Текст книги "Адаптация"
Автор книги: Екатерина Лесина
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Систему Айне собрала быстро. Сама вывела карту – умница, девочка – и синхронизировала сигнал. Две красных точки шли тесно.
Кровь продолжала течь.
Да что ж за напасть такая? Тод взял планшет и изменил масштаб, выводя ленту внутреннего вала.
– Внутренний периметр. Точки охраны. Сигнализация. Рамки стоят точно. Здесь и еще здесь, да, левее. Автоматика. Угол обстрела с перекрытием. Только... у меня ощущение, что это все – бутафория.
Айне кивнула. Ее внимание было сосредоточено на двух красных точках, которые стремительно сближались друг с другом. Того и гляди столкнутся.
– Мы должны попасть в бункер, – Айне подставила ладонь под капли. – И мы должны попасть в бункер раньше, чем они.
– Испачкаешься. Кровь плохо отстирывается.
Точки на экране замерли в опасной близости.
– Вал пройти не сложно. Но что будет за ним – я не знаю.
Точки коснулись друг друга. Айне молчит. В ее упрямой голове уже созрело решение. И отговорить вряд ли получится.
– Это опасная затея, маленькая леди. И лучше будет подождать или...
– Нет! Мы должны попасть в бункер! Сегодня! Сейчас! Я приказываю! А ты не имеешь права ослушаться моего приказа, ты...
Точки слились в одну. Следовало прибить господина нациста, когда была возможность.
Хотя... случай еще представится.
– Пожалуйста, Тод, – Айне перевернула планшет. – Это не каприз. И я тебя не дрессирую. Мне действительно нужно попасть в бункер. Или хотя бы к двери бункера, а дальше я сама.
– Попадешь. Дай мне немного времени.
– Времени нет, – вытянув руки, Айне продемонстрировала тонкие запястья, торчащие из рукавов. – Посмотри, я расту. И мне страшно. Здесь нельзя расти. Здесь я умру.
Глаза у нее синие, а волосы – нет. Наверное, так даже лучше. Она – не Ева.
Айна – означает зеркало.
Она слышала, как хрустнула шея охранника в Тодовых руках. И как широкий клинок перерубил шейные позвонки второго, тоже слышала. И еще удивилась: почему никто не слышит таких громких звуков?
Тод вынырнул из темноты и, подсадив на спину, шепнул:
– Держись крепче, пойдем быстро.
Не шли: бежали. Айне держалась изо всех сил. Было неудобно. Мелькали силуэты домов – темные коробки, приклеенные друг к другу. Шелестел ветряк, и покачивались провода, свисающие с темной башни.
Тихо.
Слишком тихо.
И Тод так думал, если замедлил бег. Он скользнул в тень и, присев на корточки, спустил Айне на землю. Прижал палец к губам. Айне кивнула: она понимает.
Время стало медленным. Неуклюже двигались тени, растягиваясь редкой цепью. Щелкали затворы, выбивая морзянку предупреждений. Разливался запах бензина, и подрагивала земля.
Первый выстрел хлопнул, обжигая темноту вспышкой. И пуля просвистела совсем рядышком.
Пули – те же осы, только очень быстрые.
Айне села на корточки и вжалась в стену. Сверху упала темное и теплое, пахнущее кожей и Тодом. Над головой загромыхало. И звенящее стекло подсказало: выстрелы попали в цель.
Нужно ждать. Тод вернется. Он всегда ведь возвращался. Глухо завыла сирена, и яркая полоса света скользнула у самых ног Айне, чтобы тут же умереть.
Я был жесток
С самим собой.
Я видел цель и рвался в бой,
Уверенный – никто другой не выдержит такого ритма...
Голос Тода сливался с сиреной. И пули-осы, путаясь в звуках, врезались в стены. Айне слышала, как они дрожат, глотая свинцовые тельца.
Рвануло совсем рядом. Захрустела, грозя осыпаться, стена. По асфальту поползли трещины, и мелкие камни застучали по спине Айне.
И, погребенный с головой
Осточертевшею войной,
Не зная сладости иной, я повторял почти молитвой,
– Тод! – Айне не выдержала, вскочила и побежала, придерживая обеими руками сползающую куртку. Почему-то безумно важным казалось не выронить ее. От пули не защитит, ни от чего не защитит, потому что куртка – просто одежда. А одеяло – просто ткань.
Но кошмары отступили.
