Текст книги "Адаптация"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

       – Одним монстром в мире станет меньше.

       Расстояние большое, а цель маленькая. И Тода рядом нет. С ним легко стрелять и пуля всегда мишень находит. И потом Тод говорит, что Айне – умница, хотя на самом деле это он попадал.

       – Я не монстр.

       Ева поднялась, и за ней потянулась белесая паутина. Лопаясь, нити втягивались в кресло.

       – Посмотри. Чем я отличаюсь от самок твоего вида?

       – В том и проблема, что ничем. Мадам, не улыбайтесь, это страшно.

       Страшно, что Ева заметит. И что Айне не попадет. Пули в пистолете нечестные, но данное обстоятельство не имеет значения, если трасса проляжет мимо цели.

       А голос Глеба изменился:

       – Вы убили этих людей.

       – Нет. Мицелий хранит память о них, как сохранит память обо мне и о тебе. И восстановит в любой момент времени.

       Ева шагнула, став чуть ближе.

       Надо стрелять.

       Нельзя. Тод говорил, что не стоит спешить. Что надо слушать себя, и тогда точно не пропустишь тот самый момент.

       Айне не понимала. Ждала.

       – Я говорю не о ДНК, Глеб. Я говорю о тебе как личности. Вспоминания. Характер. Накопленный опыт.

       Еще шаг. И теперь она совсем близко. И стоит удобно, но внутри Айне тишина. Она не уверена, что момент нужный. Она не умеет оперировать эмпирическими образами.

       – Ты можешь быть только собой. А я могу быть всеми. В этом разница и только...

       Ева развернулась и, указав на дверь, произнесла.

       – ...только сначала нужно избавиться от лишних особей.

       И Айне нажала на спусковой крючок. Громыхнуло. Отъехавший затвор разрезал кожу на пальце. Она забыла, что нельзя держать так. Но Айне нажала второй раз и третий.

       А Ева все шла.

       И шла все быстрее.

       И когда она распахнула дверь, пули закончились.

       Айне совершила ошибку. Она очень не любила ошибаться. Просто... просто Тода рядом не было.

       – Здравствуй, – сказала Ева, закрывая левой рукой рану в животе. Кровь из раны сочилась прозрачная, словно акварельные краски. Кровь спускалась по Евиным ногам, и мицелий не поглощал ее.

       Розовые пузыри расцвели на губах. А еще один выстрел, сухой и тихий, опрокинул Еву на пол.

       – Ты как, жива? – спросил Глеб, склоняясь над телом. Он прижал пальцы к шее, слушал пульс, хмурился, а затем приставил пистолет к спине и выстрелил.

       – Жива, – ответила Айне.

       Под Евой расползалась лужа карамельно-розовой крови.

       Спустившись, Тод подошел к лежащему человеку и перевернул. Приподняв веки, он провел по глазному яблоку, стирая липкую пленку красящего вещества. Под ним обнаружилась темная поверхность настоящей склеры, расчерченная октаэдрами секторов.

       Вектор мутаций был определен.

       А бункер – открыт. Спали пулеметы наружного периметра, камеры смотрели в землю. Надоедливая память услужливо подсказала план здания и проложила оптимальный путь.

       На первой же ступеньке лепестки пули рванули мышцу, приближаясь к руслу артерии.

       Тод ускорил шаг.

       Встречавшиеся на пути псевдолюди были также неподвижны, как и те, что остались снаружи. Тод надеялся, что это продлится достаточно долго, чтобы он успел.

       Когда по бункеру прокатилось эхо выстрела, Тод побежал.

       – И что дальше? – поинтересовался Глеб, переворачивая Еву на спину. – Оно погибнет?

       – Да.

       – А люди, которые еще живы, они станут прежними? Да ладно, можешь не отвечать. Я уже взрослый, в сказки не верю. Главное, что эта сдохла. Успели, да?

       Айне кивнула.

       Она положила пистолет на столик, поправила трубку старого телефона и сказала:

       – Надо убраться.

       Взяв Еву за руки – мертвые, они еще были теплыми и мягкими, словно костей и мышц внутри не осталось. И Айне почудилось, что стоит сдвинуть с места, и руки растянутся до бесконечности, как эта густая кровь, а потом порвутся.

