Текст книги "Научи меня плохому (СИ)"

Автор книги: Екатерина Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Рома ухмыльнулся.

– И как тебе семейная жизнь?

– Да какая это жизнь? Даже если и семейная? Молчим, слова подбираем, два-три раза в день ругаемся, потом спать ложимся. Вот и все.

– Как это всё? Мне как раз интересно стало.

Жданов насмешливо скривился.

– Что тебе интересно?

– Ну… – Рома руками развел.

– Малиновский, у тебя с головой не всё в порядке.

– Почему это? Ты же с ней спал уже. А она тогда выглядела куда… хуже.

– И что? Да если я с ней пересплю, я себя уважать перестану. – Андрей сдавил рукой подлокотник. – Не дождётся она этого. Ещё посмотрим, кто кого.

– Что, война по всем фронтам?

Жданов важно кивнул.

– Да. Она ещё сама попросит.

– Чего? – чрезвычайно заинтересовался Роман Дмитрич, но Андрей поднялся и прошёлся по кабинету.

– Да ничего. У меня есть три месяца, чтобы пощекотать Кате Пушкарёвой нервы, а уж потом, после развода… Зря она думает, что сможет запросто носить мою фамилию. Ещё никому не удалось довести меня до такой степени бешенства. Никому, кроме моей жены.

Рома вернул мышку на коврик. И проговорил в задумчивости:

– А Кира бесится, Андрюх.

Жданов повернулся к нему, посмотрел удивлённо.

– А ты думаешь, что я не догадываюсь?

– Неа, не догадываешься. Потому что злится она на Пушкарёву, а не на тебя.

– То есть? – Андрей вдруг насторожился.

– Ну, она успокоилась, подумала, и, видимо, пришла к выводу, что что-то здесь не чисто. Не верит она, что ты просто взял и женился на Кате.

– Ромка, ты проболтался?

– Да нет, ты что! И она, конечно, не думает, что Катенька тебя шантажирует. Кира думает о другом. То есть, её Шестикова надоумила.

– На что?

– На то, что тебя приворожили.

Андрей помолчал, обдумывая, затем фыркнул.

– Чего?

Рома тоже веселился, руками развёл.

– Вот так вот. Ленка ей наговорила ужасов таких, что тебе, явно, что-то подмешали, соблазнили и женили в итоге, как теленка бездумного, под гипнозом. – Не выдержал и рассмеялся.

– Ересь какая-то.

– Побочные стороны городской жизни. Ничего святого ни у кого не осталось, ни во что не верим, кроме как в деньги и власть, и самые слабохарактерные и поддающиеся внушению пошли в обратном направлении – к колдунам, ведьмам и знахаркам.

Андрей головой качнул в удивлении.

– А ты ей чего сказал?

– А что я мог сказать? Она настроена решительно, собирается Катерину на чистую воду выводить. Единственный совет, Палыч, теперь при Кире ешь и пей осторожно, а то она тебе ещё какой-нибудь отворот подсыпет.

– Вот ты успокоил.

– А разве нет? Всё возвращается на круги своя – Кира ждёт, любит и верит. Разве ты не этого хотел?

Андрей отвернулся к окну.

– Не уверен, – проговорил он негромко.

С Кирой он столкнулся позже, у Милко. Зашёл к тому узнать, как продвигается работа над новыми эскизами, а Воропаева там. Увидела его и замерла, не спуская с него глаз. Вспомнив о колдунах и знахарках, о которых Ромка совсем недавно говорил, Андрей невольно занервничал под её взглядом, и наотрез отказался от чая, который Ольга Вячеславовна предложила.

– Я ненадолго, – сказал он. – Что с коллекцией?

– Он про коллекцию вспомнил, – умилился Милко, при этом гневно сверкнув глазами. – На прошлой неделе он о ней не вспоминал, и обо мне не вспоминал. Ему ведь некогда было! Он женился! А сегодня вспомнил!

Андрей оглядел манекенов, на которых были прикинуты новые модели.

– Милко, что ты возмущаешься? Может и у меня быть личная жизнь?

– У тебя её слишком много, – заверили его с заметным от раздражения акцентом. – Было бы меньше, было бы больше работы.

– Ух ты, – качнул Жданов головой. – Какие выводы, почти судьбоносные.

