Текст книги "Научи меня плохому (СИ)"

Автор книги: Екатерина Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Нашла дяденьку.

– Ну, а кто он?

Жданов недовольно вздохнул в сторону, привалился спиной к стволу березы, и жену за плечи обнял, притянул ближе к себе. Взглянул ей в лицо. Катя выглядела задумчивой, смотрела в сторону и крутила между пальцев травинку. Андрей отвел волосы от ее лица.

– Как люди, вообще, отсюда в Москву попадают? – вырвалось у него.

Катя улыбнулась, но отстраненно.

– Андрюш, они не ездят в Москву.

– А, ну да… Я испортил выходные?

– По-моему, все так, как ты и обещал. Природа, чистый воздух, солнце и полное отсутствие цивилизации.

Она потянулась в его руках, руки наверх закинула и за шею Андрея обняла. Он рассмеялся, успокоенный ее умиротворенным видом.

– С оторванностью от цивилизации особенно удалось, да?

Катя не успела ответить, заметила на тропинке людей, и выпрямилась, ноги под себя поджала, и подол сарафана оправила. И, конечно же, поздоровалась в ответ, когда их заметили и приветливо закивали. Особенность жизни в деревнях и селах, по крайней мере, на это всегда обращают внимание городские жители, это то, что все друг с другом здороваются. Даже с приезжими, потому что точно знают – они чужие, а это всегда любопытно и интересно. Каждый раз, как они с Андреем появлялись на улицах села, к ним проявляли большой интерес, а уж после того, как Жданов на полном серьёзе попытался в магазине за мороженое пластиковой картой расплатиться, еще и шептаться начали. Катя однажды слышала, как две женщины у колодца обсуждали их машину, которая безумных денег стоит, но всё равно железо железом, раз сломалась. Про «железо» Катя мужу рассказывать не стала, но про себя посмеялась.

Сельчане, мужчина и женщина, прошли мимо них по тропинке, и стали подниматься на пригорок. Андрей хмыкнул.

– Переговорный пункт в работе.

– Вот тебе кажется это странным, а им мы странными кажемся. Сидим у тропинки под березкой… и что-то делаем, – закончила она с небольшой неловкостью.

Жданов обхватил её руками и попытался повалить назад, на себя. Катя невольно ахнула, довольно громко, краем глаза заметила, что женщина обернулась, и Пушкарёва зажала себе рот ладонью и рассмеялась.

– Что мы делаем? – выдохнул он ей на ухо.

Но ей удалось отбиться, поднялась, держась за березу, и независимо вскинула голову, сдула волосы с лица. Сделала Жданову знак подняться.

– Пойдём.

– Командуем потихоньку, Екатерина Валерьевна?

– Не хочу людей смущать. Они не столичные жители, Андрей… Палыч. Им твои валяния у дороги в травке в новинку.

– Да брось, – Жданов легко поднялся на ноги. – Это же природа. Тут сам бог велел… – посмотрел на примятую траву, – валяться. Тебе же понравилось?

Катя вышла на тропинку, оглянулась через плечо и сказала:

– Мало ли, что мне нравится.

– Ой, мы научились мужа дразнить, да? – Догнал её и обнял за плечи.

– Нас не хватятся в Москве?

– Я звонил отцу, правда, не знаю, что он понял, связь постоянно прерывалась, но, думаю, в розыск не подадут.

– Милко тебя убьёт.

Жданов скривился.

– Не надо об этом.

Катя взяла его под руку.

– Ты ему сейчас больше всех нужен, а ты уехал. Заниматься своей личной жизнью. – Выдержала небольшую паузу. – Думаю, тебя он пощадит, а убьёт меня.

Жданов поцеловал её в макушку.

– Я тебя защитю. – Вздохнул глубоко, задумавшись над последним словом. В итоге пришел к выводу: – Надо в Москву.

По возвращению в пансионат, их встретила администратор и с добродушной улыбкой предложила молодым супругам выпить парного молока. Жданова заметно перекосило, он даже позеленел немного, и Кате пришлось за мужа извиняться.

– Знаешь, у тебя непереносимость сельской жизни, – сказала она ему в номере. – Тебе всё не так. Запомни раз и навсегда – больше никаких диких мест.

– Вот ты не права, Катерина, – попробовал возмутиться он. Футболку снял и подошёл к открытому настежь окну, выглянул в сад. – Я люблю природу.

