Текст книги "Клятва графа Калиостро (СИ)"
Автор книги: Екатерина Крылатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Идем, – оторвал от любования «крокодилом» Артемий, – он должен быть где-то здесь.
Следы протекторов привели нас к знакомой машине. Та махала «дворниками», разгоняя морось, и залихватски подмигивала фарами.
– Ну наконэц-то! – обрадовался смуглый водитель. Он выглядел как заправский таксист, имелись даже кепка, усы и сигарета в зубах.
– Как оно, Эдвард? – спросил его Воропаев, когда мы забрались в «Ниссан».
– Та аткуда ж я знаю? – отмахнулся таксист. – Мое дэло нэхитрое: тарантайка ваш отогнать да от пагони оторваться, а что уж там, как уж там… – он сверкнул в мою сторону жгучими очами и лихо сдвинул кепку. – Нэ прэдставышь, нэ?
– Выруливай, Эдвард, выруливай!
– С мэста не сдвынусь! – заупрямился Эдвард, скрестив на груди худые татуированные руки. – У мэня принцип: нэзнакомый дэушка нэ возыт!
– Вера, – представилась я, нарушая правила этикета, – можно просто Вера.
– Вот что я гаварыл? Талковый дэушка! Ответствэнный, но цэпкий! Приятно познакомытся, Вэра. Эдуард, для своих можно Эдвард.
С удалью истинного джигита он домчал нас до города, свернул на улице Свободы и остановился у дома, где жили мои родители.
– Спасыбо, что подвэзли! – усмехнулся он и подкрутил ус. – Что, дарагой, не раздолбал я твой тарантайка? Сколька ты Печорину должэн?
Артемий вымученно улыбнулся. Подозреваю, тут имел место азартный мужской спор.
– Что это было? – спросила я мужа, едва мы остались наедине.
Крылов, телепорт, лесополоса, рояль… то есть «Ниссан» в кустах – тщательно спланированная комбинация, это и ежику понятно. А вот кем, когда и зачем? Ты пожалеешь о том, что задумал. Ирина знала, но в последний миг почему-то растерялась. Воропаев выбил её из колеи: изобразил покойного Виктора Лаврентьева. Кто, если не Лаврентьев, мог смеяться над графиней и восхвалять «дивные глаза» древней ведьмы? Эдвард – вампир, или я ничего не смыслю в вампирах. А еще в это темное дело впутан наш Печорин…
– Засада, – пораженно выдохнула я. – Вы организовали засаду!
– Есть такое дело, – отозвался муж, следя за дорогой. Дождь усиливался, погружая город в белесую пелену тумана. – Вампиры, при всей своей специфике, толковые психологи. Это они всё просчитали, мне оставалось только сыграть отведенную роль.
– Лаврентьев?
– Да. Идея Алекса, гуру работы с эмоционально-нестабильными существами. Если вкратце, слова, сказанные определенным голосом или с особой интонацией, оказывают на нашу психику своеобразное воздействие: могут возбудить, усыпить бдительность, парализовать, дезориентировать и так далее. Текст, тембр, интонация вкупе с эффектом неожиданности дали именно тот результат, на который рассчитывал Алекс – кратковременную дезориентацию. Важно было не ошибиться в словах и их порядке.
– Но откуда вы узнали, как и какие слова?..
– Магическая колония для Особо Опасных преступников – заведение, славящееся своим нестандартным подходом к быту и содержанию заключенных, – поморщился Артемий. – Там отбывают наказание твари, которых от расстрела отделяет одно-единственное «хрю». Иначе говоря, искать их никто не станет и в Гринпис никто не позвонит. Богатый материал для нелегальных исследований.
– То есть, на Бестужевой ставили эксперименты? – я сглотнула, переваривая этот безумный факт. Представить страшно, что они могли получить, мешая в пробирке бульдога и носорога!
– Пытались, не учтя одной крохотной детали: она слишком разумна, чтобы позволить себя препарировать. Всё, что удалось сделать мкооповцам и РИИЦМу, это извлечь из недр памяти Ирины несколько обрывочных воспоминаний. Два из них посвящены Виктору. Лаврентьева опознал Борис Рейган, имевший доступ к следственным материалам и архивам МКООПа. Мои знания по данной теме исчерпаны.
– И когда вы только успели?..