– Может, всё-таки выпьешь чаю? У Милко есть печенье, ему принесли… домашнее.

Андрей повернулся к Кире, её желание напоить и накормить его, настораживало, хотя он и понимал, насколько всё это глупо. Или дело было не в ведьмах и приворотах, а в том, что Кира снова его простить надумала? Даже после такого? Это было удивительно и даже ненормально, хотя Малиновский и говорил, что ему радоваться этому надо.

– Нет, не хочу. Спасибо. Мы обедать ездили недавно. – Поспешил перевести разговор на другую тему. – Милко, кто тебя печеньем домашним балует?

– Тебе действительно интересно? – Гений окинул его критическим взглядом, и Жданов рассмеялся.

– Нет.

– Вот этому я не удивляюсь.

Занавеска отдёрнулась, весьма решительно, но Катино лицо никакой решимости не выражало. Видимо, она не рассчитывала увидеть здесь столько людей, Киру приметила сразу, тихо поздоровалась, с кем не виделась, и попросила:

– Андрей, мне надо тебе сказать…

– Да, пойдём.

Они вышли вместе, Катя ещё оглянулась через плечо, словно за ними из-за занавесок кто-то подглядывать мог, и негромко заговорила:

– Хочу съездить к родителям.

– Поезжай.

– Ты не поедешь?

– Нет. Придётся тебе что-нибудь придумать. Уж постарайся.

Она руки сцепила, явно была не обрадована его ответом, но кивнула.

– Хорошо. Я вернусь часам к восьми.

Жданов кивнул вполне равнодушно, и на часы посмотрел. Катя разозлилась, развернулась на каблуках и ушла, а Андрей хмыкнул ей вслед. Какие мы нежные.

– Так что?

– Что?

Андрей сидел на высоком табурете в баре и смотрел на жену, которая ждала лифт. Они только что распрощались у всех на глазах, как и положено молодожёнам, вот только от их прощальных поцелуев в щёку, веяло холодом. Настолько, что когда Катя отвернулась, Андрей даже щёку потёр, согревая. Двери лифта открылись, Катя вошла в кабину, а когда повернулась, Андрей отсалютовал ей бокалом с минералкой. Чувствовал, что за ними украдкой наблюдают все, кто находится поблизости, разглядывают и оценивают.

Рома облокотился на барную стойку, наклоняясь к другу.

– Жена уехала, а ты чем заняться намерен?

Андрей подбородок потёр, раздумывая, очень вовремя припомнились все недвусмысленные происшествия последних дней, внутренне снова напрягся, и когда Пушкарёва с глаз, наконец, скрылась, решил, что отвлечься необходимо, хоть ненадолго. Иначе в таком психологическом напряжении они долго не протянут, и Екатерина Пушкарёва, в итоге, подведёт его под монастырь. Он сорвётся, и чем это закончится, подумать страшно. Убить он её, конечно, не убьёт, а вот что похуже, сделать может. А похуже – это что?..

– Куда? – коротко поинтересовался он у Малиновского.

Тот вроде бы удивился.

– К Севе?

– С ума сошёл?

– Думаешь, проболтается?

– Может, и нет. Но на вопросы я отвечать не хочу.

– Тогда поедем не к Севе. – Рома хлопнул его по плечу. – Что мы, места себе в Москве не найдём? А тебя спасать надо, Палыч. Ты злой и не душевный, надо исправлять ситуацию, и срочно.

Андрей улыбнулся, но получилось криво.

Катю же весь вечер не оставляло дурное предчувствие. Родителям улыбалась, старалась выглядеть счастливой, рассказывала о том, как они с Андреем вместе живут, заверяла, что всё отлично. Да, спорят иногда по мелочам, но в целом всё прекрасно. И, конечно, ему нравится, как она готовит, никаких проблем. Нравится ее платье? Это костюм, папа, но то, что нравится, это очень хорошо. Ей самой нравится. И Андрею, конечно, тоже. Ему, вообще, всё в ней нравится, на то он и муж.

– Возьмёшь пирожков? Андрей любит с капустой?

– Да, мама, конечно.

– Очень хорошо. Тёплые ещё. Но ты ему обязательно разогрей.

– Конечно.

– Он много работает, да, Катюш?