– В шезлонге у бассейна. Как я и говорила. Жаль, что не поспорила с тобой.

– И на что бы ты поспорила?

– На деньги, конечно. На что еще с тобой спорить?

– На деньги? – Андрей презрительно фыркнул, но уже приглядываясь к жене с особым интересом. – Ты корыстная?

Катя не улыбнулась в ответ, лишь плечами пожала.

– Со стороны виднее.

Андрей подошёл к ней, руки на плечи положил и удержал Катю на месте, когда она хотела увернуться от поцелуя. Не понравились ей слова о корысти, она напряглась и теперь лишь уступила ему, не желая выяснять отношения и спорить. Но уже через минуту оттаяла и обняла.

В номере было жарко. Душно, и кондиционера очень не хватало. Окно было открыто настежь, и не закрывалось даже на ночь. В первые сутки Жданов все на свете проклял, ругал себя за то, что не выяснил подробности по телефону, прежде чем забронировать, если можно так назвать, номер в этом богом забытом Доме художника, вот как торопился увезти жену из Москвы. Как назло на улице установилась жаркая погода, и в первую ночь здесь, он всерьёз подумывал лечь спать на полу. Но были и свои плюсы в этих неудобствах, например, можно было не один раз за ночь затащить жену в душ, с продолжением, так сказать, но больше всего Андрею нравилось просто наблюдать за ней. Томной, разнеженной, разгорячённой. Катя ходила по номеру в одной сорочке, подходила к окну и вытягивала шею, подставляя лицо легкому ночному ветерку. Закрывала глаза, убирала с шеи волосы, и ее не заботило кто и что подумает, если её увидит. Обычно после такого мысли о ночевке на полу, Жданова покидали. В одну из ночей он даже признался ей:

– Люблю, когда ты перестаёшь себя контролировать.

– Теряю голову?

– Нет. Перестаешь анализировать, все вокруг. И себя, конечно.

Она села рядом с ним, придержала простынь на груди.

– Я так делаю? То есть… это заметно?

– Иногда. – Жданов руку поднял, чтобы прикоснуться к ней. Провел пальцем по подбородку, потом опустил руку к груди. – Но иногда ты забываешь об этом, и тогда уже я обо всем забываю. – Усмехнулся. – Тебе это льстит?

– Вот как ты умеешь испортить момент, – пробормотала она, отворачиваясь.

Он перехватил ее поперек живота и заставил снова лечь.

И сейчас, наблюдая за женой, как она поднялась с постели и идет к окну, Андрей вдруг вспомнил те свои слова. Прошло три дня с тех пор, а неудобно стало только сейчас. Он произнёс «люблю» – легко и бездумно, а понимание этого пришло гораздо позже. Он уже искренне что-то в ней любит. Как долго не говорил ей этих слов, а ведь когда-то они запросто слетали с его губ, а потом стало всё труднее, смотреть ей в глаза и повторять: я тебя люблю. Сейчас бы он этого не сказал, но признался бы, что любит заниматься с ней любовью, смотреть на неё после, иногда поддразнивать, и даже получать в ответ лёгкие тычки – любит. Ему нравится, как она щурится на солнце; морщит нос, когда капризничает, но это для Кати мимолетная эмоция, все свои капризы она тут же глубоко прячет в себя, и нужно успеть заметить, понять и оценить степень её нежелания что-то делать. А ещё она читает экономические журналы в постели, обожает засахаренный миндаль и умеет изображать невинность и неприступность, и ей даже удаётся сбить этим Жданова с толка, до такой степени, что он порой всерьез теряется. А уж как они, бывает, ругаются, такого у него ни с кем не было. И кто бы мог подумать, что его это увлечет. Всегда в женщинах ценил ощущение комфорта, которое они ему дарят, любил, когда за ним ухаживают, и уж точно не спорят никогда, не хотелось терять время на ненужные разговоры и выяснения, а вот его нежданной жене каким-то непостижимым образом удалось взять его именно противостоянием. Нравилось ему наблюдать, как она, закипая, просыпается, и из жестких скорлупок появляется совсем другая Катя, которая ни в чем ему не уступит, вот просто из принципа. Эту женщину было трудно понять, её трудно было принять, а ещё труднее смириться с тем, что именно она сумела привнести в его жизнь интерес и страсть. Не вовремя, и неудачно, но всё чаще хотелось об этом забыть, и просто смотреть на неё, прикасаться к ней. И ни в коем случае не думать о том, что он сделал всё для того, чтобы она его возненавидела. Как того парня когда-то. Дениса. Что он лишь ступенька, которую она успешно преодолеет. А, возможно, уже преодолела, раз он думает обо всём этом, а она стоит у окна и размышляет о чём-то отстранённом. Жданов был уверен, что не о нём.

