Текст книги "Говорите правильно. Эстетика речи"

Автор книги: Ефрем Язовицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Можно.

– А как думает Русский язык?

– Думаю, что пуристы не правы. Без этих и многих других иностранных слов, воспринимаемых теперь как исконно русские, я не могу жить.

– Без каких это многих других иностранных слов ты не можешь жить?! – вскричали пуристы.

– Не могу жить без таких слов, как революция, социализм, коммунизм, марксизм, демонстрация, всех их не перечислишь.

– А без каких разговорно-просторечных слов не может обойтись наш чудесный литературный язык? – ехидно спросил маленький щуплый пурист.

– Без тех, которые прочно вошли в его состав и воспринимаются как вполне литературные.

– Какие же, собственно говоря?

– Вглядись внимательно, некоторые из них стоят перед тобою.

– Я близорук и плохо вижу.

– Тогда я тебе помогу: брат, друг, отец, дед, земляк, шумиха, времянка, проворонить, шатун, бегун, походя, хлебать, непогодь, вплавь, впопыхах, впрямь, всухомятку, второпях.

– А что скажет по этому поводу Стилистика?

– Скажу примерно то же самое, но добавлю кое-что о словах иностранных. Русский язык настолько богат и так своеобразен, что любое иноязычное слово, попавшее в его состав, подчиняет своему влиянию, а иногда так перерабатывает, оснащая его своими приставками, окончаниями и суффиксами, что даже опытный лингвист не в состоянии отличить его от исконно-русского. Эта переработка, говорит поэт Сельвинский, делает иноязычное слово «до такой степени отечественным, что теперь бывает трудно поверить в его инородное происхождение. Например, немецкое слово бэр (медведь) и лох (дыра) образовали такое, казалось бы, кондовое[7]7
  Кондовый – старинный, исконный.


[Закрыть] русское слово, как берлога. Этим еще больше подчеркивается мощь русского языка».

– Зря, Стилистика, стараешься! Всем известно, что Белинский и Ленин тоже боролись за чистоту русского языка и выступали против засорения его иностранными словами.

– Белинский и Ленин боролись против ненужного и неоправданного употребления иностранных слов, а вы хотите, подражая Шишкову, вместо калоши говорить «мокроступы», вместо аллея – «проход», вместо кий – «шаропих», вместо эгоист – «себятник», вместо акварель – «водяная краска», вместо корректор – «правщик», вместо маршрут – «путевик». И вообще, как я понимаю, вам не терпится изгнать из русского языка все, что помогает ему расти и крепнуть.

– Да, да, все, все, все!!!

– Бей пуристов! – закричал Илья Муромец и, размахивая булавой, ринулся вперед. За ним ринулись все остальные, и бог знает, чем бы все это кончилось, если бы не оркестр, заигравший польку.

– Ну и ну! – сказал Иван Яковлевич, вытирая вспотевший лоб, – попали мы с вами в переделку.

– Уйдем отсюда, – предложил я.

– Нет, Грамматика, так не годится, уж если мы сюда пришли, то останемся до победного конца. Не в моих правилах отступать. Вот только бы воды напиться.

– Сию минуточку, Иван Яковлевич, – сказали мы и помчались в буфет. Когда мы вернулись в зал, полька была в полном разгаре, но Ивана Яковлевича на месте не было. Не было и его ретивых охранителей – Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Удивленные и растерянные, стояли мы на возвышении у пустого кресла с бутылкой лимонада и стаканами в руках, не зная, что предпринять, как вдруг к нам подбежала взволнованная, раскрасневшаяся Запятая и сообщила, что Стилистику похитили Междометия и пытают на винтовой лестнице за сценой. Мы побежали туда и увидели картину, которая до сих пор забавляет меня. Наш любимый учитель сидел на верхней ступеньке лестницы, отбиваясь ногами и руками от наседавших на него Междометий и кричал:

– Брысь, брысь! Кыш, кыш! Ай-ай! Ох-ох!! Караул!!!