Посмотрела на часы, потом за окно. Кивнула, оторвавшись от своих мыслей.

– Да.

– А в свадебное путешествие не собираетесь?

– Пока нет. Возможно, после показа.

– А когда это будет?

– Через два с половиной месяца.

– Долго, Катюш.

– Что поделать…

– Что ты всё на часы смотришь? – Елена Александровна дочь за плечи приобняла и поцеловала в щёку, понимающе улыбнулась. – Ждёт, да? Ну, беги, беги к нему.

У Кати горло спазмом сдавило. Но улыбнулась, кивнула, тихо сказала «спасибо» и отца на прощание поцеловала. Из подъезда почти выбежала. Было невыносимо врать родителям, притворяться довольной жизнью, и получать от мамы пакет с пирожками для зятя, который совсем этих пирожков, приготовленных с любовью, не ждёт. Катя даже не знает, любит он с капустой или нет. Домой не торопилась, прошла пару остановок пешком, наслаждаясь тёплым, не по-майски тёплым, вечером, и всё думала об этих пирогах, и ей так хотелось бросить пакет на землю или в ближайшую урну, и уйти, не оборачиваясь. Но она несла их домой, чтобы разогреть на ужин.

Плакать хотелось. С самого утра хотелось плакать. Оказалось, что когда Жданов злится на неё и старается держаться подальше, от этого только хуже. Даже дышать трудно, когда понимаешь, что он тебя ненавидит и презирает. Даже отказался поехать с ней к родителям. Знал, как она боится быть пойманной на лжи и расстроить их, и всё равно не поехал. Хотя, наверное, и не должен был. Они не договаривались о частых семейных ужинах с её родителями.

Дома Андрея не оказалось. Катя чувствовала, что так будет. У него весь день было плохое настроение, а тут ещё жены весь вечер дома не будет… Катя только грустно улыбнулась, когда оказалась в пустой, полутёмной квартире. Ещё с улицы заметила, что света в окнах нет, и ощутила тяжесть в груди. То ли горечь, то ли ревность, то ли раскаяние. Но винить некого, сама себя на это испытание обрекла.

Единственный плюс в том, что душ спокойно приняла, не боясь, что Андрей без стука в ванную зайдет, переоделась, потом вспомнила о пирогах, и выложила их горочкой на большой красивой тарелке. Поставила её посреди стола. Полюбовалась. Снова посмотрела на часы.

Она не страдает, нисколько. Из-за чего ей? У неё всё нормально, и у Андрея всё нормально. Возможно, если он вернётся к привычному образу жизни, то перестанет на неё злиться по поводу и без. Расслабится, и они смогут найти компромисс. Им обоим это пойдёт на пользу. Так они мирно проживут эти месяцы и расстанутся, возможно, не врагами. Так что, его отсутствие этим вечером, даёт определённую надежду.

Это надо же так самой себе врать?

Жданов появился в одиннадцатом часу. Вошёл в квартиру, и замер в тёмной прихожей, прислушиваясь. В гостиной горел свет, но было тихо, и навстречу ему никто не вышел. Андрей свет включил, сощурился, потом в зеркало на себя посмотрел. Головой резко тряхнул, разгоняя алкогольный дурман. Выпил, вроде, и не много, а всё равно опьянел. Почему-то. После некоторых раздумий, разбавленных очередной порцией виски, пришёл к выводу, что это из-за расшатанных нервов и постоянного раздражения, в состоянии которого он живёт последние недели.

Снял пиджак, пошатнулся немного и сам себе сказал:

– Спокойнее.

Было очень интересно, как Катя отреагирует на такое его возвращение домой. Ждёт или не ждёт? Будет его пилить или нет?

События торопить не стал, и поэтому вначале прошёл на кухню, удивился и обрадовался тарелке пирогов, даже откусил от одного. И всё ждал, что Катя появится. Посмотрит с осуждением, скажет что-нибудь, отчего он либо рассмеётся, либо разозлится. Но она не шла, Жданов жевал пирог, пару раз вздохнул, и даже загрустил оттого, что никому до него никакого дела нет. Жена не хватилась, ей, видимо, всё равно, где он и что; родители не звонят, наверное, успокоились, когда его женили наконец; а Кира и вовсе отворотное зелье для него готовит, которым его точно отравит.

