Текст книги "Король-Предатель"

Автор книги: Егор Михнегер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

* * *

От удовольствия Скалозуб закатил глаза. Густая похлебка приятно растекалась по телу, неся с собою живительную энергию и надежду. Как обычно, Хог не подвёл.

С трудом оторвавшись от фляги, пленник обвёл взглядом площадь. Опасения оказались напрасны. Немногочисленные в последнее время прохожие не обращали на двух отверженных гномов никакого внимания. Тем не менее, как любил в своё время говаривать Фомлин: «лучше перебздеть, чем вляпаться очередной раз в дерьмо!» Осмотрительность – главный залог безопасности.

– Спасибо, Григги, теперь я чувствую себя гораздо лучше!

Подросток и сам весь лучился от счастья:

– Они пообещали приготовить нам супчик и завтра! – забитый юноша облизнулся. Как и было предсказано, его не отпустили из дома голодным. – Надо же! Сказать по правде, Безбородый, я решил, что ты окончательно спятил… Не думал, что твои друзья такие крутые!

Скалозуб нахмурился:

– Друзья? С Хогом был кто-то еще?

– Да, две добрые женщины. Шмара… или Гмара, блин, как там её? И ещё одна. Ну, другая! Уф, как сказать? Которые с бывшим старостой жили всё время! – косноязычно, но при этом доходчиво объяснил паренёк.

– Что ж, сие замечательно… – широко зевнув, промолвил начавший клевать носом узник.

После долгого голодания обильный приём пищи подействовал усыпляющее на измученного многострадального гнома. Веки налились тяжестью и, решив позволить себе прикрыть глаза «всего на минутку», Скалозуб незаметно для самого себя задремал.

Царство миражей и иллюзий гостеприимно распахнуло объятия.

– К-к-кларк? Кларк… Не может этого быть. Не может никак!

На подкашивающихся ногах Скалозуб подошёл к раскачивающемуся на верёвке покойнику. Плача, упал на колени, обнял мертвеца за лодыжки. Почувствовал безжизненный холод ступней.

– Праотец, смилуйся… Нет. Нет! Пожалуйста, н-е-е-ет!!!

Ошеломлённый трагедией гном завыл во весь голос:

– Кларк! Дружище… Мой братец! Зачем?! Почему?!

Ответом была тишина.

Прошла, наверное, вечность, когда выплакав до последней капли все слёзы, Скалозуб наконец поднялся с колен. Разбитый трагедией гном растерянно оглянулся по сторонам.

Окружающий пейзаж был воистину странным.

Во все стороны, насколько хватало взгляда, простиралось громадное, практически ничем не заполненное пространство. Пол, целиком покрытый колышущимся зелёным покровом, то плавно понижался, то вновь поднимался, образуя на земле гигантские бугры. От изумления забыв даже про хладный труп друга, гном с запозданием понял, что сам стоит на вершине одной из возвышенностей – для того, чтобы подняться на другой подобный нарост потребовалось бы, по меньшей мере, полчаса интенсивной ходьбы.

Подняв голову вверх, Скалозуб поразился ещё сильнее. Пещера была настолько обширной, что её свод терялся в недосягаемой высоте. Не видно было ни одного светляка-сталактита, однако светился будто бы сам потолок. Серо-белое свечение лилось отовсюду.

– Неужто, – пронзила гнома невероятная мысль, – неужели я попал в рай?!

Болтающийся рядом на искривлённом, почерневшем от старости дереве труп как-то не особо соответствовал описанию чудесного места.

– Рай?! Забудь про сии глупости, друг, – до боли знакомый голос раздался откуда-то сзади.

От неожиданности Скалозуб вздрогнул всем телом. Дёрнулся, резко поворачиваясь навстречу товарищу, но никого не увидел.

– Фомлин? Фомлин… – оказалось, что слёзы выплаканы вовсе не все. Стоявший на вершине холма гном разрыдался опять.

– Ну-ну, ладно уж тебе. Успокойся, дружок. Не стоит таких треволнений, – говорящего по-прежнему не было видно, один лишь звук разносился словно бы отовсюду. – Я рад, что ты всё ещё жив и здоров. Несмотря на все выпавшие на твою долю страдания…

– Фомлин! Почему я не вижу тебя?! Где ты, мой побратим?!

