Текст книги "Атради (СИ)"

Автор книги: Екатерина Осеннова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Себя. Алэя. Льющийся из потолка свет. Мрачный зал. Огромный, но не бесконечный. Колонны, пыль, паутина, затянутые потрёпанными гобеленами стены. Каменный прохладный пол. Полное отсутствие красок. Чёрно-белый мир и яркое пятно её волос. Огненно-рыжих.

Тогда Роми казалось, что она сияет так ярко – что слепит саму себя. Будто там, за чёрным высоким потолком действительно существует серебряное солнце, пробивается в единственное узкое окно, окунает её в мягкий, тёплый, осязаемый кокон света.

Сейчас она замечает, что её полупрозрачная одежда в этом свете кажется плотнее, скрывает больше, чем могла бы. Вспоминает – предупреждающие «колокольчики» звякнули, выдернув в Плешь почти из постели, причём не своей, а потому на ней прозрачный, невесомый, длинный – до пола – пеньюар.

Тогда Роми разозлилась, подумала – ну почему в Плешь всегда затягивает из таких неподходящих условий? Но раздражение исчезло, не успев оформиться. С ней заговорили, и голос заставил вздрогнуть.

Сейчас Роми думает, что в тот момент была похожа на вставшего с трона монарха. Босого, простоволосого… Сейчас она снова дрожит, но не переживая то самое непонятное чувство, а вспоминая, что будет потом. Через много удивительно длинных, тягучих дней.

– Я всегда считал, что Встречающие – бесполые, бесформенные существа. Я рад, что ошибся.

Перепад светотени не мешает разглядеть ей того, кто заговорил. Он тоже босиком, чёрные брюки закатаны почти до колен, будто он ходил по воде, когда перенёсся сюда. Белая рубашка застёгнута всего на пару пуговиц, рукава – тоже закатаны. Щурится, в отличие от Роми ему свет мешает.

Он делает шаг навстречу. Вверх, пока только на одну ступеньку.

Она помнит – ему интересно. Он думает, что умер, но любопытство берёт верх над любой другой эмоцией, положенной в подобной ситуации.

Роми боковым зрением замечает тень позади себя.

– Покажи мне ещё, – просит Мира. Её голос звучит совсем рядом. Тихий, настойчивый, ему невозможно не подчиниться.

Мира здесь? Внутри её памяти? Обдумывать нет ни сил, ни желания. Противиться тоже не выходит, хотя вспоминать не так легко.

– Он будет много расспрашивать, будет рассказывать сам, – бормочет Роми. – А потом скажет, что раз это не жизнь после смерти, то хотел бы вернуться домой и обо всём забыть. Я подумаю, что он так и не понял ничего из того, что я говорила. Или не поверил. Буду пробовать объяснить, что ничего не получится, что его сила будет вновь и вновь восстанавливать воспоминания, вновь и вновь выбрасывать его в Плешь. Сколько раз ни подправляй память. Но Алэй будет настаивать.

– Хорошо, – шепчет стоящая в центре зала Роми, сдаваясь. – Ты меня уговорил.

Алэй берёт её за руку. Потом – за вторую. Она не ждёт этого, как не ждёт и того, что он посмотрит ей в глаза, сожмёт ладони.

Роми помнит этот взгляд. Её будто обожгло. Алэй в тот момент был счастлив и смог поделиться чувством с ней. Она знала, что не имеет отношения к тому, что с ним творится. Но это потеряло значение. Ничего не умея, никогда не пользуясь данной ему силой – он окунул опешившую атради в тёплые волны чего-то невероятного.

– А потом? – спрашивает Мира. – Что было дальше?

– Дальше? Дальше я могу с уверенностью назвать миг, когда впервые задумалась о смерти. Когда испугалась её.

Роми послушно продолжает показывать.

Тёмный зал рассыпается звёздным небом.

Она наблюдает со стороны. Видит, как Алэй шагает в Плешь прямо с пляжа, что он упал в воду и мог бы захлебнуться, если бы отсутствие сознания заняло больше нескольких секунд реального времени. Роми хочет выйти к нему, помочь, – и плевать, что близость атради гарантированно разбудит приглушённые воспоминания. Гарантировано не позволит Алэю вернуться к оставленной жизни. Но он не один. К нему уже спешат.