– Раздать роли? – мрачно уточнил муж. – На следующий день после визита Юдиновых. Таможня дала добро, операцию назначили на сегодня. Согласия не требовалось, меня просто поставили в известность. Препираться было глупо, к тому же, план Сообщества не лишен искры гениальности. Вор у вора шапку украл, а в качестве шапки послужили мы с тобой.
– Не понимаю, – я машинально провела ладонью по лбу и зашипела от боли.
– Ирен не собиралась отнимать снежинку таким образом, Вер, и Великий Лунень – всего лишь предлог, чтобы поиграть на наших нервах. Думаю, она бы сильно удивилась, согласись ты на обряд обмена. Театральщина, но театральщина эффектная: как нельзя наглядней демонстрирует длину поводка. Она знала – только представь! – о месте и времени засады, но предпочла сыграть спектакль. Доигралась. Концентрация вампиров на кладбище составляла около семи десятков упырей на жалкие квадратные метры. В правом углу – Ирен и её команда, в левом углу – Алекс-Баба и сорок разбойников. Стычка закончилась семь минут назад, наши выиграли.
***
– Разумеется, я накормила ребенка, – вещало сухопарое создание, облаченное в зеленый передник с попугаями и безразмерные комнатные тапки. – Пищу следует принимать каждые три-четыре часа, и отсутствие аппетита – еще не повод нарушать распорядок! Дети хрупкого телосложения больше других подвержены…
– Да, Нина Густавовна, – согласилась я, не вслушиваясь особо, – вы абсолютно правы.
Теперь, когда Пашка жил с нами, попасть куда-либо можно было двумя способами: взять его с собой или попросить соседку присмотреть. Неловко беспокоить по такому поводу Нину Густавовну, престарелую обрусевшую немку и страстную кошатницу, чей мирок вертелся вокруг перса Зигфрида и беспородного Барсика, но на похоронах ребенку не место.
Уговаривать Нину не пришлось. Спихнув Барсика и Зигфрида на племянницу, старушка явилась к нам – вот она, истинно немецкая педантичность! – за полтора часа до оговоренного срока. Энергичная бабуля, с закрученными в «дулю» волосами и заколкой а-ля «Фрекен Бок», деловито прошлась по кухне, отчитала полусонную меня за пыль на шкафах и ущипнула Пашку за щеку: «Ути бозе мой!». Это её «ути бозе» прозвучало как «Оставь надежду всяк сюда входящий». Мальчик выдержал всё с мученическим терпением, но его прощальный взгляд стоил тысячи слов. «И ты, Брут!» – говорили карие Пашкины глаза, обращаясь одновременно к нам обоим. Взамен мы обещали вернуться как можно скорее, мороженое и шашлыки, только когда именно – не уточнили.
– У вас очень бледный цвет лица, – продолжила меж тем Нина, игнорируя изъявления благодарности и открытую для этих целей коробку конфет. – Неправильное питание, стрессы, плохая экология…
Со стороны могло показаться, что она рекламирует препарат для восстановления микрофлоры кишечника. Тем временем в спальне Пашка сбивчивым шепотом рассказывал отцу, какие муки ему пришлось пережить.
– Вы правы, Нина Густавовна, – я изобразила раскаяние. Перебивать соседку, а уж тем более спорить с ней, опасно для душевного здоровья. Нине можно только поддакивать, чем мне и предстояло заняться в ближайшие минут десять.
– Собака отвратительно воспитана! – я сделаю из нее человека, ага. – Она практически сбила меня с ног и облизала лицо! Облизала, представляете? – соседку затрясло от гнева. Загнанный под диван Арчибальд, только лапы торчат, протяжно вздохнул. – То ли дело кошки…
Ух, началось! Оседлав любимую лошадку, Нина сойдет с нее очень нескоро. Я решилась на крайние меры: сосредоточившись, вложила ей в голову подозрение, что бедняжка Зигфрид скучает без хозяйки, просто места себе не находит. Оформившись, подозрение перерастет в беспокойство, затем в уверенность, и мы будем спасены.