Сколь не вертел головой Скалозуб, кругом простиралась лишь безграничная зелёно-серая пустошь.

– В твоём сердце, дружище, в твоём сердце и воспоминаниях. Где же мне быть ещё, я ведь умер! – в голосе старосты послышались нотки горькой самоиронии. – Тпру! Не надо переживать, мне здесь вполне уютно и хорошо. Уж точно не хуже, чем в подлом мире снаружи!

– Мне так тебя не хватает…

– Знаю, Безбородый. Поверь, я всё про тебя теперь знаю. Знаю, понимаю, но ничем помочь не могу…

Тяжёлый вздох, словно порыв ветра, прокатился над самой вершиной холма.

– Наше время истекает, мой друг. Вскоре ты проснёшься и начнёшь творить доселе невиданное! Эх, а я-то, старый болван, не верил во второе пришествие Мерхилека…

Скалозуб отчаянно замотал головой:

– Проснусь? Творить невиданное? Мерхилек?! Фомлин, я не понимаю тебя! Где мы?! Кто убил Кларка? Почему ты прячешься от меня?!

– Прости, Безбородый, но у меня нет ответов. Я всего лишь разыгравшееся воображение в твоём разуме. Скоро ты сам всё увидишь своими глазами. Мне нечего больше добавить. Ведь я – это ты…

– Ты!!! – истерично взвыл незнакомый мужик, направляясь прямиком к Скалозубу. – Ты ответишь мне, Безбородый!

Едва очнувшись от безумного сна, закованный в колодки страдалец понял, что попал в новый кошмар. Вот только здесь проснуться уже не получится.

Взбудораженный тип быстро приближался, преувеличено размашисто поднимая и отводя назад руки в такт широким шагам. При других обстоятельствах, энергичная ходьба странного гнома могла показаться забавной, вот только в его нынешнем положении Скалозубу было отнюдь не до смеха. Закрутив головой, узник отчаянно пытался найти возможную помощь в лице юного сотоварища. По закону подлости, в самый нужный момент Григги и след простыл.

– Ну что, законновысерок, вот ты и попался!

Резко остановившийся в полушаге от пленника гном был явно из тех, про кого говорят «поехала крыша». В случае с данным индивидуумом крыша, похоже, поехала не только в переносном, но и в самом, что ни на есть, прямом смысле – голова незваного гостя была плотно обмотана тряпками, насквозь пропитавшимися кровью у самой макушки. В глазах застыл шок. Потрясение читалось на необременённом интеллектом лице, неразрешимый вопрос, требующий немедленного ответа! Ответа, который Скалозуб судорожно пытался придумать, не дожидаясь пока его спросят.

– Наконец ты явился ко мне, избранный сын! – что за пургу он несёт, Скалозуб понял уже с опозданием. Совершенно непостижимым образом слова сами лились из него: – Наклонись, я хочу тебя рассмотреть!

И без того озадаченный одному Праотцу известной дилеммой, раненный в голову гном выглядел вконец сбитым с толку. Он будто бы колебался, не в силах принять решение.

Несколько мучительных мгновений Скалозубу казалось, что незнакомец вот-вот взорвётся. Психанёт, жестоко накажет беспомощного, закованного в колодки власть в прошлом имущего, удумавшему насмехаться над нищебродом. Однако вместо этого гном молча склонился, практически соприкоснувшись лбами с узником.

Двое, каждый по-своему, сумасшедших долго смотрели друг другу в глаза.

От ядрёного, ни с чем не сравнимого запаха мухоморной настойки у Скалозуба перехватывало дыхание. Казалось, страшная вонь сочится из самых пор жутковатого посетителя. Отвернуться, к несчастью, не представлялось возможным. «Избранный сын» не моргая смотрел на него, и Скалозуб отвечал ему тем же. Борясь с невероятным внешним и внутренним дискомфортом, прилежный ученик Пастыря незаметно для себя самого погрузился в медитацию, всё дальше и дальше проникая в глубины широко распахнутых глаз стоящего перед ним гнома.