Роми остаётся в Надпространстве, так её не заметят, а она не потревожит биополе Алэя. Так она может находиться рядом столько, сколько понадобится, чтобы убедиться – с ним всё будет в порядке.

– Алэй! Господи… ты!.. – Девушка, невысокая, хрупкая, похожая на подростка, выбегает на берег словно вихрь. Падает на колени в воду, пытаясь помочь встать. Роми не уверена, что она справится: Алэй намного крупнее, но вмешаться означает проявить себя. Это не то, чего бы он хотел. – Куда тебя понесло? Мы же договаривались! Ты же обещал!

– Илара? – голос Алэя звучит глухо, растеряно. Роми знает, что сейчас происходит в его голове – он ничего не помнит и не понимает. Пока. Ему кажется, что-то должно быть, что-то ускользает. Но ухватить мысль не получается и не получится. – Что я… Где?..

– Ты сказал, что тебе нужен свежий воздух. Это разве воздух? Зачем ты пошёл к воде?

Илара бормочет что-то ещё.

Роми помнит, она тогда перестала прислушиваться, вникать в слова. Решила, что подправленная память Алэя бунтует, рвётся наружу, и поэтому он растерян, поэтому ему так тяжело встать, что он, опираясь на плечо расстроенной Илары, сначала садится в воде. Шумно дышит, переводит дыхание и снова глубоко, медленно втягивает воздух. Будто пытается сдержать кашель.

Не сдерживает, и Роми видит кровь.

Песчаный берег исчез. Она снова в Тмиоре.

– Я сбежала. А потом долго не могла заснуть, – тихо поясняет Роми невидимой Мире.

– Покажи ещё, – требует она.

И память обрушивается на Роми с новой силой.

Ночь. Обе Луны прячутся за горизонтом. Так бывает крайне редко – ведь большая слишком огромна, чтобы полностью исчезнуть с небосвода, но сейчас, разве что долго присматриваясь, можно разглядеть куцый бочок над самой листвой.

Темно.

Роми сидит, обхватив колени руками, на не таком уж и широком парапете, на самой верхней террасе. Стоит пошатнуться, и можно весело спикировать вниз, переломать руки-ноги и потом долго и скучно зализывать раны. Её трясет.

Атради нет необходимости понимать биологические процессы в организмах людей. Но для того, чтобы понять, насколько всё плохо, не нужно быть специалистом.

Роми пытается разобраться в собственных мыслях, навалившихся неожиданных эмоциях. Прячется за простой вопрос: как кто-то, кому отмерено так мало, может отказаться от того, чтобы обмануть смерть? Но единственный результат всех размышлений – иррациональный страх не за себя.

– Я объявила остальным Смотрителям, что какое-то время буду следить за Плешью сама, – рассказывает Роми невидимой Мире. – Возражающих не нашлось. Через три дня Алэй снова стоял передо мной. Он вспомнил всё и опять попросил вернуть его домой. Я опять попыталась его отговорить.

Они сидят на ступеньках, ведущих к пыльному трону. В центре всё того же гигантского зала – Плешь Алэя так и будет представать в одном и том же виде, раз за разом.

– Ты была права.

– Я знала, что говорю. Ты силён.

– И от этого не избавиться?

– Предпочтёшь умереть?

Алэй долго смотрит на неё. Будто спрашивает – что ей известно. Роми молчит в ответ. Она так и не сказала ему, что пошла следом, потому что тогда пришлось бы признаться, что сбежала. Что испугалась. Что никогда ещё не верила в смерть так, как в тот день.

– Ты не понимаешь, Ромиль. Я в любом случае умру. Будь ты Ангелом, Встречающей, Смертью во плоти или бессмертной из другого мира – это всего лишь семантика. Суть не меняется. Ты – вестник, что меняет жизнь. Одна заканчивается, другая начинается. Иная. Бесконечная. Что это как не смерть?

– Но ведь ты остаёшься самим собой!

– Нет. Новым. Другим. Моя у меня будет только память. И вернуться к тому, что оставлю, к своей семье, своей жизни, я не смогу.

– Сможешь.

– Не стану, – Алэй качает головой.

– Это другое дело.

– Но тем не менее – тоже смерть. И это больно. Больнее, чем по-настоящему. Для них.