Он откинул голову на подушку и глаза закрыл. Катя обернулась, уловив движение.

– Я думала, ты спишь, – шёпотом проговорила она.

– Нет.

– Тебе жарко?

Он кивнул и потер лицо рукой. Потом невесело усмехнулся.

– Устроил я нам отпуск. Каждая ночь, как в сауне.

Катя сходила в ванную, намочила полотенце и вернулась к нему. Присела на край постели с его стороны, а прохладное полотенце Андрею на грудь положила. Он вдруг поёжился. А потом руку её удержал на своей груди.

– Ты меня сильно ненавидела? Тогда… после инструкции.

Катя сильно удивилась его вопросу. Потому что вскинула голову, взглянула удивлённо, Андрей даже в полумраке верно расценил её взгляд, попыталась отодвинуться, но он всё ещё держал её за руку.

– Да, Андрей.

Он помолчал, не зная, что сказать. Уже сам был не рад, что не удержался от этого вопроса.

– И что?

– Что? – не поняла Катя. Запястьем осторожно покрутила, надеясь, что Жданов отпустит, и ей удастся отодвинуться.

– Теперь что?

– Я не знаю, – пробормотала она неуверенно, и рукой дернула. Отодвинулась, наконец.

– Когда мы вместе, наедине, всё по-другому. Разве я не прав?

Катя поднялась, забрала влажное полотенце, но вместо того, чтобы унести обратно в ванную, встряхнула и приложила к своей груди, всего на полминутки. Нужно было остыть, потому что сердце вдруг заколотилось и кровь, казалось, закипела. А всё Жданов, со своими вопросами.

– Не думаю, что это что-то меняет, – сказала она, в конце концов. – Сколько мы времени наедине проводим?

– Ну, вообще-то, большую часть. Ты не замечала?

Она взглянула на него в смятении.

– Сейчас это не имеет значения, Андрей.

– А что имеет?

– Сам знаешь. «Зималетто».

– Ты мешаешь одно с другим.

– Нет. Это ты делаешь.

Он улыбнулся, но совсем невесело.

– Вот так начинаются наши ссоры. «Ты!», «Нет, ты!». Катя…

Она снова присела на постель, отложила полотенце и облизала сухие губы.

– Помнишь, ты сказал мне тогда, что я пожалею… Что у меня стресс, – она горько усмехнулась, – и что когда я начну осознавать, что же я натворила, то пожалею. – Андрей глаза закрыл, но Катя всё равно продолжила, скорее всего, даже не заметила. – Мне кажется, я начинаю жалеть. Просто я не представляю, чем всё это закончится.

– Раньше же представляла, – проговорил он скрипучим голосом.

А Катя покачала головой.

– Если честно, то нет.

Андрей глаза открыл, устремил на неё тяжёлый взгляд.

– Мне казалось, что три месяца – это целая жизнь. Что я всё успею. И в себе разобраться, и в тебе окончательно разочароваться, и всё у меня будет в порядке. Потому что хуже, как казалось, уже некуда. А теперь… надо признать, что я немного отклонилась от цели. – Это она уже договорила с улыбкой, хотя Жданов представить не мог, чего ей эта улыбка стоила, горло, казалось, канатом стянуло, вот-вот рыдание вырвется. Пытаясь скрыть свои чувства, Катя поднялась и ушла в ванную. Провела там не больше минуты, полотенце в корзину для грязного белья кинула, посмотрела на себя в зеркало, открыла холодную воду и умылась. Получилось вздохнуть. Порадовалась за себя по этому поводу.

Вышла из ванной комнаты, попыталась придумать, что сказать, а за окном вдруг раздался раскат грома. Загромыхало, раскатилось по всему небу и вновь столкнулось где-то поодаль, явив миру кривую страшную молнию.

– Гроза? – недоверчиво проговорила Катя.