– Эй, Торк, чего й ты так вылупился? Законнорожденного впервой в жизни что ли увидел?! Ты ж только вчера с ихними защитниками переговоры вёл, пока тебе башку из арбалета чуть не снесли! – прибывший на подмогу Григги вынудил раненного на всю голову гнома оторвать, наконец, от Скалозуба свой пристальный взгляд.

– Он знает! Он всё знает! Всё! – дрожащей рукой Торк указал парню на получившего возможность сморгнуть Скалозуба. – Я видел! Видел это в его глазах! Он, он…

Под ошарашенными взглядами подростка, заключённого и шедших мимо по своим делам гномов, Торк безудержно разрыдался, затем плюхнулся на колени. Согнувшись, принялся со всех сил лупить по земле кулаками.

Несколько прохожих с опаской подошли к бьющемуся в конвульсиях гному. Прочие очевидцы странного поведения остановились, забыв, что куда-то спешили, однако приблизиться к раненному воителю не решались.

– Он же пророк! Пророк, понимаете?! – распугав всех, резко вскочил с колен познавший таинства бытия избранный. – Его обучал Пастырь! Гномы, да что с вами, неужто не видите?! Безумцы, слепцы!

«Безумцы» не шевелились, застыв все как один с открытыми ртами.

– Дедушки больше нет с нами. Старик передал свои знания и ушёл. Безбородый – наш новый пророк!

* * *

– Давай, шевели быстрее копытами, ссаный пророк! Пора в конуру! – надсмотрщик немилосердно отвесил крепкий пинок старику, загоняя того обратно в кладовку.

От силы удара Пастырь едва не поцеловался с противоположной стеной, лишь в самый последний момент успев выставить руки. Позади с грохотом захлопнулась дверь.

Потирая ушибленные кисти и зад, пророк так и остался стоять у входа, щурясь в царивший в комнате полумрак. В принципе, вглядываться было особенно не во что, за последнюю неделю в обстановке мало что изменилось.

Единственным достойным внимания новшеством являлся лежащий в дальнем углу матрас. Мастерски изготовленный Бойлом по наущению Пастыря лежак, конечно, не имел в полной мере права именоваться столь гордым словом, но… после твёрдого холодного пола старик радовался пованивавшему перегноем ложу больше, чем самой мягкой кровати на которой когда-либо спал. Листья грибокартошки, один пёс, в хозяйстве без кротосвинок ни на что не годились, ну а от нескольких оставшихся без покрывал светлокамней, «ночи» сильно светлее не станут.

Состояние Бойла заметно улучшилось. Пусть, таскать тяжёлые лейки с водой ему по-прежнему было противопоказано, по крайней мере, его перестало штормить и выворачивать наизнанку, стоило пройти по прямой больше трёх-четырех шагов за раз. Юный гном активно помогал Пастырю снимать и накрывать попонами светлокамни, пропалывать сорняки, тырить втихаря от злых надзирателей помидоры и огурцы, в общем, заниматься не требующей особых усилий работой. Сейчас выздоравливающий молчун сидел на краю матраса, играя с неугомонным Кларком в их странную игру.

Бойл резко выбросил правую руку вверх и чуть в сторону, моментально отдёрнул назад. Безрукий калека оказался шустрее. Петля точно накрыла условленную цель, Кларк крутанул предплечьем, надёжно фиксируя кисть своего оппонента, потянул руку к себе. Бойл сдался. Опять.

– Поверить не могу, что тебе удаётся так ловко орудовать этими штуками! – присвистнул наблюдавший со стороны Пастырь. – И главное, насколько быстро ты учишься владеть своим инструментом! Вспомни, ещё недавно ты еле мог обвить петлёй неподвижную цель, а тут вытворяешь такое!

Кларк слегка улыбнулся, кивком подал знак Бойлу, чтобы тот продолжал. Несмотря на крайне утомительные рабочие дни, такие тренировки длились не менее часа.

– Дай Бог, дай Бог… – уже тише добавил пророк, в душе искренне радуясь успехам, казалось бы, безнадёжно сломленного юного гнома.