Он не знает, что известно Роми, но, видимо, предполагает, что гораздо больше, чем она говорит. Роми же не спешит признаваться, что уже выяснила всё об Иларе, девушке, на которой он женился чуть ли не сразу после школы. О его книгах, о брошенных увлечениях. Нет, конечно, не всё, только факты, которые почему-то кажутся не главным – и подобные мысли тоже непривычны.

– Значит, лучше совсем ничего?

– Я этого не говорил. Ты дашь мне время?

– Ты не послушалась? Неужели украла его у Илары и приволокла в Тмиор? – Осуждающие нотки в голосе Миры мигом превратили образ Алэя в разноцветное конфетти. – А потом повторила то же самое с Ллэром?

– Я не крала… Я не… Что?

Мир, воссозданный из памяти, пропал. Роми снова сидела в комнате на пуфе рядом с Мирой. Но её частичка всё ещё была там, в воспоминаниях. На берегу и в Плеши. Всё ещё заново переживала то, что случилось века назад, всё ещё испытывала сбивающие с толку чувства, эмоции.

Она не крала его. Того, что случилось, она никогда не хотела, не просила, не могла представить, что так будет. Не смогла отказаться. Не понимала – почему должна?

Ровная, тягучая, бесконечная, во всем устраивавшая жизнь встала на дыбы водопадом чувств. Захватила, захлестнула, перевернула, заставила утонуть и выплыть иной. Почему-то захотелось рассказать Мире больше. Поделиться остальным. Показать, почему когда-то возможность привести Ллэра показалась ей единственным выходом.

Чтобы вернуться, не понадобилось особых усилий. Роми посмотрела на Миру, сама сделала шаг навстречу её разуму, не задумываясь, к чему это приведёт.

***

Поначалу Мира услышала только голоса. Остальное – лишь размытые силуэты в призрачной дымке, похожей на густой туман. Но сомнений не возникало – перед ней Роми и Алэй. В Плеши. В очередной раз.

– … знаешь… Я был готов.

– Тебя не злило?

– Когда-то давно. Ещё в школе, когда поставили диагноз, когда прошёл отрицание и понял, что рано умру, то да. Злило. Ох, как злило… И подталкивало. Я мог… смог. Ты ведь сама знаешь!

– Знаю.

– А теперь я даже хотел бы.

– Как можно хотеть такое?

– Усталость и боль. Постоянная усталость и постоянная боль. Будто живёшь в коконе из иголок и надо ежесекундно напрягать мышцы, чтобы не уколоться и не уколоть тех, кто рядом. Их – сложнее…

Слишком мало. Мира жаждала видеть, а не просто слышать. И вдруг, как на скале, что-то внутри проснулось, лишило воли. Подчинило. Не объясняя зачем, научило как.

– Поделись, со мной, Роми. Откройся.

– Не могу.

– Можешь!

– Не хочу.

Первый шаг сделан. За вторым Мира почти перестала дышать, понимая – увидеть будет уже недостаточно. Картинки, слова не помогают разобраться, почувствовать. Необходимо стереть грань, суметь окунуться в чужие эмоции. И та, вторая, уже знакомая Мира внутри, знала, как это сделать.

Хрупкая преграда исчезла, позволяя снова проникнуть глубже в воспоминания. Слиться с ними, будто она сама сейчас – Роми.

Она протягивает Алэю руку. Его ладонь тёплая, сильная.

Алэй ловит её взгляд, улыбается. Она понимает, что он действительно не хочет. Мог бы или нет – не играет роли. Алэй не хочет, точнее – боится. Она самоуверенно начинает давить. Лишь на миг пробивается через барьер, прикасается к его ощущениям. Этого оказывается достаточно. На мгновение глохнет, слепнет…

– За…чем?.. Я… – Роми начинает задыхаться. Коктейль из колючей боли, страха и желания всё прекратить передаётся и Мире, но она не думает останавливаться. Даже когда Роми удаётся на миг захлопнуть дверцу в свою память, Мира давит сильнее.

– Не сопротивляйся, так нам обеим будет только больнее, – тихо просит она. – Покажи ещё. Ты же хотела мне показать.

– …останусь.

Роми кивает, потому что на слова сил нет, потому что, если бы Алэй ещё раз попросил вернуть его домой, вернуть его боли – она бы отказала.

– Я ничего с Алэем не сделала. Мы… – шепчет Роми. – Мы сде… ла… ли друг с дру… гом… – последнее почти по слогам. – Не… дам… Нет.