Перед тем, как отправить в ванную, выпил стакан воды залпом. Галстук через голову снял и оставил его на спинке стула у окна, а уже в ванной разделся, умылся и решил, что к встрече с женой готов. Выключил везде свет, и остановился, потому что в темноте вдруг потерялся на какое-то мгновение. Да ещё Катя что-то из мебели в гостиной передвинула, и он, сам того не ожидая, наткнулся на кресло и едва не упал. Выругался вполголоса. Или она специально?

– Ты спишь? – Андрей на постель сел, получилось неловко и тяжело, да ещё одеяло забыл откинуть, прежде чем сесть, и теперь запутался. – Ка-ать. Я пришёл.

Она перевернулась на спину, явно не спала, но молчала. Упрямая. Зато сама одеяло отдёрнула, чтобы он лёг. Жданов довольно хмыкнул.

– Ты всё делаешь хорошо, да, Катерин? – начал он, невольно понизив голос до волнительного шёпота. – Идеальный помощник, идеальная жена… Пироги печёшь, постель расстилаешь. Но всё равно чувство незаконченности присутствует… Тебе не кажется?

Катя дышала, как ему показалось, чуть возмущённо, но так ничего и не сказала. Повернулась спиной и отодвинулась от него. А когда он руку протянул, скинула её с себя, как нечто противное. И вот тогда уже сказала, как выплюнула:

– Спи.

Чем больше времени проходило, тем больше Жданов уверялся в том, что Пушкарёва, женив его на себе, преследовала одну цель – поиздеваться над ним. Не помучить, не уязвить его самолюбие, а именно поиздеваться. Их семейная жизнь напоминала плохой спектакль. Они разыгрывали друг перед другом сцены, обиды, скандалы, за всем этим следовало хлипкое, фальшивое перемирие, во время которого они садились вместе за стол. Но не для переговоров, а чтобы пообедать вместе или поужинать. Чаще всего молчали, смотрели в окно, реже обсуждали рабочие моменты, до которых не нашлось времени днём. Если к концу обсуждения не начинали ругаться – уже чудо. Но Андрей знал, что если к концу трёхмесячного срока не возненавидит свою жену лютой ненавистью, то вот это точно будет чудом. Чудом из чудес.

Иногда смотрел на неё, украдкой, и думал о том, почему у него не находится слов, чтобы выразить всё, что он к ней чувствует и что о ней думает. Даже когда Малиновский, дотошный до деталей, начинал его выспрашивать, Жданов готов был взорваться, как вулкан, но слов так и не было. Хотелось заорать, затопать ногами, разбить что-нибудь, и желательно проделать всё это у жены на глазах, но сказать ему было нечего. Особенно Ромке, который бы не понял. Андрей почему-то был уверен, что друг не поймёт. Ему любопытно – да, но он не живёт каждый день рядом с Катей, не видит, как она реагирует на что-то, как злится и пытается изо всех сил эту злость в себе подавить. Кажется, это для неё привычно – подавлять свои эмоции. И это даже хорошо. Потому что, если принять во внимание то, что между ними порой происходит, насколько эмоции зашкаливают, и если это лишь часть того, что Катя на самом деле хочет ему сказать, то остального Жданов знать не хочет, никак. Он жил с ней, день за днём, и словно каждый день снимал с неё новую плёнку, очищая от всего ненужного. И то, что представало перед ним, не совсем Андрея устраивало. Если честно, его раздражало, с каким рвением Катя пошла вперёд. Кажется, поставила перед собой цель, и ни на кого не оборачиваясь, даже на собственное благоразумие, двигалась к ней. Даже родители – и её, и его – удивлялись. Но списывали всё это на его влияние. Жданов не спорил, лишь про себя мрачно усмехался. Ещё неизвестно, кто на кого больше влияет.