Что я смогу,
Я все смогу,
Покуда сам я в это верю,
Она бежала на голос, закусив губу, чтобы не завизжать от страха. А добежав, прижалась к ноге. Запоздалая оса, злясь, что не догнала Айне, взрезала рукав.
До бункера оставалось десятка три шагов.
А слабость, будто хлам, за дверью,
Оставлю, спрячу, сберегу...
Тод вернул дробовик в кобуру и подхватил Айне. Куртка слетела. Айне вцепилась в свитер и заскулила: свитер был мокрым от крови.
Короткая очередь легла на темноту, заставив тех, кто прятался в ней, прижаться к земле.
И я привык
И твердо знал,
Что одиночества кинжал,
С размаху в эту дверь вогнал – и я забыл, и ты забыла...
Он и на бегу продолжал говорить. Бухало сердце. Голосила сирена. Молча выходили пули из трубы ствола.
И он замолчал, не закончив строфу и выронив Айне. Приземлилась она на четыре конечности, не удержалась и покатилась. А когда сумела подняться, Тода уже не было.
Он снова ее бросил.
Заслонка над дверью отъехала в сторону, выпуская черный клюв пулемета. Пара лазерных прицелов перекрестилась и сошлась на Айне.
Алый луч ослепил.
– Я своя, – сказала Айне, хотя знала: голосовых индикаторов нет. Но луч убрался. Соскочив с лица, он устремился в темноту, зашарил, выискивая цель. И пулемет пополз из норы, волоча за собой прозрачные ленты с черными личинками патронов.
Айне повернулась лицом к двери, приложила к сенсорной панели ладонь и застыла. Иглы пробили кожу в трех местах, пробуя кровь на вкус. А распробовав, послали электронный сигнал к мозгу бункера.
Мозги у них медленные.
– Быстрее же!
В шагах двадцати левее тугая очередь вспорола воздух. Ухнул подствольник, и на крыше дома распустилась огненная астра.
Бункер молчал.
Зато заговорили пулеметы. Слаженный хор с солистом, который был рядом. Но дотянуться у Айне не выходило. Она попробовала вцепиться в ленту, но соскальзывала. А треклятая дверь не спешила открыться.
Тод умный. Он заляжет где-нибудь. Переждет. И вернется.
Мигнули индикаторы на двери, и та беззвучно отворилась, выпуская теплый и сырой воздух. Айне выдохнула и, нырнув в щель, зашарила по стене. Аварийная панель должна была находиться где-то здесь. И находилась. Ногти царапнули по стеклу, вошли в узкие пазы и сорвали корпус. Айне рванула рычаг, весом тела преодолевая сопротивление пружины. И снова получилось.
Тускло засветился экран.
"Введите код верификации".
Айне ввела. Затем вывела на рабочую панель план и дезактивировала охрану периметра. Пулеметы заткнулись. Оставалось надеяться, что не слишком поздно. Но это все, что Айне могла сейчас сделать.
Оглянувшись на приоткрытую дверь, она сжала в руке измятый цветок и побежала. План бункера сам появился в голове. Цель была рядом.
Глава 10. Евангелие от Евы
– Не стреляй, Ева, – попросил Глеб. – Я поговорить хочу. Просто поговорить. Видишь?
Он положил спицу на пол и оттолкнул ногой. Спица зазвенела, откатываясь.
– Наташа – моя сестра. Она не рассказывала про меня?
Смешно надеяться. Кому интересен младший брат?
И кто о нем вспомнит, спустя столько лет?
– На снимке ты выглядел иначе, – сказала Ева, опуская пистолет. – Извини. Я нервная стала.
Все нервные. И Глеб нервничает. Собственное сердце не обманешь, а вот Еву – можно. Если она подпустит поближе, то...
– На том снимке ты совсем ребенком был. Смешной такой. Худой очень. И волосы дыбом. Наташа говорила, что ты их отращиваешь, чтобы в театре без париков играть. А еще помню, у тебя челка белая была.
Была. Остригли. Напарник сказал, что с этой челкой Глеб на пидора похож, а пидорам напарник не доверял из принципа.
– Твоя сестра тебя любила, – сказала Ева. – И мне кажется, ты любил ее. Ты хочешь знать, кто ее убил? В отчете все верно написано. Я сама его составляла. У меня не было причин лгать. Это мне лгали.
– Я знаю, кто ее убил.
Ева рассеянно пожала плечами.
– Тогда что?
– Я хочу узнать, что происходит здесь.
Она указала за спину.
– Видишь дверь? За ней правда.