– Гроза, – со вздохом согласился Жданов и заложил руку за голову. Прислушался к шуму ветра, поднявшегося всего за пару минут. Запахло дождём, ещё раз громыхнуло, а занавеску подхватило прохладным ненастным ветерком.

Катя поспешила прикрыть окно, не смотря на то, что на улице появилась приятная прохлада. Но каждый отголосок грома и вспышка молнии, пугали. Легла в постель и привычно придвинулась к Андрею. Он смотрел в потолок, был задумчив, но всё же обнял её, вытянув руку на её подушке. Катя при очередной вспышке молнии, уткнулась носом в его плечо и глаза закрыла. Почувствовала, как Андрей погладил её по спине. А потом вдруг сказал:

– Не жалей. Никогда ни о чём не жалей. Особенно об этом.

– Как съездили?

Катя сдержанно улыбнулась, потом бросила на Тропинкину взгляд исподлобья.

– Хорошо. Только Андрею не напоминай и ничего не спрашивай. Он только успокаиваться начал.

Маша усмехнулась.

– Да, я слышала, у вас машина сломалась.

– Андрей нервничал, – согласилась Пушкарева.

– Боялся, что навсегда там застрянет?

– Наверное.

Маша потомилась у стола, с папками в руках, потом рискнула присесть напротив Кати.

– А как у вас вообще? Все нормально?

Катя замерла в настороженности, подняла на Тропинкину глаза.

– Да, Маш, все хорошо.

Та улыбнулась.

– Здорово. Правда, здорово!

– А почему ты спрашиваешь?

– Да просто так. Ты ведь ничего не рассказываешь. А мы переживаем с дамочками. Но Андрей Палыч на самом деле довольным выглядит. Но ты, Кать, главное ребенка ему роди, и тогда он точно никуда не денется.

– Маш, ты что говоришь-то?

– А что? – Тропинкина невинно хлопнула ресницами. – Ждановым наследник нужен, это все знают. А Андрей все тянет и тянет.

У Кати вырвался легкий вздох, она ручку отложила и откинулась на спинку кресла. Взглядом Машу сверлила, потом резко развернулась на кресле.

– Хорошо, Маш, спасибо за совет.

– Ты что, обиделась? Я ведь просто помочь хочу.

– Верю.

– Что-то не так, да?

– Почему? Все так. Просто я думаю, что такие вопросы нам с Андреем нужно обсуждать, а не мне за его спиной с подружками.

– Это, конечно. – Маша поднялась, но все равно медлила, не уходила, смотрела на Катю. А потом сказала: – Ты сильно изменилась.

– Неправда.

– Правда. Ты теперь больше Жданова, чем Пушкарева, на страже их интересов. – Улыбнулась вполне дружелюбно. – Но это правильно.

– Маш, ты ошибаешься…

– Почему? Они твоя семья. Разве нет?

Катя опустила глаза.

– Да, наверное.

В кабинет заглянул Жданов, увидел Машу и якобы удивленно вздернул брови. Но молчал, и от его взгляда Тропинкина занервничала.

– Я пойду. – Протиснулась мимо Андрея, кинув на него затравленный взгляд, а тот сразу дверь за ней прикрыл.

– Выпытывала? – поинтересовался он у жены.

– Да нет. Советы давала.

– Да? И что Тропинкина насоветовала? Даже интересно.

Катя от него отвернулась, отыскала в стопке папок нужную, с первыми данными финансового отдела, но удержаться было трудно, и она все-таки сообщила ему будничным голосом:

– Советовала ребенка родить. Чтобы ты уже никуда не делся.

Андрей замер рядом с ней, рот открыл, а что сказать не нашелся. Потом промямлил:

– А ты что?

Катя развернулась к нему, папку протянула и ответила:

– Обещала подумать.

Они взглядами встретились, и Катя вдруг ощутила странный озноб. Криво улыбнулась, спеша все свести к шутке, а потом бодро поинтересовалась:

– Ты Пал Олегычу звонил? Объяснил почему мы задержались?

– Да, не волнуйся.

– Да я и не волнуюсь, – пробормотала Катя, отворачиваясь, смотреть на Жданова было невыносимо. И зачем она ему про ребенка ляпнула? Он вон как насторожился.