* * *

Над опустевшей площадью царила та атмосфера спокойствия и умиротворённости, что свойственна так называемым вечерам. Большинство гномов заканчивали свои суетные дела и шли отдыхать. Никто не ведал точное время, ибо единственные в Квартале часы остановились лет сто, наверно, назад, а их починкой не озадачилась ни одна живая душа. Тем не менее, загадочным образом каждый знал, когда пора прекращать шум и гам, чтобы не мешать другим спать.

В одной древней книжке Скалозуб даже вычитал объяснение данному феномену, но счёл его вздорным. Якобы за ощущение суточных циклов отвечает скрытый внутри головы третий глаз! Ну-ну. Нет, известно, что некоторые гномы могли, например, жопой чуять опасность, однако предположений об органах чувств в заднице никто почему-то не выдвигал… То ли дело дополнительный глаз! Его старался развить каждый верующий во всякую чушь адепт очередной истины. Да что там, сам Пастырь, несмотря на всю свою мудрость, использовал данный термин, объясняя Скалозубу концепцию отрешённости. Чего тогда ожидать от рукописи, написанной в Дороковые ещё времена? Тем паче, учитывая, что в том же опусе автор утверждал будто гномы произошли от животных, которые произошли от ящериц, а те в свою очередь от рыб и так далее, чуть ли не вплоть до самых маленьких червяков, – в данном контексте удивительным представлялся скорее не теменной глаз, что по крайней мере действительно присутствовал у некоторых рептилий, а то, что фантазёр заодно не приделал гномам хвостов, рогов и копыт! Что говорить, мракобесие, похоже, процветало во все времена.

Торку наконец-то удалось раздуть угли, и в окаймлённой камнями ямке затлел огонёк. Странный гном радостно потёр руки, с гордостью посмотрев на провозглашённого им самим же пророка. Скалозуб слабо понимал, чего хочет от него сумасшедший, а потому на всякий случай великодушно кивнул. Лицо новоявленного «сына», к тому же по непонятным критериям «избранного», расплылось в широкой улыбке:

– Безбородый пророк и пацан верно голодны? Не беда, скоро Торк всех накормит!

Григги и Скалозуб обменялись недоумёнными взглядами. Раненный в голову гном был последним, от кого стоило ожидать помощи. Тем паче, когда голод стал нормой практически повсеместно.

– Сейчас разгорится и мы как следует поедим! Смотрите, что я припас!

Безумец вытащил из-за пазухи три дохлых крысы. Держа за хвосты, продемонстрировал добычу шокированным товарищам. Дело, в самом прямом смысле, начинало попахивать жаренным.

– Свеженькие, только сегодня поймал! Ммм… – Торк с любовью прижал грязные мохнатые тушки к груди. – Эх, съел бы всех сам, но нельзя. «Поделись грибокартошкой с ближним своим и да воздастся по щедрости твоей троекратно!» Разве ж не так говаривал Мерхилек?

Скалозуб подавил подступающий рвотный позыв и, преодолевая отвращение, согласно кивнул. Очевидно, у их нового друга не все были дома, а посему следовало проявлять осторожность. Григги с несчастным видом переводил взгляд с одного сумасшедшего на другого. Торк же, периодически поддувая угли, споро освежевывал крыс.

– Не будем полностью шкурку снимать, а то мяско оторвём, – доверительно сообщил повар, помещая тушки над тлеющим костерком.

От резкого запаха палёной шерсти у Скалозуба заслезились глаза. Даже гниющая голова старосты, прибитая совсем рядом к створкам колодок, казалось, перестала вонять.

– Ну, кто хочет попробовать мою стряпню первым? – Торк вытащил нанизанных на штыри крысы из импровизированного прямо посреди площади костерка. Протянул одну побледневшему Скалозубу. – Пророк?

– Нет, спасибо, но я не голодный… – едва сумел промямлить несчастный. – Вы ешьте, ешьте, потом покормите и меня. Сам же видишь, руки у меня не при делах, самостоятельно я поесть не могу. – Выкрутился из затруднительного положения скованный узник.

Довод оказался достаточно убедительным. Дав скорчившему брезгливую мину подростку одну из поджаренных тушек, Торк с упоением впился зубами в свою порцию мяса. Громко чавкая и урча, гном с аппетитом слопал крысу практически целиком, выплюнув лишь самые крупные кости.