Не прошло и минуты, как соседка заерзала в кресле. Подозрение счастливо миновало стадию беспокойства – позабыв, о чем она хотела сказать, Нина скомкано попрощалась и поспешила к Зигфриду. Я, наконец, могла избавиться от пыльного траурного платья, лишь стараниями мужа сохранившего товарный вид, и переоделась в домашнее. В мыслях царил такой бардак, что «правило Скарлетт» покачало изящным пальчиком и велело справляться самостоятельно. «Завтром» тут не отделаешься, сетовало оно.
– Неужели мы свободны? – спросила я в пустоту.
– Как птицы, – подтвердил Воропаев. Он был по-прежнему одет в черное, что никак не вязалось с мечтательной улыбкой и маленькой Пашкиной ладонью в его руке.
– Подслушивать нехорошо, – укорила я, кидая платье в пластмассовый таз. Туда же отправлялись прочие темные вещи, нуждающиеся в стирке.
– Подслушивая, можно порой узнать немало интересного и поучительного, – весело ответил он. – Тебе ли этого не знать, дорогая?
Не будем портить человеку настроение, тем более что он не так радостен, каким хочет казаться. Что бы там не говорила Ирина, радоваться чужим похоронам способен далеко не каждый.
– Мужчинки мои, вы голодные?
– Нет, – смешно нахмурил брови мальчик и, вспомнив о чем-то, добавил: – спасибо.
– Ну, тогда распаковывайся, – обратилась я к мужу. – И хватит на сегодня цитат, умоляю.
Повинуясь движению руки и свистом подзывая неучтенную одежду, пластмассовый таз поплыл в ванную. Стирать всё равно придется вручную, а так хоть время сэкономлю.
– Меня всегда умиляла твоя привычка что-то мыть или чистить, когда ты волнуешься или размышляешь над тайнами мироздания, – поддел Артемий, включая видавший виды компьютер. Павлик попросил мультики, а брать ноутбук без спроса он стеснялся.
Я невнимательно кивнула и взялась за протирание пыли. Предложенную помощь (повезло всё-таки с супругом, сарказм не забивает принципов) вежливо, но твердо отклонила. Наедине с уборкой лучше думается.
По дороге домой Воропаев рассказал мне всё без утайки: и о просьбе Печорина, и о плане вампирской братии, и о тонкостях поимки. Эдвард внес свою лепту, в красках описав погоню за фантомами, где сыграл не последнюю скрипку, и задержание всех тех, кто купился на подставную утку. План был безупречен, не спорю, но вместе с этим оставил неясности, которые ни муж, ни вампир-автолюбитель так и не сумели объяснить. Неясность первая: если Ирина действительно знала о предстоящем «гоне», зачем ей понадобилось совать голову в петлю? Всему есть предел, даже самонадеянности древней ведьмы, да и Ирен до сегодняшнего дня проявляла осторожность. В «проруху на старуху» почему-то не верилось. Неясность вторая: пускай Бестужева и понадеялась на себя, что помешало ей предупредить телохранителей? Ее вампиры, по словам очевидцев, были ни сном, ни духом. Неясность третья: что Сообщество планирует делать дальше? Преступников такого класса не сажают в тюрьмы. Какой смысл, если они сбегают оттуда, как школьники с уроков? Расстреляют без суда? В МКООПе практикуются смертные казни, проблем с законом не возникнет. И неясность главная: что будет с многочисленными сообщниками? Местонахождение большинства, в том числе Галины, до сих пор неизвестно. Неужели Совет не видит, как легко и удачно всё сложилось? Слишком легко и чересчур удачно, практически бескровно и без единой жертвы! Так просто не бывает!
***
– «…В это мгновение адмирал поднял руку. Внизу на шкафуте проиграла труба, и вслед за этим канонир на баке выстрелил из своих пушек. И как только прокатился их грохот, лорд Джулиан увидел позади английского корабля и неподалеку от левого его борта два больших всплеска…» – я оторвалась от книги и краем глаза взглянула на Пашку. Тот слушал, подперев кулаками щеки. Я поморгала, прогоняя резь в глазах, и продолжила читать. – «Почти одновременно из медных пушек на носу “Арабеллы” вырвались две вспышки огня. Одно из ядер упало в воду, обдав брызгами дозорных на корме, а второе ядро с грохотом ударилось в носовую часть “Милагросы”, сотрясло весь корабль и разлетелось мелкими осколками…» (Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада» – прим. автора)
– Так, милагросы мои, хорош ломать глаза, – книжку выдернули у меня из-под носа и переселили на полку. – Спать пора!