Мира чувствует, что Роми снова пытается вытолкнуть её из своего сознания. Отчаянно и безуспешно. Мира сильнее.

…тихий звон, мягкое прикосновение смеха… в самое ухо. Смех отражается от стен, чтобы заблудиться под потолком.

Горячие лапки бегущих по коже мурашек. Горячее дыхание.

– Ничего подобного, Рэм!

– Рэм?

– Да. Мне хочется так. Могу? Рэм… Если нет, скажи, и я больше не…

– Пусть! – Роми прижимает палец к его губам, заставив замолчать. – Пусть…

Оба молчат. Ей кажется – маленькую вечность. Смотрят друг другу в глаза. Потом Алэй мягко целует этот самый палец. Едва-едва касается.

Мира опускается на колени. Замирает, глядя в растерянные глаза Роми. И прежде чем та успевает пошевелиться, обхватывает её голову пальцами, сжимая виски. В подушечки впиваются сотни острых шипов. Сопротивление обжигает разум ледяным холодом, боль нарастает, пробегается волнами по всему телу, не давая дышать.

Мира уверена – Роми чувствует тоже самое. Кажется, ещё секунда, и они не смогут вытерпеть. Ещё миг, и обе истошно заорут, рухнут на пол, корчась в судорогах и жадно хватая ртом воздух. Но что-то внутри Миры сильнее невыносимой боли. Что-то заставляет её продолжать. Стиснуть зубы, проглотить рвущийся наружу крик. Выдержать, чтобы позволить почувствовать, увидеть, осознать. Чтобы Роми смогла поделиться, а она – принять. Потому что по-другому не рассказать.

Ещё мгновение, и лёд голубых глаз превращается в прозрачную прохладную воду, куда так легко окунуться. Мира сомневается лишь на мгновение, а потом решается. Движется навстречу памяти, успевая заметить собственное отражение в чёрных зрачках, как будто смотрит в огромное зеркало.

Грунтовая дорога делает крутой поворот и плавно поднимается на невысокий лысый холм. Сразу за ним неожиданно заканчивается, и вместе с ней обрывается мир.

Трава, перетекающая в небо. Облака, похожие на вату. На такой высоте воздух должен быть тяжёлый, непригодный для лёгких, но нет – дышится легко, свободно. Везде бы так.

Чем-то похоже на дом, но совсем иначе. Здесь самое обычное солнце, самый обычный мир. И самый необычный – тоже.

Вдалеке, словно остров, сквозь бело-синее море, залитое красными пятнами садящегося солнца, виднеется такая же горбатая плоскость – может быть, там ещё один город, им не довелось проверить. Мира ловит то, что знает Роми: атради не могут просто взять и перенестись на другой край. Чтобы оказаться там, пришлось бы сначала долго спускаться в Низины, потом топать по неизведанной местности. Непонятно почему в этом мире их способности не работают. Только войти и выйти. И только через Плешь. Зато местные могут многое. И живут долго. Можно даже забыть, что у тебя впереди вечность.

Роми нашла это место. Она виновата в том, что скоро произойдёт. Скоро – по её, их меркам. На самом деле пройдёт несколько сотен лет. Но сейчас они впервые здесь. И никогда ещё понятие «край мира» не было столь буквальным.

Роми ложится на мягкую траву, смотрит в пропасть, водит рукой по гладкой, отвесной скале.

– Всё ускользает. – Алэй сидит на обрыве, окунув в облака, как в воду, ноги.

Она переворачивается на спину:

– Всё?

– Мир. Реальность. Память. Ощущения. Ускользают от меня, Рэм. Сквозь пальцы. Всё – как вот эти облака. Они же есть. И в то же время их нет. Они не в состоянии задержать, они не могут дать опору. Ты тоже облако.

– Я не смогла стать опорой?

– Ты замечала, что любишь переспрашивать? – он тихо смеётся. – Не надо, не отвечай. Ты стала большим. Шансом. Частью… нет. Всем – мной. Как бы банально и упрощённо это ни звучало. Все эти тридцать два года я дышал, потому что дышала ты.

– Тридцать три. Почти.

– Три? Пусть три. Как же я давно не был дома. – Он опять смотрит на облака. – Если я умру, я окажусь там? Если прыгну сейчас вниз? Разобьюсь? Не говори… Ничего не говори. Я схожу с ума, Рэм. Безумных атради у вас ещё не было?

– Хватало. Это тоже проходит.