Григги с открытым от удивления ртом наблюдал за блаженно прикрывшим глаза ненормальным, что почёсывал себя нынче по животу. Поднёс подарок к лицу, повертел так и этак, понюхал. Осторожно куснул. Медленно пожевал. Затем быстро и жадно сожрал всю свою долю.

Скалозуб изумлённо таращился на теперь уже двоих шибанутых, всей душой желая вырваться из колодок и удрать отсюда как можно дальше.

Паренёк подошёл к самодовольно улыбающемуся Торку и взял у него последний, предназначенный для пророка кусок. Повернулся к своему подопечному.

– Григги, если тебе так понравилось, можешь съесть мою долю! – юноша, однако, направлялся прямо к нему с явным желанием поделиться. – Дружочек, не надо! Это плохая, очень плохая идея, есть грызунов! Ты же знаешь, они самые грязные и мерзкие существа! Разносчики всякой заразы и… и просто я их боюсь! Не надо, прошу, не надо кормить меня как ребёнка!

Подросток неумолимо поднёс к лицу Скалозуба заботливо приготовленный Торком кусок:

– Жри крысу!

Глава 19. Толстый гном

Жизнь никогда не бывает справедливой. Для большинства из нас так оно, пожалуй, и лучше.

Оскар Уайльд

Чуткий сон старого гнома прервали характерные щелчки отпираемого замка. Покряхтывая от натуги, Пастырь приподнялся на локтях, тревожно всматриваясь в дверной проём. Во дворе царила глубокая «ночь», потому единственным, что он сумел различить в темноте, был ещё более чёрных мрак силуэтов двух гномов, кои, тяжело ступая, вошли в комнату к пленникам.

Бойл и Кларк, лежавшие справа от старика на общем матрасе, крепко спали сном праведников, никак не отреагировав на издаваемые посетителями скрипы и шум. Ситуация всё более настораживала, ибо хотя у Пастыря не было никаких приборов, позволяющих однозначно судить о времени суток, на обычное утро дело не походило. Надзиратели редко удостаивали пленников визитом в их конуру, как правило, ограничиваясь громким стуком и призывами «тащить ленивые задницы на плантацию».

Дедушка открыл было рот, намереваясь во что бы то ни стало разбудить юношей, но один из гостей опередил его, заговорив первым:

– Пророк, мне надо с тобою поговорить, – голос казался до боли знакомым, но из-за быстрого шёпота Пастырь не сумел распознать говорившего. – Не боись, никто не причинит вреда ни тебе, ни твоим подопечным. Пойдём выйдем, беседа предстоит долгая.

По-прежнему не понимая, что происходит, старик медленно встал. Неохотно, то и дело посматривая на сладко похрапывающих юнцов, направился к выходу.

Прикрыв за ним дверь, гномы достали из-за пазух яркие светлокамни. Обе личности были Пастырю прекрасно знакомы. К сожалению, радости от встречи он особенной не испытывал. Скорее наоборот.

Желающим побеседовать оказался не кто иной, как мерзкий торгаш по имени Лех. Толстяку было явно не по себе, в свете камней на лбу поблескивали крупные капли пота, запах мокрых подмышек отпугнул бы и любивших ковыряться в грязи кротосвинок. Сопровождающий его Ганин, хотя и был самым адекватным из всех троих надзирателей, тоже особой приязни у пророка не вызывал. Сейчас тюремщик вопросительно глядел на торговца, судя по всему тоже не до конца понимая намерений оного.

Лех нервно вытер ладони о ляжки:

– Спасибо, Ганин, можешь идти. Дальше я справлюсь как-нибудь сам.

Надсмотрщик равнодушно пожал плечами и, не обременяя себя лишними вопросами и сомнениями, двинулся прочь в жилую часть комплекса.

Пастырь стоял, напрягшись всем телом, не в силах решить: броситься ли на жирную тварь, чтоб задушить своими руками, либо всё-таки поискать камешек поувесистей, дабы разбить вредителю голову. Судя по тому как Лех сглотнул комок в горле, тот безошибочно догадался о намерениях потерявшего двух лучших друзей старика:

– Дед, не надо. Не надо, прошу! Пожалуйста, успокойся и выслушай. Знаю, у тебя есть причины меня ненавидеть, но речь идёт о жизни и смерти всех жителей нашего родного Квартала!