– Ну па-а-ап, – зевнул мальчик, – мы совсем не устали.
– Говори за себя. Вера вон уже спит, но из вежливости не признаётся.
– Я, правда, немного устала, Паш, – улыбнулась я, – но завтра мы обязательно дочитаем.
Пашка состроил обиженную рожицу, но отец был неумолим:
– Спать!
Кровать, конечно, не обладала габаритами дивана, но втроем мы умещались вполне. Трое в лодке, не считая собаки, что храпит на полу. Если становилось совсем жарко, я уходила в гостиную, давая своим мужчинам возможность выспаться. Пашка не мог ночевать один, приходилось искать компромиссы. Не маленькая, переживу, пускай только не вспоминает о вампирах и спит спокойно. Мы с супругом отвлекали его, как умели, читали книжки на ночь, рассказывали разные истории. «Пап, а расскажи, как меня из роддома забирали!» и понеслось по накатанной. Мальчик мог слушать отца часами, но ко мне по-прежнему относился с прохладцей.
Артемий перевернулся на бок, не прекращая обнимать дремлющего сына. Тот всегда долго мостился, прежде чем заснуть, но сегодня набегался, играя с Арчи в храбрых полярников. Лабрадору была уготована роль ездовой собаки, и он долго не мог сообразить, что от него требуют.
«Галина не звонила?» – задала я вопрос, ставший дежурным.
Вот уже пятые сутки как Ирен официально взята под стражу, а перебежчица так и не дала о себе знать. Квартира неизменно пустовала, телефон не откликался, последний раз Галину видела соседка – в день визита Ренаты и компании ведьма ушла из дома раньше обычного. За всё время, что Пашка жил у нас, Галина так и не удосужилась позвонить, даже банально поинтересоваться: а как там мой ребенок? Мальчик хныкал ночами, звал маму, а по утрам хвостиком ходил за отцом, держа того за руку. Когда Артемий уходил в больницу, Павлик жался ко мне, боясь оставаться один не только в квартире – в комнате. «Просто ты меньшее из двух зол, – издевался внутренний голос, – а то, что из шкуры вон лезешь, чтобы угодить, ему до лампочки. Дорогая моя, проснись и пой, ты ему даже не мачеха! Родная мать-то жива-здорова, хоть и шляется неизвестно где».
Но я затыкала рот внутренней ехидне и упорно шла на контакт. С удовольствием играла, читала перед сном, просила о посильной помощи (принести что-нибудь, расставить обувь в прихожей или надеть поводок на Арчи). Павлик постепенно привыкал ко мне и уже не глядел волчонком – для ничтожного временного отрезка результат отличный, учитывая фамильную воропаевскую гордость и неслабенькое такое предубеждение. Не было никакого желания добавлять к списку Галининых провинностей еще и «эффект тети»: каждый плюет со своей колокольни, и ей не за что меня любить, но скотское отношение ко всем остальным давно превысило все допустимые пределы.
Помимо всего прочего, нас с Пашкой связывал общий секрет. Вчера вечером, не решившись будить морально укатанного папу, который уснул там же, где упал, мальчик пришел ко мне, здорово напугав. Я как раз домывала посуду после ужина, мурлыкала что-то лирическое и потому не услышала шагов.
– Вера? – позвал ребенок, дернув меня за майку.
Едва не выронив скользкую тарелку, обернулась. Укутанный в простыню Пашка – простыня была длинная и волочилась по полу, – смотрел на меня блестящими глазами, смаргивая слезинки. Он отчаянно тер лицо кулаком, борясь с ревом, но всё равно ревел.
– Господи, Паш, что случилось? – стряхнув с рук мыльную пену, обняла его.
Не отшатнулся, вопреки обыкновению, не дернулся. Наоборот, прижался всем телом, доверчиво так, словно котенок к кошке.
– П-папа… спит… я… к теб-бе…
– Тише, тише, не плачь. На вот, выпей водички.
Присев на корточки, я поддерживала кружку, пока он пил, отвела с холодного лба волосы. Замерз? Руки влажные.
– В-вера, Вер… а мама… она меня б-бросила?