– Какая?
Ева покачала головой:
– Понятия не имею. Сам открой. Иначе не поверишь. Кто верит Еве?
Глеб шел к двери, спиной чувствуя взгляд револьвера. Точка выбрана, линия проведена, расстояние невелико. Пуля пробьет и кожу, и мышцы, и столб спинного мозга вместе с костяным панцирем позвонков. Пуля сомнет мягкие ткани и застрянет в грудине. А может и прорвется сквозь решетку ребер, выплеснув кровяную красноту на пол. А Ева, подобравшись близко-близко, сунет дула в ухо и скажет:
– До свиданья, Глеб.
Так почему же она не стреляет?
Права в одном: кто поверит Еве? И разве имеет значение, что первым соврал именно Бог?
– Дверь заперта. Единственная дверь в этом поселке, которая заперта. Почему? – спросила Ева. Она подошла и стала рядом, рука к руке, лицо к лицу. Глаз не увидать. – Ты не знаешь? И я не знаю. Будем узнавать? Держи.
Она протянула револьвер. Рукоять теплая и скользкая, Евины пальцы, случайно коснувшиеся, ладони горячи.
– Ты изменилась. Сейчас. Здесь, – Глеб вгляделся в ее лицо. Кожа стала ровнее, и морщины разгладились. И просто выражение иное.
– Здесь все изменились, – Ева произнесла это без улыбки.
– Чем вы занимались? Ты и Наташа? Я знаю в общих чертах, но... – отвернувшись от Евы, Глеб принялся изучать дверь. Гладкая поверхность отливала металлическим блеском, ровный квадрат замка сиял, ручка не двигалась.
Петли тяжелые, вшиты в коробку болтами.
– Работали.
Евино присутствие отвлекало.
– Мы искали способ стимулировать у обычных людей телепатические способности.
Стрелять в замок? Громко получится. И нет гарантии, что пуля поможет.
– Зачем? – Глеб положил револьвер на пол, прошелся по комнате и остановился у стола с инструментом. Попытался взять скальпель. Не вышло.
– Чтобы можно было соединить в сеть, – Ева ходила по пятам, разве что на пятки не наступала. – Инструмент приклеен.
Ничего. Где приклеено, там и отклеено. И Глеб, ухватившись за рукоять скальпеля, дернул сильней. Раздался громкий сухой треск, и нож отделился от поверхности.
Вот и замечательно.
– Наша сверхзадача – это создание экзогенной нейросети, в которой каждый участник группы соединен телепатически с партнерами. Это... это вроде многоядерного процессора получится.
– Понятно. А бессмертные, значит, операционная система, которая на этот процессор станет.
– Примерно, хотя и не обязательно. Еще информацию хранить можно. Бессмертие сопряжено с некоторыми неудобствами. Так, например, человеческий мозг, несмотря на все возможности, ограничен. Рано или поздно, но свободное пространство в нем иссякнет, и тогда либо стирать часть воспоминаний, либо отправлять их на хранение. Поэтому, продолжая аналогию, наша система – и процессор, и жесткий диск сразу. Ты так не откроешь.
Глеб уже понял. Узкое лезвие входило в замок, трогало собачку, но повернуть ее не получалось. Что-то потоньше надо бы. Спица!
– Основная проблема была в том, что люди разные. Структура выходила нестабильной. Стоило чуть усилить давление, и все падало.
Спица закатилась и не давалась в руки, выскальзывала, падла, как выскальзывала Ева в хитросплетениях слов.
– Вы нашли способ решить проблему?
– Да, – хорошо, что она не врет. Глебу не хотелось бы выбивать правду.
– Моя старая разработка. Лечение рассеянного склероза. GT-слепки. Это... это искусственно смоделированный организм-мимикрант. Химера. Ближе всего он к грибам будет, хотя от грибов также далек, как ты от шимпанзе.
Игла коснулась щели замка. Вошла внутрь. Уперлась во что-то.
Кого ты, Глебушка, обманываешь? Замок на почтовом ящике тетушки и этот – две большие разницы. Как ты сам и шимпанзе.
– Пациенту вводили белковую сыворотку. Она ассимилировалась мембранами нейронов, проникала внутрь клеток и включала процессы обратной трансляции.
Шимпанзе орудовало в замке. Человек рассказывал.
– И в результате организм менял клетки. Он как бы сам себе выращивал протез...