Пророк лишь сильнее сжал кулаки:

– Что-то поздновато ты забеспокоился о народе, – сквозь стиснутые зубы процедил едва сдерживающий себя гном.

– Да послушай же! При всём уважении, Дед, поверь, ты даже представить не можешь масштаба всей ситуации! С нами в союзе кто-то из самых могущественных власть имущих в Оплоте, а может таких мятежных богачей целый альянс! Лишь благодаря сему стало возможным наше противостояние. Без всесторонней поддержки Сопротивление так и осталось бы красным словцом для прикрытия рэкета и грабежа, лозунгом вшивой банды головорезов, не более. Пастырь, ты должен понять: я, Дорки, вся эта куча безмозглых фанатиков, воинов непонятной свободы и прочей херни – все мы лишь пешки в чужой игре, ничего не значащие исполнители чужой воли!

Лех протёр платком лоб:

– Проблема в том, что Дорки наотрез отказывается принимать очевидную истину, да что там, походу бандюга свихнулся вконец! Озверел от нахлынувшей власти, возомнил себя кровавой мессией и не понимает, что без власть имущего мы ничто! Этот психопат жаждет скорейшей расправы над всеми «виновными», от него можно ожидать самых разрушительных, самых бесперспективных и неоправданных действий! Я боюсь, что такой «Вождь» приведёт народ к катастрофе. Не выдержит он долгого ожидания, не сможет вести тактическую войну, следовать тщательно выверенной стратегии, кою заповедал нам Покровитель…

– Покровитель? – пророк с трудом, но всё же разжал кулаки.

Как бы не презирал он жирного гнома, всё указывало на то, что Лех гораздо дальновиднее и умнее чем кажется. Когда такие что-то хотят с тобой обсудить, отказываться от диалога – вверх глупости и самонадеянности. А ненависть, обиды и месть всегда можно отложить на потом. Когда для них наступит подходящее время и место…

– Давай, пройдёмся куда-нибудь вглубь вашего прекрасного сада, – Лех затравленно оглянулся по сторонам. – Мы говорим с тобой слишком громко и слишком близко от посторонних ушей.

– Всё началось довольно давно. Пожалуй, где-то год… – торговец задумчиво почесал бороду, – нет, наверное, даже несколько лет назад. Конечно, никто не пришёл и не выложил всё сходу как есть. Ха, как же, жди больше!

Были туманные намёки, расспросы, как бы невзначай, от разного рода господ и их приближённых, с коими я и Фомлин вели дела вне Квартала. Поначалу я не обращал на это особого внимания, думал, обычные жалобы и ворчание гномов, способ поддержать разговор, выгадать наилучшую цену. Однако опасного рода вопросы настойчиво поднимались снова и снова.

Постепенно у меня сложилось совершенно чёткое впечатление, что нас проверяют. Я поделился своими наблюдениями с Фомлином, а тот в свою очередь подтвердил мои опасения. Наш почивший друг полагал, что это какая-то хитроумная провокация, попытка найти предлог для ещё большего угнетения черни. Посему так называемый староста ни в какую не шёл на контакт, всячески изворачивался и уходил от любых скользких тем, что настоятельно советовал делать и мне. «Мы не должны давать ни единого повода для подозрения власть имущим!» – из раза в раз повторял он.

Мне же ситуация казалась всё более и более странной. Зачем кому-то понадобилось нас провоцировать? Чтобы потом наказать? Оно, возможно, звучало вполне бы логично, вот только тотальное истребление Жизнетворцев без мало-мальски удобоваримого объяснения как-то не согласовывалось с данной концепцией. Если Король решит притеснить голодранцев, то сделает это без какого-либо предлога или предупреждения, рассудил я тогда.

Втихую от Фомлина, на свой страх и риск, я начал играть в ту же игру, что и наши возможные провокаторы. Жаловался на несправедливость, притеснения, тяжёлую жизнь. Осторожно выражал недовольство политикой Предателя и так далее.

Дальше обмена намёками дело не шло.