– Вот видишь. Даже это!

– Алэ, ты не безумен и никогда не был!

– Нет. Конечно, нет, – он снова смеётся. – Я всего лишь путаю вчера и завтра. Потому что завтра будет как вчера.

– Ты жалеешь?

Она садится.

– Жалею? – Алэй вмиг оказывается рядом, берет её руки в свои, сжимает, потом выпускает, чтобы тут же обхватить ладонями её лицо. Поцеловать. Провести по щекам, убрать падающие на лоб рыжие пряди. Зашептать: – Жалею? Нет! Никогда. Ни за что. Но ты тоже ускользаешь. Я так не хочу, так боюсь этого. Ты быстрая. Такая быстрая. А я нет. Я все ещё тот человек, которого ты встретила в Плеши. Пытаюсь поймать луч солнца.

Роми тоже касается его лица, водит пальцами по щекам. Он грустно улыбается, прерывается, чтобы поймать губами её ладонь.

– Помнишь, тогда, в Море Истока? Помнишь – быстрее ветра? Мне иногда кажется, что я всё ещё там. Всё ещё бегу за тобой. Или ты за мной?.. А это – иллюзия. Образ. Предположение. Возможное будущее. Мечта умирающего мозга. Что вот я тебя догоню, мы снова упадём в воду, море примет нас – и потом всё будет иначе. Всё пойдёт иначе. До поры до времени. А потом – я снова всё потеряю, и снова буду проживать по кругу тысячу жизней. И никогда не проснусь.

– А если я смогу изменить? – вырывается у Роми. Мира откуда-то знает, что она не собиралась этого говорить. Что ещё не время, слишком рано. Что сама не готова к разговору. Алэй отстраняется, щурится и в этот миг как никогда похож на Ллэра. Роми сбивается, теряясь под его взглядом: – А если завтра станет другим?.. Ты был… ты успел сделать кое-что, чего никогда до тебя… Ты не исчез. У тебя есть семья, понимаешь? Другая семья. Не мы. У тебя есть сын.

Мозаика складывается. Ллэру было двадцать девять, когда Роми явилась к нему. Три года ушло на то, чтоб превратиться в атради. Для тех двоих на обрыве прошло почти тридцать три года.

Картинка опрокидывается. Мира замирает. Каждая клеточка тела ноет, кровь в венах беснуется, готовая взорваться.

Именно в этот момент Плешь наконец пропускает Ллэра. Он выглядит моложе – лишь на несколько лет старше неё самой, хотя лицо – такое же. Наверное, это благодаря его глазам. Серым, ухмыляющимся, почти родным. В них ещё нет горечи вечной жизни.

– Чёрт. Это и есть Плешь? – Тёмный зал его не устраивает. – Как это изменить?

Ответа Ллэр не ждёт. Место начинает преображаться. Исчезает пыль, расползаются гобелены, покрывается трещинами потолок. Бьёт из всех щелей свет.

Алэй встаёт, молча протягивает Роми руку, помогая подняться и ей, прежде чем всё окончательно изменится. Прежде чем исчезнут привычные ступеньки, ведущие к трону, да и сам трон. Прежде чем станет светло, как днём. Отпускает. Делает несколько шагов вперёд. Внешнее сходство с Ллэром остаётся невероятным. Сейчас, когда они стоят друг напротив друга, кажется, что один – отражение другого. Только Алэй чуть выше, и волосы у него светлее.

Роми неподвижной статуей остаётся в стороне.

– Ты тоже атради.

– Сильные гены.

– Ты – атради, – повторяет Алэй.

Он растерян и, кажется, немного… испуган? Его чувства Мире недоступны.

– Это плохо? – Ллэр ухмыляется. Уже тогда почти так же, как сейчас.

– Плохо? Нет. Неожиданно. И очень странно. Действительно, завтра будет другим. Привет.

Колючий, отрезвляющий страх оказывается сильнее глупого любопытства. Мире удаётся блокировать сознание, отстраниться от памяти Роми, и бьющий в глаза свет в Плеши Ллэра сменяется темнотой. В тело снова впиваются острые невидимые иголки, снова трудно дышать. Нестерпимая боль накатывает волной. А потом что-то происходит – быстро, почти молниеносно.