А Междометия дружно наседали на него, соревнуясь в буйном воспроизведении таких своих звучаний, как браво! бис! гох-гох! гип-гип, ура!

Видя такое издевательство, мы не выдержали и бросились спасать Стилистику. Не прошло и двух минут, как все Междометия, начиная от ах-трах и кончая гип-гип, ура!, валялись у подножия винтовой лестницы и издавали звуки, из которых самыми выразительными были: ай-ай, ой-ой и ы-ы-ы!!!

Увидя, что мы наделали, Иван Яковлевич, к великому нашему удивлению, выругал нас и, спустившись вниз, стал извиняться перед Междометиями, обещая ответить на все их вопросы. Междометия не заставили себя упрашивать. Они вскочили на ноги, привели в порядок свои растрепанные волосы и поставили один общий вопрос:

– Почему нас не ценят, не любят и не уважают?

И тут Иван Яковлевич произнес вдохновенную речь о роли междометий в русском языке, содержание которой сводилось примерно к следующему:

– Друзья! Не любят и не ценят вас люди, далекие от понимания истинно прекрасного в языке. Междометия представляют собой живой и богатый пласт речевых знаков, которые служат для непосредственного эмоционального выражения самых тонких и глубоких переживаний и ощущений. Междометие а!, например, выражает восторг, страх, боль, иронию, насмешку; междометие ага – удивление, угрозу, злорадство; междометие ура! служит массовым выражением радости, восторга, приветствия, человеческой солидарности. Есть междометия призыва: эй, ау, алло, караул; междометия внимания, настороженности: чу, слышь; междометия команды: майна, вира, полундра; междометия воздействия на животных, междометия отгона зверей и многие другие.

Свою речь Иван Яковлевич закончил призывом к Междометиям не унывать и верить в свое высокое стилистическое призвание.

Междометия несколько раз прокричали ура!, спели песню фу-ты ну-ты тра-та-та и, подхватив вдохновенного оратора, отнесли его в актовый зал. Там в это время заканчивался очередной танец, после которого нас плотным кольцом окружили герои литературных произведений и стали задавать вопросы, от которых у меня волосы на голове встали дыбом.

– Скажи, Стилистика, – спросил, размахивая тростью, Евгений Онегин, – почему эти недоросли – тут он указал на нас, – когда им приходится говорить или писать обо мне, часто делают ошибки, в которых трудно разобраться даже образованному человеку.

– Например?

– Например, один великовозрастный юнец, выступая недавно на литературном вечере, сказал: «Пообедав и приняв туалет, Онегин помчался на бал». Что значит «приняв туалет», почему туалет? Принять можно ванну, душ, капли датского короля, в конце концов, но не туалет.

– Веретенников,– неожиданно обратился Иван Яковлевич к Леше, – вы сделали эту ошибку?

– Что вы, Иван Яковлевич? Да разве я?..

– Да, да, вы, не возражайте, – тут он хитро подмигнул Леше.

– Извольте объяснить Евгению Онегину, в чем состоит ваша ошибка.

– Моя ошибка состоит в том, – покорно сказал Леша, – что я заменил одно слово в известном фразеологическом обороте совершить туалет и таким образом сказал чушь.

– Действительно, чушь! – воскликнул Евгений Онегин.

– То же самое вы сделали, – сказала Татьяна Ларина, – когда заявили, что «Пушкин в своем романе уделяет большое значение Татьяне». Как вам не стыдно, молодой человек, неужели вы не знаете, что уделять можно только внимание, а не значение?

– Знаю, но тем не менее...

– Тем не менее, тем не менее, – перебил его Евгений Онегин, – а что вы сказали о моих родителях?

– О ваших родителях я, простите, ничего не говорил.

– Не говорили? Да как вы смеете отрицать, когда я собственными ушами слышал.

– Что же я сказал о ваших родителях? – сдался Алексей.

– Вы сказали: «Родители Онегина провели всю жизнь в праздности и в светских развлечениях, наделавших много долгов». По-вашему, выходит, что долги делал не мой отец, а развлечения, которыми он увлекался. Если бы это было так, то Пушкин никогда не написал бы

 
Долгами жил его отец
И промотался наконец.
 