– Нет, Пашка, конечно же, нет, – забормотала я, прижимая лохматую голову к своему плечу. – С чего ты взял? Ерунда какая…
– А п-почему тогда она не прих-ходит? Не з-звонит?
– Наверное, она пока не может позвонить, но обязательно…
– Они уб-били ее, да?
– Нет! Нет. Посмотри на меня.
Он послушно поднял зареванное лицо.
– С твоей мамой всё хорошо, и она обязательно позвонит, – убежденно сказала я. – Позвонит, слышишь? Она не могла тебя бросить, потому что очень любит. Не надо плакать, Паш, мы ведь рядом и никогда тебя не оставим.
– А п-папа… папу они не уб-бьют? – мальчик хлюпнул носом. Слезы перестали течь, и теперь он негромко икал.
Выходит, всё это время Павлик перемалывал в головешке мысль о потере родителей. Что мама его бросила, что папа умрет. Перемалывал и молчал. Представляю, чего он мог там себе накрутить.
– Пусть только попробуют! – я сделала страшные глаза. – Мы с тобой им покажем, где раки зимуют.
– А где раки зимуют? На Б-барбадосе?
– Ага, – подходящее местечко для плохих «дядек» и клыкастых «тетек», хотя лично я бы отправила их на Тортугу: у пиратов с нечистью разговор короткий, – там очень страшно.
– Нет, – сказал мальчик немного погодя, – на Барбадосе не страшно. На Барбадосе живет Арабелла, а она ко всем хорошая.
– Думаю, Арабелла сделает исключение.
Пашка впервые смотрел на меня вот так, с безграничным доверием и восхищением. Как же хотелось оправдать это доверие!
Дождавшись, пока я закончу с делами, мальчик за руку отвел в комнату, чтобы по пути не потерялась. Новый сюрприз.
– Можно я с тобой останусь?
– Да оставайся, – сердце в груди радостно скакнуло. – Капустина принести?
– Не надо, не уходи.
Он прильнул ко мне, потерся влажной от слез щекой о ладонь. Кому я тебя отдам, а? Правильно, никому. Мой ты, родной ребенок. Наш. А у Галины ни стыда, ни совести. Павлик же не в курсе всех этих разборок, могла бы и позвонить ради приличия. Просто взять в руки телефон и набрать номер! Он ждет её звонка, издергался весь. Какие бы чувства по отношению к бывшему мужу или ко мне она не питала, как бы ни ратовала за «справедливость», дети есть дети, тем более, твои дети. Они не повинны в грехах отцов и матерей. Жаль, что некоторым ведьмам не дано этого понять.
– Кукушка вы, Галина Николаевна, – буркнула я себе под нос, – самая настоящая. И думайте, что хотите.
Глава седьмая
Тайное становится явным
Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.
В. Драгунский
Артемий не бросал слов на ветер, и обещанные шашлыки состоялись.
Как же всё-таки приятно выбраться на природу! И дело тут вовсе не в маринованном «по канонам» мясе. Приятно уехать далеко-далеко, на целых шестьдесят километров, почти что забраться в амазонские дебри. Солнышко светит, птички поют… что там обычно упоминают? О, деревья шумят – нерафинированная безмятежность, и, что наиболее ценно, ни души кругом.
– А кто-то еще песни мне пел про дефицит общения, – поддел Воропаев. – В леса тебе надо, дорогая, в леса. Цурюк, цурюк натур.
Не хочу в леса – на работу хочу! Больничный давно кончился, занимаюсь тунеядством на постоянной основе. Не удивлюсь, если меня давно уволили.
– Удивляйся: не уволили, не разбрасываются у нас такими ценными кадрами. Ты в отпуске за свой счет по договоренности с работодателем, и не спрашивай, как я это провернул.
– Я и не буду, – пожала плечами, припоминая, что подобные отпуска имеют весьма ограниченную продолжительность, если, конечно, я не работающий инвалид и не ветеран боевых действий.
Место для лагеря выбрали быстро. Полянка как полянка, в двух шагах речка. Где-то рядом должна быть база отдыха из недавно открывшихся, какой-то там парк. Элка очень рекомендовала этот самый парк, но мы решили отдохнуть по старинке, без толпы туристов-энтузиастов и прочих сомнительных радостей.
Стоило выбраться из машины и открыть багажник, единственный наследник дома Воропаевых и неугомонная собачья морда помчались к реке.