– Катя. – Андрей ее за руку взял, когда она поднялась и хотела пройти мимо него. Катя сделала шаг назад, к нему, но совершенно не желала слушать, что он ей сейчас скажет. Наверняка очередную глупость, и все только больше осложнится, и Андрей будет думать, что она поменяла свои планы и теперь попытается привязать его к себе. Позавчера он просил ее ни о чем не жалеть, а она все равно жалеет. Жалеет, что все так глупо.

Андрей папку, что Катя ему вручила две минуты назад, на стол положил, и жену к себе ближе притянул. Видел, что она старательно отводит глаза в сторону, ей было неловко, и поэтому он решил сменить тему.

– Мама просила напомнить, что на завтра у нас приглашение.

– Выход в свет? – без особого энтузиазма переспросила Катя.

– Да.

– Хорошо.

– И почему я тебе не верю?

– Не знаю. Я вполне искренна.

Он все же улыбнулся.

– Да, вполне.

– Не дразни меня, – пожаловалась она уже ему в губы. Жданов все это время притягивал ее все ближе и ближе к себе, ладони опустились с Катиной спины ниже, и когда Андрей наклонился, чтобы ее поцеловать, Катя возражать не стала. Какой смысл возражать, напоминать о работе, отчете, который он, кстати, еще этим утром требовал срочно и немедленно, если между ними снова появилась неловкость, всколыхнувшаяся из-за одного неодуманно брошенного слова, и это нужно было срочно исправить. Чтобы не держать в себе, не накапливать дискомфорт, и не думать следующие несколько часов, как избежать щекотливой темы вечером, когда работа останется в офисе «Зималетто», а они наедине друг с другом.

– Смотрю, выходных вам не хватило, – недовольно пробурчал Малиновский, заглянувший в кабинет. Он несколько секунд потратил на то, что наблюдал за целующейся парочкой, особое внимание уделив Пушкаревой, как та виснет на шее своего фиктивного мужа, и в итоге ощутил острое неудовольствие. Рома уже не сомневался в том, что ситуация с этим вынужденным браком ухудшается с каждым днем. Ведь если брак вынужденный, и жениться человека заставили, то он вряд ли повезет жену– шантажистку с чужих глаз, чтобы ему никто не мешал наслаждаться всеми прелястями семейной жизни. Так ведь? А Жданов не устает это делать. Да еще Пушкарева… Кто бы мог подумать, что под старомодными смешными одеждами скрывается хищница. Вон как к Андрею жмется. Без всякого стыда и стеснения, надо сказать. И губы после поцелуя не вытирает, а облизывает. Рома даже головой качнул, не удержавшись, поражаясь женской коварности. Год назад при слове «поцелуй» Катенька краснела, как помидорина, а сейчас и бровью не повела, когда он их застал. Что с ней Жданов сделал?

Встретив укоряющий взгляд Андрея, Малиновский заставил себя отвлечься от мыслей о коварности Пушкаревой, и буркнул:

– Пойдем в цех, ждут же.

– Ты прям смутился, – усмехнулся Андрей, когда они с Малиновским по коридору шли. – Аж покраснел весь.

– Это не от смущения.

– А от чего?

– От негодования! Андрюх, неужели ты не понимаешь, что она крутит тобой, как хочет?

Следующая усмешка была уже не столь веселой. Жданов под ноги себе посмотрел, потом плечом дернул, якобы равнодушно.

– Понимаю.

– И что ты собираешься делать с этим? – добавив в голос издевки, поинтересовался Малиновский.

Жданов глянул на него искоса.

– Я контролирую ситуацию.

От такого дурацкого ответа Рома аж споткнулся.

– Видел я, как ты контролируешь! – Дернул Жданова за руку, чтобы тот остановился, а когда Андрей к нему повернулся, страшным шепотом проговорил ему в лицо: – Ей нельзя верить, Палыч. Я про таких, как она, слышал. Они съедают мужиков изнутри. Забираются в твою голову, и… В общем, все плохо.

– Ромио, ты не заболел? Кажется, ты бредишь.

– Это ты бредишь! Она, вообще, не в твоем вкусе, забыл?

– Причем здесь вкус?

Малиновский вытаращил глаза.

– Как это? Это же… правда жизни.

Андрей странно ухмыльнулся ему в лицо, и направился к дверям. Оглянулся через плечо, а встретив обеспокоенный взгляд друга, махнул тому рукой.