– Простите, – сказал Леша, – я, действительно, сделал грубую смысловую ошибку. Но позвольте вас спросить,

неужели вам нравится, что ваш родной отец жил долгами и в конце концов промотался?

– Нет, это мне не нравится, молодой человек, нравится мне другое, то, что, сделав ошибку, вы не только признаете ее, но и умеете исправлять.

– Служу Стилистике, – отчеканил Леша Веретенников, задирая нос выше головы.

 
Как посравнить да посмотреть
Век нынешний и век минувший:
Свежо предание, а верится с трудом...
 

продекламировал вдруг Чацкий, выступая вперед.

– Вы хотите задать вопрос?– спросил его Иван Яковлевич.

– Да, хочу.

– Чудесно. А чем объяснить ваше неожиданное стихотворное вступление?

– Тем, что в наше время умели выражать свои мысли более правильно, чем теперь. Софья Павловна может это подтвердить.

– Подтверждаю, – сказала Софья, становясь рядом с Чацким.

– Какой же вопрос вы хотели задать, Александр Андреевич?

– Я хочу спросить, можно ли сказать, как это сделал один молодой человек, окончивший школу с золотой медалью: «Прямо с вокзала Чацкий поехал в дом Фамусовых».

– Нет, так сказать нельзя.

– В чем же ошибка?

– В смешении стилей. Во времена Фамусовых не было железных дорог, а следовательно, и вокзалов. Вы могли приехать с пристани, со станции, из дома – откуда угодно, только не с вокзала.

– Значит, и про меня тоже нельзя сказать, – заметила Софья, – как это было сказано вчера на вечере молодых текстильщиц?

– Интересно, – громыхнул Скалозуб, – что думают о вас эти самые текстильницы?

– Во-первых, не текстильницы, а текстильщицы, а во-вторых, не вашего это ума дело!.. Так вот одна весьма милая текстильщица сказала: «Из-за того, что Софья нарочно выдумала сплетню, Чацкий расстался с нею». Правильно ли это?

– Неправильно. В языке не принято выражение «выдумала сплетню», говорят пустила, распространила сплетню.

– Я никогда никакими сплетнями не занималась, – вспыхнула Софья. – Между мной и теми, кто это делает...

– Дистанция огромного размера! – выпалил Скалозуб и, подхватив графиню Хрюмину, хотел было пуститься с нею в пляс, но тут раздался жалобный стон. Все оглянулись и увидели Обломова, который лежал в кресле, обмахиваясь веером, похожим на опахало.

– Как спали, Илья Ильич? – спросил у него Фамусов.

– Какой тут сон, когда обо мне сочиняют всякие небылицы.

– Про вас небылицы? Не может быть, – сказал Репетилов. – Да эти лоботрясы обожают вас, – кивнул он в нашу сторону.

– Прошли те времена, дорогой учитель. Теперь больше меня презирают, чем обожают. Намедни проснулся я среди бела дня и слышу: «Обломов всю жизнь проявлял ленивость». Каково? Ленивость! Вместо прекрасного русского слова леность!

– Почему не лень? – спросил Виктор Козаков.

– Потому, молодой человек, что лень – это отвратительнейший неологизм, лишенный всякого поэтического очарования.

– А еще что про вас сочиняют, Илья Ильич? – спросил Молчалин.

– Сочиняют, будто «Штольц хотел пробудить в Обломове сон». Господи, сон! Да зачем его во мне пробуждать, ежели он от рожденья составляет истинную сущность моего бытия. А что до Штольца, то этот нехристь пытался не пробудить, а побороть во мне блаженное состояние, именуемое сном, что ему, конечно, не удалось. – С этими словами Обломов откинулся на спинку кресла и все услышали храпение, громоподобные звуки которого не могли заглушить даже фанфары, возвестившие начало карнавального полонеза.

В полонезе особенно отличились Сложноподчиненные предложения. Они танцевали так изящно, с таким самозабвением, что богиня танца Терпсихора, разъезжавшая по залу в воздушном фаэтоне, присудила им первую премию.