– Пашка, в воду не лезь! – крикнул Артемий сыну вслед.
– Хорошо!
Добравшись до берега, Арчи светлой стрелой ворвался в реку и поплыл, загребая лапами, рассекая слабое в этой части течение. Его довольное хрюканье вынудило Пашку завистливо вздохнуть.
– Тоже плавать хочется? – спросила я, подходя.
– Да нет, – безмятежно улыбнулся мальчик, – я плохо плаваю. Классно у него выходит!
Нанырявшись, пес выбрался на берег и отряхнулся, обдав нас веером мелких брызг. Пашка отворачивался и заливисто хохотал, Арчи лаял и тянул его за собой, в реку. Зацени, мол, хороша водичка. Водичка и вправду приятная: утром дождь прошел, в самый раз.
Приподняв подол летнего сарафана, я вошла в воду по щиколотку. Мелкие камушки царапали босые ноги, но больно не было. Пошевелишь пальцами, и влага будто залижет ранки. Пахло рекой и лесом, немного – костром, запах влажной листвы мешался с ароматом дыма. Мимо пробежал Арчибальд, встряхнул палевой шкуркой, и флер мокрой псины затмил собой все остальные запахи.
Пока мы прохлаждались, Артемий возился с шашлыком и мангалом. Жидкостью для разжигания он принципиально не пользовался, а купленные в хозтоварах угли доводил до какого-то особого, одному ему известного состояния. Отпустив Пашку на волю, я взялась за нарезку овощей и сортировку нарезок. Складной столик у нас тоже был, не пришлось использовать багажник. Попутно вскипятила магией старенький жестяной чайник и сделала бутерброды. Есть почему-то не хотелось, одна мысль о скворчащем на огне шашлыке вызывала тяжесть в желудке. Проглотив на пробу маленький кусочек помидора, долго полоскала рот водой, выдворяя ставший вдруг ужасно мерзким вкус.
Арчи ужом вился вокруг Воропаева, выпрашивая мясо. «Ну хоть кусочек, хоть ошметочек! Поделись с бедным ребенком! Ну чего тебе стоит?» – говорили несчастные собачьи глаза, пока наглая моська пыталась как бы невзначай заглянуть в кастрюлю. Артемий щелкнул его по носу и послал жевать хлебушек. Тогда Арчи совершил прыжок кобры и намертво вцепился в шампур, точнее, в нанизанные на шампур куски. В несчастных собачьих глазах читалась решимость бороться до последней капли маринада.
– Вер, уйми своего… Вера?
Я отчаянно плевалась, мысленно проклиная помидоры и всех пасленовых прадедушек до пятого колена.
– Всё нормально? – муж в мгновение ока оказался рядом, вытирая руки полотенцем.
Забытый Арчи расправлялся со «своей прелестью» и довольно урчал.
– Помидор гнилой попался, – пробормотала я, спешно глотая воду.
– Этот, что ли? Да нет, нормальный помидор, – заключил Воропаев, проверяя красного вредителя магией, – даже без химиков и котов.
– Не знаю, как там насчет химиков, но на вкус – хуже некуда.
– Вер, если тебе нехорошо, давай вернемся домой.
– Нет! Мне хорошо. Пашка…
– Переживет Пашка, – отрезал он. – Ты вся зеленая.
– Со мной всё в порядке, правда, просто живот разболелся.
– Когда ты так говоришь, всё обычно оказывается не в порядке.
Муж нырнул в салон «Ниссана» и достал из бардачка аптечку. Сунул мне три таблетки активированного угля.
– Этого пока хватит. Пей, поживем – увидим.
Послушно проглотила таблетки, запив их остатками воды, и снова взялась за нарезку. Артемий мягко, но решительно забрал у меня нож.
– Ты лучше в теньке посиди, с помидорами сам разберусь. Если вдруг станет хуже, сигналь, домой вернемся.
В наказание за украденный шампур Арчи оставили голодным, строго-настрого запретив Павлику кормить собаку. Впрочем, мой четвероногий тайфун не особо расстроился. Он сыто икал под столиком, молотя по земле выдровым хвостищем – наивысшая степень блаженства.
– Клаффный фафлык, пап, – похвалил Пашка с набитым ртом.