Мира не успевает понять, что именно и как происходит. Только с опозданием осознаёт, что больше не держит руки на висках Роми, не стоит перед ней на коленях, а находится совсем в другом месте, и сжатые в кулаки пальцы упираются в жёсткие диванные подушки.

***

Вместо Роми перед ней сидел отец Ллэра.

Комната точно так же, как и в прошлый раз, тонула в полумраке. Единственный широкий луч пробивался из-под приподнятой шторы и падал на толстую книгу, что валялась возле подушки. Алэй, видимо, как раз перебирался в эркер, потому что одна рука всё ещё лежала на подлокотнике коляски, да так и замер, удивлённо уставившись на неё.

– Могу чем-то помочь?

– Не зна…ю… – Мира с шумом втянула воздух, выдохнула. Медленно выпрямилась, не сводя взгляда с Алэя. Дышать стало легче, но мыслить яснее не получалось. – Ты меня вытащил… сюда?..

– Я даже не знаю, кто ты, – он покачал головой. Ловко завершил перемещение, подтянув ноги руками. Устроился на подушках, книжку сунул в углубление-полку под подоконником. – Садись, что ли.

Мира осталась стоять. Кое-как удалось собрать мысли в кучу. Вспомнилось, как она впервые оказалась в Тмиоре. Интересно, почему Ллэр соврал, сообщив о давно умерших родителях. Наверное, не предполагал, что упомянутое в шутку знакомство состоится так быстро и при таких обстоятельствах. Или не считает Алэя отцом. А может, так было проще, и он не захотел пускаться в пространственные объяснения о своей жизни.

– В общем-то я тоже не совсем знаю, кто я, – усмехнулась она. – Но хотя бы знаю, кто ты. Мы ведь уже встречались. Здесь, в этой комнате. Не так дав… – Мира осеклась.

Пожалуй, самое удивительное заключалось в том, что в привычном понимании между их первой встречей и её неожиданным появлением прошло чуть больше суток, но разница между той Мирой и нынешней в собственных ощущениях была гигантской.

Ллэр был прав. Она на самом деле ничего не понимала и не знала тогда. Совсем ничего. Да и теперь вряд ли больше. Вот только после всего, что случилось за последние несколько часов, что выудила из памяти Роми, что увидела и почувствовала в её воспоминаниях, Алэй казался не просто хорошим знакомым, а кем-то гораздо ближе. Как будто их двоих объединяла общая тайна. А всё, что он, наверное, знает и помнит – грязная полуголая грубиянка, которую без разрешения привёл к нему в дом Ллэр, когда принёс Роми.

Алэй улыбнулся.

– Значит, одним вопросом меньше. Слушай, ты всё-таки присаживайся, а? Если мне придётся всё время запрокидывать голову, то разболится шея и испортится настроение. Если ты знаешь, кто я, то, наверное, знаешь, что со мной, как говорят, непросто.

– «Непросто» – это почти эпидемия, – с улыбкой проговорила она.

– Тебе так удобно?

Мира только сейчас поняла, что машинально присела и так и зависла в воздухе. Что ж, если не задумываться, как именно получалось всё это вытворять, а просто принять, как данность, можно не бояться ни себя, ни того, что случится дальше.

– Вполне.

Она вдруг чётко осознала, что границы необычного в её жизни сместились на несколько тысяч световых лет. И раз уж неожиданно пришлось нарушить покой Алэя, чей возраст измеряется отнюдь не десятилетиями, но при этом он выглядит даже моложе сына, то общаться следует именно так – повиснув в воздухе. Мира с ухмылкой тряхнула головой, опуская взгляд, но через секунду посмотрела ему в глаза.

– Мне начинать готовиться к худшему?

– К худшему вряд ли можно по-настоящему подготовиться, – Алэй всё так же улыбался. – Но я честно обещаю постараться хорошо себя вести.

– Ладно, но я за себя не ручаюсь. Хотя тоже очень постараюсь.

– Как тебя зовут?

– Мира. Есть какие-нибудь предположения, почему я здесь и тебе мешаю?

– Хотела спросить что-то, о чём другие не расскажут. Или Ллэр спихнул на меня классические объяснения.

– В моём случае одних классических объяснений уже не хватит, а не классические как раз выясняют, – задумчиво пробормотала она.

– Тогда… – Алэй прищурился, пожал плечами, и Мира в который раз удивилась, насколько они с Ллэром похожи в один момент и насколько отличаются в другой. – Они все тебя достали, и ты решила, что здесь тебя не станут искать.