– Держись, Стилистика! – сказал Илья Муромец, указывая на возвращавшихся героев литературных произведений. На этот раз они шли стройной колонной, предводительствуемой Суворовым.

– Слушаю вас, генералиссимус, – сказал Иван Яковлевич, вставая.

– Бог мой, Стилистика, что творится на белом свете? Я участвовал во множестве сражений, проделал не одну баталию, одержал тысячи побед, но твои подопечные свели все на нет.

– Каким образом, ваша светлость?

– Они совершили величайшую ошибку из всех, какую знает история русского языка.

– Кто это они? – осмелился задать вопрос Леша Веретенников.

– Да хотя бы он, – ткнул в моем направлении шпагой Суворов.

– И как же это у него получилось?

– А вот как. На публичном экзамене в присутствии учителей и высокопоставленных лиц из Министерства просвещения сей юнец осмелился заявить, что я «Суворов-Рымникский одержал под Измаилом блистательное... поражение». Да, да, так и сказал: «одержал поражение» вместо победу.

– Что прикажете с ним делать, ваше сиятельство?

– Четвертовать.

– Четвертовать, четвертовать!! – закричали герои и двинулись было в мою сторону. Но их остановил Иван Яковлевич, пообещав расправиться со мной после карнавала.

Не успел Суворов вложить в ножны свою покрытую неувядаемой славой шпагу, как из строя выскочил Денис Давыдов.

– Ты что же это, Стилистика, увиливаешь от прямого ответа? Скажи нам, какую ошибку совершил этот безусый юнец.

– Этот безусый юнец совершил типичную стилистическую ошибку, о которой здесь уже упоминалось. Он заменил слово победа в известном фразеологическом обороте одержать победу словом поражение.

– И потерпел величайшее поражение! – воскликнул Давыдов. – Кстати, ваше сиятельство, – обратился он к Суворову, – мне привелось быть свидетелем еще одного «блистательного стилистического поражения».

– Скажи, сделай милость.

– Один ученик на уроке истории, заканчивая рассказ о ваших героических подвигах, сказал: «На престоле в то время стояла Екатерина II».

– Ах, шельмец! Так и сказал: «стояла на престоле»?

– Поверьте мне, ваше сиятельство!

– Верю, верю. Я вишу, братец, ты тоже хочешь задать вопрос Стилистике. Задавай, я тебе разрешаю.

– Прямого вопроса у меня нет. Я только хочу напомнить Стилистике, что пришло время основательно заняться школьными юнцами, требуя, чтобы они не употребляли современных слов там, где это стилистически неуместно, и не говорили бы, например, такое: «Под руководством Святослава дружины ринулись в бой и закрыли половцам дорогу на территорию русской земли».

Денис Давыдов хотел сказать еще что-то, но тут оркестр заиграл лезгинку и храбрый партизан с криком асса! пошел по кругу, поражая всех бешеным темпераментом и мастерством исполнения. Кавказцам, присутствовавшим на карнавале, до того понравилась Давыдовская лезгинка, что они потребовали ее повторения и когда тот снова пошел но кругу, присоединились к нему, образовав ансамбль, доставивший всем огромное удовольствие.

– А не пора ли нам уходить отсюда, – сказал после лезгинки Иван Яковлевич.

– Э, нет, Стилистика, – спародировал я его собственные слова, – не в наших правилах отступать, уж если мы сюда пришли, то останемся до победного конца.

– Ну, что ж, Грамматика, – рассмеялся Иван Яковлевич, – на сей раз ваша взяла. До конца, так до конца!

Тут мы увидели Тараса Бульбу, тянувшего на буксире Собакевича, Плюшкина, Коробочку и других гоголевских героев, за ними плелись Скотинин, Простакова и Митрофанушка.

– Ну, будет потеха, – сказал Добрыня Никитич, – эти вас совсем доконают.

И, действительно, атака неожиданно началась со стороны Плюшкина.

– Хочешь огарочек, Стилистика? – спросил он, потряхивая мешком.