События приняли кардинально иной оборот в тот день, когда на площадь впервые приволокли Безбородого. Кстати, не переживай, с ним всё в порядке, как бы странно не прозвучало данное утверждение, учитывая факт пребывания твоего подопечного в тех же самых колодках. Чувствуется рука опытного наставника. Деморализованный, обездвиженный, полностью беззащитный – законнорожденный мало того, что сумел не пасть духом, так вдобавок ещё умудрился собрать вокруг себя группу последователей! Они называют его Безбородым пророком. Можешь вообще такое вообразить?! Лично я как услышал, чуть не упал!

Пастырь представил, хотя и с трудом. Всё походило на то, что талантливый ученик превзошёл своего учителя. Лучшей награды для наставника и желать было нельзя! К несчастью, имелись все основания полагать, что талант висит сейчас на волоске от того, чтобы оказаться безжалостно вкопанным в землю, в прямом смысле обыгрывая известную поговорку…

– Безбородый пророк?! Ну и ну… Такого, пожалуй, за всю историю гномов не было никогда. Да, парень действительно молодец. Я знал, он обязательно найдёт возможность обратить обстоятельства в свою пользу! – с гордым видом промолвил пророк. Не суть ведь важно, что узнал он об этом лишь секунду назад.

Лех недоверчиво хмыкнул:

– Может оно, конечно, и так, но сейчас разговор не о нём. Давай вернёмся к нашим тараканам, лады?

Итак, как я уже говорил, после решительного народного самосуда над многострадальным, тогда ещё вполне себе бородатым законнорожденным, в моё скромное жилище явился Он! Покровитель, собственной персоной!

– Да кто он, Проявленный его побери, в конце то концов таковой?! – решил немного подзадорить торговца пророк, изображая заинтригованность и явное нетерпение.

Лех надулся от важности:

– Того, старче, я тебе сказать не могу. Все те несколько раз, когда я общался непосредственно с Покровителем, тот тщательно скрывал не только лицо, но даже всю свою бороду прятал за широкой и плотной банданой! Знаешь, густого такого, фиолетово-чёрного цвета. Видны были одни лишь глаза, что ярче светлокамней горели колдовским пламенем…

Нет, ты зря усмехаешься, Пастырь, я точно тебе говорю! Что-то древнее, неземное было в тех мудрых глазах. Властность в голосе и манерах. Безграничные возможности в том, КАК он говорил, и в том, ЧТО он предлагал…

Я поверил ему! Поверил в него, поверил в каждое произнесённое им тогда слово, ты понимаешь?! Я, который всю жизнь не верил ни во что кроме денег и того, что можно сожрать!

Толстяк сокрушенно взмахнул руками, звучно хлопнул себя по бокам:

– Я видел его всего пару раз, указания, в основном, доносят его подчинённые, но скажу тебе, Дед, есть в нём какая-то… – Лех интенсивно потер затылок, подбирая подходящее выражение, – хм, может быть, сила? Да, пожалуй, что так. От него словно бы исходила некая скрытая мощь. Пастырь, не надо на меня так смотреть, других слов я найти всё равно не могу!

Так или иначе, именно он распланировал всё от начала и до конца, руководил каждым нашим следующим шагом, не оставляя возможности отступить. Покровитель заставил меня прийти к Дорки, объяснил, как направить агрессию сего зверёныша в нужное русло. Дальше, ты сам был свидетелем и очевидцем событий. Копья, строевая подготовка безмозглой толпы, провизия, в то время как все, включая богачей, голодали, план атаки на Пещеру ремёсел, оборона прохода – абсолютно всё было сделано согласно распоряжениям и благодаря помощи Покровителя. Я так догадываюсь, что и вдохновляющие речи для Дорки тоже он подготовил.