Мира рассмеялась.

– Вот последнее похоже на правду, но на самом деле всё несколько сложнее. Я попала к тебе от Роми.

– Тогда слушаю. И ты мне не мешаешь.

– Наверное, что-то в её памяти швырнуло меня сюда.

– Она впустила тебя в свою память? Зачем?

– Она…

Не говорить же, что только что научилась проникать в воспоминания атради. Вряд ли на такое заявление Алэй продолжит дружелюбно улыбаться. Пусть влезать в его голову и проверять на деле, чем может закончиться противостояние, она вовсе не собирается. Но… Лезть к Роми тоже не планировала. К тому же прекрасно помнила, что случилось в последний раз, когда её вот так вот необъяснимо перекинуло с места на место. А следом вспомнила и Адана в его квартире, и что случилось потом.

Мира настороженно огляделась.

– Слушай, я правда опасная. И непредсказуемая. Могу нечаянно навредить.

– Каким образом? Прикончишь меня? Навяжешь свою волю? Поверь…

– Я не пугаю, – перебила она. – Просто сама не знаю, ни кто я теперь, ни на что способна, ни как это контролировать. Поэтому мне лучше убраться. Подальше отсюда. Пока ничего не случилось.

– Тебе лучше расслабиться, – Алэй хмыкнул, похлопал по одеялу. – Садись.

– Ладно, – Мира вздохнула. Моментально оказалась на кровати рядом с ним. Пытаться понять, как это произошло, даже не стала. Просто уселась с противоположного края, поджав под себя ноги. – Тогда давай попробуем сначала, – она приветливо улыбнулась. – Я – Мира, это ты уже знаешь. Я прекрасно… – не договорила. Ухмыльнулась, вспомнив про больницу и Таль. – Ну, не совсем прекрасно, но как-то себе жила в Актарионе. Ничего такого, как теперь, не умела. Хотя не отказалась бы уметь. И сейчас не отказываюсь, хотя уметь всё равно не должна. По идее. А потом Роми, с которой я познакомилась в Плеши, чуть не погибла. Косвенно тоже, наверное, из-за меня, потому что… Не знаю, почему. Мне так кажется, – Мира пожала плечами. – В общем, случилось ещё много чего. Тебе это вряд ли интересно. Но дело даже не в этом. Не только в этом. Меня такой, какая есть, быть не может и не должно. И я бы умерла, если бы не вмешался Ллэр и не спас. Только это не совсем то, как ты стал атради, – уже тише добавила она, встречаясь с ним взглядом. – И не как твой сын.

Алэй нахмурился, сцепил тонкие пальцы в замок.

– Не называй его так, хорошо?

– Как его называть – не столь важно. Это всего лишь семантика, – Мира непроизвольно скопировала голос и интонацию Алэя из воспоминаний Роми.

Кажется, на миг его дружелюбие удалось пробить. Он удивлённо вскинул брови.

– Здорово. Ты действительно… что-то новое. Встряхиваешь наш застоявшийся мир?

– Пока что за всех атради отдуваются только Роми и Ллэр. Теперь ещё ты.

– Эль заварил эту кашу?

– Эль – это Ллэр? – догадалась Мира. – Не знаю. Но меня хотя бы успел снять с огня, пока не пригорела.

– Держу пари, – Алэй усмехнулся, – он мог снять тебя с огня намного раньше и исключить возможность пригорания.

– Мог, наверное. Но так ему было бы не интересно. И это был бы не Ллэр.

Влезать в их дела хотелось ещё меньше, чем к ним в головы. Увиденное и рассказанное и так складывалось в довольно «милую» картинку явно непростых отношений всей троицы, помноженных на века. Да так, что кто там кого любит, кому изменил, кого предал и как всё это происходило на самом деле, особой роли для неё не играло. Зато многое объясняло. Вывод напрашивался сам собой: ей во что бы то ни стало необходимо держаться подальше. В противном случае нечаянное вмешательство чревато последствиями для всех, и для неё самой в первую очередь. И понимая это, всё равно продолжала лезть:

– Знаешь, слушая вас, мне начинает казаться, что вообще во всем всегда виноват Ллэр. А лично я так не считаю.

– Ллэр много в чём виноват. И я тоже. И Роми.

– Вот она-то точно кое в чём виновата, – вырвалось у Миры.