Женщину, с которой он жил последние две недели, с которой спал в одной постели – он не знал. Он всё чаще и чаще сравнивал её с другой Катей Пушкарёвой. С той, которую обидел когда-то. Напоминал себе, что когда-то не мог смотреть ей в глаза от осознания собственной вины, и был уверен, что вот эта птичка, которая ёжится и вздрагивает под чужими взглядами, от его гадкого поступка никогда не оправится. И он её оберегал, старался, не давал никому её обижать, хотя Катя вряд ли замечала это. Она, как он и предполагал, ушла в себя, и лишь, как робот, выполняла свою каждодневную работу, даже в глаза ему не смотрела. Андрей защищал её от нападок Киры, от насмешек Малиновского, да и вообще ото всех чужих насмешек, он старался на Катю не давить, не торопить, понимать. Даже как-то проследил за ней до дома, чтобы посмотреть… Просто чтобы посмотреть. Катя без всяких приключений добралась до дома, и Жданов, похвалив себя за чуткость и проявление сочувствия, уехал. Он о ней заботился.

И даже не убил её, когда она взялась его шантажировать. И женился на ней!

А теперь она чувствует себя хозяйкой в его квартире, смотрит на него с осуждением и напоминает о его личных встречах, словно, всерьёз имеет на это право. А у него слова заканчиваются, когда он смотрит ей в глаза и понимает, что она снова его обыграла. Даже когда Катя поспорила с Кирой из-за списка моделей, приглашённых на следующий показ, Андрей даже не заметил, как встал на сторону жены. А она всего лишь посмотрела на него и спросила:

– Андрей, разве не ты решаешь? – намекая на то, что Кира в этом вопросе уже не имеет веского голоса.

А Жданов проглотил подслащенную пилюлю, и на долю секунды даже поверил в искренность слов жены. Кивнул и схватился за папку с портфолио. Потом, правда, опомнился, ведь Кира никогда не позволяла ему «выбирать», самолично обсуждала этот вопрос с Милко, а тут Андрею вернули сию прерогативу, а он не знал – радоваться или нет. Кира смотрела на него с предостережением, Катя с намёком, и Андрею ничего не оставалось, как держать лицо. Он папку открыл, и секунду поразмышляв, попросил Катю:

– Передай, чтобы Милко ко мне зашёл.

Пушкарёва скупо улыбнулась.

– Конечно.

Она сама дала ему в руки гранату и даже чеку выдернула. Об этом знали все – сам Андрей, Кира, родители, сотрудники… Маргарита даже попыталась Кате намекнуть, что если её сын будет самолично решать вопрос подбора моделей, то те устроят на него охоту, и никакой штамп в паспорте не спасёт. Маргарита была уверена, что невестка не до конца понимает опасность…

Катя на самом деле удивилась.

– Опасность?

– Катя, ты уже умная девочка. Зачем давать повод?..

– Маргарита Рудольфовна, не будет никакого повода. Андрей мне поклялся.

– Поклялся? – Маргарита бросила на сына полный сомнения взгляд. Тот разговаривал с отцом в другом конце комнаты, и, перехватив взгляд матери, непонимающе нахмурился. А когда они с Катей от родителей вышли, сразу поинтересовался:

– Что ты сказала маме? Она весь вечер меня взглядом сверлила.

Катя остановилась, ожидая, когда Андрей откроет перед ней дверь подъезда, и сообщила:

– Сказала, что ты не намерен мне изменять ни с одной моделью из списка приглашённых для работы на показ.

Жданов остался стоять в дверях, глядя жене в спину. Катя же выглядела совершенно спокойной, прошла вперёд и стала спускаться по ступенькам. А Жданов стоял и соображал. Не о том, собирается он изменять или нет, просто понять пытался, что она ещё задумала. Или назло ему? В отместку за то, что он в последнюю неделю предпочитает проводить вечера подальше от неё. Просто потому, что его пугает, когда он не знает, что сказать ей.

– И зачем ты ей это сказала?

– Успокоить пыталась. – Катя оглянулась на него, Жданов встрепенулся, и бегом спустился по ступенькам крыльца, достал из кармана брелок сигнализации. Машина послушно мигнула фарами, и Андрей открыл жене переднюю дверь, уже зная, что она не пошевелится, так и будет стоять, пока он этого не сделает. Иногда ему казалось, что она его дрессирует.

– Успокоить?

– А в чём дело? Ты собираешься нарушить обещание?

– Я тебе ничего не обещал.

– Это верно. – Катя в машину села, в лицо Андрею посмотрела, и улыбнулась. – Но все знают, что обещал.

Жданов зло рассмеялся. Правда, не сразу, а когда на водительское сидение сел.

– Мстишь мне, да?