– Запей. Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент, – отозвался мальчик, обретя возможность говорить внятно, – это констатация факта.
– Где-то я уже это слышала, – выглянула из-за «Практической магии», за которой спряталась, как за ширмой.
Раскладные кресла с высокой спинкой благословенны. Я оттащила свое в тень и теперь полулежала с книгой, не боясь свалиться. Дискомфорт медленно, но верно переходил в дурноту, а в таком положении было более-менее удобно.
Одновременно с чтением решалась сложная аналитическая задача: вот уже август перевалил за половину, и сентябрь буквально пляшет на кончике носа, а что буду дарить мужу на день рождения, так и не придумала. Понадеявшись на внезапное озарение, тянула до последнего. Дотянула. Хотелось чего-то оригинального, запоминающегося, а не просто нового портмоне или другой какой-нибудь жутко-полезной-в-хозяйстве вещи. Само собой, идеи с дачно-морским отдыхом мне в жизни не переплюнуть... Ну, ладно, предположим, что это всё-таки будет вещь. Тогда что делать с «упаковкой»? Романтический ужин? Нет, не пойдет, не годовщина ведь. Семейный ужин? Уже лучше. Пускай у нас будет торжественный семейный ужин. Но что же мне ему подарить?
Я крутила варианты и так, и этак, перебирая теоретически осуществимые и отбрасывая заоблачные. На ум шли всякие подарочные банальности вроде вышеупомянутого портмоне и наручных часов. Личные сбережения в наличии, семейный бюджет не пострадает, но, думаю, в подарке должна присутствовать и ручная работа – крылья, например, мне ваяли вручную, переплавляя серебро и ограняя лунные камни…
Я и не заметила, как задремала с тетрадью на коленях. Над головой одиноко чирикала птица. Веки смежились сами собой. В течение последних двух недель никак не удавалось выспаться, и хитрое тело стребовало свое.
Проснувшись спустя какое-то время, обнаружила, что осталась в гордом одиночестве. Солнце скрылось за набежавшими тучами, поэтому кто-то укрыл меня пледом. Завернутая в целлофан тетрадь лежала на столе, а Артемий и Пашка играли с Арчи в «тарелочку». Отошли подальше, чтобы не разбудить. Заботливые.
В чайнике нашлась вода, в пластмассовых контейнерах – шашлык и нарезанные овощи. Заедая мясо хлебом, налила себе чаю покрепче, посолила половинку огурца и вернулась в кресло. Или уголь помог, или свежий воздух, но тошнота оставила в покое. Помидоры, правда, по-прежнему вызывали нездоровое отвращение.
– Вижу, тебе полегчало, – заметил муж, когда они вернулись к машине.
Пашка отнимал у Арчибальда «тарелочку», которую тот гордо нес в зубах. Пес беззлобно порыкивал на мальчика, но, в конце концов, уступил. День у Арчи выдался хороший, а если тебе хорошо, надо делиться с другими. Счастье как торт – его лучше разделить на всех, иначе и зубы испортишь, и колики заработаешь.
– Чаю хотите?
– Я сок хочу! – заявил Павлик.
– Возьми в багажнике. Вер, у тебя перец на бороде.
– Да? – потерла подбородок, взглянула на ладонь. Действительно, черный перец. Откуда?
Взгляд упал на недоеденную половинку огурца. Оказывается, вместо соли я ухитрилась щедро приправить его перцем и не заметила разницы, только вкуснее показался.
Воропаев протянул мне влажную салфетку, достал Пашке сок, а сам уселся на траве, скрестив ноги. Арчи копошился рядом, зарывая «тарелочку» в корнях.
– Хорошо иметь домик в деревне, – мечтательно протянул мой супруг, – на природе даже воздух другой, вкусный какой-то, надышаться не можешь. А в городе – один бензин.
– Не скажи, – возразила я, – у нас еще всё довольно неплохо, жить можно. Но на природу, согласна, иногда хочется.
– Тогда решено: как выходим на пенсию, покупаем дом. С огородом…
– И курами? – вклинился мальчик.
– И курами, и утками, и гусями, и коровами, и овцами…
– А кто, интересно, будет за всем этим ухаживать? – терпеть не могу коров.
– Мы и будем, – не растерялся Воропаев, – разве ты не со мной?