– Пойдем уже. Что ты застыл?

– А про то, что в газетах пишут, ты ему сказал? – строгим голосом осведомилась Кира, когда Малиновский, спустя час заглянул к ней в кабинет, Амура принесла им кофе, и Рома теперь с тоской вглядывался в черную гущу на дне своей чашки. Даже подумал о том, а не попросить ли Амуру предсказать ему будущее? Ближайшее. В том смысле, что опомнится Жданов или у него мозги окончательно отшибло. Да еще Кира продолжала его мучить, и выпытывать у него подробности. Рома всерьез опасался запутаться, и сболтнуть чего-нибудь лишнее. Андрей тогда его убьет, непременно. Вот поэтому и обдумывал каждый вопрос Воропаевой со всей тщательностью. В разговоре повисали большие паузы, и Кира злилась, сверлила его свирепым взглядом. Но Рома все равно не торопился с ответами.

– Я сказал.

– А он что?

– Ему все равно, Кира.

Она стукнула по столу кулачком.

– Что она с ним сделала? Вот объясни мне!

– Как я такое объяснить могу? Это выше моего понимания!

– Она – фальшивка, Рома. Она ведь не настоящая. Стала Ждановой, дорвалась до денег и уважения, приоделась, накрасилась… И в это он влюбился? Неужели не видит?..

– Кира, я не знаю! – Малиновский торопливо поднялся. – Мне тоже все это не нравится, но сделать мы ничего не можем. – Выдержал еще одну паузу, и добавил: – Она его жена.

– Жена, – чуть слышно фыркнула Воропаева, когда за Ромой закрылась дверь ее кабинета.

Жена – это лишь слово. Что оно значит? Да ничего! Быть и казаться – вещи разные. А Кира была уверена, что Пушкарева лишь кажется любящей и уверенной в себе. Весь вчерашний вечер она посвятила чтению ее дневника. Правда, надежды узнать какую-нибудь страшную тайну, не оправдались. Записи в дневнике напоминали подростковые. Были пронизаны любовью, восторгом, томлением, присущими влюбленной девушке. Кира читала записи, сопоставляла даты и закипала внутренне все сильнее. Как Андрей мог? Тогда, с Пушкаревой? А потом приезжать к ней, и врать про поставщиков, дела, проблемы, подготовку к совету директоров? А Катя все писала и писала, страницу за страницей, про подарки и открытки, про тайные встречи и жаркие поцелуи. Про обещания Жданова… Про ее жалость к ней, Кире, и свою вину перед ней…

Она ненавидела эту женщину, за каждую строчку, за каждую страницу ее дурацкого розового дневника. За каждое сердечко, за каждое имя Андрея, с любовью выписанное на полях. Небольшое удовлетворение приносили Катины размышления о собственной не совершенности и не идеальности; Пушкарева писала о том, что Андрей не может полюбить такую, как она, и Кире хотелось кричать каждый раз, соглашаясь с ней, вот только смысла в этом уже не было. Екатерина Пушкарева, со своей неуверенностью и не идеальностью была женой Андрея, и он ее выбрал. Он целовал ее в своей машине, в каморке, почему-то не видел или не хотел видеть ее некрасивости, писал ей открытки, читая которые, Кира внутренне замирала, а после начинала плакать, а потом Жданов женился на ней. На этой обезьянке, которая никогда – никогда! – даже соперницей ей не была.

Дневник многое Кире рассказал о Кате Пушкаревой, о той, какой она была, но не смог объяснить желание и любовь Жданова к ней, и не дал ответа на главный вопрос – как от Пушкаревой избавиться. Как, черт возьми, от нее избавиться? Чтобы больше никогда не видеть, как они с Андреем возвращаются после маленького «медового» месяца, как выходят из лифта, держась за руки, смущенные, но довольные. Забыть, что он когда-то целовал эту Катю так, как ее, и больше никогда не слышать от Маргариты о том, как «они с Пашей ждут внуков, и надеются, что Андрей с Катей не увлекутся работой настолько, чтобы отложить этот вопрос на неопределенное время». Разве Кира могла подумать, что когда-нибудь услышит от Маргариты, своей главной опоры, подобные речи, в отношении другой женщины? Кажется, Жданова уже забыла, что Кира страдает и ждет до сих пор, раз так походя убивает в ней последнюю надежду.