Катя отвернулась от него, и заставила себя разжать пальцы, когда те с силой ухватились за ручку сумки. Руки аккуратно сложила, осторожно перевела дыхание. Поинтересовалась:

– За что это?

Андрей не торопился заводить мотор, повернулся к жене и теперь разглядывал её профиль в полумраке автомобильного салона.

– Ты знаешь.

Она покачала головой.

– Нет. Я тебе все карты в руки отдала, с Кирой окончательно разругалась ради этого. По-твоему, это похоже на месть?

Андрей выдержал паузу, потом совсем другим тоном, куда более серьёзным сказал:

– Мы не договаривались, что я буду хранить тебе верность.

– Я об этом и не просила.

– Тогда чего ты бесишься?

Она набралась смелости и посмотрела ему в лицо.

– Я не бешусь. Меня не волнуют эти женщины, там не к кому ревновать.

– Да что ты?

– А чем они лучше меня? Красивее? Зато я умнее. Раскрепощённее? Зато я честнее. Или ты хотел себе в жёны… Ларину или Изотову? – Андрей молчал, и Катя кивнула. – Вот видишь. – Пристегнула ремень безопасности. – Поедем домой. Я устала.

Проглотил гадость, готовую сорваться с языка, повернул ключ зажигания и взялся за руль. Но нужно было хоть что-то сказать, хоть какую-нибудь малость, чтобы оставить за собой последнее слово.

– Домой, – повторил он еле слышно. – Сегодня же вторник, вечер розовой пижамки.

Катя кинула на него смущённый взгляд и тут же отвернулась. По поводу розовой пижамки ничего не ответила. И всё же надела её в тот вечер, показывая, что не собирается поддаваться и принимать близко к сердцу его насмешки.

Эта розовая пижама Жданова больше всего из себя выводила. Катя надевала её по вторникам и пятницам – атлас и кружево – забиралась в постель, включала ночник и читала экономические журналы. Это выглядело до того… абсурдно, что вызывало лишь раздражение. И её глупая пижама, и журнал, набитый под завязку экономическими терминами, и то, что Кате было абсолютно наплевать, какое впечатление она на своего мужа производит. По первому требованию выключала свет, когда Андрей в постель ложился, и лишь тихонько вздыхала где-то рядом, совсем рядом, а у Жданова на уме лишь розовый атлас и кружево. Где она только её взяла, эту пижаму!

По средам он просыпался особенно злым, понимая, что не выспался.

Катя менялась, каждый день, и Андрей уже бросил идею понять, во что же она в итоге хочет превратиться. В прекрасного лебедя? Вряд ли. Лебедю, а уж тем более прекрасному, зубы не нужны, а Екатерина Пушкарёва их старательно отращивала. Даже женсоветчицы с некоторых пор думали: стоит к ней подойти или нет. Катя даже умудрилась с его матерью подружиться, и Маргарита, кажется, была единственным человеком, которого перемены в его молодой жене не слишком пугали и настораживали. Она к Кате с интересом присматривалась, и Андрей был уверен, давала той советы, тайком ото всех, даже от него. Хотя, этому Андрей не удивлялся, мама всегда считала, что мужчине женские секреты знать ни к чему, он результатом должен быть доволен.

Андрей не мог сказать, что у Кати всё получалось и получалось с лёгкостью, он каждый день – утром и вечером – видел, сколько усилий она прикладывает, как старается измениться, и мнения его не спрашивает. Когда видел, как она читает глянцевые журналы – даже не читает, а штудирует, как учебник экономики, – просто уходил. Он был ей не нужен в эти моменты, она не для него всё это делала, а для себя. И Жданов не лез, и советов не давал, хотя иногда и хотелось. Но ловил себя на этой предательской мысли, и напоминал, что врагу без боя не сдастся. Ещё не хватало, чтобы он своими руками веревку у себя на шее затянул. Катя и без него справлялась. Конечно, он видел, что она боится, и то, что старается идти своему страху наперекор, вызывало уважение. Наблюдать, как человек у тебя на глазах пытается справиться со своими слабостями, задавить в себе комплексы, это впечатляет. Андрей уже не видел в ней прежнюю Катю Пушкарёву, ничего от неё не осталось, и дело даже не в нарядах и новых очках, не в манере держаться уверенно, которую она в себе воспитывала изо дня в день, дело было в том, что Катя уже не хотела быть прежней. Она переросла прошлую себя, но до новой Пушкарёвой, которую она себе представляла, ещё было далеко. Андрей невольно подмечал перемены, видел, как Катя сжимает кулаки в ответственные моменты, делает осторожный вдох, навешивает на лицо улыбку… и делает шаг вперёд. Порой опережает Киру и даже Малиновского. Она первая леди «Зималетто», и не даёт себе об этом забыть. Она жена Андрея Жданова, и она второй человек, а порой и первый, который подаёт руку важным гостям, приветствуя тех на «своей» территории.