– Хочу.

– Тогда скажи, как понимать такие выражения: «Плюшкин – большой скупердяй, жадный до болезни»; «У Плюшкина на столе целая куча барахла»; «Плюшкин живет на хозрасчете»; «Плюшкин – прорех на человечестве», а?

– Понимать эти выражения надо, конечно, в том смысле, что ты необычайно скуп и прижимист, что люди, подобные тебе, представляют собой настоящую прореху на теле человечества.

– Не дам, не дам тебе огарочка, Стилистика. Ты не о моей скупости говори, а о тех, кто о ней так выражается.

– Могу сказать и о них. Это люди в основном малокультурные, не желающие изучать родной язык. Чтобы убедиться в этом, достаточно разобрать первое из выражений: «Плюшкин – большой скупердяй, жадный до болезни». В начале его употреблено грубое просторечное слово скупердяй, недопустимое в литературной речи, в конце– двусмысленное сочетание: «жадный до болезни», из которого следует, что ты жаден не к деньгам, а к болезни.

– Упаси бог, болезни мне не надобно, а вот денежек – сколько угодно. Я тебе огарочек – а ты мне денежку. Ты мне денежку – а я тебе огарочек, хорошо, Стилистика?

– Гнать его в три шеи! – замахнулся на Плюшкина Тарас Бульба. – Твоя очередь, Собакевич!

Собакевич сделал несколько шагов вперед, тупо посмотрел на окружающих и вдруг захохотал: ха-ха-ха-ха– ха-ха-ха!!! «У Собакевича было много медвежьего».

– Чего медвежьего? – спросил Виктор Козаков.

– Это уж тебе лучше знать, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Вот выразился, стервец, и где, в классе, перед портретом Гоголя.

– Ну, это вы того, привираете, и к тому же слово стервец – это чистейший вульгаризм,

– Можно мне кое-что сказать? – ноющим голосом спросил Манилов.

– Говорите,

– Я не уважаю Собакевича, но, как человек честный и притом интеллигентный, должен выступить в его защиту. В самом деле, в устах советских гимназистов этот знаменитый персонаж превращается в немыслимое пугало. Посудите: «Собакевич – толстый кулак, быстрее похож на медведя, чем на человека». И еще: «Угощая Чичикова, Собакевич одним махом проглотил двухпудового осетра». Надо же такое придумать: проглотил одним махом!

– И я могу добавить к словам Манилова крошечку, – сказала вдруг Коробочка, поправляя лисий воротник, хомутом сидевший на ее толстой шее. – Одна барышня сказала намедни доклад о «Мертвых душах» и остановилась на Собакевиче.

– Кто может на мне останавливаться? – проревел Собакевич.

– Не волнуйтесь, душенька. Эта особа остановилась на вас не прямо, а косвенно. Так вот, она сказала: «Собакевичи были не только в помещичьей, но и в чиновничьей и в ученой среде и везде они возглавляли свои качества». Вдумайтесь только: возглавляли качества. Каково?

– Это еще что, – сказал Скотинин, – один недоросль про меня ляпнул такое, что у госпожи Простаковой обморок сделался.

– Обморок, ей богу, обморок, – закатив глаза, простонала Простакова.

– Так что же он ляпнул, этот недоросль? – спросил Виктор Козаков.

– «Словарь Скотинина прямо пестрит простонаречиями». Надо же, вместо просторечием – «простонаречиями»!..

– И про меня сбрехнул один хлопец, так сбрехнул, что по сию пору руки чешутся, – сказал Тарас Бульба.

– А что, позвольте спросить, он про вас сбрехнул?– зарделся Манилов.

– Сбрехнул он вот что: «Польская атака схватила .Тараса Бульбу, и он вышел из памяти»,

– Так-таки взял и вышел?

– Взял и вышел.

– Красота! Вместо конница – атака, а вместо потерял сознание – вышел из памяти. С таким языком до Киева не дойдешь.