А тон точь-в-точь как у школьной училки. Спица подцепила, наконец, собачку. Сейчас аккуратненько, не торопясь, придерживая рвущийся из груди победный вопль...
– ...Наташа доработала технологию. Она изменила код, добавив кое-что. Назвала это "маркер Евы". Не в честь меня...
– Я понял.
Сорвалось. Ничего. Если получилось раз, то получится и два. Замочек-то не настолько сложен, каковым казался.
– Теперь GT разрушал одни синапсы и создавал другие, по образу и подобию. Структура унифицировалась изнутри.
В замке щелкнуло.
– И она решила поставить эксперимент на дроидах?
– Она создала рабочую модель, – Ева подняла свой револьвер. – Иерархическую, потому что считала, что только так можно создать глобальную сеть.
– Объединить всех в муравейник и посадить на вершину царицу? – Глеб нажал на ручку двери.
– Унифицировать потребности и желания. Только это не совсем муравейник. Царица – лишь функциональный элемент, а здесь все сложнее... Господи, думаешь, я соображала, что делала? Или она соображала? Да мы видели задачу! Мы искали решение! Мы хотели... не важно. Ева собрала эту мозаику. Сложила один плюс один, и добавила еще единицу, получив десятку. В Евиной системе координат все возможно.
Наверное, так. А когда стали поселочки строить, Ева решила апробировать методу в действии. И судя по записи, получила по заслугам. Только вот этой Еве, Еве-дубль, знать не обязательно.
– Пошли. Но оружие все-таки отдай, – Глеб вошел первым.
За дверью начиналась лестница. Железная сетка, натянутая на титановые штыри. Каждый шаг порождал вибрацию, и сетка скрежетала, прогибаясь под ногами.
Было темно, и Глеб достал одну из оставшихся свечей. Огонь долго не зажигался, а когда вспыхнул, быстро скатился до крохотного луча на вершине восковой колонны. Дышалось с трудом. В спину сопела Ева. Спускалась она медленно, обеими руками держась за поручень. И ногу ставила боком, пробуя, выдержит ли лестница вес.
Ниже. Глубже. К черту в задницу. И запашок соответствующий. После очередного поворота спирали, лестница пошла вплотную к стене. Серая и плотная, обтянутая знакомым живым войлоком. Снизу он был менее похож на ткань, скорее уж – на переплетение корней. То тут, то там войлок выбрасывал полупрозрачные щупы.
– Что это? – спросил Глеб шепотом, и щупы заволновались, потянулись к человеку. На концах их распустились белесые цветы.
– Не дыши, – велела Ева, закрывая рот и нос сгибом локтя.
Цветы качнулись и распались. Белые лепестки медленно опускались на дно колодца. Сталкиваясь с лестницей, они прилипали к металлу и въедались в поверхность намертво.
Глеб поднял воротник.
Лестница продолжалась. Чем ниже, тем толще становились нити, превращаясь в канаты и целые трубы, перехваченные кольцами соединительной ткани. От нее прорастали тяжи мышечного волокна, и сквозь слизистую оболочку видны были веретеновидные клетки.
Глеб ткнул в одну дулом пистолета. Клетка набухла, сокращаясь, и притянула длинную кишку корня. Из трещин в панцире его проступало студенистое содержимое.
А дышать стало легче, и свеча вспыхнула, раздвигая темноту.
Лестница закончилась.
– Это поселок так изнутри выглядит? – Глеб дождался Еву на платформе. От нее начиналась узкая жила моста, вытянувшаяся над болотом. Бурая жижа выпускала пузыри газа, точно срыгивала, и выбрасывала клейкие ленты, облепляя туши кадавров и клонов. Горы плоти, сваленные на берегах подземной реки, медленно растворялись в ее водах. – Это, мать твою, поселок так выглядит?!
– Не кричи, – Ева взяла за руку. – Я не знаю, способно ли оно слышать. Лучше не проверять.
Оно, чем бы оно ни было, жрало.
Грязевой поток полупереваренной плоти разбивался волнорезами мертвых мышц на отдельные ручьи, а они в свою очередь уходили в толщу существа.
– Это гриб. Или мох. Или и то, и другое сразу. Организм-химера, – Ева говорила громким шепотом, вдыхая и выдыхая через рот. – Теперь понятно.
Глебу ни черта понятно не было.
– То, что сверху, построили они...
– Евины дети.
– Да. Евины дети, – она еще раз повторила слова, медленно и с удовольствием. – Она подарила им рай. Один на всех и каждому свой. Чем не чудо?