Кира даже раскаялась, что взяла этот злосчастный дневник. Он только измучил ее. Она узнала столько всего, что принесло лишь боль. Невольно вспоминала поведение Андрея в те дни, что он говорил и как себя вел. Что врал ей, пытаясь скрыть, где и с кем проводит вечера. А их ночи? И то, что Пушкарева писала об этом? Тот вечер они с Викой провели в милиции, так неудачно попавшиеся при слежке за Ждановым, и пока она пыталась спасти

Клочкову от обвинения в неуважении к сотруднику органов правопорядка, все и случилось. Ее Андрей и Катя Пушкарева… Она даже представлять этого не хочет! Ей хватило восторженных отзывов Пушкаревой! Единственное – упоминание имени какого-то Дениса, сравнение случившейся некогда с ней неприятности и того, что происходит между ней и Андреем сейчас. И все в пользу Жданова! Хотя, кто бы сомневался.

Последние страницы дневника были нещадно выдраны, это немного удивило, Кира долго водила пальцем по испорченному переплету, цедила виски и думала… О том, почему все так. Чем какая-то Пушкарева, способная вести дурацкие девичьи дневники, смогла заинтересовать Андрея Жданова. Настолько, что тот ходит, как кот, и разве что в открытую не облизывается от довольства собственной жизнью. Почему он доволен своей жизнью, а ей, Кире, так не везет? Ведь она так старалась, столько сделала… А ведь одно время ей казалось, что этот брак рухнет, не начавшись толком. Это казалось правильным, понятным и радовало, а потом Пушкарева что-то сделала. Она опять что-то сделала! Как ей это удается?

– Катя, правда, так сказала? – Кира замерла за дверью своего кабинета, уже готовая выйти, услышав восторженный шепот Шуры Кривенцовой. Та только думала, что шепчет, говорила понизив голос, который дрожал от возбуждения.

Кира вся превратилась в слух, стараясь разобрать слова Тропинкиной. Та что-то зашушукала, и только Амура вдруг твердо заявила:

– Правильно! Ты правильно ей сказала, Маша. Чтобы кое-кто перестал… мечтать.

– Девочки, а вы представляете маленького Андрея Палыча?

Кира дверь распахнула и посмотрела на склонившихся друг к другу женсоветчиц. Те вздрогнули и отскочили в разные стороны.

– У вас уже обед?

– Нет, Кира Юрьевна, мы просто…

– Хватит сплетничать. Маша, иди на место. – А когда Тропинкина из приемной вышла, Кира повернулась к Амуре. – О чем вы говорили?

– Ни о чем.

– Прекратите обсуждать личную жизнь начальства! Вам понятно?

Девушки молча кивнули, устремив взгляды в мониторы своих компьютеров.

Как на грех, выйдя из приемной, столкнулась с Пушкаревой. В буквальном смысле налетели друг на друга, замерли в растерянности, Катя опустила глаза на выпавшую из рук папку, потом проговорила в трубку, что держала у уха:

– Нет, Андрюш, все в порядке, я бумаги уронила. Я сейчас… – С Кирой взглядом встретилась, и Воропаевой стало не по себе. Отступила на шаг, когда Катя присела на корточки, чтобы поднять папку. Телефон выключила и в карман убрала, а потом сказала: – Извините, Кира Юрьевна, я вас не заметила.

– Хотела бы я вас не замечать, Катя.

Пушкарева легко пожала плечами.

– Это ваше желание, не мое.

Они вместе направились по коридору, каждая посчитала, что стоять и ждать, когда соперница уйдет, глупо и не достойно. И поэтому вместе оказались перед дверью в президентскую приемную. Вот тут замешкались, неловкость нарастала, и тут уже Катя решила не поддаваться панике, дверь открыла и вошла. Проигнорировала удивленный взгляд Клочковой, и под ее вопль:

– Кира! – поспешила в президентский кабинет. Вошла и тут же дверь за собой захлопнула.

– Кто за тобой гонится? – спросил Жданов, с интересом наблюдая за ней.

Катя к его столу приблизилась, и негромко проговорила:

– Я в коридоре с Кирой столкнулась. И мы вместе сюда шли, в полном молчании. Так неловко.

– Она в приемной?

– Да. Вот тебе отчет, а я пошла.