       Но она все же попыталась сдвинуть.

       Ева оказалась тяжелой.

       – Дай сюда, – Глеб поднял тело легко. Глеб сильный.

       Но он – не Тод.

       Глеб вышел и скрылся за дверью. Айне осталась одна в большом зале. Он был точной копией зала, в котором она жила раньше. Экраны такие же. И ковер.

       На ковре тепло лежать. И звуки он гасит.

       А кресла прежде не было. Оно высокое и вырастает из пола, чтобы в пол же врасти. Переплетение корней и гиф, точка воздействия на сложнейший организм, который остался один, совсем как Айне.

       И ему плохо. Айне слышит его голос. И вот-вот заплачет вместе с ним.

       Глеб вышел из боковой комнаты и поднял второе тело, той самой женщины, лицо которой скрывала зеркальная маска.

       – Ничего не трогай, – рявкнул Глеб, и Айне, убрав руку от подлокотника, ответила:

       – Хорошо.

       Но когда он скрылся за дверью, она подошла к креслу, сняла кофту с зайцем – глаза у него были грустными – и повесила на подлокотник. Айне села, откинулась на спинку и впилась ногтями в изгибы корня.

       – Да, – ответила она на молчаливый вопрос Спящего. И сумела сдержать крик, когда иглы коннексонов пробили кожу.

       Боль парализовала. А потом убила. И Айне поняла, что и мертвые способны чувствовать.

       Сотни сердец стучали единым ритмом. Пульсировала жидкость в пищеварительных вакуолях гриба, перетекая в сеть внутреннего синтеза.

       Собирались из бусин аминокислот пептидные цепи и тут же, спускаясь с рибосомальных конвейеров, самоусложняли структуру. И трехмерные кирпичи белков достраивали лабиринт живого организма.

       Выплетались многосуставчатые хвосты жирных кислот и углеводородных полимеров. Мешались. Изменялись. Мигрировали по сосудам, превращаясь друг в друга. Легчайшее прикосновение, не намек – вопрос, и список синтезируемых веществ расширился.

       Не пройдет и получаса, как на поверхности мицелия появятся выросты с прозрачными колбами клеток, в точности повторяющих заводскую упаковку гидроксифенилглицина. И что за беда, если оболочка не пластиковая, но пектиново-целлюлозная?

       Айне улыбнулась и, накрыв все живые сердца своей волей, велела:

       – Проснитесь.

       И они открыли глаза. Это было лучше, чем смотреть через камеры.

Глава 4. Право на надежду.

       Глеб понял все, когда снял маску. Раздражала она его. Стекло-стекло, сиянье зеркал и собственное лицо, искореженное гранями. Как будто смотрят на Глеба сразу несколько человек. И среди них нет ни одного настоящего.

       Тогда он просто отвернулся и, уложив Еву, убрал волосы с лица.

       Могла ведь убить. Были возможности и не одна. Но не тронула. И теперь вот тошно.

       У мертвой Евы мягкое лицо, красивое и умиротворенное, как будто и не Ева она, но Мадонна, только младенцы остались в подвале, в пластиковых коробов кувезов. Подохнут все.

       Пускай. Они же не люди!

       Не люди и всё.

       Глеб сложил ей руки, как нормальному покойнику, и в лоб поцеловал. Только потом занялся второй. На выпуклый живот ее Глеб старался не смотреть. Оставалась маска, сидящая на коже словно сама собой. У Глеба не сразу получилось поддеть ее. Но стоило потянуть за край, и маска сошла.

       Изнутри она была гладкой и мягкой.

       А лицо девушки – бледным. И волосы у нее синие. Яркие-яркие, как незабудки. Три прядки на челке – три параллельные линии, перечеркнувшие когда-то Глебову жизнь.

       Темные брови. И светлые губы, слабо прорисованные на лице.

       Он даже испугался, что это – настоящая Ева, но после понял – подделка. А еще сообразил, что это лицо он уже видел.