– Не дойдешь, ей богу, не дойдешь! Я своего Остапа и Андрия за такую речь «посполитую» не один раз в Запорожской сечи... – Но Тарас Бульба не успел досказать, что он делал со своими сыновьями за такую речь... так как в этот момент из-за угла вылетела чапаевская тачанка, в которой во весь рост стояли легендарный комдив, Павел Корчагин, Жухрай и еще несколько героев советской литературы.

– Чем занимаешься, Стилистика? – спросил Чапаев, останавливая коня.

– Разбираю ошибки.

– Ошибки исправлять надо.

– А я попутно, Василий Иванович!

– Добро! Тут к тебе Павел Корчагин обратиться хочет.

– Слушаю.

– Говори, Павлуша!

– Был я на днях в одной московской школе, сидел на уроках советской литературы и собрал целый букет любопытных высказываний.

– Прочти.

– Всех читать не буду, а вот, например: «Павел Корчагин является ярым зачинщиком социалистического соревнования»; «Стальное поведение Павла оказало железное воздействие на комсомол»; «Жухрай раскрыл ему глаза на жизнь, и он стал смотреть на нее глазами, у которых появилась жгучая ненависть к врагу»; «Павел сильно преболел. В дальнейшем ему грозила слепота и вообще недвижимость». Это про меня, а вот про моего любимого поэта: «Маяковский дорог нашему человечеству за лирическую критику»; «Он призывает поэтов бороться со всякими нечистотами»; «Его произведения переведены на языки национальных народов». Теперь про Василия Ивановича: «Чапаев породил Фурманова, но тот не растерялся и в свою очередь породил его самого»; «Чапаев легендарный герой, не прораставший еще ни в одном человеке, у него была привычка рубать белых и петь запоем любимые песни»; «Чапаева можно сравнить с Данко, который разорвал свою грудь, вытащил из нее горящее сердце и отдал его народу».

– Брось, Павлуша, – сказал Чапаев. – Давай лучше прокатим Стилистику!

– Прокатим, Василий Иванович!

Не успели мы оглянуться, как Иван Яковлевич очутился среди героев советской литературы и под ликующие звуки листовской тачанки укатил вместе с ними в неизвестном направлении.

Из своей неожиданной поездки по карнавалу Иван Яковлевич вернулся радостный и оживленных!. Поблагодарив Чапаева и Павла Корчагина, он уселся на свое место и обратился к нам с неожиданной речью:

– Никогда не думал, что школьный карнавал, да еще посвященный такой, казалось бы, сложной и трудной теме, как стилистика русского языка, может быть столь увлекательным и интересным. Знаете, кого я сейчас встретил?

– Кого?

– Козьму Пруткова.

– Не может быть!

– Представьте себе. Настоящего Козьму Пруткова, живого, с бородавкой и со всеми другими отличительными особенностями.

– И что же он вам сказал?

– Одну единственную фразу.

– Какую?

– Смотри в корень.

– Что же в ней особенного?

– Как? Неужели, общаясь со мною, вы до сих пор не усвоили, что, постигая русский язык, его фонетику, морфологию, синтаксис, его стилистику, мы должны, обязаны смотреть именно в корень, и прежде всего в корень слова, имеющий чудодейственное свойство, позволяющее мыслить в обозначаемом им предмете какое-нибудь материальное свойство (стекл-о, стекл-янный, стеколь-щик, за-стекл-ить). Корень стекл-, если ему придать соответствующее окончание, суффикс или приставку, образует слово, которое служит выражением определенного понятия о предмете. Окончание -о означает предмет, существующий в действительности (стекл-о), -янный – качество, присущее этому предмету (стекл-янный), суффикс -щик – действующее лицо (стеколь-щик), приставка о- и суффикс -ить – определенное действие (о-стекл-ить), Образованное таким образом слово путем падежного изменения может выражать типичные формы сочетания одних понятий с другими: прекрасное стекл-о, много стекл-а, не ходи по стекл-у и т. д. Смотреть в корень – значит понимать слово, любить слово и помнить, что учение о слове всегда было учением о понятии, а учение о предложении, которое состоит из слов, – учением о суждении...