Андрей усмехнулся.

– Кать!

– Что? Я ее боюсь. Когда она так на меня смотрит – боюсь. И вообще, я поеду домой. Отчет я доделала, а дома шаром покати.

– Андрей.

Жданов глаза от жены отвел, увидел Киру в дверях кабинета, судя по ее взгляду, Воропаева была настроена весьма решительно, даже ждать не хотела, пока он освободится.

– Проходи.

Катя немного нервно оглянулась на Воропаеву, и негромко проговорила:

– Я пойду.

Андрей посверлил ее взглядом.

– Ты сама справишься с покупками? Возьми Федора.

– Хорошо. До свидания, Кира Юрьевна.

– До свидания, – небрежно отозвалась Воропаева, присаживаясь на стул напротив Андрея. Села и стала смотреть на него, наблюдая за выражением его лица. Жданов все не сводил с жены глаз, как будто что-то донести до нее своим взглядом пытался, а потом вдруг коротко улыбнулся, видимо, дождавшись какого-то действия. Кире очень хотелось обернуться, узнать, что такого Пушкарева сделала, чтобы добиться улыбки, озарившей его лицо на мгновение, но удержалась. С трудом, но удержалась, сцепила руки под столом.

– Так что ты хотела обсудить?

– Не обсудить, а сообщить. Тебя ведь не было почти неделю. – Вышло с вызовом, и Кира поспешила смягчить впечатление. – Милко предложили провести небольшой показ на завтрашней презентации Крычевского.

– Кто предложил?

– Сам Макс и предложил. Милко хочет показать коллекцию нижнего белья, да и формат презентации подходящий. Мы решили, что ты против не будешь, так что все готово.

Жданов откинулся на кресле, обдумывая.

– Милко не хотел никому ее показывать.

– Ну, месяц назад не хотел, а сейчас захотел. Не вижу в этом ничего плохого. Посмотрим на реакцию зрителей.

– Посмотрим, – согласился Андрей.

– Думаю, все пройдет хорошо. Там есть довольно интересные вещицы.

Андрей вскинул бровь и взглянул с усмешкой.

– Ну, раз ты оценила!..

– А ты еще помнишь, что я люблю?

– На память пока не жалуюсь.

– А твоя жена? Радует тебя?

– А ты зачем спрашиваешь?

Кира пожала плечами.

– Любопытно.

Жданов хмыкнул, еще надеясь перевести возникшую напряженность в шутку.

– Я не жалуюсь.

– Очень за тебя рада, – холодно проговорила она.

Жданов с некоторым беспокойством, но и с долей любопытства, наблюдал за тем, как она поднимается, гордо вскидывает голову, проводит ладонью по ткани юбки, делает осторожный вдох, и тут у Андрея вырвалось:

– Ты ни с кем не встречаешься?

Кира посмотрела с изумлением.

– Я?

– А что?

– Думаешь, пора? – Кира попыталась изобразить язвительность – голосом, взглядом.

– Я не знаю. Ты должна решить.

– Я решу. Но почему тебя это беспокоит?

– Не беспокоит. Я просто спросил.

– Скажи еще, что из вежливости.

– В каком-то смысле.

Кира не ответила, тряхнула головой, потом рукой волосы от лица отвела. И вдруг улыбнулась, руку в бок уперла, принимая вызывающую позу, и легким тоном проговорила:

– Ты бы поговорил с подружками своей жены. Они по углам шепчутся, и, наверное, уже ставки делают, как скоро Пушкарева тебе родит. Или ты всерьез решил остепениться?

Андрея немного перекосило при упоминании женсовета, но он с собой справился, лицо разгладилось и даже подобие улыбки на губах появилось.

– Странный вопрос женатому человеку.

– Ну, одно дело в семью поиграть, а совсем другое семьей быть. С детьми, с каждодневными обязанностями.

– Когда-нибудь это все равно случится.

– Ты ее любишь?

Андрей понимал, что нельзя выдерживать слишком долгую паузу, он не должен казаться растерянным и обескураженным этим вопросом, нужно просто ответить…

– Да, люблю.

– За что?

– Я не знаю.

Кира сглотнула.

– Когда я тебя спрашивала, за что ты любишь меня, у тебя всегда был ответ на готове. И за то, и за это… А с ней ты не знаешь?

Жданов отвернулся от нее.