       Это, но другое. Измененное возрастом. Усталое. Слегка оплывшее и изуродованное обвисающей кожей. Сейчас, после смерти, она растянулась, усугубив сходство.

       – Раз, Ева, – сказал Глеб, пятясь к двери. – Два, Ева.

       Они походили друг на друга, как мать и дочь, вот только был еще один человек, вписывавшийся в линейку родственного сходства. И этот человек, скорее всего, человеком не был.

       – Три, Ева...

       Девчонка сидела на кресле, слишком большом для нее.

       Ноги не доставали до пола. Тонкие ручонки силились обнять массивные подлокотники, а макушка не дотягивалась до изголовья, и белесым корням симбионта пришлось спуститься. Они легли на плечи и впитались в кожу, оставив следами узоры белой татуировки.

       Они сковали руки и ноги. И захватили голый живот живым корсетом.

       Девчонка улыбалась. Из закрытых глаз ее текли слезы. Симбионт их подбирал.

       – Ты тоже Ева? – Глеб взял ее на прицел.

       – Я не Ева, – ответила девчонка, не открывая глаз. – У меня есть собственное имя. У всех есть имя. Меня зовут Айне.

       Логичненько, черт побери.

       – И какое ты поколение? Пятое? Двадцатое?

       – Я не владею данной информацией.

       Она все-таки посмотрела на Глеба.

       Сучьи дети. Они же просекли, что ребенка убить сложно. А бессмертного – невозможно, если, конечно, ты не отмороженный психопат, которому насрать на будущую жизнь. Отбор на инфантилизм и здравый смысл. Оба решения в одном флаконе. Молодцы. Сработало.

       А для невнявших инстинкту андроид имеется.

       Поправочка: имелся.

       – Пожалуйста, не надо в меня стрелять. Мне сейчас больно. Не причиняй дополнительных повреждений. Это может привести к моей физической гибели, – она говорила это, глядя на Глеба синими глазами Евы.

       Убить все равно придется.

       Безопасность вида. Борьба за выживание. На этот раз – настоящая. И тогда настоящая была, теперь-то оно видно, кто друг, кто враг, а кто хреном о забор почесать вышел.

       – Встань, – приказал Глеб, а девчонка не послушала, залопотала, выталкивая слова из глотки:

       – Я готова предоставить тебе необходимую информацию. Наш вид не является антагонистичным вашему. Возможно включение отдельных особей Homo sapiens ssp. sapiens в контур существования и социальную структуру Homo sapiens ssp. mirmikoides. Это повышает вероятность выживания. Высокая степень соответствия организма среде позволяет ему осуществлять успешную конкуренцию...

       – Закройся.

       Глеб обошел кресло и схватил девчонку за руку.

       – Вставай.

       – Разрыв связи в настоящий момент вызовет негативные...

       Он рванул, выдирая из паутины. Айне закричала, покатилась и замерла, обняв себя за плечи. На коже вспухали алые капли крови.

       Нельзя ее жалеть. Она – чудовище, которое лишь притворяется ребенком.

       Адаптация такая.

       – А вот теперь рассказывай сказку. Тебе же понравилось. Ты так красиво пела, пока мы шли. А я все думал, откуда тебе столько известно. Неужели вечная жизнь еще и абсолютным знанием чревата?

       Айне подтянула колени к груди, сжимаясь в комок. Уставилась немигающим взглядом. Вот и хорошо. Глазки-то у нее совсем не человеческие. Разумные больно.

       Холодные.

       И Глеб сказал:

       – Пой, птичка. Ты же не хочешь, чтобы я сделал еще больнее? Я могу.

       – Н-не надо, – она кое-как села. Кровь на коже высыхала быстро, и казалось, что это даже не кровь – веснушки. Очень темные веснушки на очень бледненькой девчушке.

       – Пожалуйста, конкретизируй запрос.

       – Поселки. Те, из которых вы явились. Они уничтожены?

       – Они были унифицированы в ходе эксперимента. Моделировалась структура многофункционального поливидового организма модулярного типа с возможностью развития. Векторы развития определялись самостоятельно детерминантом консорции.

       Докладывает гладко. Жалко, смысл не ясен. Ничего, Глебушка запомнит, а там, глядишь, и сыщется тот, кто объяснить сумеет.