– Смотри в корень, Стилистика, не то прозеваешь кое-что! – раздался вдруг громкий насмешливый голос. Мы оглянулись и увидели Козьму Пруткова об руку с какой-то дамой, которая показалась нам очень странной. На ней было широкое платье из чешуйчатой золотистой материи, пестрый цыганский платок и высокие кавалерийские сапоги со шпорами. В правой руке она держала старинный пистолет, похожий на современную ракетницу.

– Знакомьтесь, – сказал Козьма Прутков, – моя дражайшая супруга, Викторина Александровна Всезнайкина.

– Качать Всезнайкину! – крикнул Виктор Козаков и хотел было спрыгнуть вниз, но Козьма Прутков остановил его величественным жестом.

– Качать не надо, она сейчас сама раскачается.

И в самом деле Викторина Александровна стала вдруг раскачиваться из стороны в сторону, как маятник. Это раскачивание постепенно перешло в венгерский танец, в самый разгар которого раздался выстрел и в нас полетели разноцветные бумажки с вопросами. Вопросов было много, но запомнились лишь самые интересные.

Исправь ошибку

1) Войскам Колчака трудно было противопоставлять натиску красных. 2) Учитель физкультуры познакомил нас с новым комплектом упражнений. 3) Собираясь в поход, мы предупредительно захватили с собой термос, консервы и сухое молоко. 4) Корчагин был закоренелым революционером. 5) Больше всего в метро детям понравился быстро движущийся экскаватор. 6) В рассказе образно н эмоционально говорилось о том, как личная собственность портит человека. 7) В столовой нас накормили вкусным и сытым обедом. 8) Салтыков-Щедрин зло высмеивал и уличал царских чиновников. 9) Туристы остановились на краю рыбацкого поселка у моря, в котором они прожили пять дней. 10) Дед умер, когда ему было 8 лет. 11) Удильщики поймали два десятка пескарей, в том числе одного окуня.

Скажи точнее

1) Олег не знал, куда девать излишек энергии. 2) Настроение у шахматистов было повышенное. 3) Несколько дней заболевшего учителя заменял директор школы. 4) Часа два посаженный в клетку волк метался и рычал, затем успокоился. 5) За два года Владимир хорошо усвоил новую профессию. 6) Между собеседниками завязался живой разговор. 7) Человек поднял веский булыжник и пустил его в догонку злой овчарке. 8) Полезные замечания опытного садовода помогли нам вырастить прекрасные цветы. 9) Одним точным выстрелом охотник подстрелил высоко летящую утку. 10) Изможденные тяжелой дорогой, мы с удовольствием уселись на берегу прохладного ручья. 11) У старика было немало наград за долговременную безупречную службу. 12) Солдат был ранен пулей насквозь.

Определи стиль высказывания

1) На дворе такая теплынь, что из дому носа не высунешь. 2) Автор книги глубоко анализирует изучаемую проблему. 3) Нарушение правил уличного движения наказуется штрафом. 4) Болтаться без дела, когда другие вокруг тебя работают, стыдно. 5) Делегация изложила свою точку зрения по этому вопросу. 6) Слава защитников Севастополя не померкнет в веках. 7) И тихая луна, как лебедь величавый, плывет в сребристых облаках. 9) Густой туман, как пелена с посеребренною каймою, клубится над Днепром-рекой. 10) Пройдет – словно солнце осветит! Посмотрит – рублем подарит. 11) Вынырнул подосланный бесенок, замяукал он, как голодный котенок. 12) Честен он (бюрократ), как честен вол. В место собственное вросся и не видит ничего кроме собственного носа.

Вопросы и ответы вызвали большое оживление. Викторина Александровна особенно много смеялась, когда на простой вопрос давался сложный и путаный ответ. Взрывами смеха сопровождались замечания Козьмы Пруткова, который делал их всегда невпопад, но с большим апломбом. Увлечение и ажиотаж были столь велики, что участники игры пропустили два танца и очнулись только тогда, когда прозвучал сигнал к заключительному параду и апофеозу карнавала.