И вот теперь, когда требуется просто сидеть и оттягивать на себя внимание стражей, наш «истинный вождь» решил взять инициативу в свои кривые, неуёмные руки! Рвётся, сука, в бой за свободу! Считает, что больше никто ему не указ. Нет, я худею, насколько быстро пёс забыл, кто его кормит! – голос Леха сорвался на хрип. От недавней наглости и высокомерия зажравшегося торговца не осталось ни следа. Нотки мольбы и отчаяния прорывались в жалобной речи гнома, стоявшего, по сути, у истоков межклассовой бойни: – И что теперича мне, оторванному на время блокады от Покровителя, прикажете делать? Сидеть и покорнейше наблюдать, как Дорки ведёт народ на убой?! Прятаться в глубокой норе, пока стражи вершат жестокое правосудие над бунтовщиками? Знать без тени сомнения, что мы безвозвратно теряем единственный шанс изменить жизнь простых гномов к лучшему, и не предпринимать по этому поводу решительно ничего?!

Ох… Дед, я ведь действительно не знаю, что делать. Мне, мне очень нужна твоя помощь.

Над садом надолго повисло молчание. Два гнома, пожилой и не очень, дошли до края пещеры, развернулись, также безмолвно зашагали обратно. Каждый пребывал в своих думах.

Зевая во весь рот, Ганин высунул голову из-за двери, ведущей во внутренний двор. Долго щурился, вглядываясь в темноту так называемой «ночи», пока наконец не разглядел силуэты неспешно шествующих взад-вперёд местных мудрил. Постоял так пару минут, прислушиваясь к шарканью и пыхтению тучного гнома, но, не услышав более ничего интересного, пожал плечами и отправился спать.

– Знаешь, Лех, не могу сказать, что твоя история так уж меня озадачила. Не так давно я сам начал подозревать подобного рода расклад, – прервал затянувшееся молчание Пастырь. – Признаюсь, меня больше удивила твоя роль во всей этой каше. Не думал, что именно ты стоял у истоков всех нынешних треволнений. Ты первый, а вовсе не Дорки со своими идеями, ввязался в страшные игры за власть.

– Если б я тогда знал, чем в итоге всё обернётся… – сейчас Лех и правда выглядел подавленным и виноватым. – Как оказалось, могущество Покровителя вовсе не безгранично. Почему он так долго не приходит к нам на подмогу?! Мы сделали всё как он велел! – голос торговца дрогнул: – Мне невыносимо даже рассматривать саму такую возможность, но… но что если замыслы Покровителя провалились? Что если его более нет в живых?! С начала блокады контакт ведь полностью прекратился… Да, он предупреждал, что так и произойдёт, но одно дело уведомление и совсем другое непосредственно происходящие перед твоим носом события. Которые, к тому же, самым прямым образом грозят твоей шкуре! И каковые невозможно ни контролировать, ни хотя бы предвидеть на один шаг вперёд. А вдруг всё напрасно?! Если Он мёртв, усилия наши тщетны, мы обречены на голодную смерть или казнь от рук стражей…

– Лех, прекрати! – строго выговорил пророк собеседнику. – Ты ведёшь сейчас себя как ребёнок. Напрасно оно или нет, надо было обдумать заранее, а не когда дороги назад больше нет! «Сомневайся всяк раз и не спеши говорить ничего или действовать, но коли выбор твой сделан, свершай труд свой решительно и впредь не думай над сим!»

Пристыженный торговец, казалось, сгорбился пуще прежнего:

– Прости, Пастырь… – толстяк уныло плёлся за стариком, низко опустив голову и шаркая так громко, словно был вдвое старше пророка. – Конечно, ты прав, я сам сделал выбор и теперь должен нести ответственность до конца. Каковой похоже вовсе не за горами…

– Да хватит уже! Ты пришёл ко мне затем, чтобы поплакаться?! Нет. Ты искал помощи, жаждал совета и оный есть у меня! – Пастырь важно погладил седую бородку, изрядно поредевшую в свете последних событий. – Завет мой будет простым, вполне ожидаемым и очевидным. Сложность в том, дабы воплотить его в жизнь.

Лех терпеливо ждал, пока мудрец выдержит паузу.

– Ты сам назвал мне проблему и имя ей Дорки. Отбрось сомнения насчёт своего покровителя: жив, мёртв, почему он бездействует – на то повлиять ты не властен. Но если надежда на удачный исход ещё есть, ты, нет, мы должны помешать недовождю броситься на рожон, губя себя и других. Остановить безумца любой ценой! Любой, я излагаюсь достаточно ясно?