       – Ваши воспоминания?

       – Использование псевдоличностей и воссоздание вероятности на основе полученных данных. Ева видела муравьев, и в ее реальности материнский поселок уничтожен муравьями.

       – Откуда знаешь?

       Девчонка указала на кресло. Оборванные жгуты свернулись и втянулись в поверхность дерева, которое не было деревом.

       А здесь ничто не является тем, чем выглядит.

       – А у тебя, значит, фантазии не хватило?

       – Модель создавалась не только мной. Она максимально соответствовала реальности. Я не врала про бункер. И Тод не врал. Временной отрезок нашего совместного существования был меньше заявленного. Но время – понятие субъективное.

       Она говорила быстро. А закончив тираду, поднялась на ноги, повторив:

       – Пожалуйста, не стреляй. Это ведь не мы пришли в твой дом. Ты пришел в наш.

       – Не спрыгивай, деточка. Не получится. И не дергайся, я с этого расстояния не промахнусь. Где Ева? Я имею в виду настоящую Еву.

       – Я – это немного она.

       – Нет, деточка. Ты – мутант. Она – человек.

       Нюанс: человек, который затеял этот чертов эксперимент, а потом сам же в него и вляпался. И так ли нужно искать ее?

       – Данный сектор памяти не доступен, – сказала Айне, накрывая ладошкой цветок.

       – Жаль. Вот и поговорили. Извини, но...

       – Ты все-таки решил меня ликвидировать? – она прижалась к стене, не спуская взгляда с револьвера. Дамская игрушка, но как для игрушки – стреляет неплохо. И Глеб сказал первое, что пришло в голову:

       – Извини.

       Черт, а все-таки тяжело выстрелить, когда оно – ребенок.

       Крик подстегнул. Заставил Тода забыть и о боли, и о пуле. Та вошла в положение и заткнула раневой канал свинцовой пробкой. Села прочно и держалась хорошо.

       Бежать не мешала.

       Память вела, как собаку на поводке, и вывела к двери, знакомой до отвращения. Наверное, такое чувство испытывают люди, возвращаясь домой. Это место и было домом.

       В некотором роде.

       Тод толкнул дверь, шагнул в прихожую, отметив и пистолет на столике рядом с телефоном, и розовую лужу на полу.

       Лужу Тод переступил. В отличие от этой жидкости, его кровь симбионт потреблял с удовольствием. Алые пятна исчезали вмиг.

       Но сейчас это было не важно.

       – Доброй ночи, – произнес Тод, постучав по откосу. – Прошу простить за опоздание, но не будете ли вы столь любезны убрать оружие?

       – И пришел спаситель, – нацист ухмыльнулся. – Что ж, раз пришел – заходи. Гостем будешь.

       – Тод! – девчонка дернулась было в сторону андроида, но Глеб рявкнул:

       – Стоять!

       Пуля дополнительным аргументом прошла над головой. И Айне замерла, прижавшись к спине. А заткнуться – не заткнулась.

       – Тод, ты живой! Ты живой!

       – Не приближайся к ней, – Глеб изменил выбор цели. С такого расстояния попасть просто. А пуля в голову и дроида остановит. Девчонка всхлипнула.

       – Я испугалась, что тебя убьют.

       Жаль, что страхи не оправдались. Хотя выглядел дроид поганенько. В крови, в пыли, в грязи. Герой. Ничего. На каждого героя пули хватит.

       – Не убили, – ответил Тод и шагнул, пытаясь встать на линию огня. – Что с тобой, маленькая?

       – Не дури. Пристрелю же, – предупредил Глеб.

       – Положи револьвер. Тогда я тебя не убью.

       – Это ты положи и тогда...

       Айне завизжала. Но Глеб не шелохнулся. С ним такие штучки не пройдут. И вообще какого он церемонится? Раз и нету дроида. Два – и нету твари, которая прикидывается ребеночком.

       Или наоборот? Главное, девчонку убрать.

       И эти, видимо, тоже сообразили.

