо всего остального. Кот-Избранный поднялся на лапы и критично оглядел черную мазню.

– Пойдет, – махнул лапой он и снова сел. – Так, четыре минуты – назад, двадцать четыре – вперед.

Э-э…

– Забудь. Теперь можно и поговорить.

А рисовать было зачем?

– Зачем, зачем. Чтобы от Тамита закрыться.

…Я закрываюсь от Тамита, когда… рисую?

– Да неужели?! – Кот широко развел передние лапы. – И как ты догадалась, а? Мне даже интересно.

Но… как?

– Не тот вопрос.

Издеваешься что ли?

– А ты?

Так, эта скотина начинает меня бесить.

Кто ты и что тебе нужно?

– Я Избранный Посвященный. Пришел поговорить. Теперь моя очередь. Где мои деньги?

Какие деньги?

Кот отрывисто захохотал.

– Ой, не могу! Видела б тебя Эстелла! А я ей говорил, ничего хорошего не получится, надо было превратить тебя в курицу. И мозг трогать не пришлось бы, и ухода никакого.

А ну-ка следи за языком!

Я схватила кота за единственное ухо и хорошенько встряхнула.

– Ай! Больно! С ума сошла?! – Взвизгнул Избранный, вырвавшись из моих рук.

За языком следи. Я не в настроении.

– Не в настроении она, – буркнул кот, приглаживая ухо. – Где твоя благодарность?

Пока не заслужил.

– Я тебе жизнь спасаю!

Не заметно. Если не хочешь лишиться последнего уха, говори понятно и без издевок, зачем явился. Либо – свободен на все четыре стороны. Без тебя проблем хватает.

– Злюка! – Мне показали язык. – Ладно, будем считать, что квиты.

Считай, как хочешь. Мог бы вообще не приходить.

– Мог бы, но последний аккорд Постклиадрального Синдрома еще не скоро, а потом не успел бы. Ничего, в другой раз я тебя буду расчленять целый час, чтобы запомнила все как следует. Сказал же русским языком, не связывайся с Аурелиусом, а ты что?

Когда это ты мне такое говорил?

– А когда у тебя в последний раз были запоминающиеся красочные галлюцинации?

Каждый день. И по несколько раз.

– А так конкретнее?

Я в замешательстве уставилась на собственную копию, играющуюся с кинжалом напротив. Ага.

Теперь припоминаю.

– Вознесу же я благодарственные молитвы самому себе! – Кот лениво зевнул.

И неудержимо хочу оторвать тебе ухо прямо сейчас.

– Остынь, еще успеешь. Любите вы, смертные, форсировать события, все вам некогда, а нам потом разгребать.

Если ты рассчитывал снискать мое расположение таким экстравагантным способом, то явно переоценил свои аналитические способности.

– Я просто дал непослушному ребенку фору, – парировал Хранитель. – И все равно в итоге тебя переоценил. А вот Вергилиция, наоборот: почву толком подготовить не успел, а он уже резвится. Всех, кого только можно, успел врагами записать, и хоть бы что. Ну да и пусть, потом с ним поболтаем, когда спокойнее станет. А ты слушай. Все пойдет не так, как планировалось, и когда попадешь в лабиринт, поворачивай согласно считалочке: «Три раза влево, четыре – вперед, два – вниз, четыре – вверх, восемь – назад. Шесть раз направо, пятнадцать – наверх, семь раз налево, и так до конца».

Что за дурацкая считалочка? Ни ритма, ни рифмы.

– Ничего не знаю, я пошел.

А ну стой!

– Ухо не трогать! – Ощетинился кот.

Какой еще лабиринт?

– Ну некогда мне тебе все объяснять!

А ты остри меньше.

– Когда попадешь, тогда и узнаешь. Что толку расписывать местные красоты, если ты все равно не поймешь? Нет, конечно, я могу попытаться вдолбить в твою дурную голову хотя бы треть нужной информации, но, скажем, как бессмертный Избранный Посвященный я достаточно дальновиден, чтобы предсказать разочаровывающий провал благородной инициативы, поэтому лучше пойду спасать миры.

Что-то для бессмертного Избранного Посвященного ты слишком суетливый и дерганый.

– А ты у нас что, специалист по Избранным Посвященным? Интересно, где диплом получала, не подскажешь адрес?

Подскажу направление. И первая буква…

– Ну давай еще в сквернословии начнем соревноваться. Императорская кровь, называется.

Ты прямо напрашиваешься.

– Радуйся, хоть какое-то разнообразие. А, ну да, ты же у нас любишь бесстрастных мучеников, типа Лэйкера.

Серьезно напрашиваешься.

– А вот у меня бесстрастие уже в печенках, так что не вредничай и дай поиграться.

Убью сейчас.

Считалочку только не забудь.

Я уже забыла.

– Курица.

Я недвусмысленно потянулась к мохнатому уху.

– Хорошо, скажу еще раз!

Запиши.

– Я же кот!

Это твои проблемы.

– Как скажешь.

Неожиданно легко подпрыгнув, животное вцепилось в мою руку.

Ты что делаешь?!

Я с шипением отдернула кисть.

– Записываю.

Ну держись теперь!

– Не в этой жизни, курица! – Карикатурно подмигнув, Избранный в кошачьей шкуре бесследно испарился.

Тихо ругаясь, я потерла укушенную ладонь.

И что это было? Избранный Посвященный, притворяющийся котом из Дамина… И почему котом? И вообще… о-о, моя голова.

– Что-то ты притихла, Алеврайла, – обернулся Чудик.