Но чаще, чаще жена Андрея доводила до бешенства. Один взгляд, одно слово – и он взрывался.

Позавчера вечером, например, Катя настолько его разозлила своей непробиваемостью, что он всё-таки взялся за охотничий нож, подаренный тестем, и исполнил свою угрозу – наделал на спинке кровати зарубок. Глубоких, видимых, испортил, к чертям, хорошую вещь – кровать, между прочим, в Италии на заказ делалась! – но зато душу отвёл. Ровно пятнадцать штук, и такое удовольствие от процесса получил… Правда, потом Катя сказала:

– Надо было реже делать, а то на девяносто дней не хватит, – и его рука снова сжалась на рукоятке. Повернулся и недобро усмехнулся.

– Ещё четыре ножки есть.

– Андрей, я ничего такого не сказала!

– Ну, конечно, ты не сказала! Ты никогда ничего такого не говоришь! Это только я… психую!

Катя кивнула.

– Ты психуешь.

– А потом некоторые удивляются, почему меня домой не тянет!

Катя упрямо вздёрнула подбородок, руки на груди сложила, и промолчала. Она промолчала! А Андрей хищно ухмыльнулся, проходя мимо неё. Правда, в спину ему всё-таки сказали:

– Убери нож в чехол.

Он убрал. А потом сунул его на шкаф, к стене. Чтобы не искушал.

Он знал, всегда знал, что от семейной жизни не стоит ждать ничего хорошего. Конечно, с Кирой всё было бы по-другому. Наверняка, понятнее, очевиднее и спокойнее, но устраивало бы его это больше? Вопрос. С Катей всё на ощупь, всё зыбко, зло и агрессивно. Другого и ждать не следовало, но хоть она его и раздражает, но в то же время, не мешает ему выплёскивать раздражение, не боится и не кидается в слёзы, как любила делать Кира. Не то, что бы Воропаева боялась его вспышек гнева, просто это был её способ призвать его к порядку. А Катя наблюдала, Андрею даже казалось, что с интересом. Так же, как и он за ней, узнавая с новой стороны.

Ещё в Кате Пушкарёвой Андрея злил её дружок. Почему в Кате? Потому что они были единым целым. Зорькин ей звонил без конца, они что-то обсуждали, Жданов поначалу думал, что говорить они могут только о «Зималетто», старательно прислушивался, но ни разу ничего полезного не услышал. Всё какие-то только им понятные глупости, разговоры ни о чём, пустая болтовня, и никак иначе это не назовёшь. А один раз Андрей даже застал Николая у себя дома. Остановился как вкопанный на пороге кухни, глядя на то, как нахальный очкарик ест его котлеты. И выглядит таким спокойным, словно это не он его компанию к рукам прибрал. А теперь ещё и до котлет добрался.

– Что здесь происходит? – громовым голосом поинтересовался он, и удостоился осуждающего взгляда жены, которая, правда, перед этим приложила руку к груди, впечатлившись его появлением.

– Ты меня напугал.

– Что он здесь делает?

Катя плечами пожала.

– Ужинает.

– Ужинает? Ему денег на ужин не хватает? Зорькин!

Коля перестал жевать, посмотрел на подругу, потом очки поправил. И обстоятельно проговорил:

– Добрый вечер, Андрей Палыч.

– Добрый? Совсем не уверен.

– Не нападай на Колю, – попросила его Катя. – Он тут совершенно не при чём.

– Правда? Ты и его шантажировала? Интересно, чем. – Жданов снял пиджак и сел за стол, посмотрел на Зорькина. Нахмурился. Вблизи друг детства его жены выглядел ещё более непрезентабельно, и оттого беспокояще. Кому Катя его деньги доверила?