       – Не стреляй, пожалуйста, – попросил Тод, разжимая руки. Пистолет упал беззвучно, а дробовик перекатился, поворачиваясь дулом к двери. – Уходи. Просто бери то, что тебе нужно и катись к чертовой матери.

       И оставить их здесь? Позволить существовать? Нет уж.

       – К стене. Лицом. Оба.

       – Ребенка не трогай, а?

       – Она не ребенок. Она чудовище.

       – Одно другого не исключает. Не бойся, моя маленькая леди. Я же здесь. Все будет хорошо.

       У Глеба – да. У этих двоих – навряд ли. Но если охота врать, то пожалуйста. Глебу пофигу. Глебу просто надо выстрелить. Это же не сложно. Прицелиться в бритый затылок, а лучше чуть пониже, в шею. Шея широкая, бычья, но пуля прорвет.

       Дроид медленно повернулся к стене.

       – На колени.

       – А не многовато ли пафоса?

       Но встал и руки за головой сцепил. Бросил, не оборачиваясь.

       – Вы, люди, имеете только то, что сами создали. И боитесь этого. И начинаете воевать.

       – Заткнись. И ты тоже.

       – Делай, что он говорит, маленькая. Откуда кровь? Тебя ранили? Нет? Уже хорошо.

       Какого лешего он не заткнется? И почему Глеб не заткнет?

       – Давай ближе ко мне. Только медленно, ладно? И ничего не делай. Ты у меня умница.

       Ум ей не поможет. Финал предопределен. Глеб должен их убить. Не ради себя, но ради тех, которые жили в поселке и тех, кто живет в других поселках. И будет жить. Или не будет, если Глеб и дальше с совестью бороться станет. Баю-баюшки-баю, спи, дорогая и крепко. Потом зубы поточишь.

       Глеб вдохнул, прицелился. Палец скользнул по спусковому крючку, прижался, пробуя на прочность. Повел вниз, преодолевая сопротивление пружины.

       Боек был готов ударить о капсюль, высекая искру.

       И возродится пламя порохового взрыва. Ударная волна выбросит пулю, придав ей ускорение.

       Правда, полет будет недолгим.

       Тод упал, накрывая собой чудовище, и заряд свинца застрял в стене. Глеб повернулся, пытаясь поймать уходящую цель. Цель швырнула в лицо кусок железа, и сама кинулась, принимая выстрел, но не останавливаясь.

       Он врезался, сбивая весом тела, упал сверху, перекатился и, вскочив на четвереньки, зарычал. Последнее сходство с человеком исчезло.

       Глеб зашарил по полу, пытаясь нащупать пистолет. Не успел.

       Удар в грудь опрокинул навзничь. Широкая ладонь легла на горло, сжала, продавливая гортань. Глеб вытянул руки, пытаясь оттолкнуть дроида. Ударил, метя в нос. Кулак скользнул по губам, и сучий сын зубами вцепился в пальцы. Захрустела кость.

       Глеб заорал бы.

       Воздуха вот не осталось.

       Тод отпустил горло и, сжав голову Глеба в висках, дернул вверх до хруста в шее, а потом с силой впечатал затылком в пол. Пол в комнате все-таки был твердым.

       Сознание отключилось.

       – Ты его не убил? – Айне, сидя на корточках, обдирала бляшки сухой крови. Под ними проступали алые пятна проколов, которые ко всему сильно зудели.

       – Не убил, – ответил Тод, переворачивая тело. Он завел руки лежащего за спину и перетянул ремнем. – Но желание имеется.

       Айне не видела препятствий для реализации этого желания. Более того, она испытала бы удовольствие, увидев смерть данной человеческой особи.

       – Я испугалась.

       Тод кивнул.

       Наверное, он сердится. Он думал, что Айне человек, а она – совсем не человек. И вряд ли Тод воспримет факт недостаточной информированности как оправдание.

       – Мне надо вернуться, – Айне не дождалась ответа. Она забралась в кресло и закусила губу, во второй раз открывая запертые ворота чужих разумов.

       Система функционировала. Перестройка началась. И симбионт, свыкаясь с новым хозяином, торопился выказать преданность.