Всем. Этот ее рай скорее на преисподнюю похож. Мост перевалил через реку, некогда бывшую стоком канализации, и уперся в жерло трубы. Узкая тропа, шедшая по краю, постепенно расширилась и забила все пространство. Еще в трубу проникал свет.
– Я думаю, сначала все шло по плану. Поселок просто жил как один организм, а потом стал одним организмом. И вступил в симбиоз с этим вот... – Ева обернулась, указывая на войлочную структуру. – Евины дети кормят его. А он... он тоже дает что-то взамен.
Электричество. Воду из системы очистки. Войлок в домах. Коконы, чтобы упаковаться на ночь. Ткань, притворяющуюся одеждой. Зеленую жижицу, которую хлебала Кира.
Только от такого вот взаимодействия даже не блевать – сдохнуть охота.
– Они похожи на людей, – Глеб спиной ощущал любопытство симбионта, и это заставляло двигаться быстрее. – Они делают все, как делают люди. Они... не люди.
– Берегись, – сказала Ева. – Притворяясь призраком, можно им стать. Они очень успешно приспособились.
Путь преградила дверь, к счастью, приоткрытая. Глеб толкнул створки и спрыгнул в освещенное желтоватыми пузырями пространство зала.
– Ну а тут что? – он подал руку Еве.
Комната была огромна. И почти нормальна. Тусклый пластик стен. Черно-белая плитка пола. Колбы неработающих ламп. И ряды пластиковых контейнеров, от которых отходили пуповины трубок. Они прирастали к плитке и, раздвигая ее, пробивались сквозь пол к кровеносным жилам симбионта.
Пластик изнутри потел, не позволяя разглядеть содержимое.
– Не трогай, – попросила Ева. – Это...
Глеб откинул крышку. Внутри на подложке из пуха лежал младенец. Круглая голова его была велика, а руки и ноги – непропорционально малы и прижаты к веретенообразному тельцу. Сквозь прозрачную кожу виднелись стеклообразные мышцы и синеватые сосуды, просвечивал тугой пузырь желудка и бурая печень. Стучало сердце, медленно, с натугой. Глеб смотрел, как оно сжимается и расправляется, прокачивая кровь.
– Это ребенок? Ребенок? Что они сделали с ребенком?
Пух прорастал в кожу, и накрывал лицо белой маской. Но вот дрогнули ресницы, младенец завозился и раскрыл беззубый рот.
Ева оттеснила его от короба.
– Ничего. Это ее дети. Дочери Евы.
Она закрыла крышку и ладонью смахнула отсутствующую пыль.
– Идем. Похоже, теперь она полуживородяща. Эмбрионы дозревают в кувезах. Разумное решение. Смотри, Глеб, все, что ты видишь – это дочери Евы.
Они едят ее плоть и пьют ее кровь.
– Что? – Ева-дубль остановилась. – Что ты сказал?
А разве он произнес это вслух? Получается, что так.
– Правильно! – Ева хлопнула себя по лбу. – Конечно! Эталон. Мерка, по которой скроен этот долбанный улей!
Где под землей растут младенцы, а вырастая, выходят на поверхность. Надевают желтые свитера, юбки и халаты, притворяются людьми, и кто-то скажет, что они действительно люди.
Почти.
– Идем! Надо спешить. Мы должны ее остановить!
И Ева потянула Глеба за собой. Он побежал, пытаясь поскорей пересечь широкую тропу между пластиковыми инкубаторами. Спящие младенцы смотрели вслед.
Кажется, улыбались.
Железный занавес очередной двери распахнулся, пропуская Глеба в жерловину коридора. Сизые плиты, сдвинутые до того плотно, что швы между ними не заметны. Врезанные ленты ламп. Пуки проводов, перетянутые пластиковыми кольцами. Гудение генератора, ощущаемое сквозь стены.
– Мы под бункером, – сказала Ева, облизывая пальцы. – Мы ведь под бункером?
Пожалуй. А значит, почти у цели.
Он успел приблизиться к ней еще на несколько шагов, когда в шею вошла игла. Глеб хотел вытянуть ее и поймал еще одну.
Мир закувыркался, расплываясь беззубой младенческой улыбкой. У мира были синие глаза и бешеный пульс, которым захлебнулось сердце.
Убрав пневматический пистолет, Ева подняла и огнестрельный.
Все шло хорошо. Ева переступила через лежащего и двинулась к цели, напевая:
– На золотом крыльце сидели...