Алэй некоторое время молчал, пристально смотрел на неё, может быть, пытался прочитать мысли. Если и так, она никакого вмешательства не чувствовала. Хотя почему-то казалось, что должна. Ведь её собственные манипуляции неизменно сопровождались болевыми эффектами.

– Я никак не пойму, что же тебе на самом деле известно, – пробормотал Алэй.

– Это разве имеет значение? – удивилась Мира.

– Наверное, да. Раз я об этом думаю.

– С самомнением у вас у всех полный порядок, – опять не удержалась она. – Вам бы вместо поваров и уборщиков хорошего психоаналитика каждому. Пожизненно.

– Проще нас всех прихлопнуть. Сделаешь, опасная? – Алэй тихо рассмеялся. – Но если серьёзно, ты права. Особенно, если учесть, что повара – это так… дань отказывающейся сдохнуть привычке.

– Идея вас прихлопнуть лично мне нравится больше. Не всех, конечно. Но так гораздо быстрее и надёжней, чем возня с мозгоправом, – улыбнулась Мира. – А начинать надо с таких, как Роми, чтобы не смогли больше никого притащить с собой в Тмиор. Жаль, что они-то как раз умирать не захотят…

– Мало кто захочет. Ты знаешь, что им никто никогда не говорил «нет»?

– Догадываюсь, – кивнула она, сразу подумав об Адане. Интересно, согласился бы он, предложи ему Роми такое безумие, как вечность? Вполне возможно, что да.

Алэй усмехнулся.

– Ты никак не можешь решить, нужна ли вечность тебе?

– Не нужна, – уверенно ответила Мира. – Хотя мне её никто не предлагал, но если бы предложили, я бы всё равно отказалась. И не передумала бы потом, как ты. Но я не осуждаю, просто… – она только сейчас осознала, что безоговорочно встала на сторону Ллэра. Что бы он ни сделал в прошлом, как бы ни поступил в будущем.

Разум бесполезно надрывался, напоминая – ей не следует искать заочных оправданий любым его поступкам. Не пытаться принять, как есть. Уйти, не лезть, исчезнуть, забыть. Она всё равно не слушает.

– Твоё право выбрать то, что ты считал лучшим для себя. Влюбившись в Роми, ты никого не предавал, даже Илару. Только жаль, что, согласившись стать атради, ты всё усложнил. Так или иначе втянул ещё и его. Позволил Роми втянуть. Это исправить уже нельзя. Вы оба наказаны теперь вечностью, оба мучаетесь. А Роми… – зло бросила Мира. – Такие, как она живут дальше, находят новые игрушки в Плеши, с упоением калечат какого-нибудь одарённого смертного, превращая в вечного.

Алэй ответил не сразу.

– Ты очень злишься на неё. Очень. Не нужно. Роми… Илара и я… мы были знакомы с детства. Почти не знали жизни друг без друга. Это не значит, что не представляли. Я уверен, что в последние месяцы она, коря себя и мучаясь угрызениями совести, желала избавиться от персонального ада под названием брак. Потому что я… – он покачал головой. – «Передумал» звучит так, будто я сидел и взвешивал все «за» и «против». Всё было проще. Всё произошло мгновенно и внезапно. Я вдруг захотел жить. Захотел дышать, захотел свободы, захотел Роми. Быть с ней, узнать. Не знаю, сможешь ли ты это понять. Я не мог поступить иначе. Не смог бы вернуться домой и позволить болезни по-настоящему закончить своё дело. Тогда бы я предал себя. И за всё это время… никогда, ни разу я не чувствовал себя игрушкой. Всякое бывало, но не это. И никогда не сожалел. Моё последнее желание и попытка всё прекратить было взвешенное, спокойное. Я устал и… Это казалось удачной мыслью. Смерть представлялась долгожданным отдыхом после многих лет бессонницы, – Алэй усмехнулся. – Может быть, я снова сходил с ума. Так ведь уже было. В прошлый раз Роми нашла единственного во всех мирах человека, который сумел удержать меня на краю. Считаешь, я эгоистичным образом втянул собственного сына в то, к чему сам оказался не готов? Позволил сделать с ним то, чего ни в коем случае стоило допускать? Едва не разрушил его личность, лишил возможности иметь нормальную, человеческую жизнь, семью, детей? Не потрудился узнать его, понять, прежде чем давать ему ненужную вечность?