       Айне видела мир, структурированный по вертикали. Климатическое постоянство нижних этажей. Зона низкоамплитудных колебаний. И зона флуктуаций с жилыми комплексами.

       Связующие звенья побегов.

       Сектора горизонтальной композиции, идеальные в своей простоте.

       И холодную слепую зону болота, до которой нити мицелия не дотянулись.

       – Маленькая, – голос Тода донесся сквозь фоновый шум. – А ты можешь там сказать, чтоб кто-нибудь аптечку принес? А то я, кажется, немного... сломался.

       ...уронили мишку на пол...

       Укол страха дезориентировал, едва не вырвав из системы. И реагируя на несформированную команду, симбионт выбросил ленты экзорецепторов.

       – Странноватое ощущение, – признался Тод, разглядывая липкую нить. Под прозрачной оболочкой пульсировало темно-бурое содержимое, перегоняя кровь в аналитические ядра.

       И данные добавлялись к данным, преобразуясь в буквенно-символьную кодировку итогового отчета. Информация поступила почти мгновенно.

       Острая кровопотеря. Пулевые ранения. Минимум одно – несквозное. Состояние тяжелое, но не критическое. Симбионт знал, что делать. Оставалось передать знание Тоду.

       – На пол. Лечь. Надо.

       Сложно говорить, будучи подключенной. В перспективе следовало фрагментировать информационные зоны

       – Надеюсь, ты не решила разнообразить мной рацион питания, – сказал Тод и лег.

       – Технически я способна это сделать.

       – Я догадываюсь.

       Пол на месте, где лежал Тод, вздулся. Недифференцированные клетки стремительно делились, изменяясь в соответствии с ДНК Тода. И уже перелиняв, они включались в процессы регенерации, сращивая края раны. Под тонкой пленкой эпителия один за другим возникали новые слои, выплетались из кружева химер сосуды, восстанавливались нервные и мышечные волокна, зарастала капсулой жира пуля.

       – Я чудовище? – спросила Айне. – Он сказал, что я чудовище. А ты не стал возражать. Ты тоже так считаешь?

       Нормализация гемостаза займет время, как и вывод связанных токсических элементов, которые образуются после растворения пули. Но кровотечение остановлено. Основные параметры приведены к условно нормальным значениям. Физическому существованию Тода ничто не угрожает.

       Отработанное вещество поглощалось симбионтом, перенаправляясь в вакуоли и лизосомальные комплексы. Клеточная пена растворялась, высвобождая Тода из кокона.

       – И да, и нет, – ответил он, не делая попыток подняться. Только дотянувшись до дробовика, положил на живот. – Ты можешь стать чудовищем. А можешь и не стать. Вопрос выбора.

       Айне помнит о выборе. Она пытается его совершить. Однако с точки зрения логики результат этой попытки однозначен.

       – Или его возможности. Ты мне сказку читал. Мышка пробежала, хвостиком махнула, яйцо упало и разбилось. Я думаю, смысл сказки в непрогнозируемости результатов. Цель, на достижение которой направлены некая сумма усилий, в финале может не соответствовать желаемой.

       – Но выбора это не отменяет.

       Айне отдала команду, и симбионт подчинился, пусть и с явной неохотой. Уходили гифы, клейким веществом запечатывая отверстия на коже. Отключались рецепторы. Фоновый шум слабел.

       Айне встала с кресла.

       – Я могу сделать так, что у тебя не останется выбора. Ты перестанешь о нем думать.

       Тод сел.

       Он сильнее Глеба. И вряд ли стал бы раздумывать, желай избавиться от Айне. Но если пожелает – она не будет останавливать.

       – Но это неправильно, – присев напротив его, Айне протянула руку. – Тод, я не хочу тебя заставлять. Выбор. Честный. У меня нет аргументов, чтобы убедить тебя. У тебя есть аргументы, чтобы отказать мне. Ты знаешь, кто я. И осознаешь, что я могу с тобой сделать. Для тебя безопаснее будет уйти. И если ты захочешь, я тебя отпущу. Но, пожалуйста, останься.

       – Почему?

       Ответить на этот вопрос было легко:

       – Мне нравится слушать звук твоего сердца.