– Не горю желанием целыми днями носиться с корытом и лопатой, – честно призналась я. – Коров нужно доить, гусей – пасти, об овцах вообще молчу.
– Эх, Вера-Вера, а как же «в горе и в радости, во здравии и в болезни…»?
– Эй-эй-эй, о гусях там не слова не было, – отмахнулась я.
– Похоже, это друг познается в беде, а жена – в деревне, – рассмеялся Артемий, смахивая ползущую по руке гусеницу.
– Именно. Хочешь проверить кандидатку в законные – подари ей корову.
Смех смехом, а в деревню я не поеду, никогда и ни за что. Разве что на старости лет щелкнет в мозгу какой-нибудь скрытый доселе тумблер, и мечтой всей моей оставшейся жизни станет садоводство и огородничество. Вот тогда, пожалуйста, хоть утки, хоть лошади.
Дебаты прервал телефонный звонок. Тут же вроде сеть не ловит!
– Могло же быть такое, что я его дома забыл? – непривычно жалобным голосом спросил Воропаев. – Или уронил во что-нибудь нехорошее? Это ведь на полчаса, как минимум.
– Сологуб, что ли?
– Если бы! – словно решившись на прыжок с Ниагары, он ткнул пальцем в зеленую трубочку. – Да, Светлана Борисовна. День добрый! Не знаю, может, дома забыла? Да, со мной. Нет, не в городе. Ах, вы у нас! Ну, разумеется. Что? А, сварите на ваш вкус, мы всеядные, вы же знаете. Правда-правда. Конечно, одну минуточку, – муж передал телефон мне. – Молись и кайся, моя дорогая.
– Да, мама, – смиренно сказала я. И понеслось…
С тех пор как я познакомила Воропаева с родителями, над нашим волшебным инкогнито нависла серьезная угроза. «То тюлень позвонит, то олень» – то Элка нежданно-негаданно нагрянет, то Анька. Порой лишь чудом удавалось выйти сухими из воды, спросите домовых. Например, однажды нас за малым не разоблачила мама. Как сказала бы сестренка, чуть не спалились. А дело было так…
Ключ от квартиры мамуля стребовала в день въезда: график ненормированный, могли вернуться вовремя, а могли и под утро. Установка носить нам съестное и домашнее обсуждению не подлежала. «Как можно три дня есть один и тот же борщ?!» Воропаев ругался: сам он маменькиным сынком никогда не был и не привык к вторжениям в семейную крепость. Еще бы, столько лет все по струночке ходили, а тут нате вам – моя мама. На нее давить бесполезно.
– Светлана Борисовна, упорная вы наша, ну не пять лет деткам! И приготовим, и уберем. Мотаться каждый божий день через полгорода я вам не позволю.
– Артемий Петрович, – да-да, они между собой на «вы» и по имени-отчеству, – я глубоко ценю вашу заботу, но позвольте мне самой решать, куда и когда мотаться, – и хотя она не добавила «уж будьте так любезны», эта прибавка буквально повисла в воздухе.
Я в n-ный раз оказалась меж двух огней: новоявленные родственники, исчерпав все имеющиеся аргументы, обратили взоры ко мне. Замкнутые циклы: поспорят-поспорят – посмотрят, еще поспорят-поспорят – опять посмотрят.
– Воропаев, не смотри так на меня! Кто в доме мужчина, ты или я?
– Вот, – подняла палец вверх родительница, – Сережа, тебя это тоже касается! Куда делось твое авторитетное отцовское мнение?
– Ты на меня-то собак не спускай, Свет, – выкрутился папа. – Ты первая, извиняюсь, на зятя накинулась.
– Значит, тебе наплевать, чем дети будут питаться?!
– Так, господа, перерыв, не будем толочь воду в ступе. Светлана Борисовна, при всем уважении, вы перегибаете палку. Приходите к нам, помогайте, но, умоляю, не делайте этого каждый день!
– Да кто вам сказал?..
– Эй, народ, – крикнула из прихожей Анютка, – кто-нибудь мороженого хочет? Я тут случайно ларек ограбила.
При всех дипломатических талантах благоверного ему так и не удалось убедить тещу в своей правоте – она уступила непобежденной. Мое слово, как не странно, стало решающим: мама с папой и так много для нас делают, но детки выросли.