Катя поставила перед ним тарелку, подала салфетку и придвинула ближе плетёнку с хлебом.

– Тебе салат положить?

– Да, – в некоторой прострации отозвался Жданов и не взял вилку до тех пор, пока Катя не положила ему салата. Понаблюдал за тем, как она Зорькину добавки подложила.

– Андрей, ешь, а то остынет.

Он принялся за еду.

Вечером Андрей лежал в постели, закинув руки за голову, и размышлял, наблюдая за женой. Та только что вошла в спальню, занималась своими делами, присела на несколько минут за его ноутбук, даже за очками потянулась, но время от времени, видимо чувствуя его взгляд, нервным движением заправляла волосы за ухо или поправляла бретельку сорочки.

– Ты доверяешь Зорькину? – наконец спросил Андрей.

Катя, кажется, совсем не удивилась его вопросу.

– Как себе.

– Почему?

Она всё же оглянулась на него через плечо.

– Почему доверяю?

Жданов кивнул.

– Потому что он честный, и никогда не предаст.

– Не слишком убедительный довод, – хмыкнул Андрей. – Когда-то я также думал о тебе, и что?

– Ничего. Ты меня плохо знал, а я Колю знаю… – Она на секунду призадумалась. – Двадцать два года.

– И поэтому, в память о прошлом, он решил стать соучастником твоего преступления? Даже не засомневался ничуть?

Катя крышку ноутбука закрыла и на стуле развернулась.

– Засомневался, и даже не чуть. Но я умею убеждать, ты же знаешь.

– Знаю, – негромко и недовольно отозвался Жданов, глядя Кате не в лицо, а на грудь под тонкой тканью сорочки. Пушкарёва почему-то не стеснялась его, видно, и это в себе воспитывала, помня о прошлом. – Давай спать, – попросил он.

Катя спорить не стала, поднялась и прошла к двери, чтобы свет выключить. Андрей не спускал с неё глаз. Говорил себе, что смотреть не нужно, пора отвернуться, и мало того, повернуться к жене спиной, но медлил. Так и лежал, и когда свет погас, уставился в темноту до рези в глазах. Катя легла рядом, повозилась, устраиваясь поудобнее, а Андрей, чувствуя это, зубы сжал, отказываясь думать о том, о чём думалось.

– Спокойной ночи, – прошептала Катя, по всей видимости, тоже удивлённая тем, как спокойно закончился этот вечер. Не поругались, даже не поспорили ни разу. Но желать друг другу «спокойной ночи» показалось Жданову всё-таки излишним. Молча повернулся на бок и закрыл глаза.

За две недели брака их засыпали приглашениями. Всем не терпелось воочию увидеть женатого Андрея Жданова и его избранницу. Посетить все предложенные мероприятия было физически невозможно, а Андрей предпочёл бы и вовсе нигде не показываться, настроения не было, но отказаться от всех приглашений тоже нельзя, Маргарита чётко отслеживала их светскую жизнь. И дважды они с Катей всё же вышли в свет. В эти вечера приходилось безостановочно улыбаться, держаться за руки, врать о счастливой семейной жизни, даже танцевать. Танцы обоих смущали. Жданов попытался над женой подшутить, наклонился к её уху и зашептал какую-то ерунду, вызывая тем самым смущённый румянец у Кати на щеках, но решился он на это лишь однажды, потому что после того, как они вернулись к другим гостям, жена, в отместку, принялась вспоминать о том, как он в караоке для неё пел. Андрей улыбался, сверлил её взглядом, а она всё говорила и говорила, радуясь реакции людей на свой рассказ.

– Убью, – шепнул он ей, отведя в сторонку.

Катя положила руку на его локоть.

– Я просто рассказала.

– Смотри, как бы я чего не рассказал в следующий раз.

– Неужели это так страшно – спеть для женщины? – поинтересовалась она, явно подтрунивая.

– Я не пою, и все об этом знают. У меня даже слуха нет.

Катя отвернулась и улыбнулась его родителям.

– Я, кстати, заметила.

Андрей стоял позади неё, положил руки ей на плечи и чуть сжал. Затем наклонился и прижался губами к её открытой шее.